Алена и Аспирин

      По девочкиному лицу покатились слезы. Она сунула руку в задний карман джинсов и вытащила маленькую черно-белую фотографию; фото шлепнулось на стол, как козырная карта. Вискас и Аспирин одновременно над ней склонились. На когда-то глянцевой, а теперь потертой и поцарапанной карточке обнимались мужчина и женщина. Лицо женщины виделось четко, она была брюнетка лет двадцати, не красавица, но очень веселая. Лицо мужчины получилось смазанным – видно, он поворачивал голову в момент съемки. За спинами влюбленных пенилось барашками море.
      – Это он, – сказала девочка и слизнула самую крупную слезу, докатившуюся уже до губ.
      – Да тут же невозможно разобрать, кто это! – выкрикнул Аспирин. – И потом… – добавил он тоном ниже, – мало ли кто с кем когда обнимался… Это же не доказательство!
      Вискас смотрел на фотографию. Свинцовые глаза не выражали ничего.
      – Чего тебе от меня надо? – Аспирин отступил к окну. – Денег… сколько тебе надо, чтобы ты ушла?
      – Ни копейки, – сказала девочка твердо.
      – Леха, – Вискас поднялся со стула. – Можно тебя на минуточку?
      Аспирин пошел за ним в прихожую.
      – Какого хрена? – устало поинтересовался Вискас.
      – Она врет, – прошептал Аспирин. – Я клянусь тебе. Не было никакой Любы из Первомайска.
      – Можно подумать, ты всех их помнишь, – пробормотал Вискас. – Как она оказалась у тебя в квартире?
      – Я привел…
      – Ах, привел, ну так и уводи, – бросил Вискас через плечо и взялся за дверную ручку. – Сам решай свои семейные проблемы. Привет.
      Дверь захлопнулась.
      В кухне серебристо прозвонил колокольчик – «ля», как справедливо заметила девочка.
      Аспирин поплелся в комнату. Лег на диван и закинул ногу на ногу.
      Как с ним могла приключиться эта идиотская история?
      Мама всегда говорила: характер – это судьба. Стоит один раз, только один раз проявить слабость, и в образовавшуюся щель потоком врываются несчастья. Аспирин даже нищим старушкам на улице никогда не подавал – навсегда исключил их из своего поля зрения. Аспирин спокойно съедал свой пляжный шашлык на глазах у шатающегося по берегу пацана-попрошайки. Как могло случиться, что он притащил в дом, в свой дом-крепость, куда не ступала нога постороннего, – приволок чужого ребенка?
      Наглого. Невоспитанного. Прожорливого. Грязного. Ну ладно, пусть чистого – но это временно…
      Аспирин полежал немного и поднялся. Болезнь надо лечить, пока она свежая, как бы неприятно это ни было. Проблему надо решать, не затягивая. И он, Алексей Игоревич Гримальский, вполне способен о себе позаботиться.
      Он вошел на кухню. Девочка сидела, баюкала медведя, смотрела в окно. Фотография по-прежнему лежала на столе. Присмотревшись, Аспирин понял, что смазанный молодой человек на снимке не имеет с ним ничего общего – знакомые черты, проступившие на фото под взглядом Вискаса, были наваждением, самовнушением или – кто знает? – уверенный голос этой маленькой ведьмы внушил Аспирину ложное чувство вины…
      – Зря ты так переживаешь, – сказала девочка, по-прежнему глядя в окно.
      – Пошли, – Аспирин взял ее за локоть. Маленькая тонкая рука, теплая, безволосая, чуть напряглась под его пальцами.
      – Я останусь, – она повернула голову, но вставать не спешила. – Есть такой закон. Под чьей крышей проведешь первую ночь – того потом приходится держаться. Мы теперь связаны. И ни тебе, ни мне не порвать эту связь.
      – Посмотрим…
      Он дернул ее за руку, намереваясь оторвать от стула и отбуксировать в прихожую. И тут же выпустил; по кухне раскатилось глухое утробное рычание. Аспирин разжал пальцы прежде, чем вспомнил, где слышал его раньше.
      – Тихо, ш-ш-ш, – девочка прижимала к себе игрушку, баюкала, гладила. – Не бойся, Мишенька, все будет хорошо…
      Аспирин глядел на них минуты три. Потом взял с полки початую бутылку коньяка, со стола чашку с остатками чая – и ушел в гостиную.

