Славянский викинг Рюрик. Кровь героев

V

Столица саксов расположилась посреди дремучего леса, все укрепления и здания в нем были сплошь деревянными. Городок маленький, скученный, казалось, дома и дворцы налезали друг на друга, по узким кривым улицам с трудом могла проехать телега, и возникало совсем безвыходное положение, когда встречались их две: ни разъехаться, ни повернуть назад. После брани и долгих препирательств приходилось коней выпрягать, а тележки толкать вручную до ближайшего переулка.

Приезду Рерика Уто сильно обрадовался, выбежал на крыльцо, обнял и повел в свои покои. Во дворце происходила суета, слуги собирали Уто в дорогу. На другой день кортеж двинулся в сторону Балтийского моря. Чем дальше отъезжали от столицы, тем больше чувствовалось разорение: здесь огнем и мечом прошли викинги.

– Датские викинги облюбовали Англию, там они полстраны превратили в пустыню, – говорил Уто. – А в наших краях свирепствуют скандинавские норманны. Приплывают на кораблях, высаживаются десятками тысяч, грабят и разоряют все подчистую. Пока от гонцов получим известие об их прибытии, пока соберем войско, их и след простыл. Не успеем домой возвернуться, как прибывает новая банда грабителей, и все повторяется сначала. Даже франкские короли не в состоянии справиться с ними. Мой отец участвовал во многих походах Карла Великого и рассказывал один эпизод его войны с викингами. В 810 году датский король Готфрид прибыл на 200 судах в Фрисландию[3], ограбил все прибрежные острова, сжег город Гронинген, обложил местное население данью в 100 фунтов серебра. Узнав об этом, Карл Великий поспешил со своим войском на север, но Готфрид уже бежал, прихватив награбленную добычу. Тогда император повелел везде по побережью закладывать укрепления, распорядился во всех гаванях строить корабли, потому что в одном только сильном и хорошо снаряженном флоте он видел безопасность и защиту своих северных территорий от нападений викингов.

– С Готфридом у меня особые счеты, – помрачнев, проговорил Рерик. – Вообще Дания сейчас главный враг славян. Я слышал, что жители острова Руяна[4] в отместку постоянно нападают на датские селения, грабят и разрушают их.

– Как видно, островитяне и защищают вашу страну от нашествия морских пиратов!

Альдинбург был расположен на берегу обширной бухты. Внимательно и с интересом рассматривал Рерик этот портовый город, бывший Старград – столицу воинственного иллирийского племени варангов (варягов), потерявших родину и теперь разбредшихся по всему свету. Укрепления его были построены необычным способом. Основание составляли огромные валуны, затем шли крепко спаянные каким-то особым раствором камни, и только наверху виднелись деревянные сооружения. В городе преобладали бревенчатые постройки саксов, но порой встречались кирпичные дома варангов.

– По обычаю дружка жениха должен войти в дом будущей невесты и спросить ее, согласна ли она выйти замуж?

– А! – догадался Рерик. – У славян это называется сватовством.

– А потом передать от имени жениха кольцо. Обряд называется обручением. Это ответственное дело я поручаю тебе как своему другу.

– Не напутать бы чего-нибудь.

– Не беда. Главное, чтобы она дала согласие на брак.

– А ты сомневаешься?

– Нисколько. Но все равно волнительно. Ведь с этого дня во многом изменится моя судьба!

Дворец герцога Готброда был огромный, деревянный, с высокими крышами. На крыльце стоял привратник.

– Доложи герцогу о приезде князя бодричей, – приказал ему Рерик.

Тот мигом исчез за дверью, но скоро явился и, низко кланяясь, пригласил вовнутрь.

Перед Рериком открылись широкие и просторные залы с многочисленными арками и рельефно вырезанными стропилами. Стены драпировались красочным материалом, по краям узких и длинных окон висели тяжелые декоративные ткани, богато расшитые золотыми нитями, они мерцали красными и пурпурными шелками. Яркая мешанина цветов радовала глаз, придавала помещениям тепло и уют и создавала праздничное настроение.

