Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Дипломатия Франклина Рузвельта

ModernLib.Net / История / Уткин Анатолий Иванович / Дипломатия Франклина Рузвельта - Чтение (стр. 12)
Автор: Уткин Анатолий Иванович
Жанр: История

 

 


      Основные части этого плана в конечном счете попали в Берлин и создали германскому руководству необходимую перспективу. Гитлер, ознакомленный с планом, сказал 11 декабря 1941 года в рейхстаге: "В Соединенных Штатах стал достоянием гласности план, приготовленный президентом Рузвельтом. Этот план вскрывает его намерение напасть на Германию в 1943 году со всеми ресурсами, доступными Соединенным Штатам. Здесь наше терпение подошло к критической точке".
      Германский контрплан был готов к 14 декабря 1941 года. Он призывал:
      1) завершить кампанию на восточном фронте, даже за счет перехода к оборонительным действиям (это освободило бы более ста немецких дивизий); 2) ввести в "крепость Европу" Испанию, Португалию, Швецию и всю Францию; 3) оккупировать все северное побережье Франции и Суэцкий канал; 4) дать приоритет воздушному и военно-морскому наступлению против англо-американцев; 5) укрепить воздушную и береговую оборону.
      Гитлер выразил свое одобрение 12 декабря 1941 года. Но советское наступление под Москвой сделало этот план абсурдом. Ни о какой переориентации на западное направление отныне не могло быть и речи.
      Это станет ясно позднее. А летом и осенью 1941 года в Вашингтоне испытывали большие сомнения в крепости советского фронта. Нужно заметить, что через два месяца после вторжения в СССР Гитлер приказал уменьшить производство вооружений, он был уверен: дело сделано. Чтобы удостовериться в надежности советского фронта, Рузвельт решил послать в Москву своего ближайшего личного помощника Гарри Гопкинса. Его миссия была чрезвычайно важна для формирования дальнейшей стратегии Рузвельта в мировой войне. Собственно, Гопкинс сам вызвался лететь в Москву. Находясь в Англии и видя, что в Вашингтоне колеблются относительно возможности оказать действенную помощь Советскому Союзу, он 26 июля 1941 года постарался убедить президента в ее целесообразности. Гопкинс телеграфировал президенту, что поездка в Москву и беседа со Сталиным "будут означать, что мы имеем в виду деловой подход и настроены на долгое сотрудничество". Такая идея была подхвачена президентом.
      Миссия Гопкинса в Москву - один из самых волнующих эпизодов дипломатической истории второй мировой войны. Президент Рузвельт посредством этого визита хотел убедиться в том, выстоит ли СССР, какова настроенность его руководства, долго ли советско-германский фронт будет сдерживать основную силу вермахта. Если Гопкинс придет к выводу о ненадежности СССР как военной силы, ресурсы Америки следовало перенаправить в другие районы; если же Советский Союз предстанет боеспособной силой - ему открывалась дорога к ленд-лизу. Рузвельт снабдил Гопкинса письмом для Сталина: "Мистер Гопкинс находится в Москве по моей просьбе для бесед с Вами лично и с теми из официальных лиц, которых Вы назначите для решения жизненно важного вопроса о том, как мы можем наиболее целесообразным и эффективным способом предоставить помощь Соединенных Штатов вашей стране".
      Итак, складывалась новая ситуация: Германия "увязала" в России, Япония - в Китае. Американские силы в этой обстановке, полагал Рузвельт, следовало сконцентрировать на подходах к Европе, для чего необходимо было укрепить связи с англичанами. Решая подобную задачу, он договорился о встрече с Черчиллем у берегов Канады (Ньюфаундленд). Официальной целью встречи в бухте Арджентия была "оценка значимости происходящего в мире, отражающем нацистскую агрессию".
      В эти дни Рузвельт много говорил о незыблемых человеческих ценностях. В Арджентии им с Черчиллем предстояло обозначить цели войны - и все они касались самых высоких принципов. Случайно ли это? Разумеется, мир нуждался в более светлых перспективах, чем тирания Гитлера. Складывающаяся ситуация требовала решить конкретные проблемы союза между такими разными странами, как США, Великобритания и СССР, следовало обозначить историческую перспективу их союза, их послевоенные планы. Но как раз этого Рузвельт хотел избежать. Неясность в данном вопросе устраивала его более, чем четкое проведение разграничительных линий. Именно в июле 1941 года Рузвельт настаивает на том, чтобы Черчилль "не давал обязательств относительно послевоенных мирных решений в отношении территорий, населения и экономики". Улетающему в Лондон 11 июля 1941 года Гопкинсу было дано указание исключить из повестки дня будущей встречи президента с Черчиллем вопросы послевоенного экономического и территориального устройства.
      Так обозначилась линия американской дипломатии, которой президент Рузвельт держался все насыщенные событиями военные годы: не обсуждать проблем грядущего с союзниками, не связывать себе руки обязательствами, полагаться на то, что гигантская мощь США автоматически станет основой послевоенного мирового порядка, а всякие предварительные договоренности способны лишь помешать.
