Его опасные пасы

Вера Николаевна судила, а вокруг площадки стояло довольно много народу, и отучившиеся в первую смену и пришедшие ко второй. Подойдя к краю, принять мяч из аута, он увидел Ларису и испытал уже привычный краткий восторг, но больше ни разу не взглянул в ее сторону, только где-то в самой глубине радостно помнил, что она здесь. Среди толпы стояли и учителя и еще мелькнул человек – Игорю показалось, что он встречал его и раньше.

Игорь Алтынов играл. Его никто никогда не учил: он только смотрел, как играют другие. А сейчас он делал, что хотел. У него был прием, он повторял его без конца, когда бывал один: за спиной подправлял левой ногой мяч на правую пятку и сразу бросал его через плечо вперед. Получалось не всегда, но когда получалось, это ошеломляло противника и производило впечатление на зрителей. И сейчас он проделал этот трюк., но сам бить не стал, а перед воротами щедро откатил мяч своим под удар. Но попали во вратаря, тот, правда, отпустил мяч, однако успел судорожно вцепиться в него. Игорь медленно пошел от ворот, но, когда вратарь подбросил мяч для выбивания, мгновенно повернулся, высоко поднятой ногой перехватил мяч в воздухе и мимо растерявшегося голкипера пустил мяч в ворота.

Свои старались и помогали ему, как могли. Но особенно хорош был Толя Коляда – Игорь только успевал восхищаться.

Коляда держался всегда несколько обособленно, замкнутый, задумчивый, учился неровно, иногда отвечал неожиданно хорошо. Он играл центрального полузащитника. Высокий, длинноногий, на поле он словно пробудился. На поле это был Король. Он прерывал почти все атаки, перехватывал мячи головой или вытянутыми, как шлагбаум, ногами. И неожиданные пасы его из глубины, и удары издали по воротам – все было превосходно. В конце игры он, пройдя далеко вперед, отдал Игорю, а сам продолжал двигаться, и Игорь дал ему, тут же получив мяч обратно. Паша Сухов угадал, что Игорь не будет бить сам, а снова отдаст Коляде, бросился наперехват, но опоздал самую малость. Теперь они вдвоем очутились перед воротами. Коляда замахнулся своей длинной ногой, но гоже не пробил, а вновь откатил Игорю. Вратарь уже лежал. Алтынов показал, что сильно ударит, но вновь дал мягкий пас Коляде, отвернулся и пошел к центру. Коляда засмеялся и легонько бросил мяч через вратаря.

Вслед за свистком залился звонок – на занятия, толпа смешалась, стала расходиться. Футболисты потянулись умываться: за школой, внизу, был кран для поливки, они подставляли под струю руки, брызгаясь и мешая друг другу.

Игорь выбрался, утираясь мокрым носовым платком, и услышал рядом ее голос. Тогда, во время игры, он увидел ее и ощутил радость, но ее присутствие не относилось только к нему. А теперь она подошла. Женщины любят героев и поклоняются им!

– Ты хорошо играешь, – сказала она и пожала ему руку, – я в этом разбираюсь, у меня брат играл.

Она остановилась перед ним, почти касаясь его, он никогда не стоял так с девушкой. И лицо ее было так близко, что слегка расплывалось перед глазами, и у него чуть не закружилась голова.

– А кто твой брат? – выговорил он.

– У меня брат летчик.

– А-а! Это хорошо…

– Алтын! Вера Николаевна вызывает! – кричал Коляда.

Вера Николаевна сообщила, что их игру смотрел Кубасов и предлагает троим – Сухову, Коляде и Алтынову – записаться в юношескую команду «Чапаевец».

7

Они пришли с Пашей на маленький заводской стадиончик, Коляда был уже там, они сели рядом с ним на скамеечку. На едва начавшем зеленеть поле, вытаптывая непрочную еще траву, возились с мячом несколько парней в желтых майках. Особенно бросался в глаза один – широкий в плечах, круглоголовый, он лепил с обеих ног, как машина. Ноги у него были могучие, резко утолщающиеся кверху от колена.

