Черный Ворон (№6) - Завещание ворона

— У вас и остров имеется?

— У кого это «у вас»?

— Ну, у тебя с Джейн.

— Джейн погибла, — глухо сказал Назаров.

— Извини. Я не знал. В какой-нибудь горячей точке?

— В двух шагах от дома. Взорвали вместе с автомобилем. На моих глазах.

— Кто?

— Никого так и не нашли. Но желать ей зла могли многие, своими публикациями она не одно известное имя втоптала в грязь.

— После этого ты и стал Лопсом?

— Практически... От Джейн осталась приличная страховка, я прикупил кое какую недвижимость, до последнего времени так и жил отшельником.

— А сейчас?

— Знаешь, все таки уже восемь лет прошло, притупилось все как-то... В общем, решил я, что пора вылезать из своей скорлупы, делом заняться. А тут как раз неплохой гешефт наклюнулся со здешними индейца ми. Короче, сел в самолет, прилетел, сделал дело, снял навар, тут же на радостях тачку прикупил, новую. Ну, почти... А напоследок решил заглянуть в тамошнее казино...

— И продулся до крестика.

— А вот и не угадал. На рулетке удвоился, в «девятку» вообще банк сорвал. Две тысячи баксов!

Нил округлил губы и глаза, изображая уважительное удивление.

— В общем, обменял фишки на кэш, спустился в барчик расслабиться. А там она...

— Что замолчал-то?

— Понимаешь, «девочка из бара» — это вроде ярлыка, что-то вполне определенное. Но Тельма... она была совсем не такая — не профессионалка, не чья-то там загулявшая женка, не мурочка в поисках твердого шурика...

— Ага. Ангелочек, белый и пушистый.

— Что ты понимаешь?! Между прочим, вовсе не белый.

— Негритянка, что ли?

— Нет, в этом смысле, конечно, белая. Но брюнетка и вся в черном. Молоденькая, явно меньше двадцатника... Там какой-то растаман рэгги лабал, на фоно. Очень, кстати, неплохо лабал. А она сидела у самой эстрады, совсем одна, и слушала. И глаза у нее были такие... такие...

— Неземные? Макс... в смысле, Лео. Тебе сколько лет?

— Циник!.. Значит, спикировал я, пригласил потанцевать. Потом по мартини, потом по «Джим Биму»...

— А потом?

— Ну... До ресторана я ее еще довез, а вот до мотеля...

— Она тебя?

— Да... И сам не понимаю, как так получилось, вроде и выпил-то немного, по нашим меркам — вообще пустяки.

— Здесь другие мерки. И водка крепче.

— Так я же не водку пил! — возмущенно сказал Назаров. — Впрочем, потом, кажется, и водку тоже... Что дальше было, помню смутно. Кажется, про Достоевского говорили, про загадочную русскую душу, потом я блевать бегал... Нет, сначала блевать, потом про душу... Потом она мне полотенце мокрое прикладывала, песни пела. Утром просыпаюсь, состояние — сам понимаешь. Хорошо еще, «Джим Бима» полбутылочки осталось. Пока не опохмелился, вообще ничего не соображал. Ну, а потом огляделся — кругом бардак лежит, Тельмы и след простыл, только записочка на трюмо: милый, дескать, Лео, никогда не забуду этой ночи, и спасибо за царскую щедрость, твоя Тельма... Про щедрость меня смутило немного, пошарился по номеру — и точно, весь мой выигрыш вчерашний тю-тю, две тыщи как в песок. Пару-то сотен мы определенно вчера прогуляли, а остальное... Самое обидное — в упор не помню, то ли сам ей эти бабки подарил, то ли она инициативу проявила... Не, вру, самое обидное не это, а то, что ничего между нами, скорей всего, не было, помнишь, как у Довлатова — "он не стоял, он даже не лежал, он валялся..." Короче, для прояснения мозгов уговорил я «Джима» до последней капельки, покидал вещички в полиэтиленовый мешок — типа, не сваливаю, не расплатившись, а так, до химчистки и обратно. Спускаюсь, эдак небрежно кидаю ключи портье — мол, приберитесь там до моего прихода. А он, морда индейская, глазом не моргнув, отвечает: не ухищряйтесь, сэр, за номер ваша девушка уплатила, а чемоданчик ваш пустой заведению без надобности. Я предпоследнюю, можно сказать, пятерку в кармане отмуслявил, кладу на стойку и спрашиваю: случайно, не в курсе, куда эта девушка затем направилась, в какую сторону. Он денежку локтем в ящик сгреб и отвечает: случайно в курсе, села, мол, в автобус на Рэпид-Фолз. Ну, я рванул в буфете еще «Джим Бима» на дорожку, отыскал на карте этот самый Фолз и вдогонку...

