Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Диомед, сын Тидея - Вернусь не я

ModernLib.Net / Валентинов Андрей / Вернусь не я - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 5)
Автор: Валентинов Андрей
Жанр:
Серия: Диомед, сын Тидея

 

 


      Случилось! Не в себе парень, губы кусает, глаза отводит. Шепчет…
      – Ванака! Ванака Дамед! Плохо басилею Амфилоху, плохо. Знахарей звали - не пускает. Лекарей звать не пускает. Заперся один, не открывает… ли что-о-о?!
      Пока соображал, пока глазами моргал, богоравный САенел уже двери вышиб. Таран - не человек!
      – Ребята…
      Черная глухая ткань на окнах, черные глухие тени по углам. Догорает светильник, умирает, фитилем черным чадит.
      – Оставьте меня, ребята! Оставьте!
      Черным кулем лежал на полу богоравный Амфилох Амфиараид, басилей кипрский. На лицо плащ накинут, руки-клешни в ковер вцепились.
      – Оставьте!..
      – Сейчас, - пообещал я. - Дуришь, богоравный?
      – Сам ты, Тидид… богоравный. Не надо, оставьте! Поднатужились мы с Капанидом, подвиг Гераклов совершили, подняли Амфилоха (ух, тяжелющий он, мой родич!), на ложе пристроили, подголовник кемийский под затылок приладили.
      – Басилей Сфенел Капанид! - вздохнул я. - За лекарем, за знахарем, за колдуном, за ведьмой, за кем угодно - бего-о-о-ом!..
      – Есть!
      Протопали тяжелые эмбаты. Остались мы вдвоем с шурином, со Щербатым Амфилохом. …Ну Аласия, ну городишко! Сперва - пророк на базаре, теперь - басилей. Или здешнее безумие заразно, вроде чумы?
      – Дуришь, богоравный? - повторил я. - Спятил, что ли?
      – Да, Тидид, спятил…
      И от такого ответа опустились руки, холод по спине пробежал. Ведь шутил я!.. А невидимая река, неотступная, неотвратимая, уже подступила, уже совсем рядом.
      Плещет, плещет…
      – Твой отец, Диомед, ты сам, Геракл, мой отец, брат… теперь я…
      Пустыми были глаза Щербатого, и Тартар чернел в них - звидный, бездонный. И - седина на висках. А ведь Амфилох всего на восемь лет меня старше! Мне - двадцать три, ему только-только тридцать один стукнуло.
      – Знаешь, когда мы с Алкмеоном были маленькие, то очень гордились, что наш отец - Вещий. Гордились - и все ждали, когда сами Вещими станем. Каждый сон запоминали, завидовали друг другу, старые свитки читали…
      – Не надо, Амфилох, - попросил я. - Зачем об этом?
      – Надо, - бессильно шевельнулись губы. - Мой брат… будь он проклят, мой брат! - сошел с ума. И тогда я понял, что это не дар - проклятие. И я надеялся, что мне… Зря надеялся, Диомед! Накрыло…
      Сжал я кулаки, прикрыл на миг глаза. Будьте ВЫ прокляты, людоеды олимпийские, поделившиеся с нами ВАШЕЙ кровью, ихором, ненавистным серебром, несущим безумие и гибель. Будьте ВЫ!..
      Плещет, плещет…
      – Накрыло, Тидид! Я… Я вижу. Нет, не так… Медленно вставал он, на кулаки бессильные опираясь, словно мертвец, колдуном-некромантом разбуженный. Да только не встал - обратно на ложе рухнул.
      – Ты ведь Сияющий, Тидид? Плоской нам мнится земля, меднокованым…
      – Номос и Космос - вздохнул я в ответ. - Полно, очнись Амфилох!
      – Второй Шаг, - дрогнули губы. - Да, конечно. Ты и дядя Эвмел… Слушай, Тидид! Титаномахия! Новая Тита-номахия! Мы… Наш Номос… Мы все как тельхины с гелиадами… Эти, на Олимпе, не ведают, что творят! Нельзя! Надо что-то…
      Страшно было смотреть на Амфилоха Амфиараида, моего родича. Пусто было в его глазах, и чужими казались жуткие слова. Словно кто-то другой, незнакомый, лежал передо мною. …А я вновь пророка-безумца вспомнил. Другими словами говорил он, да все о том же. Небо обрушится, и станет земля водой…
      – Ты о Гекатомбе? - не выдержал я. - О том, что ОНИ решили всех нас, своих детей… Страшен был его смех. Черен.
