Сервис с летальным исходом

— Да. У нее ревнивый муж, если он узнает, что она… что она хочет уйти, что она была со мной… Короче, если он узнает обо мне, он ее убьет.

— Не может быть! — зашлась смехом мама. Папа неуверенно пошлепал ее по щекам.

— Прямо-таки и убьет? — поинтересовался он, переждав, пока мама успокоится и перестанет в ответ на шлепанье лягать его под одеялом ногой. — Ты говоришь странные вещи, но если тебе это сказала женщина… Я имею в виду о муже. Она либо не очень умна, либо…

— Либо — что? Слишком влюблена?

— Да нет, — папа задумался, судорогой рта сдержал неуместный зевок, — просто я вдруг подумал, что все это звучит как в стандартном детективе. Женщина говорит любовнику, что муж ее убьет, для того, чтобы любовник, наконец, убил мужа. Тебе не показалось, что эта женщина хочет твоими руками решить некоторые свои проблемы? К примеру, отнять детей, ну, я не знаю…

— Она сказала, что сама разберется с мужем, — объявил Коля.

— Мальчики, давайте спать, — мама от души зевнула и начала демонстративно взбивать подушку. — А ты, сынок, езжай, разбирайся на здоровье. Двое детей — это отлично, просто отлично, будешь их водить в детский сад, потом готовить обед, стирать, встречать жену с работы. Когда выспишься после ночной смены. Я думаю, месяца на два тебя хватит, а потом все вместе приезжайте в гости, поговорим. Только постарайся за эти два месяца не оформлять ваши любовные отношения. В конце концов, браки совершаются на небесах, а не в государственном учреждении, так ведь? — Она толкнула застывшего папу локтем в бок и опять зевнула.

— Я найду работу, и все у нас будет хорошо! — Коля повысил голос. — Она должна кормить ребенка, у нее только что родился ребенок!

— Слышишь, папочка, у них только что родился ребеночек, как интересно. Надеюсь, в том месте, где она живет, достаточно ночных клубов? Она не против того, что ее молодой муж работает стриптизером? Как, кстати, ее зовут?

— Я… Я не знаю. — Коля уставился в пол. Он не решился сказать “Ляля”, а полным именем любимой женщины так и не поинтересовался, какая разница, в конце концов!

— А как же вы познакомились? — озаботился папа. — То есть, я хотел спросить, как же вы друг друга называете?

— Мы не знакомились. Она… пришла сюда, — Коля повел рукой, потом обхватил ладонями голову. — Не сбивайте меня! Я пришел сказать, что уезжаю, что все будет хорошо, я вам позвоню, когда доберусь до места…

— А где оно, это место? Метро уже открылось? Ты не опоздал? — теперь мама поднесла к лицу будильник.

— Нет. Я… Мне на вокзал нужно.

— А-а-а! Так она не местная! — опять почему-то обрадовалась мама.

— При чем здесь это? — Коля уже устал, прощание не получалось.

— Как это “при чем”? Это такая присказка — “поможите, люди добрые, мы сами не местные…” и так далее.

— А вы злые. — Коля встал с ковра, на котором устроился по-турецки.

— Подожди. — Отец выбрался из кровати и копался в карманах пиджака, брошенного на стуле. — Вот! — Он достал мобильный телефон и протянул его Коле. — Возьми, если что случится в дороге, до конца месяца оплачен. И не обращай внимания на мать, она очень волнуется, это у нее такой нервный срыв веселый, а вообще она очень волнуется за тебя.

— Да, не обращай на меня внимания, а с телефоном это папочка хорошо придумал, это здорово! Почему бы тебе не позвонить ей прямо сейчас? Нехорошо без предупреждения сваливаться на голову людям.

— Она просила не звонить ни в коем случае, она сама позвонит.

— Это она просила, чтобы ты не звонил по пустякам, а предупредить о приезде — святое дело! — не сдавалась мама. — Только один звонок! Представь, ты приехал, а ревнивый муж придушил ее позавчера?!

Коля побледнел. Отец накрыл одеялом голову мамы и для убедительности еще постучал по ней.