Посреди одного из залов Рерика ждал герцог – хозяин дворца. Рерик остановился, с достоинством поклонился, сказал:

– Приветствую тебя, герцог Готброд, и все твое семейство. Здоровья и благополучия в твой дом!

– И тебе и твоему семейству желаю успехов и всяческих благ, – ответствовал герцог. – С какой целью прибыл в мой замок, князь бодричей?

– Послал меня к тебе друг мой и собрат, герцог Уто, просить руки твоей дочери. Согласен ли ты отдать ее в жены герцогу Уто?

– А это мы ее спросим, согласно ли она выйти замуж.

Он кивнул головой, и слуга метнулся в дверь. Вскоре из нее вышла высокая, стройная девушка, в которой Рерик с трудом признал Ильву, настолько она изменилась за эти три-четыре года, которые он не видел ее. Она не была слишком красивой, но лицо ее было приятно, а волнение придавало ему даже некоторую прелесть. Худые щечки ее горели, большие выразительные глаза блестели, выдавая внутреннее смятение. Одета она была в длинное платье со свисающими рукавами, на лбу была повязана голубая лента, а толстая коса отливала золотистыми нитями, вплетенными в нее.

Герцог сказал, обращаясь к ней:

– Вот князь бодричей прибыл по поручению герцога Уто просить твоей руки. Что ты ответишь на это?

Она чуть вздрогнула, ее пальцы машинально разглаживали складки платья, и ответила покорным голосом:

– Я поступлю так, как ты велишь, папенька.

– Мое решение будет зависеть от твоего желания. Ты должна поступить так, как подсказывает тебе твое сердце.

Она опустила глаза (Рерик заметил, что у нее длинные, темные ресницы), проговорила дрожащим голосом:

– Я принимаю сделанное мне предложение.

Тогда Рерик быстро шагнул вперед, встал перед ней на одно колено и протянул руку.

– Герцог Уто просил передать тебе вот это. – Рерик открыл ладонь, на которой лежало массивное кольцо. – Он велел передать его от своего имени. Это кольцо с руки его высочества.

Она протянула ему свою руку. Кольцо украшала диковинная лань, распростершаяся в стремительном беге. Он надел его на безымянный палец.

– Оно велико мне, – отстраняя от себя изящное изделие и любуясь им, сказала она.

– Герцог принесет лично такое кольцо, которое будет тебе как раз.

– Я жду с нетерпением герцога Уто, – промолвила она, сделала легкий реверанс и уплыла за дверь.

– Теперь Уто может безбоязненно являться в мой дворец, чтобы завершить обряд обручения, – проговорил герцог, с наслаждением потягиваясь в кресле. – Впрочем, по-иному и быть не могло: мы с его родителями совершили помолвку, когда им исполнилось семь лет. И с тех пор наше решение оставалось непоколебимым.

Как только Рерик появился в зале княжеского дворца, Уто бросился к нему.

– Ну как?

– Доставай кольцо, которое ты приготовил для невесты, и мы немедленно едем на обручение!

Обычно спокойный и невозмутимый, Уто сжал в своих объятиях друга.

– Я на седьмом небе!

– Как будто ты сомневался в другом ответе, – урезонил его Рерик.

– Да-да, конечно, – рассеянно отвечал Уто, мечась по залу. – Эй, кто там! Срочно одеваться!

На этот раз герцог Готброд и его дочь Ильва ждали князя в центральном зале. Их окружали родственники, приближенные, сановитые люди – все были в праздничных нарядах. При появлении гостей было громко провозглашено:

– Князь саксов Уто и князь бодричей Рерик пожаловали!

Уто уверенно (видно, справился со своим волнением) прошагал по полу, устланному тростником, в направлении герцога, кивком головы отвесил поклон и произнес звонким от волнения голосом:

– Герцог Готброд, я явился во дворец, чтобы просить руки твоей дочери Ильвы, с которой мы десять лет связаны помолвкой!