— И вместо Рэпид-Фолз попал в Палисейдз. Тебе надо было с трассы уходить на три поворота раньше.

— Ёш твою клеш!... Слушай, вы мою тачку куда отогнали?

Нил прижал руки к плечам Назарова, остановив его порывистое движение в самом зародыше.

— Вдогонку собрался? Во-первых, рискуешь остаться без глаза, а во-вторых, зазнобушки своей ты там не найдешь. Сидит она сейчас где-нибудь в Акапулько, посасывает в трубочку розовую «Маргариту» за здоровье Лео Лопса, призового лоха, и зовут-то ее вовсе не Сельма, а, скажем...

— Тельма! Ее зовут Тельма! И она не такая! И вообще я почти уверен, что сам подарил ей эти чертовы бабки!

— А-а, ну тогда конечно, тогда, может быть, и не в Акапулько. Но всяко не ближе Хьюстона... Ну, а если серьезно — была бы не такая, не приняла бы этих денег даже в подарок. Так что расслабься и забудь о них. Дуриком пришли, дуриком и ушли.

Назаров вздохнул.

— Легко сказать, теперь «мерса» придется обратно в салон сдавать, как думаешь, сколько потеряю?.. Погоди, как ты сказал, куда это я заехал вместо Рэпид-Фоллз? В Палисейдз?

— Угу...

— Что ли тот самый Палисейдз? Логово Гейла Блитса?

— Вроде того...

— Слушай, а ты там... Ты там кто?

— Я там никто. Заехал по делу.

— У тебя дела с самим Гейлом Блитсом?!

Назаров схватил Нила за руку, приподнялся. Нил вновь надавил ему на плечи.

— Лежи. Сегодня тебе ведено лежать... Да, у меня дела с Блитсом. Законом это не запрещается.

— Слушай, тогда... Ты не мог бы?.. В общем, надо довести до него одно предложение. Ему понравится...

Нилу и самому понравилось. Во всяком случае, на фото домик выглядел очень симпатично, традиционная «колониальная» добротность, навевающая воспоминания о временах, когда президенты еще были джентльменами, сочеталась со вполне современной игрой светом и объемами. Широкая веранда, опоясывающая второй этаж, витражные окна библиотеки, обшитый красным мрамором камин, спутниковая «тарелка» на плоской крыше. А вокруг на все стороны — море, море, море. Но уютное, в пределах видимости берегов. А по берегам — загородные дома, виллы, парки, окультуренное, так сказать, пространство, причем окультуренное за большие деньги.

— Ну, как тебе?

В неприкрытом повязкой глазу Назарова Нил появился нетерпеливый блеск. Или Нилу так показалось?

— На фотографиях и Албания выглядит прилично. Однако, это не значит, что надо приобретать там недвижимость, верно?

— Но это же не Албания, — надулся Назаров. — Это остров в Чезапик-Бей. Идеальное сочетание полного уединения и всех благ цивилизации... Идеальный морской климат, как на Греческом архипелаге.

— У Гейла уже есть остров с идеальным морским климатом. И как раз на Греческом архипелаге.

— Но этот дом — историческая достопримечательность. В нем Джон Кеннеди занимался любовью с Мэрилин Монро. Есть документальные подтверждения...

— Макс, я понимаю, этот дом у тебя ассоциируется с прошлым, с которым не терпится расстаться. Но не думаю, что твое предложение заинтересует Гейла.

— Жаль... Ты мог бы меня здорово выручить. Этот дом — мой единственный капитал, а сейчас мне позарез нужны деньги, ты ж понимаешь...

— Но, насколько я понимаю, дом можно заложить.

