Кубанская Конфедерация - Дальний поход

Повторюсь: в Скандинавии это самое мощное государство, а что творится в более захудалых Дании, Норвегии и Великом Княжестве Альта, расположенном на севере, можно только предполагать.

Теперь что касаемо нас и обстоятельств пиратского нападения шведских воинов на «Ветрогон». Оказывается, о проходе через Зунд боевого корабля без опознавательных знаков в Мальмё сообщили сигнальными дымами и огнями ещё за сутки до нашего подхода. Местные ярлы, а их в городе было трое, собрали своих охламонов в древних доспехах и с несколькими винтовками и решили, что, раз мы не бесчинствуем и не стреляем из пушек во всё, что движется, значит, мы слабаки. Раз так, то фрегат сразу записали в потенциальные жертвы и решили его захватить. Тем более что имелась некая история с Людьми Моря, которые некогда причинили местным жителям много бед, и местные князьки решили, что возвращаются старые враги.

Туман опустился на море как нельзя кстати. Места для воинов из Мальмё здесь знакомые, где мы легли в дрейф, они засекли и с ходу попробовали захватить знатный трофей. Однако викинги обломались. В результате боя и манёвров фрегата они потеряли больше двухсот своих воинов и около двадцати лодок, так что теперь, когда мы показали зубы, с ними всегда можно пообщаться на равных. Жаль, времени на общение с ярлами и их королём нет, а то можно было бы примерно и показательно наказать местных властителей за разбой и самим трофеями разжиться.

Откинувшись на спинку стула, я посмотрел в бортовой иллюминатор, сделал пару глотков бодрящего напитка и переключился на другие объединения людей в пределах Балтики.

Германия. По словам Эрика, по территории этого государства с древней историей кочуют дикие племена. Хм! Если уж он, человек средневековья, считает тамошних людей дикарями, скорее всего, так оно и есть. Хотя полностью на его слова полагаться тоже нельзя, ведь кто-то же обстрелял наш фрегат в районе Вильгельмсхафена. Значит, цивилизация и там имеется, а скандинавы пока путешествуют только в пределах Балтийского моря, осторожничают, в океан не выходят и о том, что творится на побережье Западной Германии, могут попросту не знать. Надо будет этот вопрос уточнить, расспросить пленника более подробно.

Финляндия. Какие-то поселения имеются в глубине материка, а тех людей, кто жил на побережье, давно в рабство угнали.

Польша. Большое по нынешним временам количество сельских поселений, но, опять же, в прибрежной зоне – никого.

Латвия, Эстония, Литва и Калининград. Эпоха Хаоса там длится до сих пор. Потомки местных жителей, русских и прибалтов, имеют какую-то промышленность и пару пароходов, и могли бы развиваться. Но они заняты только тем, что режутся против отрядов польской конницы, которые каждый год приходят откуда-то с юго-запада.

Такие вот дела, и я перехожу к основному пласту полученных от Эрика сведений.

Ленинградская область. Три государственных образования, которые помогают друг другу и имеют договор о взаимопомощи и экономическом сотрудничестве. Примерная численность населения во всех анклавах – более трёхсот пятидесяти тысяч человек.

Самое мощное государство из трёх – это протянувшаяся от Выборга до Парголова Сестрорецкая Рабочая Республика. Имеются переведённая на уголь промышленность в виде нескольких заводов, рыболовецкие артели и несколько пароходов, а по железной дороге катаются паровозы. На взгляд Эрика, который прожил в республике долгое время, это рай земной. Посмотрим.

