Кошмар на улице Вязов (№3) - Воители со сновидениями

На следующий день все собрались в общей комнате. У ребят был угрюмый, изможденный, растерянный вид, вид потерявших надежду. Даже Гольдман выглядел побитым и менее самоуверенным, чей обычно.

— Я хочу, чтобы мы обсудили происшедшее прошлой ночью, — начал он. — Скажите, что вы все об этом думаете.

Группа некоторое время сидела молча, затем Кинкайд заявил:

— Филипп был слабаком. Поэтому он пришел к своему концу, вот и все.

— Вот и все? — переспросила Дженнифер. — Ты так думаешь?

— Он не мог с этим бороться и проиграл, — упорствовал Кинкайд.

— Ну конечно, ты-то крутой парень, — сказала Тарин. — Только как долго ты продержишься?

— Дольше, чем любой из вас, — заявил Кинкайд,

— Ну так иди и сражайся, — сказала Кристен. — Именно этого он и хочет.

— Кто? — спросил Уилл.

— Ты знаешь, кто, — сказала Дженнифер, глядя на Кристен. — Чего он хочет?

— Натравить нас друг на друга, чтобы ослабить, — ответила Кристен.

— Чушь, — буркнул Кинкайд.

— Нет, она права, — подтвердила Томпсон, Сйммс бросила на неё неприязненный взгляд. — Я полагаю, все мы отходим от сути дела, — сказала она. — Смерть Филиппа вызвана несчастный случаем во время лунатического сна и ничем иным.

— Я ясно видел его там, наверху, — тихо сказал Уилл. — Его лицо. Сна у него не было ни в одном глазу… когда он падал.

— Тогда это было самоубийство, — возразил Гольдман. — Филипп вышел из игры. Он сдался.

Джо покачал головой Волнение все больше овладевало им.

— Джо говорит, что это не было самоубийством, — вмешалась Дженнифер.

— Послушай меня, Джо! — заговорил Гольдман значительно. — Филипп убил себя сам. Это акт трусости. Бессмысленности. Он изменил сам себе. Он изменил всем нам.

На глазах Джо выступили слезы.

— Это было убийство, — закричала Тарин. — Как вы не можете этого понять? Чудовище убило его!

— Никогда не знаешь, когда оно появится, — вымолвила Дженнифер. — Иногда его нет в течении многих дней… а затем…

— С меня довольно, — сказала Симмс. — Когда лее, наконец, вы наберетесь духу посмотреть правде в глаза? Сколько ещё вы будете продолжать возлагать вину на свои сны, а не на собственную слабость? События прошлой ночи больше не повторятся. Начиная с этого момента во время сна двери ваших палат будут закрываться на ключ. Вечером мы начнем давать снотворное — всем.

Чувство ужаса овладело ребятами. Томпсон выразительно посмотрела на Гольдмана, качая головой.

— Нет, вы этого не сделаете! — вскричал Кинкайд. — Никому не дам накачивать меня лекарствами!

Разъяренная Симмс поднялась со стула:

— Только что, мистер, вы приобрели право провести ночь в изоляторе. А теперь, сидеть! Спокойно!

— Нет, это вам нужно сидеть! — возразил Кинкайд.

Симмс нажала на кнопку, вызывая санитаров. Гольдман поднялся, чтобы в случае чего защитить Симмс. Макс и ещё один санитар вошли в комнату.

Кинкайд пинком швырнул стул в их сторону.

— Никто не заставит меня спать! — взревел он.

Санитары скрутили Кинкайда и вытащили его за дверь. Симмс последовала за ними. Гольдман и Томпсон присоединились к ней.

Красная и разгневанная, Симмс смотрела, как уводили Кинкайда. Повернувшись к Томпсон, она сказала:

— Начнем давать снотворное сегодня вечером и начнем с него.

— Вы не должны этого делать, — возразила Томпсон. — Тогда они будут беззащитны против ночных кошмаров.

— Это именно то, что им нужно, — сказала Симмс. — Сон будет продолжительным, и это позволит избавиться от негативной энергии.

Томпсон посмотрела на Гольдмана:

— Нил, пожалуйста.

