Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Хонор Харрингтон - Поле бесчестья

ModernLib.Net / Вебер Дэвид Марк / Поле бесчестья - Чтение (стр. 2)
Автор: Вебер Дэвид Марк
Жанр:
Серия: Хонор Харрингтон

 

 


      Мысль эта заставила Александера печально улыбнуться и взглянуть на сидевшего за письменным столом человека. Аллен Саммерваль, герцог Кромарти и премьер-министр Звездного Королевства Мантикора, сохранял стройность фигуры, хотя его светлые от природы волосы, несмотря на все современнейшие средства пролонга, давным-давно высеребрила седина. Впрочем, седина эта, равно как и избороздившие лицо глубокие морщины, была порождена не возрастом, а чудовищным бременем сопутствующей занимаемому посту ответственности. Ответственности столь тяжкой, что никто не вправе был упрекнуть несущего ее человека в мечте об ином, не столь сложном и неблагодарном мире.
      Мысль эта посещала Александера не впервые и всякий раз пугала, ибо, случись что с Кромарти, его естественным преемником становился канцлер Казначейства, который просто представить себе не мог ничего более страшного, чем столь немыслимая ответственность. Александер даже не мог понять, что в собственном характере привело его к ныне занимаемой должности. Впрочем, еще труднее ему было уразуметь, какие соображения заставляют Кромарти влачить бремя премьерства уже более пятнадцати лет.
      – Он ничего не сказал о причинах? – спросил наконец Александер, заглушив действовавшее ему на нервы тиканье.
      – Нет. – Мягкий, хрипловатый баритон герцога был испытанным орудием поднаторевшего в словесных баталиях политика, но сейчас голос окрашивало беспокойство. – Нет, но когда лидер Ассоциации консерваторов предлагает не компьютерную конференцию, а личную встречу, я наперед знаю, что мне это не понравится.
      Он криво усмехнулся, и Александер понимающе кивнул. Перспектива встречи с бароном Высокого Хребта едва ли могла порадовать кого бы то ни было. Этого холодного, высокомерного человека отличала фанатичная убежденность в собственном высоком предназначении, определенном благородством происхождения. Правда, и Александер, и Кромарти были куда знатнее его, но этим пустяком барон просто-напросто пренебрегал.
      Александер редко задумывался о своем происхождении, хотя порой жалел, что не родился в обычной семье, лишенной титулов и политического влияния. Может быть, тогда ему не пришлось бы провести всю жизнь на государственной службе, пойти на которую его побудило не призвание, а фамильная традиция. А вот для Высокого Хребта власть, могущество, престиж и привилегии составляли самую суть и жизни, и политической философии. Ассоциация консерваторов формировалась именно из носителей такого рода идей, что прекрасно объясняло как ксенофобию и изоляционизм ее членов, так и то, почему это объединение почти не имело представительства в палате Общин.
      Александер, скривив рот, поерзал на стуле. Он напомнил себе, что, если министру и приспичит чертыхнуться, делать это следует никак не в кабинете премьера. В любом случае выказывать личную неприязнь при появлении Высокого Хребта было, по меньшей мере, неразумно. Беда в том, что правительство нуждалось в нем и в его оголтелых реакционерах. Центристская партия Александера имела шестьдесят голосов и располагала уверенным большинством в палате общин, но отнюдь не имела такового в палате лордов. Для одобрения любого билля Верхней палатой правительству требовались голоса и лоялистов, и Ассоциации. Разрыв с любой из малых фракций делал прохождение нужных законопроектов весьма проблематичным, каковой факт автоматически превращал несносного Высокого Хребта в важную персону. Что, однако, вовсе не обостряло желания встречаться с ним.
      Особенно сейчас.
      Коммуникационный блок на столе Кромарти загудел; герцог подался вперед и нажал клавишу громкой связи.
      – Да, Джеф?
      – Ваша светлость, прибыл барон Высокого Хребта.