* * *

      Он проснулся от раската грома. Во сне ему померещилось рычание, дикие крики людей, разрываемых пополам, игра теней на разрисованной грязной стене…
      Он проснулся и понял, что это всего лишь гроза. За окном было серо; занавеска не колыхалась – кто-то предусмотрительно закрыл форточку. И горела настольная лампа.
      Аспирин лежал на диване, тяжелый и рыхлый, как умирающая медуза. Рядом на журнальном столике стоял поднос; Аспирин приподнялся на локте, почуяв запах мяса.
      Над куриной отбивной кружился пар. Тремя красными выпученными глазами лежали помидоры. В стороне стояла огромная чашка кофе.
      – Ешь, – сказали из полумрака. – А ведь даже не завтракал.
      – Который час? – сипло спросил Аспирин.
      – Уже почти пять.
      – Сколько же я спал?
      Ответа не последовало. Аспирин сел, поморщился. Пустая бутылка из-под коньяка стояла, боязливо прижимаясь к ножке дивана.
      Он взял вилку и нож. Отбивная была нежная, в меру посоленная, в меру поперченная, в меру румяная.
      – Вижу, ты уже готова замуж, – сказал он, жуя. – Шить-вязать, небось, умеешь? А сколько тебе лет?
      Молчание. Девочка сидела, скрестив ноги, прижав Мишутку к груди.
      – И как зовут тебя, кстати? И где ты взяла мясо? Я куриных битков в холодильнике не держу…
      – Ты и овощей не держишь, – отозвалась девочка. – И картошки… Пошла и купила. На базаре возле метро.
      – А-а-а, – сказал Аспирин и потянулся за кофе. – А в аптеку за клофелином ты не заходила, случайно?
      – В аптеку за клофелином, – повторила девочка, будто оценивая масштаб шутки. – Зачем? Ты и так продрых весь день, как убитый… Это у тебя такой способ уходить от проблем, да?
      Аспирин проглотил издевку вместе с огромным глотком кофе. Любимый напиток, надо сказать, был достоин всяческих похвал – сам Аспирин так не сумел бы сварить.
      За окном вспыхнула молния и почти сразу же рявкнул гром. От удара включилась сигнализация оставленных во дворе машин. Бедняги завопили на разные голоса. Аспирин поставил чашку на поднос.
      – И что ты еще делала?
      – Читала. Я тут журналы нашла…
      Аспирин поднял голову и увидел, что на ковре лежат, привольно раскинув станицы, два номера журнала «Мачо» и три номера «Люли-Леди».
      – «Доктор Аспирин» – это же твоя подпись? – серьезно спросила девочка.
      Аспирин застонал. Лег, поудобнее пристроил под головой подушку.
      – Я догадалась, – сказала девочка. – «Сто рецептов здорового секса», «Как познакомиться с блондинкой», «Как безболезненно расстаться с блондинкой»…
      – Кто тебя прислал?
      – Никто. Я сама. Потому что ты мне нужен.
      – Зачем?
      – Одна я ничего не могу. Я ничего не знаю… Всего боюсь…
      – Я заметил, – процедил Аспирин сквозь зубы.
      – Правда, – девочка вздохнула. – У меня никого нет. Кроме Мишутки.
      Аспирин вздрогнул. Девочка неслышно подошла. Взяла поднос с грязной посудой, двинулась на кухню.
      – Погоди! – крикнул Аспирин ей в спину. – Как тебя все-таки зовут?
      Снова грохнул гром. За секунду до этого молния осветила темную комнату, японский календарь на стене, корешки книг на полках и бледное девочкино лицо.
      – Алена, – сказала она осторожно, как человек, который только что выдумал себе имя и не уверен, годится ли оно.
      – Врешь, – сказал Аспирин.
      Девочка пожала плечами и вышла из комнаты.
      Аспирин потряс головой. Наваждение продолжалось. Подрагивали стекла под порывами ветра. На кухне деликатно позвякивали посудой.
      Как он мог заснуть? Вот так все бросить, напиться… Она привела бы кого угодно… своих хозяев, или кто там ее послал…
      – Эй! – хрипло крикнул Аспирин, стараясь, чтобы голос дотянулся до кухни. – А ключи от квартиры ты где взяла?