Гольдман заколебался, не зная, чью сторону принять.

— Элизабет, я прописываю им гипносил, — сказал он наконец. — Он подавляет сновидения. Симмс смотрела на него в ужасе:

— Я знаю этот препарат и не могу поверить тому, что слышу. Как ей удалось уговорить вас?

— Дело не в ней, — возразил Гольдман. — Это мои пациенты и мое решение. Я хочу прекратить сновидения, пока мы не получим некоторые ответы,

— Я не разрешаю этого делать, — заявила Симмс.

— Если нужно, я пойду прямо к Карверу, — настаивал Гольдман. — Или он поддержит меня, или примет мою отставку.

Симмс помолчала.

— Если что-нибудь стрясется, я приложу все усилия, чтобы вы понесли ответственность, полную ответственность! — Она резко повернулась и ушла.

— Не могу поверить, что я это сделал, — сказал Гольдман.

— Как вы думаете, сможем мы получить гипносил к завтрашнему дню? — спросила Томпсон.

— Мы попытаемся.

Гольдман повернулся и пошел прочь, затем остановился и посмотрел на нее:

— Надеюсь, вы понимаете, во что вы нас втягиваете.

Тем же вечером Дженнифер сидела в телевизионной комнате, борясь со сном. Она нажимала на кнопки пульта дистанционного управления и остановилась на программе Дика Каветта, который интервьюировал Салли Келлерман.

— В этом заключается «великая американская мечта», не так ли? — спросил Каветт. — Приехать в Лос-Анджелес и стать телевизионной звездой?

— Да, пожалуй, так, — ответила Келлерман. Дженнифер заморгала глазами, когда изображение на экране затянуло снегом.

— Актер должен учиться, изучать явления, — добавила Келлерман. — Я думаю, это самое важное.

— Кого заботит, что ты думаешь? — вмешался торжествующий голос Фредди.

Глаза Дженнифер широко раскрылись, она замерла, уставившись на экран.

Ничего, кроме снежной метели.

Нахмурившись, она поднялась и слегка стукнула по стенке телевизора, пытаясь вернуть изображение. Но это не помогло.

Внезапно с обеих сторон телевизора выросли две руки, которые представляли собой комбинацию из конечностей Фредди и телевизионных трубок и проводов.

Сверху на телевизоре появилась и начала расти голова Фредди с двумя антеннами, напоминающими заячьи уши, и похожая на какое-то отвратительное насекомое. Дженнифер закричала.

— Вот так, Дженнифер, — сказал Фредди. — Это твое грандиозное появление на телевидении.

Телевизор взорвался, превратившись на миг в облако электрических разрядов и разбивающегося стекла.

Несколькими днями позже Дженнифер и Филипп были похоронены на кладбище на склоне холма. Легкий дождь кропил группу людей у двух могил, вырытых рядом. Среди них были Симмс, Макс и Томпсон.

Гольдман стоял выше по склону под прикрытием большого дуба, но тоже уже промокший. Он смотрел вниз на могилы, убитый горем, и его слезы скрывал дождь.

— Не стыдитесь слез, молодой человек, — сказал мягкий женский голос. — Это место печали.

Гольдман обернулся и увидел монахиню, стоящую рядим. Она выглядела старой, но держалась с бодростью, скрывавшей её годы. Гольдман вытер слезы.

— Какую религию вы исповедуете? — спросила монахиня.

Гольдман выдавил из себя с горьким смехом:

— Полагаю, что науку.

— Печальный выбор, — сказала монахиня.

— Временами она не предлагает большого успокоения, — признал Гольдман. — Я видел вас ранее, сестра?…

— Мария Хелена, — представилась монахиня.

— Вы добровольно работаете в больнице?

— Я прихожу время от времени, когда во мне есть необходимость.

Гольдман посмотрел на похороны, поглощенный своим горем.

— Я мог бы их спасти, — пробормотал он.

— Только одна вещь может спасти детей. Неугомонный дух должен обрести покой. Он ненавидит Бога и человека.

— Простите, я не понял, — произнес Гольдман.