      – А… впустите. Мы его ждем. Опустив клавишу, премьер посмотрел на казначея и скривился:
      – По правде сказать, мы ждем его уже двадцать минут. Ну почему, черт побери, этот тип никогда не появляется вовремя?
      – Это понятно, – с кислой усмешкой откликнулся Александер. – Хочет, чтобы все чувствовали, какая он значительная фигура.
      Кромарти хмыкнул, но в следующее мгновение оба политика надели на лица фальшивые улыбки и встали, приветствуя барона, вошедшего в сопровождении дежурного референта.
      На сопровождающего Высокий Хребет попросту не обращал внимания.
      «Да, конечно, – подумал Александер, – простолюдины существуют лишь для того, чтобы прислуживать и кланяться» Он поспешно отбросил эту мысль и поклонился долговязому визитеру со всей возможной приветливостью. Будучи еще более худощавым, чем Кромарти, Мишель Жанвье, барон Высокого Хребта, отличался высоким ростом, неловкими длинными руками и ногами – и нелепо тонкой, куриной шеей. Вздумай какое-нибудь агентство по набору актеров для голографических съемок послать этого малого к продюсеру – в качестве типажа манерного аристократа-вырожденца, – продюсер, наверное, отверг бы кандидатуру с порога, съязвив что-нибудь относительно надоевших навязчивых стереотипов.
      – Добрый вечер, милорд, – сказал Кромарти, протягивая руку.
      – Добрый вечер, ваша светлость, – отозвался Жанвье, пожимая руку премьера с крайне изощренным поклоном (Александер знал, что это не демонстративная выходка, а свойственная барону манерность).
      Барон сел. Премьер и казначей вернулись в свои кресла.
      – Позволено ли мне спросить, что привело вас в мой кабинет, милорд? – любезно осведомился герцог.
      Высокий Хребет нахмурился:
      – На то есть две причины, ваша светлость. Я получил несколько… э-э… огорчительное известие.
      Барон выжидающе умолк, наслаждаясь тем, что вынуждает премьера спрашивать, что же имеется в виду. Именно такие мелочи и делали этого политикана совершенно несносным.
      – И что же это за известие? – спросил Кромарти, изо всех сил изображая вежливую заинтересованность.
      – Ваша светлость, мне сообщили, будто бы Адмиралтейство намерено отдать лорда Юнга под трибунал, – ответил Высокий Хребет со сладчайшей улыбкой. – Разумеется, такого рода слухи показались мне совершенно беспочвенными, однако, коль скоро они распространяются, я счел нужным явиться к вам за опровержением.
      Кромарти был опытным, хорошо владевшим собой политиком, однако сейчас он взглянул на Александера, поджав губы, с сердитым блеском в глазах. Ответный взгляд казначея был таким же гневным и угрюмым.
      – А могу я полюбопытствовать, откуда милорд почерпнул такого рода сведения? – с угрожающей вкрадчивостью осведомился Кромарти.
      Его собеседник лишь пожал плечами:
      – Боюсь, ваша светлость, что это не подлежит огласке. Будучи пэром этого государства, я должен оберегать собственные источники информации и уважать анонимность тех, кто снабжает меня фактами, необходимыми для должного исполнения моих обязанностей перед Короной.
      – Но если предположить, что слухи правдивы и намерение созвать трибунал действительно существует, – мягко указал Кромарти, – информация на сей счет, согласно действующему законодательству, не должна выходить за рамки Адмиралтейства, Короны и этого кабинета до формирования трибунала и официального предъявления обвинения. Данное ограничение имеет своей целью в первую очередь защиту репутации любого, кто может предстать перед судом, от преждевременных огульных обвинений. Лицо, предоставившее вам эти сведения, нарушило Акт о защите государства и Закон о государственной тайне, а если упомянутое лицо является военнослужащим, так еще и Уложение о воинских преступлениях. Не говоря уж о присяге, принесенной Короне. Поэтому, милорд, я настаиваю на том, чтобы вы назвали мне имя.
