Дипломатия Франклина Рузвельта

      Историческая истина вынуждает сказать, что в этот самый суровый час для СССР его союзники - американцы и англичане застыли в выжидательной позиции. Стало ясно, что обещанный второй фронт в Европе открыт не будет. Уэнделл Уилки, политический соперник Рузвельта, говорил тогда в Москве, что невыполнение решения об открытии второго фронта порождает "страшный риск". Между тем замену операции в Европе Рузвельт и Черчилль нашли в идее высадки в Северной Африке.
      Эта идея появилась уже довольно давно. Повышение американского внимания к Северной Африке видно из составленного в декабре 1941 года доклада стратегической службы "Проблема германской оккупации Северной Африки". В докладе указывалось, что даже в случае решительного отпора североафриканских войск нацистскому вторжению запасы обороняющихся должны истощиться на десятый день военных действий. В Вашингтоне рассматривалась возможность немецкого удара через Испанию и Сицилию. Захват Северной Африки укрепил бы тылы Роммеля и мог бы коренным образом (полагали в Вашингтоне) изменить стратегическую ситуацию в этом регионе.
      Однако вступления немецких войск во французские колонии Северной Африки не последовало. С течением времени "удивительные" причины германского бездействия, неиспользования выгодной ситуации в Северной Африке стали ясными даже для апологетически настроенных авторов. "С тех пор мы узнали из германских источников, что поражение нацистов в России было более сокрушительным, чем представлялось в то время. Оно потрясло вермахт до оснований и пошатнуло само нацистское руководство. В таких обстоятельствах Гитлер едва ли мог позволить глубоко вовлечь себя на другом фронте".
      В этом лежит причина отказа стран "оси" от вторжения в Тунис. С другой стороны, именно поэтому стало возможным то, что в конце декабря 1941 года Рузвельт и Черчилль говорили о высадке в Северной Африке как о реальной операции, требующей лишь разработки. Двумя месяцами ранее об этом плане не могло быть и речи. В вашингтонских беседах американского и английского лидеров обозначалась важность включения крупных французских сил в войну. С этого времени в коалиционном англо-американском планировании Франция вновь занимает место - вначале объекта, а затем и субъекта мировой политики.
      Американская сторона приступает к активному этапу формирования сети просоюзнических организаций во французских колониях. После инспекционного турне по Северной Африке посланный президентом полковник Эдди вернулся в Вашингтон и в течение июня 1942 года дал показания заинтересованным военным органам. В частности, он предстал перед Объединенным комитетом начальников штабов. В отчетах Эдди дается обзор работы американской разведки (пользовавшейся дипломатическим прикрытием) с января по июнь 1942 года. За полгода во французской Северной Африке была создана цепь подпольных радиоточек, главными среди которых были станции в Касабланке, Тунисе, Алжире и Оране. Информация направлялась в Танжер и на Мальту. Эдди докладывал, что разведкою контролируются около пяти тысяч европейцев в Марокко, около десяти тысяч мусульманского населения здесь же, более одиннадцати тысяч европейцев в Алжире плюс десять тысяч местного населения.
      Доклад Эдди произвел определенное впечатление, но стало ясно, что американская разведка встретила непредвиденную трудность. Речь идет о выборе французского лидера, который мог бы встать во главе готовых сражаться французов и в то же время пользовался бы доверием и благожелательностью американской стороны. Такого лидера долго искал Мэрфи, за появлением потенциальных претендентов внимательно следила военная разведка. Личный представитель Рузвельта Д. Макартур посетил уединившегося в своем поместье на юге Франции Вейгана и предложил ему возглавить сепаратистское движение французов, союзных с США, - но безрезультатно. В мае 1942 года глава службы стратегической разведки в западном Средиземноморье полковник Сольберг встретился с де Голлем. В Вашингтон последовало отрицательное мнение о лидере "Свободной Франции".
      В ореоле славы дважды беглеца из немецкого плена (в первую и вторую мировую войну) на французской сцене довольно неожиданно возник "независимый" от Виши военный деятель, офицер с очень высоким положением во французской военной иерархии - генерал Жиро. После законспирированных контактов с ним американцы пришли к заключению, что, по-видимому, перед ними искомая фигура. Политические претензии Жиро распространялись лишь до требования предоставить ему, французскому генералу, пост главнокомандующего союзных сил (после высадки) в Северной Африке. Никаких претензий на защиту французских государственных интересов в широком смысле от Жиро не исходило, и это устраивало Вашингтон.
