Странник

Виктор Тюрин

Странник

Ты – монета, кружащаяся в воздухе, пока судьба затаила дыхание.

Вычитанная где-то фраза

Делай что должен, свершится чему суждено.

Марк Аврелий

Пролог

– Тревога! Жесткое излучение! Прорван контур биологической защиты! – Бесстрастный голос автомата-информатора прозвучал негромко, но в безмятежной тишине штурманской рубки он прогремел словно рев боевой сирены. Наступившая следом тишина казалась настолько ненадежной и хрупкой, что, раздайся хоть малейший звук, она разлетится на тысячи маленьких звонких осколков. В момент наивысшего напряжения, когда нервы натянуты до предела, «тревожные» экраны, отвечающие за защиту корабля, неожиданно дали отбой, сменив ярко-красный цвет на зеленый. Капитан корабля, все это время не спускавший глаз с голографического проектора, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, пытаясь успокоиться. Но если дыхание восстановилось быстро, то мысли и чувства после такой встряски никак не хотели приходить в норму. Однако на предписанную в подобных случаях психодинамическую гимнастику капитан не хотел тратить время. Ему нужно было знать прямо сейчас, какой урон нанесло пронзившее его корабль жесткое излучение. И даже не столько самому звездолету, сколько его наиболее ценному грузу – пассажирам. Чем больше он вчитывался в информацию, представленную ему искусственным интеллектом, тем спокойнее становилось на душе. Наконец капитан облегченно выдохнул воздух и уже собрался отвести взгляд, как его глаза, и так занимавшие почти четверть широкого и плоского безносого лица, стали резко увеличиваться в размере. Не веря своим глазам, он снова пробежал взглядом по той же строчке. Данные показывали то, чего не могло быть. Излучение не прошило звездолет насквозь, не рассосалось под воздействием защитных полей, а осталось на корабле в виде самостоятельного источника излучения. Такое наглое поведение пучка энергии капитан видел впервые, а ведь еще недавно ветерану космоса казалось, что удивить его уже ничем нельзя.

«Этого не может быть, потому что просто не может быть». Не понимая, что происходит, он развернулся к своему старшему помощнику, сидевшему чуть поодаль, за терминалом вахтенного офицера, и резко ткнул длинным гибким пальцем шестипалой руки в сторону проектора:

– Это что такое? Фруст, этот пучок…

– Командир, отдай приказ мозгу, пусть покажет уровень жилых кают. Аномалия, если не ошибаюсь, где-то в районе второй палубы.

Слова, больше похожие на указание, неприятно удивили капитана. Казалось, только он один не понимал, что происходит.

– Старший помощник, вы что, забыли корабельный устав? Личная жизнь пассажиров… Да что я вам объясняю прописные истины! Я не собираюсь по одному вашему…

– Командир, погоди. Если я не ошибаюсь, это… Странник.

Секунда ушла у капитана на раздумье, после чего последовала четкая команда:

– Мозг, установка три, один, один. Вторая палуба. Уровень жилых кают. Поиск. Излучение или одна из его форм.

– Установка принята, капитан. Даю картинку.

Полумрак каюты не только не скрывал, а скорее подчеркивал, делал центральной фигуру пассажира, облитую, словно тонкой пленкой, мерцающим силовым полем серебристого цвета. Тело и голову существа скрывал бесформенный балахон с подобием капюшона, оставалась открытой только небольшая щель в нижней части головы. Всмотревшись в фигуру, капитан внезапно ощутил почти забытое чувство страха. Не такого, который бывает перед явной опасностью, а непонятного, темного, прячущегося в закоулках души, а потом неожиданно выскакивающего и жалящего в тот момент, когда ты этого совсем не ждешь. С трудом оторвавшись от отталкивающей и одновременно притягивающей его взгляд фигуры, капитан повернулся и встретился взглядом со своим помощником. Тот не только прочитал безмолвный вопрос в глазах капитана, но и ответил на него:

– Он.

Их неестественное поведение мог понять только тот, кто принимал участие в последней галактической войне, развязанной ненавистной расой, представитель которой сейчас замер в тисках силового поля. Пусть война осталась в далеком прошлом, пусть сами они не сражались, принадлежа уже к послевоенному поколению, но ненависть к свирепому врагу передалась им вместе с молоком их матерей. Они понимали, что незваный гость сейчас ничего не видит и не чувствует, скованный полем Странника, но даже в этом состоянии он вызывал у них страх. Чтобы разорвать эту зависимость, капитан скомандовал:

– Мозг, установка три, один, один отменяется.

– Приказ принят, капитан. Установку отменяю.

Изображение в центре голографического проектора тут же сменилось текущей информацией.

– Уф-ф! – с облегчением выдохнул Фруст. – Смотреть и то… А энергетика какая… Зверем так и несет.

Капитан некоторое время молчал, прислушиваясь к ощущениям внутри себя, потом задумчиво протянул:

– Да-а… Кошмар… наяву. – Помолчав, добавил: – Вопрос закрыт. Раз все разъяснилось, занесем происшествие в бортовой журнал…

В следующий миг дверь штурманской рубки бесшумно ушла в сторону, пропустив легкую и стремительную фигуру стажера-подштурмана. Не успел он переступить порог, как тут же разразился тирадой:

– Тестирую я систему противопожарной безопасности на грузовой палубе, как вдруг – бац! – тревожное сообщение! Сфокусированный энергетический пучок! Да, думаю, круто! Из чего же он состоит, сразу подумал я, если сумел прошить нашу защиту так, как боевой блистер органику? И сразу сюда! Что тут? Проанализировали?! Что сказал мозг?!

Помощник, заметив, как начало морщиться лицо командира, свято соблюдающего устав космофлота и требующего этого от других, поспешил разрядить ситуацию:

– Аномальное сфокусированное поле. Дать картинку.

Юный подштурман впился глазами в экран.

– Вот это да! Неужели… Странник?! Пусть черный туман галактики пожрет мою душу, если это не он! Невероятно!! Вот это называется повезло!! – Эмоции просто переполняли его. – Он взял его? Или еще нет?!