— Ага!.. — Назаров грустно усмехнулся. — Это мы уже проходили. Знаешь, сколько пришлось на банк горбатиться, пока сумел выкупить закладную? Вход — рубль, выход — два, как говорили в нашем общежитии ОВИР. Помнишь?

— А то!..

Пришедший осмотреть глаз доктор Соммерс застал старых приятелей хохочущими и оживленно болтающими на непонятном ему языке.

— Вижу, настроение отменное, это хорошо... — Доктор принялся раскладывать на столе инструменты. — Нил, мне надо осмотреть больного, могу я просить вас...

— Я жду вас в баре...

* * *

Войдя в бар, доктор Соммерс уселся на высокий табурет рядом с Нилом.

— Поспешу вас обрадовать, Нил, у вашего друга ничего серьезного. Сетчатка не отслоилась, глазное дно в норме, кровоизлияние минимизировалось, гематома вокруг глаза сойдет через несколько дней. Я прописал мазь и на всякий случай — антибиотики.

— Потрясающе! И все это вы сумели разглядеть сквозь такой здоровый синячище?

— Еще пару лет назад я рискнул бы дать подобное заключение только на десятый-пятнадцатый день после травмы. — Доктор раскрыл саквояж, извлек небольшой серебристый предмет фаллической формы, продемонстрировал Нилу. — Новейшая разработка, насадка на сверхпроводимых чипах. Тут вам и рентген, и томография, и УЗИ — любая диагностика, причем высочайшей точности, достаточно лишь подсоединить к компьютеру. В данном случае — к ноутбуку.

Доктор продемонстрировал и ноутбук с фирменным логотипом «Свитчкрафт».

— Чудеса!

— Воистину, мистер Баррен. Причем не какие-нибудь там японские, а наши, звездно-полосатые. Более того, колорадские. Компания «Информед», слыхали, может быть?

— «Информед»? Очередное детище Гейла?

— Насколько мне известно, нет. — Доктор усмехнулся и подмигнул Нилу. — Но усыновление не исключается.

— Кто бы сомневался... Спасибо, доктор. Вышлете счет, или предпочтете рассчитаться на месте?

— Обычно такие расходы берет на себя корпорация, но в данном случае... — Доктор Соммерс вновь усмехнулся. — Уж не знаю, что там у вас произошло с Гейлом, только он почему-то распорядился содрать с вас три шкуры. Скажем, двадцать тысяч долларов — это не перебор?

— Возьмите пятьдесят, доктор. И не стесняйтесь, поверьте, Гейлу вся эта история обошлась несколько дороже.

— Благодарю вас, мистер Баррен. Надеюсь, вы разрешите угостить вас? Что предпочитаете?

— Стакан колотого льда с каплей вермута.

— И двойной «Джим Бим»!

Назаров-Лопс подкрался незаметно, как песец, на звук его голоса Нил даже вздрогнул. Хорош, хорош был, чертяка, и где-то раздобытые громадные темные очки лишь добавляли красавцу-Зорро таинственной прелести. И чтобы такой восемь лет жил отшельником? Не надо быть Станиславским, чтобы не поверить.

— Что ты встал, а? Ну что ты встал? — напустился на старого приятеля Нил. — Тебе доктор что сказал?

— Сказал, что не хрен больше валяться! Верно, док?

— Не теми словами, но по существу верно.

— Видал?.. Предлагаю по этому поводу оттянуться в полный рост!

— А с тебя не довольно ли будет? Смотри, опять куда-нибудь не туда заедешь, в другой раз так легко не отделаешься...

— Да ладно тебе!

Назаров придвинул к себе стаканчик с виски, одним махом отправил содержимое в усатый рот.

— Извините, джентльмены, мне пора. — Доктор встал, пожал руку сначала Нилу, потом Назарову. — Берегите себя!

— Толковый мужик, — сказал Назаров, проводив Соммерса взглядом. — Ну что, давай за благополучный исход. Эй, еще два двойных «Бима»!.. Да уж, это вам не «Солнцедар»!.. Ты-то как поживаешь? Ничего про себя не рассказал.

— У меня все в порядке.

— Это я догадался... Как твоя... Сюзанна, кажется?

— Сесиль. Неплохо.

— Дети есть?

— Смотря у кого.

— Не понял...