      Пыл американской агентуры был несколько охлажден Объединенным комитетом начальников штабов, который в это время передал весь контроль над проведением операции "Торч" генералу Эйзенхауэру и рекомендовал отстранить французских лидеров от обсуждения конкретных вопросов стратегического значения. По мысли американских генералов, они должны были занять свои посты уже после решающей фазы высадки, чтобы играть вспомогательную, а не первостепенную роль. Это сразу ставило их в зависимое положение исполнителей американских приказов.
      Когда Р. Мэрфи прибыл в Вашингтон 31 августа 1942 года, он увидел, что Северная Африка получила почти полный приоритет в работе военного и внешнеполитического ведомств правительственного аппарата. Его тотчас же принял Рузвельт, с ним беседовали госсекретарь Хэлл, заместитель госсекретаря Уэллес, военный министр Стимсон, начальник штаба армии Маршалл и другие высокопоставленные особы. "Рузвельт был более ответствен за принятие плана африканской операции, чем кто-либо другой". Восстановление французской империи и политическое признание французских властей не соответствовали тому курсу, которым следовала американская сторона в своих взаимоотношениях с французами. Среди французских организаций не было четкого понимания американской позиции, и это привело впоследствии к недоразумениям, противоречиям и столкновениям.
      Подспудные антагонизмы проявились позже. Осенью 1942 года политические разногласия еще крылись за военной стороной дела, за подготовкой к операции "Торч". Мэрфи ознакомил Рузвельта с кандидатурами генерала Жиро и его протеже в Алжире - генералом Мастом. Чтобы проведение политических решений проходило по американскому плану без затруднений, Рузвельт в середине сентября назначил Мэрфи советником по гражданским делам при главном военном исполнителе операции "Торч" - генерале Эйзенхауэре. Высшим командным офицером экспедиционного корпуса 12 октября был отдан приказ, в котором значилось, что после высадки "гражданская администрация будет полностью под американским контролем". Как видим, французские и американские планы кардинально расходились в главном пункте - в вопросе о политической власти. Необходимая американцам политическая фигура была найдена в лице генерала Анри Жиро. "Проблема французского лидера" казалась наконец-то решенной.
      В ночь с 22 на 23 октября 1942 года на небольшой вилле на алжирском побережье состоялась необычная американо-французская конференция. Британская подводная лодка высадила на берег заместителя Эйзенхауэра генерала Кларка с сопровождающими его офицерами. Возглавляемая Кларком и Мэрфи американская делегация провела переговоры с лидерами антивишийских сил Северной Африки - генералом Мастом и полковником Ван Экке. Кларк и Мает обнаружили единство в мнении о необходимости скорой высадки. Подлинный спор, однако, разгорелся по вопросу о верховном командовании. Американская сторона соглашалась отдать верховный пост французам, но - в неопределенном будущем. Мает требовал немедленного занятия этого поста генералом Жиро. Поскольку многое зависело от мнения отсутствующего Жиро, договорились окончательно решить вопрос при его участии. Практически (имея в виду полную оторванность Жиро от осуществления плана "Торч") это означало временную победу американской стороны, не поступившейся постом Эйзенхауэра. Следует также сказать, что американцы не ознакомили французов со своими конкретными планами. Были утаены день высадки и место десанта войск. "Встреча в Шершеле была одной из самых неудачных конференций войны, - признается Мэрфи, из-за того, что французские участники переговоров не знали о важнейших деталях союзных планов".
      Оправдываясь, американская агентура впоследствии часто ссылалась на "невероятную трудность условий" и, главное, на "отсутствие контакта и взаимодействия между двумя фундаментально консервативными - ввиду обстоятельств и традиций - силами, англо-американцами и французским верховным командованием".
