Моя Ж в искусстве

Кони занервничали: свет, звук, пиротехника – и они понесли. Я представил, как этот царский выезд влетит в толпу, и мне стало нехорошо. Мы с художником бежали рядом с экипажем и пиздили лошадей палками от оформления экипажа. По провидению божьему за метр до подиума лошади замерли; пизданула пиротехника, и охрана нашего Людовика выползла на свет божий. Успех был ошеломляющий, гости посчитали это режиссерским ходом. Все покатилось своим чередом. Звезды сменяли друг друга, юбиляр был как бы доволен, но сирень была в Смоленске и распуститься по сценарию должна была в 4 утра. Проходя мимо меня каждый час, юбиляр спрашивал у меня одной и той же фразой: «Где сирень?» Я твердо отвечал, что все будет как положено. Гости уже нажрались, и им было все по барабану. Но сирень еще не распустилась, хотя нужна она была только двум людям – нашему юбиляру и мне в первую очередь, так как отсутствие сирени на сцене плавно переносило меня на кладбище, где под сиреневым кустом моя бедная жена проведет остатки своей вдовьей жизни. Ровно в 3.55 сирень въехала в наш дворец, и бедный дизайнер внес коробки с сиренью, которую удалось отбить у таможенников, оставив в залог генеральную доверенность на квартиру дизайнера. Для придания товарного вида дизайнер хотел поставить сирень в воду, но тут я понял, что главная правда – не в искусстве, а в правде жизни, и волевым решением заставил его вынести ведра примороженной сирени ровно в 4 часа, когда юбиляр заканчивал спич о силе любви, пронесенной через годы. Сойдя со сцены, он посмотрел на меня, как Сталин на делегатов XVII съезда, и сказал: «Это не сирень, это говно!» Это заявление имело эстетическую платформу. По факту ему возразить было нечего.

Смета была выполнена, юбиляр получил все, что хотел, – жизнь удалась!

Можно было расслабиться, выпить, но меня ждал худсовет по гамбургскому счету плеяды моих соратников. Подведение итогов было перенесено в ночной клуб, где художник, как Тулуз-Лотрек, обожаемый девушками-работницами, проводил достаточно много времени, оттачивая мастерство кисти и пера. Пять часов утра – это время подведения итогов. В казино к этому времени становится ясно, что ты уже засадил и взять в долг уже не у кого: девушка, у которой ты случайно заночевал, к этому времени ответила на все твои вопросы. Если человек приходит домой в шесть, то это – опоздание, в восемь – наглость, подлая измена и оргвыводы.

Обсудив содеянное, мой партнер сказал мне все, что он думает о моей низкой квалификации, что коллективные усилия разбиваются об утес лени и недальновидности. Я уже выпил к этому времени крепко, поэтому не спорил. Он принял решение наказать меня рублем и недодал штуку. Видимо, он был прав.

До сих пор я не люблю лошадей, презираю сирень и сторонюсь амбициозных проектов. Себе дороже, а ему дешевле.

Дама из «Евроконцерта»

Я работал в одном банке в отделе спецпроектов, руководство часто пеняло мне, что я пресекал инициативу своих сотрудников и некорректно обращался с различными посетителями, которые бомбили меня своими идеями. Я сделал выводы, и вскоре представился случай показать себя корректным и внимательным к инициативе снизу.

Банк готовился к десятилетию, и был объявлен конкурс на постановку данного действия. Предложения были в основном глупые и бестолковые, особенно запомнился визит одной дамы, которая представилась режиссером-постановщиком шоу из компании «Евроконцерт», работающей под эгидой ЮНЕСКО. Я такой организации не знал и попросил выслать мне предложения для изучения. Дама предложила встретиться тет-а-тет и за пять минут изложить мне три своих эксклюзивных предложения.

