MYST. Черная книга 18+ - Медиум

      – А если взрослые люди, то зачем делать вид, будто не понимаете? – у заведующей задрожала жилка на виске. – Что вы хотите услышать, господа милиционеры? Что нам обоим не повезло с семейной жизнью, и нет возможности вырваться из порочного круга? Что встречаться мы можем только в больнице дважды в месяц, что вынуждены прибегать к уловкам и ухищрениям, чтобы два часа побыть вместе?.. Или вам не терпится вытянуть из нас признание в убийстве?
      Дама молодилась перед партнером, но на грани нервного срыва стала именно той, какой была в действительности – рыхлой, усталой, неумолимо подходящей к своему печальному полувековому юбилею. Доктору Гаврилову сделалось неудобно. Половина лица побелела, другая окрасилась в цвет китайского флага. Он сидел у всех на виду и не знал, куда деть руки. У молодого врача проблем с семейной жизнью не было. Не было проблем и с бесчисленными связями. Почему не поиграть в любовь со строгой начальницей? Разве повредит дальнейшей совместной работе?
      Протокол заполнялся рублеными оборотами. Не уснул Гаврилов в два часа ночи. Не дали. Откупорили шампанское, выпили по бокалу. Что происходило дальше, лучше не спрашивать, а то опера совсем затоскуют. Тахта разбирается, превращаясь в элегантную кровать, и время в сладких объятиях летит, как почта по пневмотрубе. Уснули через час, проснулись, повторили. В начале шестого, сладко позевывая, Галина Юрьевна шмыгнула к себе (практически за стенку), а доктор Гаврилов отправился выполнять свои обязанности, вот только в одной из палат встретился с трупом…
      Ожидать скончания этой тягомотины у Вадима уже не было сил. Как сказала бы давнишняя знакомая, работающая на молодежном радио: «бесперспективняк». Надвигался новый приступ. Он знаком показал Никите – пора отчаливать. Тот пожал плечами, дескать, что поделаешь, так и работаем – с миру по нитке, и… коту под хвост.
      Полезные мысли отступали, как разбитые фашисты. Начинался бред. Он добрел до палаты, там уже собрался ученый консилиум и разбирал по косточкам бедную Лизу за то, что не уследила за пациентом. Девушка оправдывалась. «Пора линять», – мелькнула правильная мысль. Какая разница, где болеть? Он свернулся под одеялом, отгородившись от посторонних железным занавесом. Если хочешь, чтобы усилия мысли не пропали даром, обеспечь им комфортные условия…
      Он ждал ночи и страшно ее боялся. То новое, что открывалось в Вадиме, проявлялось только по ночам. Явление пугало. Пожар в западном крыле больницы привиделся в то самое время, когда он случился (плюс-минус трамвайная остановка – в конечном счете роли не играет). Фрагмент убийства Белоярского – из той же области. Почему ноги в клетчатых носках? Почему не лицо убиваемого? Не лицо исполнителя? Почему он видит эти странные образы только во сне? Как это вообще возможно? А можно ли сделать так, чтобы увидеть их наяву?
      В прежней жизни он точно знал: дневной сон и ночной сон – однозначно не пара. Придремлешь в светлое время – считай, ночь пропала. В больнице было не так. Он мог спать сутками, особенно после уколов, которыми его пичкали, как покойника формалином. Про еду не думалось, отсутствие сигарет воспринималось философски. Вадим помнил, как со скорбной миной подошла подвергнутая обструкции медсестра, подняла мощное орудие возмездия, начиненное лекарством, злобно процедила:
      – Ложитесь на живот, больной…
      – Не злитесь на меня, Лизонька, – бормотал он из последних сил. – Вы не виноваты, что не уследили за мной. А уволят – подумаешь, какая трагедия… Я возьму вас к себе секретаршей… Могу даже в жены… Поедем в Туапсе, снимем пещерку с видом на море… За вами никогда красиво не ухаживали?