      Упомянутая конференция была последней дипломатической прелюдией к ноябрьской высадке. Политические просчеты американцев очевидны. Важнейшие вопросы - о французской поддержке высадки, о дальнейшем сотрудничестве, о верховном командовании были отложены, оставлены на волю потока событий. В это время под давлением американцев Жиро пошел на компромисс, который был возможен лишь после его главной уступки - отказа от претензий на высший военный пост. В конечном счете, как докладывал в Вашингтон Эйзенхауэр, "Жиро признан возглавляющим все усилия по предотвращению фашистской агрессии в Северной Африке, признан в качестве главнокомандующего всех французских сил в этом районе и губернатора французских североафриканских провинций". Эйзенхауэр сохранил титул главнокомандующего всех союзных войск. Спустя несколько часов началась операция "Торч".
      Рузвельт не мог следить за всеми деталями приготовлений своих дипломатов в Европе, потому что катастрофические для США события происходили в Азии.
      В начале мая 1942 года остатки американских войск на Филиппинах сдались японцам. Их было ни много ни мало, а двадцать тысяч человек со всей амуницией. Возможно, что это наиболее унизительный для США момент во всей второй мировой войне. Каскад японских побед продолжался безостановочно примерно до 8 мая, когда удача и везение императорских войск наконец встретили настоящее американское сопротивление. Началось заметное в истории войны на Тихом океане сражение в Коралловом море. Оно происходило в окруженном рифами водном пространстве между Новой Гвинеей, Соломоновыми островами, Новыми Гебридами, Новой Каледонией и северо-восточным побережьем Австралии.
      Дешифровка японских радиосообщений дала командующему Тихоокеанским флотом (после Пирл-Харбора им стал адмирал Нимиц) сведения о том, что японцы собираются высадить десант на Новой Гвинее и захватить Порт-Морсби, главную австралийскую базу в этом регионе на подходе к собственно Австралии. Оставалось сделать засаду. В нее вошли тяжелый крейсер "Лексингтон" и авианосец "Йорктаун". В направляющуюся к Порту-Морсби японскую эскадру входили два тяжелых авианосца "Цуйкаку" и "Сойкаку", а также легкий авианосец "Сохо".
      Встреча двух эскадр пришлась на 8 мая 1942 года. Лучшие японские асы, отличившиеся в Пирл-Харборе, имели на этот раз частичный успех: "Лексингтон" был потоплен, но поднявшиеся с его палубы бомбардировщики и авиация "Йорктауна" заставили японскую эскадру отступить, неся потери в самолетах и поврежденных судах. На фоне прежних очевидных японских побед это было определенное изменение тенденции. Японцы еще владели преимуществом в истребительной авиации - их модели "Зеро" превосходили американские. Но общий план захвата Новой Гвинеи был сорван - первая удача США в борьбе с Японией. В стратегическом плане наметился перелом: эра "безнаказанных" японских побед приблизилась к концу. Для США это означало, что верфи и доки двух побережий будут иметь больше времени для демонстрации того, во что американцы свято верили - технического и индустриального превосходства Штатов.
      Ареной следующего этапа в борьбе США и Японии за Тихий океан стал Мидуэй, на котором находился американский аэродром. Этот остров, одиноко лежащий в северо-западной части Тихого океана примерно на трети пути между Пирл-Харбором и Токио, был важен для американской воздушной разведки, осуществлявшей облеты океана, а также ввиду своей радиостанции, перехватывающей депеши японцев.
      Японцы намеревались захватить Мидуэй с тем, чтобы подступить в августе 1942 года к Гавайям, а затем оккупировать Панамский канал, блокировать с моря Калифорнию, заставить США покинуть Австралию, свернуть планы посылки войск на европейский театр. В Токио надеялись, что в процессе осуществления этого плана рухнет американо-английский союз, совместное японо-германское давление заставит правящие круги США отвергнуть президента Рузвельта. Наиболее оптимистические расчеты не исключали возможности присоединения США к странам "оси".
      Битва за Мидуэй - своеобразный водораздел между сплошным триумфом японцев в первые месяцы и последующей затяжной войной на истощение, в которой США с их индустрией и ресурсами получили предпочтительные шансы. Мидуэй стал первой победой США на Тихом океане.
      Япония выступила на захват крохотного Мидуэя с невиданными для военно-морской истории силами. Флот адмирала Ямамото состоял из восьми авианосцев, десяти линкоров, двадцати одного крейсера, семидесяти миноносцев и пятнадцати крупных подводных лодок - не считая вспомогательных судов. На палубах авианосцев стояли 352 истребителя "Зеро" и 277 бомбардировщиков.
