Эффект стрекозы - Витязь на распутье

Пока они разговаривали, я еще раз прикинул – не слишком ли тороплюсь со своими приготовлениями. Получалось, не слишком, самое то.

Да и проводник мне понравился. Во-первых, хоть и не больно-то плечист, зато жилистый, а значит – выносливый. Это куда важнее для выполнения предстоящих задач.

Во-вторых, огонек в глазах. Приметил я его, когда мы разговаривали. Поначалу-то он был еле виден, но по мере нашего общения разгорался все сильнее. Значит, понравилось Хеллику мое предложение. Это хорошо. Дело-то рискованное, и азарт тут ох как нужен.

– А в крещении тебя как назвали? – осведомился я.

– Маркусом, – хмуро произнес Хеллик. – Токмо меня так мало кто звал. Да и мне оно не по душе.

– Пока придется потерпеть. Тебе же предстоит обойти чуть ли не всю Эстляндию, а языческое имя вызовет подозрения. Вот освободим твою родину, тогда ты, Маркус, снова станешь Хелликом. Только на этот раз носить свое имя будешь, ни от кого не таясь, – обнадежил я его и вновь удовлетворенно отметил, что глаза моего собеседника вспыхнули еще ярче.

Я и в дальнейшем, когда речь шла об Эстляндии, старался избегать слова «захват». Куда лучше звучит «освобождение». К тому же, как мне казалось, я не кривил душой или почти не кривил. В конце концов, я действительно предполагал ликвидировать там крепостное право, вот и получалось, что Русь принесет свободу ее коренным жителям.

– Мне нужно знать незаметные подходы к каждому городу. Ревель – это хорошо, но помимо него в Эстляндии хватает всяких бургов. Вот и приглядись, – посоветовал я. – Лучше всего сделать это под видом купца. Денег, чтоб прикупить товары, я дам.

– Поначалу мне надо бы заглянуть к нашему тоорумеесу, – вежливо, но твердо поправил меня Хеллик.

– Так кличут у них волхвов бога Тоора, – пояснил подошедший Световид, заметив недоумение на моем лице. – Он у них навроде нашего Перуна.

– Понятно, – кивнул я. – Что ж, посоветуйся. Глядишь, этот тоорумеес подыщет еще пару-тройку проводников для моих ребяток.

– Но я могу обещать ему, что он снова сможет разжечь костер в священной роще? Ты не обманешь? – настойчиво спросил Хеллик.

– Слово князя, – заверил я.

Хеллик помялся, но все-таки решился:

– В старые времена, как я слышал от тоорумееса, ваши князья давали роту[6] на мече. – И уставился на меня, ожидая ответа.

– Хорошо, – вздохнул я и потянул из ножен саблю.

Все получилось как нельзя лучше. Небо помрачнело уже давно, еще до подхода эстонца, но гроза медлила и разразилась всего за несколько минут до начала произнесения мною клятвы. В тот миг, когда я закончил говорить, внезапно недалеко от нас сверкнула молния. Я неспешно поднес клинок к губам, и раздался басовитый удар грома.

– Я скажу тоорумеесу, что твоему слову можно верить, ибо сам Тоора подтвердил его, – заверил на прощанье довольный Хеллик.

Уже плывя по Шексне к Ильмень-озеру, я призадумался. Вот интересно, эта молния вместе с громом случайно совпали по времени с моей клятвой или и впрямь подействовал заговор волхва на удачу?

Так и не найдя ответа, я отложил его поиск до более спокойных времен.

А неожиданная помощь Световида в моей подготовке к военной операции оказалась первой, но не последней…

Глава 2

Неудачный штурм и успешная осада

До самого приезда в Кострому удача продолжала улыбаться мне. Впрочем, тут основная заслуга принадлежит моей Ксюше, благодаря которой мне удалось уговорить угличского затворника Густава дать свое согласие возглавить поход. Уговорить, хотя поначалу я, честно признаюсь, чуть не загубил все дело.