      – У тебя в кармане куртки, – ответил невозмутимый голос. – В прихожей.
      Он преодолел головокружение и встал.
      – А сейчас они где? Где, я спрашиваю?
      – Там же. Я их обратно положила…
      Шум воды из крана, звук вилки, которую уронили в железную раковину.
      – Учти, – сказал Аспирин сквозь зубы. – Замки я завтра поменяю – оба. А квартира будет на сигнализации, и кода ты не знаешь… А деньги? Где ты взяла деньги?!
      – Сорок пять.
      – Что – сорок пять?
      – Код сигнализации – сорок пять, ты так и оставил, забыл перевести на нули… А деньги я взяла там же, в кармане, сдачу положила обратно.
      Шум воды прекратился. Аспирин вошел в кухню. Девочка стояла перед опустевшей и очень чистой раковиной, небрежно вытирала руки полотенцем.
      – Там консьержка, которая сегодня дежурит, другая, тетя Света. Мы с ней познакомились. Я сказала, что я твоя дочка из Первомайска. Она очень удивилась…
      – Сейчас ты уйдешь, – тихо и твердо сказал Аспирин.
      – Куда? В дождь? В грозу?
      – К чертям под задницу! Меня не волнует.
      Алена улыбнулась:
      – У тебя большая двухкомнатная квартира… Некоторые люди годами в коммуналках живут. По четверо в одной каморке. А тебе жалко бездомного ребенка пустить. Хотя живешь один, и места у тебя – завались.
      – Все. Я вызываю милицию, – Аспирин развернулся, чтобы идти в комнату.
      – Звони, – пробормотала Алена ему в спину. – Я скажу, что ты заставлял меня ходить перед тобой голой. И принимать всякие позы. А за это кормил. И еще…
      Он развернулся и влепил ей пощечину – так, что мерзавка отлетела и врезалась спиной в кухонную мойку. Больше ничего не слушая и ни на что не глядя, Аспирин почти бегом бросился в ванную, включил горячую воду и сунул руки под кран – смыть, стереть ощущение ее лица под ладонью.
      В кухне было тихо. Снаружи молотил дождь по жестяным козырькам. Аспирин сорвал с крючка полотенце:
      – Заслужила! А не уберешься сейчас, получишь еще!
      Девочка стояла там, где он ее оставил. На футболку с надписью «Krakow. Learning to fly» уже упали – и продолжали падать – крупные капли крови из носа и почти невидимые капли слез.
      Вот так и ловят идиотов, подумал Аспирин. Сидят в переходах с младенцами. Подсылают маленьких аленушек, а ты, считающий себя умным, на поверку оказываешься простаком и лохом…
      За окном грохнуло так, что снова заверещали насколько машин у подъезда.
      – Чего тебе от меня надо? – рявкнул Аспирин, пытаясь злостью вытеснить все другие чувства. – Дочка, да? От Любы из Первомайска? Да как твой язык поганый повернулся! Тварь ты брехливая! Пошла вон!
      – Очень хорошо, – сказала девочка сдавленным от слез голосом. – Давай… я спущусь к тете Свете, скажу, что ты напился, избил меня и выгнал… Пусть хоть в каморке меня приютит…
      У Аспирина пол качнулся под ногами. Несколько секунд он стоял, с ненавистью глядя в ее бледное, залитое слезами и кровью лицо, потом побрел в комнату и взял телефонную трубку.
      Куда звонить? Кому звонить? Что объяснять?
      В квартире сделалось темно, как поздним вечером. Аспирин, решившись, уже почти набрал ноль-два, когда вслед за очередным ударом грома послышался звонок в дверь.
      Вискас вернулся?
      А эта стерва стоит на кухне с разбитым носом, в футболке, испачканной кровью, стоит и ревет…
      А вдруг это хозяева девчонки, те самые, что ее подослали?
      Аспирин метнулся к двери и задвинул засов. Пусть у них дрель, пусть дубликаты ключей, пусть автоген, в конце концов – он успеет позвонить ноль-два и достать пистолет. Пусть приходят…
      Звонок повторился. Аспирин, поднявшись на цыпочки, шарил рукой по верхней полке шкафа. Где?! Вот, вот он… пыльная рукоятка… давно не тренировался… Не ко времени, да и духу не всегда хватает – пистолет нелегальный, разрешения нет, купил сдуру…
      Или не сдуру?