У герцога на глазах невольно выступили слезы. Он шагнул навстречу своему будущему зятю и крепко обнял его за плечи.

– Породниться с тобой, герцог, я считаю великой честью для себя! Отдаю в твои руки мою дочь Ильву и надеюсь, что вы будете надежной опорой в жизни друг для друга!

Окружающие сдержанно зашумели, а Уто шагнул к Ильве, которая смотрела на него большими сияющими от радости глазами, встал перед ней на колени и протянул уже другое, но более изящной, тонкой работы кольцо.

– Позволь мне надеть его на твой палец, Ильва, в знак моей любви и верности!

Она, зардевшись, подала ему руку, и он легко надел кольцо на ее палец. Все разом облегченно вздохнули, снимая с себя напряжение торжественного обряда.

– Прошу всех гостей к столу! – громко провозгласил герцог и первым направился в соседнюю залу.

Зала была заставлена длинными столами и скамейками; со стропил окон свешивались цветы, усиливая праздничное настроение людей. Слуги разносили питье и закуску. Здесь были вареное мясо – баранина и свинина, журавли, нашпигованные необычными пикантными соусами, дельфины, приправленные пшенной кашей, сваренной на молоке. Мальчики стали разносить корыта, в которых лежали горы колбас, и гости брали себе по вкусу – кровяную, свиную, баранью, копченую или вареную. Потом пошли лебеди, павлины, кролики, цапли, оленина. Внесли котел с приготовленным особым способом мясом: разветвленными вертелами слуги вылавливали в нем куски и клали на тарелки перед гостями, каждый резал их своим ножом. На столах стояло вино, а возле скамеек находились бочонки пива, из которых любой из присутствующих черпал себе хмельного напитка сколько хотел.

Герцог произнес три здравицы: в честь короля франков, жениха и невесты и гостей. Все дружно поддержали его, а потом принялись за еду. Сначала стояла тишина, слышались лишь громкое чавканье, стук ножей о тарелки, потом начались разговоры, сначала вполголоса, а потом все громче и громче.

– А славно Уто и Рерик проучили хвастливых и заносчивых тюрингийцев! – громко сказал кто-то из гостей, и все закивали в знак согласия, а потом подняли бокалы, выкрикивая:

– За нашу победу!

– За союз саксов и бодричей!

– Чтобы мир и согласие царили на нашей земле!

В середине стола сидели Уто и Ильва, рядом с ней восседал отец, по правую руку от Уто – Рерик. Уто, блестя от возбуждения синими глазами, обратился к Ильве:

– Знала бы ты, какой под этой скромной личиной моего друга скрывается неистощимый выдумщик на разные забавы и шалости! В каких только переделках с ним не бывали в свое время!

Ильва склонилась над столом и взглянула на Рерика, и он отметил про себя, что сейчас она выглядела намного красивее, чем ему показалась в первый раз; восхитительны были ее глаза, большие, наполненные волнением и восторгом, довольно приятен небольшой с горбинкой носик, аккуратный рот. Впрочем, отметил он про себя, все невесты во время свадьбы бывают восхитительными, как каждый цветок в период своего наивысшего цветения. И тут же с удивлением заметил в ее глазах что-то диковатое и норовистое.

– Неужели вы росли такими озорниками? – спросила она низким грудным голосом и, не дожидаясь ответа, сказала Уто: – Угощай своего друга, а то у него в блюдах еда нетронутой стоит.

– Да-да, – заторопился Уто, но она уже не слушала его, повернулась к отцу и стала что-то говорить ему.

Явились менестрели, заиграли танцевальную музыку. Первыми пошли танцевать Уто и Ильва. Были они примерно одного роста, но за счет густых волос, переходящих в толстую косу, Ильва казалась чуть-чуть выше. Тонкая, гибкая, она павой поплыла вокруг своего суженого; он, одну руку положив на пояс, а другой, высоко поддерживая ее ладонь, отбивал мелкую дробь и, слегка приседая, медленно двигался за ней. Все с умилением следили за каждым их движением. Рерик сидел и радовался, что у друга такая большая любовь. У него, Рерика, было несколько увлечений, но они не оставили в его душе какого-либо следа. «Наверно, я из другого теста слеплен», – с некоторым пренебрежением к себе подумал он. Приняв определенную дозу хмельного, он неожиданно почувствовал себя достаточно пожившим и умудренным.