Мы заглянули к нему в гости по пути к новым владениям Годунова. С какой целью – я Ксении не сказал. Вроде бы война – чисто мужское дело, а потому ни к чему лишний раз беспокоить царевну, особенно учитывая, что сам поход находится под ба-альшущим вопросом и то ли будет, то ли вообще не состоится.

Да и сама идея пришла мне в голову спонтанно, незадолго до того, как мы подплыли к Угличу. За день до того, как показались угличские стены, я услышал, что такая замечательная погода, которая вот уже полторы недели баловала нас теплом и сушью, не случайна, ибо наступило бабье лето, которое, по уверению Ксении, «завсегда приходит опосля Успения»[7].

Вообще-то в моем представлении бабье лето всегда ассоциировалось с сентябрем, а сейчас конец августа, но уточнять у царевны я не стал, вовремя вспомнив про смещение в сроках из-за старого стиля, и решил воспользоваться погожими деньками, тем более Углич был по пути.

Поначалу – я не успел даже представить свою спутницу – принц или королевич (признаться, понятия не имею, как правильно звучит его титул, так что в дальнейшем буду называть его то так, то эдак) подумал, что перед ним чета молодоженов, и даже разок назвал Ксению госпожой Мак-Альпин.

Я открыл было рот, чтобы поправить, но потом посмотрел на зардевшуюся от смущения царевну, которая, низко опустив голову, силилась скрыть довольную улыбку, и подумал, что займусь этим позже, за пиршественным столом, а сейчас лучше сделать вид, что не обратил внимания или не расслышал.

Царевна ему понравилась с первого взгляда, это точно. Причем, когда я все-таки пояснил ее нынешний официальный статус сестры престолоблюстителя и незамужней девицы, Густав последнему обстоятельству обрадовался как-то слишком бурно.

А вот уболтать его стать королем Эстляндии – да-да, не меньше, чтоб соблазн был головокружительный, – у меня не получилось. Сам виноват – погорячился, действуя напролом и с места в карьер, даже не усевшись за стол. Мне почему-то казалось, что Густав только обрадуется и сразу согласится, а потому проблем не возникнет.

К тому же я говорил даже не от имени наследника и престолоблюстителя, но выступал как посланец государя всея Руси Дмитрия Иоанновича, обещая его всемерную поддержку и стрелецкие полки.

Однако не тут-то было. Королевич не просто воспротивился моему предложению, но отказался категорически и наотрез, да еще и, усмехнувшись, добавил, что царь Димитриус куда ниже оценивает его, чем покойный государь Борис Федорович, который в свое время обещал ему добыть не только Эстляндию, но и шведскую корону.

Я смущенно покосился на Ксению, которая в ответ еле заметно кивнула, подтверждая, что именно так все и было. Ну и что тут скажешь?

А Густав, выставив вперед правую ногу, гордо чеканил:

– И тогда, царю Борису Фьёдоровичу, и ныне тебе, яко посланцу царя Димитриуса, ответ одинаков: мой отечество меня забыль, но я его помнить и посему вред ему не чинить.

Salus patriae – suprema lex[8]. У вас на Руси верно сказывать: не плюй в колодец – сам туда попадешь. – И озадаченно уставился на Ксению Борисовну, которая, не выдержав, прыснула в ладошку от такого забавного смешения пословиц.

Пришлось, улучив момент, пока он самолично бегал поторапливать медлительных слуг, пояснить ей, что такое предстоит услышать еще не раз, так что надо постараться сдерживать себя и не столь явно выражать свои эмоции.

Его труды не пропали втуне – челядь, поняв, что в этом случае лень чревата, сразу засуетилась, забегала. Когда мы в сопровождении гостеприимного хозяина через полчаса спустились из комнат, которые он выделил для нас, здоровенный стол в большой горнице был полностью заставлен блюдами с соленьями, пареньями и прочей снедью.

Разумеется, в центре стояла солидная бутыль со знакомым мне по прежнему визиту в Углич эликсиром. Принц самолично ринулся наполнять наши кубки, но я вовремя успел удержать его руку и с укоризной напомнить, что Ксения Борисовна – дама и куда приличнее будет налить ей вон той медовухи.