— Нил! — внезапно позвала Томпсон.

Гольдман повернулся и подошел к краю бугра, куда приближалась Томпсон. Все закончилось, и люди расходились.

— Что вы здесь делаете? — спросила девушка.

— Я только что говорил с… — он обернулся, но не увидел монахини.

— С кем?

— Неважно, — сказал Гольдман, пожав плечами.

— Пошли, — сказала Томпсон, — надо спрятаться от дождя.

Когда они уходили, на вершине холма появилась монахиня. В руках она держала венок из роз и шептала молитву, следя за ними глазами.

Вечером Гольдман и Томпсов сидели в её квартире перед камином, заканчивая обед, взятый из китайского ресторана. Гольдман был внутренне спокоен. Он обратил внимание на украшенную орнаментом куклу из бусинок на кофейном столике.

— Что это такое? — спросил он.

— Это малайзийская кукла для снов, — ответила Томпсон. — Она приносит счастье и, как говорят, добрые сны.

— Я бы хотел увидеть такие сны сейчас, — сказал Гольдман.

Томпсон протянули ему куклу:

— Вот, возьмите. Гольдман устало улыбнулся:

— Ну что вы. Я пошутил.

— Я действительно хочу, чтобы вы взяли её.

Гольдман взял куклу. — Спасибо. — Он встал, подошел к окну и уставился на дождь за окном. — Я думал, что смогу что-то сделать для ребят», что-то изменить… но они проскальзывают у меня сквозь пальцы.

— Вы делаете все, что в ваших силах, Нил.

— Да? У меня больше нет ответов. Больной в со стоянии сомнамбулического сна уходит из охраняемой палаты на башню, куда невозможно забраться.

Девочка, находясь одна в комнате, умирает, врезаясь в телевизионный приемник. Ни в чем больше нет никакого смысла.

— Тогда, возможно, вы готовы.

Гольдман обернулся озадаченный:

— К чему?

— К правде.

— Испытайте меня. Томпсон заколебалась:

Только если вы согласны отставить в сторону все, что знаете, и довериться мне. Способны ли вы на это?

Гольдман подумал:

— Способен…

5

На следующий день Томпсон закрыла на ключ изнутри дверь палаты групповой терапии и, обернувшись, посмотрела на оставшихся подростков — Кристен, Кинкайда, Уилла, Тарин и Джо. Гольдман сидел тут же с блокнотом на колене. Симмс многозначительно отсутствовала.

— Окей, здесь говорим только откровенно, — сказал Гольдман.

— Мы являемся группой? — спросила Тарин.

— Гм, неофициально, — ответил Гольдман.

— Довольно скоро нас будет недостаточно, чтобы называться группой.

— Внимание, — сказал Гольдман, — у Нэнси есть кое-что сказать нам. Томпсон выдержала паузу:

— Я знаю, кто стремится убить вас. Он носит грязную коричневую шляпу. Он страшно обожжен, на правой руке у него бритвы

Все смотрели на Томпсон.

— Кто он? — выдавила из себя Тарин.

— Фредди Крюгер, — ответила Томпсон — Он был детоубийцей, пока не умер. Но после смерти он стал ещё хуже. Шесть лет тому назад Фредди убил моих друзей. Он чуть не убил меня. Я думала, что избавилась от чего, но, пожалуй, он оказался слишком силен.

Вся группа смотрела на неё с изумлением, не зная, верить или сомневаться.

— Почему он преследует нас? — спросил Уилл.

— Да-а… — вступила Тарин. — Что мы такого сделали?

— Дело не в том, что сделали вы, — сказала Томпсон. — А в том, что сделали ваши и мои родителя. Они сожгли его живьем. Мы платим за их грехи. Вы последние из детей с улицы Вязов.

Ребята смотрели друг на друга в полном замешательстве.

— Мама и папа? — спросил Уилл. — Это невозможно. Они никогда не говорили…

— Ну конечно, — вмешалась Тарин, — именно о такого рода вещах родители рассказывают своим детям. Спокойной ночи, радость моя. Не забудь помолиться Между прочим, прошлой ночью мы с папочкой сожгли тут одного маньяка.