Но вот менестрели заиграли веселую мелодию, и присутствующие кинулись в пляс. Но танцевали не поодиночке и вразброд, кто как хотел, как у славян, а все взялись за руки, образовали несколько кругов и дружно и слаженно заработали руками и ногами. Рерика подхватила какая-то молоденькая баронесса, до того украдкой кидавшая на него нежные взгляды, и увлекла за собой…

Потом гостей стали смешить мимы, показывали свою ловкость акробаты. Бродячие артисты водили между столами медведя в наморднике, и все потешались над его ковыляющей походкой… А затем снова играли менестрели, и снова все кидались в танцы…

Гулянье продолжалось до поздней ночи.

На другой день начались сборы в дорогу. Для Ильвы укладывалась крытая разноцветным пологом коляска. Среди ее подруг мелькала и та любвеобильная баронесса, назвавшаяся Руной, с которой Рерик пробыл на берегу моря до самых петухов. Она украдкой бросала на него преданные взгляды, он сдержанно улыбался ей в ответ.

С Ильвой отправлялись два десятка воинов во главе с седовласым Евтарихом. С ним неторопливую беседу вел герцог.

– Как выедешь, сразу забирай к югу, подальше от моря, там хорошая переправа через Эльбу.

– В тех местах мы переправлялись войском, когда шли на тюрингов.

– Там как раз начинаются леса. Викинги – морские разбойники, они избегают лесных чащоб.

– Страшатся их, господин герцог.

– В дороге держись настороже. Чуть что, ныряй в густые заросли.

– Не впервой! Навидался заморских пиратов.

– И старайся избегать крупных рек. По ним они иногда на своих суденышках далеко в глубь страны заплывают. Ухо держи востро!

– Знаю, кого сопровождаю. Доставлю живыми и здоровыми!

После завтрака кортеж двинулся по пыльной дороге. Руна шла у стремени Рерика, проводив далеко за крепостную стену. На прощание он наклонился и поцеловал ее в мягкие, податливые губы, шепнул на ушко:

– Жди, обязательно приеду.

Дав кнута коню, догнал охрану, оглянулся. Руна стояла на заросшей травой дороге и глядела вслед, и ему стало чрезвычайно жаль ее, одинокую, покинутую…

Двигались, строго соблюдая порядок: впереди шла десятка всадников, затем пара лошадей везла коляску, в которой находились Ильва и ее служанка; замыкала шествие вторая десятка воинов. В самом конце ехал Рерик, которого покачивало от двух бессонных ночей: Руна оказалась ненасытной на ласки. Он сохранил ее девичий запах и волнующие слова любви…

Уто ехал возле коляски. Иногда слезал с коня, шел рядом, видно, разговаривал с Ильвой. Порой скакал в сторону, возвращался с цветами, совал их под полог.

Однажды подъехал к Рерику, спросил:

– Как ты? Не скучно одному?

Рерик понимающе улыбнулся:

– Мне хорошо. Скачи обратно, а то она с тоски засохнет!

Ах, друг Уто! С десяти лет они вместе. Сколько дней провели в играх и забавах, а когда стукнуло пятнадцать лет, облачились в доспехи, сели на коней и в составе то саксонского, то бодричского, а то и объединенного войска ходили походами против неприятельских войск. Сражались бок о бок в кровавых битвах, бросались на мечи и пики, заслоняя друг друга от врагов. И сейчас он, Рерик, готов ради друга на любые испытания.