– Фуй, – презрительно сморщился он. – То плебейское. Слуга не подумать и поставить.

– Зато легкое, – возразил я. – Да и мне с дороги тоже желательно чего-нибудь послабее.

Он с видимым сожалением поставил свою бутыль на стол, грустно посмотрел на нее, но противиться не стал, заявив и заодно традиционно все перепутав по своему обыкновению, что желание хозяина – закон для гостя. В порыве самопожертвования он даже сам вызвался пить то же, что и мы.

Вот тогда-то, после того как он поднял свой кубок за здравие четы Мак-Альпинов, провозгласив в своем обычном ключе, что он чер-ртовски рад за меня, ибо одна голова – хорошо, а два сапога – пара, я, глянув на смущенную Ксению Борисовну, поправил принца, разъяснив ситуацию.

Правда, о том, что она, по сути, моя невеста, умолчал. И хотел бы, особенно заметив, как радостно вспыхнули глаза хозяина терема, но нельзя. Не положено такое. На Руси все начинается с того, что просят согласия у батюшки невесты или, в связи с его отсутствием, вот как в моей ситуации, у ее брата, который ей «в отца место». И пока этого не произошло – молчок, даже если с самой невестой все давным-давно обговорено. Так что пришлось ограничиться объяснением, что я всего-навсего провожатый, ибо, будучи в ближних людях царевича, пользуюсь столь великим доверием Федора Борисовича Годунова, что он поручил мне доставить в Кострому его сестру.

– Так ты есть она?! – удивленно ахнул Густав и растерянно посмотрел на свой кафтан, который изрядно уступал моему в пышной позолоте, да и вообще был… гм-гм… не первой свежести. В смысле чистый, нарядный, но ношеный, и не раз. – Я должен совсем чуть оставлять вас, ибо… – Он смешался, виновато улыбнулся и опрометью выбежал из-за стола.

– Шебутной, но забавный, – с улыбкой прокомментировала Ксения его стремительное бегство и, оглядывая помещение, в котором мы сидели, по-хозяйски заметила: – А видать, что без женки проживает, да и сам хозяин неважнецкий. Эвон, ажно паутина свисает кой-где. Да и во всем прочем тож запустение, куда ни глянь. И половицы скрипят, и петли на дверях визжат, а угол вон тот и вовсе прогнил. – И, махнув рукой, кратко подытожила, неодобрительно покачав головой: – Сплошь содом.

Я в свою очередь оглядел зал, где мы сидели, и подивился. Нет, сейчас-то, конечно, и моим глазам стали доступны разные недостатки. По всему видно, что холопы, пользуясь тем, что королевич по уши занят своими научными изысканиями, связанными с поиском философского камня, сильно распустились, но чтобы вот так сразу заметить, что где нуждается в исправлении… Нет, будь Ксения какой-нибудь боярышней, да еще из не очень крупных, где мало челяди и приходится вникать во все самой, – это одно, но она ж царевна.

Я недоуменно уставился на нее.

– И как ты только успела все подметить? Я так вот только сейчас, да и то не все увидел, а ты даже про угол не забыла, который прогнил.

– Несет оттуда изрядно, вот и почуяла. А коль аж до нас доходит, хошь и угол чуть ли не в двух саженях, стало быть, цельная дыра там. Ну и откель ей взяться, ежели не от гнили?

– Здорово, – кивнул я.

– Да я что, – засмущалась царевна. – Вот матушка моя – она уж оченно сквозняков боится, – дак любую щелку, даже саму махоньку, вмиг почует, и уж тогда держись. Так холопей распушит, что токмо перья кругом летят. – И тут же, меняя тему, посетовала: – А что ж ты так сразу на него накинулся со своим дельцем? Нешто с порога к такому приступают, к тому ж столь важному.