— Сплюнь, несчастная! А ты не обращай внимания, я же говорю — у мамы нервный срыв!

— Я и не обращаю. Я из коридора позвоню, как обычно.

Дрожащей рукой он стал набирать номер, сбился, подумал и открыл телефонную книжку родителей на тумбочке в коридоре. Папа, увидев это, нахмурился и позвал рукой вылезшую из-под одеяла маму. Они прижались друг к другу и смотрели в щелку двери, как сын набирает номер, сверяясь с записью в книжке.

— Междугородний! — прошептала мама, сосчитав количество поворотов диска.

— Алло! — закричал Коля так громко, что отцу пришлось поддержать ойкнувшую маму — у нее подкосились ноги. — Алло, кто это?! Позовите, пожалуйста… Я хочу с нею говорить, позовите ее, пожалуйста! — и вдруг посерел лицом и без сил опустился на тумбочку рядом с телефоном. — Да, это я, Коля. Здравствуйте, дядя Антон. Да, все в порядке, позовите Лялю, пожалуйста, она мне нужна, позовите! Ну пожалуйста, — попросил он уже шепотом, — я больше не могу без нее… Не кладите!..

Он смотрел некоторое время на трубку, исходящую короткими гудками, потом стал сосредоточенно бить ею по аппарату, он бил и бил, пока телефон не хрустнул и из него не посыпались какие-то части, а он все бил трубкой по пластмассе и не слышал, как в спальне с грохотом свалилась в обморок мама.

Как он добрался до Подмоклова, Коля помнит с трудом. Один раз обжигающим холодком проползло по спине и шевельнуло волосы близкое дыхание смерти — смерть проносилась скорым поездом, а Коля не захотел переходить какой-то высоченный мост и спрыгнул с платформы и оказался так близко к железному лязгу и грохоту, что несколько секунд чувствовал запах и холод накатившего ураганом потустороннего дыхания.

Еще он помнит чай из пластмассового стаканчика, такой горячий, что стаканчик плавился тонким дном и не стоял на столике, его приходилось поддерживать двумя пальцами.

Он хотел посмотреть адрес Ляли в паспорте, пока она спала на кровати его родителей, обхватив живот руками с растопыренными пальцами (его всегда удивляла ее неистовая вера в собственные силы — она закрывала живот ладонями торжественно, с уверенностью спасительницы мира). Воровато, тайком, рылся у нее в документах, но адреса в Подмоклове в ее паспорте не было: Ляля была прописана в Санкт-Петербурге у матери. Странно, но он даже тогда не развернул паспорт на первой странице, чтобы узнать ее полное имя.

Искал у родителей в бумагах адрес дяди Антона. Не нашел. Совершенно случайно, перебирая медицинские справки Ляли, он обнаружил “место проживания Сидоркиной М.А.”.

УБИЙСТВО

В семь вечера он стоял с непокрытой головой и осматривал это самое “место проживания”, отодвигая в недосягаемое прошлое все, что прожилось раньше, и сегодняшний день, начавшийся с прощания с родителями, только вот запах и холод промелькнувшей смерти не забывались и саднили слегка обожженные чаем подушечки большого и указательного пальцев.

Большой дом за оградой в охраняемой зоне дачного поселка.

Коля вспомнил калитку и позвонил. Никто не вышел. Он обошел ограду и позвонил в кнопку на воротах. Никого. Коля перелез через ограду и потихоньку обошел дом, заглядывая в окна.

В кухне горел свет. Еще светилось окно на втором этаже. Коля постучал кулаком в три двери, попавшиеся ему при обходе дома, подергал ручки, потом еще раз приник к кухонному окну и испугался.

Он увидел горящую свечу. На столе стояла свеча, свеча горела, а в доме не было ни движения, ни звука. Мигала красная лампочка на каком-то приборе — не разглядеть, потом лампочка погасла. Коля закрыл глаза, задержал дыхание и прислушивался к себе так долго, сколько смогли выдержать легкие. Он не услышал Лялю. Ляли здесь не было. Руки сразу же задрожали, почему-то потекло из носа, Коля натянул вязаную шапочку пониже и уговорил себя еще раз внимательно обойти дом и поискать возможность попасть в него. Например, ворота гаража… У дяди Антона есть машина, это он точно знает, Ляля говорила, что с трех месяцев беременности она с мужем не ездит на автомобиле, он — рисковый водитель (как и все дети!)… Значит, от внешних ворот должен быть въезд к гаражу, но въезда нет, есть только две параллельные дорожки из красных плит, хотя, если подумать, это и есть въезд — дорожки для колес.