      Именно с этой идеей - будучи готовым обсуждать проблемы сегодняшнего дня, но отказываясь связывать себя обязательствами на послевоенное будущее - Рузвельт выехал на первую встречу с премьер-министром Черчиллем к берегам Ньюфаундленда. Названная Атлантической конференцией, она началась 9 августа 1941 года.
      Нет сомнений в том, что Рузвельта волновала встреча с Черчиллем. Слава последнего как журналиста, политика и военного деятеля распространялась по всему миру с начала века, и ныне, будучи уже пятнадцать месяцев премьер-министром Англии, он мог затмить собой любого политика. Для такого эгоцентрика, как Рузвельт, это было бы суровым испытанием.
      Как полагает американский историк Дж. Берне, у Черчилля, наследника великой дипломатической традиции, искусного в "черной магии" дипломатии, наблюдалось "фатальное непонимание значения огромных сил, порожденных революциями в России, Китае и других местах. В сравнении с Рузвельтом, его поле зрения было далеким, но узким; он видел взаимосвязь военной стратегии и послевоенного баланса сил в Европе, но он не мог представить себе подъем народных масс Азии и Африки. Как и Рузвельт, он был импровизатором в подходе к великой стратегии, но ему не хватало всеобъемлющих принципов, которые давали бы ему общее направление и фокус в отношении рутинных ежедневных решений Рузвельта. Черчилль действовал так, как он сам однажды восхищенно написал о Ллойд Джордже: "Он обозревал проблемы каждое утро глазами, не затемненными предвзятыми мнениями, прошлыми оценками, прежними разочарованиями и поражениями", и в присущем военному времени калейдоскопе меняющихся ценностей и потрясающих событий его стратегия проистекала скорее из интуиции и проницательности, чем от долговременных, заранее установленных целей".
      Британский премьер-министр представлял трудности президента и постарался избежать отчуждения на эмоциональной основе. Наблюдая за Черчиллем, Г. Гопкинс заметил: "Можно было подумать, что его возносят к небесам для встречи с богом". Премьер взобрался на борт президентского крейсера "Огаста", он был готов еще и не то преодолеть, чтобы быть представленным президенту. Нетрудно предположить мотивы Черчилля: сейчас решалась судьба Британской империи, Англии как мировой державы, и Черчилль был способен на очень многое, чтобы получить помощь.
      Окружение Рузвельта на конференции "Арджентия" составляли Г. Гопкинс, заместитель государственного секретаря С. Уэллес и будущий посол США в Москве А. Гарриман. Отсутствие государственного секретаря безошибочно говорило о том, что Рузвельт лично осуществляет свою дипломатическую стратегию, не перепоручая важнейших решений другим.
      Именно Рузвельт определил повестку дня переговоров - и он сузил ее практически до одного пункта: выработка общих целей борьбы со странами "оси". Примечательно, что Рузвельт хотел даже выпустить специальное сообщение, что планы на будущее не обсуждались на встрече. Пока президент собирался лишь выработать общие принципы, касающиеся "судьбы цивилизации". Никаких секретных договоров и соглашений. Изложение же принципов было необходимо для мобилизации общественного мнения в США, для создания пафоса борьбы, для формирования такого консенсуса в американском обществе, который мог обеспечить проведение далеко идущей внешней политики. Рузвельт знал, что С. Уэллес с формализмом, присущим его ведомству, уже заготовил проект совместного заявления, но этот проект вряд ли пришелся бы по вкусу английскому премьер-министру. В нем речь шла о борьбе с колониализмом и с дискриминацией в торговле - прямой выпад против торговых барьеров Британского содружества наций. Рузвельт предпочел подождать проекта Черчилля.
      Английский проект был представлен на второй день конференции. Черчилль в данной ситуации, как и Рузвельт, не был заинтересован в педантичном конкретизировании. Его проект являл собой изложение общих принципов, без детальных планов совещающихся сторон на будущее. Провозглашался отказ от территориальных приращений, свобода волеизъявления народов, непризнание насильственных изменений границ, "честное и равное распределение основных ресурсов", необходимость создания эффективной международной организации, гарантирующей безопасность государств, свободу морей и всеобщее разоружение. Эти пять принципов должны были послужить основой так называемой Атлантической декларации. Находившиеся в прямой зависимости от американской помощи англичане пошли навстречу почти всем пожеланиям американцев. Но не абсолютно всем. Уже на этом этапе Рузвельт и его окружение занимают позицию, угрожающую английским интересам в вопросе о новой системе мировых экономических возможностей, об уничтожении торговых барьеров, плотно прикрывающих британскую колониальную империю. К неудовольствию англичан Рузвельт и Уэллес потребовали уничтожения "всех искусственных препятствий и контрольных механизмов... создавших такой хаос в мировой экономике на протяжении жизни последнего поколения".
