Гея (№3) - Демон

Крон оборвал мысль. Да, Гея теперь в скверном здравии, каждому понятно, однако некоторые мысли лучше оставить недодуманными. Как знать, кто может подслушать.

Но это уже слишком. Действительно слишком.

И нельзя сказать, чтобы Крон не видел, как все это безобразие надвигается. Он уже одиннадцать мириоборотов не выставлял своего требования! Триста тысяч галлонов чистой девяносто девяти процентной соляной кислоты — вот все, что ему требуется, чтобы привести свой резервуар в порядок. Тут эта тварь, сказал он тогда Гее. Вроде змеи, только огромная как сволочь. Она не из моих; может, она одна из твоих? Но она живет под землей и уже дважды здесь побывала, причем гадина с каждым разом все здоровее. И еще — из-за хронически понижающегося уровня кислоты сохнут мои верхние синапсы. Все время болит...

А Гея ему не поверила. «Нет, эта не из моих, — сказала она. — Не бери в голову. А твою НС1 крадет Япет, и тут я ни хрена не могу поделать. Так что заткнись и не отвлекай меня от моих фильмов».

Ладно.

На сей раз Крон был чертовски настроен обо всем сообщить. Он вызвал Гею. Но ответил ему всего-навсего новый помощник, как случалось все чаще. Разговор велся без слов, однако был определенный привкус того, что, будь он переведен на слова, вышло бы примерно следующее:

— Гейский производственный отдел слушает.

— Пожалуйста, мне надо поговорить с Геей.

— Прошу прощения, Гея сейчас на выездных съемках.

— Ладно, тогда свяжите меня с Преисподней. Дело крайне важное.

— Простите, сэр, могу я узнать, кто спрашивает?

— Крон.

— Прошу прощения? А как это пишется?

— Крон, черт побери! Властитель целого региона Геи — ровно одной двенадцатой всех земель на ободе, между прочим, — известный как Крон.

— Да-да, конечно. А пишется это Х-Р-О-Н-Ь...

— КРОН! Немедленно свяжите меня с Геей!

— Простите, сэр, но она показывает кино. «Спартак», по-моему. Вам непременно следует посмотреть. Одна из лучших римских эпических лент...

— Так свяжете или нет?

— Прошу прощения. Впрочем, если вы оставите свой номер, я передам, чтобы она с вами связалась.

— Дело не терпит отлагательств. Гее следует знать, раз эта тварь направляется в ее сторону. А мой номер у вас есть.

— ...ах да, вот он. У меня просто выскользнуло из... а вы по-прежнему...

— Обо всем этом разговоре обязательно будет доложено Гее.

— Как вам угодно. Щелчок.

Немного позже Крон попытался снова. И опять нарвался на хитрозадого помощника. Тот сказал, что Гея на производственном совещании и что ее никак нельзя отвлекать.

«Ну и черт с ней тогда», — заключил Крон.

ЭПИЗОД IV

Большую часть пребывания Криса в Таре пива там не водилось. Его, конечно, удавалось достать в буфетах — тому, кто мог доказать, что его рабочая смена закончилась. Крис особо не рвался. Напиток был так себе.

Однако теперь в холодильниках Тары появилось превосходное пиво. Дни стояли жаркие. Адаму, похоже, было все равно, да и Крис не очень беспокоился, но одна-другая кружка холодненького пива было именно то, что ему требовалось после долгого дня, проведенного в не слишком удачных попытках отвлечь внимание Адама от телеэкранов. Причем попыткам этим не следовало быть слишком очевидными.

Да, две-три кружки — именно то, что требовалось.

Тяжело было в этом признаваться, но почти все игры, которые Крис изобретал, были теперь направлены на то, чтобы отвлечь Адама от просмотра телепрограмм. Без ТВ он определенно проводил бы с Адамом много времени, но был бы настроен позволять мальчику больше играть одному. А так Крис боялся, что проводит с ребенком слишком много времени. Заинтересовать же его было все сложнее. Адам часто уставал и от игр, и от игрушек. Порой, в самые скверные минуты, Крису казалось, что Адам над ним насмехается.