Коля пошел по плитам и понял, почему он не заметил гаражные ворота: гараж был в подвале, въезд в него — глубоким, а ворота окрашены в темно-серый цвет, в тон камня, которым обложен цоколь по периметру дома.

Скользя подошвами кроссовок по влажному бетону, Коля спустился к гаражным воротам, на всякий случай повернул ручку на них и… замок клацнул, створка ворот приоткрылась.

Из гаража, где стояли легковушка и фургон, Коля попал в маленькую мастерскую, потом поднялся вверх по ступенькам и оказался в кухне, в той самой, где горела свеча.

Коля прошел по первому этажу в прострации — каждая жилка его тела напряглась до осязаемого предела, а мозг вдруг решил отключиться и передохнуть: Коля видел откупоренную бутылку вина, фрукты, грязную пеленку с желтыми разводами на раковине в ванной, он даже почувствовал запах от этой пеленки!., но ему казалось, что дом мертв, что Ляля здесь никогда не жила, что здесь вообще никто не живет, это подвальная нечисть греет дом, следя за огнем в газовом котле, чтобы по ночам загрызать случайных гостей, завлекая их накрытым столом и запахом младенца.

Стояла полнейшая тишина. Стараясь ступать бесшумно, Коля поднялся на второй этаж, заглянул в комнату с огромным письменным столом и белой шкурой на полу, потом — в детскую (тишина, кровать пуста, и колыбелька под прозрачным пологом пуста, а в манеже набросаны тряпки и игрушки).

Открывая дверь спальни, Коля почти успокоился, почти убедил себя, что дядя Антон и Ляля ушли гулять с детьми, а стол они накрыли заранее, чтобы сразу после прихода устроить интимный ужин, может же у них накатить годовщина свадьбы, к примеру, или день рождения… Он все повторял и повторял про себя: “День рождения… день рождения”, даже когда заметил совершенно разоренную комнату, кровать, залитую кровью, и большие ступни в шлепанцах сбоку от кровати.

Совершенно не думая, он потянул за эти ступни сначала легко, потом — посильней, потом изо всей силы, потом сосредоточенно сходил в кабинет, выбрал книгу потолще, приподнял ножку кровати и подсунул под нее энциклопедический словарь, и только после этого смог вытащить дядю Антона из-под кровати и убедиться, что он совершенно мертв, хотя и смотрит удивленными глазами, но абсолютная тишина внутри этого огромного тела была тишиной смерти.

Коля поднял с пола шелковое покрывало с пятнами крови и накрыл дядю Антона. И услышал какое-то движение в коридоре.

— Ляля?.. Ляля, что ты наделала, боже мой, что же ты наделала, почему ты не позвала меня, что же ты?!..

Коля выбежал из комнаты и заметил краешек синей одежды, мелькнувшей на лестнице.

— Подожди, не бойся, это я, подожди, умоляю!

Он бросился к лестнице, зацепился за циновку, упал, пополз, крича и стуча кулаком в пол, он просил не бросать его, выслушать, потрогать, узнать!..

Шаги затихли в кухне, и Коля понял, что Ляля убегает через гараж. Скатился со ступенек, с громким криком бросился к лестнице в мастерскую и тут получил по голове чем-то гулким и тяжелым. Он падал, еще не веря в происходящее, размахивал руками в попытке поймать, успокоить, спрятать и спасти, но на полу на него накатила тяжелая муть, придавившая веки, и он потерял сознание под шум заведенного мотора.

