Критическая точка

Аристарх сим фактом гордился, даже не взирая на то, что не имея детей, был на этом древе, так сказать, последним сучком.) Гуру вновь впал в транс, по-видимому пытаясь наладить связь с блудным астральным телом. Осязаемая же часть Сидора Абдулаевича, в отсутствии духовного компонента, бесстыдно отдалась в объятия Морфея (но не морфия, боже упаси!), аппетитно всхрапывая во сне, как норовистый жеребец, почуявший, что сейчас его будут запрягать.
      Сидоров от нахлынувших душевных катаклизмов и экзотических обонятельных раздражителей доходивших временами от медного тазика, тоже был близок к тому что его взбунтовавшееся астральное тело в любой миг могло оставить бренную оболочку и отправиться по стопам духовной составляющей кемарившего Сидора Абдулаевича, если и не в район созвездия Гончих (или Беглых?) Псов, то хотя бы прочь от благоухающего тазика. Альберт, как натура то ли более тривиальная то ли более цельная, никаких-таких особенных ощущений не ощущал (или, если вам так больше нравиться, не испытывал, так сказать), а просто чихнул и разрушил очарование...
      Гуру открыл глаза и, окинув проницательным взором Сидорова, настойчиво поинтересовался:
      - Ты кто?
      - Я - Сидоров, - ответил Сидоров, но уже без прежней уверенности.
      - Это Иллюзия! - заверил его Гуру и безапелляционно объявил: - Я избавлю тебя от иллюзий!
      - А пришельцы? - растерянно спросил Сидоров, внезапно утративший логическую нить ученой беседы.
      - И это - Иллюзия. Лишь Совершенный может представлять интерес для иной цивилизации (конечно, если она - цивилизация, достаточно развита). Ты Совершенный?
      - Не-ет... - честно признался несовершенный Сидоров.
      - Но Уведомления... - попытался вступиться за друга Слезный Скиталец, простивший Сидорову даже монопольно выпитое пиво.
      - И это - Иллюзия! Я и тебя избавлю от Иллюзий! - радостно сообщил Гуру и три раза хлопнул в ладони.
      11. ТИБЕТСКАЯ МЕДИЦИНА
      На зов Совершенного тут же всей душой откликнулся индивид в простыне. Он восстал тенью из мрака и навис за спинами Петухова и Сидорова словно кариатида или даже целый атлант добровольно взгромоздивший всю тяжесть земной тверди на свои мозолистые плечи. В его руках зловеще поблескивала в отсветах скудного пламени импортная бутыль из-под коньяка "Наполеон", крест-накрест оклеенная бумажными полосками, на которых крупными но уже отечественными буквами было написано:
      "БЕРЕЧЬ ОТ ДЕТЕЙ", "НАРУЖНОЕ"
      и помельче, опять же, импортными:
      "dezenfeckted".
      Тут надо заметить, что Сидор Абдулаевич не был ординарным проходимцем или неординарным прохвостом. Как раз наоборот! Сидор Абдулаевич, имея за плечами необременительный груз высшего образования, по специальности был инженером-химиком, а по призванию тяготел к роду деятельности на духовном, так сказать, поприще. Этот явный дисбаланс толкал Сидора Абдулаевича на экзотические и, я бы сказал, экстравагантные (столь не любимые просто Сидоровым) поступки, заставляя его (т.е. Сидора Абдулаевича) то изливаться печатным словом, возводя очередной храм философско-социальной мысли, собственноручно печатая его затем на машинке, чтобы донести до жаждущих грядущих поколений, то ввергал Сидора Абдулаевича в пучину таких авантюр, что иногда, когда удавалось наконец из их объятий вынырнуть Сидор Абдулаевич - сам порой ужасался. Чего стоила, например, леденящая душу история, когда Сидор Абдулаевич в порыве безотчетного оптимизма решил нести морально-этические нормы в слои, где градация духовных ценностей оказалась неадекватна тем принципам, что исповедовал Сидор Абдулаевич. В результате Сидор Абдулаевич был отторгнут средой и даже несколько поспешно был вынужден сменить дислокацию, под аккомпанемент дружественных пожеланий среды:
      - Вали, вали отседова! Сам гад нализался, а нам тут лапшу на уши вешает...