За день проехали около сорока верст. На плоту переправились через Эльбу, углубились в лес. Остановились на берегу небольшого озера, переночевали, а потом снова двинулись в путь. Порой встречались небольшие селения с деревянными домишками, жители врассыпную разбегались, как видно, напуганные набегами как иноплеменников, так и викингов, о которых здесь много наслышались и натерпелись.

Следующую ночь было решено провести возле небольшой речки. Напоили коней, сварили на костре ужин – пшенную кашу с мясом. На свежем воздухе с аппетитом поели. Евтарих выставил охрану. Ночь была тихой, теплой, какие часто бывают в июне. Спали под открытым небом, завернувшись в плащи и подложив под себя потники.

Проснулись с восходом солнца. Полусонные, вялые, медленно стали ухаживать за конями, собрали хворост и разожгли костер, поставили котел с мясом. Рерик повел поить коня. Наблюдал, как конь брезгливо нюхал воду, широко раздувая ноздри и шумно дыша, отчего по гладкой поверхности воды пошла матовая рябь; потом стал неторопливо пить. Конь у него был отменный: высокий, с сильной грудью жеребец, послушный узде и свирепый в бою. Рерик погладил его по боку, потрепал холку и тронул с места, они стали подниматься по круче берега. Почти у самого верха вдруг услышал истошный крик.

– На помощь! Викинги-и-и!

Рерик рванулся вперед и взбежал на ровное место. Увидел: из-за перелеска мчалась на них группа всадников численностью до четырех десятков человек, видны были конические норманнские шлемы (саксы и бодричи носили плоские шлемы), на солнце поблескивали мечи. Оглянулся: коляска герцогини стояла незапряженной, рядом паслись две лошади. Недалеко занималась своими конями примерно половина отряда, остальные были под берегом, поили животных.

Рерик мигом подтянул подпругу и вскочил в седло, кинул взгляд вокруг: воины торопливо прыгали на коней, некоторые охлюпкой, устремлялись навстречу врагам; из-под берега показалась голова Уто, расширенными глазами он зыркнул перед собой, крикнул:

– Рерик, спасай герцогиню! – и сам рванулся за воинами.

На Рерика мчались пятеро викингов, отделившихся от основной группы. Рядом с ним оказалось только двое всадников. Лица их были бледными, они молча наблюдали за приближавшимися норманнами.

– За мной! – выкрикнул Рерик, увлекая за собой растерявшихся воинов.

Он уже заметил, что седла викингов были без стремян. Видно, захватили коней у крестьян, бросили на них первые попавшие седла и выехали в глубь страны на поиски добычи. Между тем с IХ века все европейские войска уже применяли стремена. Они давали очень большие преимущества воину: можно было вернее сразить противника копьем наперевес, позволяли нанести более мощный удар мечом и саблей, точнее прицелиться из лука.

Рерик наметил себе крайнего викинга, самого сильного и, судя по всему, самого отчаянного; с остальными должны были справиться его товарищи.

Схватка была короткой и яростной. Привстав на стременах, Рерик, пользуясь более легкой, послушной саблей, чуть-чуть опередил противника, рубанув его с «оттяжкой на себя». Этим страшным и безотказным приемом он овладел в совершенстве и пользовался в каждом бою.

Проскакав несколько шагов, он придержал коня и оглянулся. Увидел, что «его» викинг падал с раскроенным плечом. Рядом рубился с противником сакс. Наддав коленями коня, Рерик подскочил сбоку и полоснул по открывшейся шее врага. Тот покачнулся и стал заваливаться назад, нелепо размахивая руками.

В схватке был убит еще один викинг, но двоим удалось прорваться к крытой тележке. Рерик увидел, как усатый с расплющенным носом норманн нырнул под полог, ловко вытащил наружу Ильву и воскликнул восторженно:

– Ах, какая красивая девушка!

– Быстрей! Быстрей! – стал сам себя подгонять Рерик, настегивая плеткой коня. Он видел только этих двоих: викинга с расплющенным носом и герцогиню, изо все сил сопротивляющуюся наглому и сильному мужчине. По топоту копыт определил, что следом скачут его товарищи.