Очнувшись, Коля понял, что удар он получил сковородой. Эта сковорода теперь стояла на второй ступеньке внизу, огромная, с тяжелым дном и длинной массивной ручкой. Кое-как спустившись в мастерскую, Коля медленно обошел ее и гараж, обнаружив, что теперь в нем осталась одна легковушка — фургон исчез. Стараясь справиться с подступающей то и дело тошнотой, он иногда останавливался, согнувшись, и глубоко дышал открытым ртом, все время повторяя: “Ляля… Ля-ля…”, потом — просто бесконечное “ля-ля-ля-ля… “, и тогда это напоминало попытку воспроизвести вылетевшую из головы мелодию.

Ворота в гараж оказались захлопнутыми. Коля подергал ручку, открыл створку и убедился, что и ворота на участок закрыты, нет никаких следов поспешного панического бегства.

Вскарабкавшись по лестнице вверх, сглатывая подкатывающую тошноту, Коля добрался до холодильника и открыл его.

Сквозь мутную пелену, расплывающуюся перед глазами с каждым приступом тошноты, Коля увидел на трех полках три головы. Одну — дяди Антона, эта голова лежала на верхней полке и подтекала кровью на золотые волосы Ляли, ее голова лежала на средней полке, с закрытыми глазами и легкой улыбкой, с двумя маленькими родинками у левого уха, а под головой Ляли лежала его, Коли, голова, совершенно живая и веселая, с мерзкой ухмылкой и наглыми глазами.

Коля резко захлопнул дверцу, потом решил, что лед все равно искать придется, и опять открыл холодильник. В этот раз он оказался битком набитым всякой всячиной, на верхней полке, кроме всего прочего, стояла большая прозрачная емкость с каким-то салатом (а вовсе не голова), под ней, на нижней полке, лежала целая небольшая головка сыра, светясь желтизной под целлофаном, а уже под сыром, на самой нижней полке, среди банок топорщился сухим хохолком большой ананас. Морозильная камера была внизу, Коля выбил небольшую упаковку то ли рыбы, то ли мяса и приложил ее к голове над лбом, и его сразу повело в сторону, и он сполз по стене на пол и сидел там, тяжело дыша и тупо разглядывая валяющуюся под стойкой-столом яркую погремушку, пока кожа головы под подтекающей влагой упаковкой не застыла до полной потери чувствительности.

Он совершенно не представлял себе, что делать. Самое правильное, конечно, было бы позвонить в милицию, но Коля решил, что не имеет права этого делать, пока не поговорит с Лялей. Может быть, она очнется и приедет? Вспомнит его голос, поверит, что он сильный и добрый, что он все поймет и простит?.. С другой стороны, чем он сможет ей помочь — спрячет труп или уговорит пойти в милицию? Надо перестать об этом думать, иначе можно свихнуться…

Став на четвереньки, Коля вдруг подумал: а где же дети? Если Ляля удрала, заколов мужа в горло (наверняка это была самооборона — уговаривал себя Коля, — наверняка она отбивалась!), то дети, соответственно, могли быть заранее отправлены к бабушке…

Нет, не могли. Мама дяди Антона — его, Коли, бабушка, умерла год назад. А мать Ляли живет в Ленинграде, она сама так сказала… Ладно, дети отправились к няне!

Тогда получается… Кое-как встав, держась за стенку, он дотащился до раковины и подставил голову под струю воды. В ушах стоял гул, глаза закрывались сами собой, но рвотные конвульсии прекратились. Что же тогда получается? Если детей нет, значит, Ляля куда-то их отправила, кому-то поручила посидеть с ними, пока она… Тогда получается, что она спланировала все заранее. Нет, ерунда… Если бы не этот его дурацкий звонок рано утром!

Вытираясь, Коля вскрикнул. Спрятались! Дети услышали, что родители дерутся, и спрятались! Как же это просто. Надо их найти, пока они не наткнулись на папу в спальне.

Поиски Коля начал с первого этажа. Чтобы быть абсолютно уверенным, что он осмотрел все, Коля для начала спустился в гараж, потом обшарил мастерскую, заглянул даже в ведерную емкость с краской, потом обыскал кухню, полки, столы, холодильник, мусорное ведро. Потом — гостиную на первом этаже, здесь ему пришлось передохнуть, потому что после разбрасывания диванных подушек и переворачивания кресел тошнота накатила опять, и Коля лег на ковер и разрешил себе подремать.