      Перепробовав ряд начинаний Сидор Абдулаевич остановил свой выбор на Тибетской медицине и вообще на нетрадиционных методах медицины, вольно трактуя как сами методы, так и саму медицину. Но свято веруя при этом, что столь своеобразная деятельность, отпочковавшаяся от основной специальности, не диссонирует, не идет вразрез с ней, а дополняет и исключительно способствует. Что в общем-то можно было принять как рабочую гипотезу, учитывая что Сидор Абдулаевич принадлежал к аморфному семейству инженеров, включающему как подвид и инженеров человеческих душ, и инженеров более локальной направленности (вспомните хотя бы папу Аристарха - Варфоломея Изидовича Петухова-Ковбасюка), то бишь инженеров-ассенизаторов, а так же всю промежуточную палитру. При чем, в силу загадочной нестабильности, субъект изначально классифицируемый, как некий подвид, например: инженер по технике безопасности, вдруг начинал совершать недетерминированные миграции и с равной вероятностью мог оказаться в любом из подвидов вплоть до самых полярных, что при неизменной зарплате, хотя и не подымало престиж, но создавало иллюзию сопричастности и уникально широкий кругозор при обескураживающей ограниченности вглубь.
      И что самое странное, функционировал Сидор Абдулаевич почти бескорыстно (благо среда выбранная для этого необычного социального эксперимента, состоящая из тех же инженеров и младшего научного потенциала, помогала эту возможность счастливо воплощать и перевоплощать. Со временем не традиционные методы сформировались в ортодоксальное учение, захлестнувшее своего создателя, изваяв нечто новое в душе Сидора Абдулаевича, трансформировав его из простого (ординарного, вульгарного, затрапезного и т.д.) инженера в Гуру.
      Но вернемся к нашим, так сказать, Сидоровым...
      Гуру доверительно заглянул в глаза, сначала Сидорову, потом Аристарху:
      - Судя по лицам, вы оба типичные лунарии (не путать с лупанарием). Те, чей лик и гороскоп отмечены знаком луны, обременены излишними иллюзиями: я лишу вас иллюзий... Это настойка на помете половозрелых яков. Отличное средство от гастрита, колита, старческого маразма, неразделенной любви, мании преследования, сглаза и пришельцев из космоса. Запатентовано во многих развитых странах и даже в некоторых недоразвитых... Втирать на ночь в ягодичные мышцы, а можно капать натощак в левую ноздрю, но это в экстренных и особо тяжелых случаях.
      Гуру вытащил пробку из посудины, потянул носом воздух, но стремительно отпрянул и поспешно водворил пробку на место.
      12. ЛИЦОМ ПЕРЕД ВЕЧНОСТЬЮ (или: ПЕРЕД ЛИЦОМ ВЕЧНОСТИ)
      - У меня нет денег - шепнул обеспокоенный Сидоров в оттопыренное ухо Слезного Скитальца, между тем как Гуру приветливо "сделал ручкой", давая понять, что выход находится там же где и вход. У двери уже ждал тип в простыне с медным тазиком в руках. В тазике словно причудливые насекомые "копошились" мятые трешки, рубли и пятерки.
      "Не из их ли "тел", благоухающий "светоч"? - мелькнула крамольная мысль в голове неискушенного Сидорова.
      Аристарх торжественно выудив из недр нового финского (и где только люди достают?) костюма - тройки столь же новую десятку (и где только люди... ах да, это я уже спрашивал) и объявил:
      - Подкожные Калерия не сном, не духом... С получки отдашь!
      И пока Сидоров, сраженный широтой участия в его незавидной судьбе, словно свежемороженая рыба, отловленная и разделанная лихими ребятами из Азовско-Черноморского пароходства (Азчеррыба), безмолвно стоял, выпучив глаза и раскрыв рот, Слезный Скиталец жестом завсегдатая ресторана где обслуживают только интуристов, опустил десятку в тазик и спокойно распахнул дверь ведущую на лестничную площадку...
      То что Аристарха Варфоломеевича там ожидало произвело на него такое впечатление, будто он увидел как диктор центрального телевидения, вдруг, посреди передачи - встал, повернулся к зрителям тылом и, так сказать, его обнажил.