Противник, увидев несущихся на них всадников, бросил Ильву и изготовился к бою, но что-то у него не ладилось: то ли был ранен, то ли конь чем-то был напуган и отказывался слушаться хозяина. На сей раз было равенство, трое против троих, но кони Рерика и его товарищей набрали скорость, они были умелыми наездниками, а норманны всегда сражались только в пешем строю и на коней сели случайно, в поисках добычи.

И тут случилось неожиданное: викинг с расплющенным носом вдруг дал плетей своему коню и помчался к месту, где сражалась основная группа' воинов. Оставшиеся даже не успели оказать серьезного сопротивления, как были изрублены на месте.

Рерик остановил коня и взглянул туда, где недавно кипел бой. Там все было кончено. Норманны загнали саксов под берег и, судя по всему, готовились торжествовать победу. Помочь своим спутникам он ничем не мог, надо было спасать герцогиню.

Он подскочил к коляске, откинул полог. Ильва сидела в углу, прижав к губам край одеяла, и с ужасом смотрела на него.

– Скорее! Ко мне! – крикнул он.

Ильва не двигалась, парализованная страхом.

– Быстрее! Надо бежать! Иначе мы погибнем!

Но она замерла, видно, не понимая его слов.

Тогда он соскочил с коня, взобрался в коляску, вскинул ее на руки. Помнил, что показалась она ему на удивление легкой, почти невесомой. Спрыгнул на землю, схватил за уздцы лошадь, которая оказалась ближе всех, кинул на нее герцогиню, сам вскочил на своего скакуна, и они помчались по берегу реки, подальше от страшного места.

Проскакав некоторое расстояние, оглянулся. Ильва сидела в седле, держась руками за гриву коня. Он несколько сбавил бег, поравнялся с ней и передал повод.

Их никто не преследовал. Наконец, крутой берег сменился пологим. Рерик взял влево, и кони вынесли их к воде. Они с Ильвой направились вниз по течению. Речка была неглубокой, только в некоторых местах вода доходила до колен лошадей. Рерик решил уйти по воде как можно дальше, хотя и знал, что все больше и больше удаляется от Аахена и приближается к морю. Но только так можно было скрыть свои следы и оторваться от викингов, если они вздумают преследовать. Уже солнце поднялось над деревьями и стало сильно припекать, когда он выбрал просторную лужайку и они выехали на нее.

Рерик помог Ильве слезть с седла, коней пустил покормиться и отдохнуть. Они сели на траву.

Ильва была в походной одежде – домотканой рубахе и широких штанах. Волосы ее была растрепаны, она машинально приглаживала их ладонями. Упорно глядела в землю. Наконец подняла на Рерика большие страдальческие глаза, разлепила спекшиеся губы:

– Что с нашими стало?

Он пожал плечами, не зная что ответить.

– Уто погиб?

Рерик ничего не ответил.

Тогда она закрыла лицо ладонями, сквозь пальцы потекли слезы, тело ее стали сотрясать рыдания.

Рерик постепенно остывал от азарта боя и бешеной скачки, на смену им приходило чувство вины, нараставшее где-то в глубине души. Напрасно убеждал он себя, что был не в состоянии помочь Уто и своим спутникам, что не повинен в их гибели. Но тяжелое, мучительное состояние подавленности все властнее овладевало им.

Он встал, медленно прошелся по лужайке. С той стороны стелилось просторное поле, с этой надвигался дубовый лес с высвеченными солнцем полянами. «Вот по нему мы и поедем в обратную сторону, – решил он. – Норманны не любят лесов, мы минуем опасное место, ну а там выедем на дорогу и доберемся до ближайшего города».

Он вернулся к лошадям, подтянул подпругу на своем коне, проверил содержание сумки. Там лежал трехдневный запас еды, которым снабдили его в Альдинбурге. Конь Ильвы оказался норманнским, к седлу тоже была приторочена кожаная сумка. Что находилось в ней, Рерик решил посмотреть позднее. Сейчас надо было спешить скрыться в лесных дебрях.