– Думал, обрадуется моему предложению. Решил, что человек из такой глуши с радостью поедет куда скажут, а уж в Ревель тем более, – пояснил я свой промах. – К тому же здесь он вроде как в ссылке, а там совсем иное – сам себе хозяин. – И с досадой почесал в затылке. – Плохо, конечно, получилось.

– Надо тебе было меня упредить, – мягко попеняла Ксения. – Али вышла уж из доверия?

– Ну что ты, – заторопился я разубедить ее, приметив обиженную нотку в голосе. Так, самую малость, но она присутствовала, поэтому я поспешил оправдаться: – Просто ты была занята столь важными делами, что я не решился тебя отвлекать.

Она зарделась, поняв, на что именно я намекаю.

Дело в том, что чуть ли не с первого дня пути она частенько задавала моей ключнице разные вопросы насчет целебных свойств трав. Марья Петровна, весьма довольная тем, что заполучила в ученицы саму царевну, была словоохотлива и секретов не таила. Однако стоило мне подойти, как Ксения зачастую резко обрывала фразу или, краснея, круто меняла тему, хотя я все равно выяснил, чем именно больше всего интересуется любопытная ученица бывшей ведьмы.

Сделать это было легко, ведь Петровна давала царевне не только теоретические уроки, рассказывая о свойствах трав, но и практические, показывая их и обучая правильному сбору. Едва мы делали очередной привал – как правило, в пустынном месте, я продолжал соблюдать меры безопасности, – как женщины тут же исчезали. Из той же предосторожности на прогулках их всегда сопровождали я и десяток гвардейцев, так что до меня нет-нет да и доносились обрывки их разговоров.

Касаемо сборов главной целью была прикрыш-трава[9], которой царевна интересовалась пуще всех прочих и которой они с ключницей насобирали чуть ли не мешок. Дескать, самое ей время – с Успения до Покрова. Как бы мимоходом от той же Петровны я узнал, что она весьма полезна против злых наговоров на свадьбу, после чего сделал определенные выводы.

Ну и разговоры соответственные, касающиеся сватовства, сговора, обручения и, разумеется, самой свадьбы, а также обязанностей молодой хозяйки терема.

Словом, не тем были заняты мысли моей Ксюши, на что я ей сейчас и намекнул, озабоченно посетовав, что понятия не имею, чем мне теперь соблазнить шведа.

– Соблазнить… – многозначительно протянула Ксения и, лукаво улыбнувшись, предложила: – А дозволь я с ним сама потолкую.

– Ты?! – удивился я.

– А что? Мыслишь, не управлюсь? – задорно усмехнулась она. – А мне так сдается, будто мое словцо подоходчивей будет, уж больно он… – Но не договорила, осеклась и сменила тему: – К тому ж ты сам сказывал, что покуда соблазнов для него не подыскал. Вот покамест и подумай, каку рыбку позаманчивей оной щучке предложить, чтоб она твой крючок заглотала. Я ж тем временем с иного боку зайду – глядишь, и выйдет чего.

Вот интересно, что она собирается с ним сделать? Или решила потренироваться и применить на практике свои недавно полученные теоретические познания во флоре? Эх, Ксюша, Ксюша, если бы все в жизни было так легко и просто.

«А впрочем, этот порыв помочь мне даже на руку, – мелькнуло в голове. – Что-то у них с Федором перебор по суевериям. Даже с учетом того, что ныне вся Русь верит в такие вещи, у них это все равно с перехлестом. Понимаю, наследство, папины гены, вот и пусть наглядно убедится в бессилии колдовских сил». И я, довольный каламбуром, мягко улыбнувшись ей, дал добро:

– Отчего ж не попробовать.

– Вот и спасибочки, что доверил, – певуче поблагодарила Ксения, но тут же попросила: – Токмо ты покамест боле говорю[10] про Эстляндию свейскую вовсе не веди – не надобно. Коль уж доверился мне, так пожди малость. – И, заметив вернувшегося хозяина терема, пропела: – О-о, какой же вы нарядный да пригожий, Густав Эрикович. Хошь ныне под венец.