      – А я, ваша светлость, со всем должным почтением отказываюсь это сделать, – отозвался барон Жанвье, презрительно скривив губы. Всем своим видом он стремился показать, что столь высокопоставленная персона, как он, стоит выше любых законов и уставов.
      В кабинете повисло напряженное молчание. Александер гадал, осознает ли сам барон, на сколь зыбкую почву он вступил. Во имя политических интересов Аллен Саммерваль готов был презреть многое, только не Закон о государственной тайне, тем более в военное время. Отказ Высокого Хребта назвать своего информатора представлял собой, с формальной точки зрения, соучастие в преступлении.
      Однако опасный миг миновал. Сверкнув глазами и стиснув зубы, Кромарти откинулся в кресле, глубоко вздохнул и произнес:
      – Хорошо, милорд. На сей раз, – в последних словах прозвучала почти нескрываемая угроза, – я настаивать не буду.
      Впрочем, волна раздражения премьера окатила броню надменности Высокого Хребта, не оказав ни малейшего воздействия.
      – Спасибо, ваша светлость, – сказал Жанвье с неизменной улыбкой. – Но я по-прежнему жду от вас опровержения столь неприятных слухов.
      Невероятная наглость Жанвье заставила Александера сжать под столом кулаки. Кромарти некоторое время молча взирал на барона ледяным немигающим взглядом, после чего покачал головой.
      – Увы, милорд, опровергать их я не стану. Равно как и подтверждать. Обращаю ваше внимание на тот факт, что действие законов распространяется и на должностное лицо, занимающее данный кабинет.
      – Пожалуй, вы правы, – невозмутимо откликнулся барон, подергав себя за мочку уха. – Однако мне кажется, что коль скоро вы не находите возможным опровергнуть слухи, они не лишены основания. Это заставляет предположить, что Адмиралтейство и впрямь вознамерилось преследовать лорда Юнга в судебном порядке. В таком случае я уполномочен заявить решительный протест, причем не лично, а от лица всей Ассоциации консерваторов.
      Александер напрягся. Павел Юнг был сыном Дмитрия Юнга, десятого графа Северной Пещеры, главы фракции консерваторов в палате лордов, а по существу – все находящиеся в данный момент в кабинете прекрасно это знали – самого влиятельного человека в Ассоциации и ее неформального лидера. Граф обладал поразительным чутьем на политические скандалы и располагал весьма опасным оружием – имевшимися, по слухам, в его распоряжении пухлыми досье на видных сановников.
      – А могу я узнать, на чем основывается столь категорический протест? – поинтересовался Кромарти.
      – Разумеется, ваша светлость. Если полученная мною информация верна – а учитывая ваш отказ ее опровергнуть, это скорее всего именно так, – предстоящая расправа есть не что иное, как очередной шаг в необоснованной травле лорда Юнга Адмиралтейством. Оскорбительные попытки командования космофлота сделать его своего рода козлом отпущения, свалив на него вину за трагические события на станции «Василиск», этот молодой офицер перенес с замечательным, на мой взгляд, достоинством и хладнокровием. Однако новая попытка возвести на него напраслину есть откровенный вызов всем поборникам чести и справедливости. Такой вызов не может остаться без ответа.
      Ханжеский тон Высокого Хребта едва не лишил Александера самообладания, однако быстрый взгляд Кромарти заставил Вильяма совладать с собой.
      – Должен сказать, что я категорически не согласен с вашей характеристикой позиции, занятой Адмиралтейством в отношении лорда Юнга, – резко заявил премьер-министр. – Однако, даже будь я полностью с вами солидарен, у меня все равно нет ни власти, ни юридических полномочий, позволяющих вмешиваться в компетенцию Генерального прокурора Корпуса, тем паче в столь деликатных вопросах, как созыв военного трибунала, о котором пока еще даже не объявлено.
      – Ваша светлость является премьер-министром Мантикоры, – ответствовал барон со снисходительной ухмылкой. – Возможно, вы и не обладаете полномочиями, позволяющими вмешиваться в действия органов военной юстиции, однако ее величество, несомненно, обладает. Вы же в качестве главы ее правительства имеете возможность порекомендовать ее величеству своей властью прекратить это нежелательное разбирательство. Что я искренне советую вам сделать.