На молчаливый вопрос Ильвы ответил:

– Едем в этом направлении, – и махнул рукой в сторону леса.

Он посадил ее на коня, сам легко вскочил в седло, и они тронулись в путь. Лес встретил их прохладой и тишиной, только птички порой щебетали где-то среди листвы да в кустах мелькали тени каких-то животных. Кони шли легко по мягкой, устланной сгнившими листьями почве. Солнечные лучи освещали ярко-зеленую траву, цветы, мох и пестрые лишайники.

Но вот пошла низменная местность, дубовый лес сменился на смешанный. Сплошными зарослями стали попадаться молодые липы, осины и березки, сквозь которые невозможно было не только проехать на лошадях, но и пройти пешком человеку, их приходилось объезжать. Местами лес был завален буреломом, вывороченными корнями деревьев, в нем царил полумрак, он казался угрюмым. Воздух был сырой, настоянный на гнили и грибах.

Рерик часто поглядывал на солнце и старался ехать так, чтобы оно всегда было слева, а потом, после обеда, чуть спереди от него. Он долгое время жил в родовом имении, расположенном в лесных массивах, часто с ребятишками ходил в лес по грибы и ягоды, отец брал его с собой на охоту, и поэтому сейчас чувствовал он себя уверенно.

Наконец местность стала посуше, пошли строевые сосны. Ярко блестела хвоя на фоне серых и красноватых стволов деревьев. Лес стал редеть, впереди проглядывалось степное пространство. Рерик решил остановиться и осмотреться, а потом уже выезжать из леса.

Он оставил лошадей под присмотром Ильвы, а сам, взяв на изготовку лук со стрелой, неслышно двинулся сквозь кустарник. И тут заметил оленя. Олень шел недалеко от него, в полутора десятках шагов. Призывно заиграл охотничий азарт. Можно было легко подстрелить животное. Но у него был запас еды, и он удержал себя от соблазна. Замерев, любовался изящными движениями стройного животного. Олень двигался медленно, ровным и спокойным шагом. Но вдруг остановился, запрядал ушами и пошел осторожней, а потом шарахнулся в сторону и исчез в кустах. В чем дело? Его он не заметил. Значит, испугало что-то другое. Какое-то хищное животное? Может, медведь или волк?

Рерик со всеми предосторожностями двинулся вперед. И тут через пару десятков шагов сквозь листву увидел какие-то тени. Кто это был, он не мог разобрать. Тогда продвинулся еще и ясно различил сидящих в кустах викингов. Он определил их по островерхим пушистым шлемам и одежде. Врагов было трое. Одного он узнал. Это был воин с расплющенным носом.

Рерика спас олень. Не будь его, он вполне мог бы нарваться на засаду. А место норманны выбрали удачное: мимо них невозможно было проехать незамеченным, отсюда открывался вид на десятки верст в обе стороны.

Крадучись, вернулся к стоянке. Издали жестом показал Ильве: «Тихо! опасность!». Когда приблизился, шепнул: «Викинги!». Соблюдая осторожность, отъехали в глубь леса, а потом Рерик повернул на север.

Он ехал и пытался понять, почему норманны решили их преследовать. Наверно, уговорил тот воин с расплющенным носом. Он видел красоту Ильвы, понял, что если сумеет взять ее в полон, то получит богатый выкуп или дорого продаст на невольничьих рынках в городах Прибалтики: за красавиц там давали такие деньги, на которые можно было безбедно прожить без малого всю жизнь. Или попытаться получить выкуп; видя воинов, сопровождающих девушку, можно легко догадаться, что она из знатного рода и родители выдадут за нее приличную сумму. Ради таких богатств стоило рискнуть, а норманны не упускали заманчивую добычу.

Через три часа пути лес внезапно оборвался и перед ними раскинулось широкое поле; вдали виднелся край нового лесного массива. Можно было, конечно, ехать к нему, но надвигался вечер, следовало остановиться здесь на ночь, а завтра без особого риска двинуться в направлении Аахена.

