У зла нет власти

      Пустыня молчала. Далеко на западе продолжалось шествие Саранчи. Я теперь отлично понимала Гарольда: он готовится встать на пути этого равнодушного, совершенно безжалостного потока. Гарольд наверняка знал, что не удержит замок и город, что непременно умрет – и все-таки шел, и вел за собой людей.
      Вернуться бы сейчас в город, войти в замок… Взять маленького Елена – не зря Гарольд назвал сына в мою честь. Увести его в наш мир – подальше от Саранчи…
      Не только у Гарольда дети. Я представила, как возвращаюсь домой, увешанная ребятишками… А потом они вырастут, и я буду объяснять им – мол, я, маг дороги, оставила ваших родителей накануне последней битвы, потому что все равно они были обречены, и нет никакой разницы, сражалась я рядом с ними или нет.
      А может быть, и Гарольд пусть уходит? Тогда время в Королевстве замрет, и Саранча никогда не уничтожит замок, построенный Обероном…
      Где сейчас Оберон?
      Над головой каркнула птица. Через секунду на песок рядом свалился Максимилиан – его рубашка выбилась из черных вельветовых штанов. Приземлившись, он аккуратно заправил ее на место.
      – Разведчик из тебя… своеобразный, Лена. Ты специально их дразнила, что ли?
      – Извини, – пробормотала я сквозь зубы. – Я думала…
      – Ты думала, пару раз грохнешь молнией из посоха – и они разбегутся?
      – Они первые напали…
      – Иногда мне кажется, что ты думаешь не головой, а навершием посоха, – Максимилиан усмехнулся. – Ну, чего ты? Тихо, тихо, я пошутил…
      Я отодвинулась. Он был прав; в пустыне царила тишина, будто в склепе, и только земля чуть подрагивала. Или мне казалось?
      – Максимилиан, что, если остановить в Королевстве время?
      – Навсегда? – Он соображал очень быстро. – Кому-то из магов перейти к вам?
      – Ну… тебе-то все равно где жить!
      Я перевела дыхание. На самом деле мне вовсе не хотелось, чтобы Максимилиан оставался в нашем мире навсегда. Лучше бы он нашел себе какое-то другое место для обитания.
      – Мне-то, допустим, не все равно… Ну ладно: я навсегда перейду к вам. Все здесь перестанет двигаться, расти, жить… Зависнет, замрет…
      – Это лучше, чем верная гибель, – сказала я не очень уверенно.
      – Не получится, Лена.
      – Почему?
      – А почему Стелла живет у вас, а время здесь не остановилось?
      – Она перестала быть частью Королевства…
      – Вот и думай.
      У него был вид учителя, изрядно утомленного тупостью ученицы. Я почувствовала, как краснеют уши; конечно же. Маг, сбежавший накануне испытаний, недолго останется частью Королевства. Когда некромант окончательно приживется в нашем мире – время здесь потечет опять, и орды Саранчи двинутся к городу…
      – Ладно, Максимилиан. Я все поняла. – Язык во рту казался чужим и жестким, как плохая конфета. – Похоже, у меня нет выхода… Я встану с ними на стене. Вместе с Гарольдом. Какое-то время продержимся.
      – Идиотка, – сказал он удивленно.
      – Что?
      – Ничего, это я о своем, – он ухмыльнулся. – Это к тебе не относится.
      – Не относится?!
      Он примиряюще поднял руку:
      – Извини. При виде благонамеренных дураков я забываю о хороших манерах, это правда.
      Я направила посох некроманту в грудь.
      – Тихо, тихо, я ведь извинился! – Он опять ухмылялся, очень довольный. Было бы чему радоваться.
      Песок хрустел у меня на зубах. Поднимался слабый ветер, по дюнам ползли, извиваясь, змейки летучих песчинок. Кажется, приближался рассвет; я только теперь поняла, до чего устала. Не то что взлететь – на ноги встать не смогу.
      – Ты хочешь героически погибнуть – или всех спасти? – деловито осведомился Максимилиан.
      – Разумеется, погибнуть, – я отвернулась.
      Максимилиан зачерпнул в горсть песок. Поднял руку; песок полился из его кулака тоненькой струйкой.
      – Мы с тобой выяснили, что Оберон стал жертвой злого, по-настоящему большого колдовства. Его все забыли…
      Я не удержалась:
      – Он привел нас сюда. Он построил город и замок. Как они могли?!
      Максимилиан снова зачерпнул песок:
      – Если они виноваты – возмездие не за горами.
      Я против воли оглянулась. Посмотрела на запад, откуда неуклонно надвигалось войско Саранчи.
      – Меня другое интересует, – продолжал Максимилиан. – Почему мы с тобой его не забыли?
      Я подняла голову:
      – Что?
      – Когда я шел между мирами, – ровно сказал Максимилиан, – меня интересовало одно. Помнишь ли ты Оберона.
      – Я его не забуду никогда.
      После этого мы долго молчали. Максимилиан сидел, скрестив ноги, песок вытекал из его кулака, снова становился частью дюны. Наконец разошлись облака, показывая кусочек луны.
      – Послушай, Макс. Ты ведь не просто так меня привел. У тебя есть план, да? Ты знаешь, как вернуть Оберона? И без меня не можешь справиться?
      Он посмотрел искоса:
      – Ты вышивать умеешь?
      – Чего?!
      – Вышивать. Крестиком. Или гладью.
      Когда-то давно, в третьем классе, я в самом деле немного вышивала. Мама покупала мне кусочки ткани с уже нанесенным рисунком – надо было только понаставить крестиков цветными нитками мулине…
      – При чем тут вышивка?
      – При том, что у мира, как и рукоделья, есть лицевая сторона и есть изнанка. Все это чувствуют, но немногие знают. И уж совсем немногие могут туда пробиться.
      – На изнанку мира?!
      Я представила свое детское вышивание со свисающими нитками, с неаккуратными узелками, с петлями. Неужели на изнанке мира творится подобное безобразие?
      – Оберон тебе ничего не рассказывал об изнанке? – спросил Максимилиан, наблюдая за моим лицом.
      Оберон мне много чего не рассказывал, подумала я грустно.
      Ветер усиливался. Я могла уже не смотреть ночным зрением: впереди над песками поднималось зарево, звезды гасли. Еле слышно содрогалась земля – грумм, грумм.
      – Насколько мне известно, ты не из трусливых, – сказал Максимилиан задумчиво.
      Я сжала посох:
      – Ну?
      – Пошли, – он поднялся. – Надо добраться до замка раньше, чем начнется жара.
      Я попыталась встать – и снова села на холодный песок:
      – Не могу. Погоди.
      – Довоевалась? – спросил он едко. – Напарилась в небесной высоте?
      На его месте Оберон – или хотя бы Гарольд – протянули бы руку у меня над головой и поделились собственными силами. Максимилиан делал вид, что понятия не имеет о таком простом заклинании «Оживи!». А может быть, и в самом деле не знал; так или иначе, просить у него помощи я не собиралась.
      Я мысленно прикинула расстояние до замка – над песками, над скалами, над озером. Сжала кулаки, чувствуя, как струятся песчинки между пальцами. Нет, не долететь. Через час начнется жара, а мы не взяли с собой даже фляги…
      – Так и будем сидеть? – Максимилиан широко зевнул. – Я тоже спать хочу… Но не дрыхнуть же посреди пустыни, под солнцем, под носом у Саранчи?
      – Нет, – я лихорадочно соображала. – Вот что… Давай перейдем ко мне. В мой мир. Здесь время остановится… А мы отдохнем, выспимся… и ты мне расскажешь подробнее про изнанку мира.