      Соединенные Штаты располагали лишь тремя авианосцами, восемью крейсерами, четырнадцатью эсминцами и двадцатью пятью подводными лодками соотношение один к трем в пользу японцев. Неоценимым преимуществом американской стороны было знание военного кода японцев - это давало ключ к пониманию их замыслов и действий. В радиограммах японцев в качестве цели захвата фигурировало некое АФ. Адмирал Нимиц полагал, что речь идет о Мидуэе, а в Вашингтоне считали, что так обозначены Гавайские острова. Тогда Нимиц послал ложную телеграмму о том, что на Мидуэе вышел из строя пункт дистилляции воды, и японские радиограммы отметили, что на АФ намечается нехватка пресной воды. В результате все американские силы были заранее брошены к Мидуэю.
      Когда утром 4 июня 1942 года японские самолеты направились к острову Мидуэй, его значительно усиленный за две предшествующие недели гарнизон уже ждал атаки. Радары указали на приближающиеся самолеты. Пятнадцати американским бомбардировщикам Б-17 был отдан приказ направиться к идущим с северо-запада японским авианосцам. Остальные американские самолеты поднялись в воздух ожидая атаки. В десятиминутной ожесточенной схватке ценой потери двух "Зеро" японцы вывели из строя двадцать два американских истребителя. Ликвидировав слабое заграждение, "Зеро" предоставили поле деятельности 106 бомбардировщикам. Пятитысячный гарнизон острова испытал на себе ярость самураев, но, подготовленный к налету, сохранил боеспособность.
      А тем временем увеличившийся отряд американских бомбардировщиков приближался к японским авианосцам. Задача была ясна и опасна: или авианосцы пойдут ко дну, или США лишатся сил на Тихом океане с соответствующими дальнейшими перспективами. Между 7 и 10 часами утра семьдесят восемь американских бомбардировщиков на низкой высоте обрушились на те самые авианосцы, чья авиация осуществила налет на Пирл-Харбор. Результаты были плачевны - 48 самолетов рухнули в океан, не нанеся урона японским кораблям. Но эти жертвы были не напрасны. Перегруженные самолетами и занятые подготовкой ко второму налету на Мидуэй авианосцы адмирала Нагумо позволили трем американским авианосцам - "Энтерпрайз", "Хорнет" и "Йорктаун" приблизиться к японскому флоту. С палуб американских авианосцев взмыли более семидесяти бомбардировщиков, и почти все они нашли могилу в Тихом океане. Но уверенный в окончании налета Нагумо приказал перевооружить свои бомбардировщики торпедами - против неведомо откуда взявшихся американских кораблей.
      Японский адмирал полагал, что уже все самолеты противника задействованы в бою. Но он фатально ошибся. Когда на палубах японских авианосцев производилась громоздкая операция перевооружения самолетов, в небе неожиданно появились семнадцать старых бомбардировщиков с "Йорктауна" и тридцать два с "Энтерпрайза". В течение шести минут японский флот понес исключительные по значимости потери - были потоплены четыре ударных авианосца "Кага", "Акага", "Сорю" и "Хирю". На такую удачу американцы раньше просто не могли рассчитывать.
      В результате битвы у Мидуэя японский флот потерял половину своих авианосцев, 55 процентов своей авианосной ударной силы. (За все оставшееся время войны Япония сумела построить лишь пять авианосцев.) Такого страшного удара императорская Япония еще не знала.
      Возможно, не менее важной для Японии была потеря на палубах тонущих кораблей почти половины авиационных асов, показавших свою квалификацию в Китае, на Пирл-Харборе, Малайе и Яве. Потеря кораблей и пилотов серьезно затормозила тот безумный порыв, в котором японцы между декабрем 1941 и июнем 1942 года овладели контролем над огромной зоной Восточной Азии. Была создана предпосылка для мобилизации американских сил.
      Но императорское окружение, признавая силу нанесенного удара, не потеряло решимости. Наиболее приближенный к императору Хирохито маркиз Кидо записал в дневнике: "Император сказал, что удар нанесен тяжелый, но, несмотря на сложившиеся обстоятельства, он приказал начальнику штаба военно-морских сил Нагано продолжать боевые действия и обеспечить, чтобы моральное состояние войск не ухудшилось. Он подчеркнул, что не хочет, чтобы будущая тактика военно-морских сил была пассивной".