Появился Кубасов, остановился, засунув руки в карманы.

– А, пришли? Хорошо. Ты и ты – на Пашу и Коляду – в защиту, а с тобой…

Игорь смотрел на него во все глаза. Кубасов обернулся к полю и крикнул:

– Барабанов!

Широкоплечий подкинул мяч, еще раз, как из пушки, пустил его в ворота и направился к скамейке.

– Барабанов! С тебя причитается, я тебе напарника нашел, вот знакомьтесь.

Они сдержанно пожали друг другу руки.

– Все! Вы тоже раздевайтесь! – и сам потянул через голову рубашку. – Сейчас по воротам постучим. – И окинул встречным взглядом Игоря: – Больно уж ты тощой, парень!…

Начали бить по воротам, в них стал самоуверенный гибкий малый в черном свитере, но чем сильней и точней били, тем большим уважением проникался к нему Игорь, тот был прирожденный вратарь, не хуже самого Платова. Он кидался молниеносно и совершенно бесстрашно, отражая чудовищные удары Кубасова и Барабанова.

– Хорошо, Евтеев, – похвалил его наконец Кубасов. – Растешь!

А Игорь по воротам почти не бил, но очень удобно и естественно бросал под удар другим – кому под правую, кому под левую, кому на голову. Лишь изредка, неожиданно сам посылал мяч то в верхний, то в нижний угол, заставляя Евтеева пластаться в воздухе и напоминая, что тоже не лыком шит.

– Давай, левой тоже работай, – говорил ему Кубасов. – А то одноногим так и помрешь. Ах, потяжелей бы еше удар, цены бы не было. Верно ведь, бодливой корове бог рогов не дает. Но ничего, мяса наберешь, были бы кости.

Потом поиграли в двое ворот. И тут они вправду поняли, насколько подходят друг другу. Барабанов был не по годам силен, пробоен, а у Алтынова давно уже обнаружилось редкостное для его возраста умение и желание разыграть мяч, приобщить партнера. Он мог дать хитрейший пас, но Барабанов умел его оценить и использовать. Он схватывал с полувзгляда, и это было замечательно. Они вскоре уже чувствовали себя словно в хорошей дружной компании, но знающими еще что-то такое, чего не знают остальные. Игорь уже отдавал ему пас, глядя в другую сторону, а тот как гвозди вколачивал.

– И ему давай, и ему давай, на ход, на ход! – подсказывал Кубасов.

Новенькими он остался доволен, велел обождать и вскоре вынес из дощатого павильона с надписью «Раздевалка» и раздал им форму – черные трусы и желтые хлопчатобумажные майки-футболки с длинным рукавом, белыми манжетами и воротничками.

Вероятно, при желании это нетрудно было приобрести в магазине, но тут было совсем другое. Получить форму из рук Кубасова – это было событие, которое взволновало их и, потом оказалось, запомнилось на всю жизнь.

– Бутсы будете получать только на игру!

По дороге со стадиона поговорили. Барабанов учился в техникуме и был на год моложе Игоря. Он носил черный флотский ремень с бляхой.

…И команда вскоре заиграла, загремела, обыгрывая всех подряд в округе. Даже Игорь никогда еще не получал от футбола такого удовольствия. Сзади играли свои – Паша и Толя. Их пасы ему из глубины были как по знакомству. А дальше о н уже выбирал, что сделать, как поступить – рвануться ли вперед самому или бросить в прорыв своего правого крайка, маленького крепенького Полунина, или пробить по диагонали влево, где уже готов выйти на мяч ловкий, мелкокучерявый Витька Хмель, или разыграть одно из мгновенных представлений с участием двух актеров – Алтынова и Барабанова.

Команда пока что обыгрывала всех и многих – крупно, но был главный противник, известный только понаслышке, такой же, как у первой мужской команды, – ПРЗ – «Локомотив».