— Итак, что нам делать с этим чудовищем? — спросил Кинкайд

— В прошлый раз я схватилась с ним, — сказала Томпсон. — В одиночку я бы не справилась. Ключ в руках Кристен. У неё особый талант, удивительное качество.

— Я не могла этого делать с тех пор, как перестала быть маленькой девочкой, — сказала Кристен.

— Но ты сделала это на днях, — возразила Томпсон.

— Это совсем другое дело.

— Такой дар никогда не исчезает, — заявила Томпсон. — Можно только забыть, как им пользоваться. Ну как? Ты попытаешься?

Кристен кивнула в знак согласия

— Каждый из вас обладает внутренней силой, чем-то особенным, чем вы обладали в самых прекрасных своих снах. Вместе мы можем научиться пользоваться ею, если… попытаемся.

— Окей, сейчас мы испытаем небольшой групповой гипноз, — сказал Гольдман. Он повернулся к электронному маятнику, стоявшему на столе, и включил его. Маятник медленно качался из стороны в сторону, в то время как крохотный луч очень яркого света ритмично пульсировал. Все смотрели на маятник.

— Следите глазами за движениями маятника. Забудьте все, кроме этого маятника ничего не существует.

— Возьми нас с собой туда, Кристен, — тихо сказала Томпсон.

— Дышите глубоко, расслабьтесь, — наставлял Гольдман — Продолжайте следить за маятником

Вся группа пристально смотрела на маятник, постепенно поддаваясь гипнозу.

— Вы чувствуете себя усталыми, — произнес Гольдман. — Сейчас нет ничего лучшего, чем хороший, продолжительный, глубокий сон.

Глаза Кристен закрылись.

— Я буду считать с пяти в обратном порядке, — сказал Гольдман, — и когда закончу, вы все заснете. Пять… четыре… три…

Томпсон смотрела на маятник, убаюканная им.

— Два… один. — Глаза Кристен открылись, и она посмотрела вокруг. Все выглядело по-старому.

— Мне очень жаль, — сказала она. Все были разочарованы.

— Мы можем попытаться снова, — сказала Томпсон.

— Все заснули на счете «пять», — сообщил Гольдман

Некоторые ребята встали, чтобы размяться. Гольдман подошел к Томпсон и отвел её в сторону.

— Послушайте, я согласился на это ради спокойствия ребят Однако нужно реально оценивать ситуацию

Тем временем Джо напился воды из охладителя и задержался около него, услышав ритмичное повизгивание колесиков тележки Забавная Марси, продавщица сладостей, подошла к двери со своей тачкой. Она увидела Джо и остановилась. Джо улыбнулся ей.

Марси оглянулась по сторонам, убедилась, что кругом никого нет, улыбнулась и жестом пригласила Джо выйти в коридор.

Он посмотрел вокруг и выскользнул незамеченным в дверь.

В это время Гольдман с отсутствующим видом играл металлическими шариками на своем столе.

— Нил, давайте попробуем ещё раз, — попросила Томпсон. — Если не получится, то обещаю…

Гольдман в этот момент поднял один из шариков и выпустил его. И вдруг все они начали плавать в воздухе.

Ошеломленная Томпсон смотрела, как они проплывают мимо её головы.

Все, кто был в комнате, замерли, уставившись на летающие металлические шарики.

— Мы здесь, — сказал Уилл.

— Где здесь? — спросила Тарин.

— Да, — сказала Кристен, — мы находимся в мечте.

Гольдман смотрел на шарики как зачарованный. — Нет, мы не… мы в группе.

— Во сне я могу ходить, — сказал Уилл. — Сейчас я чувствую в ногах силу.

Все повернулись, наблюдая, как он встает, высокий и прямой. Его коляска исчезла. Уилл взял один из летающих шариков, подержал в кулаке, а затем дунул в него. Из кулака вылетела стрекоза.

— Мы добились своего, — воскликнула Томпсон. — Нил, мы добились!

Гольдман пригнулся, когда стрекоза пролетела мимо него:

— Но это невозможно. А если возможно, что, черт побери, я здесь делаю?