      - Ккк... аа... лерр... Лерррочка, я так рад тебя видеть... - радостно проблеял Слезный Скиталец.
      - Так говоришь подкожные? - задумчиво сказали снаружи и из тьмы вынырнула изящная женская ручка, небрежно удалившая Петухова от спасительных пенат, принадлежащих апостолу нетрадиционных методов в медицине.
      - Женись! И любые пришельцы будут тебе не страшны! - успел пискнуть муж-шатун, и дверь стремительно захлопнулась.
      Сидоров с бутылью из-под "Наполеона" и тип в простыне, не выпускающий из рук медный тазик синхронно прильнули, каждый своим левым ухом к двери... Из-за двери доносился оживленный диалог двух любящих сердец:
      - Так говоришь подкожные! А вот мы сейчас проверим не завалилось ли там еще чего-нибудь...
      - Но, Лерочка, птичка...
      - Помолчи! С тех пор, как я позволила осчастливить себя твоей птичьей фамилией, ты постоянно на что-то намекаешь... Кто я, в конце-концов по твоему, курица?
      - Ты моя...
      - Молчи! Правильно говорила моя мама...
      - Но твоя мама...
      - Не трогай мою маму!
      - Но, Лерочка, птичка...
      Диалог стал глуше, по-видимому собеседники "легли на крыло".
      - Полетели в гнездышко... петушок, там я приготовлю для тебя... чахохбили!
      - А вот этого не надо! Только без рук... это негигиенично и негуманно...
      Сидоров не отрывая уха от двери попытался заглянуть в глаза типу в махровой простыне.
      - Втирать... на ночь... - прошептал тип.
      - Капать в левую ноздрю... - отвечал Сидоров тоже шепотом.
      Счастливый обладатель простыни кивнул и протянул Сидорову руку ладонью в верх, как гладиатор просящий пощады:
      - Тут вам передали.
      На его ладони лежал листок черного картона на котором пламенело только одно слово:
      ВОЗДЕЙСТВИЕ
      - Спасибо, - прошептал Сидоров, - у вас свечки случайно нет? А то в коридоре - хоть глаз выколи...
      - Держите, - шепнул тип и, когда Сидоров с зажженной свечой в одной руке и бутылкой псевдонаполеона в другой решительно переступил порог, поддернул сползающую простыню и рявкнул:
      - Ходят тут всякие! Потом подтирай за ними!
      И Сидоров тут же вспомнил, что забыл в логове Гуру от медицинской философии туфли и даже дефицитные в наше время носки, правда штопанные, хотя вполне еще приличные.
      Но, стоя лицом перед Вечностью, Сидоров поборол мелкособственнические инстинкты. Тут главное было подыскать примеры из прошлого вдохновляющие на путь самоотречения, самопознания, самосовершенствования и самовыражения. Лев Толстой, например, тоже, как известно, ходил босиком (или босяком?), а Диоген вообще жил в антисанитарных условиях, используя порожнюю тару, которую как некондиционную отвергали, по-видимому, в Древнегреческих приемных пунктах. Сосед же Сидорова - Иван Прокидайло, хотя целиком в имеющуюся у него тару не влазил, но зато имел ее столько, что мог разместится в ней по частям даже со своей собакой Шваброй или, на сданную посуду безбедно прожить до глубокой старости, а может - купить цветной телевизор, если бы только хотел и цветные телевизоры вдруг появились в свободной продаже. Опять же, неприхотливый Гуру счастливо жил и работал на крохотном детском матрасике. Тут важна была вера (а может и любовь) в правильность выбранной тропы самоотречения и тогда она (тропа) могла помочь выйти на большую дорогу самопознания. А там было уже рукой подать до проспекта самосовершенствования (самовыражения, самофинансирования, самоокупаемости и т.д.).