Я опять предложил прислать их по факсу. Дама возразила, что я воспользуюсь бесплатно ее интеллектуальной собственностью, что с ней уже не раз бывало. Помня об обещании руководству, я дал согласие на встречу, и через десять минут в моем кабинете появилось существо лет пятидесяти, потрепанного вида, с двумя пластиковыми пакетами: в них, видимо, было все ее имущество – вещи и папки творческого наследия. На голове у нее была народная прическа типа хала, черная бархатная юбка с разрезом до бедер и белая прозрачная блузка без рукавов недельной свежести, завершал композицию лифчик под блузкой – розовый, огромного размера, потертый и желтоватый в подмышках. На полном предплечье для стиля была приклеена татуировка из-под пачки с жевательной конфеты «Чупа-чупс». Сюжет татуировки был тоже со смыслом: дракон, обнимающий другого дракона, а между ними – лилия, видимо, цветок был ее любимым. Пакеты она из рук не выпускала – боялась потерять авторские права на свои сценарии. Она мне мило улыбалась и старалась понравиться. Когда она закинула ногу на ногу, как в фильме «Основной инстинкт», я увидел ее прелести уже изнутри. Это был ее козырной аргумент, умело срежиссированный. Предложив ей чаю, я приготовился к сеансу легкого зомбирования нейролептическим методом. Я ее не торопил, дама пила чай с легкой жадностью; печенье и конфеты она поглощала вместе – так, ей казалось, будет сытнее. Надувшись чаю, она приступила к презентации. Мне было предложено три варианта сценария.

Первый – шоу с живым медведем, второй – шоу с медведем и Машей Распутиной и третий, дорогой, – дворцовый бал с медведем, М. Распутиной и ею в роли ведущей, с элементами вольтижировки на пони и с финальным проходом по нисходящему канату с подносом шампанского брют, с кульбитом и выходом на шпагат у ног хозяина банка. Я выразил сомнение по поводу шпагата, и тут же, в кабинете, она села на шпагат, не выпуская из рук своих сумок. Подняться самостоятельно она не смогла, и я, как джентльмен, помог даме. Третий вариант – «роскошный» – был отвергнут мной в связи с бешеной сметой. Дама расстроилась и попыталась вяло сопротивляться, предлагая в качестве удешевления сметы убрать из меню банкета канапе, взамен она предлагала напечь пирожков с вязигой. Третий муж ее очень хвалил за это.

Перешли к первому варианту. Она оставила в покое свои сумки и изобразила медведя, как гвоздь программы. Слоган праздника «10 лет успеха» предлагалось разместить на разных частях тела зверя, а логотип намечено было разместить на филейной части. Поясняя свою концепцию, она объяснила смысл этой задумки следующим образом: «Все остальные банки – уже в жопе, а мы – сильные и могучие, как медведь». Мне это понравилось, но я заметил, что не хватает изюминки. Она взяла тридцать секунд на раздумье и выдала без перехода: завыла медвежьим четверостишьем в рэповой манере о процветании банка. Я убедился, что экшн есть. Распутину тоже пришлось убрать из-за дороговизны и невнятной целевой аудитории. Дама с ходу предложила замену – синтетическое шоу Мытищинского дома культуры «Храмы России», пояснив, что она мигом переделает его в «Банки России», где в финале хозяин банка и два его партнера выйдут как «три богатыря» в народ и к гостям под звон колоколов храма Успенья Богородицы. Этот выход был также забракован решительно. В головке банка не было ни одного Ильи Муромца – Петя, Женя и Миша были другими богатырями. Отчаяние дамы было невыносимым, и я решил мягко подвести итог. Я поблагодарил ее за сотрудничество и попросил подумать еще, разбудить фантазию, чтобы набросать феерию в лирико-мифологическом ключе и сделать хэппенинг. Она удивилась, но подумала, что для дела чего не сделаешь. Щеки ее порозовели, и она стала расстегивать блузку медленно и решительно – я понял, что она понимает хэппенинг иначе, чем я, и остановил ее стриптиз в самом начале. Видимо, в ее годы в Институте культуры это не проходили.

Усталая и подавленная, она сидела в кресле и молчала, потом посмотрела мне пристально в глаза и сказала: «Вам не понравилось, и вы мне не позвоните». Я возмутился, вспомнив упрек руководства, и ответил ей: «Я вам не позвоню?! Да я заебу вас звонками!!!»