— Попробуй что-нибудь сделать, Кристен, — попросила Томпсон. — Что ты можешь делать в своих снах?

Кристен отошла на несколько шагов назад, а затем с разбегу продемонстрировала серию превосходных сальто-мортале с поворотами через всю комнату.

— Великолепно! — закричал Уилл. — Толпа вне себя от восторга!

Кинкайд схватил металлический стул и растянул его, как скрепку для бумаг, голыми руками:

— Вот так!

Затем все обернулись к Тарин. Она превратилась в ошеломляющего панка — блестящие платиновые волосы, откинутые назад как у индейского племени могаук, а одета она была в обтягивающий костюм из черной кожи с серебряными цепочками.

— В моих снах я красавица, — сказала она. Внезапно лампочки потускнели и замигали. Все стояли неподвижно, беспокойно оглядываясь.

— Что происходит? — спросил Гольдман.

— Он где-то поблизости, — сказала Кристен.

— Фредди? — спросила Томпсон.

— Он уже бухает в залах, — ответила Кристен. Тарин оглянулась вокруг

— Где Джо?

У Кристен глаза полезли на лоб:

— Фредди схватил его! Мы должны ему помочь!

Гольдман подбежал к двери и попытался открыть её, но тут же отдернул руку. Дверь была раскалена докрасна. Затем она стала деформироваться и шипеть от страшного жара, который сделал воздух в комнате невыносимо горячим.

— Комната меняется! — закричал Уилл.

Стены начали сближаться. Вся группа отступила в центр комнаты, так как она приняла цилиндрическую форму — наподобие топки. На стенах появились заклепки, потому что теперь они представляли собой обгоревшие стальные плиты.

Гольдман отступил назад:

— Это сумасшествие! — Он посмотрел вниз и увидел, что его ноги топчутся в дымящейся золе.

Кинкайд попытался поддеть дверь снизу и выбить её, но отскочил назад, размахивая обожженными руками.

Все беспомощно озирались, а дым тем временем все сгущался. Языки ревущего пламени плясали вокруг них.

Внезапно дверца топки распахнулась. В совершенно нормальном больничном коридоре стояла Симмс. Воцарилось молчание.

— Что здесь происходит? — спросила она.

Гольдман, Томпсон и другие сидели на своих местах и медленно поднимали головы, приходя в себя. Они дико озирались, все ещё в состоянии смятения.

— Что случилось с Джо? — спросила Симмс. Джо лежал без сознания по полу у своего стула, Симмс подбежала к нему. — Он не дышит!

Оттолкнув её, Томпсон склонилась над Джо и начала отчаянно вдувать воздух ему в рот.

6

Вечером того же дня Джо лежал в состоянии комы в реанимационном отделении. Различные приборы и респиратор были подсоединены к его телу. Вокруг стояли техники и нейрохирурги.

Гольдман и Томпсон, вне себя от тревоги, наблюдали за происходящим. Доктор Карвер, главный врач «Уэстин Хиллз», кипя от сдерживаемого гнева, находился тут же. Здесь была и Симмс с самоуверенным выражением лица.

Наконец из палаты вышел нейрохирург и покачал головой:

— Он находится в состоянии глубокой комы. Мы ничего не можем для него сделать, Карвер повернулся к Гольдману:

— Этому не может быть никаких оправданий.

— Эксперимент не был разрешен, — сказала Симмс. — Он нарочно проводился без моего ведома.

— Требовались необычные шаги, — возразил Гольдман.

— Именно это что ли я должен сообщить родителям молодого человека? — огрызнулся Карвер. — Как я понимаю, вы прописали сугубо экспериментальное лекарство?

— Доктор Карвер, — сказала Томпсон, — Джо находится в коме не из-за гипносила.

Карвер пристально посмотрел на Томпсон:

— Юная леди, ваше мнение меня совершенно не интересует. Более того, по мнению доктора Симмс, вы сеете панику среди пациентов.

— Это не соответствует действительности, — сказал Гольдман.