Очень навязчивая мысль, Крис. Три-четыре кружки пива — и все уляжется.

Но самое скверное, самое ужасное...

Порой он ловил себя на том, что вот-вот готов ударить ребенка.

Каждый час бодрствования Крис проводил рядом с Адамом и, сколько мог, активно с ним занимался. Сколько мог, принимал всякое ребячество, детский лепет, безмозглые игры и дурацкий смех. Крис выдерживал многое, но был и предел. Он тосковал по разумной компании... нет, нет, НЕТ — не то слово, совсем не то. Он истосковался по компании взрослых.

Так что, когда Адам спал, а Крис испытывал жуткое одиночество, четыре-пять кружек пива железно успокаивали его расшатанную нервную систему.

Да, Крису отчаянно требовалась компания взрослых. А все, что было вокруг, — это сметливый, смышленый, восторженный двухлетний мальчуган... Ампула и Русалка. Вся остальная прислуга в доме была приходящей и никогда с Крисом не разговаривала. Крис предположил, что все они получили приказ Геи обращаться с ним как с лицом отсутствующим. Постоянную же прислугу составляли Ампула и Русалка.

Когда Крис прибыл, обе уже были кормилицами. Ампула была вроде бы женщиной разумной, но она не знала английского — и учить не собиралась. Для общения с нею Крис набрался достаточно жаргонного испанского, но этого никогда не хватало.

Что же до Русалки...

Крис не знал, так ли ее на самом деле зовут. Русалка была идиоткой. Возможно, на Земле она была сверхгениальной, но Гея с ней что-то такое сделала. На лбу у нее имелась отметина — опухоль под кожей в форме перевернутого креста. Когда Крис наконец понял, что голова Русалки так же пуста, как ее глаза, он как-то коснулся опухоли. Последствия вышли самые неожиданные. Русалка рухнула на пол и принялась биться, будто в эпилептическом припадке. После внимательного — и крайне тошнотворного — осмотра Крис выяснил, что никакой это не припадок. Все действовало в соответствии с хорошо известным принципом удовольствия. Гея вложила в голову Русалки что-то вроде Стукачка и закоротила его на центр удовольствия. Теперь Русалка за один только «торч» сделала бы все, что угодно. Когда она сама трогала крест, ничего не происходило. Это должен был сделать кто-то другой. Требовалось ей это, судя по всему, примерно три раза в день. Не получая «торч» от Криса, Русалка совалась к Адаму. А тому казалось очень забавным, когда Русалка корчилась на полу, стонала и мастурбировала.

Так что Крису приходилось несколько раз в день доставлять Русалке удовольствие.

К счастью, потом у него всегда было под рукой пять-шесть кружек пива, чтобы успокоиться.

Русалкой идиотку звали по очень простой причине. Питалась она исключительно сырой рыбой. Причем вовсе не обязательно свежей. Чешую сдирать не приходилось, а с головами Русалка расправлялась в два счета.

Воняло от нее страшно.

Крису потребовалось некоторое время, чтобы сложить все воедино. Рыбная диета составляла условный рефлекс. Ешь рыбу — получаешь «торч». Вскоре ничего другого Русалка уже есть не могла.

Телевидение теперь стало на пятьдесят процентов интерактивно. Появлялся там и сам Крис, хотя раньше он никогда не проходил мимо Геиных камер. Поначалу, как многое в Таре, все казалось достаточно безобидным. Первый раз он появился в представлении Эбботта и Костелло. Крис заменял Костелло. Он подвергся незначительным переменам. Но, сделавшись низкорослым и кряжистым, Крис безусловно остался собой. Голос его представлял собой некую смесь его собственного голоса и голоса Костелло. Адам восторгался передачей. Даже Крис порой ловил себя на том, что улыбается. Безусловный болван Костелло был все же болваном симпатичным.

