— А причина, по которой мама водила меня к психиатру, считается?
— Нет, — покачала головой Маруся. — Конечно, нет. Интим — вещь неприкосновенная.
— Ну, тогда ладно.
— Ты сделала кое-что не совсем хорошее, когда рассказала маме о том, что услышала в роддоме. Когда я схватила кресло и… короче, когда я чуть не прибила твоего папу креслом.
— Ничего я не говорила маме! — возмутилась Лера.
— А кому ты это говорила?
— Только бабушке, — честно ответила девочка.
Маруся закрыла глаза.
— Ну и что? — взвилась Лера. — Она же мне рассказала, как развивается человеческий зародыш, и про аборт. И я сказала…
— Ты права, — перебила Маруся, — совершенно права, когда не понимаешь плохого в своих поступках. Ты еще слишком мала для этого.
Они замолчали, настороженно подстерегая взгляды друг друга.
— Что там было дальше с зеркалом? — первой нарушила молчание Лера.
— Оно разбилось на миллионы мелких осколков, и даже больше, чем на миллионы.
— На триллионы?
— Да. И даже больше.
— На биллионы?…
— На такое количество, которое трудно определить. Оно разбилось на мельчайшие кусочки, величиной не больше песчинки.
— Почему оно разбилось? — спросила Лера.
— Потому что злой тролль поднял его над землей, зеркало не выдержало отраженного в нем зла и разлетелось на кусочки. Но не исчезло. Его крошечные осколки летают везде. Если попадут в глаз к человеку, то все.
— Что? — прошептала Лера.
— Он начинает видеть все только в дурном свете. Только плохое в людях.
Маруся встала, прошлась по гостиной, посмотрела на себя в зеркало. Стала боком и провела рукой по опавшему животу.
— Мой ребенок умер, — сказала она. — Он где-то там, за зеркалом… — Маруся протянула ладонь и прижала ее к стеклу. Потом отняла и смотрела, как ее влажный отпечаток исчезает постепенно, словно его засасывает зазеркалье.
— Сейчас ты будешь плакать? — спросила Лера.
— Нет, — покачала головой Маруся. — И не собираюсь. Бог дал, как говорится, бог взял.
— А тот ребенок, который умер, когда я родилась, он тоже мальчик? — продолжала Лера.
— Да. У меня тоже тогда был мальчик. Почему ты спрашиваешь?
— Значит, их двое в зазеркалье, — спокойно констатировала Лера.
Женщина у зеркала нашла глазами отражение девочки и внимательно посмотрела ей в лицо:
— Еще вопросы будут?
— Да, но я промолчу, — опустила глаза Лера. — Ты сама придумала про зеркало?
— Нет, — покачала головой Маруся, продолжая рассматривать себя в зеркале. — Это из сказки Андерсена. Знаешь такого писателя?
Лера молча покачала головой.
— Знаешь! Это он написал «Дюймовочку» и «Гадкого утенка». Что? — повернулась она. — Ты не читала сказки Андерсена? А и правильно! Все сказки на самом деле написаны для взрослых.
— А про зеркало, это из какой сказки? — спросила Лера.
— Это из «Снежной королевы».
Лера вылезла из кресла и подошла к зеркалу. Оттянула нижнее веко у правого глаза, рассматривая.
— Мне нравится, что ты не плачешь, — сказала она. — Ты не такая, как папа с мамой.
— Это точно, — согласилась мама Муму.
— Я только не поняла, зачем ты рассказала мне про зеркало?
— Не трогай глаза руками, — Маруся убрала руку Леры от лица. — Я рассказала, чтобы ты не думала обо мне плохо. Тебе покажется вдруг, что человек ужасно плохой и страшный. А ты тогда подойди к зеркалу и поищи песчинку тролля у себя в глазу.
Гарантии
Медсестра из поликлиники пришла показать Валентине, как делать массаж трехмесячному Антоше. Она позвала всех членов семьи, уверяя, что такие вещи должен уметь каждый.