Второй русский анклав, находящийся под контролем поисковиков и всякого прочего вольного люда, – полузатопленный город Питер. Долгое время, пока бушевала чума, и после неё, когда народ боролся за жизнь, следить за городом было некому, а когда кинулись, исправить ситуацию и отвести воду от города было уже некому. Мастеров практически не осталось, техники нет, топлива нет, ну и, разумеется, огромных человеческих ресурсов, как при Петре Первом, тоже нет. Жители покинули заболоченную и местами притопленную Северную Пальмиру и ушли в окрестные леса. Но всё же там было многое из того, что могло понадобиться людям в будущем, и группы отчаянных добытчиков, готовых вести поиск чего-нибудь стоящего и ценных механизмов, устремились в этот приморский мегаполис. Шли годы, поисковики объединялись, свыкались со своим житьём и на данный момент стали самым настоящим племенем, которое живёт по своим суровым законам, никому не кланяется и имеет собственную выборную власть. Насколько слышал Эрик, рабочие из Сестрорецкой Республики посылали в город своих бойцов, которые хотели взять под контроль вольный люд, но у них ничего не вышло, и с тех пор посторонние в Питер не лезут, себе дороже.

Третий анклав уцелевших и сохранивших хоть какую-то организацию людей раскинулся неровным треугольником от Гатчины до Ораниенбаума и реки Луга. Эта община была самой малочисленной, но в то же время наиболее боеспособной и обеспеченной, поскольку основали её моряки Балтийского флота и армейцы, которые во время всеобщего хаоса смогли взять под контроль большинство военных складов в Ленинградской области и на побережье. Жили они тихо, никого не напрягали и, по непонятной для меня причине, власти не искали, а контролировали сельское хозяйство в районах и торговали боеприпасами да амуницией со своих складов. В общем, что-то вроде торгово-феодального графства или княжества, где есть элита и работное сословие. Называлось это государственное образование просто и незатейливо: Гатчинский военный округ.

Такое вот положение дел на Балтике. Конечно, информация эта неточная, самая общая, и информатор всего лишь полусотник княжеской дружины, по крайней мере, он называет себя таковым, но и это уже немало.

Что дальше? Конечно, мы продолжаем своё путешествие к российским берегам, поскольку топлива в танках фрегата остаётся не так уж много, чуть больше половины от того объёма, что был взят на базе «Гибралтар». Именно поэтому мы не можем отвлекаться на разборки со шведами и, чего уж скрывать, грабёж окрестных территорий, если таковым заниматься всерьёз, откладывается на неопределённое время.

Допив чай, я встал и направился наверх. Два пролёта по внутреннему трапу, вхожу на ходовой мостик – и неизменный голос вахтенного матроса:

– Командир на мостике!

Прокладывающий по карте новый курс Скоков приподнял голову, вопросительно посмотрел на меня:

– Что решил?

– Средним ходом идём к Питеру.

– Понял. Сейчас прокладку закончу, и начнём движение.

Он вернулся к своей работе, а я спросил:

– Что боцманская команда доложила?

– Всё в порядке, – не поднимая головы, ответил капитан «Ветрогона». – На внешних бортах пара вмятин, но ничего серьёзного, винты чистые, вертолётная площадка обстрел из АКС выдержала.

– Хорошо.

Вскоре прокладка нового курса была окончена, рулевой занял своё место, посыпались команды Скокова, движки фрегата снова заработали, и мы продолжили свой путь. Моё присутствие на мостике не требовалось. Не следует лишний раз напрягать вахтенных матросов и отвлекать капитана от руководства судном, и я направился в обход по кораблю.

Всюду порядок. Матросы занимаются своим повседневным трудом. Десант чистит после боя оружие и перебирает трофеи. Кто-то сидит в курилке, а кто-то в одном из помещений, отведённых под спортзал, тягает штангу. В общем, всё как обычно, очередная схватка позади, нервы никого не подвели, пьянства не замечено.

Я вспомнил про алкоголь, и ноги сами принесли меня к карцеру, в котором томился Эрик Тролль. Переделанное из кладовки для лакокрасочного материала в одиночную камеру для особо важных пленников небольшое глухое помещение на основной палубе три с половиной на три метра, раковина, топчан и табуретка. Сидящий на стуле рядом с дверью молодой боец из одесситов вскакивает, и я киваю на навесной замок:

– Открывай.