      – Боюсь, что у меня нет ни желания, ни намерения поступать подобным образом, – сказал Кромарти.
      Высокий Хребет кивнул, однако – и это не могло не встревожить – без каких-либо признаков раздражения и досады. Пожалуй, даже с удовлетворением.
      – Ну что ж, ваша светлость, – сказал барон с исключительно неприятной улыбкой. – Коль скоро вы приняли окончательное решение и этот вопрос дальнейшему обсуждению не подлежит, то не стоит ли нам перейти ко второй причине, побудившей меня нанести сегодняшний визит?
      – И в чем же она заключается? – лаконично осведомился Кромарти, когда барон снова сделал паузу.
      – Ассоциация консерваторов, – сказал Высокий Хребет со злорадным блеском в глазах, – тщательно рассмотрела просьбу Правительства об объявлении войны Народной Республике Хевен.
      Александер напрягся, глаза его расширись в испуганном неверии. Высокий Хребет с уже нескрываемым ехидством провозгласил:
      – Разумеется, вторжение хевенитов на нашу территорию и нападения на наши военные корабли не должны остаться без внимания. Однако в свете последних событий в Народной Республике мы находим… приемлемой… более обдуманную реакцию. Я прекрасно понимаю стремление Адмиралтейства развязать себе руки, однако не могу не указать, что военным свойственны профессиональная близорукость и неспособность правильно оценить иные, не силовые, способы решения возникающих проблем. Между тем политические подходы весьма перспективны и – особенно в положении, подобном нынешнему, – позволяют надеяться на достижение с течением времени удовлетворительных результатов. Тем паче что, с точки зрения Ассоциации, предвзятость Адмиралтейства, столь явно проявившаяся в истории с лордом Юнгом, заставляет сильно усомниться в непогрешимости этого учреждения.
      – Ближе к делу! – рявкнул Кромарти, отбросив притворную любезность.
      Высокий Хребет пожал плечами.
      – Разумеется, ваша светлость, к делу. Каковое, прошу прощения, состоит в моей обязанности с сожалением информировать вас о том, что в случае намерения Правительства настаивать на объявлении войны и предоставлении Флоту свободы действий против Народной Республики Хевен у Ассоциации консерваторов не останется иного выхода, кроме как примкнуть к оппозиции. Это вопрос принципа.

Глава 2

      Холодное напряжение в единственном уцелевшем шлюпочном отсеке «Ники» казалось физически ощутимым, но по существу являлось лишь слабым отзвуком внутреннего смятения Хонор Харрингтон. Легкость лишенных привычной тяжести плеч внушала чувство уязвимости. Однако взять с собой Нимица было бы ошибкой: личность, эмпатически связанная с древесным котом, была для него абсолютно прозрачной, а скрывать свои чувства, как требовал официальный характер происходящего, он не умел. Правда, раз уж на то пошло, ей самой тоже незачем было здесь находиться. Она заставила себя стоять неподвижно, заложив руки за спину и гадая: зачем вообще она сюда заявилась?
      Когда капитан Павел Юнг вошел в отсек, она повернула голову, но ее темные миндалевидные глаза остались совершенно спокойными. Как всегда, лорд красовался в безупречном дорогом мундире, однако его застывшее лицо было лишено какого-либо выражения. Он смотрел прямо перед собой, не обращая внимания на следовавшего за ним по пятам вооруженного лейтенанта морской пехоты.
      Лишь на долю секунды, в тот самый миг, когда он увидел Хонор, неподвижная маска дрогнула. Ноздри его раздулись, губы поджались, но спустя секунду Юнг глубоко вздохнул и заставил себя продолжить путь по галерее прямо к Харрингтон. Когда он поравнялся с Хонор, она расправила плечи и отдала честь.