Она ушла, и больше я ее не видел; она была последней из могикан этого жанра, таких теперь уже и не делают!

Хор мальчиков

Была оттепель. Мне двенадцать лет. Мой друг, который посещает во Дворце пионеров хоровую студию, сказал мне, что осенью они поедут в Ригу на смотр. Я в хоре петь не хотел, а в Ригу ехать хотел. В то время Рига была для меня круче Куршавеля. К двенадцати годам я нигде не был, а на поезде не ездил дальше пионерского лагеря. Пришлось записаться в хор в группу баритонов. Мне дали белую рубашку для выступлений. Репертуар был патриотично-лиричным. Из соображений политкорректности была подготовлена идеологически не выдержанная песня «Аве Мария». Руководила хором женщина с яркой дирижерской манерой и внешностью Элизабет Тейлор. Она парила и производила впечатление человека, который «по-большому не ходит». Она мне понравилась, но я был осторожен в своих чувствах, имея предыдущий опыт влюбленности.

Летом в пионерском лагере я влюбился в свою пионервожатую. Она со мной была мила. Однажды, прогуливаясь, я увидел, как она трахается с физруком, и перенес большое горе.

Начались выступления в разных местах. В хоре были солисты. Это была элита. Их холили и лелеяли – они капризничали, мы же (хор) были черной костью, на нас орали. Я был нечестолюбив и хотел в Ригу.

Однажды нас пригласили на отчетный концерт в колхоз-миллионер, где председателем был Герой Социалистического Труда, еврей. У него кормился весь областной генералитет. Клуб был небольшой, и там было жарко натоплено.

Мы с ходу пошли на сцену. Выглядело это нарядно: белые рубашки, красные галстуки, дирижер с горящим взглядом в длинном платье. Во время исполнения песни «Аве Мария» я почувствовал, как тяжелая волна зловонного духа навалилась на нас, как цунами, и покатила в зал, чуть не сбив нашего дирижера. Диссонанс был оглушительным. Высокое столкнулось с низким и повисло в зрительном зале. Люди в первом ряду пытались сохранить лицо и только морщились. Дальше народ сидел попроще, и побагровевшие люди начали фыркать и закрывать носы. В зале возник ропот. Я понял, что моя мечта превращается в мираж. Кое-как допели программу, занавес закрылся, в нас полетели вопли дирижера: «Кто это сделал, кто?»

Молчание было пронзительным. Оперативное расследование было скорым и жестким. Солисты сразу были отсеяны от остальных; они были вне подозрений. Потом были девочки – они более дисциплинированны. Страх поднимался все выше и выше и в конце концов добрался до баритонов. Эта наименее ценная часть хора должна была пойти на заклание. Выяснять, кто конкретно испортил воздух, божественная руководительница не стала, поэтому попало всей группе баритонов. У нас отобрали рубашки, и я не поехал в Ригу. И всякий раз, когда я приезжал в Ригу, меня преследовали зловонный запах и божественная «Аве Мария».