— У Сесиль четверо...

— Сильно. Значит, вы теперь врозь? Больше не женился? Ну так, мы с тобой оба мужчины свободные, симпатичные, а вокруг столько хорошеньких. Может, устроим холостяцкий пробег?

Нил окинул взглядом бар, из более-менее хорошеньких никого не приметил.

— В другой раз.

— Понятно... Значит, как у Ильфа и Петрова: «Будете у нас в Москве — захаживайте. Но адреса почему-то не оставил...» Ладно, давай хотя бы по последней, на ход ноги. Еще по «Биму»?

— Водки.

— Вот это по нашему, по-бразильски! Помнишь, как, бывало, в Коктебеле, вечерком...

— Помню, помню... Вот что, Макс, пардон, Лео. Я, пожалуй, взглянул бы на твой домик на острове. Как это можно устроить?

* * *

— Сами то мы, может быть, и успеем на регистрацию. А багаж?

— Ну, Танечка, значит, не судьба. Улетим завтра. Проблем не будет. Говорят, самолеты на Петербург уходят полупустые.

— Но приглашения уже получены. Я получила подтверждение от Ти Эн Ти.

— Опять же, не судьба... Может, оно и к лучшему. Лично я не горю желанием видеть этих... друзей детства. Пусть и дальше думают, что я умер.

— Паша!..

— А что, разве все они не стали нам чужими гораздо раньше? Честно говоря, я не вполне понимаю, зачем это все понадобилось тебе.

— Помнишь барбекю у Аланны? Ну, последнее, когда Крис еще чуть было не подрался с ее братом Кевином?

— Да.

— Тогда Сесиль сказала одну вещь. Точнее, навела на мысль... Знаешь, чтобы окончательно стряхнуть с себя прошлое, надо снова окунуться в него с головой...

— Но это невозможно, в одну реку не войдешь дважды.

— Я хотела сказать — вернуться в те же места, в те же обстоятельства, к тем же людям... И когда ты увидишь, что все стало совсем другим, изменилось необратимо... и непоправимо... только тогда прошлое отпустит тебя, перестанет тянуть...

— А тянет? К Леониду, к Ваньке или, может быть, к Пикте?.. Извини, я не хотел, это так глупо вырвалось, не сердись...

— Я не сержусь... Наверное, просто в юность тянет...

Они первые сошли с эскалатора и оказались в зале международной зоны франкфуртского аэропорта. Остановились, пропуская пассажиров, направляющихся к будочкам паспортного контроля.

К ним тут же приблизилась миловидная шатенка в синей униформе и на хорошем английском языке спросила:

— Мистер и миссис Розен? Транзит в Санкт Петербург?

— Да, это мы.

— С вами еще следуют... — Шатенка заглянула в список, — мистер Вилаи и мистер Кайф.

— Совершенно верно. Кстати, вот и они... Ребята, мы здесь.

— Прошу вас проследовать за мной на посадку...

— Да-а, — протянул Шурка, устроившись в кресле бизнес-класса. — Заметили? Сразу же двери задраили, мотор завели. Будто только нас и ждали... Крис, как думаешь, это не тот же благодетель устроил, что из-за тебя в Денвере вылет тормознул?

— Возможно, — неохотно ответил Крис и углубился в чтение журнала.

Глава третья

Крепкие братские объятия

(июнь 1995, Санкт-Петербург)

Помятый, сутулый человек в потертом плаще неопределенного цвета, сравнимого только с мастью лошади юного Д'Артаньяна, въезжавшего в Менг, вышел из метро. И побрел куда-то, пошатываясь и натыкаясь на встречных людей. Одни сторонились его, другие умышленно подставляли плечо, и еще оборачивались, ожидая ответной реакции. Но никакой реакции не было...

Это какие-то греческие «Метаморфозы». Это какая-то «Книга перемен»... Как он любил когда-то эту вольную трактовку одной из ее гексаграмм! Неужели и это забылось? «Творческое небо есть великое всепроницание и должная непоколебимость». Когда-то он с юношеским апломбом решил, что это будет его литературным девизом. И что теперь? Где они, твои всепроницание и непоколебимость? Где оно твое творческое небо, Иван Ларин? Свелось к невидимой точке в гипотетическом конце черного туннеля? «Книга перемен»?..