Дверь распахивается, и, чуть пригнувшись, я вхожу внутрь. Пленный викинг, закинув ладони за голову, лежит на топчане, смотрит на меня и спрашивает:

– Что, капитан, ещё что-то хочешь узнать?

– Да так, – присаживаясь на табуретку у входа, ответил я, – захотелось ещё с новым человеком пообщаться.

– Интересно с варваром поговорить, покуражиться и почувствовать себя цивилизованным человеком? – Эрик сел и пристально посмотрел на меня.

– Не в этом дело. Есть и более отсталые граждане, чем вы, которые человечинку едят и кровосмешением не брезгуют. Вот это да, там я цивилизатор. А у вас все шансы имеются, чтобы быстро с колен подняться и возродить хоть что-то из того, что до Чёрного Трёхлетия было.

– Странный ты. – Викинг усмехнулся. – В Сестрорецке меня частенько нашей технической отсталостью и откатом к дикости попрекали, а ты всё это только как факт воспринимаешь. Неужели неинтересно, как мы всего былого величия лишились?

– Это я и так знаю. Ты сказал, что началась гражданская война, и этого достаточно. Наверняка на начальном этапе воевали все и против всех. Затем войска выдохлись, а лидеры стали собирать новые силы и уничтожать все вражеские предприятия и лучших мастеров. Пять-шесть лет такой кровавой мясорубки – и не остаётся практически ничего, а что ещё имеется, то обслуживать некому. Правильно?

– Ну, примерно так всё и было. Только ты это как понял?

Усмехнувшись, я ответил:

– Так дела почти на всей планете обстоят, и государств, которые смогли сохранить в порядке техническое наследие прошлого, совсем немного.

– Ясно. Что ты ещё хочешь узнать, капитан Мечников?

– Скажи, ты ведь в Сестрорецкой Республике не только посольские обязанности выполнял?

– С чего ты так решил?

– Больно ты грамотный и шустрый, а такие люди всегда интересуют разведку своего государства, и если они не дураки, то работают на неё.

– Так мы же варвары? – Эрик хитро прищурился.

– Это не отменяет наличия разведки.

Викинг помедлил и согласился:

– Было дело, выполнял пару заданий по поручению одного из королевских сановников.

– Значит, в Сестрорецке у вас имеется агентурная сеть?

– Я никого не сдам! – нервно воскликнул пленник.

– А мне это и не надо.

– Тогда зачем спрашиваешь?

– По прибытии в Сестрорецкую Республику я тебя отпущу. Дальше сам определяйся, куда пойдёшь и чем займёшься. Но перед этим навестишь ваших шпионов и через них передашь письмо вашему королю. Если так получится, моё послание дойдёт до адресата лично в руки?

– Должно дойти, там люди верные.

– Вот и славно.

– А что ты ему написать хочешь?

– Объясню Никласу про то, как видится бой под Мальмё с моей стороны, и предостерегу его от поспешных выводов. Если всё пойдёт так, как я предполагаю, то в будущем, года через два или три, корабли Конфедерации будут частыми гостями в Зундском проливе, и твой король должен навести в тех краях порядок, а иначе его наведём мы. Понятно излагаю?

– Куда уж понятней.

– Отлично. Теперь скажи мне, Эрик Тролль, что ты знаешь о других людских анклавах, которые имеются на территории России?

– Это помимо Питера и окрестностей? – уточнил он.

– Да.

– Мало что известно… – Эрик замялся.

– Говори как есть, невзирая на секретность или ещё что-то. В любом случае по прибытии в Сестрорецк я всё узнаю. И если ты утаишь от меня информацию, я это пойму и могу пересмотреть своё решение относительно твоей свободы.

– Ладно, – через силу кивнул скандинав, – не угрожай, пуганые мы…

– А это не угроза, а констатация факта.

– Что тебя конкретно интересует?