      Война на Тихом океане вошла в фазу некоего равновесия, причем время было не на стороне японцев. Обе стороны видели перед собой годы ожесточенной борьбы и готовились к ней. Император Хирохито после Мидуэя приказал конструкторам создать новое поколение самолетов и другого вооружения и быть готовыми к его массовому выпуску к концу 1944 года.
      Создавалось впечатление, что японцы утверждаются в своей сфере надолго. Возводились монументы завоевателям Сингапура и Манилы, создавалась сеть школ по изучению японского языка в завоеванных странах, выискивались марионетки-квислинги. Было образовано специальное Министерство Великой Восточной Азии.
      Двадцатого августа 1942 года в Токио прибыли репатриированные из США сотрудники японского посольства во главе с Номурой и Курусу. Они обрисовали подлинную реакцию населения США на Пирл-Харбор, рассказали о мобилизации американской экономики. Хирохито подолгу беседовал с ними и капитаном Йокояма Исиро - главой японской разведслужбы в США. Ситуация, как стали понимать в императорском дворце, требовала крайней централизации власти, избавления ото всех потенциально пацифистских сил. Первого сентября 1942 года Тодзио к двум своим портфелям (премьер-министра и военного министра) добавил третий - министра иностранных дел - вместо колеблющегося Того.
      Показателем усиления интереса Рузвельта к азиатскому театру военных действий было назначение командующим военно-морскими силами США адмирала Э. Кинга, известного своим исключительным вниманием не к официально объявленной "арене номер один" - Атлантике, а к Тихоокеанскому бассейну. Фокусом борьбы на Тихом океане стал Гвадалканал, где американцы отразили четыре японских наступления и около которого произошло семь морских сражений.
      В ночь на 12 октября американцы одержали первую победу в морском сражении: были потоплены тяжелый крейсер "Фурутака" и три миноносца. А в бою 25 октября американцы хотя и потеряли свой предпоследний авианосец "Хорнет", но вывели из строя японские авианосцы "Азуихо" и "Сойкаку", а также тяжелый крейсер "Тикума".
      Эти потери навели императорский двор на мрачные мысли. Двадцать седьмого октября император Хирохито признал: "Наше второе наступление провалилось". В этот же день Хирохито лично инструктировал нового японского посла в Риме заверить выступающий в качестве посредника Ватикан, что японские армии могут при определенных условиях уйти из Китая, а японские требования в Юго-Восточной Азии будут, в случае заключения мира, минимальными.
      Нельзя сказать, что в Вашингтоне была восстановлена уверенность. Президент Рузвельт в полной мере осознавал значимость исчезновения из окружающих Гвадалканал вод американских авианосцев. Он требовал посылки подкреплений к военно-морским пехотинцам на Гвадалканале. По его приказу американцы 30 октября начали свое второе наступление против японцев, оказавшихся на острове. На Гвадалканал был отправлен вице-адмирал Хелси, давший американским войскам отныне знаменитые инструкции: "Убивайте японцев. Убивайте японцев. Продолжайте убивать японцев".
      Приказы противоположной стороны звучали примерно в том же духе, и напряжение достигло своего пика.
      В Вашингтоне в системе госдепартамента обсуждается в декабре 1942 года проект, предусматривающий создание в будущем в Тихоокеанском бассейне системы опеки под руководством американцев. Борьба с Японией стала видеться в ракурсе достижения возможности доминирования США в гигантском регионе.