      – Да ладно бредить-то, – она невольно прыснула, и с удовольствием всадила иглу. – Таким, как вы, только за скотиной в деревне ухаживать…
      Он хотел возмутиться, но захлестнул девятый вал с картины Айвазовского… Ночь на воскресенье была обычной ночью из жизни умалишенного. Бесилась неоновая дискотека, прыгали пестрые демоны с рогами. Ужас нагнетался. Как сказал бы Ромка Переведенцев – хороший товарищ с последнего места трудоустройства – «крыша съезжает – слишком слабое трение в мозгах». Он просыпался, обуянный РЕАЛЬНЫМ страхом. А только засыпал, подкрадывались кошмары, трясли его, как порыв ветра осенний лист. Эта свистопляска продолжалась полночи. Никакой подсказки, привязки к месту, намека на личность – сплошные абстракции из мира буйного помешательства.
      А потом все стихло. Он проснулся, вцепившись ногтями в мокрую простыню. Лежал, затаив дыхание, вслушиваясь в звуки и ощущения. Сквозь жалюзи проникал тусклый свет от уличного фонаря. Отдаленные шумы ночного трафика. В голове подозрительно легко и никакой боли. Приглушенно гудел кондиционер. Все дурное ушло, отступило, потрясающая легкость в теле! Откуда что берется? А может, так и надо – спокойно, не торопясь?.. Он заблокировал приток мыслей в голову. Расслабился – куда уж проще? Представил внутреннее убранство 29-й палаты. Шторки, завязанные декоративными узлами, кровать, телевизор на кронштейне, картины из гербариев в рамочках. И это оказалось несложно. Палата погружена в полумрак, лишь над головой у спящего больного мерцает красноватый плафон. Нужно убедить себя, что время выбрано верно…
      Толчок – без боли, но ощутимо. И все плывет перед глазами, не удается придать четкость. Картинка темнеет, не держится в стандартном формате, отъезжает. До чертиков обидно. Открывается дверь, и в полумгле палаты возникает некто. Он вцепился ногтями в койку, подавляя желание немедленно туда бежать. Там пусто, покойника уже увезли, а нового еще не положили… Изображение колышется. Картинка, как на старом телевизоре «Рекорд», по которому от души хочется стукнуть кулаком. Напряжение зашкаливает в красный сектор, толку никакого. Впрочем, рост у вошедшего человека невелик, и это скорее женщина, чем мужчина. Силуэт расплывается, как акварель по промокашке. Входящая прикрывает дверь, стоит, замерев – очевидно, храбрости набирается, на цыпочках проходит в палату. Можно догадываться, чем она занимается. Рвущее движение – вытягивает подушку из-под спящего мужчины. Дедушка-одуванчик, сдачи не даст. Обеими руками сдавливает дыхательные пути. Трясутся ноги в клетчатых носках. Вот момент истины – «бабушка приехала!» Одеяло соскальзывает на пол… Убийца держит подушку – для пущей верности, хотя конечности уже неподвижны. Убийце и самой не в радость, подушка соскальзывает с покойного, она вздрагивает, замирает. Можно подумать, сейчас ее вырвет. Ну что ж, не всякая сущность приемлет, и в наших женщинах живут не только стервы… Она торопится уйти, выполнив поручение. Фигура пятится от кровати, поворачивается спиной. «Ближе, – умоляет Вадим. – Пожалуйста, ближе…» Усилие воли – картинка наезжает. Но убийца уже уходит. Открывает дверь – в этот миг «объектив оператора» максимально приближается. Спина в белом халате, уже выскальзывает в коридор. Бесформенные очертания, белое предстает в сером цвете, поясница, хлястик болтается на одной пуговице. Хозяйка не в курсе, а подчиненным неудобно сделать замечание. Закрывается дверь.
      Картинка пропала, стало темно и неуютно. Постель намокла от пота – он лежал на остывающей сковородке, с которой забыли слить масло. Галина Юрьевна спланировала акцию как сумела. Конечно, она. Трудно найти причину, почему заведующая отделением обменялась халатом с кем-то из подчиненных. Кто мог знать, что момент убийства нарисуется в голове «новообращенного» ясновидца? А волнение спишется на тайную любовь с дежурным врачом, которую афишировать нежелательно. Блестяще. И немного грустно. Выпили шампанского, порезвились «в партере», любовник уснул, а Галина Юрьевна совершила вылазку в палату № 29. На чем же прихватили заведующую целым отделением, что она безропотно согласилась на убийство?