– Москва. В первую очередь меня интересует, имеет ли Прибалтика с ней связь и если да, то как она происходит?

– В точку бьёшь, капитан. – Эрик уважительно посмотрел на меня и хмыкнул. – Насчёт Питера и Гатчины не скажу, мы с моим ярлом в тех краях только проездом были и не задерживались, а Сестрорецк действительно контакты с Москвой поддерживает. Местное начальство это в секрете хранило, но у нас получилось кое-что узнать. Связь Сестрорецка с Москвой осуществляется по радио, и два анклава хотят наладить между собой постоянную торговлю.

– Как, ведь большинство железных дорог к использованию давно непригодны?

– Водный путь. Через Ладожское озеро мимо Волхова и Тихвина. По реке сохранился выход в Рыбинское водохранилище, а там по Волге и до самой Москвы добраться можно. Однако учти, это всё несколько лет назад было, а как сейчас у них дела обстоят, я не знаю.

Вот это уже в самом деле информация была очень важная, и, уточнив пару деталей, я оставил дальнейшие расспросы на завтрашний день и отправился в свою каюту ворошить старые атласы и карты России. Наконец-то появились первые задумки на то, как нашему отряду поскорее добраться в родные края, и это согревало душу даже больше, чем утренняя победа над викингами.

Глава 3

Балтийское море. 28.03.2065

Встречу с братьями по разуму, крови и языку из Сестрорецкой Рабочей Республики я представлял себе в самых радужных красках.

Предполагалось, что когда мы войдём в Финский залив, то на открытых международных радиочастотах сразу же вызовем на связь местные власти. Обозначим себя, они укажут нам курс к уцелевшим пирсам, а возможно, даже вышлют нам навстречу лоцманское судно. Дальше фрегат причаливает к берегу, и нас с радостью встречают. Я веду переговоры с республиканскими начальниками, объясняю нашу ситуацию и делюсь с ними информацией о том, что творится в мире. После всего этого мы договариваемся с ними о сотрудничестве в торговой сфере, и наш отряд делится на две части. Фрегат под командованием Скокова и двадцать десантников возвращаются на ВМБ «Гибралтар» и помогают Семёнову в его трудах. А я вместе с остальными воинами при содействии и поддержке властей Сестрорецкой Республики начинаю поход на ридну Кубань.

Однако я ошибался, а всё из-за того, что изначально опирался на недостоверную и неполную информацию, полученную от Эрика Тролля. Скандинав так ярко и красочно расписывал счастливое и добропорядочное общество всеобщего равенства и братства, которое царило в СРР, что другие прибалтийские анклавы ни мной, ни командирами отряда как возможные будущие партнёры просто не рассматривались.

Впрочем, Эрик ввёл меня в заблуждение не специально и зла за поражение своих братьев-викингов под Мальмё на нас не держал. Он давно уже не был в этих краях и о том, что творилось на территории Ленинградской области и Прибалтики последние пару лет, знал чрезвычайно мало. Оттого всё происходящее с нами в этот день мы воспринимали не так, как могли, если бы владели более полными сведениями об изменениях в жизни Сестрорецка за минувшие полгода.

Итак, сегодня «Ветрогон» вошёл в Финский залив. День начинался просто замечательно. Солнечное раннее утро и спокойное море. Мы со Скоковым стоим на ходовом мостике и разговариваем о какой-то ерунде. Радиосвязь работает, через час-другой мы собираемся вызывать на связь Сестрорецкий радиоцентр, и тут на открытой частоте раздаётся истошный женский крик:

– Помогите!!! Спасите!!! Убивают!!! Кто-нибудь, на помощь!!! Умоляем!!!

Кроме этих слов более ничего, треск динамика – и всё смолкает. На несколько секунд мы с кавторангом замираем в ступоре. В крике было столько страдания и боли, а на заднем фоне ещё и маленький ребёнок плакал, что долетевший к нам через радиоэфир крик о помощи по нервам ударил очень сильно.