— Доктор Гольдман, — произнес Карвер, — за последние четыре дня у нас произошли два самоубийства. Сейчас мальчик в коме. Я думаю, будет справедливо сказать, что ваш подход провалился полностью. Вы оба освобождены от своих обязанностей. Я хочу, чтобы вас здесь больше не было. Сегодня же.

— Мне жаль, Нил, — сказала Симмс, — но вы навлекли это на себя сами.

— Пожалуйста, Элизабет, — попросил Гольдман, — постарайтесь помочь детям. Прислушивайтесь к ним.

— Конечно, — сказала Симмс и удалилась.

— Что нам теперь делать? — спросила Томпсон. — Мы ничего не можем теперь. Теперь это не в наших руках.

Той же ночью Гольдман укладывал личные бумаги в багажник своего автомобиля, поставленного у стены больницы. Он наткнулся на фото пикника, на котором он бил заснят вместе с Дженнифер и Филиппом, и печально задержал на нем взгляд. Затем он захлопнул багажник и случайно бросил взгляд на неиспользуемое крыло больницы.

Это была старая, неухоженная и ветхая часть здания. В окне верхнего этажа стояла белая фигура.

Гольдман ахнул от изумления, узнав монахиню. Прежде чем он успел позвать её, она повернулась и исчезла из виду.

Гольдман чуть подождал, а затем подошел к зданию. Он попытался открыть двойные двери, но они были перехвачены ржавой цепью, запертой на висячий замок.

Гольдман приблизился к сломанному окну и посмотрел сквозь доски, которыми оно было забито. Перед ним был Длинный главный зал. Затем он увидел очертания фигуры монахини в дальнем конце, сходящей по лестнице. Она повернулась на лестничной площадке, чтобы направиться в цокольный этаж.

— Сестра! Сестра! — закричал Гольдман, колотя по доскам. Одна доска отскочила, и он вошел в здание.

Гольдман оказался в заброшенном пыльном коридоре, стены которого были покрыты облупившейся краской и пятнами сырости. В его дальнем конце виднелась приоткрытая ржавая железная дверь с забранным решеткой небольшим окошком. Оттуда слышалось слабое жужжание, то усиливавшееся, то ослабевавшее.

Гольдман подошел к двери:

— Прошу прошения. Сестра?

Никакого ответа, лишь новое жужжание. Гольдман толкнул дверь, которая громко заскрипела Он вошел в огромное темное помещение, напоминающее подземную тюрьму. Осыпающиеся цементные столбы стояли, задрапированные паутиной. На полу валялись заржавевшие остатки кроватей и обломки дерева. Жужжание стало громче, затем заглохло.

— Эй! — позвал Гольдман.

Рядом с ним зажглась спичка, что прозвучало как выстрел в тишине. Внезапно появилась монахиня. Гольдман открыл рот от изумления.

— Здесь все началось, — печально сказала монахиня. Она повернулась и зажгла свечу перед статуей Девы Марии в крохотном алькове. Затрещал тусклый огонек.

— Это крыло было закрыто в течение многих лет, — сказал Гольдман, оглядываясь вокруг. — Что здесь было?

— Чистилище, созданное руками людей, — ответила монахиня. — Изуродованные, потерянные души, худшие среди сумасшедших с криминальными наклонностями были заперты здесь подобно животным

— Это заведение было закрыто в сороковых годах, не так ли? Был какой-то скандал.

Монахиня кивнула в знак согласия.

— Молодая штатная сотрудница была случайно заперта здесь во время праздников. Заключенные ухитрились скрывать её в течение многих дней. Ее сотни раз насиловали. Когда её обнаружили, она была едва жива и беременная. Это была Аманда Крюгер. Ее дитя…

— Фредди! — вскрикнул Гольдман.

— Сын сотни маньяков. Некоторые утверждают, что он был убит, но тело его так и не было обнаружено.

Гольдман насторожился, когда снова услышал жужжание. Мимо него в темноте пролетела муха.

— Вы что-то говорили… о том, чтобы похоронить его?

— Вы должны найти его останки, — сказала монахиня, — и похоронить их в освященной земле. — Она повернулась и пошла вверх по лестнице.