Все они, без исключения, и Таня, и Павел, и Ленька, и Ник... Как его теперь? Жульен... Шоколадов. Тьфу! Гадость какая. Все они — образы милого прошлого, сегодня внезапно обретшие плоть — жили, менялись, что-то с ними происходило. А он? Какие-то старые кинокадры из романтического фильма про гражданскую войну. Стремительная атака буденовцев. Шашки наголо. Обветренные рты орут: «Даешь!» А одного вышибло взрывной волной из седла. Ползет он на четвереньках. Кричит тоже. Все друзья проносятся мимо, уже едва заметны в пыльной дали, а этот все ползет и кричит что-то. Такая тоска! Только на сухих губах оста лось прикосновение к Таниной щеке.

А ведь когда просил на прощание пожелать ему только покоя и довольства и, посмотрев ей в глаза, сказал, что счастье свое он уже упустил, она возразила, а головой непроизвольно кивнула. Жест не соврал. Жест не пожалел Ивана Ларина. Да, упустил свое счастье. А самое главное, что она, еще прощаясь с ним, уже думала о Павле. Как она смотрела на своего рыцаря! Сколько счастья и любви было в ее глазах! И не отражалось в них, даже в самых уголках, никакого чувства, пусть забытого, прошлого, к Ивану Ларину. Словно не было его. А был ли он действительно? Ходил ли он по этой земле? Выходил ли он из метро? Переходил ли он через дорогу? Призрак в смешном плащике...

Сильный удар в бедро вернул его на землю. Точнее подсек, швырнул на капот и долбанул головой о лобовое стекло. И тут же холодная металлическая плоскость под ним резко ушла в сторону, и Иван действительно оказался сброшенным на землю. Он услышал в стороне тупой удар, как будто рядом стукнулись две пустые коробки. Писательское нутро успело занести в невидимую записную книжку: «лбом в лобовое стекло». А потом куда-то провалилось вместе с физическим, человеческим.

Но сознание покинуло его на какие-то мгновения. Очнулся он от вопящей на разные голоса автомобильной сигнализации. Когда он приподнял голову, то увидел бегущие к нему джинсовые ножки в сапожках на высоком каблуке. Чьи-то руки теребили и пытались поставить его на ноги. Иван хотел посмотреть в лицо незнакомке, но почувствовал, что быстро намокает лоб, и что-то липкое застилает глаза.

— Живой? Живой?.. — дрожал над ним молодой женский голосок.

— Да живой я, успокойтесь... — выдавил из себя Иван. — Мыслю, следовательно, существую.

— Вы можете идти?.. Тогда идемте, я вам помогу. Быстрее...

— Куда идти? Вы же можете запачкаться, я сам смогу... — говорил он, влекомый куда-то незнакомкой, вытирая рукавом кровь с лица на ходу и пытаясь разглядеть судорожно вцепившуюся ему в плечо девушку.

Она тащила его к застывшему поперек дороги «Опелю», протаранившему на манер греческой триеры припаркованный совершенно новый, рекламно-выставочного вида, «Мерседес», который орал, как раненый слон. Неужели ткнет его мордой, как нагадившего щенка: смотри, что наделал, гад? Нет, открыла дверцу и помогла запихнуть в салон «Опеля» плохо сгибающуюся ногу.

Теперь перед ним была паутина треснутого стекла и красный отпечаток литературно одаренного лба на нем. Потом открылась дверца слева и Иван увидел ее. Совсем молоденькая девчушка. Темные прямые волосы, забавная челочка и кукольное личико. Даже не взглянула на него...

— Рвем отсюда, пока не попали... — прошептала она, включая зажигание...

Ее звали Алиса.

Иван столько раз описывал чудесные встречи своих героев. И вот теперь он сам оказался в шкуре какого-то персонажа. На героя он, конечно, не тянул, но зато Алиса безусловно была героиней романа, хотя и не его. А, впрочем, как знать, как знать. Много лет дремавшая Ванечкина перманентная влюбленность зашевелилась и стала продирать глазки.

Он полулежал на толстом кожаном диване.