— В этом деле, — сказала она, — главное — не навредить.
Минут десять Антоша спокойно лежал на спине, пока медсестра объясняла, как это — не навредить. Потом она перевернула мальчика на живот, и Лера впервые увидела спину своего братика. Она остановила вдох и рефлекторно шагнула за папу Валю.
— Все нормально, котенок, — вытащил ее папа. — Это не заразно.
Растерянная медсестра прикоснулась к лопаткам малыша, ощупывая странные наросты на них под кожей, и тут Антоша протестующе крикнул. Медсестра дернулась и уронила на пол пластиковую бутылочку с массажным маслом.
— Я попробую тихонько пройтись по позвоночнику, — сказала она сама себе. Подняла глаза на родителей мальчика, наткнувшись на взгляд Леры, вновь дернулась и пробормотала: — А что записано в карте?
— Костные изменения, носящие характер наростов, — отрапортовал папа Валя.
— Вы думаете, это лечится массажем? — прошептала медсестра.
— Нам прописали общий укрепляющий массаж, — едва сдерживая истерику, ответила Валентина.
— А это вообще лечится? — выступила Лера.
— Иди в свою комнату, — развернул ее от стола папа Валя.
Лера пошла в соседний подъезд.
— Муму, — сказала она с порога, — я так и знала! Маме подсунули бракованного ребеночка.
— Сядь, — показала мама Муму на табуретку в коридоре, дождалась, пока Лера сядет, и сунула ей на колени Артиста. Она мыла полы.
— Ты знала? — не выдержала Лера ее сосредоточенной работы шваброй.
— Конечно, — ответила Маруся.
— А что говорят врачи?
— Ничего. Рано пока что-то говорить. Будут наблюдать, изучать. Ты знаешь, что человек растет до двадцати пяти лет?
— А вдруг он инопланетянин? — прошептала Лера.
— Нет, — категорично отмела эту версию Маруся. — Он нормальный мальчик, только со странностями.
Этим же вечером Элиза, приехавшая навестить внука, угодила в его купание. После кратковременной истерики она решила, что сил у нее хватит еще и на скандал. И начала его так:
— Почему вы мне ничего не сказали, паршивцы? Это лечится?
Лера, отправленная в свою комнату, как только Элиза начала визгливо кричать что-то в ванной комнате, подслушивала в щелку двери и улыбнулась «паршивцам».
— А потому, что говорить было нечего! — ответил папа и принял на себя первый вал.
Дальше некоторое время было совсем не интересно, так как все шло по проторенному сценарию скандалов Элизы: пока родители укладывали Антошу, она обвиняла зятя в инфантильности, а дочь в слабоумии. Добравшись до неправильного воспитания внучки подобными родителями, Элиза получила отпор.
— Вы соображайте иногда, что разговариваете с маленькой девочкой! — упрекнул ее папа. — Знаете, что она попросила почитать ей на ночь после одного вашего визита? Порножурнал!
— И еще неплохо бы тебе сменить наконец гардероб, чтобы он соответствовал возрасту, — поддержала его Валентина. — Или хотя бы переодевайся, когда приезжаешь к нам, ба-бу-ля! А то недавно Лера случайно включила «Новости» по телевизору и сказала, что милиционеры арестовали много бабушек ночью на Ленинградском шоссе. Ты одеваешься и красишься, как престарелая проститутка!
— Ты сказала «престарелая»? — Элиза проигнорировала последнее слово дочери. — Ах ты, гадина! На кого ушли мои лучшие годы? И как, по-твоему, должна одеваться директор ночного клуба и зам. главного редактора журнала для мужчин?! Престарелая!.. Ну-ка, быстро за стол!
Усаживание родителей с Элизой за столом в кухне означало самую важную часть скандала: угрозы и требования.