Но чем дальше, тем хуже.

На очереди оказались Лоурел и Харди. Гея играла Олли, а Крис — Стена. Крис внимательно изучал фильмы, взвешивая все за и против. Пара комиков испытывала друг к другу привязанность. Это его встревожило. На первый взгляд Стен казался идиотом, но на самом деле обстояло гораздо сложнее. А Олли без конца хвасталась, допускала кучу уморительных оплошностей... но в конце концов оказывалась доминантной личностью. Опять Гея кое-чего добилась.

Последнее время Крис стал появляться в некоторых сомнительных ролях. Не то чтобы негодяем в чистом виде, но кем-то определенно неприятным. В одной роли — названия фильма Крис не запомнил — он увидел себя избивающим Гею. И еще он заметил, что это возмутило Адама, хотя мальчик и смолчал. Да, Адам проводил черту между фантазией и реальностью... но черта эта была достаточно размытой. Кто такая Гея? Та изумительная и забавная, громадная и безобидная дама, что приходит к окну третьего этажа Тары и дарит Адаму восхитительные игрушки. Так зачем же Крису ее бить? Тут уже не имел значения ни сюжет, ни то, что Крис, немногим более двух метров ростом, едва ли был достойным противником пятнадцатиметровой с лишним Монро.

Теперь Крис уже не сомневался, что в итоге потерпит поражение. Благое, конечно, дело — рассчитывать на совесть Адама, но голос у телевидения всегда громче, чем у детской совести, — которая, кроме всего прочего, просто отсутствует, пока кто-то ее не воспитает. Тут Крису не давали и шанса.

Прошел год. Сирокко сказала, что до ее следующего появления могут пройти два года.

Крис не сомневался — тогда уже будет слишком поздно.

Криса очень подбодрила бы весть о том, что Сирокко и ее армия уже маршируют в Гиперион. Но Гея сообщить ему нужным не посчитала, а других способов это узнать у Криса просто не было. Получить кое-какие намеки он мог бы от гейского телевидения. Адам спал, а Крис развалился перед телеэкраном. Фильм представлял собой сделанную в 1995 году версию «Наполеона», причем без всяких подставок. На экране грандиозные армии маршировали к Ватерлоо.

Но Крис был уже слишком пьян, чтобы что-либо замечать.

ЭПИЗОД V

Марш-бросок второго дня принес еще больше выбывших из строя, чем предыдущий, хотя и был короче.

Сирокко и этого ожидала. Вероятно, все это выглядело как легкое увольнение. Она велела медикам тщательно всех обследовать и отослать обратно только самых тяжелых больных. Таких оказалось всего шестнадцать. Все остальные, когда лагерь был свернут, закинули за плечи вещмешки и отправились дальше в Япет.

Армия переправилась через две безымянные речушки, что текли к югу от гор Тихе и впадали в великое море Понт, которое составляло главную часть Япета. Мосты подверглись славной починке. Местность была легкопроходимой. Япет, враг Геи, насколько знала Сирокко, не стал бы чинить препятствий при продвижении армии по его территории. Ожидалось, что проблемы начнутся в Кроне.

Еще несколько «дней» армия вставала лагерем у восхитительного моря. Погода стояла ясная и теплая. Сирокко постепенно набирала темп, пока солдаты все больше привыкали к ритму марша. Но при этом старалась не очень давить. Когда дело дойдет до самых трудных участков, солдатам нужно быть крепкими, но не изнуренными.

У стечения Плутона и Офиона, неподалеку от границы с Кроном, Сирокко приказала генералам выбрать гарнизон для крайнего восточного рубежа линии обороны.