Кремлевские страсти

Бушевали страсти в России всегда, равенство и свобода были только в сфере взаимного проникновения полов. Люди любили это дело в цехах, на пашне и даже в кремлевских кабинетах. Отношение к этому делу было очень серьезным. Я знал одного чиновника, звали его Хариков, который переделал окна в своем кабинете только для того, чтобы подоконник был выше на полсантиметра, так как с его ростом он не мог на этом подоконнике использовать секретаршу по прямому назначению. Стену сломали, была примерка полового акта на макете, и только тогда он переехал в свой кабинет, где смог полноценно управлять трудовыми резервами. Сила была в нем нечеловеческая, Хариков был скромен, взятки не брал, но слабостям своим потакал с большим энтузиазмом. Особенно он любил экстремальный секс, место чтоб необычное, к примеру, метро или в женском туалете казино, зная, что там видеонаблюдение. Домой приводил, когда жена в салоне красила ногти, и попал однажды в непонятное. Приходила к нему из соседнего подъезда остро нуждающаяся студентка на скоропалительный секс с элементами психоделики. Сам он наркотики не принимал, а студентка любила марочку приклеить в период совокупления. Так вот, жена в салоне, студентка в квартире, время в обрез, и тут звонок в дверь, жена на маникюр не пошла – свет в салоне отрубился – и в дверь ключ сует и в звонок звонит. Наш герой уже засунул и вынимать не хочет, прерываться – последнее дело, жена по мобильному звонит, номер определился, не отвечает и в этот момент кончает, все у него удалось, надо ликвидировать кризисную ситуацию. Жена за слесарем в ЖЭК пошла, подумала, что мужа паралич разбил или приступ, студентка уже готова была улететь в мир своих наркотических иллюзий и встать не могла, колодой лежит и Кобейна насвистывает. За дверьми возня идет нешуточная, жена в дверь всеми членами колотит, и тут Хариков принял единственно правильное решение. Он набирает свое родное отделение УВД и говорит дежурному прямо как на духу, что попал по мужскому делу – надо выручать, долларов сто обещает экипажу немедленного реагирования. Экипаж мухой прилетел, жена, как водится, без документов, где прописка, почему ломитесь в чужую квартиру и т.д. В обезьянник ее закрыли с лицами без документов. Хариков студентку вытолкал, паспорт жены взял, в отдел зашел, освободил ее, бедную, за сто долларов из ее кошелька, и пошли они домой рука об руку. Жена плакала, думала, что он умер, а вот и нет, спал Хариков как младенец, устал очень, что было правдой.

Как-то я сам услугу Харикову сексуальную оказал (на очередном приеме в Кремле после сокрушительной победы российских теннисистов – спорт № 1) по заданию организации, на которую тогда работал. Организация спорт поднимала в разрушенной перестройкой стране сигаретами и водкой. В то время Хариков уже перешел на работу в Кремль и после трудовых ресурсов стал управлять валютными, могучий человек был, все его любили и окучивали.

Была у меня певица знакомая, приехала в Москву с Севера брать музыкальный олимп, пела она не очень, но дать могла любому, если для дела, без дела она не очень любила, но для дела, для карьеры музыкальной это завсегда, с вашим удовольствием. Когда-то она работала в привокзальном ресторане своего города, один командированный сказал ей, что она похожа на Мэрилин Монро, певица была брюнеткой, как и натуральная Мэрилин. Наутро она перекисью сделалась блондинкой, нарисовала мушку черным фломастером под глазом. Белое платье у нее было, к нему она докупила маленький вентилятор, и когда вечером она спела хит М. Монро и в финале песни включила вентилятор, платье ее затрепетало, и народ в ресторане увидел ее белые трусы, она поняла, что надо ехать в Москву, в Нью-Йорк пока было рано. В Москве она работала в театре двойников, выступала на презентациях, ее лучшей подругой была Маргарет Тэтчер из Ховрино, ненавидела обоих Пугачевых, одной из которых был мужчина из Вологды, который грязно к ней приставал.