      В глазах Юнга промелькнуло удивление, и рука его поднялась в ответном салюте. Получился отнюдь не знак уважения: в жесте угадывались ненависть и презрение, но вместе с тем и едва уловимый намек на признательность. Хонор знала, что он не ожидал этой встречи. Конечно, он не хотел, чтобы она стала свидетельницей его унижения, однако Харрингтон совершенно не ощущала торжества. Павел был злейшим и худшим ее врагом на протяжении тридцати стандартных лет, однако сейчас он виделся ей не опасным, а мелким. Порочным и злобным эгоистом, искренне считавшим, что происхождение, поставившее его выше окружающих, всегда поможет ему выйти сухим из воды. В настоящий момент он представлял собой отнюдь не угрозу, а лишь досадную ошибку, которую Флот вознамерился исправить. Для Хонор сейчас имело значение лишь то, что она навеки оставила его в прошлом.
      И все же…
      Она опустила руку и посторонилась: за спиной у нее прокашлялся офицер с нашивками военной прокуратуры.
      – Капитан лорд Юнг? – осведомился прокурорский чин, и когда Павел кивнул, представился: – Сэр, я капитан Виктор Караченко. Как вас уже информировали, по приказу генерального прокурора я буду сопровождать вас до посадки. Кроме того, я обязан сообщить вам, что вы находитесь под арестом и должны будете предстать перед военным судом по обвинению в трусости и дезертирстве перед лицом врага.
      Лицо Юнга заострилось от напряжения. Впрочем, он мог испытывать потрясение, но никак не удивление. Официально обвинение было высказано впервые, однако с выводами следственной коллегии его уже ознакомили.
      – Вы останетесь на моем попечении, сэр, до тех пор, пока я не смогу передать вас под надзор соответствующих планетарных властей, – продолжил Караченко. – Считаю необходимым предупредить, что я не являюсь вашим адвокатом и соответственно не обладаю правом конфиденциальности. Все, что вы скажете в моем присутствии, может быть использовано в качестве свидетельства на суде, если меня обяжут дать показания. Вы это понимаете, сэр?
      Юнг кивнул. Караченко снова прокашлялся.
      – Прошу прощения, сэр, но вам надлежит подтвердить это вербально. Для занесения в протокол.
      – Я вас понял, – произнес Юнг с оттенком раздражения.
      – В таком случае будьте любезны следовать за мной, – сказал Караченко, отступая в сторону и указывая на ближайший шлюпочный порт, у которого дежурил еще один вооруженный морской пехотинец.
      Взглянув на него пустыми глазами, Юнг ступил в тоннель шлюза. Караченко, помедлив ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы отдать честь Хонор, шагнул следом, и люк за ними закрылся. Загудели механизмы откачки воздуха, и вскоре над задраенным люком зажегся красный индикатор нулевого давления. Шлюпка отстыковалась и покинула шлюз.
      Глубоко вздохнув, Хонор повернулась к шлюзу спиной и, пройдя мимо офицера и матросов шлюпочного отсека, покинула галерею.
      Когда Хонор Харрингтон вошла в лифт, капитан Пол Тэнкерсли поднял голову.
      – Он улетел, верно? Она кивнула.
      – Ну и скатертью дорога. А как он воспринял официальное объявление об аресте?
      – Не знаю, – размеренно ответила Хонор. – Он не сказал ни слова. Стоял там, и все… – Она поежилась и раздраженно повела плечами. – Наверное, мне стоило бы станцевать джигу, но я не чувствую ничего, кроме… чего-то вроде холода.
      – Он получит больше, чем заслуживает, – пробормотал Тэнкерсли с кислым, подстать голосу, выражением лица, – справедливый суд перед расстрелом.
      Лифт пришел в движение, и Хонор поежилась снова – от слов Пола ее проняло холодком. Ей следовало ненавидеть Юнга, однако одно дело – ненавидеть, а другое – понимать, что Пол совершенно прав: этого человека ожидает именно такая судьба. Бог свидетель, Юнг воистину виновен в том, в чем его обвиняют, а за трусость перед лицом неприятеля Военным Кодексом предусмотрено лишь одно наказание. Несколько мгновений Тэнкерсли наблюдал за ней, а потом нахмурился и, коснувшись сенсора, остановил лифт.