      Впрочем, органы должны решать. Им зарплату платят.
      Логичный поступок – вскочить с кровати, растолкать Борю в коридоре, отобрать телефон, позвонить Никите Румянцеву – он стоически отверг. Не факт, что в нынешнем состоянии он дойдет до двери. И что может быть ужаснее, чем разбудить среди ночи замордованного мента? «Знаете, Никита Афанасьевич, после того, как я ударился головой, слегка подправилось биополе, распахнулись горизонты сознания, и я обрел способность к ясновидению (чакры бы еще немного спиртом протереть). Арестуйте, пожалуйста, госпожу Ордынскую, поелику было озарение, что она и есть таинственная злодейка». Если после такого заезда Никита не примчится в больницу с топором, то он очень сдержанный и уравновешенный человек. Лежи уж, не сбежит твоя Галина Юрьевна. Вот получишь другие аргументы, не входящие в противоречия с принципами марксистско-ленинского устройства мира…
      Не было сил куда-то бежать. Спать хотелось немилосердно. Но это был еще не ужас. Кошмар стартовал, когда в голове прозвучал грозный окрик: «Встань!» Он распахнул глаза, и уставился в серую муть. «Вставай же! – повторил глас. – Довольно валяться!» Угроза катит, – сообразил Вадим. Надо же, какая предупредительность… Голос унялся. А ведь кто-то стоит в коридоре, слушает, берется за дверную ручку! Кто-то, но не Боря… Он чуть не задохнулся от страха. Протянул резину. Была же светлая мысль, о необходимости прощания с больничными стенами! Невзирая на лень, болезнь и недовольство со стороны окружающих… Он сел на кровати – такое ощущение, что тянул не себя, а баржу, груженую царь-пушками. Быстрее, временя на раскачку уже прошло. Вадим свесил ноги с кровати, машинально поискал тапки. Ведь были тапки, точно помнил, где они. Поднялся, держась за изголовье, набросил одеяло на подушку. Еще быстрее… Он сделал шаг, метнулся к окну. Потом сообразил, что вместо штор на окнах жалюзи, и спрятаться за ними сможет не каждый. Попятился к ширме, за которой Елизавета Павловна смешивала свои яды. Тоже не удобное место. Санузел? Полумгла, дверь приоткрыта, вырисовывается удлиненный прямоугольник проема. Он успел протиснуться в эту добровольную западню, когда дверь в палату бесшумно отворилась, и что-то эфемерное просочилось внутрь. Прижавшись к косяку, он слышал, как похрустывает кафель под ногами входящего. Забегал пальцами по полке. Увы, не оружейная палата, пара мелких флаконов, липкий обмылок, полотенце на вешалке. Он присел на корточки, рука отправилась ниже, вползла за тумбу. Не совсем запущены дела в этой конуре – наткнулся на огрызок чугунной трубы – видимо, меняли слив в ванной, приделали импортный пластик заодно с подводкой, а то, что сломали, сунули в угол и забыли. Вытянуть эту хреновину оказалось непросто. Он поднимал ее, стараясь не шаркнуть по полу, поглядывал в проем. Эфемерное образование, ростом невелико, не старый ли знакомый? – неизвестный подошел к кровати, отбросил одеяло. А нет там никого… Он не смог подавить судорогу – труба со скрипом прошлась по кафельной стене. Злоумышленник резко повернулся. Пойдет ли напролом, вопрос, конечно, интересный. Эх, гуляй, деревня! Уже не таясь, Вадим выдернул огрызок, врезал по тумбе. Незнакомец оторопел. Подливая масла в огонь, он ударил вторично! Зазвенело, как на колокольне. Не броситься ли в контратаку, используя преимущества дурной головы? Но тут злоумышленник начал растворяться. На подобные казусы он вовсе не рассчитывал. Попятился, сделал шаг, другой, развернулся, бросился к двери…
      Первый тайм, – подумал Вадим. Выиграли ли? Но точно отыграли. Он с расстановкой досчитал до пяти (нельзя бросаться в погоню с бухты-барахты), покинул санузел, пересек палату и опасливо выглянул в коридор. Охранник Боря был живой и, в принципе, даже выспался.