Я сочувствовал ей: квартиры нет, двое детей, иногда знакомые хозяева клубов давали ей работу. Перед приемом я встретил ее случайно на улице, она спросила, что будет в ближайшее время, ближайшим был прием в Кремле, я дал ей билет. Наша Мэрилин очень хотела успеха на сцене, но билась как рыба об лед и, кроме вентилятора, поддувающего ее белое платье до трусов, ничего придумать не могла, а так хотелось выйти в лучах юпитеров на сцену Кремлевского дворца и спеть «Нью-Йорк, Нью-Йорк». Я ей такой шанс дал. Рутинная часть прошла, все знаменитые артисты спели свои заезженные песни, горячее съедено, зал гудел, публика изрядно набралась. Я следил за перемещением Харикова и отслеживал его настроение. Певица нервничала, и, зная, что в этот период она может выступить без последствий для меня со стороны организаторов, я договорился с музыкантами, и за две бутылки водки они согласились подыграть М. Монро. Первые аккорды песни Мэрилин привлекли внимание американских теннисистов, которые скучали на приеме, еда криминальная, выпивка тоже, а музыка советских композиторов – само собой. Вся американская команда побежала к сцене, за ними все наши, обрадованные, что угодили гостям. Она спела, имея бесконечный успех, я дал команду официантам, и они сняли со стола президиума цветочную композицию и передали певице, шепнув ей, что эти цветы от Администрации Президента. Хариков оживился, он никогда не имел М. Монро, был у него случай с солисткой ансамбля «Березка» на Олимпиаде в Сеуле, но не понравилось, жадная она была, колготки просила купить. Я предложил Харикову поиметь Мэрилин Монро после Джона Кеннеди, ему это очень понравилось, он в Кремле работал немного времени, на работе трахаться боялся: а вдруг не поймут. Шепнул певице, что сейчас в ее гримерную придет Большой человек, и если ему понравится, то ее будущее светлее, чем у ее героини. Единственно, я просил, чтобы она проявила фантазию, и она устроила Харикову хэппенинг (то есть еблю с пляской); когда Хариков зашел в темную артистическую комнату, то увидел картину следующего содержания. На четвереньках напротив огромного зеркала в белом задранном платье стояла Монро и с криком: «Ты царь, бери меня!» – включила свет, эффект поразил Харикова, первый акт в Кремле, с видом на первый корпус и Спасскую башню, этого он желать не смог, и потом не каждый день дает Мэрилин Монро.

Вернувшись в зал весь взъерошенный, он сказал мне, проси что хочешь, я достал из папочки письмо о выделении квот, он подписал не раздумывая. Мне он сказал, что у него есть «окно» на границе, и я могу уйти нелегально со своим «лимоном».

Я до сих пор в России, собираю деньги, а «окно» ждет.

Король, лев и змея

Пришлось однажды решать задачу, описанную в учебнике по логике, – про поиски льва в Африке. У меня задача была полегче: льва надо было найти в России. Разница состояла в том, что учебник предлагал такой алгоритм решения: последовательно разделить территорию Африки на две части и далее по схеме дойти до участка два на два, где стопроцентно находится лев. В России так льва искать бессмысленно в силу своеобразия территории и особенностей национального сознания: по учебнику у нас ничего не найдешь, а в конце поиска сам окажешься в данном квадрате вместо льва, а лев в это время будет на гастролях в Орле.

Планировалась презентация автомобильного концерна, у которого на капоте эмблема льва. Требовался живой царь зверей для экшна, запланированного в цирке на Вернадского. Идея была создать образ изделия, которое в воде не тонет, в огне не горит – вообще шедевр человеческого разума. Называлось это шоу «Три стихии». В цирке есть бассейн и лед, а пламя пиротехники обещали согласно выделенной смете.

Все складывалось хорошо, но загвоздка состояла в том, что в эти сроки на всей территории России не было свободного льва – тигров и слонов навалом, а львы в дефиците. Клиент не соглашался на замену живого льва компьютерной куклой, не хотел тигра, загримированного львом, хотел льва. Дело было под угрозой, и мой продюсер поставил вопрос однозначно: или лев, или у нас будет другой менеджер проекта.

Найти льва стало для меня делом чести и профессионального мастерства. Как всегда, я лег на диван для мозгового штурма. Штурма не получилось, мозговая атака захлебнулась через пять минут молодецким храпом. Я проснулся, а лев еще не пришел, хотя твердо обещал мне во сне, что придет за обещанный гонорар в виде северного оленя – он хотел его попробовать. Чуда не случилось, пришлось работать над этой проблемой.

Я пошел в цирковое ведомство, которое руководило всеми львами на территории бывшего СССР. Самым главным там был дрессировщик тигров, и поэтому с ним говорить было не о чем. Случайно на задворках здания я увидел вывеску «Отдел кормов», толкнул дверь и попал туда, куда хотел. Прошел мимо птиц, без сожаления пробежал мимо морских млекопитающих, на ходу отвергнув симпатичный вариант с морским львом – их в наличии числилось шесть, – и вот передо мной оказался заведующий сектором хищников.

Заведующий был на больничном, его обязанности исполнял старший менеджер кошачьих, и я со львами его раздражал, но мой взор и мяуканье про гонорар заставили его смириться. Я зашел издалека и спросил, глядя в небо:

– А что за хуйня у нас со львами?