Комплимент королевич оценил по достоинству и принял его, судя по густому румянцу, всерьез. Признаться, никогда не видел, чтоб мужики сорока лет от роду… ну, пускай тридцати семи, неважно, так отчаянно краснели.

– То я вспомнить, что на Руси встречать по одеже, а провожать по роже, – смущенно пояснил он.

Ксения еле заметно прикусила нижнюю губку, удерживая себя от смеха и ограничиваясь улыбкой, после чего выдала еще пару таких же лестных замечаний в адрес принца, от которых он окончательно потерял голову.

Единственный раз он помрачнел, когда вспомнил, что пятью годами ранее сам отказался от эдакого счастья, по поводу чего выразил вслух свое горячее сожаление. В свое оправдание он заметил, что тогда не знал, какого чудесного ангела уготовил ему благосклонный жребий, ибо лицезреть ее лик неземной красоты ему доселе не доводилось.

Вообще-то, честно говоря, я не совсем понимал Ксюшу. Вроде бы вызвалась мне помочь уговорить принца претендовать на престол Эстляндии, а в чем на деле выражается ее помощь? Мало того что она ни словечком не заикнулась о моем предложении в первый вечер, так и на следующий день вела себя так, будто совсем забыла о нем, а вместо этого, испросив у Густава разрешение чуток похозяйничать, на что он с радостью согласился, занялась… наведением порядка в хоромах, поставив всех на уши.

Бедный Харитон, наверное, за все время пребывания в должности дворского не получал такой кучи вводных и теперь, даже задействовав всех холопов на полную катушку, только и успевал метаться по палатам, отчаянно пытаясь запомнить все указания Ксении. Надо отдать ей должное, она не кричала, не топала ногами, а говорила спокойно и действовала весьма методично, попутно успевая втолковать ошалевшему Харитону, как лучше и быстрее сделать то или иное, если действовать в нужной последовательности.

Прочие холопы поначалу не проявляли особого энтузиазма. Зашевелились они ближе к полудню, после того как двоих отправил на конюшню дворский, а третьего подключившийся Густав, где всю троицу незамедлительно и душевно выпороли. Подбадриваемые истошными воплями, несущимися из конюшни, остальные наконец-то засуетились, а потом и забегали, включившись в стремительный темп, заданный неугомонной Ксенией Борисовной.

Но кроме наведения порядка царевна успевала и многое другое. Например, осмотрела лабораторию, где стоял тягостный сивушный дух, вдобавок отягощенный какими-то испарениями и прочими ароматами химических реакций.

Ксения не морщила нос и стоически выдержала целых десять минут, в течение которых внимательно выслушивала все пояснения хозяина, обильно перемежаемые латынью, особенно после того, как Густав выяснил, что царевна ее достаточно хорошо понимает. Первая фраза сорвалась с его губ случайно.

– Similia similibus curantur[11], – пояснил он суть одного из своих многообещающих экспериментов, посмотрел на Ксению, спохватился и, виновато улыбнувшись, заметил, что сейчас переведет сказанное, но царевна кротко молвила, что она и так все поняла.

Принц изумленно посмотрел на нее. Избытком деликатности он не страдал и потому с подозрением спросил:

– Так ты знать язык древних римлян?!

– Самую малость, – простодушно уточнила Ксения.

Усомнившись, он попытался было проверить девушку, с коварной ухмылкой заявив:

– Otium sine litteris mors est et hominis vivi sepultura. Non ut edam vivo, sed ut vivam edo[12]. – И с любопытством уставился на царевну.

Не подавая виду, что прекрасно поняла истинную цель сказанного, та подхватила:

– Ох, ну как же вы правы, Густав Эрикович. – И добавила: – Я ить и сама так считаю: esse oportet ut vivas, non vivere ut edas[13].

– Но тогда это совсем все менять! – восторженно завопил он и незамедлительно перестал стесняться, так что латинские фразы понеслись у него чуть ли не в строгом чередовании с русскими, причем порой он вообще забывал о том, что я стою рядом, и обращался только к Ксении.