8

Теперь он был знаком с ней; встречаясь, они здоровались, но он чувствовал себя скованно и не знал, о чем говорить. Он заметил, что она приходит в школу к самому началу, и минут за десять до звонка становился в классе у раскрытого окна. Старшие классы помещались на втором этаже, и дорога была хорошо видна. С безразличным видом рассматривал он текущий к школе, все густеющий поток, мельком взглядывая на своих закадычных друзей, на давным-давно знакомых ребят и девчонок. Потом поток начинал редеть, последние спешили поодиночке. Класс наполнялся. Алтынова охватывало нарастающее чувство опустошенности, не только не слабеющее от ежедневного повторения, но с каждым разом делавшееся острее и безвыходнее. И почти тут же он испытывал такое внезапное и глубокое облегчение, что сам поражался: у ворот показывалась она. Очень стройная, чуть покачивая небольшим портфелем, она шла легко и быстро, но не было впечатления, что она спешит. А рядом обычно семенила одна из подруг. Ему требовалось несколько минут, чтобы вполне прийти в себя после пережитого волнения.

Он уже привык как бы удовлетворяться таким положением. Учебный год кончался, а он еще не нашел случая встретиться с ней.

Перед экзаменом по литературе была консультация сразу для обоих параллельных классов. Он сперва не хотел приходить, решив почему-то, что ее не будет, но все же пришел. Сидели тесно. Народу набралось много, ее действительно не было. Вошла преподавательница. Галина Ефимовна, и уже вслед за ней тут же появилась она. Он ничего не слышал, ничего не понял. Он никогда еще не сидел с ней в одной комнате. Она пристроилась впереди, – он никогда еще так подолгу не смотрел на нее, на ее коротко стриженную голову, незащищенную шею. Когда консультация кончилась, многие сгрудились у стола, стали спрашивать дополнительно, но она поднялась и вышла, и он сразу вышел вслед за ней. Он догнал ее на лестнице, она кивнула ему, и они пошли рядом по коридору, потом по дорожке к воротам, по улице. Он предполагал, что они перекинутся несколькими словами на крыльце и расстанутся, и еще не мог опомниться от сознания того, что идет рядом с ней, даже не смотрел на нее, только чувствовал изредка мучительно мимолетное прикосновение ее плеча.

Она повернула к нему голову и негромко спросила:

– Не боишься?

– А чего бояться? – небрежно ответил он.

– Экзаменов, конечно.

Он был несколько разочарован.

– Мать боится, – сказал он доверительно. – Думает, не сдам из-за футбола.

– А за меня мама спокойна. Ну, а папа тем более.

– У меня отец тоже… А твой что, на Хасане был?

– Да, он во многих местах был. Понял?

– Понял. В Испании? А сейчас он где?

– Служит. Там старших классов нет, вот мы и приехали сюда к тете, к маминой сестре.

Разговор получался неожиданно простой и серьезный.

На углу они остановились, и она опять стояла от него неправдоподобно близко. Он видел рядом ее нежно-красный рот, отчетливого, завершенного рисунка, и все в ней было как бы очерчено – грудь, ноги, трогательно подстриженная сзади шея.

Она тоже внимательно и быстро посмотрела на него.

– Я тебя как-нибудь в гости позову. Придешь?

– Конечно, приду, – ответил он. – Ты чего смеешься?

– Потом скажу.

День выдался жаркий. Когда Игорь шел к дому, у него под ногой пружинил, вдавливался местный асфальт, на нем оставались медленно затекающие отпечатки.

9

Экзамены он сдал, по основам дарвинизма получил пятерку, а за сочинение четверку, тему взял Чернышевского «Что делать?» и ни одной ошибки не допустил, у него была врожденная грамотность, но написал, что Рахметов мог бы для тренировки воли и тела подобрать упражнения получше, чем спать на гвоздях. Этого ему Галина Ефимовна не простила. Ну, а остальные – птицы-тройки. Теперь они все были свободны – только Паша Сухов еще сдавал – и готовились к игре с «Локомотивом». Игры, собственно, должно было состояться две – на их поле и на своем – через неделю.