Вопрос попал в самую точку: делать им на работе давно уже было нечего, их время, когда перед ними кланялись народные и заслуженные, прошло, и перспектива обсудить тему дефицита львов во всероссийском масштабе со мной их оживила. Первая версия инспектора по голубям была экстравагантной. Он намекнул на закрытое решение Политбюро, которое пролоббировала еще Галина Брежнева: сократить поголовье львов на арене из-за нежелания руководителя львиного аттракциона вступить с ней в преступную связь на гастролях в Сочи в 75-м году. Вторая версия вообще была дикой, ее выдвинул инспектор по кормам лошадей, бывший прапорщик-кавалерист. Он сказал, что львы с зарубежных гастролей провозили в своих желудках до пятидесяти килограммов мохера, и из зависти дрессировщики собачек и слонов, чьи животные мохер на дух не переваривали, написали телегу в ЦК – меры приняли. Дальше я пресек дискуссию и спросил, где взять льва. Все почесали репу, и один незаметный труженик кормопланирования вспомнил, что в Орле есть на пенсии лев, живущий на задворках ремонтирующегося цирка. Он сказал:

– Надо искать Гришу, он сможет, он король.

За 200 рублей я получил телефон Гриши и, выйдя из здания, набрал заветный номер.

Трубку он взял сразу – он делал это всегда, ожидая, что каждый звонок окажется судьбоносным. Он что-то жевал, но голос его был бодрым. Я кратко обрисовал проблему, он без паузы и кокетства ответил:

– Мне штуку, льву семьсот, питание льва и расходы триста.

Я не спорил – в смете на аренду льва мне осталось 3 тысячи, это меня устраивало.

Мы еще немного поговорили о деталях, и я узнал кое-что о Грише и его творческом методе.

Он попал в цирк после перестройки, до этого трудился в мастерской по изготовлению надгробий и памятников, снабжал мастеров материалами, но особенно ему удавалось общение с клиентами: он умело убеждал их заказывать мрамор вместо бетонных изваяний. Учитывая, что работал он со скульпторами и поэтами, он считал себя натурой творческой и даже сам написал несколько эпитафий, чем и прославился.

Он много читал в детстве и запоминал, его метод стихосложения был прост и изящен: он брал эпитафии известным людям и, слегка подправив, предлагал обеспеченным горожанам. Кое-кто, прикупая место заранее, покупал и Гришину эпитафию.

У него была универсальная болванка – эпитафия Нины, жены А. Грибоедова: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?»

Гриша менял русскую память на армянскую, мордовскую, подпись тоже была универсальной: муж – жене, жена – мужу. Все шло на ура.

С кладбища пришлось уйти, когда пришли бандиты. Гриша делиться не хотел и ушел в цирк – там было спокойнее.

На новом месте он быстро освоился, работу замдиректора по общим вопросам понял буквально и делал что хотел. А особенно ему удавались частности на почве личного интереса. Директор его уважал за месячный конверт и личное обаяние.

В назначенный день презентации он позвонил и сообщил, что «груз 300» прибыл и он поехал на рынок за мясом для льва. Спросил, не надо ли мне вырезки на шашлык. Я решил не объедать льва и взять деньгами.

В обед я приехал в цирк, где произошла наша встреча с Гришей и со львом. Оба персонажа меня не удивили. Лев имел неплохой товарный вид, а Гриша полностью соответствовал моему заочному представлению: это был коренастый и крупный сорокалетний мужик, на вид бывший борец на пенсии с глазами героя плутовского романа.

Гриша познакомил меня со своей творческой группой: основной персонаж – дрессировщик, мужчина в годах, активно пьющий, у которого все в прошлом. Он когда-то имел успех со своим аттракционом, но звери его умерли, на новых хищников у него денег не было, вот и остался он не у дел, осталась у него маленькая пантера, которую он воспитал дома.

Молодая хищница подросла, однажды махнула лапой на хозяина, и он понял, что пора начинать курс дрессуры собственного изготовления.