– Что это было? – задал я Скокову риторический вопрос.

Капитан фрегата пожал плечами:

– Хрен его знает!

Взяв в руки укавэшку, я вызвал корабельную радиорубку:

– Кум, это Мечник. На связь!

– На связи! – не замедлил с ответом командир БЧ-4.

– Крики слышал?

– Да.

– Можешь определить, далеко это от нас и какой пеленг?

– Сигнал был чёткий, так что, скорее всего, радиоточка находится недалеко. А пеленг мы не засекали, но если сигнал пойдёт вновь, то сразу определим.

– Понятно. Отбой связи!

Пока я разговаривал с радиорубкой, Скоков колдовал вокруг экрана радара, включал разные режимы работы, отсекал помехи, запускал одному ему известные программы и, провозившись пару минут, сказал:

– Четырнадцать миль практически прямо по курсу есть одиночная цель. Скорость – шесть с половиной узлов, траверз городка Локса. Если перейдём на полный ход, то за тридцать пять минут домчим.

Скоков посмотрел на меня, и я, согласившись с его предложением, быстро принял решение:

– Полный ход, и играй боевую тревогу. Непонятно, что там за судно, но крики настолько душераздирающие, что людей требуется спасать. Мало ли что. Может, тонут, а возможно, что-то иное…

Не дослушав, капитан сразу начал отдавать команды:

– Машинное отделение, полный ход! Команде фрегата и десанту боевая тревога! Боцманской команде аврал, приготовиться к проведению спасательной операции!

Стремительно увеличив скорость с семнадцати узлов экономного хода до тридцати узлов полного, рассекая узким стальным корпусом серые балтийские волны, фрегат устремился вперёд, и через двадцать семь минут мы увидели тех, кто нуждался в спасении и молил о помощи. Прямо по нашему курсу, всего в трёх милях на воде горела большая парусная шхуна, которую обстреливал из мелкокалиберных орудий и пулемётов двухтрубный винтовой пароход, водоизмещением от восьмисот до девятисот тонн.

– Сергеич, – обратился я к капитану фрегата, – заходи между пароходом и парусником. Остановим бой, разберёмся, кто здесь и кого уничтожает, а уже после этого и определимся, кто нам друг, а кто просто так, мимо проходил.

– Понял.

Фрегат заложил крутой поворот и, не сбавляя скорости, обошёл разваливавшуюся на части горящую шхуну по левому борту, а я взял трубку радиотелефона и на открытой волне вызвал пароход:

– Говорит капитан Александр Мечников! Неизвестный пароход, немедленно прекратить стрельбу, лечь в дрейф и выйти на связь! Всякая попытка оказать сопротивление будет сразу пресекаться! Жду вашего ответа!

Мне никто не ответил, хотя антенны радиосвязи на пароходе были видны, и вместо того, чтобы сбавить скорость и прекратить стрельбу, пароход только усилил обстрел обломков парусника. Не менее трёх тяжёлых станковых пулемётов били по барахтающимся в воде многочисленным людям, а пара пушек калибра 45–50 мм разбивали в щепы каждую целую доску, за которую могли бы зацепиться эти бедолаги, среди которых было немало женщин и детей.

– Мечник, – вышел на связь Кум, – пароход пытается вызвать берег. Но передатчик у них слабенький, мы его сигнал помехами забили.

– Хорошая работа, связь. Продолжайте следить за эфиром.

– Есть!

– Игнач, – посмотрев на безжалостную расправу над гражданскими людьми, я вызвал командира артиллеристов, – на связь!

– БЧ-2 на связи!

– Подави огневые точки парохода и ударь ему под винты, но аккуратно, чтобы судно осталось на плаву.

– Сделаем всё красиво, с ювелирной точностью! – пообещал пластун.