Он встретил ее снова, когда шел на тренировку, шагал по щербатому тротуару, а она ехала навстречу на велосипеде по краю мостовой и была отделена чахлой полоской газона, но сразу заметила его и соскочила с машины. Он перешагнул через одну и другую оградку, приблизился, – как ему показалось, хорошо скрывая радость.

Велосипед был дамский, чуть меньше обычного, ярко-красный, с деревянными ободами на колесах.

Он удивился:

– Наверно, тяжело?

– Ничего. Зато уж «восьмерки» не будет.

Заднее колесо было защищено красно-синей шелковой сеткой, чтобы не попадало платье. А на руле, около звоночка, лежала ее маленькая, но скорее женская, чем детская, рука.

– Откуда такая машина?

– Из Риги. Хочешь попробовать?

Он взялся за седло и руль, его рука коснулась ее руки, и несколько секунд их руки были вместе. Потом он сел, оттолкнулся и поехал. На него оглядывались, а он, сам не понимая, зачем уехал от нее, развернулся и, набрав скорость, резко затормозил.

– Ну как? – она улыбалась.

– Жалко, рамы нет, – нашелся он наконец, – я бы тебя посадил. – И действительно очень захотел этого: она впереди на раме, сидит, свесив ноги, ее волосы возле его лица. Но своего велосипеда у него, конечно, не было.

Они стояли на краю мостовой, между ними был ее красный велосипед, они оба держались за него, едва ощутимо касаясь друг друга руками. Она говорила, он близко смотрел на ее губы.

– В субботу вечер в школе. Придешь? Я тебя буду ждать.

– Ты знаешь, я не могу. У меня игра на выезде.

– Конечно, я понимаю.

– Ты знаешь, никак невозможно, – повторил он почти с отчаянием.

Ужасно не повезло, что так совпало, но в глубине души он сознавал, что это не было жертвой и что, если бы ему приказали, заставили остаться с ней на вечере, это тоже было бы ужасно.

– С «Локомотивом»?

– Да, а через неделю, в ту субботу, здесь. – И пригласил, так же как она: – Придешь? Я буду ждать.

– Наверно, приду, – сказала она просто.

На тренировку он опоздал, но Кубасов не сделал ему замечания. Когда играли в двое ворот, кто-то из ребят крикнул:

– Алтын, ты чего сегодня как вареный?

10

Паровозоремонтный завод был предприятием богатым. Команда, как и взрослая, одета в шелковые красные футболки с двумя белыми продольными полосами и в белые, тоже шелковые, с красным лампасом, трусы. Все рослые, здоровые, – чапаевцы рядом с ними выглядели мелковато.

Игра не получилась, она получиться и не могла. На стадионе набралось довольно много народу, и только поэтому решили все же играть. Дело в том, что вдоль поля, от одних ворот к другим, дул очень сильный, ровный и жесткий ветер. Флаги на мачтах были как жестяные.

Первый тайм железнодорожникам выпало играть по ветру. Не сразу смогли начать – мяч, положенный на центре, не лежал, а катился. Судье пришлось поставить на него ногу и лишь тогда дать свисток. А в воздухе мяч вел себя нелепо и, пущенный к воротам Евтеева, планировал и коварно менял направление, сам делая финты в неуловимых порывах ветра. Выбитый Евтеевым с рук, он поднялся над штрафной, и тут же его стало относить обратно в ворота. Коляда в прыжке, пятясь, отбил его головой на корнер. Подали далеко за ворота. Чтобы подать во вратарскую площадку, нужно было бить в направлении центрального круга.

Игорь пытался продраться вперед, вывести Барабанова, но и без мяча пройти к воротам противника было трудно, а отдать пас совершенно немыслимо, и он чувствовал, что без паса выглядит слабо. Тараня стену ветра, он вскоре выбился из сил. Однажды ему удалось протащить мяч до штрафной, но тут его встретил их капитан, защитник с черными раскосыми глазами, зацепил, сбил с ног. Игорь не сразу смог подняться, так он устал. Судья дал штрафной, но мяч, пушечно посланный Барабановым, едва достиг вратаря.