И на сей раз она решила не обходиться слабаками. Тут требовались ветераны — самые крепкие мужчины и женщины, каких только можно было найти. Им предстояло установить форт сразу к западу от брода через Плутон и к северу от Офиона. Для переправы через полноводную реку она оставила им титанидские каноэ. Их патрули должны были двигаться с севера на юг и обратно — причем легко и быстро. Такая позиция была плохо защищена от нацеленной атаки, но главное заключалось не в этом. Сирокко рассчитывала, что в случае атаки войска успеют послать в Беллинзону гонцов и приступить к маневренной обороне наподобие партизанской войны, предоставляя тем самым городу как можно больше времени подготовиться к нападению.

Все это ее угнетало. Почти все, чем Сирокко занималась в Япете, было подготовкой к поражению. Если Военно-Воздушные Силы Беллинзоны будут к тому времени еще существовать, этот форпост с его быстрыми гонцами окажется лишним. Даже самая медленная «стрекоза» могла за двадцать минут долететь отсюда до Беллинзоны и поднять там тревогу.

Однако Военно-Воздушные Силы могут не одолеть Крон.

И разумеется, если ее армия одержит в близящемся сражении победу, из Гипериона не будет возвращаться никто, кроме ее же собственных солдат, а также беженцев и военнопленных из Преисподней.

Тем не менее Сирокко обязалась обеспечить городу все предосторожности, какие только можно было придумать. Ибо она вовлекла его в создание не просто кучки пехотинцев, но убежденной и сознательной боевой силы.

Сирокко не сомневалась, что, если доведется, эти солдаты будут воевать на славу.

Кружногейское шоссе пересекало Офион в точке, находившейся как раз внутри незримой границы между Япетом и Кроном.

Еще когда Габи строила это шоссе, пересечения его с Офисном представляли для нее наибольшие испытания. На равнинах река была полноводной и очень глубокой, а все быстрины лежали среди неприступных гор. Так что число пересечений следовало свести к минимуму.

Но некоторых было не избежать. Наглядный пример здесь представлял Крон. По-настоящему легкого маршрута через Крон не существовало, но северный был раз в пять тяжелее южного. Так что большой мост оказался жизненно необходим.

Саперы Сирокко, которые обследовали маршрут до самой Мнемосины, а также провели починку всего дорожного полотна и мостов в Япете и, в меньшей степени, в Кроне, доложили, что с мостом через Офион дело совсем швах. Весь его южный конец обрушился. Без малого семьдесят лет назад у Габиных бригад ушло пять лет на его постройку. Восстановление моста в сроки, оставшиеся до похода на Преисподнюю, лежало за пределами возможного.

Тогда саперы встали лагерем на северном берегу и сколотили сотни плотов. Работа шла тяжело и медленно, так как в этой части Крона было совсем мало деревьев достаточно крупных, чтобы обеспечить нужные бревна.

На протяжении всей операции Сирокко и генералы тревожно поглядывали на небо. Сирокко ожидала, что атака последует в Кроне или Гиперионе — а возможно, и там, и там, если первый бой не станет решающим. А войско, разделенное рекой и растянувшееся на уязвимых плотах, оказывалось особенно удобной мишенью для атаки при переправе через Офион.

Еще перед началом кампании Сирокко вкратце изложила ситуацию Конелу и его пилотам, а также генералам. Пользуясь аналогией с циферблатом, она расположила двенадцать регионов Геи в большом круге, где в положении двенадцати часов находился Крий.