Он не успел повернуться с вопросом к капитану, поскольку тут же последовал разнос:

– Стажер, где ваше самообладание?! Вы почти офицер космофлота! Умерьте свои эмоции и ведите себя в рамках устава!

Стажер вытянулся в струнку, опустив руки по швам, но молодость и любопытство, рвущиеся наружу, все же пересилили:

– И что теперь с ним будет?

Вопрос стажера напомнил капитану об его обязанностях.

– Мозг. Занеси данные о происшествии в бортовой журнал. Секретность второй степени. И запечатай жилой отсек. Номер каюты… сорок два.

– Говорят, что тело может храниться в такой оболочке вечно. Не изменяясь и не старея. Это так?

Юнец понимал, что навлекает на себя неприятности, но эмоции, бурлившие в нем, и сознание, что он находится в эпицентре такого необычайного события, опять взяли вверх над благоразумием. Помощник, предвидя, что назревает скандал, снова вмешался.

– Скорее всего правда, – произнес Фруст. – Но больше всего меня радует, что это произошло с чудовищем с Даная. Может, одним убийцей станет меньше. Ведь если у него не сложится с той…

– Это данаец?! Вау! Никогда не видел их вживую!

– Умерь свои восторги, юнец! Это тебе не молодежная дискотека, а штурманская рубка! – прорвало обычно флегматичного Фруста.

Стажер растерянно замолк, сообразив, что переступил границу правил поведения. Он отодвинулся от экрана и промямлил:

– Виноват. Извините за недостойное поведение.

– Ну и ладно, – проворчал помощник, которому явно не хотелось доводить дело до скандала.

Наступившее молчание неожиданно прервал сам капитан:

– Интересно, а что данаец делает на моем корабле? Мозг, список пассажиров. Так… Следует в Триплет. Неужели… Мозг, увеличить изображение данайца. Еще. Вот это и требовалось доказать.

Последние слова были произнесены с явным удовлетворением.

– Пояс, – неуверенно произнес Фруст.

– Пояс, – подтвердил капитан. – Мы не сразу его заметили из-за мерцания поля. Он из ордена, или клана, Когана.

– Коган? – благоговейно переспросил стажер. – Так он из тех? Охотников за головами?

Такая почтительность явно не понравилась помощнику капитана. Мохнатые брови, занимавшие треть лба, сдвинулись к переносице. Да и капитан с удивлением покосился на своего юного подчиненного.

– Ведь это же знак их клана? Эта серебряная полоска? – Тот, не обращая ни на кого внимания, завороженно смотрел на монитор. – Вот он какой, этот Коган.

– Какой это «такой»? – зловеще осведомился старший помощник. – Галактическую историю не учил? Или, может, вам дают новый взгляд на историю последней войны, как это сейчас модно? Некоторые умники даже дошли до того, что нагло утверждают: дескать, это мы их спровоцировали на нападение! Капитан, ты слышал подобную ересь?! Ты, курсант, тоже так думаешь?! А?! Я тебя, сосунок, спрашиваю!!

Могучая фигура Фруста со сжатыми кулаками нависла над съежившимся юнцом. Из горла шел грозный рык:

– Четверть моего народа погибла в бойне, которую историки почему-то называют войной!! Половина городов моей планеты лежала в обломках, когда объединенные силы Лиги наконец сумели выбросить этих извергов с нашей планеты!! Я родился за восемь лет до окончания войны и хорошо помню, с каким трудом отстраивался мой мир! А ты распускаешь восторженные слюни при виде этого хладнокровного убийцы! Ты должен его ненавидеть! Ненавидеть, только узнав о том, что он из данайцев, этой проклятой всеми разумными существами расы!! А клан Когана… У-у-у!! Демоны бездны пусть пожрут их души!!

Стажер съежился, втянул голову в плечи. Казалось, что вот-вот… Но в следующую секунду глаза помощника потухли, кулаки разжались. Ни на кого не глядя, он медленно повернулся, пересек рубку и исчез за дверью. Тишина после взрыва чувств и оглушающего рева была почти осязаема. Капитан, проводив взглядом широкую спину старшего помощника, слегка качнул головой. Осуждающе. Потом подумал: «Сам я тоже хорош! Он же мальчишка, что ни говори. Ветер в голове, а мы…»

– Ты извини его, стажер. Это его… как это правильно выразиться… больное место. Всем тогда досталось. Многим мирам не меньше, чем им, досталось, но уж такая особенность их расы – не могут жить спокойно, пока не отомстят. Глаз за глаз, зуб за зуб. В свое время Лига Миров не дала уничтожить Данай, как ни настаивали на этом несколько миров, в том числе и мир Фруста. Ты мне лучше вот что скажи. Что заставляет тебя смотреть на них восторженно, словно они… как бы это выразиться… существа… подобные нам?

Подштурман, успев за это время взять себя в руки, больше не выглядел бледной копией самого себя. Помявшись, но чувствуя себя уже уверенней, он сказал:

– Капитан, вы разве не слышали об их сверхспособностях?

– Это не способности, это то, чем хищный зверь добывает себе пищу, – клыки и когти. Я только одного не понимаю: зачем им разум?! Ведь они по своей сути дикие звери! – последняя фраза неожиданно отозвалась в глубине его души эхом страха. Взгляд опять невольно притянуло изображение данайца.

«Действительно зверь. Это мне нужно оружие и защита, а ему… сама природа дала все. Но как она могла создать расу идеальных убийц? Ведь во всем есть смысл, но где он здесь? Где?!»

Глава 1

Не открывая глаз, все еще плавая между сном и явью, я произнес хриплым со сна голосом:

– Время.

После чего открыл глаза. На объемно-пространственном мониторе у меня над головой высветилась надпись: «Привет, Дэвид. Как спалось?» – и время: «07:55:11».

– Привет, – поздоровался я со своим электронным управляющим. – Опять я у тебя выиграл.

Всякий раз, просыпаясь прежде, чем прозвучит музыкальный сигнал, я испытывал чувство внутреннего удовлетворения. Легкое, почти неощутимое, скорее всего оно соответствовало выражению, если перевести чувства на слова: «У меня все хорошо, у меня все будет хорошо». Таким ритуалом у меня начиналось каждое рабочее утро. Случалось и проигрывать, но такое бывало крайне редко. Обычно этому предшествовал бурно проведенный вечер или очередная заводная подружка, с которой я коротал ночь.