А те били по воротам без конца. Мяч их тоже не слушался, они не могли его догнать, но каждый удар представлял угрозу для защиты и Евтеева. Чаще других выходил на ворота их левый инсайд с сильным ударом и широкими бедрами, видимо вследствие второй этой особенности носящий прозвище – Баба. Так к нему обращались партнеры. Он забил два мяча из трех, Со стороны матч выглядел комично. Стадион сперва смеялся, а потом и ему это надоело.

Начни чапаевцы по ветру, может быть, и они могли бы выиграть. Но теперь, ко второму тайму, они были слишком измучены бессмысленной борьбой, и Барабанов сумел только размочить счет.

– Ничего! – сказал Кубасов мрачно. – Игра! Полезно и это попробовать.

– Дома мы их разорвем! – пообещал Барабанов. На другой день, в безветрие, проиграла «Локомотиву» и первая команда «Чапаевца».

Через неделю предстояли ответные встречи.

11

Во вторник, после тренировки, которая, как обычно, состояла из ударов по воротам и двусторонней игры, Игоря отозвал Коляда и сказал таинственно:

– Алтын, надо отметить. Тот изумился:

– Что отметить?

– Ну как? Что учебный год окончили. У Барабана есть.

– А что у него? – спросил Игорь с испугом. Вина в их доме не держали. Мать не одобряла даже редких выпивок отца. Она многого в отце не одобряла. Игорь любил и отца, и мать, но их трудно было любить вместе, настолько разны были их суждения и поступки. Все же ближе ему был отец.

– «Спотыкач», – охотно сообщил Коляда.

– Ну, пошли, – согласился Игорь неуверенно. Они по одному незаметно отстали от остальных – Барабанов, Евтеев и их двое. Лес начинался сразу за заводским стадионом. Нынче Игорь еще ни разу не бывал в лесу и сейчас пожалел об этом как о невольной утрате. Листва набрала силу, но не успела еще потемнеть, в сочной траве было мало нового лесного мусора. Перед вечером лес весь светился – березы естественным дневным светом, сосны будто лампы, и даже стволы осин излучали зеленоватый свет. Сколько набирал он когда-то грибов в этом лесу, в этом осиннике, среди папоротников, слева от дороги. Однажды, едва вошли сюда и не успели еще разбрестись, он с екнувшим сердцем увидел в зелени большой рыжеголовый подосиновик и, пока другие не заметили, небрежно сказал, направляясь к нему:

– Чур, мой!

– Погоди, погоди, Алтын! – закричал тогда Щучка. – Там змея, гадюка, я видел, под шляпой обвилась.

Все остановились, а Игорь, поколебавшись, поширял палкой вокруг гриба, наклонился и срезал. Никакой змеи, конечно, не оказалось. А подосиновик был хорош, крупный и одновременно чистый, первый, он особенно дорог, потом это ощущение немного – совсем немного! – тускнеет, когда у тебя почти полна полумерная, а то и мерная корзина.

Теперь они прошли по длинной просеке, рассекающей разнообразный смешанный лес, и очутились на поляне. Она была очень ровная, почти круглая, и обставлена прямыми старыми березами и соснами с многослойной внизу, на комлях, могучей корой.

– Зря мяч не взяли, – сказал Евтеев, – могли бы мне здесь постучать.

– Тебе бы все мячик, – осуждающе вздохнул Коляда, садясь возле широкого березового пня.

Закуска была не ахти какая: полбуханки хлеба, сырок и банка кабачковой игры. Домашняя стопочка, извлеченная из кармана Барабанова, выглядела довольно вместительно, но при исследовании выяснилось, что литое толстое дно занимает в ней ровно половину объема. Пили по очереди, что несколько лишало торжественности, заставляло спешить, потому что стопочка требовалась следующему. Вино было густое и приятно пахло. Первую Игорь выпил даже с удовольствием.

Это был пир избранников.