Проходит всего несколько секунд, и начинают работать наши АК-630. Шестиствольные орудия артиллерийского артавтомата раскрутились, каждая из двух установок «Ветрогона» выплюнула несколько коротких, не больше чем по сорок тридцатимиллиметровых снарядов, очередей, и всё смолкло. С дистанции в девятьсот метров, пусть даже и на ходу, наши опытные комендоры заставили замолчать пушки парохода, подавили пулемётные огневые точки и разбили ему винты.

– Крепыш, поведёшь абордажную партию на борт парохода! – отдал я следующую команду.

– Есть! Ты с нами?

– Да, – подтвердил я и, повернувшись к Скокову, сказал: – Сергеич, сейчас десант высадится на пароход, нас не жди, сразу двигай спасать людей.

– Угу.

Скоков согласно кивнул, а я, подхватив находящийся в штурманской рубке АКС и разгрузку с боезапасом, помчался на основную палубу. Пока я на ходу экипировался и спускался, фрегат уже притёрся вплотную к борту парохода, и на него с криками: «Всем лежать, работает десант!» – перескочили два взвода абордажников. Я последовал за ними. Фрегат отвалил от захваченного нами парохода, и я прошёл туда, где была наибольшая суета, то есть на корму.

Разоружённая команда парохода сноровисто тушила небольшой пожар, а несколько наших воинов следили за их работой. Чуть в стороне, подле надстройки, замерли Крепыш и ещё трое бойцов отряда, а напротив них стояли двое мужиков. Первый – приземистый полноватый человек в военно-морском бушлате чёрного цвета без погон и знаков различия, молчаливый и угрюмый. Второй – смуглый, похож на азиата, пожилой и сухопарый, одет в новенький полевой камуфляж. На его погонах – три больших полковничьих звезды, и в отличие от моряка он нервничает, потрясает в воздухе кулаками и что-то выкрикивает. Судя по всему, Крепыш общается с главными командирами на борту, и именно они мне сейчас и нужны.

Я подошёл и остановился за спиной Крепыша, который настороженно оглядывался и держал руки на перекинутом поперёк груди автомате. Не встревая в разговор, я вслушался в эмоциональную речь азиата:

– Повторяю, перед вами полковник Всероссийской армии Идрис Закая, и я выполняю приказ вышестоящего командования об уничтожении мятежников из руководства бывшей Сестрорецкой Рабочей Республики! Ваши действия оцениваются мной как пиратство, и о вашем нападении на находящееся под моим командованием судно будет немедленно доложено в Москву! Учтите, так просто это вам с рук не сойдёт, и Калининград ответит за свои действия!

Полковник брызгал слюной, выкрикивал множество разных слов, и из того, что он наговорил, я понял следующее. Торговый водный маршрут между Сестрорецкой Республикой и Московским диктатом, который с недавних пор стал называться Всероссийским, вроде как с претензией на объединение всех территорий бывшей России, существует уже как минимум пару лет. Из Прибалтики в Москву отправлялись наёмники, дары моря, некоторые ресурсы и кое-что на меновую торговлю, а из столицы РФ обратно поступали боеприпасы, немного горюче-смазочных материалов и самые примитивные радиостанции.

Обе стороны были довольны своими отношениями, и так продолжалось до тех пор, пока московский правитель Иван Магомедович Степанов не решил прибрать Прибалтику к рукам. Шесть месяцев назад в Сестрорецкой Рабочей Республике, которая строила коммунизм и базировалась на основах учения марксизма-ленинизма, появилось столичное спецвойско, по сути своей элитный охранно-карательный батальон. В Сестрорецке к их приезду уже всё было готово. Местные ренегаты и шпионы диктатора провели бескровный переворот, а после этого объявили Сестрорецк и весь Карельский перешеек Прибалтийским районом Всероссийского диктата. Немногочисленные вооружённые силы СРР были взяты под контроль солдатами спецвойска, а флот, три парохода, несколько парусных шхун и восстанавливаемый корвет Балтийского флота проекта 20380 «Стерегущий», сменили своих командиров.