      13. ЦЕЛИ И СРЕДСТВА
      Сидоров шлепал босыми ногами по остывающим камням одной из многочисленных дорог Большого Города (не путать с Большой Дорогой), и пламя свечи чуть покачивалось в такт шагам, не столько освещая путь, сколько ослепляя идущего. Мутная жидкость в чреве тары из-под "Наполеона" мерно колыхалась навевая фаталистический подход к жизненным катаклизмам. И в то же время ассоциативно инициируя ощущение неотвратимой быстротечности времени, словно маятник, задавая отсчет повернутых вспять лет, тусклой панорамой наползающих на подернутый влажной пеленой взор Сидорова, обращенный вовнутрь, в мрачные глубины Маленького существа, оборачиваясь парадоксом противоречивых мер: потенциальных и осуществившихся величин.
      Маленький Мир Сидорова, войдя в соприкосновение с Большим Миром вокруг, ощутил деструктивные изменения, рассыпаясь прахом, в следствие неосознанной ошибки, заложенной бог знает когда, в его, может изначально, порочную структуру.
      Свеча в руке рыдала стеариновыми слезами.
      Вселенская печаль обуяла Сидорова. Еще не зная КАК, он, Сидоров, понял - что УЖЕ не так.
      Бессмысленный бег по дороге, ведущей в Никуда, при всех кажущихся степенях свободы, оставлял бегущего в жестких рамках наезженной колеи. Сидоров как клоп, ползущий по внутренней стороне банки, до недавнего времени даже не догадывался, что его Мирок, не есть Мир. Для этого необходимо было вырваться в иное измерение и взглянуть на себя со стороны и иными глазами. Осознать себя. Если конечно то что необходимо было осознавать имелось в наличии.
      Свеча рыдала...
      ЗЕЛЕНЫЙ ЛУЧ УДАРИЛ ВНЕЗАПНО...
      Свеча мгновенно расплавилась, залив руку раскаленным стеарином. Сидоров взвыл и упал на четвереньки (точнее падал на четвереньки, но вовремя сориентировавшись приземлился на три конечности, потому что четвертой он судорожно прижимал к животу бутыль с универсальным от многих напастей средством, сила которого, как вы уже знаете, крылась в помете тибетских яков).
      После ослепительного луча и в результате утраты свечи Сидоров оказался погруженным во мрак, что принесло ему, как не странно, некоторое облегчение. Ибо мучительный дисбаланс, несмотря на общее ухудшение обстановки, выровнялся. Контраст между Внутренним и Внешним, как бы сгладился. Еще мгновение назад Сидоров чувствовал себя глубоководной рыбой, безжалостно извлеченной на поверхность: Внутренний Мирок Сидорова разбух, раздулся, грозя разорвать внешнюю оболочку. Мысли сбивались и метались испуганной вороньей стаей. Теперь Сидоров вдруг ясно почувствовал, что тот Сидоров, чей лик взлелеянный, выпестованный и свято хранимый, оберегаемый, как оберегают старую мозоль, оказался как и злополучные уведомления из картона, но не черного, а серого. И вот картон лопнул, маска спала, а под ней... НИЧЕГО. Цели - самообман! Средства достойные этих целей. Сидоров был, а вроде как не был. Зеленый луч пробил крохотную брешь в броне Сидорова, и Бронесидоров - лопнул как мыльный пузырь.
      Но это, конечно, фигурально, а Сидоров натуральный стоял на трех конечностях (надо отметить - прочно стоял) посреди Большого Города, впавшего в глубокий, похоже летаргический, сон.
      Время остановилось. Сидоров крохотным серым муравьем распластался на асфальте. Дома, высящиеся равнодушными Голиафами, презрительно косились на маленького Давида, взяв наконец реванш за увековеченный позор мифологического тезки-прообраза.
      Но они торжествовали явно преждевременно.
      Сидоров встал, быстро разделся и методично натерся чудодейственным средством, презентованным непритязательным (не путать с непрезентабельным) Гуру. Бутыль из-под "Наполеона" опустела. Сидоров неспешно оделся, стараясь особенно не принюхиваться, и твердым шагом отправился на поиски телефонной будки.
      - Алло! Аристарх?
      - Его нет дома. С вами говорит автоответчик - Аристарх второй...
      - Мне нужна твоя помощь, Аристарх! Сейчас, немедленно...
      Аристарх второй принял. Аристарх первый будет поставлен в известность. Отбой. Бип! Бип! Бип...
      - Алло, Маша...
      - Я сколько раз тебе говорила: не звони ты мне!