Рерик сообщил о своем решении спутнице. Ильва молча кивнула. Всю дорогу она молчала. Ею овладело какое-то оцепенение, она делала все машинально, бессознательно и непроизвольно, с безучастным, отсутствующим взглядом. Рерик понимал, что она переживает гибель Уто. Сам он тоже часто видел одну и ту же картину, как его друг понукает своего коня и стремится быстрее ворваться в схватку с противником, на мгновение поворачивает к нему лицо и кричит как завещание: «Спасай герцогиню!»…

Так-то вот все обернулось: друг пал в ожесточенной стычке, а он с его невестой тайными тропами пробирается к намеченной цели. Уто, Уто, друг дорогой, что с тобой стало? А может, судьба милостива, и ты остался жив и каким-то чудом ускользнул от диких викингов?.. Но Рерик побывал уже не в одном сражении, многое повидал и в чудеса не верил.

Жестокая правда войны приучила его к трезвому мышлению, лишенному несбыточных надежд.

Едва они расседлали коней и пустили их пастись на лужайку, как о траву ударился глухарь и по-глупому закудахтал, распушив перья. Рерик не удержался и срезал его стрелой. Потом взял саблю, выкопал по колено яму и из березовых веток развел в ней большой костер. Когда стенки ямы прогрелись, вынул угли, а завернутое в листья мясо глухаря опустил в яму и сверху прикрыл плоским камнем, на котором снова развел большой огонь. Затем отыскал толстое дерево. Его корни образовывали естественное ложе для ночлега, туда он накидал лапы ельника; ствол дерева защищал от ветра, а раскидистая крона – от возможного дождя. Так в детстве устраивались они с отцом, когда уходили за дичью далеко от дома и их настигала ночь.

Мясо глухаря получилось удивительно вкусным: снаружи оно покрылось красновато-бурой пленкой, а внутри было сочным и нежным. Пока ужинали, наступили сумерки. Небо на закате из белого стало зеленым, потом оранжевым и темно-красным. Они легли на мягкие лапы ельника и накрылись плащами. Перед ними горел костер, к дереву были привязаны кони.

– Завтра дождь будет, – неожиданно проговорил Рерик.

Ильва непонимающе взглянула на него.

– В ушах булькает, – пояснил он. – Я чувствую ненастье за сутки.

Она ничего не ответила.

Проснулись поздно. В овраге Рерик нашел ручеек. Они умылись, в баклажки набрали в дорогу воды. Затем он накидал на вчерашний костер сухих тонких веток, раздул огонь. Пока подогревалась еда и кипятился отвар из листьев смородины, решил разобрать сумку викинга. Вытряс ее содержимое на траву. Там были огниво, трут, сыр, вяленое мясо, нож, шило, нитки и какой-то сверток. Когда он развернул его, Ильва ахнула: в нем хранились золотые и серебряные серьги, кольца, браслеты, несомненно, награбленные во время набега. Видно, отряд давно промышлял в разных землях и странах.

Как истинная женщина, Ильва примерила все украшения, глаза ее блестели восторгом. Впервые она забыла про свое горе. И хотя Рерик тоже скорбел по безвременной гибели своего друга, но отрешенный вид Ильвы угнетал и подавлял, а надо было продолжать путь, быть готовым к различным опасностям. Для этого требовалось и ее активное участие, а иногда и помощь. Надеяться же на содействие безвольного, безучастного человека, какой была Ильва, было бесполезно, наоборот, она становилась обузой для него. Теперь, когда в ней пробудился огонек жизни, он ощутил рядом с собой пусть слабенькое, но верное плечико.

Рерик спросил, чтобы как-то вовлечь ее в разговор:

– Нравится?

– Очень! – вытягивая перед собой руки с нанизанными на них кольцами и браслетами, ответила она. – У меня дома много украшений, но эти какие-то особенные, не похожие на мои. В них не зазорно появиться перед любыми гостями.