— Вы заметили, что ваш ребенок пошел в школу? — спросила Элиза. — Я уже посетила одно родительское собрание — вам же некогда! — и смею вас заверить, продвинутые мои, что нас ожидает катастрофа. Лера использует коллектив в двадцать пять мальчиков и девочек исключительно для собственного самоутверждения. И это через две недели занятий! Вы доигрались со своими оригинальными методами воспитания до полного краха. Девочка не может существовать среди нормального среднестатистического социума! Поэтому теперь я беру воспитание внучки в свои руки.
— Абсурд! — заметил на это папа Валя. — Как вы себе это представляете? После школы будете забирать Лерку в ночной клуб, там как раз в обеденное время идут репетиции стриптизерш, а по субботам и воскресеньям отправитесь с нею на фотовыезды моделей для своего журнала?
— Откуда ты знаешь? — дернула мама папу за руку.
— Элиза начинала фотографом, она и меня снимала, ты что, не помнишь?
— Я не об этом. Я о репетициях стриптизерш в обеденное время?
После небольшой словесной перепалки, большую часть громких выражений которой Лера не смогла понять, Элиза призвала «детей» «не кочевряжиться».
— Дети, будьте благоразумны, — изрекла она трагическим тоном. — Прекратите кочевряжиться и согласитесь наконец, что вам нужно отдать все силы на возню с вашим новым приобретением.
— Ты так называешь Антошку? — изумилась Валентина. — Приобретение?…
— А как мне еще
этоназывать? Чего еще можно было ждать от подобного мужского инфантилизма и женского дебилизма?
И все пошло по кругу. Элиза уверенно заявила, что сейчас можно провести любую диагностику на ранних стадиях беременности и определить аномалию у плода в допустимые для аборта сроки. Родители возмутились: их Антоша — совершенно нормальный ребенок!
Уставшая Валентина достала бутылку сухого вина.
— Убери это, я — за рулем! — приказала Элиза. — Убери, а то пожадничаю и выпью полбокала.
— А мы тебе не нальем, — Валентина поставила бокалы себе и мужу.
— Тебе нельзя! — возмутилась Элиза. — Ты кормишь!
— Вот вам конкретный пример и инфантилизма и дебилизма, — развел руками папа Валя. — Вы так заботитесь о нашей семье, что сегодня впервые увидели внука совершенно голым в процессе купания, к тому же совсем забыли поинтересоваться, как у вашей дочери с молоком.
— Только не говорите мне… — Элиза с ужасом оглядела дочь и зятя. — Нет! Только не эта ужасная женщина! Опять?…
— Эта ужасная женщина, как вы говорите, выкормила Леру, — напомнил папа.
— А еще кого? — подалась к нему через стол теща. — Как она назвала твоего ребенка? Или она оказалась умнее моей дочери и сделала аборт?
Через полчаса рыданий Валентины, криков Элизы и угроз папы Вали выброситься с балкона все трое пришли к выводу, что им теперь нужны гарантии совместного сосуществования под одним небом, и стали договариваться.
Лера посмотрела на часы. Почти двенадцать. К часу придет мама Муму. Нужно ее предупредить, чтобы не попадалась на глаза Элизе. Заболел желудок. Девочка проскользнула в коридор незамеченной, осторожно открыла замок и вышла на лестницу. Теперь дверь закрывалась на ночь на один замок, и Маруся входила со своим ключом и иногда кормила и перепеленывала маленького, а родители и не просыпались, если он не капризничал. Утром Антоша будил всех около шести, тогда мама Валя с ключом от двери Маруси относила его в соседний подъезд. Перед работой мама Муму заносила к ним в холодильник бутылочки со своим молоком. Она сказала, что через месяц малыш уже не будет просыпаться ночью, не будет ночных посещений. Лера села на ступеньку, прижала кулачки к ноющему желудку и задумалась.
— Что ты здесь делаешь? — спросила Маруся, выходя из лифта.
— Тебя жду. Там Элиза, они ругаются.
— А ты при чем?
— Это ты при чем. Я теперь поняла, как можно быть плохой и совершенно невиноватой в этом.