      – Вадим Сергеевич, это вы… – он тер глаза и неуклюже слезал с миниатюрного диванчика. – Простите, разморило меня что-то… Дмитрий Олегович наказал вас сторожить, а сменщика не прислал. Не могу же я сутками напролет…
      – Не можешь, не можешь, – перебил Вадим. – Ты сейчас никого не видел?
      – Как не видеть, – призадумался горе-охранник. – Шандарахнуло что-то у вас в палате, а потом кто-то выскочил, меня и подбросило…
      – Разглядеть успел?
      – Да бог с вами, Вадим Сергеевич, – Борис смущенно покарябал отрастающую щетину. – Он за угол свернул – здесь быстрее можно выйти к лифтам и в фойе…
      – Ты просто находка для работодателя, – похвалил Вадим. – Побольше бы таких профессионалов. Пошли, трудоголик, переведешь меня через Майдан…
      Они шли по озаренным блеклыми лампадками пустым коридорам, Борис умолял ни о чем не говорить Качурину. Вадим уже усвоил, что у парня крепкая многодетная семья, неработающая жена, которую ни голова, ни ноги не кормят, горластая теща, и где он еще найдет такую работу, где можно ничего не делать?
      – Тихо… – прошептал Вадим, прикладывая палец к губам. Лучше бы не ходили. Вестибюль погружен в мертвый сумрак. Лишь из закутка, где окопалась дежурная сестра, приглушенно разливается свет. Работница сладко спит, пристроив пухлую щечку на скрещенные руки. Входная дверь как-то издевательски медленно закрывается – очень уж неторопливый у нее доводчик…
      Срываться из больницы нужно было сразу, пока не грянул настоящий гром. Добраться до дому, а там уж разбираться, куда влип. Ключи от квартиры – на брелке, пристегнуты к штанам, штанов в палате нет, да и вся остальная одежда – неизвестно где. Дубликат ключей – в квартире. Он впал в ступор, пораженный мыслью: если с таким маниакальным упорством его пытаются прикончить, то в какую же славную историю угораздило попасть? Ведь он ровным счетом ничего не знает!
      Охранник Боря, узнав о тайных замыслах, обрадовался, как ребенок.
      – В самом деле, Вадим Сергеевич, не идет вам эта пижама. Давайте так – вызываем машину, пусть ждут у ворот, а вы уж как-нибудь в неглиже доковыляете, плащик сверху набросите, на какой вам этот дресс-код? Обувку ребята подвезут. И черт с ними, с ключами, поднимем вас на второй этаж, балкончик взломаем.
      Но все-таки резину они протянули. Лизавета Павловна, имеющая скверную привычку являться на работу к шести утра, застала их в самый недвусмысленный момент: Вадим забирался в кожаный шпионский плащ, а Борис подпрыгивал от нетерпения.
      – Не пущу, – заявила Елизавета, впадая в тихий ужас. – Вадим Сергеевич, даже не думайте. Если вы уйдете, я немедленно сообщу о вашем бегстве. Как же вы не понимаете, – ее глаза наполнились слезами. – Меня теперь обязательно уволят…
      – А если в вашу смену найдут мой труп, даже посадят, – мрачно пошутил Вадим и, чтобы не казаться голословным, в двух словах обрисовал проблему. Девушка побледнела. – Давайте не обижаться, Лиза, выхода нет. Лучше принесите мою одежду.
      – А как я ее принесу? – она совсем расстроилась. – Одежда у кастелянши, а Варвара Ильинична сегодня выходная. Мы ведь не выписываем людей по воскресеньям.
      – Взломаем? – предложил Боря.
      – Не надо, – Вадим поморщился. – Уходим. Лизавета Павловна, – он взял ее руку и с внезапно обуявшей нежностью погладил. Она смотрела на него совсем не теми глазами, какими смотрят работники медицинских учреждений на опостылевших больных, – умоляю вас, не поминайте лихом. Обещаю, все образумится.
      – Горазды вы все обещать, – улыбнулась она сквозь слезы. – А кто-то и жениться обещал…
      Вадим расхохотался.
      – Обещал – значит, будет. Никогда не отказываюсь от своих слов. Верьте мне, Лиза.