      – Не открывай, – сказали у Аспирина за спиной. Он вдруг вспомнил – идиот! – что девчонка стоит и наблюдает за его манипуляциями, и если увидит оружие – стукнет ментам при первой же возможности: «Дяденьки милиционеры, у него ствол припрятан!».
      Он быстро отдернул руку. Вытер о штаны. Девчонка прожженная – наверное, уже догадалась… «Дяденьки милиционеры, посмотрите у него на антресолях!»
      Звонок прозвучал в третий раз – длинно и настойчиво. Что со мной стало за прошедшие сутки, подумал Аспирин. Я совсем слетел с катушек. Может, это пришел почтальон. Или консьержка тетя Света. Что такое есть в этой девчонке, что из-за нее я глупею: вместо того, чтобы поскорее выбраться из дерьма, все глубже в него забираюсь…
      Он поднял стальной язычок, прикрывающий стеклышко «глазка», и тут же вообразил, как пришелец снаружи подносит к стеклышку дуло пистолета. Он мигнул; увидел искаженный линзами коридор и человеческую фигуру в двух шагах от двери. Уже хорошо – пластырем «глазок» не заклеили и ладонью не прикрыли, и лампу в коридоре не выкрутили…
      Пришел незнакомый мужчина. Это все, что Аспирин смог определить.
      – Кто там? – спросил он тоном человека, которого побеспокоили понапрасну.
      – Я за вашей гостьей, – послышалось снаружи. – Она вам еще не надоела?
      Аспирин оглянулся.
      – Не открывай! – девчонка стояла в дверях кухни, прижимая к груди медведя, глядя на Аспирина снизу вверх. Она не боялась ни темной подворотни, ни наступающей шпаны, ни Вискаса с его угрозами, ни тем более Аспирина. Сейчас в ее голубых глазах был ужас.
      – Я заберу у вас Алену, – сказали из-за двери. – Она совсем отбилась от рук, извините.
      – Не открывай… – девчонка сгорбилась у дверного косяка. – Это он. Он меня нашел.
      Вот и все, подумал Аспирин с угрюмым облегчением. Кто бы ни был этот пришелец, какие бы отношения ни связывали его и девчонку – приключение, кажется, подошло к концу, и завтра я поверю, что никакой Алены здесь не было.
      Он отодвинул засов.
      – Алеша, – сказала девчонка глухо. – Не только ради меня… Не открывай, пожалуйста. Он не войдет, пока сам ты его не впустишь.
      Аспирин щелкнул верхним замком. Он боялся, что девчонка повиснет на нем, начнет рыдать и клянчить, но она стояла, как приклеенная, в дверях кухни, и только ниже и ниже сгибалась, будто у нее болел живот.
      Может, это ловушка, неуверенно подумал Аспирин. Может, они сговорились? Может, они только и ждут, чтобы я открыл дверь?
      – Кто вы такой? – спросил он, стараясь, чтобы голос звучал начальственно.
      – Вам паспорт показать? – за дверью послышался смешок.
      – Покажите, – предложил Аспирин. – Я хочу знать, кто вы такой, кем вы приходитесь этой девочке, и почему вы не смотрите, как следует, за ребенком… вы ее отец?
      – Алексей Игоревич, вас это в самом деле волнует?
      Аспирин снова посмотрел в глазок. Пришелец ухмылялся.
      – Не открывай, – прошептала Алена, сползая вниз по дверному косяку. – Пожалуйста…
      Она выглядела плохо. Нос и губы в засохшей крови, лицо бледное, в глазах паника, под глазами круги. Вряд ли так можно притворяться.
      – Откуда вы меня знаете? – спросил Аспирин. – Впрочем, не важно… Девочка не хочет с вами идти. Я звоню в милицию.
      – Да что вы как попугай, – устало сказали снаружи. – Надеялись бы, что поможет – пять раз бы уже позвонили.
      Он был прав. Аспирину стало стыдно.