Все эти полтора года, с того дня, как начал работать на корпорацию «Роботс сервис инкорпорейт», я почти всегда просыпался с хорошим настроением. Мне нравилась моя работа. Мало того, что я сотрудник одной из четырех ведущих корпораций нашего мира, так я еще занимаюсь тем, чем мне всегда хотелось: разработкой и освоением новой, экспериментальной техники. Хотя название моей должности звучало сухо и неопределенно: «старший инженер-исследователь», о подобной работе тысячи молодых людей могли только мечтать, а для меня она была явью. Каждый день приносил мне что-то новое, заставляя жить и работать в непрерывном поиске, постоянно совершенствуясь. Можно было сказать, что удача благоволит мне, но так было не всегда. Может быть, поэтому я ценю каждый миг, каждую мелочь, даже такую, как мой незатейливый утренний ритуал.

Прозвучал бравурный туш – музыкальный сигнал, в унисон ему из кухни раздались приглушенные звуки работы киберповара, начавшего готовить завтрак. Утренние процедуры обычно проходили у меня в автоматическом режиме, пока мозг составлял набросок рабочего дня, а к концу завтрака, когда я пил кофе, наступало время «бытовых» дел. Только я начал их перебирать, как неожиданно вспомнил еще об одном, совсем уж неотложном деле.

«Подарок на свадьбу! Хорошо, что вспомнил! Фей, когда-то мы с тобой, девочка, были близко знакомы. Даже очень близко, а теперь меня даже нет в списке приглашенных гостей. Знаю, знаю, дорогая, это не твоя вина. Не повезло тебе с родственниками, что и говорить. Решили: раз дают деньги, то и приглашают гостей, естественно, тоже они. Странные люди. Впрочем, оплаченное ими свадебное путешествие, наверно, стоит того. Ладно, не мое это дело. С меня и вечеринки хватит. Так что подарить? Впрочем, знаю. Тот ювелирный магазинчик. Кольцо-змейка. Сколько времени прошло? Лежит ли оно там до сих пор? Хороший подарок бы вышел. То, что надо. У нее так тогда глаза загорелись…»

Тут я выпал из реальности, вспоминая то время, когда мы с Фей были не просто хорошими друзьями, а любовниками. Наша связь продолжалась около двух месяцев. Ярко вспыхнув, она так же быстро угасла, только поэтому колечко так и осталось некупленным. Позже у нее появился Джек, а спустя некоторое время всем стало ясно, что дело идет к свадьбе. Я поднес чашечку с кофе ко рту.

«Да он еле теплый! Сколько времени? Ух ты! Задумался! Надо бежать!»

Пулей вылетел из квартиры. Нажал кнопку вызова второго скоростного лифта. Почему-то мне всегда казалось, что он едет быстрее, чем первый и третий. Полсекунды лифт изучал меня, потом признал во мне жильца дома и открыл двери. Спуск занял ровно минуту. Выскочил из подъезда. Взмах руки – и я уже в такси. Карточка в прорезь, и улица, сорвавшись с места, стал уходить назад – сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Помимо обычного такси в городе было и воздушное, но я им пользовался редко. Во-первых, дорого, а во-вторых, только вначале захватывает, а потом привыкаешь и понимаешь, что скорость и определенный шик не стоят затраченных денег. Вот такси, вырвавшись из потока машин, свернуло в сторону площади-сквера, где располагалось здание центрального офиса корпорации.

Привычно влившись в поток сотрудников, прошел сквозь широко раскрытые двери без каких-либо следов вооруженной охраны. Не было ее и в фойе, свободный и светлый стиль которого подчеркивал ряд фонтанчиков и маленьких водоемов в обрамлении цветников с хорошо подобранной цветовой гаммой, но ни для кого не было секретом, что за этой изысканностью и красотой прячутся сотни контрольных мониторов и датчиков, работающих в системе «свой – чужой». Они вели всех и каждого, отделяя чужих от своих, чтобы затем передать непрошеных гостей на попечение служб безопасности.

Я кивал головой и обменивался приветствиями с товарищами по работе все то время, пока шел по фойе к лифту, после чего начали действовать правила трудовой дисциплины. В их основе лежал негласный девиз наших работодателей: «Корпорация – это все, личность – ничто». Режим работы для каждого из нас был четко спланирован и направлен на то, чтобы получить от работника максимум выгоды. Кого-то это тяготило, но только не меня. Семь часов работы пролетели как одно мгновение. С некоторым удивлением я уставился на экран коммуникатора, сообщившего мне об окончании рабочего дня. И рабочей недели. Впереди было два выходных.

Остановил такси, не доезжая пару сотен метров до заведения Джека. Хотелось пройтись, неспешно, с ленцой, в пику размеренному режиму работы. Моей целью был ресторанчик под названием «Золотая рыбка», принадлежавший жениху Фей. Он находился в очень удобном месте, рядом с одним из трех основных торговых центров мегаполиса. Этот район, называвшийся Розовый Закат, делили две корпорации. Наша и «Стабильность». Основным направлением «Стабильности», насколько я знал, были разработки, связанные с генетикой, биологией и медициной. Не успел я сделать и нескольких шагов, как тут же привлек внимание проходивших мимо трех бойцов в форменных мундирах «Стабильности». Такие отряды, или, как их еще окрестила пресса, «карманные армии», имела каждая корпорация. На случай возможного вооруженного конфликта. А уж ими история колонизации нашего мира просто изобиловала. Еще не достигнув шестидесятилетия, история колонии Фальстафа уже имела в своем активе две войны, которые спровоцировали сами корпорации. Нетрудно догадаться, что в их основе лежали деньги, а если подробнее – раздел сфер влияния. Достигнутые пять лет тому назад соглашения о разделе сфер влияния соблюдаются до сегодняшнего дня, но никто не может дать гарантий, что, когда в воздухе снова запахнет сверхприбылью, не вспыхнет новая война.