      - Маша, мне плохо!
      - Наконец-то! Должна же справедливость восторжествовать, в конце-концов.
      - Но...
      - Прощай.
      - Алло. Добрый вечер. Это я - Сидоров...
      - Какой вечер, Сидоров? Ты что - спятил? Уже глухая ночь и я сплю сном праведника, чего и тебе желаю...
      - Петрович...
      - Иди спать Сидоров! Завтра снова на работу опоздаешь, а потом опять будешь клянчить льготные путевки в дом отдыха.
      - Но...
      - Спокойной ночи, Сидоров.
      14. ГНИЛОЙ ЗУБ (КРАТКИЙ ОЧЕРК ПОПУЛЯРНОЙ СТОМАТОЛОГИИ)
      Обильно унавоженный Сидоров шел по гулкой пустынной улице, и Город стыдливо отворачивался от назойливого раздражителя: отторгая и игнорируя.
      - Сидоров!
      Вопрос не требовал ответ, так как был собственно не вопросом.
      - УЖЕ? - спросил Сидоров, аналогично нетребовательно. Ответ он и так знал.
      - Но как же гуманность, принцип невмешательства? Разве так обращаются с представителями слаборазвитых цивилизаций?
      - Иногда, для того чтобы избавиться от общего недомогания достаточно удалить гнилой зуб.
      - Неужели достаточно только один... зуб?
      - Ну не один. Может несколько...
      - Это и есть точки минимального воздействия?
      - Да, конечно... Ну и разит от вас, Сидоров. Это что - помет тибетских яков?
      - Не уклоняйтесь от стоматологической темы. Меня интересует вопрос: нельзя ли ограничиться пломбой?
      - Нельзя.
      - Я так и думал, - рассеянно протянул Сидоров и задумчиво окинул взором фигуру, старающуюся держаться в тени, - ну что же, если экстракция одного гнилого... Сидорова будет способствовать оздоровлению целой цивилизации... Это у вас что, бластер?
      И не ожидая ответа Сидоров повернулся к представителю наверняка более развитой цивилизации спиной, ощущая между лопатками умный и твердый, как гвоздь в ботинке, взгляд пришельца.
      Босые ступни приятно холодил остывший уже асфальт, шершавый как кошачий язык.
      "Глупо. Ужасно глупо... Как хочется оказаться в той точке времени, начиная с которой стали нанизываться, даже не ошибки, а так - бессмыслицы, досадные недоразумения, последствия беспечности, бездумности, безалаберности, да мало еще каких "без", образуя тяжелую крепкую цепь каторжника, приковывающую обладателя этого экстравагантного аксессуара к самому себе. И бегство с этой каторги увы, по-видимому, невозможно. По крайней мере достоверных случаев неизвестно. Кроме, разве что самого радикального. Но в этом варианте, беглая составляющая, даром что духовная, норовит прихватить и материальный носитель. Нет, смерть это самое глупое мероприятие, в котором неизбежно приходиться участвовать человеку, ведущему активную общественную жизнь..."
      Сидоров вдруг понял, что он стоит перед дверью своей квартиры в доме по улице имени "179 Отчетно-выборного Собрания на заводе Резиновых Изделий". (Кстати, вы обратили внимание, как часто встречаются вдруг и... ах, да, это я уже говорил.)
      Как он сюда попал, Сидоров ответить затруднялся. Где-то под левой лопаткой все еще чувствовался взгляд Старшего Брата по разуму.
      Меж дверью и дверным косяком торчал лист черного картона...
      Сидоров не спеша взял в руки очередное послание.
      УВЕДОМЛЕНИЕ
      СИДОРОВ УВЕДОМЛЕННЫЙ ПРЕДШЕСТВУЮЩИМИ УВЕДОМЛЕНИЯМИ
      УВЕДОМЛЯЕТСЯ АЛЬТЕРНАТИВНО В ТОМ
      ЧТО ОН НЕ ЯВЛЯЕТСЯ БОЛЕЕ КРИТИЧЕСКОЙ ТОЧКОЙ
      ВОЗДЕЙСТВИЕ ПРЕКРАЩАЕТСЯ
      ОТПУЩЕННАЯ ПОРЦИЯ ВОЗДЕЙСТВИЯ СЧИТАЕТСЯ АННУЛИРОВАННОЙ
      ВПРЕДЬ ДО ОЧЕРЕДНОГО УВЕДОМЛЕНИЯ
      Буквы вновь были холодного серебристого цвета, четкие и выпуклые. С обратной стороны явно от руки было добавлено:
      "Поздравляем. Искренне желаем, чтобы критическая точка стала некой точкой отсчета".