      Он чмокнул девушку в щеку и, пошатываясь, побрел в неизвестность. Боря прицелился чмокнуть девушку во вторую щеку, но та ловко увернулась. Со страхом и каким-то мистическим благоговением смотрела им вслед…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

      Уходить по-тихому было некогда, на улице светало. Подавить разрозненные очаги сопротивления, вырваться на свободу. Разболтанная «девятка» неслась по пока еще пустым, умытым ночным дождем улицам. Шофер Толян – рыхлый толстячок, имеющий отношение к торгово-закупочной конторе Качурина – добродушно бурчал, жалуясь Борису на производственные неурядицы, на контры с «азерботами», на засилье последних, на то, что если так будет продолжаться, то лет через пятьдесят Сибирь полностью заселят рослые китайцы, говорящие по-английски с азербайджанским акцентом. Прослушал по радио прогноз погоды на новый день, замурлыкал на мотив популярной песенки: «Я синоптикам ни разу не верю, скажут „жарко“ – будет дождь моросящий…» Взбираться на балкон, к великому облегчению, не пришлось. Толян по совместительству был талантливым взломщиком. Вникнув в проблему, сказал «щас сделаем, мужики», подобрал с пола оброненную какой-то растеряхой шпильку и начал ковыряться в замке, делая паузы и вслушиваясь – словно врач, который вслушивается в работу сердца больного. И через несколько минут с торжествующим видом распахнул железную дверь, пробормотав: «Милости просим, хозяева дорогие». Напоил их чаем, а когда гости ушли, остро почувствовал одиночество. Бродил по пыльной квартире, в которой не был несколько суток, запинался о торчащие предметы, узнавал и не узнавал окружающую обстановку. Вещи Жанны в небольшом количестве оставались на месте, но это говорило лишь о том, что у Жанны не десять рук. Постоял под душем, смывая с себя больничный смрад. Побрился, отыскал в серванте старый сотовый телефон с запасной «симкой». С удивлением обнаружил, что паспорт на месте – видимо, утром 23 мая он не взял его с собой, и это не могло не радовать. Немножко денег – уцелевших от выданных при расчете…
      Уснул, свернувшись на диване, приказав внутреннему будильнику разбудить его через час. Штирлиц не удался: проснулся только через час сорок и поймал за хвост улетающую мысль. Компания, решившая от него избавиться, может и не знать, что он уже дома (а может и знать). Но обязательно узнает – это дело нескольких часов. Он подошел к окну, отогнул шторку. Фасадная сторона дома выходила на оживленную магистраль. Город уже проснулся. Автостоянка напротив банка была забита машинами. Блондинка на розовой «Карине» элегантно припарковалась в узкую щель между джипами, разнеся одному зеркало, другому дверцу. Хозяин первого наезжал, красочно работая пальцами, второй прибежал на заунывный вой сигнализации, схватился за голову, подсчитывая потери. На какой козе седан? Одна знакомая Вадима купила японскую машину и в страхе ездила, не снимая ручника – на всякий случай, другая не знала, где в машине находятся права, третья была глубоко убеждена, что если едет прямо, то едет по главной дороге. Но это более щадящие варианты…
      Заверещало в прихожей. Вадим вздрогнул. Куда бежать? Насилу обуздал панику, подкрался к двери. В квартиру тропическим ураганом ворвался коммерсант Качурин, сунул нос на кухню, пошатался по комнатам и, хмыкнув, сделал вывод:
      – Хорошо у тебя тут. Тихо.
      – Можешь пожить, – пожал плечами Вадим.
      – Нет, – помотал головой коммерсант. – Надоело, поеду за границу. Хочу испытать ностальгию. Чаем напои, может, подобрею.
      Позабыв разуться, промаршировал на кухню, оседлал табурет и вопросительно уставился на соседа.
      – Борис поведал, что с тобой в больнице произошла неприятность?
      – Гости были, – неохотно кивнул Вадим. – Так что расслабься, Димон. По мою душу приходил злодей.
      – Утешает, – подумав, допустил Качурин. – Хотя и не факт, что меня тоже не заказали. Получена информация, что от меня собираются избавиться. Так что наши киллеры скоро будут на пару высиживать в подъезде. А я, в отличие от тебя, невезучий…
      Вадим засмеялся.