Солдат привлекла не столько моя личность, сколько герб корпорации-соперника на моей фирменной куртке. В их взглядах было нечто похожее на стойку натренированных собак-овчарок, уловивших запах врага. Подобное отношение было одним из проявлений политики скрытой вражды, насаждаемой корпорациями среди своих работников, хотя все, в том числе и я, считали это нормальным уже потому, что так повсеместно принято.

Держа в руке красиво оформленную коробочку с подарком, я медленно шел по улице, наслаждаясь снизошедшей на меня умиротворенностью. Это был один из редких моментов, которые, даже будучи ничем особым не отмечены, остаются в памяти надолго. Миг душевного равновесия, заключающий в себе редкие минуты согласия с самим собой и окружающим миром. Именно в таком, почти блаженном состоянии я остановился перед дверями «Золотой рыбки». Двери были своеобразной визитной карточкой заведения – сделаны из настоящего земного дерева, с массивными металлическими ручками, ярко блестевшими под лучами солнца.

Войдя, первым делом посмотрел на столик в нише между стойкой бара и зеркальным стеклом витрины. Это было место для избранных гостей, а значит, в первую очередь для Фей. За столиком никто не сидел. Не успел удивиться, как тут же увидел ее сидящей на высоком стуле в самом конце барной стойки. Узкая и короткая юбка, точеные ножки, соблазнительно округлые бедра. Сердце сладко екнуло. Неожиданно для самого себя я осознал, что хочу ее. Проявление чувственных желаний самца в тот миг, когда я готовился преподнести ей свадебный подарок, смело одним махом мою умиротворенность, а ее место заняли досада и смущение. Быстро отведя глаза от ее ног, я улыбнулся во весь рот, от души надеясь, что мой жадный взгляд остался незамеченным Джеком.

– Привет, ребята!

Быстро пробежал глазами по залу, избавляясь от остатков замешательства и чтобы лишний раз убедиться, что никуда не делся неповторимый отпечаток домашнего уюта, так выгодно отличавший ресторанчик от подобных ему заведений. Нет, все как всегда. Тихо и уютно.

Сев рядом с Фей, я положил на полированное черное дерево стойки коробочку.

– Два в одном. Сюрприз и свадебный подарок.

Я взглянул ей прямо в глаза, ожидая увидеть в них смеющуюся радость и искрящееся любопытство, но, к своему вящему удивлению, ничего похожего не обнаружил. Наоборот, они были печальны и хмуры, как конец осени. Бросил быстрый взгляд на Джека. Тот тоже не лучился радостью.

– Эй, ребята! Да что с вами такое?! Я-то в чем провинился перед вами?

Джек, буркнув что-то невразумительное себе под нос, повернулся ко мне спиной, а затем потянулся к бутылке, стоявшей на полке на уровне его головы. Шесть зеркальных полок за его спиной с множеством самых разнообразных бутылок, занимающих всю стену до самого потолка, он в шутку называл своим неприкосновенным запасом. Единственное, что я знал точно, – Джек не только никогда не открыл ни одной из этих бутылок, но и не давал их в руки посетителям, несмотря на их просьбы. И вот теперь, сняв с полки одну из них, он поставил ее передо мной на стойку. Низкая, квадратной формы, наполненная прозрачной жидкостью. Следом встали в один ряд три маленьких граненых стаканчика. Неожиданно во мне прозвенел тревожный звоночек.

– Послушайте, у вас что, со свадьбой, – я говорил осторожно, не зная, как выразиться, чтобы не обидеть их, – не все… хорошо?

В ответ на вопрос послышался мягкий всплеск, и прозрачная жидкость потекла в стаканчики. Над стойкой повис резкий, но вместе с тем приятный запах.

– Это не у нас, а у тебя все плохо, – тихо, почти шепотом сказала Фей.

– На тебя СВБ затребовало информацию. В полном объеме, – предпоследнее слово Джек постарался выделить.

«Служба внутренней безопасности корпорации? В полном объеме?! Господи! Неужели… Не может быть!»

Слова были сказаны Джеком, но я продолжал смотреть на Фей, потому что подобной информацией могла владеть только она, являясь сотрудником отдела кадровой расстановки нашей корпорации. И поэтому мой вопрос был предназначен именно ей:

– Ты ничего не путаешь, девочка?

Где-то в глубине души тлела надежда, что меня просто глупо разыграли, хотя лица обоих утверждали обратное.

– Нет, Дэвид. Честное слово, нет.

Я мог не верить словам, но глаза Фей говорили то же самое. В следующую секунду страх пробрал меня с головы до пяток. Тело стало ватным и непослушным. В голове всплыли жуткие слухи о подвалах с палачами-изуверами, о подземных тюрьмах, о ликвидаторах-невидимках. Раньше я считал все это досужими выдумками, но теперь…

«Если в них правды пусть даже десять процентов…» – дальше думать мне не хотелось. Страх, захватив сердце, медленно крался к мозгу. Пытаясь осознать глубину пропасти, в которую меня столкнули, я не видел никого и ничего вокруг. Время словно остановилось. Я снова, как когда-то, остался один против целого мира.

«Что-то надо делать. Что-то надо…»

Рука автоматически схватила и опрокинула стаканчик в рот. Жидкий огонь, пройдя в горло, ухнул мне в желудок. Дыхание прервалось на вздохе.

– Воды!

Выпив почти одним глотком полстакана холодной воды, я смог восстановить дыхание, а главное, начать здраво мыслить. Посмотрел на хмурое лицо Джека, старательно отводившего глаза, затем на жалкое личико Фей с набухшими влагой глазами и понял: больше мне здесь делать нечего. Они сделали для меня то, что могут сделать только настоящие друзья. Да и то, наверно, не все. Фей, сказав мне эти несколько слов, тем самым преступила через треть пунктов своего контракта и подвергла серьезной опасности свою жизнь. Когда в корпорации об этом узнают, ее объявят предателем и церемониться с ней никто не будет. Мне хотелось сказать ей, что она очень хороший человек, но делать этого я не стал, а просто посмотрел ей в глаза. Она поняла. С коллекционной бутылкой все тоже было ясно. Она стала своеобразным знаком прощания со мной. Мы, все трое, прекрасно сознавали, что стоим теперь по разные стороны от незримой черты, разделившей наши жизни. У них будет хорошая, стабильная, может, даже счастливая жизнь, а у меня…

– Дэвид, ты не должен никому говорить. Никому. Я…

– Фей, это лишнее. Спасибо за все и… прощайте.