      "Как кстати..." - некстати подумал Сидоров, он развернул веером все шесть уведомлений, задумчиво хмыкнул, перетасовал и небрежно бросил на телефонный столик.
      Что-то все таки тревожило Сидорова. Ну, конечно! Запах. Сидоров прошел в ванную комнату, но едва он успел раздеться, как зазвонил телефон.
      Голый Сидоров, застывший как указующий перст посреди коридора, с телефонной трубкой в руках, являл собой олицетворение противоречивости нашего времени вообще и текущего момента в частности (Сидоров не закрыл воду в ванной, что способствовало аллегоричности скульптурной группы, образуя фонический ряд в ассоциации касательно текущего момента). Вот только запах - он все портил, разрушал, так сказать, очарование. Кто бы мог подумать, что эти тибетские яки могут столь своеобразно пахнуть. Сидоров подул в трубку и с легким сожалением в голосе произнес:
      - Сидоров слушает.
      - Сидоров? Это я - Аристарх. Мне тут пришла в голову одна гениальная мысль...
      - Прогони ее и ложись спокойно досыпать.
      - Не перебивай, а слушай: глупая шутка, повторенная дважды - до добра не доводит.
      - Если можно - без вступительных мудрых сентенций. Я мыться собрался и стою голый посреди коридора.
      - Голый Сидоров на голой земле - как это экзотично... но можно и без вступительных... Хотя я на твоем месте ее бы записал, может пригодиться. Ну а если конкретно: зачем тебе понадобилось свои дурацкие уведомления подкладывать мне в холодильник?
      Сидоров сардонически ухмыльнулся и тепло посоветовал Слезному Скитальцу, сопевшему в телефонную трубку где-то на другом конце города:
      - Пошел к черту!
      За окном стало значительно светлее. Начинался новый день. Точка отсчета...
      Но это уже тема для совершенно иного повествования, у которого и название было бы совершенно другим. Не какая-то там "Критическая точка", а что-нибудь свежее, оригинальное, ну например:
      "Точка отсчета".
      ПОСЛЕСЛОВИЕ
      (которое, очевидно, не войдет в полное
      собрание сочинений уважаемого автора)
      История эта произошла на рубеже двух эпох, как зеркало отразив (в меру способностей автора) этот самый рубеж, на лезвие которого напоролась тонкая нить судьбы Маленького человека Сидорова.
      По одну сторону рубежа Первая Эпоха - развитого беспробудного эгоизма на базе аморально-эпической демагогии. Это то замечательное время, когда любимым блюдом на внешней, а особенно на внутренней политической кухне была - лапша. А самым выдающимся достижением широких масс - большие уши. У тех же кротких представителей рода человеческого, которые безропотно взвалили на себя бремя власти, несомненным фетишем была грудь. Которой, с одной стороны они эти широкие массы якобы кормили, а с другой стороны (и это уже без всяких якобы) пестовали для водружения и ношения всяческих наград и почетных званий (грудь для орденов, аки голова для шляпы).
      А по другую сторону рубежа - Вторая Эпоха, свежим ветром (умеренным временами порывистым) ворвавшаяся на безбрежные просторы, где доселе безраздельно властвовала, одновременно пребывая в сладкой неге, Предыдущая (в народе любовно окрещенная - Эпохой Застоя). Кроме загадочного термина "Перестройка", несколько вуалировавшего сокровенный смысл проистекающих процессов, эта Вторая принесла с собой еще ряд подзабытых или вовсе ранее неизвестных терминов и явлений. В дальнейшем благодарные потомки, возможно, окрестят эту окаянную Вторую, как нибудь экстравагантно или экзотично. Ну, например:
      "Эпоха оголтелого плюрализма и сорвавшейся с цепи гласности, а так же: то ли недоношенной, то ли только что зачатой демократии..."