Царевна держалась достойно. Стоило Густаву что-то сказать на языке древних римлян, как Ксения или согласно кивала, комментируя его слова по-русски, или подыскивала аналогичное латинское выражение.

Надо ли говорить, что принц цвел и благоухал от счастья, поделившись с нею даже такими секретами, которые не открыл и мне во время моего первого визита в Углич. Правда, он был достаточно честен, и хотя его несколько заносило в бахвальстве, но в главном он стремился соблюсти истину, отметив, что до создания философского камня ему еще далеко, хотя некоторые последние эксперименты позволяют надеяться, что он изрядно приблизился к желанному положительному результату.

А вечером за трапезой он настолько разоткровенничался, что, будучи практически трезвым – чара медовухи в обед для его закаленного эликсирами организма не в счет, – принялся в подробностях рассказывать о своей несчастной сиротской жизни.

Спустя сутки, когда порядок во всех царских палатах, включая даже расчищенный от хлама и посыпанный свежим песочком двор перед самим теремом, стал, на мой взгляд, идеален, а по мнению царевны, «так себе, но хоть что-то», восторг принца от своей гостьи достиг апогея.

Дальше было уже некуда.

– О-о-о! – закатил глаза принц, усевшись за вечернюю трапезу и подняв кубок с очередной здравицей в честь энергичной гостьи. – О-о-о, Ксенья Борисовна! – с трудом, чуть запинаясь, старательно выговорил он ее имя-отчество, после чего последовал очередной набор похвал.

«Ангел неземной красоты и светоч ума, который в один из счастливейших августовских дней удостоил несчастного узника своим посещением», слушая их, только краснела и иногда легонечко улыбалась, не в силах сдержать свои чувства при цитировании им очередной пословицы, которыми Густав сыпал как обычно, то есть вкривь и вкось.

Вот за трапезой царевна и затронула тему Эстляндии, но не впрямую, а умело подведя к ней принца, причем вначале дождалась его недвусмысленного намека на сватовство. Тогда она и выдала в ответ:

– Я ж как-никак царская дочка, поэтому мне и замуж выходить за боярина какого несподручно. И батюшка мой, когда жениха мне сыскивал, о том же сказывал. Мол, в супружестве лучшей всего ровня, чтоб никому обидно не было. Раз царевна – стало быть, за царя али за короля. И пущай в его владениях не больно-то много землицы, ан все одно – титла должна быть беспременно.

– Но аз есмь как раз сын короля, – гордо подбоченился Густав. – Значит, выходит, что…

– Ан ничего не выходит, – пропела Ксения Борисовна. – Мой батюшка и богу душу отдал, сидючи на троне, а твоего, яко я слыхивала, братцы родные сместили. Поэтому ежели и выходит, то вовсе иное.

– Но ведь твой брат Федор ныне тоже не есть царь, – возразил Густав, – а потому у нас с ним и тут одинаково, что в рот, что по лбу!

– Зато он престолоблюститель, – выкрутилась Ксения, с трудом сдержав смешок. – Опять-таки ежели землицу счесть, коя ему ныне дадена, дак там можно с десяток свейских королевств всунуть, да еще и местечко останется. Но господь с ней, с землицей, – отмахнулась она. – Ни к чему нам чети[14] считать – чай, не холопы. Одначе хошь какая-нибудь, да должна быти, а ежели вовсе нет, то какой же он тогда король?

– Я ныне владеть и повелевать Угличем и всей землей, коя дадена мне как раз твоим батюшкой, – возмущенно заявил Густав.