Выйдя на улицу, я все же взял себя в руки, хотя должен был трястись от страха, как любой нормальный человек, узнавший, что его досье рассматривает служба внутренней безопасности могущественной корпорации.

«Запрос. По полной форме. Что означает тщательную проверку. Тщательную, Дэвид. Очень плохо. Может, стандартная проверка? Не похоже. Скорее всего, они добрались до моего настоящего прошлого. Если это так…»

Я принял слова Фей на веру не потому, что был доверчивым малым или меня так легко испугать. Совсем нет. Дело в том, что мое прошлое в некоторых его узловых моментах выглядело для меня самого настолько страшным и загадочным, что…

Глава 2

Я старался идти, не привлекая к себе излишнего внимания. Если меня ведут агенты службы безопасности, то пусть думают, что я гуляю. Зашел в бар, принял рюмочку-другую, перекинулся парой слов со знакомыми и пошел дальше. Что еще делать молодому и здоровому парню, у которого впереди два выходных дня?

«Выходные дни». Смешно звучит. Как все изменилось за десять минут. Моя судьба, жизнь, даже само понятие «выходной день».

Чувство тревоги, пока я шел в шумной, суетливой толпе, постепенно притупилось. Страх не исчез, но, перестав туманить мозг, придал мыслям живость, а сознанию – остроту мышления.

«Сразу хватать и допрашивать не будут. Сначала они должны прощупать окружение подозреваемого, его связи. Понять, насколько он опасен как личность. А вдруг это все-таки стандартная проверка? Выборочная? Может, я просто перегибаю палку? Ведь в корпорации я не так давно. Хм. Да, я согласился бы с этим, если бы не мое прошлое… Надо исходить из худшего варианта».

Я оглянулся в поисках бара или кафе. Для начала все обдумать и взвесить, а потом решать. Без суеты.

Бар оказался в двадцати метрах. Заглянул в него, увидел почти пустой зал, зашел. Сделав заказ, сел за свободный столик, в самом дальнем углу зала. Быстро обежал глазами помещение. Одинокая женщина лет сорока со стаканом коктейля, парочка воркующих влюбленных и шумная, не совсем трезвая компания из трех человек. Последние громко, даже с каким-то болезненным надрывом спорили о недавних Королевских гонках. Такое претенциозное название имели ежегодные гонки космических яхт, представленных корпорациями и отдельными богачами. Дождавшись заказа, я вернулся к своим мыслям.

Было о чем подумать и что вспомнить. Ведь то, что случилось, не было основной причиной моего страха, а скорее всего очередным звеном в цепи непонятных, а иногда даже неправдоподобных событий, происшедших в моей жизни. Если говорить прямо, я был не тот человек, за кого себя выдавал и которого привыкли видеть окружающие меня люди: ровный в общении, готовый прийти на помощь, в меру веселый – нормальный парень, такой же, как тысячи других молодых людей на Фальстафе.

В нашем мире, где львиная доля реальной власти была в руках корпораций, люди, работавшие в государственных учреждениях, на фабриках и фермах, считались людьми второго сорта. Так уж сложилось, что на перспективных планетах-колониях у власти стояли марионеточные правительства, ставленники концернов. Естественно, что для придания видимости законности в состав таких правительств обязательно входили комиссары Центрального Правительства, имеющие группу консультантов на все случаи жизни, а для уважения – подразделение звездной пехоты. Формально власть принадлежала ЦП, а реально находилась в руках корпораций. Ничего странного или противоестественного в этом никто не видел, ведь планеты в своем большинстве колонизировались и осваивались на деньги корпораций. Подобное положение вещей можно характеризовать старой земной поговоркой: «У кого деньги – тот и заказывает музыку». К тому же Центральное Правительство такой подход в деле освоения планет также устраивал, а кого он не устраивал, так это колонистов, но их мнение никого и никогда не интересовало. Те, кому изначально повезло работать на ту или иную корпорацию, получали все блага, а те, кому не повезло, получали крохи.

Таким невезучим человеком оказался и я, родившись в семье государственных служащих. Я должен был пойти по стопам своих родителей, работавших на комбинате по переработке океанских водорослей. Проблема с продуктами питания в нашем мире всегда стояла остро, так как большинство местной флоры и фауны оказалось непригодной для человеческого желудка. Со временем к этой проблеме прибавилась еще одна: земным животным и злакам требовалось намного больше времени для адаптации в этом мире, к тому же фермерам приходилось вести самую настоящую войну с местным зверьем, которому очень даже понравились земные сельскохозяйственные культуры. Все это замедляло и затрудняло работу фермерских хозяйств, а доставка колониям продуктов и полуфабрикатов космическими кораблями всегда была дорогой. Центральное Правительство могло позволить себе подобную роскошь только в том случае, если освоенный мир являлся ценным приобретением, как это, к счастью, оказалось в нашем случае. Залежи минерала женича, найденные на Фальстафе и столь нужные Земле, давали надежду, что Центральные Миры не дадут колонистам умереть с голоду ни при каких обстоятельствах. Но и до бесконечности так продолжаться тоже не могло. Ученые искали выход из создавшегося положения где только могли, пока не наткнулись на океанские растительные массы, оказавшиеся сходными по своему составу с морскими водорослями Земли. Посредством специальных добавок и применения ряда микроэлементов из них научились получать полуфабрикат, который со временем стал основным продуктом питания колонистов. Ученые пошли дальше в своих изысканиях и разработали рецепты нескольких соусов, с помощью которых полуфабрикат превращался в блюда под названиями «жареная курица», «рагу из говядины» и тому подобное. Теперь их подают в самых дальних уголках нашего мира, где только есть дешевая сервис-столовая. После этих открытий перерабатывающие фабрики стали расти как на дрожжах, выдавая продукцию двадцать четыре часа в сутки, и спустя три года карточная система на продукты, продержавшаяся более полувека, была наконец отменена.