— Таким образом, Гиперион, наше место назначения, оказывается здесь, на двух часах, — сказала она тогда, надписывая название. — Центральный трос Гипериона служит базой для Второго крыла штурмовиков гейских Военно-Воздушных Сил. Дальше, на трех часах, лежит Океан. Здесь никакого Третьего крыла нет; Гея над Океаном не властна. — Рядом с названием Океана Сирокко поставила крупный крест. — Четвертое, базировавшееся в Мнемосине, было уничтожено в результате взрыва больше года назад. Осведомители сообщили мне, что замены ему не последовало. — Она поставила еще один крест. — Шестое, из Япета, атаковало Беллинзону и было уничтожено. Шестого, в Дионисе, нет — по тем же причинам, что и в Океане. Следующее жизнеспособное звено — Восьмое — вот здесь, в Метиде. — Начертав еще два креста, Сирокко отступила на шаг — полюбоваться своей работой. — Нетрудно заметить, что Крон располагается в самом центре большого провала Воздушного Флота Геи. Начиная от Метиды, вот здесь, на восьми часах, до Гипериона, на двух, расположены семь полностью вооруженных штурмовых крыльев. За Метидой внимательно следят. Если оттуда последует атака, нам немедленно радируют предупреждение. То же самое — с Гиперионом. Но если, пока мы будем находиться в Кроне, на нас обрушится Пятое, практически никакого предупреждения мы получить не успеем. Я разработала пару возможных сценариев. Скажем, Восьмое в Метиде начинает свою атаку. Для того чтобы добраться сюда, ему потребуется определенное время, и мы успеем получить предупреждение. Наиболее логичным поступком со стороны Геи, на мой взгляд, было бы начать с крыла Крона, чтобы ошеломить нас и вынудить окопаться. В то же время или Восьмое, или Второе, или оба сразу снимаются с места и оказываются здесь вовремя, чтобы помочь Пятому. По второму сценарию нас свободно пропускают через Крон. Откровенно говоря, я бы предпочла, чтобы нас атаковали здесь. Ибо, если Гея дождется, пока мы прибудем в Гиперион, она сможет практически одновременно и почти без предупреждения собрать едва ли не все боевые группы — Фебы, Крия, Реи, Гипериона, Крия... возможно, даже Тефиды.

Все мрачно изучали нарисованный Сирокко большой гейский циферблат. Последовали замечания — некоторые даже принесли пользу. Общее мнение было таково, что для Геи разумно будет выждать, пока они окажутся в Гиперионе, и собрать все свои силы воедино.

Сирокко согласилась... и хмуро подумала, что Гея скорее всего изберет противоположный вариант. Оставив за бортом логику, Сирокко страшилась атаки во враждебной ночи Крона.

ЭПИЗОД VI

Люфтмордер в Тефиде и ведать не ведал, что он флюгельфюрер Десятого крыла штурмовиков гейских Военно-Воздушных Сил. Гея ему такой должности не давала. Люфтмордер знал лишь, что он лидер своей эскадрильи. Лишь смутно он сознавал, что есть и другие эскадрильи. Это не представляло для него большого значения. Его боевая задача была четко определена — и для ее выполнения ему не требовалось сотрудничество с другими люфтмордерами. Да и не в его натуре такое было. Он тут флюгельфюрер — и больше никто.

Приказы уже приходили. В частности — о дозаправке на базах, находящихся под командой других люфтмордеров. Сама мысль была отвратительна, но приказ есть приказ.

Он знал, что через Крон сейчас марширует армия.

Он знал, что в какой-то момент ему придет приказ атаковать эту армию.

Он знал, что в небе есть враги. Враги люфтмордера ничуть не пугали.

Все это грело его и нацеливало на выполнение задачи.

Единственную досаду в жизни люфтмордера составляли ангелы, что в последнее время начали собираться поблизости.

Они подлетали совсем близко, странно чирикая. Зеленые и красные. Люфтмордер относился к ним с подозрением. Их жалкие тельца стали бы занятными мишенями для его ночников и боковух... но на сей счет приказа не было. Ангелы внушали подозрение. Такие слабосильные. Поразительно неэффективные летательные аппараты.

Ангелы начали строить гнезда, что свисали, как и сам люфтмордер, с вертикального троса. Прямо под ним было три штуки — крупные выпуклые сооружения. Похоже, из глины и прутьев. Каждое — как бельмо на глазу.

Сперва их было четыре. В одно люфтмордер пустил ночника — проверить на прочность. Гнездо разлетелось, как рисовая бумага. Посыпались красные и зеленые перья. Люфтмордера позабавил встревоженный писк выживших.

Но больше стрелять он не собирался.

Люфтмордер ожидал боевого вылета.