– Коль дадена, так ты ей тогда, выходит, не владелец вовсе – вечор дадена, а поутру отобрана. – И нежно проворковала, смягчая свой отказ: – Ты не серчай, Густав Эрикович, что я с тобой вот так напрямик говорю веду. Не хочу я ходить вокруг да около, а сразу сказываю, что мой братец тебе ответит, ежели ты к нему сватать меня заявишься. Супротив же его воли мне идти невместно, потому как у него надо мной ныне отцовская власть. А вот будь у тебя землица, да холопья с боярством под рукой, да ратники удалые, тогда…

Она сделала вид, что призадумалась, и, опустив голову, принялась рассеянно водить пальцем по столу. Густав затаив дыхание ждал продолжения, но, не выдержав, спросил:

– И что есть тогда?

– Тогда… – неспешно протянула Ксения, вновь сделала паузу, затем глубоко вздохнула, подняла голову и с лукавой улыбкой продолжила: – А я и сама не ведаю, что будет тогда. – И, не давая ему опомниться, встала. – А ныне час уже поздний, поэтому дозволь на покой отойти, Густав Эрикович.

Я тоже было поднялся с места, но она незаметно для королевича дала понять, что провожать ее не нужно и мне лучше остаться, дабы «добить» Густава.

Что ж, приходится признать, что последствия моего неудачного скороспелого штурма полностью устранены. Или не полностью?..

Глава 3

Слово не воробей, поймают – не вылетишь

Едва царевна удалилась, как принц взвыл и забегал из угла в угол, периодически вскидывая руки к потолку, и срывающимся от восторга голосом выкрикивал нечто высокопарное:

– О-о-о, lumen coeli! О-о-о, sancta rosa![15]

Угомонился он не сразу, но первым делом, плюхнувшись на свой стул, потребовал от меня дать ему хороший совет, как завоевать сердце неприступной красавицы.

Я хотел было напомнить насчет предложения Дмитрия, но, решив, что лучше всего будет, если он сам вспомнит о нем, не сказал ни слова, а в ответ на повторный вопрос Густава только неопределенно передернул плечами, давая понять, чтоб думал сам, и принялся с энтузиазмом наворачивать свиную грудинку с бесподобным пирогом.

Принц укоризненно уставился на меня – дескать, как я могу преспокойно лопать в такие минуты, но я не поддавался, внимания на его тяжкие вздохи не обращал и продолжал энергично работать челюстями.

Густав терпеливо дождался, пока из моей миски не исчезнет последний кусок, открыл было рот, чтобы поделиться своими соображениями, но я сразу же, без перерыва переключился на вкуснющие яблочно-медовые лепешки, запивая их столь же приятным яблочным квасом.

– Я думать, что ты мне друг, – не выдержал принц, – что ты помогать, а ты есть…

Возмущение его было столь велико, что нужного слова он так и не сумел подыскать, оставив фразу незаконченной, после чего вновь вскочил и забегал из угла в угол, но спустя несколько минут, плюхнувшись на стул, заявил:

– Кажется, я все придумать!

Ответить я не мог, ибо как раз парой секунд ранее запихал в рот изрядный кусок лепешки, поэтому лишь одобрительно промычал в ответ, давая понять, что я весьма рад этому обстоятельству.

– И ты мне помогать, – строго заметил он. – Друг всегда есть помогать, ибо – amicus cognoscitur amore, more, ore, re[16], вот ты и…

Интересно, с чего он решил, что я его друг? Впрочем, возражения были неуместны, поэтому я вновь промычал нечто неопределенное.

– И мы с тобой ее украсть, – радостно сообщил он мне и… кинулся хлопать меня по спине, поскольку я незамедлительно поперхнулся и закашлялся от восторга перед столь дивной увлекательной идеей.

Придет же такое на ум?! Ох, переборщила Ксения Борисовна. Вполне хватило бы, чтоб у принца поехала крыша, а тут, судя по всему, ее попросту снесло. И что мне теперь делать?

Наконец я кое-как откашлялся, слегка отдышался и выпалил:

– С ума сошел?!

– А что? – удивился Густав. – Я слыхать, что есть на Руси такой обычай, когда мать-отец против, а жених и невеста любить друг друга.

– А с чего ты взял, что невеста, то есть Ксения Борисовна, тебя полюбила?! – возмущенно осведомился я.