      – Ерунда! ОНИ - недоумки! Жадные, трусливые недоумки, Тидид! Возомнили себя хозяевами, не зная, не догадываясь. Крон… ОН тоже пытался… Дурак!
      Умолк Щербатый, глаза мертвые закрыл. И вновь почудилось мне, что над головой - холодный купол толоса, а передо мною - каменная лежанка…
      – Эй, сюда! А ну, шевели ногами!
      Хвала богам! Капанид! Привел воинство превеликое, перепуганное. Бороды набок, языки на плече, в руках - узелки с травами-зельями. А вот и отвар в чаше медной дымится…
      Вздохнул я, головой покачал. Поможет ли? Бедного дядю Геракла тоже пытались травами отхаживать. А чего делать-то?
      – Басилей Сфенел Капанид!
      – Здесь!
      – Оставаться тут! Лечить! Очнется - накормить. Поест - баб привести! И плясунов, и музыкантов. А не поможет - сам пляши, понял?
      А на душе… Дий Подземный ведает, что на душе! Ужасно безумие, хуже чумы, хуже проказы!.. А если не безумие это? Если прав Щербатый? Если?..
      Титаномахия… Крон… Желтое око над бездонным Котлом…
      "Горе! Ибо пришли дни последние, и станут они первых хуже, ежели не покаетесь вы!.." Одно хорошо - мне самому с ума уж точно не сойти. Во-первых, я и так Собака Дурная. А во-вторых, некогда. Это Амфилох-бедняга лежа на боку правит, лицом к югу сидит. Хоть и не мала Аласия, Кипр-Медный, но все же не так и велика. А Дамеду-ванаке, повелителю половины Востока, на боку лежать не с руки и на юг смотреть не с руки. Мечется Дамед-ванака челноком ткацким от Адании Киликийской до Ершалаима Филистимлянского. Хорошо хоть, часок отдохнуть можно - письма из дому почитать.
      – Никого не пускать! Даже басилея Сфенела!
      – Да, ванакт!
      Ошибся геквет Амфилохов - не письмо мне прислали. Сундук целый привезли писем. А в сундуке том - таблички, свитки кожаные, папирусы…
      Что там сверху?
      "Богоравному ванакту Диомеду, сыну Тидея, от богоравной ванактисы Айгиалы, дочери Амфиарая…" Ну, это успеется!
      "Богоравному Диомеду, великому ванакту, повелителю Аргоса, от Стесихора, верховного жреца храма Дия Трехглазого, что на Лариссе…" Тем более успеется! Небось опять станет серебра просить!
      "От Промаха Партенопида, басилея Тиринфа…" Ага! "Ванакт!
      В Арголиде порядок. Нужное делается. Успеем. Эвмел Адрастид плох".
      Не любит он многословия, Дылда Длинная. Прямо спартанец какой-то! Зато если пишет, что порядок, то можно спать спокойно. Не зря я его, Дылду, в Аргосе наместником назначил. …Эх, дядя Эвмел! Сколько бы лет жизни я отдал, чтобы тебя проклятая хворь отпустила! Да как тут поможешь?
      "От Эматиона, лавагета Аргоса…" Ого! Не шутит Эматион-лавагет, целых восемь табличек прислал! Ну, это успеется, вечером разберу. Где же?..
      Вот!
      "От Эвмела Адрастида…" Дядя, дядя! Еще год назад сам писал, а теперь диктовать только может. Значки чужие, незнакомые…
      "Ты молодец, мальчик! Но хвалу тебе петь не стану, у тебя там своих певунов хватает…" Хватает, дядя, ох, хватает! Да только я их не слушаю, я же не Агамемнон какой-нибудь!
      "… Ты просил написать, где стоит остановить войска. Я не вояка, Тидид (какой из калеки вояка?), да только кажется мне, что на Кеми идти рано. Да и надо ли? Помнишь, ты прислал мне рисунок медного Номоса из Хаттусы? Думаю, мастер не ошибся, ошибались мы с тобой. Не спеши, мальчик! Ведь мы до сих пор не знаем, куда пропал Агамемнон со всем войском, тут все думают, что он вместе с тобою, на Востоке…" Дий Подземный!
      Отложил табличку, вздохнул.
      Ну и чушь выходит! Сгинул носатый, да не сам - со всеми прочими вместе. И Менелай исчез, нет его в Пергаме Мисийском. Пропало Великое Войско, словно в Гадес, в Бездну Вихрей, провалилось. Обшарили мои лазутчики (тихо, чтобы Панику-дочку не будить) всю Азию, на острова, что море Лиловое усеяли, заглянули, по Фракии Чубатой пробежались… Нет Агамемнона!