С детства привыкший к резкому запаху перерабатываемых водорослей, я не кривился, как приезжие, а просто тихо ненавидел его. Так раб ненавидит свое клеймо. Согласно статус-системе, введенной вместе с продовольственными карточками, каждый человек был заключен в жесткие социальные рамки, из которых мог вырваться только в исключительных обстоятельствах. По мере того как условия жизни становились лучше, рамки расширялись, но все же не настолько, чтобы простой человек сам вершил свою судьбу. Мне статус предписывал жить и работать в определенных местах и на предназначенных рабочих должностях. Только при выполнении этих навязанных обязательств я мог рассчитывать на бесплатную учебу, обучение рабочей специальности, получение работы и квартиры. Да, я был волен бросить здесь все и уехать в город. Но что меня там ждало? Такая же жесткая статус-система. Еще оставался фермерский труд, но о нем даже думать не хотелось, настолько он мне казался тяжелым и грязным.

«Дети окраин» – так называли нас в больших городах. Несмотря на предопределенность, мы продолжали мечтать о жизни в мегаполисах, о больших деньгах, о престижной работе в концерне. Да и кто не мечтал в детстве?! Повзрослев, пытались бунтовать против системы. Закачивались пивом, а потом шли на улицы, горланя дурацкие лозунги типа «Я свободный человек! Не желаю жить в дерьме!». Так прошла моя юность. Дискотеки, девочки, пиво. Стандартный набор подростка из небольшого городка. В общем, жил и учился как все, ничем не выделяясь, пока в нашем колледже, дававшем не только среднее, но и профессиональное образование, не появился новый преподаватель. Джерри Степлтон. Выпускник университета, молодой, энергичный, он пытался по молодости лет хоть что-то исправить в этом мире. Еще полный свежих университетских знаний, он предлагал всем желающим расширить свое образование, читая курсы лекций по одному-двум дополнительным предметам два раза в неделю. Над ним втихомолку смеялись коллеги-преподаватели и открыто – ученики. Я рассуждал так же, как и большинство: кому нужна космография или нанотехнология, если все равно будешь оператором машин по переработке водорослей? Но когда несколько парней и девчонок записались, я оказался в их числе. Сделал я это из духа противоречия, думал, что таким образом бросаю вызов стандартам социальной системы. Выглядело это по-детски, но понимание таких вещей обычно приходит с возрастом. Сначала ходил на лекции неохотно, через силу, но неожиданно для себя увлекся высокими технологиями, а в частности нанотехнологией. И если раньше моя комната была завалена инфокристаллами с записями музыкальных групп и кассовых фильмов, то теперь они уступили место кристаллам со специальными учебниками. Впрочем, и это не могло изменить предначертанного мне пути, если бы мои родители не совершили чудо.

Отец в свое время, окончив специальную школу администрации среднего звена, получил назначение на нашу фабрику, где стал начальником цеха. Мама, уроженка нашего городка, техник-технолог на этой же фабрике. Около года тому назад, никому ничего не говоря, они начали проводить эксперименты по повышению производительности линии насыщения микроэлементами, сумев в конце концов создать формулу смеси, ускорявшую процесс переработки почти на двадцать процентов. Но отцу и этого показалось мало. На свой страх и риск он переделал одну из линий, добавив парочку нововведений. Запустил. Проверил. Потом пригласил специальную комиссию. Вскоре после ее отбытия отца вызвали в Федеральный Совет округа. После окончательной проверки и утверждения его изобретения его статус административного работника был поднят сразу на два чина, а еще через неделю родители получили денежные премии в размере трехмесячных окладов. Я думал, что наша жизнь хоть на какое-то время изменится к лучшему, раз у нас появилась такая куча денег, но, к моему удивлению, все осталось по-старому. На свои вопросы я получал туманные ответы, смысл которых сводился к одному: пусть деньги пока полежат, мало ли что может случиться.

Время шло. Мое увлечение нанотехнологией постепенно превратилось в страсть. Мне нравилось испытывать сладкое чувство прикосновения к очередной тайне вселенной, раскрытой человеком. Все больше времени я проводил с Джерри Степлтоном, который для меня уже был не столько преподавателем, сколько старшим товарищем, направляя и корректируя мое самостоятельное плавание в мире науки.

После шумных рождественских праздников я вступил в новый год, значимый не только для меня, но и для всех моих одноклассников. Весной мы должны были сдать наш первый в жизни экзамен и получить диплом специалиста низшего ранга. Вместе с дипломом вручалась статус-карта, после чего мы становились полноправными гражданами нашего мира. Год действительно оказался значительным, став своеобразной отправной точкой в моей судьбе. Все началось со скоропостижной смерти управляющего перерабатывающей фабрикой. Согласно законам, на фабрику должны были прислать человека от Федерального Совета округа, а вместо этого неожиданно должность управляющего получил мой отец. Еще через полгода мама возглавила отдел в химико-биологическом центре фабрики. Этому назначению никто не удивился. Приближать своих – нормальная человеческая черта в мире, где социальные и человеческие отношения хорошо отражены в одном прочитанном мною выражении: «Не хочешь быть добычей – стань хищником». Теперь я мог рассчитывать на тепленькое местечко в здании администрации, а со временем претендовать на отдельный кабинет начальника отдела. Родители, однако, решили по-другому, считая, что получили шанс изменить судьбу сына к лучшему. Не поставив меня в известность, они переговорили со Степлтоном, а тот – со своим хорошим приятелем, работавшим на кафедре высоких технологий университета Каска. Как университет, так и сам город Джорджия, в пригороде которого он расположен, далеко не самые крупные в списке учебных заведений и мегаполисов на Фальстафе, но мне было наплевать на подобные тонкости, когда я узнал о своем зачислении на первый курс. Восторгу и радости не было предела, но сюрпризы на этом не закончились. Когда я немного успокоился, отец заявил мне, что они уже оплатили авансом два года учебы, а кроме того, меня ждет работа техника-лаборанта на кафедре сверхвысоких технологий. Мне, наверное, на всю жизнь запомнилась последующая бессонная ночь, наполненная радужными мечтами.