ЭПИЗОД VII

Конел с самого начала хотел возглавить атаку на базу в Кроне. Он так долго и упорно спорил по этому поводу с Сирокко, что той, в конце концов, ничего не осталось, как допустить его к своему строго секретному плану — тому, который мог и не сработать. Просто не существовало другого способа как-то угомонить Конела, пока Робин — и, разумеется, остальные его друзья — беспомощно маршировали под жадными до крови монстрами, что расселись на том ненавистном тросе.

Изучив план, Конел с неохотой, но согласился. Робин по-прежнему оставалась в опасности, но совсем обойти это было, судя по всему, невозможно.

— Пойми, Конел, так все и должно быть, — сказала Сирокко. — Подозреваю, к атаке с базы в Кроне будут стянуты подкрепления со всего колеса — причем прежде, чем мы успеем хорошенько удивиться. Если этих подкреплений окажется достаточное количество, ты и твои люди будут уничтожены. Тогда мы окажемся уязвимыми для атаки с воздуха на всем пути до Гипериона.

Поэтому Конел сидел теперь у себя на базе, хорошо замаскированной в северных нагорьях Япета, и размышлял. Ожидание уже длилось целую вечность. Конел плохо спал. И никогда не отходил больше чем на двести метров от своей заправленной горючим и готовой к полету машины.

Другие пилоты играли в карты, травили анекдоты, — короче, пытались как-то убить время. В большинстве своем это были мужчины и женщины, и на Земле служившие в военной авиации. У Конела было с ними мало общего. Интеллигентная публика. На Конела они смотрели сверху вниз и возмущались решением Сирокко назначить его командиром... хотя и восхищались его навыками пилотирования. Это природное, говорили они. Да, верно, однако прислушивались они к его мнению главным образом потому, что Конел налетал в Гее больше времени, чем все они, вместе взятые. Он знал особые условия Геи, знал, как крепкие самолетики ведут себя при высоком давлении и низкой гравитации, понимал природу кориолисовых бурь, которые сбивали с толку остальных.

Пилоты терпели Конела и учились у него.

Почти все время бодрствования он проводил у рации.

Сама база хранила радиомолчание. Люди надеялись на то, что Гея еще не знает об их местоположении, и подозревали, что бомбадули способны слышать переговоры по рации. Так что они прислушивались к передовым наблюдателям в Метиде и к лаконичным переговорам наступающей армии.

Наконец пришла тревога.

— Бандиты на восьми часах, — сказал голос по рации. — ... шесть, семь... ага, восемь, девять... и Папаша десятый.

Экипажи засуетились. Когда голос заканчивал донесение, Конел уже был в воздухе.

— Падают к земле. Уже их не вижу. Первый пост передачу закончил. Ждите сообщений второго и третьего.

Первый пост располагался на южных нагорьях Метиды. Там в распоряжении у людей имелся мощнейший в Гее телескоп — изъятый, как и многие другие высокотехнологичные приборы, из поразительных подвалов Криса. Телескоп этот постоянно был нацелен на центральный трос Метиды.

Второй и третий находились к востоку и западу от троса. Куда бы Восьмое крыло ни направилось, Конел вскоре об этом узнает. Он ожидал, что бомбадули повернут на восток — к Беллинзоне и армии; тем не менее нельзя было исключать возможность отвлекающего удара или еще какого-то фокуса.

Но в одном Конел не сомневался. Пятое крыло падало к Крону, и далеко им лететь не требовалось.

— Докладывает третий пост. Все десять бандитов в поле зрения. Направляются... на восток, насколько берет наш радар.

— Говорит Рей-Канада, — сказал Конел. — Ведущий Третьей эскадрильи, курс на восток. Действовать по третьему плану.

— Ажур, Канада.

— Удачи вам.

— Ажур, — последовал лаконичный ответ. Удача им понадобится, подумал Конел. Восьмое будет как можно дольше следовать на восток, прежде чем раскроет место своего назначения, либо резко повернув влево к Беллинзоне, либо продолжая двигаться к Крону и армии. В любом случае Третья эскадрилья примет бой, но превосходство Восьмого в боевой силе составит два к одному.