      Я хозяин в своей квартире, сказал он себе и расправил плечи. Какого черта я должен чего-то бояться, стесняться, дрожать, как пенсионерка? Я мужчина, я в своем праве. Вокруг соседи, внизу консьержка…
      – Чего ты трясешься? – грубо спросил он девчонку. – Не хочешь с ним идти – и не пойдешь. Только объясни мне, наконец-то, кто он такой!
      Девочка слабо помотала головой.
      – Так и будем через дверь разговаривать? – спросили снаружи.
      Аспирин сжал зубы и щелкнул нижним замком. Открыл дверь – рывком, демонстрируя, что ничего не боится.
      Пришелец все так же стоял посреди коридора. Он был высок, выше Аспирина, в сером свитере грубой ручной вязки и камуфляжных штанах. Секунду спустя, когда гость шагнул через порог, Аспирин увидел, что он без обуви. На кафельном полу прихожей отпечатались один за другим мокрые следы узких босых ступней.
      – Мир этому дому, – заметил пришелец, оглядываясь и будто бы не замечая ни хозяина, ни сидящей на полу девочки.
      В подтверждение его слов за окном сверкнуло и грохнуло ярче и громче прежнего. Аспирин невольно вздрогнул.
      Пришелец повернул голову, наконец-то удостаивая хозяина прямого взгляда. Чекист, подумал Аспирин. Или очень крутой пахан. У незваного гостя были голубые с прозеленью глаза, холодные, безучастные и одновременно цепкие; Аспирину неизвестно зачем пришло на память слово «кишкодер». А ведь не отдам ему девчонку, подумал он, и живот его подобрался сам собой. Лучше подкину ментам, лучше выброшу на вокзале… Ему не отдам; приняв решение, Аспирин вдруг понял, что дерьмо, в котором он барахтался последние сутки, поднялось выше ватерлинии и вот-вот хлынет в иллюминаторы.
      Тем временем гость перевел взгляд на девочку. Алена сидела на полу, и остекленевшие глаза ее были очень похожи на глаза пришельца. Да ведь они родственники, подумал Аспирин. Господи, пронеси…
      В этот момент Алена вдруг заговорила. Глядя прямо в лицо босому незнакомцу, она говорила жестко, яростно, с угрозой. Аспирин не понимал ни слова, более того, он мог поклясться, что никогда в жизни не слышал этого языка.
      Пришелец слушал. Свитер у него был совершенно сухой, камуфляжные брюки влажные по колено, а ступни чистые и мокрые. Как будто гость подкатил на машине к самому подъезду, опустив при этом ноги в тазик с водой.
      Девчонка говорила все громче. Когда она перешла на крик, пришелец резко осадил ее на том же языке; девчонка перевела дух и снова заговорила, на этот раз тихо, сдавленно, сквозь зубы.
      Не цыгане, подумал Аспирин. Не арабы… Средняя Азия? Чушь… Что за язык? Кто они? Что они делают в моей квартире?
      – Одну минуту, – начал он, но на него не обратили внимания. Девочка говорила и говорила, испепеляя пришельца взглядом – вернее, замораживая, потому что глаза у нее сделались как два ледяных шарика. Гость слушал; Аспирин почувствовал, как холодно стало вдруг в прихожей. Как будто мощный кондиционер включился вдруг на полную катушку – плюс восемнадцать… семнадцать… шестнадцать…
      Пришелец сказал что-то коротко и властно. Шагнул вперед, явно намереваясь взять девчонку за ворот грязной футболки. Девчонка отшатнулась, быстро посмотрела на Аспирина: их взгляды встретились.
      – Погодите, – сказал Аспирин (температура воздуха в прихожей к этому моменту опустилась, наверное, до плюс десяти). – Вы не объяснили мне, кем приходитесь… и куда хотите забрать. И не показали паспорт. И…
      Гость обернулся, и еще не сказанные слова вмерзли Аспирину в глотку.
      – Он тебя бил, – сказал пришелец по-русски.
      – Он меня привел! Я провела у него ночь!
      – Он ошибся, – пришелец смотрел на Аспирина, и тому хотелось стать тараканом и залезть под плинтус. – Вы ведь ошиблись, Алексей Игоревич?
      – Я… – выдавил Аспирин.