Он очнулся резко, от странного звука. Сначала не понял, где он, потом вдруг поймал себя на слабенькой — участившимся пульсом в висках — надежде, что он лежит на ковре в своей комнате, дома, что вечером, наконец, пойдет в ночной клуб, что Ляля была сном, а окровавленный дядя Антон кошмаром, несуществующей головой из холодильника! Но тут звук повторился, Коля понял, что это заплакал ребенок, огорчился и обрадовался одновременно: он не дома, но дети где-то спрятались, значит, Ляля не убрала их заранее из дома, планируя убить мужа.

Ему захотелось быстренько побежать наверх — звук шел оттуда, но оказалось, что двигаться он может только в замедленном ритме, иначе тут же подкатывала тошнота или глаза застилало мутью. Поэтому, когда Коля кое-как встал на четвереньки, потом — поднялся, потом — добрел до лестницы, шепча: “я иду, я сейчас!..” — плач прекратился.

По его представлению, дети должны прятаться в коробки, шкафы или под кровати. Он сам прятался именно в таких местах, когда играл маленький с отцом в прятки.

В детской комнате мебели было немного, да и та — вся прозрачная на просвет

В кабинете пришлось повозиться, особенно пока он искал длинную палку для простукивания дна большого кожаного дивана и определения, что между дном и полом может поместиться ребенок, и, конечно, в надежде, что палка наконец упрется во что-то мягкое и можно будет передохнуть и прижать к себе хоть кого-нибудь живого и теплого.

Больше всего закрытых ящиков оказалось в спальне для гостей — там стояли поодаль друг от друга две тахты Прикроватные тумбочки, комод, стойка со шкафчиком под телевизор, узкий платяной шкаф и ко всему прочему — еще антресоли над дверью. Коля устал осматривать это, выкидывая все вещи на пол, так что под конец его поисков вся комната была завалена таким диким количеством тряпок, что ему уже казалось невозможным поместить это куда-либо Только высокий платяной шкаф в одну дверцу оказался совершенно пустым. Совершенно.

Что осталось? Супружеская спальня, а там лежит вытащенный из-под кровати мертвый дядя Антон. Первым делом Коля осторожно опустился на колени и заглянул под кровать. Переждал пульсирующую боль в голове, закрыл и опять открыл глаза. Оставшаяся под кроватью кисть руки дяди Антона от этого не исчезла, дети не появились.

Итак, он осмотрел все, кроме большого зеркального шкафа. Кое-как поднявшись, переждав накатившее головокружение, Коля подошел к шкафу и прислушался. Тишина. Он уже взялся за блестящую позолоченную ручку дверцы, когда вдруг почувствовал в себе тот же холодок, что и на станции у моста, когда он спрыгнул с платформы на рельсы. Коля даже подумал, что еще не осмотрена ванная комната на втором этаже, ведь должны там быть корзины для грязного белья, например, или какие-нибудь шкафчики… Но тут ему почудилось, что дверца открывается сама собой. Коля сначала дрогнул, а потом подумал, что дети услышали его и решили выйти из шкафа, он с силой потянул ручку на себя, шкаф распахнулся, и на Колю упал кто-то в ярко-розовом, с кружевами, вдруг пахнуло знакомым слабым запахом духов и… экскрементов.

Ничего не понимая, он лежал несколько секунд на полу, прижимая к себе тело Ляли, потом, когда осторожно положил ее рядом и разглядел посиневшее лицо, выкатившиеся глаза, судорожно сведенные пальцы рук и темные пятна на шее, стал разговаривать с нею, спрашивать, как ей удалось только что удрать, вернуться и удавиться в шкафу. Он говорил бы еще очень долго, если бы не запах дерьма, этот запах шел от выпачканной ночной рубашки. Даже мертвая, Ляля была настолько несовместима с таким запахом (как, вероятно, и любая первая любовь), что Коля даже на всякий случай обнюхал себя — он мог скорее предположить, что сам непроизвольно опорожнился, пока лежал без сознания.