Простой народ, как всегда, побурчал, поспорил, немного повозмущался, но сопротивления войскам московского диктатора не оказал. Жизнь продолжалась, люди работали и отдыхали, рожали детей, хоронили стариков, и поначалу в Сестрорецке и прилегающих к нему территориях ничего не изменилось. Однако московская власть, оглядевшись и закрепившись на новом месте, переждала зиму и начала устанавливать свои порядки. Среди граждан провели политинформацию и объяснили, что Москва уже больше десяти лет находится в окружении орд дикарей-каннибалов и ведёт войну во имя всего разумного, доброго и светлого. Раз так, то и Сестрорецк переводится на военное положение. Выдаваемые на руки рабочим и их семьям продовольственные пайки урезались на сорок процентов, а жители бывшей СРР должны были незамедлительно готовиться к тому, чтобы сформировать боевые дружины ополченцев и отправляться на фронт.

Что было дальше, мне виделось вполне ясно. Граждане новообразованного Прибалтийского района воевать не хотели. Многие рванули на ПМЖ к своим соседям, питерским поисковикам и военным в Гатчину, кто-то ушёл партизанить в леса, а бывшие лидеры коммунистической рабочей республики вместе с семьями погрузились на самую быструю парусную шхуну и направились ещё дальше, в Калининград. Видя такое дело, командиры столичного спецвойска стали местных граждан ловить. В каждом посёлке и городке брались заложники, а в погоню за беглыми лидерами был послан полковник Закая. Так бы их и изничтожили без всякой жалости и перетопили в студёных весенних водах Балтийского моря, но они успели выкрикнуть по радио мольбу о помощи – и вот мы здесь. Как итог: пароход разбит, часть беглецов будет жить, а полковник Закая считает нас калининградцами, которые пришли на помощь беглецам и помешали ему выполнить приказ.

В свете того, как произошла наша первая встреча с местными жителями и войсками Москвы, возникает закономерный вопрос: как мне и отряду поступить дальше? Пока это не совсем понятно. Есть несколько вариантов развития событий, и, чтобы выбрать наилучший, нам необходима более полная информация о том, что же сейчас происходит на берегу. Послушали одну сторону, а теперь придётся выслушать другую.

– Задолбал ты, полковник! – Невозмутимый Крепыш слушал выкрики московского офицера долго, но и он устал. – Захлопни пасть и жди решения своей судьбы!

– Да я… – попытался ответить ему полковник, но короткий и резкий удар прикладом автомата по печени заставил его согнуться пополам.

Крепыш повернулся ко мне и виновато сказал:

– Мечник, ну, честное слово, достал уже, гав-гав, гав-гав. Как собака какая-то…

– Нормально, – ответил я.

– Что с ним делать?

– Покарауль пока, а как фрегат всех людей из воды выловит и вернётся, тогда и решим.

– Есть.

Я огляделся. Пожар на борту был потушен, весь экипаж согнали в кучу – всего на пароходе оказалось около семидесяти человек. Пара десятков пленных, как и полковник Закая, – в камуфляже, видимо, солдаты спецвойска, остальные одеты в робы и штормовки, наверняка моряки из Сестрорецка.

– Скажите, а что с нами будет? – подал голос до сих пор молчавший человек в бушлате.

– А ты кто?

– Капитан парохода «Выборг» Сомов. Вместе с экипажем был мобилизован на службу Всероссийскому правительству для поимки мятежников и дезертиров.

– И что, не жалко было топить женщин и детей?

Сомов поник головой и еле слышно ответил:

– Жаль, конечно, но у нас дома свои семьи, и, если бы мы пароход в погоню за шхуной не повели, они бы пострадали.

– Понятно, методы нового правительства стары как мир и оригинальностью не отличаются. Что с вами делать, разберёмся, а пока скажи мне, кто из ваших бывших правителей, которые на шхуне удирали, самый авторитетный?

– Так понятно кто, Генеральный Секретарь партийной ячейки товарищ Белов.