      Девочка снова заговорила на чужом языке. Пришелец отвел взгляд от Аспирина (тот облегченно отступил спиной в темную гостиную) и подошел к зеркалу в прихожей. Аспирину в какую-то секунду показалось, что поверхность зеркала покрывается ледяными игольчатыми узорами.
      Пришелец поправил шнурок на шее – красно-желтый шнурок, чуть выбившийся из-под воротника. На груди под свитером угадывался продолговатый предмет, слишком большой для обыкновенного мобильника.
      – Включите свет, Алексей Игоревич.
      – А…что?
      – Я говорю, включите свет в гостиной. Раз уж намечается разговор.
      Щелкнул выключатель. Явились из темноты смятый плед на диване, пустая бутылка коньяка, разбросанные по полу журналы и диски.
      Антикварные настенные часы цокнули в последний раз и стали. Аспирин даже не удивился, глядя, как подергивается, сокращая амплитуду, маятник.
      – Можно мне сесть на диван? – босоногий ухмыльнулся. Он явно ни у кого никогда не спрашивал разрешения; Аспирин изобразил вялую попытку прибрать плед, но гость распорядился сам – отбросил клетчатую ткань в угол дивана, уселся, закинув ногу на ногу.
      Девчонка не стала входить в комнату – опустилась на пол в дверном проеме.
      – Она в самом деле провела у вас ночь?
      Аспирин оскалился:
      – Что вы имеете в виду?
      – Я имею в виду, что наступило утро, а девочка все еще находилась здесь, под этой крышей. Больше ничего я не имею в виду, не надо сверкать на меня глазами… Алексей Игоревич, зачем вы это сделали?
      – Что я сделал?!
      – Зачем вы ночью привели в дом совершенно чужого ребенка?
      – Потому что там нарки! – рявкнул Аспирин. – Алкаши! Просто пьяная шпана! Что, непонятно?
      – Непонятно, – печально подтвердил незнакомец.
      Аспирин подумал, что по-русски он говорит без малейшего акцента. Как и Алена.
      – Помочь ребенку – нормальная человеческая реакция, – сказал он, внутренне перекосившись от стыда.
      Пришелец вздохнул. Поджал губы. Спросил о чем-то у девочки. Та ответила жестко, почти грубо.
      – Дорогой друг, – незнакомец качнул босой ступней, поглядывая то на Аспирина, то на сидящую в углу Алену, – вы знаете, сколько детей в это самое время мерзнут под дождем? Или их бьют, например. Или насилуют. Вас это хоть каким-то местом цепляет?
      – А кто вы такой, чтобы читать мне мораль? – Аспирину захотелось завернуться в плед. Или хотя бы обхватить себя за плечи – так в комнате сделалось холодно. Но он удержался, не желая показывать слабость. – Я не звал вас в гости. Или вы говорите, кто вы такой, и уводите девочку, или…
      – Не отдавай меня! – крикнула Алена.
      – Или? – с интересом спросил незнакомец.
      – Или просто уходите, – тихо закончил Аспирин.
      Раздумывая, гость дотянулся ступней до пустой бутылки. Потрогал пальцами крышку; в один сумасшедший миг Аспирину показалось, что сейчас он легко и непринужденно свернет колпачок – ногой. Вместо этого незнакомец толкнул бутылку, и она упала на ковер, как кегля.
      – Дело затягивается, – сказал пришелец. – Хорошо, я скажу вам: я директор детдома, из которого эта мерзавка сбежала, никого не предупредив. И теперь я водворю ее на место… Вопросы будут?
      – Вы врете, – сказал Аспирин. – Вы не директор детдома.
      – А кто я?
      Хотел бы я знать, подумал Аспирин.
      – Гримальский, вам нет до нее дела, – сказал незнакомец. – Куда я ее уведу, будет ей хорошо или плохо… Она не будет больше отягощать вас и втягивать в авантюры. Да?
      Аспирин молчал.
      – Перед моим приходом вы собирались ее выкинуть? Да?
      – Я сам с ней разбирусь, – сказал Аспирин тихо, – и сам за нее отвечу. Куда я ее отдам, будет ей там хорошо или плохо…
      – Он сказал! – девчонка подпрыгнула. – Слышишь?
      Еще раз бабахнуло за окном.