Вот какой ты есть, евроремонт! Бело серые стены, навесные потолки со множеством маленьких лампочек, ковролин, черная офисная мебель, всевозможная оргтехника, компьютеры. Да что компьютеры! На соседнем столе стоял предел его мечтаний. Печатная машинка «Оливетти»! Изящная, бесшумная, сама стирающая помарки... И миниатюрная хозяйка офиса бегает с мокрым полотенцем, наклоняется над ним, озабоченно смотрит на его лоб. Алиса и страна чудес. И какие то стали появляться в раненой голове нездоровые мыслишки... Но пришел доктор.

— Ну что ж. Я осмотрел пострадавшего. Что вам сказать?.. Ага... — Доктор спрятал в карман протянутую Алисой зелененькую бумажку. — Перелома я не обнаружил. Только сильная гематома на бедре. В принципе, это пустяки. Недельку похромает. Сотрясение мозга, если и есть, то довольно легкое. Перевязку я сделал, конечно, надо бы рентген, но... Вообще, обычное дело. Человек под хмельком, падал расслабленно. Судьба таких хранит...

«Каких — таких?! Какое — под хмельком?! Да я уже три года ни капли...» — хотел выкрикнуть Иван, но, во-первых, не было на то сил, а во-вторых... Во-вторых, его трехлетняя надрывная трезвость, тяжелая, тупая, сопровождаемая затяжными депрессиями и периодическим отказом мозгов, вдруг предстала перед ним одним колоссальным самообманом, злобной иллюзией, похитившей полноценные, творческие годы. И кто только ни внушал ему: будешь пить — помрешь под забором. А не будешь пить — помрешь где? Под колесами иномарки, а прибывший эскулап бестрепетно констатирует смерть и от себя добавит: «Обычное дело, допрыгался алкаш...»

И стало Ивану вдруг легко легко, словно доктор заветным словом своим разомкнул оковы, не пускавшие душу в окрыленный полет...

Заехать по пути в магазин? Ну, если ей надо... Вообще то ему неудобно. Да стоит ли царапина на лбу и синяк на бедре ее хлопот! Нет, в ресторан он пойти готов. Кто же откажется выпить и закусить? С ударением на первом слове. Вид у него непрезентабельный, это верно. Ну ладно, хотя, право, он не достоин... Этот костюм ему нравится. И пальто? И пальто тоже нравится.

В зеркале примерочной на Ивана из дорогого костюма таращился субъект с помятым лицом. Но это как посмотреть! А если это — состоятельный, обеспеченный человек, но с тяжелой судьбой, с трудной биографией? Искатель приключений, африканские сафари, горячие точки, чистый спирт, арктическое путешествие, тропическая малярия... Спивающийся Хемингуэй. Но его еще можно спасти. Если найдется вот с такими глазами, как у тебя, Алиса, с такой маленькой ручкой... Здесь ему тоже очень нравится. Шикарный ресторан! Он закусывает, закусывает... Если найдется такая вот, которая полюбит старого отшельника, занятого добыванием словесной руды... Конечно, выпьем! За тебя, моя спасительница!.. Он опрокинет привычные представления, он поднимет на дыбу этот сытый мирок, колесует реальность, данную нам в ощущениях. Он создаст синтетическое, неделимое целое. Он простую вещь возведет в разряд абсолюта... Тебе тоже налить «Абсолюта»? Браво! Кто-то там из представительниц вашего брата пил чистый спирт. Но «Абсолют» — это тоже круто!.. А вообще-то, милостивый государь, приглашая девушку на танец, принято спрашивать у ее кавалера разрешение! Да, я крутой папаша, если вам так угодно. А у вас дурные манеры и физиономия такая тупая, что, мне кажется, вы не попадете в такт. А я попаду!.. На! И еще слева! Распишитесь в получении... И вечный бой, покой нам только снится... Ууппп... летит, летит степная... летит...

* * *

Иван с усилием попробовал открыть глаза, но ему подчинился только один глаз. Он увидел знакомые обои с пятном в изголовье матраса, трещину в углу потолка. Голова гудела, как шахта лифта. Было больно делать глубокие вдохи, и любое движение давалось с трудом. В том числе движение мысли.

И повторится все, как встарь:

Ночь. Ледяная рябь канала.

Аптека, улица, фонарь.