– Ещё кто?

Моряк опасливо покосился на полковника Закаю, который начал приходить в себя, и быстро ответил:

– Главный идеолог товарищ Зубровкин и Верховный комиссар товарищ Плетнёв.

– Что за люди? Договориться с ними возможно?

– Сейчас да. Раньше они интриговали много и за власть между собой боролись, а теперь им делить нечего, всё руководство под москвичами и их ставленниками, так что на сотрудничество пойдут.

Пока суд да дело, к борту парохода вновь прижался «Ветрогон», я вернулся на фрегат и принял рапорт Лиды, которая со своим взводом помогала боцманской команде проводить спасательную операцию и вела учёт вытащенных из воды людей:

– Спасено тридцать два человека. Из них семь мужчин, двенадцать женщин и тринадцать детей. Все размещены в третьем матросском кубрике и медотсеке.

– Проведи пофамильный опрос и узнай, уцелели ли такие граждане, как Зубровкин, Белов и Плетнёв. Если таковые имеются, накачайте их обезболивающими и стимуляторами, а после этого на ходовой мостик. Сделай это срочно.

– Сделаю.

Боевая подруга коротко кивнула и умчалась в надстройку, а я поднялся на ходовой мостик. Скоков, который слушал радиопереговоры абордажной партии и успевший разобраться в том, что здесь происходило, спросил:

– Что теперь делать будем?

– В смысле?

– Ну, мы же с москвичами столкнулись, и теперь получается, что через столицу России не пройти, а обходить Московскую область кругалями – дело хлопотное.

– Чепуха это всё, Максим Сергеич. – Я присел в штурманское кресло. – Про то, что мы пароход остановили и бывшую сестрорецкую власть от смерти спасли, на берегу не знают, и если всех свидетелей пустить на дно, то никаких следов не останется.

– Значит, топим пароход?

– Пока нет. Людей губить ума много не надо, а судно неплохое, и его можно кому-нибудь из приморских жителей продать. Например, тем же калининградцам или прибалтам. Они и экипаж, и московских солдат месяц-другой придержат, а нам больше и не надо. Это как один из возможных вариантов.

– Логично, хотя опасность того, что в Сестрорецке про это узнают, есть.

– А-а-а! Нам не привыкать, выкрутимся, если что.

Прерывая наш разговор, на мостике появились Лида, а за ней следом пожилой мужчина далеко за пятьдесят. Худой, глаза ввалились, и вид очень измождённый, однако глаза внимательные, обшаривают всё вокруг, и голова находится в постоянном движении, поворот вправо, поворот влево.

– Разрешите? – спросила Лида.

– Да, проходи и гостя представь, – сказал я.

Мужчина подошёл вплотную, остановился напротив моего кресла и, чуть кивнув, представился сам:

– Бывший комиссар Сестрорецкой Рабочей Республики Яков Алексеевич Плетнёв.

– Вы забыли добавить к слову «комиссар» приставку Верховный, Яков Алексеевич.

– Откуда… – начал было Плетнёв, но посмотрел на захваченный пароход «Выборг» и сам себе сказал: – Конечно же предварительный допрос команды и московских солдат.

– Да, – подтвердил я и спросил: – Кто мы, вы уже в курсе?

– Ваши матросы объяснили.

– Яков Алексеевич, так получилось, что мы вас спасли случайно, и с московскими властями нам вступать в конфликт пока нежелательно. Если мы отпустим вас и отбуксируем «Выборг» в некое тихое место, вы сможете там пересидеть пару месяцев?

Бывший Верховный комиссар над ответом долго не раздумывал и, звонко щёлкнув пальцами правой руки, радостно сказал:

– Такое место имеется. В Калининграде нашу шхуну ждут верные люди. Московской агентуры в тех краях пока нет, и пару месяцев мы сможем тихо пересидеть в одной из приморских деревушек. Только вот своим ходом пароход до пункта назначения не дойдёт…