Конел наблюдал, как пять самолетов отделяются так аккуратно и ловко, словно на воздушном шоу. Хотел бы он, чтобы это и впрямь было шоу.

Сперва они летели к югу. Теперь он дал им приказ следовать на восток. Первая и Вторая эскадрильи разойдутся под углом и вновь сольются воедино над армией, направляясь с севера и с юга.

Когда они заканчивали поворот, из рации послышалось то самое сообщение, которого Конел так боялся.

— Говорит Рокки-Рэмбо. Нас атакуют с воздуха. Наземных групп не замечено. Атакует, похоже, Пятое Крона, но пока до конца не ясно. — Раздался грохот взрыва. — Спешите, ребята! Нас тут на куски рвут!

Едва последовало сообщение первого поста, как армия приступила к выполнению своего оборонительного плана, пусть и весьма недостаточного.

Войска уже углубились в Крон, переправившись через Офион, и теперь одолевали покатые холмы, оставаясь столь чудовищно уязвимыми для атаки с воздуха. Двигались они к сужающемуся степному перешейку, который в конце концов с юга должны были зажать джунгли, а с севера — море Гестии.

Никакие ответные действия армии доступны не были. Ничто из ее арсенала не давало ни малейшей надежды сбить бомбадуля. Предпринимались попытки переделать вооружение Военно-Воздушных Сил под наземное управление, но все они потерпели досадные провалы. Сирокко сдалась, понимая, что и так уже растратила слишком много все сокращающегося боезапаса Военно-Воздушных Сил во время своей несдержанной демонстрации над Преисподней. Теперь за это предстояло расплатиться и ей, и всем окружающим.

Не так давно Беллинзона начала производство пороха и нитроглицерина. Порохом армия располагала — в виде больших ракет. А вот почти весь нитроглицерин — в виде динамита — ушел на цели, которые Сирокко раньше времени раскрывать не собиралась, приводя этим в ярость генералов. Однако даже доступность к динамиту не внесла бы значимой разницы в способность армии отразить воздушную атаку. Ракеты и боезаряды были рассчитаны лишь на отвлечение внимания. Люди надеялись на то, что их жар притянет ночников и боковух.

С тем же расчетом армия разожгла костры. Несколько десятков фургонов набили сухими дровами и облили керосином. Сразу после сигнала об атаке эти фургоны расставили как можно дальше впереди, сзади и по бокам. А когда заметили самолеты, фургоны немедленно подожгли. В самом центре ночного Крона жила надежда, что эти костры неверно представят атакующим размеры армии, а также станут легкими и бросовыми мишенями.

Главная же часть армии погасила все огни, растянулась и приступила к работе со своим личным шанцевым инструментом (с лопатами, чтоб штатским было понятно). Высокая технология оказалась бессильна как-то усовершенствовать упомянутый ЛШИ. Любой пехотинец Аргонн мгновенно сообразил бы, как им пользоваться. Несмотря на то что земля была твердой — удивительно было видеть, как быстро может окопаться человек, прежде чем начинают падать бомбы.

Сирокко неожиданно для себя поняла, что выделывает черт знает что. Пока бело-голубые пятнышки Пятого крыла штурмовиков принялись над ними кружить, готовясь к первому заходу, она вдруг помчалась назад по шоссе, размахивая мечом и срывая глотку.

— Ложись! В укрытие! Ложись, ложись! Наша авиация уже на подлете! Все носом в землю!

Сирокко заметила далеко впереди и сбоку первый смертоносный оранжевый цветок — пока еще очень далеко. Но тут ее сцапали за руку, подняли и швырнули на широкую спину Менестреля. Фея приземлилась на ноги, ухватила Менестреля за плечи и заорала ему в самое ухо:

— В укрытие, ты, псих ненормальный!