— Твоя бабушка рассказала Валентине?… — перешла на шепот Маруся.
Лера кивнула.
— У кого мне попросить прощения? — спросила она.
— Бог простит. — Маруся кутала плечи и грудь в пуховый платок, хотя сентябрьская ночь была удивительно теплой и тихой.
Лера поискала бога в себе или рядом, но не нашла.
— И правда, пойду-ка я домой, — вздохнула Маруся. — Скажи, чтобы Валентина принесла мальчика покормить ко мне. И тебе, бедной, не дают покоя. — Она подошла и прижала голову девочки к своей ноге, поглаживая ее волосы.
— Я — гарантия, — сказала Лера.
— Как? — не поняла Маруся.
— Я гарантия поддержания их отношений. Элиза больше не хочет видеть папу и Антошу. Поэтому я буду иногда жить у нее день-два и на каникулах.
— Не хочет видеть Антошу, — кивнула Маруся, не удивившись.
— Я бы тебе объяснила, почему, но боюсь опять сделать что-нибудь плохое.
— Не надо, — Маруся еще сильней прижала к себе ее голову, — не объясняй.
Упорство
Когда девочке Лере исполнилось восемь с половиной лет, она совершила свой первый роковой поступок.
В школе в тот день на завтрак давали глазированные шоколадом сырки.
— Не ешь их, — шепотом посоветовала Лере девочка Нюся.
— Почему? — подозрительно спросила Лера.
— Они просроченные, — опять же шепотом сообщила Нюся.
Лера задумчиво осмотрела сырок.
— Так не узнать, — уверила ее Нюся. — Мне мама сказала. Она работает в школьной столовой.
Лера разложила на столе обертку, изучила ее и с большим трудом обнаружила плохо различимые выдавленные цифры.
— Шестнадцатое, — сказала она, — а потом еще две цифры.
— А сегодня семнадцатое! — многозначительно посмотрела на нее Нюся. — Только никому не говори. Я тебе по секрету сказала, как подруге.
Лера внимательно осмотрела весьма упитанную Нюсю. Потом зал столовой.
— А если все отравятся? — спросила она.
— Не отравятся. Мамка сказала, что никто не отравится, просто мне их есть не надо. На всякий случай. Вот увидишь — никто не отравится.
Лера высидела в столовой до самого звонка. Никто не свалился в судорогах.
— Ты думаешь, мы подруги? — с сомнением спросила она у Нюси в классе.
— Конечно. Мы сидим за одной партой, и на физкультуре ты никогда не смеешься, когда я прыгаю или бегаю.
На следующий день столовая была закрыта, по младшим классам дежурные разносили сок в упаковках и печенье. А еще через день директор школы вызвала родителей Леры.
Пошел папа, потому что была его очередь посещать родительское собрание.
Вернувшись, папа Валя выпил стакан воды из-под крана и два раза полил цветок на подоконнике в кухне.
— Что? — всполошилась Валентина.
— Наша дочь написала кляузу в санэпидемстанцию. Что-то о просроченных продуктах в столовой. Как-то мне не по себе. Я не уверен, что все правильно понял.
— Что она написала?! — не поверила своим ушам Валентина.
— Я сам ничего не понимаю, кроме полной недоказуемости ее действий. В этом я абсолютно уверен.
— Прекрати меня пугать и нервировать, я и так вся чешусь! — повысила голос Валентина.
— В санэпидемстанцию городской управы по электронной почте пришло письмо от ученицы школы номер 1102, в котором сообщалось, что в столовой нарушаются правила использования пищевых продуктов, в частности, детям на завтрак предлагаются просроченные глазированные сырки. Столовая была вчера обыскана, факт доказан.
— Это бред какой-то, — усмехнулась Валентина. — С чего они взяли, что именно наша дочь в этом участвовала?
— Письмо было подписано: Валерия Одер, ученица 4-А класса.
— Какое письмо?… — замотала головой Валентина.
— Электронное! — с трудом сохраняя спокойствие, ответил папа Валя.