      Но это уже совсем другая история. И пусть совсем другие решают как быть с ушами: стоит их растить и лелеять для дальнейшей службы верой и правдой? Или повременить и никуда не ходить. И вообще мыться Сидорову или так и ходить в... впрочем это для истории и вовсе не важно. Ведь история оперирует категориями, а не... впрочем, это тоже не важно.
      Итак, может как раз вы подхватите знамя, выпавшее из ослабевших рук скромного ашуга, специализирующегося на воспевании неисчерпаемой темы "за жизнь дна бездонного интеллектуального болота академических НИИ". Ну что же, как сказал бы Сидоров:
      - Флаг вам в руки!
      Может вы расскажете эту новую историю совсем другим языком - без излишней словесной эквилибристики. Как нибудь более реалистично, используя модные ныне атрибуты: непечатные ранее идиоматические выражения, обязательные ныне эротичные сцены. И вообще, менее заумно и более сермяжно. И Сидорова назовете не Сидоровым, а как нибудь более эффектно, Пульсомонидзе, например. И чтобы...
      Флаг вам в руки!
      Впрочем, это я уже говорил, а потому - я пока поставлю точку. Не критическую, не отсчета, а самую что ни наесть ординарную, я бы сказал вульгарную
      ТОЧКУ.
      ЧАСТЬ ВТОРАЯ. КРИТИЧЕСКАЯ ТОЧКА - 2 (ВТОРОГО РОДА)
      (Точка перегиба)
      (Сказочная повесть, абсолютно дезориентированная)
      "...и одинокий осел возносил к небесам свой
      истошный рев, словно все страждущие твари
      избрали его своим глашатаем - обвинять богов."
      М. Рено "Тезей"
      ПРОЛОГ
      - Сидоров?!
      - Пять долларов!
      - За что, Сидоров?
      - А за поговорить с хорошим человеком?
      - Какой же ты хороший, Сидоров? Тем более человек? Ты обыкновенный жлоб!
      - Я - необыкновенный жлоб!
      - Вот-вот...
      - И даже не жлоб, а личность, взлелеянная в рамках совсем новой государственной (СНГ-овенькой) политики. Человек, с позволения сказать, новой формации с гипертрофированной коммерческой жилкой, и даже не жилкой, а жилой, которую я лелею и старательно разрабатываю.
      - Вот-вот, Сидоров, я и говорю: жила ты, Сидоров!
      - Сидоров жила, жива и будет жить, жизнерадостно жужжа этаким живчиком, пожевывая жвалами, железной жаждой к жизни сживая со свету безжалостно всех жалких иждивенцев.
      - Словоблуд ты, Сидоров, и... жутко жизнь тебя накажет!
      - Человек, чье детство прошло в условиях жесточайшего партогенеза...
      - Какого генеза?
      - Парто!!! Не перебивай! Засилье злобных партократов...
      - Сидоров! Я просто хотел спросить: у тебя совесть есть?
      - Пять долларов! Штука. В отличной упаковке. Импортная. Из гуманитарной помощи недоразвитым страна...
      - Да ну тебя, Сидоров! Вечно ты дурочкой прикидываешься.
      - Лучше прикидываться, чем быть! Или ты считаешь, что лучше не быть, чем прикидываться?! Так сказать быть или не быть? Такой вот question!!!
      - Трепло ты, Сидоров.
      - Я трепло?!! Да, я - трепло. Но какое трепло?!! Необыкновенное! Я вообще новый вид, сформировавшийся в годы застольного засилья... Homo spicer, если в двух словах, одним словом...
      - Сидоров, а в морду хочешь?!
      - Вот! Вот оно наше основное различие: Homo spicer от Homo erectus, человека говорящего от человека... торчащего. Проблема быть или не быть деградирует в бить или...
      - No problem, Sidorov, no problem!!!
      - Будем считать, что мы не поняли друг друга.
      - Ну, ты мне еще попадешься, Сидоров!!!
      - Не попадусь! Я из института ушел, я от пришельцев отбился и от вас всех остальных как-нибудь оторвусь.