— Непременно. Только сначала ты.

И они загрохотали по шоссе, изумляя войска, выкрикивая предупреждения — совершенно излишние, ибо к тому времени все вокруг уже гремело и пылало под мощными ударами Пятого Неистового. Сирокко считала, что это чистой воды безумие. Никогда она не понимала, как командиры могут так психовать, и не была уверена, удастся ли ей самой с этим справиться. Сирокко не имела ни малейших иллюзий относительно своей неуязвимости для бомб и пуль. Не считала она и что сумасшедшая сила ее личности сможет ее защитить — согласно теории, выдвинутой в когда-то прочитанных ею наиболее причудливых военных трактатах.

Сирокко знала одно — негоже ей сейчас бросаться в укрытие. Куда лучше рискнуть жизнью. Солдаты должны ее видеть и не сомневаться в ее бесстрашии — хотя Фея так тряслась, что чуть не выронила меч. Не существовало другого способа убедить их пожертвовать собственными жизнями, когда дело того потребует.

«Господи Боже, — подумала Сирокко. — Что за прелесть эта война!»

Большинство титанид избрали курс, какой и Сирокко, и генералы посчитали самым для них логичным. На то, чтобы вырыть траншею, куда спрятались бы все их громадные тела, ушла бы целая вечность. Главным преимуществом титанид была скорость.

И они бросились бежать.

Титаниды побежали врассыпную, как можно дальше удаляясь от центра действия. А потом, объятые ужасом, стали наблюдать, как сатанинская красота сражения разворачивается и в воздухе, и на земле.

Сигнальные ракеты с визгом взмывали в небо из пиротехнических фургонов, рассыпаясь оранжевыми искрами, сияя слепящим ярко-алым огнем, а затем взрывались. Ночники и боковухи, будто птицы со сверкающим оперением, вылетали из-под крыл бомбадулей, волоча за собой алое, голубое или зеленое пламя, ускорялись в ужасающем темпе, верещали от кровожадного бешенства и самоубийственно впивались в костры из фургонов или гонялись за сигнальными ракетами. Но часто — слишком часто — они не давали себя одурачить и неслись в нескольких метрах по-над землей, разливая жидкий огонь по отмеченному оспинами ландшафту. Сами аэроморфы были заметны только по бело-голубому выхлопу. Бомб же вообще не было видно, пока они не достигали земли — зато уж тогда все остальное начинало казаться незначительным.

Немногие титаниды, тронутые выше их сил, пустились назад, но были остановлены своими более рассудительными собратьями.

Лишь титанидские целители никуда не побежали. Как и санитары из людей, они занимались тем же, чем издревле на войне занимаются врачи. Они подбирали раненых, оказывали им помощь... и гибли рядом с ними.

— О Великая Матерь! Дай мне силы все это пережить — и я больше никогда не отойду от компьютера! Никогда, никогда, никогда...

Искра сама не сознавала, что кричит. Съеживаясь в комочек в окопе, который, как казалось ей, был около сантиметра глубиной, она вдобавок делила его с двумя совершенно незнакомыми ей пехотинцами.

На самом деле окоп был гораздо глубже, и, когда наступило относительное затишье, все трое выскочили наружу и снова принялись копать как полоумные. Потом последовал новый заход монстров, и вся троица опять посыпалась в укрытие — в неразберихе острых локтей, ботинок, мечей в ножнах, съехавших набекрень шлемов и смрадного страха. Щиты они держали над собой и слышали, как комья земли барабанят по тусклой бронзе.

Совсем рядом упала бомба. Искра задумалась, сможет ли она теперь еще что-то услышать. Очень долго в ушах стоял дикий звон. На щиты посыпались осколки раскаленного металла и дымящаяся почва.

— Никогда, никогда, никогда...

Какая-то часть разума Конела сознавала, что те пришельцы из Метиды, что повернули на север, направляются к Беллинзоне. Другая часть рыдала по оставшейся в численном меньшинстве Третьей эскадрилье.