— Но это невозможно! — возмутилась мама Валя. — Кто угодно может написать какое угодно имя на письме в электронной почте!
— И об этом я уже говорил! Полная недоказуемость. Почему мне тогда так муторно на душе? Ты как? В смысле, на уровне внутренних ощущений? — прищурился Валентин.
Мама Валя прислушалась к себе и подтвердила: ей тоже муторно.
Позвали Леру.
— А если бы кто-то отравился и умер? — сразу же возмутилась подслушивающая в коридоре Валерия.
Родители некоторое время задумчиво изучали ее лицо.
— Нет… — замотал головой папа Валя, — это теоретически невозможно!
— Но она же переписывается по компьютеру с Элизой, — привела свой аргумент Валентина.
— Согласен, она может отправить письмо по какому-то адресу, но в санэпидемстанцию?… — задумался папа.
— К тому же в конкретную, нашего района?… — задумалась мама.
— Адрес можно найти в телефонном справочнике, — вступила Лера. — Там все расписано по районам. И санэпидемстанции, и инспекции по делам несовершеннолетних, банки, прачечные, все. Разве я плохо поступила?
— А электронный адрес? — все еще не мог поверить папа.
— Мне его продиктовали по телефону. Телефон я нашла в справочнике. Потом взяла из Интернета образец делового письма, «кратко, но содержательно обрисовала проблему», как там было указано, вот и все дела.
— А как ты вообще узнала о просроченных сырках? — присел перед дочкой на корточки папа.
— Прочла дату использования на обертке. — Лера решила ни в коем случае не упоминать о Нюсе.
Родители переглянулись.
— Они нашли обертку? — спросила Лера. — Я приклеила ее жвачкой под столом.
— Ты приклеила жвачкой под столом обертку от сырка? — шепотом спросила мама Валя.
— И указала в письме, под каким именно столом, — кивнула Лера.
— Зачем? — ничего не понимал папа Валя.
— Доказательство, — уверенно заявила Лера. — Наверняка они уничтожили сразу же после завтрака все не съеденные сырки. И выбросили мусор. Никаких улик!
— Детка, скажи нам, зачем ты это сделала? — проникновенно попросил папа Валя.
— Я надеюсь, что теперь школу закроют, — заявила Лера. — Я давно хотела вам сказать. Мне не нравится учиться в школе.
Пометавшись по кухне и столкнувшись несколько раз, родители вспомнили, что завтра выходной, и с облегчением отправили Леру спать.
— У девочки начались проблемы с логическим мышлением, — заметил папа, когда Лера ушла.
— И с осознанием последствий содеянного, — поддержала его мама. — Кто пойдет ее тестировать? Я вчера проводила беседу на тему ответственности. Два дня подряд я не потяну!
Пошел папа. Он присел на кровать. Лера лежала на спине, вытянув руки поверх одеяла.
— У меня кое-что здесь не стыкуется в твоем желании справедливости, — Валентин постучал себя по лбу. — Цель и средства. Помнишь, мы это обсуждали?
Лера молча кивнула.
— Итак. Тебе не нравится учиться в школе. Поэтому ты хочешь школу закрыть. Для чего натравливаешь на нее чиновников по надзору. Ты помнишь номер своей школы? 1102! Ты думаешь, это просто цифры? Нет, родная, это почти порядковый номер. В Москве больше тысячи школ. Меня несколько обескураживает не то, что ты донесла на работников снабжения, а несоизмеримая с конечной целью масштабность твоих действий…
— Если даже из-за этих сырков школу не закроют, меня все равно выгонят, — перебила его Лера. — Так или иначе, я в эту школу больше не попаду. А в другую вы меня устраивать не будете. Далеко ездить. До ближайшей школы пять остановок на троллейбусе, возить меня некому, вот и получается, что я все сделала правильно. Подумай хорошенько. Мне девять лет. Так?
Папа посмотрел на серьезное лицо дочки, засомневался было, потом посчитал и кивнул: девять.