* * *

      – Мама, это Макси… Максим. Ему негде ночевать, можно, он переночует у нас одну ночь?
      Я проговорила все это, глядя в пол. Мама будет не просто удивлена – она будет шокирована; только усталость заставила меня пойти на поводу у Максимилиана и явиться домой с незнакомым парнем под ручку.
      Первые несколько секунд все шло, как я предполагала: мама глубоко вздохнула, посмотрела на меня, на Максимилиана… и вдруг замерла. Я обернулась; за моей спиной стоял парень лет пятнадцати, худющий, лопоухий, в тонких очках, очень смущенный. Он попятился, будто испугавшись, и скороговоркой пробормотал:
      – Нет, извините, Лен, не надо, я же говорил… Я лучше на вокзале…
      У мамы расслабилось лицо. Неожиданно для меня она вдруг улыбнулась:
      – Ну, почему же нет? Бывают в жизни всякие случаи… Правда, у нас тесно, но можно поставить раскладушку на кухне, будет удобно…
      Братья, Петька и Димка, глазели на Максимилиана, разинув рты. Я прошла в комнату, стянула с себя одежду и рухнула на кровать; все провалилось в яму, стоило мне закрыть глаза. А когда я их открыла, за окном высоко стояло солнце, и несколько секунд я была абсолютно уверена: это сон, странный, страшный, дурацкий…
      Потом я резко села на кровати.
      На кухне разговаривали. Я узнала голос Максимилиана – негромкий, очень мягкий, он журчал, как ручеек. Что-то говорила мама, ласково смеялась. Потом она сказала: «Петя, давай чашку», – значит, Петька и Димка тоже на кухне… Но их, против обыкновения, не слышно.
      Я протерла глаза. Конец августа, солнце за окном, скоро в школу…
      Это не сон. Оберона забыли в Королевстве.
      Из зеркала в ванной на меня глянуло бледное, растрепанное чудище. Я убила пару минут на то, чтобы привести себя в порядок. Постояла, прислушиваясь к голосам; Максимилиан заливал так, что любой соловей утопился бы от зависти. Мама у него главный бухгалтер на какой-то там фирме, отец – компьютерный дизайнер, и вот сейчас они оба в Крыму, а он вернулся из Англии, где был по обмену, там белки с черными хвостами, вороны, полисмены, он потерял ключи на вокзале, придется ехать в Крым к родителям…
      Не могу сказать, что он врал уже совсем неправдоподобно. Я заглянула на кухню; Максимилиан, в черной футболке и джинсах, восседал на лучшем месте за столом – месте отчима, спиной к двери. Мама, Петька и Димка смотрели на него как зачарованные – я видела их горящие глаза и разрумянившиеся щеки. Им будто показывали любимое кино – до того они выглядели увлеченными и довольными.
      Мне стало неприятно. В моем мире, у меня дома некромант морочил головы моим родным – и морочил блестяще.
      – Максим!
      Он обернулся: улыбка от уха до уха, ямочки на щеках, на носу все те же тоненькие очки.
      – Доброе утро, Лена!
      – Доброе утро, – благодушно подхватила мама. – Ты уже умылась? Садись завтракать, остывает курица…
      Максимилиан смотрел на меня, по-прежнему улыбаясь. Вчера я, наверное, лишилась рассудка от усталости: как можно было привести в родной дом некроманта?!
      – Нам с Максимом надо идти, – сказала я деревянным голосом.
      – Куда это? Ты еще не ела! Петя, Дима, подвиньтесь, пусть Лена сядет… А Максим пусть погостит еще, дождется родителей из Крыма…
      Я запихивала в себя горячие ломти тушенной с картошкой курицы и слушала, как Максимилиан втирается в доверие к моим родным. Впрочем, в доверие он втерся еще вчера, а теперь обманным путем пробирался маме в душу. Непостижимым образом он чуял, какие слова ей приятно будет услышать, и раз за разом попадал в яблочко:
      – Очень люблю читать. Не понимаю этих геймеров – все бы сидеть носом в экран… Спина колесом, сколиоз вырабатывается…
      – Совершенно верно, – мама смотрела на него, будто он был ее любимым старшим сыном. – В наши времена…
      Я запила картошку крепким горячим чаем. Мельком глянула на часы на стене: уже почти десять. Долго же я валялась в постели.
      – Вот это была жизнь, – некромант вздохнул. – Не было этой очумелой беготни, как белка в колесе: работать на трех работах, чтобы как-то тянуть семью, а на жизнь уже и времени не остается…
      Я разинула рот: Максимилиан повторял собственные мамины слова, которые она, бывало, в плохом настроении говорила соседкам. Мама не насторожилась – наоборот, закивала с готовностью.
      – А этот гламур, – продолжал Максимилиан, глядя маме в глаза. – Эта пошлость… Невозможно стало включить телевизор…
      – Нам пора, – я встала, чуть не опрокинув табуретку. – Максим, пошли.
      – Лена, что за командный голос? – Мама нахмурилась. Петька и Димка исподтишка перебрасывались куриными костями за ее спиной.
      Я выразительно посмотрела на Максимилиана.
      – Извините, Евгения Павловна, – Максимилиан поднялся. – Мне надо сегодня сдать книгу в библиотеку. Прямо сейчас.

* * *

      – Никогда не смей так делать.
      – Как?
      – Не смей колдовать у меня в доме! Не смей издеваться над моими родными!
      – Издеваться? Колдовать?! Лена, такому колдовству обучен любой разумный младенец…
      – Ты понял, о чем я говорю, – сказала я, как отрезала. – И хватит!
      В пустыне светало. На песке виднелись, не занесенные ветром, наши вчерашние следы; впрочем, какие они вчерашние, ведь здесь, в пустыне у границ Королевства, время не сдвинулось ни на секунду.
      Саранча еще заканчивает ночной переход. Но скоро уже остановится, чтобы разбить лагерь – днем варвары отдыхают, укрывшись от солнца в шатрах и палатках.
      – Хватит так хватит, – пробормотал Максимилиан, обернулся черной птицей и взмыл в небо.
      Я взлетела за ним, тяжеловато, но уверенно. Лететь навстречу рассвету – приятно; из-за горизонта показался край солнца, я прищурилась. Ветром меня подбрасывало, как лодку на волнах, впереди показалась зубчатая кромка гор, пески внизу сменились лугами, потом перелесками…
      Какое оно красивое, мое Королевство. Какие синие горы, какие желтые и синие луга. Как живописно бегут ручьи по камням, будто нарисованные. Какими яркими белыми лентами тянется прибой вдоль морского берега… И какая страшная опасность надо всем этим нависла.
      Замок некроманта щетинился башнями. Я приземлилась на самую высокую – как божья коровка на кончик черного пальца. Перевела дыхание.
      Горело под солнцем озеро. Вода у берега волновалась. Присмотревшись, я различила колоссальное белое брюхо, то всплывавшее, то снова уходившее в глубину.
      – Что там?
      – Рыба-зомби, – Максимилиан на лету превратился из птицы в человека, шлепнул подошвами кроссовок о каменный зубец. – Страж озерных ворот.
      – Почему вверх брюхом?
      – Потому что дохлая!
      – Где ты взял эту гадость?
      – Где взял, там больше нет!
      Вниз с башни вела узкая лестница. Из стен справа и слева торчали стальные штыри.
      – Это зачем?
      – Тут у меня будут живые мертвецы прикованы.
      – Как тогда развернуться на такой узкой лестнице? Как в автобусе в час пик?
      – Прикованные мертвецы нужны не для удобства, а для того, чтобы останавливать врагов. И устрашать вассалов.
      – У тебя есть вассалы?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.