      – Гримальский, вы попали, – печально заметил сидящий на диване незнакомец. – Я честно хотел вам помочь, но в вашем исполнении даже потуга на доброе дело оканчивается, гм… Возьмите, – он сунул руку за пазуху, вытащил сумку-«ксивник», висящую на одном шнурке с длинным кожаным футляром. Извлек из сумки ламинированную гербовую бумагу. Уронил рядом с собой на диван.
      – Свидетельство о рождении Гримальской Алены Алексеевны, тысяча девятьсот девяносто пятого года рождения, мать – Кальченко Любовь Витальевна, отец – Гримальский Алексей Игоревич. Денег не предлагаю – вы человек обеспеченный, а Алена скромный, неприхотливый ребенок.
      – Как… – выдохнул Аспирин.
      Пришелец поднялся, убирая «ксивник» за пазуху – вместе с футляром.
      – А вот так, Алексей Игоревич. Были пути к отступлению, но вы отказались. Теперь прощайте, надеюсь, надолго.
      – Это фальшивка! – Аспирин кинулся к дивану и схватил бумажку. Имена и даты были не вписаны чернилами, как когда-то в метрике самого Аспирина, а впечатаны на скверной печатной машинке, и только подпись начальника ЗАГСа – от руки.
      – Это фальшивка. Это просто смешно.
      – Не смешно, – пришелец остановился перед раскрытым пианино, где на клавиатуре все еще покоилась голова фарфоровой куклы. – Потому что это подлинный документ – во всяком случае, в книге гражданского состояния города Первомайска сделана соответствующая запись.
      – Не было… – Аспирин от возмущения захлебнулся. – Я никогда не был в Первомайске…
      – Были в Крыму. Вместе с Любой.
      – Ложь! Подстава! Я эту, – Аспирин завертел головой в поисках девчонки, но ее уже не было в комнате, – я ее… перестаньте! Забирайте! Убирайтесь оба!
      Гость положил руки на клавиши. Возник аккорд. Аспирин вздрогнул. Пальцы гостя, длинные и загорелые, с белыми шишками суставов, метнулись по клавиатуре, и Аспирин замолчал, потому что от этих разрозненных звуков у него мороз продрал по коже.
      – Я ведь предупреждал, – тихо сказал пришелец. – Она, конечно, не подарок. Но теперь, если вы каким-то образом обидите новоявленную Алену Алексеевну… Слышали у Земфиры – «Но у тебя СПИД, а значит, мы умрем»? Слышали, вы ведь ди-ждей…
      Он снова коснулся клавиатуры. Аккорд; антикварные часы конвульсивно дернули маятником и пошли быстрее обычного – будто демонстрируя усердие.
      – Вы ее тут не пропишете! – выкрикнул Аспирин. – Ясно? Я квартиру специально завещаю… детскому фонду! Вы ее не получите!
      – Заткнитесь, – устало бросил босоногий, выходя в прихожую.
      Девчонка стояла спиной к зеркалу, по-прежнему бледная как смерть, в залитой кровью футболке. Губы ее шевельнулись. Слов Аспирин не понял.
      – Да, – сказал босоногий. – Держи.
      Снова сунул руку за пазуху и вытащил маленький прозрачный пакет. Протянул девчонке. Зависла длинная пауза; Аспирин видел, что в протянутой руке пришельца – запаянные в полиэтилен струны. И что девчонка хочет взять их, но почему-то боится подойти к человеку в свитере и принять пакет из его рук.
      Босоногий разжал пальцы. Пакет медленно – или так показалось Аспирину – упал на облицованный плиткой пол.
      – Прощай, мелкая, – сказал босоногий. – Счастливого краха иллюзий.
      Он вышел, прикрыв за собой дверь, и в квартире сразу же потеплело.

* * *

      – Мне там все пришлось постирать, – сказала Алена. – Футболку… и штаны тоже. Я там на батарее повесила… Ничего?
      Она стояла перед Аспирином, завернувшись в белое полотенце, и казалась младше своих лет.
      – Ничего, – сказал Аспирин отстраненно. Он сидел на полу и бездумно перебирал диски. Музыкальный центр ждал, терпеливо выдвинув пустой язык.
      – Я могу в кресле спать. Как вчера, – пробормотала Алена.