      – Если вы вчера застраховались, а сегодня вас сбила машина, это еще не значит, что вы везучий.
      – Вроде того, – согласился Качурин. – Держи, – он выдернул из пистончика визитку и ручку, что-то размашисто написал на обороте. – Мой номер сотового – звони хоть на северный полюс, поболтаем. А это телефон Бориса – я парня предупредил, можешь на него рассчитывать. Он пацан, в принципе, головастый, хотя и несколько приторможенный, ты, наверное, заметил. Понадобится больше людей – договаривайся через меня, устроим. Я не понял, – Качурин совсем расстроился. – Ты еще не колдуешь над кофеваркой? У меня самолет, между прочим, через три часа…
      С каким огромным удовольствием он прыгнул бы сейчас на борт и улетел в неизвестном направлении – в любую братскую или банановую республику. Лето начинается в северном полушарии, и практически в любой его стране, кроме России, зацветает рай на земле. Даже в Канаде с Норвегией. Вот только без денег вряд ли зарубежье встретит его с распростертыми объятиями…
      Вадим поднялся на пятый этаж, с любопытством воззрился на чердачный люк, с которого анонимные хулиганы сорвали замок и петлю. Задача облегчалась – ломать уже не надо. Он добрался по шаткой лестнице до крышки люка, отшвырнул ее в сумрак чердака, отмахнулся от бдительной старушки, которая тут же высунула нос из свое квартиры. Подтянувшись, вскарабкался на «голубятню». Выбрался на крышу, залитую ярким солнечным светом. Полюбовался на собственную ТВ-антенну, принимающую девятнадцать каналов (вернее, обязанную это делать, но почему-то не делающую). И начал соображать, в какой стороне пожарная лестница, и как до нее добраться, чтобы не упасть.
      Было в этом занятии что-то шизоидно-веселое. Он спустился в обросший тополями дворик. Похмельные алканоиды на лавочке ждали манны небесной и с надеждой смотрели на него. Не ангел ли спускается с небес, чтобы одарить разведенным техническим спиртом? Одинокая мама с младенцем, задумчиво оценила мускулистость и прочую физическую развитость начинающего альпиниста. Нелегкая женская доля – нет секса в жизни… Осторожная и злая дворовая собака глухо ворчала из-под детской карусели – имела, видимо, отрицательный опыт необдуманных поступков.
      Он свалился на какую-то клумбу, пробился сквозь кленовую поросль и, отряхивая с колен налипший гербарий, свернул за угол…
      Вскоре он сидел в кафе с видом на стройку и звонил Роману Переведенцеву. Судя по голосу отозвавшегося на восьмом гудке абонента, день работника аналитического отдела не был напоен трудами.
      – Ты где? – удивленно спросил Вадим.
      – В запое, – слабым голосом отозвался бывший коллега.
      Вадим помедлил.
      – Не торопись оттуда выходить, здесь нет ничего хорошего.
      – Скоро выйду, Вадим. Топливо кончается.
      – А что-то случилось? – не понял Вадим.
      – Да как тебе объяснить… – коллега пьяно завздыхал, скрипнул какой-то предмет мебели.
      – Объясни уж как-нибудь. Можешь объяснить на абстрактном примере, – разрешил Вадим.
      – Да какие уж тут абстрактные примеры! – разозлился приятель, которого он не видел уже несколько недель (отмечали день связи, и Ромка хвастался наутро, что отметили славно – завел две новые связи). – Очень худо и очень бедно, понимаешь, Вадим? Ты уволился – совсем житья не стало. Новый зам Григория Ильича – Харламов оказался натуральной сволочью!
      – А был такой приветливый, – удивился Вадим.
      – Какая разница? Козел с крыльями – все равно козел! Началась грызня, затравил Леночку Пушкарскую, притащил своих программистов, порядки аракчеевские навязывает. Выяснилось, что этот слизняк какой-то дальний родственник Тимофеевой – директрисы «Радуги», чем и пользуется. Григорий Ильич молчит, ему бы до пенсии на бреющем режиме дотянуть…
      – Тебя уволили, – догадался Вадим.