Фонарь мод глазом. Да и тот разбитый. Жизнь опять выплюнула его. Опять все вернулось к старому матрасу, тяжелому похмелью и разбитой роже. Отряд не заметил потери бойца, но откуда-то появилась прекрасная незнакомка, всадница с картины Брюллова. Она звала его с собой в мир евро-офисов и пишущих машинок «Оливетти». А он повернулся к ней пьяной свиной харей, и прекрасное видение исчезло и никогда больше не появится. Это был его последний шанс. И он его просто пропил. Пропил мечту, как мужики пропивают последние штаны, обручальные кольца и крестики своих жен... Все. Хватит, Иван Ларин. Пожил, покоптил, попил. Пора и честь знать. Пора, мой друг, пора! Больно двигаться? Смешные мысли! Не все ли равно теперь: болит нога или рука? Тебе очень хочется посмотреть на этот мир в последний раз двумя полноценными глазами. Какая глупость! Подготовиться? А разве ты не готовился к этому весь последний год? Все продумал. Таблетки приготовил... С детства ненавижу глотать таблетки, но не разжевывать же две пачки транквилизатора. И ванна... Ивана. Горячая ванна. Они рожают в воде, а надо умирать в воде. Тихо, спокойно. Марат принял смерть в ванне. На улице Марата. Кто еще? Этот... Как его?.. Писатель... Ларин...

И опять он очнулся. Опять какая-то волна вынесла Ивана на его старый матрас. Слабого и легкого. Сколько можно ходить туда и обратно?! Что он им хоббит, что ли? Вчерашний доктор. Вчерашний сон. Алиса?.. А это кто? Что он здесь делает?

Серые глаза смотрели на Ивана с холодной усмешкой. Короткий ежик волос, квадратная челюсть, бычья шея и покатые плечи. «Сам чайханщик, с круглыми плечами...»

— Ну, здравствуй, дружок, — проговорил «чайханщик» с характерной растяжкой ударных гласных. — Решил с нами в откидного сыграть? Мы тебя и оттуда достанем. Мы тебе — не менты!

В углу комнаты кто-то довольно тыкнул. Там сидел еще один. Невероятных размеров, похожий на гориллу.

— Вы кто? — еле слышно проговорил Иван.

— Конь в пальто! Лева Брюшной меня зовут. Слыхал? Нет? А зря...

— Что вы здесь делаете?

— Пришли проводить тебя в последний путь. Вдову твою утешить. — Лева повернул свое грузное тело. — Эй, вдова! Утешить тебя?

Иван увидел бледное лицо Алисы.

— Слушай сюда, кидала-откидала. За базар надо отвечать, а долги надо платить. А потом и отчаливай, никто тебя удерживать не будет. А если надо, то и по можем, чем можем.

В углу опять раздалось громкое ржание.

— Какие долги? — Иван ничего не мог понять.

— Новенький «мерс» с вмятиной в бочине. Это не долг? Такую красоту испортили. Ты и твоя телка на тачке. Знаешь, какие это бабули? «Мерс» новье превратить в хлам, а потом жмурика слепить! Одну эту, безутешную, оставить для разборок. Так дела не делаются! Эй, вдова, ты соберешь за неделю двадцать пять штук? Может, зря мы покойничка потревожили?

— С какой стати я должна за него попадать на такие бабки? — Иван услышал незнакомо деловой голос Алисы. — Он бросается мне под колеса, ему все по фиг. Я пытаюсь его жизнь спасти, сворачиваю в сторону. В тюрягу за него садиться мне не хотелось, а теперь из за него на бабки подписываться? А если бы он решил себя вместе с автостоянкой взорвать? Нет. Пусть он сам за себя отвечает.

— Слыхал? — Лева кивнул на его бывшую мечту. — Грамотно излагает? Что же ты, фифа, слиняла, если ты такая умная и правильная? А нам тебя и твою тачку пришлось целый день вычислять. А знаешь, сколько мой день стоит? Вот и базарь поэтому скромнее... Просек, самострел, ситуацию? Не получится у тебя по тихому отчалить, без проблем. Наследнички объявились. Остались юридические вопросы.

Брюшной окинул взглядом скромное жилище отшельника.