— И я уже получила самое начальное образование, — продолжила Лера. — За три года по программе для шестилеток. Меня после собеседования сразу приняли во второй класс. Знаешь, почему?
— Конечно, знаю, — с досадой ответил папа. Досада появилась из-за того, что разговор уходил в сторону от обрисованной им проблемы. — Потому что ты умная и сообразительная девочка, с трех лет читаешь, знакома с двумя иностранными языками…
— Нет, — многозначительно заметила Лера. — Потому что вы меня хорошо подготовили. Я подумала — почему бы мне и дальше не учиться дома?
— Исключено, — категорически заявил папа. — Отложим этот разговор до утра. Ты выспись, а утром, пока мы с мамой не встанем, подумай над физиологией проблемы. Ты не инвалид, слава богу, тебе незачем переходить к домашнему обучению и терять тем самым навыки выживания и личностного становления в коллективе.
В половине восьмого утра Лера стояла у кровати родителей.
— Мам! Пап! — монотонным голосом повторяла и повторяла она, пока зачумленные сном родители не сели, покачиваясь, с закрытыми глазами.
— Антоша укусил Артиста за лапу. Чем промывать?
— Промой ему рот марганцовкой, — пробормотала мама Валя и упала на подушку.
— Артисту чем лапу промыть? Он хромает.
— Антоша хромает? — папа Валя открыл глаза.
— Ты проснулся? — уточнила Лера. — Я уже подумала над физиологией.
— Молодец, иди еще подумай, — пробормотала Валентина.
— Я не могу ходить в школу и вообще не могу долго находиться в большом количестве людей, — заявила Лера.
— Почему? — Папа Валя посмотрел на нее измученными глазами.
— Потому что они воняют.
В спальню вошел Антоша и, пыхтя, долго протаскивал сквозь прутья детской кровати плюшевого дракона. За ним пробрался Артист. Повизгивая, он влез на кровать к взрослым и затаился.
— Кто воняет? — спросила Валентина.
— Все люди воняют, — уверила ее Лера.
— Давай без утреннего экстремизма, ладно? — скривился папа. — Употреби синонимы.
— Все люди плохо пахнут, — употребила синоним Лера.
— А теперь обрисуй проблему с учетом осознания своего места в социуме. — Валентин сел, свесил ноги и попытался достать халат из кресла.
— Все люди пахнут по-разному, и я пахну, мой запах тоже может для кого-то вонять. — Лера подала ему халат. — Но многие ведь просто ничего не замечают, а я слышу запахи, и мне от них становится плохо.
— Какой кошмар… — пробормотала Валентина, натягивая на голову одеяло.
— Это точно, — согласился папа Валя. — Заметь — в ее доводах сегодня бездна логики и конкретный умысел! А умысел предполагает что?
— Некоторое осознание последствий содеянного, — отозвалась из-под одеяла мама Валя.
Минут пять родители обсуждали поведение дочери, не обращая внимания на ее присутствие. Лера узнала, что ребенка, который из своих «не совсем корректных» поступков логически выстраивает целый ряд обоснованных действий, а потом еще добавляет к этому ряду физиологическое объяснение цели, можно назвать… упорным. Лере не понравились лица родителей, когда они пришли к выводу, что она… упорная.
— Вы сейчас употребили синоним, чтобы меня не смущать? — спросила Лера.
— Сегодня вечером перед сном мама тебе вкратце обрисует пользу и вред упорства в эволюции человечества, — пообещал папа.
— Да?… — высунула голову удивленная Валентина. — Какие у тебя масштабные планы на мой счет!
— Пожалуй, еще рано объяснять ей истоки религиозных войн и философию фашизма, хотя… — задумчиво заметил папа и спрятался за кресло от брошенной в него Валентиной подушки. — Ладно, просто ограничься объяснением разницы между упорством в достижении цели и фанатизмом.