      – Зачем же в кресле, – все так же отстраненно отозвался Аспирин. – Выбирай лучшую кровать… Все твое, чего стесняться, – он обвел рукой комнату. – Твоя квартира… вернее, не твоя, а твоих хозяев. Тебя-то, наверное, дальше служить пошлют…
      – Ты ничего не понял, – шепотом сказала Алена.
      Он посмотрел на нее. Девочка плотнее запахнула полотенце.
      – Я немножко есть хочу, – сказала еще тише. – Можно, возьму себе хлеб с маслом? Там на кухне есть, я купила…
      – Алена, – Аспирин оставил диски, потянулся к девчонке, почти коснулся ее плеча, но в последний момент задержал руку. – Давай по-хорошему.
      – Давай, – она улыбнулась с готовностью, как будто этих слов и ждала.
      – Прости, что я тебя ударил, – сказал Аспирин через силу.
      – Ничего, – девчонка покладисто кивнула. – Я понимаю. Ты испугался…
      – Испугался?!
      – Ты все время боишься. И не мудрено. Здесь плохо у вас. Даже Мишутка чувствует, он такой грустный… Можно, я и для него возьму меда?
      – Можно, – меланхолично отозвался Аспирин. – Вот скажи мне, Алена… Тебя, наверное, запугали? Не зря ты так трясешься при виде этого…
      – Не надо о нем, – тихо попросила Алена. – Не сейчас.
      – Значит, ты тоже боишься…
      – Боюсь, – грустно призналась девочка.
      – Что там у них, банда? Секта? – осторожно предположил Аспирин. – Гипноз? Демонов вызывают, нет?
      Алена взобралась на кресло и села, укрыв полотенцем колени, похожая на маленький махровый сугроб.
      – А ты демонов боишься? – спросила, глядя Аспирину в глаза.
      – Да чего их бояться, – Аспирин хихикнул. – Людей бояться надо. Таких, как этот твой…
      – А он не человек.
      – Демон? – Аспирин хихикнул снова. – И ты с ним говорила на языке демонов?
      Девочка помолчала, разглядывая свою левую руку с заусеницей на указательном пальце.
      – У тебя маленькие ножницы есть?
      – В ванной, – механически ответил Аспирин. – Признайся, вы с ним все разыграли? Он бы тебя все равно не забрал, ведь так?
      Девочка боком слезла с кресла и направилась в ванную. Край полотенца волочился по полу.
      – Забрал бы, – сказала, не оборачиваясь. – Ты, конечно, трус и предатель, но ты мне еще раз помог.
      И дверь ванной закрылась на защелку.

Вторник

      – Итак, дорогие мои, утро вторника – это утро вторника, это всегда печально, потому что начинается рабочий день, но есть одно маленькое обстоятельство, которое должно вас и меня утешить – утро вторника это все-таки не утро понедельника, а значит, на один маленький шаг – на один день – мы стали ближе к нашей заветной цели, то есть к субботе…
      Такую пургу он гнал на автомате, не задумываясь. Он мог бы болтать то же самое во сне или под наркозом. Кто-то из его прияталей-завистников однажды заметил, что словоиспускание Аспирина не имеет отношения к высшей нервной деятельности – это акт физиологический, как чихание или дефекация, и приносит поэтому чисто плотское наслаждение.
      В чем-то приятель-завистник был прав.
      – Во-от, у нас есть первый звоночек… Так… Кто у нас на линии? Инночка у нас на линии, здравствуйте, Инна. Вы сейчас дома или на работе? Дома? Видите как, вся страна вам завидует, потому что страна как раз на работе… Правила игры вам известны. Я напомню для наших слушателей: Инна должна отгадать слово, которое я задумал. Инночка, у вас есть минута, вы задаете мне вопросы, я отвечаю… Итак, время пошло!
      Сегодня был вторник, с восьми вечера предполагался «Куклабак». Накануне Аспирин думал, что не уснет, тем не менее отключился уже в полпервого – и в шесть утра вскочил, как ошпаренный.
      Алена спала в кресле, завернувшись в полотенце, прижав к груди светло-коричнего медведя с пластмассовыми глазами. В ванной сушились на батарее футболка, джинсы, полосатые носочки и белые трусики. Аспирин долго стоял, глядя на все эти тряпки, пытаясь понять, что теперь делать, куда бежать и к кому обращаться…