Учеба и работа, новые впечатления и новые знакомые – четыре года пролетели незаметно. Вместе с дипломом (шестнадцатое место в списке выпускников года) я получил предложение остаться работать на университетской кафедре высоких технологий, а когда через месяц мне вручили ключ от служебной квартиры в университетском городке, я посчитал, что моя жизнь состоялась на все сто. Прошло полгода тихой, вдумчивой работы на кафедре, слегка разбавленной чтением лекций студентам и легкими пирушками по субботним вечерам в облюбованном мною баре «Дубовый листок», пока судьба не решила, что «белая» полоса моей жизни несколько затянулась.

Наша кафедра, как и другие, получала государственное субсидирование в таком малом объеме, что денег хватало только на закупку простейшего оборудования для практических работ со студентами. О серьезной научно-исследовательской работе можно было бы забыть, если бы не заказы, получаемые нами со стороны. В основном заказчиками были частные фирмы, для которых мы исследовали, разрабатывали, которым давали практические рекомендации. Конечно, наши лаборатории и в подметки не годились научно-исследовательским центрам корпораций, но мелких заказчиков мы вполне устраивали как расценками, так и качеством работы. И вот в один из дней к нам поступило сразу три заказа. Работа закипела. Мы из кожи лезли вон, только бы выполнить их в срок и качественно. И тут я допустил ошибку. Отложил одну работу ради другой, решив, что дописать выводы и оформить ее я всегда успею, но, погрузившись с головой в новую тему, забыл обо всем на свете и, главное, забыл о трех золотых правилах моего непосредственного начальства: «заказчик – это деньги», «заказчик всегда прав» и «деньги лишними не бывают».

И вот наступил день, когда порог кабинета декана нашего факультета переступил разъяренный представитель заказчика. К несчастью, научно-производственная фирма «Пегас» была самой богатой из всех наших заказчиков, а я – самым молодым и неименитым из всех наших сотрудников, поэтому результат подобного противостояния был предопределен. На экстренном собрании сотрудников кафедры, куда меня пригласили для объяснений, я надеялся отделаться нагоняем от декана, но не тут-то было. Взявший слово представитель заказчика неожиданно предъявил жесткий ультиматум: или вы увольняете нерадивого работника, или лишаетесь постоянного клиента. Вопрос был тут же поставлен на голосование деканом. К моему глубокому ужасу, большинство коллег, не раздумывая, согласилось с этим наглым и непомерным требованием. Я чувствовал себя так, словно земля разверзлась под моими ногами и я лечу в бездонную пропасть. Отчаяние. Уныние. Страх. Все эти чувства переполняли меня, забивая истерическими импульсами мозг, не давая пробиться здравому смыслу, с помощью которого я мог бы попробовать отстоять себя. Уже в шоковом состоянии я выслушал следующее «пожелание» заказчика. Тот захотел, чтобы мое увольнение стало назиданием для остальных, и потребовал занесения меня как специалиста в «черный список». Легкие возражения типа, дескать, не стоит калечить жизнь молодому человеку, сочувственные взгляды – все это было своего рода извинениями моего бывшего коллектива за уже практически принятое решение. Только после собрания, когда народ уже разошелся, я понял, что весь этот кошмар был наяву. Кинулся к декану, но тот лишь развел руками. Выйдя из центрального корпуса, я сел на ближайшую скамейку, и тут до меня наконец дошло, что я оказался без работы и квартиры, с дипломом, где теперь сделана запись о том, что его обладатель «уволен по профессиональной непригодности». Эта запись ломала все, чего я добился, всю мою жизнь. Хаос в голове и в душе достиг предела. Смесь страха перед будущим, ненависти и обиды на весь мир требовала выхода. И я взорвался! Значит, весь мир против меня? Нет! Не так! Это я против всех! Пустота в груди требовала заполнения. И я не придумал ничего лучшего, как пуститься в загул. Меня не смутило даже то, что у меня на счету было только четыреста кредитов. Полумрак баров сменялся ярким светом ресторанов, тихие душевные излияния – громкими пьяными речами, но выплеснуть из души ядовитую горечь я так и не сумел. Хмель дарил мне лишь временное забытье.

Глава 3

– И здесь деньги закончились, – сказал я, с грустью глядя на свои вещи, выставленные за дверь съемной квартиры. – А я спать хочу!

Пустое пространство коридора никак не отреагировало на мое высказывание. Бессонная ночь и хмель путали мысли, но не настолько, чтобы не сообразить: здесь мне больше делать нечего. Куда идти, я тоже знал. Самые дешевые квартиры находились на окраинах города. Забрав вещи, я отправился на окраину, в ближайший район под названием Серая Пустошь.

Выйдя на остановке, некоторое время я просто стоял и осматривался. Помойка для человеческих отбросов. Это впечатление не смогло сгладить даже мое полупьяное состояние. Первым желанием было уехать обратно. Куда угодно, только бы никогда не видеть всего этого. Но долго колебаться мне не дали взгляды исподлобья обитателей здешних мест. Нехорошо так стали они ко мне присматриваться, подобно собакам, изучающим забежавшего на их территорию чужого пса, перед тем как броситься на него всей стаей. Пришедшая в голову аналогия буквально сорвала меня с места. Некоторое время я шел как бы в прострации, не замечая ни облупившихся стен домов, ни жалких газонов с чахлой травой, пока усталость, жара и жажда не взяли свое. Остановившись в тени деревьев, я огляделся по сторонам с недоумевающе-тоскливым взором. Неожиданно взгляд натолкнулся на автомат-информатор, стоявший рядом с витриной магазина, прикрытой силовым щитом. Он-то и стал отправной точкой в осуществлении моего плана, который, как я надеялся, вернет меня к прежнему образу жизни. Ведь мое нынешнее состояние не являлось для меня характерным, просто до этого момента я никогда не попадал под столь сильный пресс жизненных невзгод.

«Все! Хватит страдать! Сейчас найдем квартиру, а затем и работу! Жизнь продолжается!»