Перемены
Через полтора месяца после происшествия в школьной столовой, когда старшеклассники угорали в подготовке к экзаменам, а родители учеников четвертых классов праздновали мини-выпускной (к пятому классу в этой школе дети перераспределялись по уровню полученных оценок), родители Валерии Одер имели весьма неприятную беседу с завучем.
Им было предложено перевести своего ребенка в другое учебное заведение. Сделано это было очень тактично: по итогам тестирования и оценок за курс начальной школы Лера направлялась в так называемый «лицей для одаренных детей» с самыми лучшими рекомендациями.
— В лицее дети получают самое всестороннее образование и в сфере искусств, так что Валерии придется первые два года находиться там по двенадцать-тринадцать часов в день, поскольку она не имеет начального музыкального образования и танц-класса — придется наверстывать упущенное. Но ваша девочка преодолеет любые трудности, любые! — со сладкой стервозностью в голосе убеждала завуч опешивших родителей.
Капустины, даже не обсудив с Лерой свалившееся на их головы счастье (по направлению из других учебных заведений дети в этом весьма недешевом лицее обучались бесплатно), категорически покачали головами: никак невозможно! Все свободное время после уроков Лера занята присмотром за младшим братом. Кроме того, лицей находится в центре Москвы, то есть в экологически неблагоприятном районе, да и каждодневные поездки туда на метро, переходы…
— Очень грустно это слышать, очень, — пожирала завуч глазами таких нерадивых родителей. — В трудное для страны время, во время становления новых экономических и моральных основ, родители должны уделять все силы воспитанию и образованию ребенка, а не делать из него домашнюю прислугу или няньку.
— Спасибо большое за заботу о нашем ребенке, — сказали Капустины.
И завучу пришлось выдвигать «тяжелую артиллерию». Она напомнила родителям Леры, что девочка два года назад сменила не только фамилию, но и адрес проживания! В школу принималась Валерия Капустина, проживающая в пределах границ административного округа. А поскольку в данный момент все изменилось… Количество учеников пятых классов дошло до предела разрешенного, приходится в первую очередь устраивать детей по территориальному признаку, так что пусть «господа Капустины» будут готовы к тому, что на их заявлении с просьбой принять дочь в пятый класс общеобразовательной государственной школы 1102 будет стоять отказ по причинам, только что озвученным.
Папа и мама Капустины, конечно, помнили, что два года назад Элиза настояла на том, чтобы прописать внучку у себя, в пятикомнатной квартире на Ордынке, и дать ей свою фамилию — Валентина в девичестве была Одер. Но таких последствий исполнения «каприза Элизы» — как это называл папа Валя — они, конечно, не ожидали.
— Ты заметил, что в последнее время во всех неприятностях ты обвиняешь мою мать? — задумчиво сказала Валентина, когда Капустины вышли на школьный двор переварить информацию.
— Элиза в таких случаях говорит, что мужчина — существо примитивное, кого ему еще обвинять во всем, если не женщину? — с грустной улыбкой парировал папа Валя.
— Может быть, все-таки спросим Лерку? Вдруг ей понравится в лицее. А Антоше няню найдем, — задумалась Валентина.
— Ну да, — усмехнулся Валентин. — В этом лицее из окна площадь Красная видна! Представляешь, какое письмо может получить по электронной почте Управление делами президента? О пробках на дорогах, например, во время выезда из Кремля наших руководителей.
— Ты все шутишь, но проблему-то надо решать. Как это ни парадоксально, но нас только что выгнали из школы! Мы-то, наивные, совсем не верили в исполнение Леркиного умысла.
Проблема решилась сама собой после августа. Это был девяносто восьмой год. За две недели до обвала рубля Элиза предложила зятю после его удачной сделки поменять весьма серьезную сумму в «деревянных» на доллары. И выслушала пространное объяснение о пользе патриотов в своем отечестве. По словам Валентина Капустина, человек, не поддерживающий банковскую систему своей страны, не может считать себя патриотом. Это означало, что папа Валя положит деньги в банк. Может быть, в несколько банков — он не дурак и все помнит о яйцах и корзинах. Папа Валя так и сделал.