Убедившись, что кишечник его не подвел, что пахнет именно выпачканная рубашка Ляли, Коля встал, отошел на середину комнаты, чтобы видеть их обоих — мужа и жену. Теперь ситуация была совершенно неразрешимой: он один в доме, а Ляля тоже убита, помогать некому, спасать некого, вызывать милицию тоже глупо, потому что в таком случае он точно проведет эту ночь в тюрьме.

Пошатываясь и тихонько подвывая, Коля обошел второй этаж и понял, что вот так просто взять тряпку и стереть все свои отпечатки пальцев он совершенно не в состоянии — проще все сжечь или залить комнаты водой, да и то может остаться какой-нибудь особенно выживающий предмет мебели, к которому он прикоснулся в поисках детей! Да! Детей он так и не нашел, а плач был, точно — был, значит, пожар отменяется…

Если бы так не болела голова и не расплывались предметы вблизи, Коле было бы легче думать, он уже решил посоветоваться с родителями, как ему лучше поступить в такой ситуации, уже устроился у телефона, но тот не работал. А внизу, в кухне?.. То же самое. Телефоны молчали.

Выйти из дома Коля решил через дверь в кухню. Спускаться в подвал, а потом карабкаться вверх по наклонной плоскости выезда из гаража ему показалось в тот момент совершенно невозможным, поэтому Коля открыл два замка кухонной двери, установил их на предохранители и благополучно проделал то же самое с замком калитки.

Очутившись на дороге, он осмотрелся, соображая, в какой стороне въезд, и пошел на светящуюся точку прозрачной кабинки охранника.

Странный вид Коли, его заплетающаяся речь, пошатывающаяся походка и полуоткрытый рот идиота дали повод охраннику засомневаться. Он хотел было предложить свой телефон, но в последний момент от этой мысли отказался и объяснил Коле, что позвонить здесь можно только в центре Подмоклова, там, у почты на улице, есть кабинка телефона-автомата. Два раза показал рукой, в каком направлении этот самый центр располагается, и долго смотрел вслед неспешно бредущей покачивающейся долговязой фигуре. А поскольку он не мог просто так забыть этого странного субъекта и его бестолковые объяснения, то решил позвонить на телефонную станцию и сообщить, что в коттедже номер двадцать два по улице Московской не работает телефон.

Коля шел к центру Подмоклова минут сорок. Местами он попадал в такую темень, что не видел своих кроссовок (надо сказать, что к этому времени они покрылись грязью и поэтому удачно маскировались). Спрашивать в домах дорогу Коля не решался, будучи облаянным тремя собаками при первой такой попытке, и просто брел и брел на свет вдали, пока не обнаружил себя у телефона, в который нужно было засовывать карточку, которой у Коли, естественно, не было.

Он прислонился к выпуклому стеклу и заплакал. Он совершенно не представлял себе, сколько сейчас времени и можно ли обратиться к жителям ближайших домов насчет аренды этой самой карточки, а посмотреть на часы у себя на руке ему и в голову не пришло. Не говоря уже о том, чтобы залезть во внутренний карман куртки, где затаился совершенно забытый Колей мобильник.

Наконец, его, плачущего, обнаружил сомнительного вида и запаха мужичок, который доходчиво объяснил, что маленькая круглая железочка с проволочкой на полочке у телефона, которую Коля принял за жестяную откупорку с пивной банки, и есть та самая карточка, по которой и звонят жители Подмоклова в экстренных случаях — если, к примеру, у них дома отключится телефон. Причем совершенно бесплатно. Он же и засунул эту железку в отверстие для карточки, дождался, пока Коля услышит ответ, ловко нажал на кнопку звука и одновременно выдернул железку.

Коля в двух словах объяснил отцу, что с ним случилось. Вернее, не с ним, а с дядей Антоном и Ля-лей. Папа сказал, что по телефону оценить такой полет художественного воображения сына он не в состоянии, и позвал маму. Мама слушать все до конца не стала, спросила, в шапке ли он, потому что в Москве идет мокрый снег, предложила выспаться как следует, а наутро ему все покажется другим, и положила трубку.