— Хоромы, конечно, не царские! На половину даже не потянут, — Лева посмотрел на безразлично смотрящего в потолок Ивана. — Что у тебя еще есть? Чем ты наследников можешь порадовать, членовредитель? Что молчишь? Думаешь, вернулся оттуда и тебе теперь все до фени? Ничего не страшно? Поверь мне, малохольный, самого страшного ты еще не видел, потому и не въезжаешь. У тебя еще все впереди. Ты кем на этом свете числишься?

Иван решил, что можно уже не отвечать. Все было банально и гадко. Как он мог увидеть в этой крашен ной кукле свою мечту. Бред старого алкаша! Вся эта голливудская сказка с рестораном, врачом, покупкой дорогих шмоток, была обычной коммерческой сделкой. Сотрясение мозга плюс ушиб бедра плюс рваный плащик... Итого: перевязка, магазин и ресторан. По лучи и распишись. Всадница Брюллова? Старуха-процентщица...

— А ты знаешь, чем он промышляет? — Брюшной задал тот же вопрос Алисе. — Говорил, наверное?

— Да он нес какую то пургу. Про синтетику, руду...

— Ты что шахтер что ли?

Иван затрясся от смеха, чувствуя от этого боль в груди и правом боку.

— Я так поняла, что он писатель какой-то или философ, — Алиса продемонстрировала чудеса сообразительности.

— Знаменитый? Как фамилия?

— Ларин...

— А ты артистки Лариной случайно не родственник?

— Это моя бывшая жена...

Зачем сказал? Какое им дело? Подписать им дарственную на квартиру, отдать этой костюм, рубашку и пальто. И вперед по туннелю. Правда, там есть какой-то свет в конце? Или ничего там нет? «Ни тебе аванса, ни пивной. Трезвость...»

— Какое вам до этого дело? Нет у меня больше ничего! Давайте, я подпишу ваши бумаги... И катитесь вы все... Мне уже все равно...

— Постой, не ори. Тебе вредно волноваться. Доктор, может, ему таблетку какую дать, чтобы он не повторялся? А то что-то у нашего писателя фантазии никакой не наблюдается... Так я про тебя слышал. Муж артистки Лариной, подался в писатели. Машка, моя секретарша, недавно какую-то книгу И.Ларина читала. Колян, ты не помнишь какую? Нет, откуда Колян помнит! Да шут с ней. Так ты — тот самый Ларин. А что ж ты так живешь лохово?

— Да так. Меня уже давно не издают. Издателям нужны сериалы, а не настоящие книги, — Иван вдруг решил напоследок нажаловаться на издателей, хотя последний заказ от издательства сорвал он сам, погрузившись в очередную многомесячную депрессуху. И это был последний раз, по словам редактора, когда ему доверили приличную работу. — Никому не нужны настоящие книги...

— А ведь ты, писатель, не прав. Настоящие книги очень нужны. Народ ждет таких книг. Про настоящих пацанов, живущих по понятиям. Правильных ребят. Героев. — Лева Брюшной даже стянул со своих могучих плеч кожаную куртку и продолжил. — Не надо сейчас никому этих продажных ментов, не надо этих старых кошелок, которые разводят братву, как лохов, а потом отдыхают на Канарах. Не надо этих бабских сказок, что они самые умные и красивые. Поверь мне, братан, они тупые и страшные. Все эти Бубенцовы. С ними потому все хорошо случается, что они на хрен никому не нужны. Это все мастурбации старых дев. Дай нам настоящую литературу! Помнишь «Тараса Бульбу» Гоголя? Читал? Вот! Нужная книга про казаков! Не отдам ляхам люльку! А?! Ты можешь так написать? Про братву? Не отдам азерам Правобережный рынок! Вот, как надо! А ты про что пишешь?

— Был такой философ Бердяев, — чем-то Лева задел Ивана, и тот решил поумничать. — Он говорил, что я пишу не про что, я пишу что...

— Я не знаю, кто такой твой Пердяев, — отрезал Лева Брюшной. — Самое главное, по-моему, для тебя сейчас, не что ты пишешь, а кто тебя на это дело подпишет. Короче, мы делаем тебе заказ. С издательством, бабками... чем там еще?.. бумагой мы тебе поможем. Ты только, братан, твори...