      – Что с тобой, Хонор?
      Его звучный, глубокий голос был мягок, и она посмотрела на Тэнкерсли со слабой улыбкой, которая, впрочем, тут же исчезла.
      – Черт побери! – заговорил Тэнкерсли более жестко. – В Академии этот тип пытался тебя изнасиловать, на «Василиске» пытался разрушить твою карьеру, а на «Ханкоке» приложил все усилия к тому, чтобы тебя убили. Он бежал с поля боя – мало того, что сам бежал, так еще и пытался увести с собой всю эскадру – в тот момент, когда ты нуждалась в каждом корабле. Один Бог знает, сколько людей сложили из-за него головы! И не говори мне, что тебе его жаль!
      – Нет, – произнесла Хонор так тихо, что Полу пришлось напрячься, чтобы расслышать ее слова. – Нет, Пол, мне не его жаль, а… – Она помолчала, качая головой. – Мне за себя страшно. За себя. Все это время между нами существовала своего рода связь. Ненавистная, отвратительная – но она существовала! Я никогда его не понимала, но он всегда был чем-то вроде моего злобного двойника… в каком-то смысле был частью меня самой. Конечно, ты прав, – она махнула рукой, – он получит по заслугам. Но именно я привела его к такому концу, а теперь не могу ощутить даже жалость, как бы ни старалась.
      – Черт тебя побери, ты о чем?
      – Пол, я ведь не говорю, будто он заслуживает сочувствия. Однако тот факт, заслуживает он чего-либо или не заслуживает, никак не должен влиять на то, испытываю я некое чувство или нет. Он человек, а не деталь машины, а я не хочу ненавидеть кого бы то ни было настолько сильно, чтобы мне было все равно, казнят его или не казнят.
      Тэнкерсли рассматривал в профиль ее тонко очерченное лицо, обращенное к нему сейчас левой стороной. Левый глаз Харрингтон был сложным протезом, и тем не менее Пол увидел в нем затаившуюся боль, и в душе Тэнкерсли всколыхнулась темная волна злости. Ему хотелось сказать ей много резких и гневных слов, но он не стал этого делать. Не смог. В конечном счете, будь ее чувства иными, она не была бы той женщиной, которую он так яростно любил.
      – Хонор, – произнес он со вздохом, – если тебе не все равно, что с ним случится, ты несравненно лучший человек, чем я. А я вот хочу, чтобы его расстреляли, и не только из-за того, что он хотел, пытался сделать с тобой на протяжении всех этих лет, но и потому, что этот человек таков, каков есть. Случись вам с ним поменяться ролями, окажись под трибуналом ты – уж он-то наверняка сплясал бы джигу. И если ты не радуешься и считаешь, что с тобой что-то неправильно, то дело тут простое. Ты не такая, как он.
      Поймав ее взгляд, он улыбнулся – улыбка получилась почти печальной – и обнял ее. В первый миг Хонор напряглась и едва не отстранилась – сказалась многолетняя привычка к одиночеству и самодисциплине, – но потом уступила, подалась вперед. Ростом он был ниже, так что она прижалась щекой к верхушке его берета и вздохнула:
      – Ты хороший человек, Пол Тэнкерсли. Я тебя не достойна.
      – Это само собой. Меня никто не достоин, но ты, как мне кажется, приблизилась к идеалу ближе прочих.
      – Шутить изволишь, Пол Тэнкерсли, – проворчала она. – Ладно, ты мне за это ответишь.
      С этими словами Хонор ткнула его под ребро так, что он отлетел к стенке лифта.
      – Имей в виду это задаток. Как только я поставлю «Нику» в док «Гефеста», мы с тобой проведем спарринг в гимнастическом зале. И даже если тебе каким-то чудом удастся его пережить, у меня найдется в запасе кое-что более изматывающее.