Он пошел в сарай, взял железный лом и аккуратно ударил пантеру по лбу ровно два раза – и все, кошечка стала шелковой и больше на хозяина хвост не подымала.

После дрессировки она была готова к работе моделью для съемок в местном гипермаркете, где после димедрола спала на цепи у фонтана и фотографировалась с разными идиотами покупателями. Этим дрессировщик кормился, а поездка в Москву – это уже искусство. Были два ассистента – охранники из цирка, они приехали посмотреть Москву и боялись только милиции, так как числились в федеральном розыске.

Час презентации настал, цирк трещал от гостей, на халяву пьющих шампанское от автогиганта, лев нервничал от посторонних запахов, Гриша, наоборот, был спокоен и убеждал меня, что лев не подведет. Так и случилось: под барабанную дробь он прошел два круга в лучах прожекторов и совершенно очаровал французского посла и всю ложу гостей. Зрители ждали трюков, но не получили, так как трюки – это уже другие деньги и другие львы.

Я был совершенно опустошен, и мне требовался экшн, и я его получил. За неделю, проведенную в цирке, я осмотрелся и заметил артистку, работающую редкий номер «Женщина-змея» – это акробатический этюд, когда женщина сворачивается в неприличные позы и не поймешь с ходу, где голова, а где жопа.

Я с ней познакомился, неделю с ней шутил и намекал на зарубежный контракт в Эмиратах, предполагая, что это искусство им будет по душе. Женщина-змея не отвергала меня, но ждала более весомых предложений, я решил и сделал.

В холле цирка в ювелирной лавочке я купил скромную цепочку из золота невысокой пробы и пошел проводить кастинг на зарубежные гастроли. Змея цепочку приняла благосклонно, и мы укрылись в гримерной комнате для творческого контакта.

Девушка начала работать номер, и когда ее голова оказалась у нее между ног, я понял, что мечта моя сбывается на моих глазах: мне всегда не хватало в позе сзади глаз любимого человека, а тут все рядом. Все случилось спонтанно, как в кино у Тинто Брасса: я сыграл в красное и черное, где в этой комбинации всегда джекпот.

Последняя гастроль

Я помню случай, когда заказали кучу артистов на день рождения хозяйского лабрадора. Он лежал возле сцены, и ведущий, заслуженный артист, обращался к нему с тостами, а артисты пели и поздравляли собаку, как спонсоров на «Песне года».

На фоне этого разгула и культурного роста населения в конце 90-х пришел однажды человек из провинции, он занимался строительством, что-то заработал и по рекомендации местных аналитиков, пораженный доходами западных звезд, решил направить свои инвестиции в шоу-бизнес.

Он пришел и сказал, что хочет фестиваль в своем городе, мечтает удивить республику и получить у местного руководства лицензию на продажу стратегического сырья, производимого в закрытом городе.

Он был молод, кудряв, и деньги, упавшие с неба, жгли ему ляжку. Он решил, и мы ему обещали звездную феерию с фонтанами и водопадами.

Удивлять закрытый город, в котором до этого, кроме Ольги Воронец в 64-м году, из звезд не выступал никто, оказалось несложно.

Предложили три ключевых компонента шоу: певицу Сабрину, основным достоинством которой была немаленькая грудь, ананасы на банкет, которые в этом городе пробовал только мэр, и на десерт стриптиз – как достижение свободы и демократии.

К этим трем хитам прилагалась стая новых звезд от Сергея Крылова до Азизы.

Заказчик платил за декорации и технику и скучнел день за днем: деньги у него заканчивались, он заложил две оставшиеся квартиры и автосалон, надеясь на чудо.

Приплел день фестиваля, с утра на стадионе пели звезды пожиже, основной удар был назначен на вечер, во Дворце спорта, заказчик ожидал звездного часа.

Стриптизерша, выписанная нами из клуба «Арлекино», приехала на день раньше, понравилась нашему спонсору, он повысил ее статус и сделал наложницей до приезда Сабрины, которую он тоже желал – даже выучил для этого несколько фраз, чтобы быть на уровне.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.