Специалист по телефонным карточкам уже сгинул в темноте, справиться сам с засовыванием и выдергиванием железки, чтобы перезвонить, Коля не сумел, но слова мамы, что стоит все обдумать на свежую голову, запали в сердце, и Коля Сидоркин побрел к коттеджу номер двадцать два по улице Московской, стараясь не спотыкаться, ни о чем не думать, не смотреть по сторонам (все равно ни черта не видно!) и не потерять из памяти несколько специально отмеченных им по дороге сюда ориентиров.

К дому Ляли он пришел почти совершенно успокоившимся.

У ворот стоял серый фургон.

Коля на цыпочках обошел его, пытался заглянуть в окна, но сквозь тонированное стекло ничего не было видно. В тот момент, когда Коля дернул ручку дверцы у сиденья водителя, вдруг завелся мотор, и фургон медленно двинулся с места, наехав краем колеса на носок его левой кроссовки.

Мальчик закричал и сел на асфальт. Сначала ему показалось, что вот-вот отвалится половина ступни, боль пульсировала толчками, тут же заболела голова — там, где выросла огромная шишка от сковороды, и подкатила волной страха и отвращения тошнота.

Подвывая от боли, Коля расшнуровал и снял кроссовку, стащил носок и обнаружил, что ступня цела, в том смысле, что не отвалилась и не расплющилась до состояния блина, но два пальца распухали на глазах, подплывая багровым цветом, и ноготь на большом отошел в сторону.

Доковыляв до калитки, Коля вдруг понял, что это был тот самый фургон, из гаража, что он полный кретин — не посмотрел номер, что пальцы на его левой ступне сломаны, и если сейчас вдруг калитка или дверь в дом окажутся запертыми, то ему уже не дойти до будки охранника у въезда.

Калитка открылась, и дверь в кухню подалась после поворота ручки, и на столе догорала свеча, вот только пахло в доме до того отвратительно, как будто за время его отсутствия здесь разложилось все живое.

Раздеваясь на ходу, Коля решил пойти в ванную, чтобы побыстрей подставить ступню под холодную воду, но, открыв дверь в нее, закричал и упал на пол. На него клубами едкого дыма выполз тошнотворный чад, на полу дышать было легче. Коля приподнялся, стараясь разглядеть, что горит, и в полном ступоре несколько минут разглядывал небрежно выставленную из ванны расслабленную ладонь. Ладонь была маленькой, с ухоженными пальцами, и, когда Коля уже двинулся ползком поближе, чтобы разглядеть, кто это там лежит, рука вдруг двинулась и пропала с бульканьем.

— Ерунда, — Коля крепко зажмурился, потом открыл глаза. Чад не пропал, только слегка распространился по коридору удушливым дымком. — Нет, не правильно… Надо закрыть дверь, а потом открыть!..

Холодильный фокус не удался. Коля встал, закрыл дверь, досчитал до десяти, подпирая ее плечом, чтобы удобнее было стоять на одной ноге, открыл… И снова ему пришлось присесть, чтобы тошнота не победила. Руки не было, и Коля, закрыв рот и нос воротом свитера, приподнялся и увидел, что ванну наполняет странная бурая жидкость, пучившаяся иногда болотными пузырями, а у кранов, там, где обычно моющийся человек головой не ложится, медленно сползают в эту бурую жижу знакомые золотые волосы, исчезая на его глазах в пучине ада.

Как он оказался на втором этаже, Коля не помнил. Он вдруг обнаружил себя в ванной наверху, чистенькой, большой, с окном, на котором привольно жирел какой-то цветок, и подумал, что от боли у него случились галлюцинации. Конечно, было странно, что за цветком на окне — серое небо — то ли день, то ли вечер, что тело затекло, как будто его засунули в бочку. Он осторожно снял с головы полотенце, под которым зачем-то скорчился у ванны, осмотрелся и вышел.