      – Подумаешь, напугала! – отозвался Пол с шутливым вызовом. – Нимица с тобой нет, заступиться за тебя некому, а уж что до дальнейшего… – Он выпрямился и подкрутил воображаемый ус. – Фриц рекомендовал дополнительно витамины и гормональные впрыскивания. Я тебе их так заделаю – мало не покажется!
      – Ну, уж за это ты точно заплатишь! – фыркнула она, одаривая его очередным тычком, с нарочитой ухмылкой поправила мундир и отвернулась, чтобы нажать кнопку и возобновить движение лифта.
      В этот миг Тэнкерсли, издав совершенно не капитанский вопль, коварно ущипнул ее за ягодицу. Сигнал предупредил о скорой остановке лифта. Хонор успела обернуться и одарить Пола угрожающим взглядом, который тот встретил с сияющей улыбкой и без малейших признаков раскаяния.
      – Посмотрим, кто кому заплатит, леди Харрингтон, – самодовольно пробормотал он. И тут двери открылись.

* * *

      Когда Франсина Морье, баронесса Морнкрик, вошла в помещение, адмирал сэр Томас Капарелли, Первый Космос-лорд КФМ, и адмирал сэр Люсьен Кортес, Пятый Космос-лорд, учтиво встали и оставались на ногах, пока она не уселась. Баронессе было под семьдесят, но благодаря тщательным омолаживающим процедурам маленькая худощавая женщина выглядела молодой и обладала опасно привлекательной кошачьей грацией. Помимо этого, она занимала пост Первого лорда Адмиралтейства, являясь, таким образом, гражданским главой их ведомства.
      Вид у нее был озабоченный.
      – Благодарю вас, что пришли, джентльмены, – сказала она, когда адмиралы снова заняли свои места. – Думаю, вы догадываетесь о причине?
      – Да, миледи, боюсь, что догадываемся. – Капарелли возвышался над Морнкрик даже сидя, однако сомнения в том, кто из них главный, не возникло бы ни у кого. – Во всяком случае, мне так кажется.
      – Я так и предполагала, – сказала Морнкрик, откидываясь в кресле и забрасывая ногу на ногу. – Сэр Люсьен, состав судебной коллегии уже определен?
      – Определен, миледи, – лаконично ответил Кортес.
      Морнкрик выждала, однако адмирал ничего к сказанному не добавил. Официально сведения не только о составе трибунала, но даже о самом факте предполагаемого судебного разбирательства не должны были выходить за пределы узкого круга его собственных подчиненных (в число которых входил и генеральный прокурор Корпуса). Тот факт, что так называемые «осведомленные» лица и впрямь были прекрасно осведомлены, вызывал крайнее раздражение и у самого Кортеса, и у прочих флотских. И хотя последние события доказали, что никакая секретность не гарантирует от утечек, он упорно старался воздерживаться от предоставления кому бы то ни было какой бы то ни было информации без крайней необходимости.
      Морнкрик прекрасно понимала мотивы Пятого Космос-лорда, однако губы ее поджались, а темные глаза посуровели.
      – Я спрашиваю не из праздного любопытства, адмирал, – холодно произнесла она. – Соблаговолите рассказать мне о составе трибунала.
      Кортес помедлил, но потом вздохнул.
      – Хорошо, миледи.
      Вынув из кармана электронный планшет, адмирал включил его и протянул баронессе. Он так и не произнес вслух ни одного имени. У Капарелли это вызвало лишь кислую улыбку. Он не имел ничего против стараний Люсьена сохранить тайну, однако в нынешней ситуации все эти потуги служили горьким признаком того, как плохо обстоят дела. Равно как и тот факт, что, несмотря на очевидное нежелание обсуждать персоналии, Кортес притащил с собой планшет.
      – Три первые кандидатуры пришлось отклонить из-за того, что офицеры, о которых шла речь, находятся за пределами системы, миледи, – сказал он, когда баронесса просмотрела список.