      – Помянул Харламова тихим словом, – не стал возражать Ромка. – Все свои сидели, а кто-то донес. Вызвал, обругал – я ему и добавил. Написал по собственному желанию, хлопнул дверью. Выйду из запоя, буду новую работу искать.
      – Не придумал, куда пойдешь?
      Роман внезапно рассмеялся.
      – Предложили на днях… Имеется в нашем городе на улице Плахотного некое агентство по предоставлению информационных и социально-бытовых услуг. Штат расширился, теперь они подумывают над созданием информационной базы и, в некотором роде, службы безопасности. Заведует безобразием некий профессор Комиссаров – ну, это он себя называет профессором, а вообще-то у него квартира подо мной. Агентство – это его детище, дурь обуяла приличного человека на старости лет, а есть еще и другое слово – похожее на «заём», только последняя – «б»…
      – Расшифруй, – перебил Вадим. – Что такое предоставление информационных и социально-бытовых услуг?
      – Потомственные сибирские колдуны, ясновидцы, чистка кармы, астральные сущности и избавление от барабашек. Все услуги магии, приворот навсегда, гарантия, – исчерпывающе ответил Ромка.
      – Тьфу, – сказал Вадим. – С чем тебя и поздравляю. Впрочем, нам, татарам, лишь бы за чистую монету… – «Интересно, а не требуются им внештатные ясновидцы?» – внезапно подумал Вадим и почувствовал, как в горле образуется ком.
      – Могу и о тебе похлопотать, – щедро предложил Ромка. – Слушай, – внезапно вспомнил он, – а у тебя-то как дела? Мы же с тобой целую вечность не виделись. С того самого дня связи…
      – У меня неприятности, – усмехнувшись, лаконично объяснил Вадим. – Да и сущность астральная привязалась… Переночевать пустишь, если заявлюсь в темное время? Или ты ночами по сексу?
      – Ага, вручную, – подыграл Роман. – Жанна из дома выгнала? Приходи, конечно, о чем речь? Пузырек только не забудь…
      Он отключился, проверил оставшиеся на счету деньги, погрузился в раздумья. Ромка Переведенцев – замечательный парень. По призванию технарь – из любой железки, оказавшейся под рукой, сварганит требуемый элемент – хоть подзорную трубу, хоть детекторное устройство. В остальных областях тоже не профан, умеет отличать интермедию от интерлюдии, и гипотезу от гипотенузы. В семейной жизни счастья не испытал. Безграмотная блондинка, на которой он имел глупость жениться, долго не могла поверить, что дети появляются не из шляпы фокусника. И Ромка не был готовым к курсу молодого отца. Кричащее чадо перепоручили теще с тестем, живущим в провинциальном городе, блондинка загуляла, куда-то испарилась, а когда Ромка, влекомый нахлынувшими отцовскими чувствами, отправился к бывшим родственникам за ребенком, на него спустили всю милицию заштатного уезда, и пришлось срочно делать ноги. И вообще, Роман по жизни был скорее невезучим, чем везучим…
      Вариант с приятелем он решил приберечь. Не хотелось подставлять бывшего коллегу. Для начала он решил проработать одну не вовремя пришедшую мысль. К пяти часам вечера он сидел на лавочке у проезжей части напротив десятой хирургической больницы и делал вид, что изучает рекламный листок торгово-мошеннического предприятия «Колорадо». Со всех сторон шумел город, изрыгая лязг и характерные запахи. На остановке толпились бюджетники и пенсионеры, поджидая муниципальный троллейбус. У памятника неизвестному водопроводчику, с существованием коего город был вынужден мириться уже второй год (в каждом городе свои Церетели), фотографировались неразумные японцы. Конец рабочего дня, из ворот больницы, являющейся попутно крупным исследовательским центром, выходили люди. Выплыла медсестра Елизавета Павловна в симпатичной кофточке (Вадим напрягся, прикрылся газеткой), девушка постояла посреди аллеи, надеясь кого-то высмотреть, вздохнула, сделала грустную мордашку и медленно слилась с людским потоком. Возникло мощное желание подбежать к ней и немедленно выполнить всё, что обещал. Он впился мертвой хваткой в лавочку, обуздывая страсти. Справа от здания располагалась парковка для персонала, куда и завернула Елизавета. Через минуту она выехала на видавшей виды белой «шестерке» и исчезла в суете большого города. Вадима охватило беспокойство – если неимущие медсестры приезжают на работу на собственных колесах, то что говорить о заведующих целыми отделениями?