Переступив порог съемной квартиры, я невольно вздрогнул. То, что предстало моим глазам, пахло даже не бедностью, а неприкрытой нищетой. В воздухе стоял стойкий запах дезинфекции… и безнадежности. Бывший когда-то белым, а теперь посеревший, с желтыми разводами пластик, облицовывавший стены, придавал квартире грязный, неряшливый вид. Таким же пластиком была покрыта крышка стола, только еще более грязным. Два стула. Кровать-полуавтомат в стенном шкафу. Стандартный набор одноразовой пластиковой посуды в стерильной упаковке. За тонкой стенкой-ширмой, судя по капающей воде, – туалет с душем. Мысль, что вот это будет моим домом на неопределенно долгое время, оказалась слишком сильным ударом для моих иллюзий, которыми время от времени я все еще тешил себя. На деревянных, негнущихся ногах дошел до стула. Сел. Некоторое время тупо смотрел по сторонам. Мысли шли черные и тяжелые, как грозовые тучи. Потом сон поглотил их вместе со мной.

Проснулся поздним утром и почувствовал себя не в пример лучше, чем прошлым вечером. Отчаяние ушло, я снова верил в свою звезду. Молодой, здоровый, умный, так неужели я не найду свое место под солнцем?! Проверил банковскую карточку – тридцать семь кредитов, и это при том, что вчера я уплатил за квартиру на неделю вперед. Это были плюсы, пусть жалкие, но они были. Неделю я мог просуществовать на эти деньги.

«А теперь хватит хандрить – и вперед, на поиски работы!»

Четыре дня подряд, по пять-шесть часов в день я обивал пороги маленьких фирм как в своем, так и в соседних районах, пытаясь наняться на работу техником, намекая, а потом и прямо давая понять, что могу и согласен выполнять намного более сложную работу за те же деньги. Это и был мой план. Но со мной вели разговор только до того момента, когда на сканере возникала запись «уволен с работы в связи с профессиональной непригодностью». Каждый раз, выходя на улицу после подобной беседы, я почти физически чувствовал, как истончается, уходит надежда на лучший исход. И каждый раз мне хотелось напиться до бесчувствия, но даже этого я не мог себе позволить. Моих денег едва-едва хватало на еду. Если дни были еще как-то заполнены поисками работы, разговорами с людьми, то вечера стали для меня проклятием. Их пустота оставляла слишком много свободного времени, которое ничем нельзя было заполнить, кроме как мыслями и воспоминаниями, что для меня было хуже пытки. Таким же обещал быть вечер пятницы. Я уже был готов к очередному самоистязанию, как неожиданно прозвенел дверной звонок. Подскочив к двери, с немалым удивлением увидел на пороге одного из своих многочисленных соседей. С этим грязным, обрюзгшим, вечно пьяным человечком я уже несколько раз сталкивался в коридоре нашего квартирного блока. Бросив на меня мутный взгляд, он, ни слова не говоря, шагнул через порог. Захлопнув дверь, я развернулся, следя за его дальнейшими действиями. А он, уже поставив на стол бутылку, устроился за столом. В другой ситуации я спустил бы его с лестницы, но сейчас был согласен на любое общество, лишь бы не оставаться наедине со своими мыслями. Достав стаканчики, я сел напротив незваного гостя. Тот не стал терять времени на церемонии. Разлив водку, он тут же кинул свою порцию в рот. Я последовал его примеру. Он снова разлил. Снова выпили. Только я собрался спросить, что привело его ко мне, как он опередил меня, заговорив сам. Первые несколько минут я пытался выяснить, что ему нужно, но понял, что гость пьян настолько, что просто продолжает ранее начатый рассказ о своей бывшей жизни. Речь его была невнятной, порой переходила в сплошной мат, но я слушал, не перебивая, пока он вдруг не замолк на полуслове. Словно завод кончился. Окинув меня несколько раз мутным взглядом, он неожиданно спросил, кто я такой. Размякнув под воздействием спиртного, я в свою очередь принялся выплескивать ему свою душу. Он тоже слушал, не перебивая, но когда мой рассказ стал подходить к концу, неожиданно стукнул кулаком по столу. И когда я удивленно замолчал, он ткнул в мою сторону заскорузлым пальцем и заявил:

– Ты кого из себя строишь, малыш?! Боишься замараться?! Вот же придурок! Сидит по уши в дерьме и при этом старается казаться чистеньким!

А затем он снова пустился в длинные и нудные рассуждения, но теперь уже на тему «Как хорошо быть безработным». Этот вариант я уже обдумывал, правда вскользь, не думая всерьез, что когда-нибудь им придется воспользоваться. Статус безработного считался самой низшей социальной ступенью в нашем обществе. Принять его означало поставить крест на своем будущем и на своей личности.

Сосед ушел, а я еще долго сидел за столом и думал, как жить дальше. Я знал, что, если стану в ряды безработных, я буду обеспечен работой, социальной бесплатной кормежкой, скидкой на оплату квартиры, но взамен этих крох у меня просто-напросто заберут… будущее. У безработных его нет. Ведь будущее подразумевает карьеру, уважение, место в обществе, хорошую зарплату, а главное – детей, которым было бы не стыдно за своего отца. А что у безработного? Ничего, кроме его жалкой социальной пайки. Что делать? Уехать к родителям? Да, там у меня будут дом и работа. Но как пережить косые взгляды, ядовитые насмешки за спиной и прямые издевки, хорошо, если подобное коснется только меня… Черта с два! Достанется и моим родителям! По полной программе! А ведь они не просто работяги, а уважаемые люди, входящие в городскую верхушку. Отец – член городского административного Совета. И чтобы за их спинами хихикали и перешептывались… Нет! Они столько сделали для меня, а я… Все что угодно, только не это! Тогда остается… Идея стать безработным становилась все менее противной, я постепенно сживался с ней, так же как привыкал к своему полуголодному состоянию. Загнанный в тупик безденежьем и подобными мыслями, в понедельник я все же сделал еще одну попытку устроиться на работу, но уже в час дня сидел в приемной местного отделения регистрации безработных. На проверку моих данных и регистрацию ушло два часа.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.