– Ну как же, – растерянно развел руками он. – Она сама говорить, что я есть пригож, ум мой хорош, и еще я славный, – припомнил он под конец. – Не попало кому такое не сказывают.

– Что такое комплимент, ты, надеюсь, знаешь? – поинтересовался я, решив чуть-чуть сбить азарт с не на шутку разошедшегося шведа.

Тот утвердительно кивнул и озадаченно уставился на меня.

Пришлось пояснить, что Ксения Борисовна, характеризуя кое-какие качества принца, скорее их проавансировала, поскольку на самом деле они, возможно, в нем присутствуют, но являются нераскрытыми и не проявились в конкретных делах. Вот, например, слово «славный». Оно на Руси означает известность, причем полученную в боях и громких победах, то есть ратную. А откуда ей пока взяться, если принц из Углича ни ногой, и даже когда его в кои веки позвали за этой самой славой, он отказался. Ну и о чем тогда говорить?

Про остальное, особенно о пригожести, говорить как есть не стал, пожалев мужика. Отделался обтекаемым:

– И вообще, в горячке, чтобы сделать приятное человеку, чего только не скажешь. – И придирчиво оглядел его.

М-да-а, видок у него еще тот.

Нет, что касаемо нарядности – полный порядок. Все на своих местах, одежда блестит и сияет, сапоги вон жемчугом расшиты, а кафтан даже при свете свечей переливается от золотого шитья.

Зато внешность…

Дело, конечно, вкуса, а любовь зла, так что кому-то очень даже пришелся бы по душе и такой, только не царевне. Одни мешки под глазами чего стоят. А уж вкупе с отекшей кожей нездорового цвета… Словом, весьма выразительное зрелище. Как там поется в песенке? «Пять минут у зеркала постой. Ты все поймешь. Ты все увидишь сам…»

Нет-нет, ревность ни при чем. Признаться, на минуту-другую и впрямь становилось немного не по себе, когда она ворковала с ним, но это же для дела. Кроме того, после всего, что у нас было с Ксенией, считать Густава потенциальным конкурентом просто смешно.

Смешно и глупо.

Но и совет насчет зеркала тоже бесполезен. Не тот случай. Вон у него какой ошалелый, затуманенный взгляд. Оставалось только вздохнуть – ох уж эти женщины! Такое порой настряпают, что ой-ой-ой, а нам, мужикам, потом расхлебывай.

И какой умник сказал, что кашу маслом не испортишь? Очень даже запросто. Если кого интересует рецепт – обращайтесь к моей Ксюше. И ведь не упрекнешь – для меня старалась.

Однако мой намек насчет славного и славы Густав пропустил мимо ушей, так что пришлось зайти с другого бока.

– А обо мне ты подумал? – осведомился я.

– Ты бояться, – не понял меня Густав и попытался ободрить: – Кто волков бояться – тому глаз вон. Думать, что ее слуги стрелять?

– Ее слуги стрелять нет! – От возмущения я даже перешел на его стиль речи. – А вот мои стрелять о-го-го.

– В тебя?! – вытаращил глаза недоумевающий принц.

– Да не в меня, а в тебя, – поправил я.

Наступила пауза. Нахмурившийся Густав пытался сообразить, почему мои гвардейцы станут в него палить, а я быстренько прикидывал, как бы половчей еще раз натолкнуть принца на иной выход.

Так ничего и не придумав, я приоткрыл завесу тайны и пояснил главную причину, по которой не смогу стать ему помощником в деле кражи невесты. Нет-нет, я тоже питаю к нему дружеские чувства и любую другую умыкну, если, разумеется, согласна сама девушка, но вот именно царевну… Договаривать не стал, предоставив ему самому додуматься почему.

Судя по оценивающему взгляду, Густав был достаточно догадливым. Но, дабы успокоить его, я сразу добавил, что, к сожалению, в связи с отсутствием не только городов, сел, деревень, не говоря уж о прочих владениях, но и славных ратных побед, мне пока что предлагать царевне свою руку и сердце не имеет смысла.