— В освященной земле? — повторил вопросительно Гольдман.

Монахиня остановилась на верху лестницы.

— Если ваша единственная вера — наука, доктор, то, возможно, именно вам нужно его похоронить.

Монахиня ушла, и дверь начала медленно закрываться за нею, погружая помещение в темноту. Гольдман быстро поднялся и схватился за ручку двери до того, как она закрылась. Он прошел в коридор и огляделся. Монахиня исчезла.

Томпсон сидела у постели Джо, смотря на него, такого спокойного и хрупкого. Она говорила шепотом, но голос её был полон ненависти

— Оставь его в покое, ты, чудовище!

Внезапно короткие разрезы начали появляться на ночной рубашке Джо. Ужас охватил Томпсон, тут в палату вошел Гольдман и встал рядом.

Разрезы образовали слова: «ИДИ И ВОЗЬМИ ЕГО».

Томпсон и Гольдман в ужасе смотрели друг на друга. Затем Гольдман схватил девушку за руку и потащил к своей машине.

— Вы не должны вмешиваться в это дело, — сказал Гольдман. — Именно этого он и хочет. Пока вы принимаете гипносил, он не может до вас добраться.

— Не думайте, что я этого не знаю, — возразила Томпсон. — Но4у меня нет выбора.

— Если вы погибнете, это не принесет детям ничего хорошего. И к тому же выбор у нас есть.

— Если поверить, что ваша загадочная монахиня права.

— Я слышал и более невероятные вещи на этой неделе, — сказал Гольдман.

— Ладно, кто бы она ни была, признаю, что, похоже, знает побольше моего о Крюгере.

— Вопрос в том, — сказал Гольдман, — что произошло с телом Фредди?

— Они сожгли его заживо в котельной, — сказала Томпсон, — но догадались спрятать его останки.

— Кто может знать, где они были спрятаны? Томпсон задумалась-

— Есть только один человек… и время говорить для него наступило.

Гольдман въехал в пользующийся самой дурной славой район города и затормозил у бара «Маленький Немо». Они вышли из машины и вошли в здание. За стойкой бара маячила темная неряшливая личность, тупо уставившаяся в одну точку. Его тяжелое озлобленное лицо носило следы старых невзгод. Одет он был в грязную мятую униформу ночного сторожа.

— Хэлло, отец, — сказала Томпсон. Дон Томпсон медленно поднял глаза от кружки с пивом и робко улыбнулся:

— Это не моя ли маленькая девочка приехала навестить своего папочку?

— Прошло уже много времени.

— Да-а, но ты пришла. За что мне такое счастье? Я думал, что ты стараешься забыть, что я ещё живой.

— Мне нужна твоя помощь, — сказала неуверенно Томпсон.

Ее отец удовлетворенно хихикнул:

— Фред Крюгер мертв. У тебя всегда были маленькие трудности в понимании этого, принцесса.

— Ты знаешь, что он делал, — сказала Томпсон. — Он делает это опять.

— Она говорит правду, — вмешался Гольдман. Томпсон сверкнул глазами на Гольдмана.

— Я не припоминаю, чтобы мы когда-нибудь встречались, дружище, — сказал он угрожающим тоном. — И я не думаю, что это ваше дело.

— Я полагаю, мы сможем остановить его на этот раз, — вмешалась Нэнси, — и остановить навсегда. Но нам нужно знать, где были спрятаны его кости.

— Я уже слишком много потерял из-за этого, — сказал Томпсон. — И я завязал.

— Люди все ещё умирают, хотя прошло столько времени, — продолжала Нэнси. — Нельзя больше убегать от этой проблемы. Пожалуйста, папа, не заставляй меня просить. Это твой долг мне.

Томпсон посмотрел дочери в глаза, затем отвел взор в сторону:

— Очень приятно видеть тебя, бэби. В следующий раз не пропадай настолько.

Со слезами на глазах Нэнси вскочила из-за стола. Гольдман пристально посмотрел на Томпсона и поспешил за ней. Они остановились в алькове, ведущем в гостиную.

— Ненси… — произнес Гольдман.