      Вначале думал - испугался носатый. Махнул рукой на Царство Великое, на Диомеда Собаку рукой махнул, с Приамом мир заключил. …Нырнули мои лазутчики в Скейские ворота, в Приамов дворец проползли. Ничего не знают в Крепкостен-ной Трое! Не знают, не ведают…
      Значит?
      "…У нас же все спокойно, словно и вправду Золотой Век на дворе. Да только не нравится мне этот покой, мальчик! Недавно по всей Ахайе стали возводить жертвенники Крону. У нас, в Аргосе, ЕМУ построили храм прямо возле главных ворот Лариссы. И никто не объяснит, почему. Болтают, конечно, всякое, даже говорят, что Семья помиловала Старых, и теперь Крон вместе с братьями уже не в Тартаре, а на Островах Блаженных. Не знаю, так ли это, но плохо, когда мертвецы возвращаются…" …Желтый немигающий глаз над безвидной бездной, над бездонным черным Котлом. Зачем ты вернулся, Крон-мертвец?
      "…И еще раз повторю, мальчик. Мы все родичи, мы все - твои друзья. Но друзья бывают у Диомеда Тидида, а не у ванакта Аргоса и не у завоевателя Азии. Никогда не отпускай от себя Эвриала! Никогда!" Я отложил табличку, понял, что ее придется перечитать еще раз (а то и три), осторожно прикрыл крышку сундука.
      Помню, дядя! Поэтому, когда я шел на Хаттусу, со мною был Смуглый, а не Капанид. Поэтому он и сейчас рядом, здесь, в Аласии, поэтому я никогда не дам ем" нойско, даже самое маленькое.
      А я беру с собой не друга, ванакт ты недовенчанный! Я беру с собой Эвриала, трезенского басилея. Понял?
      Ничего-то ты не понял, Капанид, побратим мой реп-коносый! И не понимай пока…
      Я покосился на сундук, понял, что всевосемь Эматио-новых табличек надо прочесть не вечером, а сейчас, потому что лавагет пишет о войске, а это теперь - самое главное, война не ждет.
      Что такое? Я же велел никого не… Ясно!
      Пока Дамед-ванака изволил глаза портить, значки финикийские разбирать, его гетайры в очередной раз расстарались. То-то Мантос раньше меня в город убежал, ванакта своего Капанидовой страже доверил! …Высокая, смуглая, полногрудая, в легком, дунь - улетит, покрывале, на широких бедрах - золотой поясок, в темных глазах - ужас. Красивая? Пожалуй…
      Да только не по себе красивой. Точно попала она в клетку со львом. Сидит в той клетке страшный ванака Дамед, зубы оскалил…
      Шагнула ближе, попыталась улыбнуться.
      Удивляется Мантос, старшой гетайр, обижается даже. Каких только красавиц Диомеду-родичу не приводят, ни одна не задерживается. Словно съедает их страшный Дамед-ванака, глотает с хрустом…
      Руку к плечу поднесла, где покрывало заколкой серебряной скреплено. И-ни слова. Все объяснил этой смуглой Мантос: при ванакте - молчать, терпеть, шуток не шутить, не петь, не плясать…
      Поглядел я вновь на сундук, потом на смуглую, вздохнул. И ведь не прогонишь, обидятся родичи чернобородые!
      Поманил пальцем…
      Да, страшно красивой! Хоть и натерлась благовониями, а все равно острым потом дышит. Ни с чем не спутать этот запах - запах страха. А ведь не ко льву попала - к чурбану бесчувственному. На одно лицо для Дамеда-чурбана все женщины, как бы ни старался дружище Мантос, кого бы ни приводил.
      Ты ушла от меня, Светлая! Навсегда! И ничего уже не сделать…
      Кивнул я на сундук. Поняла смуглая, заторопилась, дрожащими пальцами застежку-фибулу расстегнула, наклонилась, локтями о сундук оперлась. Замерла.
      Содрал я с плеч хитон, грудь ее смуглую в горсти сжал, сосок холодный пальцами сдавил.
      Дернулась, смолчала. …Навалился.
      Задвигалась - покорно, привычно. Закрыла глаза, губу закусила. Знает: не хочу ее слышать. Не любит Дамед-ванака женского голоса - не застонешь, не закричишь ни от боли, ни от страсти. Молчание он любит, чурбан бесчувственный, покорность любит, страх, острый запах холодного пота.
      Собака я! И любовь у меня собачья!