      Но для доминирования в этом регионе абсолютно необходимо было укрепление американских позиций в Китае, а Рузвельт к середине 1942 года стал ощущать, что теряет рычаги воздействия на Чан Кайши. Посланный в Бирму для командования двумя китайскими армиями американский генерал Стилуэл не сумел найти общий язык с китайцами. Дело было не только в его личных особенностях. Рузвельт хотел из Вашингтона направлять основные действия своего азиатского партнера, а тот проявил вкус к самостоятельности, понимая, что в свете японских успехов у американцев нет альтернативы опоре на гоминдановскую столицу Чунцин. Словесно Чан Кайши давал Стилуэлу простор для любого вида планирования, для самых смелых операций. Но в реальной жизни Чан Кайши блокировал все основные наступательные планы американского генерала, которые должны были щедро оплачиваться кровью китайских соседей. Их отношения быстро перешли в открытую вражду. Командующий американской авиацией в Китае генерал Ченнолт говорил, что генералиссимус с охотой поставил бы Стилуэла к стенке. Со своей стороны, Стилуэл отзывался о китайском генералиссимусе не иначе как о "земляном орехе", он жаловался, что Чан Кайши полностью связал его инициативу. Стилуэл объяснял свои поражения в Бирме вмешательством Чан Кайши.
      Перед Рузвельтом встал более широкий вопрос о месте Китая в союзнических усилиях в целом. После решения генерала Маршалла передать авиацию, первоначально предназначавшуюся китайцам, для защиты Индии, генералиссимус Чан Кайши "взорвался" и заявил: "С Китаем обращаются не как с равным союзником, подобным Англии и России, а как со слугой... Когда я был в Индии, Ганди сказал мне: "Они никогда по своей воле не будут обращаться с индийцами как с равными, почему они не допускают Вашу страну даже к штабному планированию?"".
      Все более чувствуя свою значимость для отступающих перед ударами японцев союзников, Чан Кайши к лету 1942 года отошел от прежнего "униженного" тона в диалоге с Рузвельтом. В мае генералиссимус предупредил президента, что без существенной помощи союзников "китайское доверие к ним будет полностью поколеблено", последует крушение китайского фронта, находящегося в критическом положении.
      Рузвельт, несмотря на сложность общего положения, постарался помочь китайскому союзнику, в котором видел одну из главных опор своего послевоенного мира. Он возвратил отобранные у Стилуэла авиационные части, обратился к англичанам с просьбой защитить от японцев бирманскую дорогу. В своих беседах по радио Рузвельт неустанно превозносил китайскую армию, хотя славословие ее успехов требовало воображения. Важнейшим был следующий пассаж: "В будущем непобедимый Китай будет играть достойную его роль в поддержании мира и процветания не только в Восточной Азии, но и во всем мире".
      Рузвельт гарантировал Чан Кайши место в Тихоокеанском военном совете. (Удовлетворение Чан Кайши было бы меньшим, если бы он знал, что Рузвельт писал об этом предложении своему послу в Лондоне Вайнанту: "Тихоокеанский военный совет создан преимущественно для распространения информации по поводу прогресса операций на Тихом океане - и, во-вторых, дает мне шанс осчастливливать всех возможностью заниматься болтовней".)
      Настойчивость Чан Кайши, желавшего отнять у Стилуэла прерогативу распоряжаться поставками по ленд-лизу в Китае, еще больше обострила отношения между генералиссимусом и американским генералом. Рузвельт категорически отказался подчинить Стилуэла Чан Кайши. Он утвердил программу ограниченной помощи чунцинскому режиму, но война входила в такую стадию, когда он не мог дать большего своему азиатскому союзнику. В этот момент перед Рузвельтом лежал доклад Объединенного комитета начальников штабов, в котором (конец августа 1942 года) указывалось, что "моральное состояние Китая является очень низким. Китайцы находятся под грузом пяти лет военных действий, они чувствуют разочарование в отношении того, что война на Тихом океане не принесла им поддержки". Доклад Объединенного комитета не исключал возможности крушения Китая.
      Нужно отметить, что первые глубокие размышления Рузвельта о мире будущего, о послевоенной системе международных отношений относятся именно к середине 1942 года. Тогда им было принято как аксиома то положение, что будущий мир нельзя будет сохранить без союза с СССР и Англией. Проблемы границ СССР
      и имперских притязаний Лондона не кажутся в этот момент Рузвельту непреодолимыми. Когда летом Ганди и Чан Кайши обратились к нему с просьбой о предоставлении независимости Индии, он призвал их отложить дело ради "общей борьбы против общего врага".