Выпили за удачное окончание учебного года, без переэкзаменовок на осень – те у себя, эти у себя. Потом за дружбу. Жалко, что нельзя было чокаться.

Евтеев повалился на спину, задирая по очереди правую и левую ногу за голову.

– Да брось ты!

– Вратарь должен быть всегда готов.

– Не вратарь, а пионер.

– Сейчас выходит, например, из кустов Старостин и говорит: «Давай я тебе пробью…».

– Какой Старостин? Их четыре брата.

– Три!

– Да нет, четыре: Николай, Александр, Андрей и Петр. Все из «Спартака».

– У Николая, говорили, на правой ноге череп нарисован и кости, и написано: «Смертельно!»

– Это дети говорят.

– Еще у них Леута, Соколов, Глазков, – перечислял Коляда, – Семичасный.

– Семичасный в «Динамо», – поправил Игорь.

– Федотов.

– Федотов в ЦДКА. «Спартак» его для укрепления брал.

– А вратари Жмельков и Акимов, – вздохнул Евтеев. – Как думаете, нас возьмут когда-нибудь в «Спартак»?

– За воротами трусиками махать.

– А почему, могут взять! Толя, да?

– Нужно говорить не «Толя, да?», а «Коля, да», – сказал Игорь.

– Почему? – ахнул Барабанов.

– Ко-ля-да! Понял? Коляда.

Темнело. Они были веселы, счастливы, мешало только, что в бутылке порядочно оставалось и еще предстояло пить. Теперь «Спотыкач» был очень сладким и вязким.

– А я буду играть, – произнес Барабанов задумчиво. – В «Спартаке» не в «Спартаке», а буду.

– Может, костер разжечь? – спрашивал Евтеев.

– «Мой костер в тумане светит», – тянул в ответ Коляда.

А за стволами, вдалеке и вверху, гасло небо, становилось сыро, холодно. Они встали и, громко разговаривая, пошли по темной просеке.

– Игорь, вот ты объясни… Толя, погоди… Игорь, объясни мне, как ты их обходишь, в чем секрет? – говорил Евтеев, обняв Алтынова за плечо.

– Сейчас объясню. Вот по улице идешь, а навстречу человек…

– Девочка, – вставил Барабанов.

– Неважно, но можно и девочка, и вот ты направо, и он туда же, ты хочешь его пропустить, берешь левей, а он опять туда же. И тут он остановится, так запутался, хотя ты и не хотел его запутать. А я, когда с мячом, хочу его запутать, а это еще легче! Понял?

– Понял! Молодец!

– А я не понял, – бубнил Коляда.

В городе пошли чинно и вскоре дружески, растроганно расстались. Игорь двинулся бодрой, пружинящей походкой, думая то о Ларисе, то об игре с «Локомотивом», о той, что была и которая будет. Вблизи дома почувствовал себя нетвердо, сел на скамеечку переждать, но хорошего самочувствия не прибавлялось. Тогда он свернул в переулок, к водоразборной колонке, нажал на рычаг, неудобно согнулся и сунул голову под струю. Потом он долго вытирался, сняв рубашку, и стряхивал воду с брюк. Впрочем, родителей дома не оказалось, он благополучно улегся и, засыпая, удовлетворенно подумал: «А здорово, что игра не завтра…».

12

Первый тайм

Поле городского стадиона у реки, где он ни разу еще по-настоящему не играл, а лишь прежде пролезал иногда с ребятами постучать, пока не погонят, было ровно-зеленого приятного цвета, только на штрафной трава была заметно повыбита, а у ворот, на которые уже навесили сетки, темнела совсем голая земля. Он оглянулся на пеструю трибуну и, конечно, не увидел Ларису, но остро ощутил, что она здесь и будет смотреть игру. Где-то на трибуне был, наверное, и отец. У самой бровки, как всегда, разобрались: Барабанов первым, за ним Евтеев, потом, по росту, но не строго, Коляда, Сухов, сам Игорь шестым или седьмым, следующий Хмель, а последним маленький Полунин. Потрусили поперек поля и у начала свеженаведенного круга пошли по дуге влево. «Локомотив», блистая формой, уже вставал напротив.