      И она, и Капарелли согласно кивнули. По старой традиции компьютеры комитета по кадрам выбирали членов трибунала, обладавшего правом приговаривать к высшей мере наказания, по жребию из числа всех имевших достаточный ранг и находившихся на действительной службе офицеров. Однако рассредоточенность судов Мантикорского флота приводила к тому, что подобранные машиной кандидаты по объективным причинам не всегда могли принять участие в заседании.
      – Члены трибунала занесены в список в порядке старшинства, – продолжил Кортес. – Начиная с адмирала Белой Гавани, который возглавит коллегию, если успеет вовремя вернуться из Челси. Мы на это надеемся. Остальные находятся в системе и останутся здесь, сколько потребуется.
      Морнкрик кивнула, однако, прочитав остальные имена, поморщилась.
      – На тот случай, если кто-либо из этого списка не сможет в нужное время оказаться в нашем распоряжении, нами намечены три альтернативные кандидатуры, – добавил адмирал. – Имена и характеристики на следующем экране.
      – Понятно, – пробормотала Морнкрик, хмурясь и потирая пальцы левой руки, словно они вымазались в чем-то липком. – Понятно. Только знаете, сэр Люсьен, порой мне хочется, чтобы наши процедуры были чуть более… дискриминационными.
      – Прошу прощения, миледи?
      – Проблема в том, – четко, с нажимом произнесла Морнкрик, – что принятая методика непредвзятого, справедливого отбора чревата серьезными осложнениями. Мне трудно сказать что-либо об адмирале Кьюзак и капитане Сименгаарде, но остальным четверым придется нелегко.
      – Со всем должным почтением, миледи, – натянуто отозвался Кортес, – считаю необходимым заметить, что поименованные офицеры знают свой долг, и у вас нет никаких оснований сомневаться в их честности и беспристрастности.
      – Я и не сомневаюсь, – холодно улыбнулась баронесса. – Но все они, к сожалению, люди со своими слабостями. Вы, сэр, не хуже меня знаете, как пекся Белая Гавань о карьере леди Харрингтон. В целом я согласна с вами в том, что он приложит все усилия, чтобы действовать непредвзято, однако ни это, ни тот факт, что ее послужной список более чем оправдывает полученную поддержку, не помешает сторонникам Юнга принять в штыки включение этого офицера в состав суда. Что же касается трех других… – Баронесса поежилась. – Короче говоря, учитывая нынешнюю расстановку сил в палате лордов, есть основания опасаться того, что этот процесс станет не беспристрастным судебным разбирательством, а эпизодом в политической борьбе.
      Кортес закусил нижнюю губу. Ему очень хотелось возразить, вот только он опасался, что спор лишь подтвердит правоту баронессы. Капарелли молча откинулся в кресле. Кто еще числится в списках, он так и не узнал и, откровенно говоря, предпочитал обойтись без этой информации. Ему хватало своих проблем, лишняя головная боль совершенно ни к чему.
      Недавнее нападение Народной Республики Хевен на Звездное Королевство Мантикора было отражено благодаря сочетанию воинского умения с обычным старомодным везением. Обе вторгшиеся группировки Флота НРХ потерпели сокрушительное поражение, а в ходе ответных действий мантикорские суда захватили полдюжины передовых баз противника. И хотя республиканский флот по-прежнему обладал значительным численным превосходством над королевским, столкновение повлекло за собой серьезные политические последствия. Как в Республике, так и в Королевстве.
      Правда, к чему движется Народная Республика, никто не знал. Поступавшие оттуда донесения позволяли предположить, что Флот предпринял попытку государственного переворота, однако она оказалась не более эффективной, чем провалившееся вторжение. Заговорщики перебили все правительство НРХ и глав большинства семей Законодателей, которым принадлежала реальная власть в государстве. Дальше дело не двинулось. Кровавая расправа повлекла за собой создание Народным Кворумом Комитета общественного спасения, к которому перешел контроль над всеми силовыми структурами. Новый орган управления стал действовать решительно и беспощадно.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24