      Сидоров рванулся, встал на дыбы (Клодт, если бы мог сейчас его видеть - весь остаток жизни ваял бы исключительно одних Сидоровых в разных ракурсах и прочих позах), стремительно расправил грудь, крылья, выпустил закрылки, шасси и... выпал из гнезда, то бишь свалился с кровати и... проснулся. Точнее открыл глаза. А если еще точнее - попытался это сделать. Со второго раза это почти удалось.
      За окном в это время медленно и угрюмо наступало хмурое утро.
      1. ХМУРОЕ УТРО
      "Солнце всходит и восходит, а от этого, даже у
      бывалого человека, может закружиться голова.
      Хотя по большому счету, ему, то есть солнцу,
      а нас в высочайшей мере и с высокой башни..."
      Из записных книжек Сидорова
      На самом деле, скорей всего, был уже полдень. А может даже не полдень. Но уж во всяком не полночь, это точно... Хотя...
      Голова трещала так, словно накануне Сидоров на спор забодал вожака бараньего стада, а заодно и всех его ближайших сподвижников, близких и дальних родственников, а потом для вящей убедительности еще пару раз постучал все той же головой об угол соседнего дома (почему соседнего? загадочен мир авторской ассоциации!).
      Сидоров сел на полу и мрачно стал разглядывать собственные ноги ноги были разными: одна в носке, вторая без, но зато в ботинке. Второй ботинок почему-то стоял на подоконнике.
      Сидоров тяжело поднялся, проковылял к окну и даже хрюкнул от полноты обуревающих его чувств: ботинок до краев был тоже полон... воды. А на дне отчетливо просматривались две маленькие серебристые кильки пряного посола, несколько веточек петрушки и пятикопеечная монетка.
      "Черт! То ли вчера уху собирался варить, то ли хотел аквариум обустроить... А кто же монетку бросил? Неужели кто-то решил по древнему обычаю... в водоем... чтобы, значит, еще вернуться... Черт!"
      Сидоров ткнулся лбом в стекло и на мгновение застыл, блаженно ощущая, как в мозгу извилины, закрутившиеся в спираль, потихоньку начинают остывать.
      "Какой вчера был день? Или вчера была ночь? Жизнь полна парадоксов! Если вчера был один день, то сегодня, значит, будет другой? Или не будет? А если вчера была ночь, то что будет сегодня? День? Или опять ночь? Боже, как все сложно устроено в этом мире!"
      У Сидорова громко зазвенело в ушах.
      "Все, надо менять modus vivendi! Впрочем, нет, кажется, что пока достаточно будет, если я сниму телефонную трубку!"
      Сидоров четко, по-военному развернулся, насколько позволяли абсолютно негнущиеся колени, и проковылял в коридор, тяжело припадая сразу на обе ноги.
      - Ты кто такой? - прозвучал из телефонной трубки сакраментальный вопрос.
      Сидоров на некоторое время задумался, погрузившись в мучительный процесс самоанализа (надо отметить, что анализы у Сидорова в последнее время были никудышными), но тут же почувствовал, как извилины стали вновь накаляться. Сидоров с тоской посмотрел на себя в зеркало, занимавшее одну из стен коридора, с тайным предназначением подпитывать иллюзию, что та жилплощадь, на которой он - Сидоров - прописан, тоже якобы может называться квартирой, и вздохнул.
      Зеркало не только ничего не подпитывало, но напротив, окончательно лишало всяких иллюзий, и в частности относительно того, что в данную секунду там отражалось, то есть непосредственно самого Сидорова, который, чего греха таить, в данную же секунду выглядел не лучше своих анализов, то есть весьма посредственно, хотя жил, как считали некоторые, не по средствам, но посредством чего никто толком не знал.
      - Пришелец я! - вдруг неожиданно для самого себя сурово сказал Сидоров и даже вздрогнул при этом.
      - Трепло ты, Сидоров, я же прекрасно слышу, что это ты! - обиделись в трубке.
      - Нет я пришелец, - капризно заканючил Сидоров и столь же для себя неожиданно, как и в первый раз, мрачно добавил:
      - А реальность ваша - мнимая!
      - Не морочь мне голову, Сидоров. Ты лучше мне скажи, только честно, я вчера не у тебя ночевал?