      – Плохо ему, Тидид! В себя пришел, но не говорит почти, даже глаз не открывает, только воду пьет. Один колдун, лысый такой, страшный, хотел сплясать, чтобы, значит, даймона из Щербатого выгнать, так я этого чудилу шуганул вместе с его бубном. Сейчас там Эвриал, а вечером я подбегу. Вот бедняга Амфилох! Да, он еще сказал, что, мол, когда "телепина" гонять станем, его бы хоть с ложем вместе тащили, поглядеть хочет. Так что оклемается, думаю, раз про "телепина" вспомнил. А я к этим побегу, в шкурах которые… Да помню, помню, Тидид, обещать ничего не буду и рассказывать не буду, песни буду петь. Если бы еще не пиво это поганое! Ну почему в этой Азии так пиво любят?
 

***

 
      Нет дома у Дамеда-ванаки. Азия, земля Светлых Асов, его дом. Ночует Дамед-ванака где придется, куда Собачья Звезда приведет, благо плащ-хлена всегда с собой: завернулся, упал рядом с друзьями-гетайрами - и к Морфею в плен. Дворец, крепостная стена, чистое поле, горный склон - какая разница?
      Дома нет. А вот Палата Свитков есть.
      К И этому научил меня дед, Адраст Злосчастный. Ball накт, настоящий, а не тот, который в сказках, он вроде паука. А паутина хоть и затейлива, хоть и беспорядочной кажется, а все равно в одной точке увязана. Мала эта точка, но без нее все рассыпется, распадется серебристыми прядями…
      Когда мы с Эвриалом на Кипре-Медном высадились, хотел Амфилох мне целый дворец подарить. Да только к чему мне дворец? Одной башни достаточно, только бы башня эта неприступной была да подальше от глаз чужих, ненужных стояла. Нашлась такая. Громоздится башня на горе, что над Аласией-столицей нависла. А в той башне - Палата Свитков. - Паучье гнездо.
      – Докладывай!
      – Да, ванакт!
      Щелкнул сандалиями Курос, дамат верховный, плечи узкие распрямил, глазенками нахальными сверкнул…
      Сколько раз я этой губастой хотел уши надрать! Вроде бы все по наряду воинскому, не подкопаешься. А все равно уши драть надо! Глумится над владыкой своим Цулияс, дочь Шаррума, жреца Света-Сиусумми. Каблуками щелкает, дурака валяет…
      Ох и норовистая девчонка мой верховный дамат! Первое время подкатывались к ней рукастые гетайры ("Э-э, брат Курос! Говорят, мальчик ты, брат Курос? А мы мальчиков любим, брат Курос!"). Да только как подкатывались - так и откатывались. Крепко по рукам лупил губастый гетайр! А как Курос-толмач из гетайров верховным даматом стал, так все языки и прикусили. Потому как нахмурится Курос-дамат, слугам своим, головорезам, мигнет…
      Пора, пора уши драть! Хоть и жалко. Хорошо служит девчонка, без нее осиротеет паучье гнездо, пустой станет Палата Свитков. Письма-таблички - ее забота, и гонцы тайные - ее забота, и много чего еще тоже на ее плечах худых.
      А вот без толмача я уже и обойтись могу. Кое-что из наречий чужих за эти годы запомнилось, а кое-что само собой понимается - рыбками под тонким льдом. Вначале удивлялся, потом привык…
      – Когда тебе настроение испортить, ванакт? Сразу - или потом?
      Ах ты!
      – В городе Халеб освятили храм Дамеда-бога. Я приказал назвать его храмом Удачи Дамеда-ванаки…
      Да-а-а…
      И ничего сделать нельзя. Строят храмы Дамеду-богу, Дамеду-давусу, курят ладан на алтарях, режут безвинных баранов. Только и осталось - имена менять. Не Дамеду-богу, а Победам Дамеда, Милости Дамеда, Мощи Дамеда. Или Удачи.
      Знал, с чего начинать, нахал Курос!
      Усмехнулась мне Цулияс, дочь Шаррума, жреца Света-Сиусумми. Видать, довольна осталась. Попортила кровь Дамеду-ванаке!
      Приходила мне порою мыслишка: нагнуть моего верховного дамата прямо над бронзовым столом, который я из Хаттусы вместе с Номосом медным вывез. Нагнуть, закинуть хитон на голову… Один раз попытался. Рассмеялся Курос-нахал: "Ванакт Диомед полюбил мальчиков? Как басилей Сфенел?" Плюнул я, заставил наглого дамата двадцать раз отжаться, чтобы гадости про Капанида не повторял. (Не мальчиков, а одного мальчика. И не полюбил - подружился!) Тем все и кончилось.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5