      Он нашел в кармане визитку, оставленную Качуриным, отстучал номер. Кто мешает воспользоваться услугами? Человек на зарплате, возмущаться не будет…
      Галина Юрьевна вышла из ворот без четверти шесть – Вадим вспотел от волнения. Скатал газетку в трубочку, поднялся. С женщиной за сутки произошла разительная перемена. Это был другой человек – если раньше он сомневался, то теперь ее виновность чувствовал нутром. Моложавость испарилась – вместе с женственностью и стремлением нравиться. Она была разозлена, хмура, подавлена. Прическа съехала набок, но она этого не замечала. Вышла из ворот, остановилась – словно слабовидящая перед незримой опасностью. Полезла в сумку, достала телефон. Вадим подходил бочком, спрятавшись за спиной нежно сомкнувшей ладони парочки. Она скользнула по нему взглядом, нахмурилась, поймав неприятный импульс из подсознания. Вспомнить не должна, трудно соотнести нормально одетого мужчину с лохматым пациентом в простыне, который присутствовал при допросе и не вымолвил ни слова. Кто-то толкнул ее, Галина Юрьевна спохватилась, прижала к груди сумочку, засеменила к парковке. Вадим обогнул парочку, и когда женщина прижала телефон к уху, почти поравнялся.
      – Это я, – угрюмо вымолвила женщина. – Вы хотели встретиться? – выслушала, помялась. – Хорошо, через полчаса я там буду. Надеюсь, мне не придется делать заказ?
      Кажется, у нее была аллергия на неприятных собеседников. Напряженное лицо покрылось пунцовыми пятнами. Грудь вздымалась – еще немного, и она бы начала задыхаться. Знакомый аллерголог рассказывал невероятный случай: в далекой Канаде у молодой девушки была аллергия на арахисовое масло; парень за пару часов до свидания скушал бутерброд, обильно сдобренный этой гадостью, поцеловал девушку, после чего она мгновенно скончалась от анафилактического шока. Галине Юрьевне, впрочем, столь анекдотичная смерть не грозила. Она швырнула телефон в сумочку и зашагала на парковку. «Опоздал», – с грустью подумал Вадим. Серебристая «Хонда» размашисто вписалась в поворот, подрезав неторопливо коптящий «Москвич», и помчалась к перекрестку, где горел красный. Он выбежал на дорогу с протянутой рукой, едва не став жертвой дорожно-транспортного происшествия. Тормоза у бежевой «Корсы», по счастью, были хорошо отлажены.
      – Рановато прощаетесь с жизнью, Вадим Сергеевич, – высунулась из окна украшенная черными очками физиономия Бориса. – Будем глазки строить? Или поедем?
      – А вот сейчас ты, парень, успел к самой раздаче, – похвалил Вадим, прыгая в машину. – Цепляйся к серебристой «Хонде», и давай договоримся, что ты не будешь задавать лишних вопросов…
      Этот парень, отваленный от щедрот свалившим за кордон Качуриным, все же был какой-то странный. Не сказать, что полная бестолочь, но с тормозами, как и у машины, полный порядок. Такое ощущение, что он только покурил, но не сигарету. Ухмылялся под нос, вел машину медленно, словно совершенно не умел этого делать, умудряясь при этом никуда не влипнуть. Сбоку было видно, как под левым глазом у Бориса никак не проходит синячище, усиленный заштопанной царапиной.
      – Брился, – пояснил он, чувствуя, что Вадим хочет спросить, но не решается. Вадим пожал плечами. Лично его ответ устраивал. «Хонда» вышла на кольцевую, примостилась в правый ряд. Плотное движение не позволяло встать ближе, до Ордынской было четыре машины. Но Борис удивил – пропустил чадящий фургон и, врубив звуковой сигнал, вклинился между его кормой и перепуганным «жигуленком». «Корсу» тоже вынесло на правую полосу, при этом никто почему-то не пострадал.