— Со мной все будет в порядке, — сказала девушка. — Всего одна минута.

Внезапно заработал звуковой сигнализатор Гольдмана. Он взглянул на вызывающий его номер и, подойдя к телефону-автомату, набрал его.

— Доктор Гольдман? — послышался взволнованный голос.

— Это ты, Тарин? — спросил Гольдман. — В чем дело?

— Приезжайте немедленно. Из-за Кристен. У неё была страшная истерика, когда Симмс сказала нам, что Нэнси и вас уволили. Симмс засунула Кристен в изолятор на целую ночь, и они напичкали её снотворным. Ей ввели так много, что она не сможет бодрствовать долгое время. Она одна там, совсем одна. Фредди с ней разделается!

Гольдман побледнел:

— Окей, никакой паники, сохраняй хладнокровие. Помощь сейчас будет. — Он повесил трубку.

— Мы должны немедленно ехать туда, — сказала Нэнси.

Гольдман вытащил ключи от автомобиля, и протянул ей:

— Поезжайте вы.

Девушка нахмурилась, глядя на него.

— Мне нужно добыть останки, — пояснил Гольдман.

— Это бесполезно, Нил. Вы же его видели.

— Я поговорю с ним. А вы немедленно в больницу. Сделайте все, чтобы Симмс поняла.

— Она никогда не поймет. Мне как-то нужно будет пробраться к Кристен.

— Будьте осторожны, — предупредил Гольдман.

На долгую напряженную минуту их глаза встретились, а затем они потянулись друг к другу и страстно поцеловались. Нэнси повернулась и молча ушла.

Гольдман подошел к Томпсону. Тот не обратил на него никакого внимания. Внезапно Гольдман схватил Томпсона за воротник и ударил его о стенку. Затем развернул к себе лицом.

— Послушайте, — сказал он, едва сдерживая ярость. — Не знаю, имеет ли для вас значение, будет ли жить Нэнси или умрет, но для меня имеет. — Он прижал Томпсона к стене. — Сейчас мы с вами отправляемся на небольшую охоту за падалью.

Кристен бесцельно бродила по маленькой комнате изолятора, плача от бессилия и отчаянно пытаясь не заснуть.

— Пожалуйста, — пожалуйста, — молила она.

Кристен споткнулась и уперлась в стенку, удержавшись на ногах чисто случайно. Она оттолкнулась от стенки, шатаясь из стороны в сторону. Все её движения стали резкими и некоординированными.

— Не заставляйте, меня спать…

Старый, весь во вмятинах «додж» мистера Томпсон а остановился перед входом в небольшую церковь в бедном районе.

— Какое у нас здесь дело? — спросил Томпсон.

Гольдман выключил зажигание и вынул ключа Тут он увидел маленькую бутылку виски, высовывающуюся из кармана пиджака Томпсона. Гольдман выхватил бутылку, прежде чем хозяин смог отреагировать. — Я скоро вернусь.

Он вылил содержимое бутылки на тротуар и поспешил в церковь.

Трое прихожан сидели на скамьях, ища успокоения в молчаливой молитве. Гольдман нашел чашу со святой водой на стене и опустил туда бутылку, наполнив её.

Закрывая бутылку колпачком, Гольдман прошел по проходу к алтарю, где ставили свечи. На стене над ним висело распятие фута в четыре длиною. Гольдмаа ухватился за крест и попытался снять его с крюка. Крест снялся с громким лязгом.

Чувствуя себя в центре внимания, Гольдман повернулся и оказался лицом к лицу со священником.

— Вы соображаете, что делаете? — произнес священник.

— Послушайте, я извиняюсь, но мне это очень нужно. — Он вытащил свое портмоне, но денег в нем не оказалось. — Клянусь, я все возмещу. На самом деле. Вот, возьмите мое водительское удостоверение. Я скоро вернусь.

И Гольдман выскочил из церкви, оставив священника в полном недоумении.

Томпсон вошла в больницу и быстро пошла к изолятору. Но тут появился Макс и преградил ей путь.

— Макс, — сказала она, — я должна видеть Кристен!