Стройно, но не надрываясь выкрикнули «Физкультпривет!», Барабанов с их раскосым капитаном подали друг другу руки. Все! Напряжение, так и звеневшее в нем, разом отпустило.

«Локомотив» наступал правым краем. Оттуда навесили в штрафную, но длинный Коляда головой выбил мяч чуть не к центру. Хмель подобрал его, но тут же потерял снова. И вот уже из вратарской, «ножницами», через себя, отбивает Паша Сухов. Что же, и ветра нет, а опять в одни ворота? Железнодорожники давят. Баба, сам как паровоз, проходит защиту, но чуть отпускает мяч, и Евтеев беззаветно, лицом вперед, кидается ему под ноги. Если уж он взял мяч, значит, взял, не выпустит. А через минуту их правый крайний наносит удар в самый угол. Евтеев, как бы лежа на боку, стелется над землей, прогнув спину, до предела вытянув руки, и достает самыми кончиками пальцев. Мяч от его перчаток попадает в штангу, отскакивает в поле, но Евтеев опередив всех, упавший, взлетает, как на пружинах, и накрывает его.

А вскоре они прорываются втроем, и Баба с пяти метров бьет в «девятку». Ничего поделать невозможно.

И тут игра неожиданно изменилась. Причину не каждый мог объяснить, они ее и не доискивались, но это сразу почувствовали все – и обе команды, и зрители.

Раз за разом Игорь стал получать мяч. И пошли в ход его опасные пасы. Вот он, обыграв хава, бросил в прорыв Полунина, тот покатился по самой ленточке и хлестко подал на ворота. Витька Хмель завис в высоком прыжке, склонил голову к плечу и, резко мотнув ею, послал мяч в верхний угол, но вратарь угадал и взял его. Теперь Игорь пошел прямо на их капитана и поймал его на финт – выпад вправо, ложный рывок влево и уход опять вправо. Второго защитника, бросившегося наперерез, он пропустил, внезапно притормозив, и с новым ускорением вышел на ворота. Осталось точно пробить, но помешала неприметная неровность поля, способная обмануть хитрее всякого ловкача, – мяч не так отскочил, сорвался с подъема, пошел мимо. Потом Игорь щечкой, через головы защитников, мягко и точно выдал пас-ватерпас Барабанову, и тот нанес свой излюбленный, прямой как стрела удар. Мяч смачно влепился в перекладину, Барабанов обернулся к Алтынову и развел руками, что должно было означать: «Извини, сделал, что мог».

Свистка на перерыв Игорь не расслышал, только увидал, что все пошли к раздевалке. Там, стянув с себя майки, сели на скамью и слушали, что говорил Кубасов, – Игорь ничего не понимал, кроме отдельных слов: «Правильно!», «Так и надо!» – но сам вид Кубасова его ободрял.

Второй тайм

Опять пошли вперед, но случилось то, что уже было в первом тайме, – «Локомотив» начал давить, и минуте примерно к десятой – часов на стадионе не было – произошло самое неприятное: чапаевцы пропустили второй гол. Баба, за которым смотрели теперь в оба, получил слева пас, раскачивая широкими бедрами, вошел в штрафную, изготовился бить и, когда его закрыли, отбросил центру, а тот без сопротивления вколотил мяч в ворота.

Воцарилась тишина. Стадион понимал, что либо все уже решено, либо, если это не так, сейчас, на его глазах, должно случиться необыкновенное. Многие обратили внимание на то, что сразу после гола Игорь подбежал к Коляде и что-то сказал ему. Что это могло быть: упрек? утешение? Нет, это были вполне деловые слова: «Толя, ну, ты дашь мне на выход?»