— Вот же змея! — воскликнул Валентин, узнав об обвале рубля. От обиды на жизнь, от восхищения и ненависти к теще у него к вечеру поднялась температура.
Баба Яга
У мамы Муму отпуск был в августе, она сменила Элизу на даче, куда Капустины вывезли детей.
В хлопотах о заболевшем муже Валентина совсем забыла о проблемах со школой. К началу сентября Лера все еще не была пристроена.
Именно в это время маленький Антон и приобрел привычку теряться. Капустины заплатили соседке по даче за присмотр и готовку еды. Валентина моталась туда-сюда и за остаток того дачного лета заплатила первой сединой и проступающей в волнении невнятностью речи.
Как-то поздно вечером соседка позвонила и сказала, что «пацана нигде нету, совсем нигде».
К часу ночи подъехавшие Валентин и Валентина с мамой Муму в три фонарика обшарили окрестности. Толку от этого было — ноль, ночь стояла совершенно темная, кусты оказались непролазными, и через полтора часа поисков, переругавшись, взрослые вернулись в дом с твердым намерением звонить в милицию.
Они в который раз попробовали добиться объяснений от Леры, но, к своему удивлению, в который раз получили в ответ нечто странное.
Испуганная девочка на расспросы: «Что было после ужина?» — отвечала одно и то же: «Братика унесли гуси-лебеди». Откуда взялись эти самые гуси-лебеди? Они еще вчера прилетели на пруд. Антон ходил на них смотреть. Лера отвернулась на одну секунду, а Антон уже улетал на гусе. На вопрос: «Куда же он мог улететь?» — Лера ответила, как само собой разумеющееся: «К Бабе Яге, конечно, это же ее гуси-лебеди».
Когда девочка стала уверять родителей, что до утра Баба Яга не станет растапливать печь, чтобы засунуть в нее Антона на лопате — поэтому у них еще есть время, — отчаявшиеся Капустины пошли посоветоваться с мамой Муму.
Маруся сидела на лавочке у своего дачного домика и курила. Ее аккуратная бревенчатая избушка стояла как раз на соседнем с Капустиными участке.
— Доигрались? — спросила она весело. — Видели, что Лерка читает на ночь маленькому? Русские народные сказки! От таких сюжетов и взрослый сбрендит, если, конечно, умные родители не сделают ему прививку лет в пять. Курочкой Рябой какой-нибудь или Колобком, к примеру. Хотя… Его тоже сожрали в конце. А вы что читали девочке в пять лет? Энциклопедию!
— Сейчас не время для укоров, — заметил папа Валя. — В отношении к сказкам большую роль играет воображение. И я надеюсь, что так называемые прививки нами уже сделаны. Мы давно объяснили девочке разницу между условным и реальным восприятием окружающего мира.
— Вот же придурки, — беззлобно заметила Маруся, затягиваясь и прожигая влажную темень огоньком сигареты.
— Я не понимаю, что дальше делать? — прошептала в панике Валентина.
— Думать, — посоветовала Маруся. — Давайте пойдем от обратного. Что делает ночью изрядно набегавшийся на свежем воздухе ребенок?
— Спит, — уныло констатировал папа Валя.
— Вот и отлично. — Маруся загасила окурок и теперь стала определима только по голосу. — Теперь подумаем — где он может спать?
— В багажнике машины похитителей, — прошептала Валентина. — Где-нибудь на пути в Африку!
— Наверное, тебя Элиза в детстве напугала страшилкой Чуковского, — поставила диагноз Маруся. — А если не в багажнике? Куда пойдет трехлетний мальчик и заснет там потом, не сумев выбраться в темноте? Туда, куда ему ходить не разрешают, — ответила она сама себе и встала. — У кого еще не погас фонарик? Я — в подвал, вы — на чердак. Если не найдем, встречаемся в сарае с садовым инструментом.