Тот же тошнотный запах охватил сердце ужасом и тоской. Нет, галлюцинаций не было, просто Коля ночью в панике забежал на второй этаж, вот открытая дверь в спальню…

Коля вошел туда с одной целью: убедиться, что волосы на месте. Что они все так же принадлежат Ляле, вывалившейся из шкафа, мертвой, с вытаращенными глазами, но волосы — на ней!..

В спальне Ляли не было. Не было и дяди Антона на полу. Аккуратно застеленная чистым покрывалом кровать настолько поразила Колю, что он обошел ее несколько раз, ощупал и приподнял покрывало, убедившись, что и простыни постелены чистые — вот же складка после глажения… Книга под ножкой кровати!.. Коля упал на колени, заглянул под кровать. Книги не было. Он медленно встал и побрел в кабинет, уже почти уверенный, что книга окажется на месте, аккуратно вставленная обратно. Так и есть. Надавливая на виски указательными пальцами, чтобы слегка приглушить болезненно-оглушительную пульсацию крови, Коля побрел в спальню.

Стараясь ни о чем не думать, он осторожно открыл шкаф, готовый подхватить падающее на него тело, но в шкафу висели на плечиках шкурки чужих историй — пиджаки, платья, стояли коробки, хранящие, вероятно, шляпы и обувь с запахами чужой жизни, затаившимися удавками смирно висели галстуки, и вдруг Коле показалось, что на него глянуло чье-то страшное лицо с безумными глазами, он отшатнулся и обнаружил, что это зеркало на дверце сыграло шутку, отразив его испуганную и удивленную физиономию с наростом над лбом.

Стараясь ступать бесшумно, насколько это было возможно, опираясь левой ногой на пятку, он обошел второй этаж, чувствуя себя заблудившимся.

Кто-то навел порядок, поставил на место перевернутые кресла, собрал все вещи с пола.

— Ляля!.. — отчаянно позвал мальчик и обнаружил, что охрип.

Комната, которую он завалил вещами из тумбочек и шкафов, была совершенно прибранной — ни тряпки на полу! — и в застывшей ее тишине мебель вдруг показалась Коле живой, всосавшей в себя все, что он разбросал.

Он осторожно приоткрыл дверцу комода и только тогда почувствовал страх. Нет, он не сошел с ума и не попал в параллельный мир своих страшных снов — кто-то не успел разложить вещи аккуратно. Кто-то просто сгребал их с пола и засовывал ворохом в тумбочки и комод, этот кто-то очень спешил, изображая в доме покой и порядок, и этот кто-то, конечно же, был человеком!..

Не заботясь больше о производимом шуме, Коля Сидоркин, стуча пяткой в пол и подвывая от боли при каждом шаге, бросился в ванную, закрыл за собой дверь и еще долго-долго изо всех сил держал ручку двери, чтобы ее нельзя было открыть с той стороны, долго-долго… пока не сполз в изнеможении на пол и не поддался спасительной пелене обморока.

ОБМОРОК

Внизу, в кухне, кто-то ходит. Если перестать дышать, то можно проследить эти шаги… Вот этот кто-то подошел к лестнице. Поднимается. Где-то плачет ребенок или опять мерещится? Шаги совсем рядом, спокойные уверенные шаги, так не ходит маньяк-убийца!.. Опять крикнул ребенок, теперь это было слишком громко для привидения. Шаги… Плач ребенка… Шаги пошли в спальню, Коля приоткрыл дверь ванной, но ничего не увидел. Обнаружил этот кто-то детей или нет?.. Вот! Опять этот странный звук, от которого волосы становятся дыбом и в голову лезут мысли о вампирах, сосущих кровь!.. Лучше закрыть дверь… Коля отполз в угол комнаты и затаился за умывальником, выставив вперед больную ногу, которая к этому времени сильно распухла, затопив отечностью щиколотку.

Опять шаги… Почему так страшно? Чего я боюсь? В конце концов, это ведь может быть только человек, только люди так ходят!.. Ну, убьет он меня или высосет кровь, как только что высосал с причмокиванием из детей, ну и что?! Я тоже стану вампиром, не нужно будет больше ни о чем беспокоиться, и Ляля станет не нужна, и мама с отцом, что они смогут поделать, если я каждое утро буду укладываться в гроб в подвале!..