И Толя дал. «Локомотив» продолжал уверенно напирать, желая поскорее дожать противника, лишить его малого шанса, самой слабой надежды. И тут от своей штрафной, вдоль по центру, в открывшийся на мгновенье коридор между игроками, словно опомнившись, Коляда выделил ему длинный, как удар бича, снайперский пас. Алтынов рванулся вовремя, ловко пропуская мяч у себя под ногой, подстраиваясь к нему и как бы на несколько секунд составляя с ним нечто единое. Это было сделано так быстро и точно, и он миновал всех с той поразительной легкостью, когда кажется, что это не стоит труда. Перед ним был только их капитан, рослый защитник с черными раскосыми глазами. Игорь пустился на старую уловку: сделал вид, что слишком отпустил мяч, что теряет над ним контроль, и защитник почти остановился, посчитав его своей верной добычей. Он просто не сознавал, какая у Алтынова скорость. В тот же миг Игорь молниеносным рывком достал мяч и, бросив его себе вперед, оставил защитника позади, только чиркнуло по подошве, по шипам, – это раскосый бил ему по ногам, но не дотянулся.

Вратарь бросился навстречу, ему тоже показалось, что он успеет к мячу раньше, но тут же запоздало попятился в ворота. И пока он пятился, Игорь низом ударил в угол.

Но «Локомотив» не выказал никакого смущения, Это снова была сильная и уверенная в себе команда, отчего она делалась еще сильнее. Она заработала, как машина, и то, что это случилось после пропущенного гола, говорило о ее здоровье и несокрушимости. И не в «Локомотиве», а в «Чапаевце», который уже было подумал, что игра переломлена, вдруг что-то дрогнуло. Его растерянность была мимолетной, но ее оказалось достаточно. В течение двух минут железнодорожники несколько раз не забивали только чудом. И вот Евтеев непостижимым образом отразил сильнейший мяч, пробитый почти в упор, и не успел вскочить к повторному удару. Мяч пошел под самую планку, и Паша Сухов в прыжке, не доставая головой, на всякий случай поймал его руками.

Огорчение трибун было столь глубоко, что даже пацаны не осмелились понестись к воротам.

Одиннадцатиметровый. Кто же у них бьет? Баба, что ли? Нет, к мячу со своей половины поля бежал капитан. Игорь понял, что он из тех, кому не нужно обманывать вратаря, нужно только попасть в ворота. И правда, в жуткой тишине, которую Игорь не слышал – как, впрочем, и шум, – тот разбежался и пустил свое ядро в метре от пригнувшегося Евтеева. Удар был настолько могуч, что Евтеев не успел схватить мяч или даже коснуться его руками. Но, как истинный голкипер, он успел инстинктивно метнуться в ту сторону. Мяч попал ему в плечо, – у многих создалось впечатление, что Евтеев оказался на земле не сам, а сбитый с ног этим ударом. Но мяч отскочил от него за линию ворот. Не в ворота!

И опять произошла перемена. Теперь преобразился «Чапаевец». Это была другая команда. Исчезли беспомощность, скованность, и это ощущение было прекрасно. Теперь отбивался уже «Локомотив». Игорь опять бросил в прорыв Полунина, тот не подал, как делал чаще всего, а, срезав угол, вошел в штрафную, отдал Хмелю, а Витька со своим хавом и краем раскрутил локомотивскую защиту, как на карусели, и кинул мяч под удар Барабанову. Он пробил с левой с поворотом, мяч по пути кого-то еще задел, попал в штангу и от нее в сетку. 2:2!

Теперь они уже знали, что выиграют, хотя сами пропустили вскоре еще один гол. Баба сильно пробил издали, Евтеев бросился, но Коляда, желая перехватить мяч, вытянул длинную ногу и всадил мяч в другой угол. Но и это их не сломило. Атаки их нарастали. Вот Игорь получил мяч из глубины, от Паши Сухова, и сразу, будто кто ему подсказал, увидел бегущего вдали слева Барабанова. Между ними словно прошла искра. Верховая передача Алтынова была – как вольтова дуга. А тот с правой, с ходу, влепил в верхний угол. Здорово у него работали обе его колотушки.

Чапаевцы продолжали наступать.