      Начиная с этого времени изобретенный в начале мировой войны американскими планировщиками термин "большая территория" стал условным названием для той части мира, где американское индустриальное могущество не встречало бы внешних препятствий. Этот район мира должен был быть, по оценке известного теоретика международных отношений Н. Чомского, "открыт для капиталовложений, для репатриации прибылей, иными словами, открыт для господства Соединенных Штатов. Для того, чтобы американская экономика могла развиваться без внутренних перемен, - а именно это требование было ключевым вопросом во всех дебатах того времени - без какого-то бы ни было перераспределения доходов или власти, без изменения структуры, минимальная территория, определенная программой исследований войны и мира как стратегически необходимая для контроля над миром, включала все западное полушарие, бывшую Британскую империю, которую англичане начали ликвидировать, и Дальний Восток. Таков был минимум, а максимумом была вся вселенная".
      Вообще говоря, ответ на вопрос, каковы географические параметры "большой территории", постоянно изменялся по мере того, как текли сороковые годы.
      Первые определения "большой территории" относятся к периоду лета 1940 - лета 1941 года. Они включали в себя два элемента: один традиционный, другой абсолютно новый в определении "жизненно важных" интересов США. Первый элемент - Западное полушарие, второй - Британская империя. Нетрудно представить себе, что провозглашать особое отношение и особые права на компоненты обширной Британской империи в этот период было не так уж трудно. Англия противостояла державам "оси" в одиночестве. Ее коммуникации были уязвимы. Речь шла уже не только о сохранении Британской империи, но и собственно о существовании Англии как независимого государства. Понятно, что Англия была восприимчива к давлению извне, тем более со стороны потенциального союзника - США. Ведь именно на вовлечение в войну Америки уповал У. Черчилль, он был готов уплатить немалую цену за американскую поддержку. В такой обстановке американские стратеги включили Британскую империю второй составной частью "большой территории".
      В момент, когда США вступили в войну, две страны ощущали соприкосновение - отнюдь не всегда дружественное - интересов в глобальном масштабе. Ареной номер один может быть назван Китай, где Англия к 1942 году была доминирующей державой, а позиции и интересы США были значительно слабее. Арена номер два - Средиземноморье, где англичане доминировали, а интересы США были совершенно незначительными. Ареной номер три служил юг тихоокеанского бассейна, где еще недавно Австралия и Новая Зеландия были покорны Британии, а в 1942 году задумались над переменой ориентации (что и произошло через несколько месяцев).
      Впервые в своей истории Соединенные Штаты получили необычайные - и довольно легко достижимые - внешнеполитические возможности, без преувеличения, глобального масштаба.
      Если в 1939 году Ф. Рузвельт "возлагал" на Англию задачу "спасения цивилизации", то в 1942 году он и его помощники, видя ценность союза с Англией, уже предусматривали главенство в дуэте Соединенных Штатов. "Чемберлен, - пишет английский историк Д. Рейнольдс, - предвидел такой ход событий, и его внешняя политика была частично направлена на избежание подобной ситуации: будучи однажды разбуженным, спящий гигант неизбежно превратит своего английского союзника в карлика".
      И хотя, находясь под прицелом гитлеровцев, англичане приветствовали принятие Америкой роли мировой державы, они уже предчувствовали неизбежное: рост могущества США за счет, в частности, западноевропейских союзников.
      Разумеется, в тот критический период никто из находящихся у кормила власти в США не прибегал к циничным выражениям о дележе английского наследства. Но смысл американских планов в отношении Британской империи от этого не менялся. С развертыванием в 1941 году масштабов мировой войны внешнеполитическое планирование США пошло по линии расширения "большой территории". Постепенно в нее начали входить помимо фрагментов Британской империи части других обанкротившихся европейских метрополий. В "территорию" была включена голландская Ист-Индия (Индонезия) на азиатском направлении и бывшая датская территория Исландии на подступах к европейскому побережью. Особый этап планирования наступил с "отчуждением" вишийского режима. Лишившись иллюзий относительно коллаборационизма Виши, приняв решение сделать Северную Африку плацдармом наступления в Европе, американское руководство к 1942 году пришло к важному заключению. Франции предстояло занять после мировой войны скромное положение средней европейской державы, а наиболее стратегически важные из ее колоний были включены в "большую территорию". Три региона этой империи вызывали особый интерес Рузвельта Северная Африка; Западная Африка - ближайшая к южноамериканскому континенту часть африканских владений Франции (район Дакара); французский Индокитай.