      Протесты англичан, для которых данное положение означало посягательство на основу единства их зоны влияния, поставили американцев в сложное положение. Дальнейшее давление было чревато взрывом, как ни зависимы были англичане. С. Уэллес советовал идти до конца, требовать "восстановления свободной и либеральной торговой политики". Рузвельт не считал, что наступил момент решительного выяснения отношений с англичанами: впереди лежало неведомое будущее, где еще предстояли взаимные жертвы. Поэтому он смягчил американскую позицию, включив в фразу о грядущей свободной торговле добавление об "уважении к ныне существующим обязательствам".
      Что касается прямого призыва англичан создать "эффективную международную организацию", то подписаться под ним Рузвельт еще не был готов. Не зная, будут ли у США в этой организации достаточные надежные рычаги, он дал более широкое обязательство - на "создание широкой и постоянной системы общей безопасности".
      Об опасениях, владевших Рузвельтом на данном этапе, говорит тот факт, что он с величайшей охотой принял еще одну оговорку Черчилля - между окончанием войны и созданием всемирной организации должен истечь определенный "переходный период", и постоянный международный орган будет создан "только по прошествии этого экспериментального периода". В ходе первой своей крупной международной акции периода войны президент Рузвельт твердо настаивал на ее исключительно секретном характере. Держались в тайне не только детали переговоров, но и само место проведения встречи. Мир узнал о конференции "Арджентия" лишь 14 августа, когда была провозглашена Атлантическая хартия. Через два дня президент описал репортерам совместный англо-американский молебен на палубе линкора "Принц Уэлльский". Но не детали уже были важны: те, кто был заинтересован, поняли, что президент США активно входит в мировую политику. Стало очевидно, что поражение антинемецких сил весной 1941 года не ослабило, а укрепило представление Рузвельта о том, что полностью находящийся под германским контролем европейский континент являет несомненную опасность для США, мириться с чем они могут, лишь ставя под угрозу свои существеннейшие интересы, а в конечном счете и независимость. К моменту встречи с Черчиллем Рузвельт уже пришел к заключению, что без привлечения военно-морской и военно-воздушной мощи США текущий конфликт едва ли будет решен.
      Среди немногочисленных конкретных результатов Атлантической конференции следует отметить то, что президент Рузвельт и премьер Черчилль выразились так жестко в отношении Японии, как американские дипломаты не осмеливались говорить прежде: "Любое дальнейшее увеличение зоны контроля Японии в Юго-Западной части Тихого океана создаст ситуацию, в которой правительство Соединенных Штатов будет вынуждено предпринять контрмеры, даже если это могло бы повести к войне между Соединенными Штатами и Японией... Если любая третья сторона станет объектом агрессии Японии как результат указанных контрмер, президент будет намерен испросить согласие конгресса оказать помощь этой державе".
      Слова сильные, не допускавшие двусмысленных толкований.
      В Арджентии Черчилль настаивал на предъявлении Японии американского ультиматума с тем, чтобы как-то противостоять овладению японцами колониями поверженных европейских стран (как это было с введением японских войск во французский Индокитай). Английский премьер в самых мрачных тонах рисовал Рузвельту обстановку, которая сложится в случае агрессии Японии против английских и голландских владений в Азии: последует потопление всех английских судов в Тихом и Индийском океанах, прервутся жизненно важные связи Англии с доминионами. "Этот удар по английскому правительству будет почти решающим".
      Рузвельту самому предстояло определить, являются или нет суждения Черчилля преувеличением. Разумеется, ему было ясно, что Черчилль крайне заинтересован в американо-японском конфликте - он открыто стремился к тому, чтобы американцы ужесточили свои позиции на Тихом океане. Премьер-министр желал от президента предупреждения Токио в отношении дальнейших действий японцев в Азии. Совпадало ли это с интересами США в условиях неопределенности результата гигантской битвы в Европе? Рузвельт предпочел не идти так далеко, как хотел бы Черчилль. По возвращении в Вашингтон он дал японцам понять, что США готовы обсудить с японской стороной главные разделяющие их проблемы. В эти дни Рузвельт, видимо, стремился по возможности отдалить конфликт на Тихом океане. Во время встречи в Арджентии он говорил Черчиллю: "Нужно приложить все усилия, чтобы предотвратить начало военных действий с Японией". И объяснял премьеру, что продолжать переговоры с японцами стоит хотя бы ради укрепления тихоокеанского побережья США.
      В целом выводы из анализа документов конференции подтверждают личные впечатления Черчилля, который встретил в Рузвельте человека, "полного решимости". Несмотря на тот факт, что президент заранее запретил разговоры на тему о вступлении США в войну, неугомонный английский премьер не устоял перед соблазном. Уже в первый день он сказал американцам, что предпочел бы "немедленное объявление войны Америкой удвоению американских поставок". И президент не замахал руками, а ответил, что идет по довольно тонкому льду. Для объявления войны потребовались бы трехмесячные общенациональные дебаты. Вместо этого, сказал Рузвельт, он лучше "будет вести войну, но не объявлять ее... Все должно быть сделано, чтобы вызвать инцидент, необходимый для объявления военных действий". Необратимый характер и недвусмысленную интерпретацию этим словам президента придало обещание оккупировать Азорские острова.
      Понятно, что англичане всячески подталкивали американцев. Так, они выступили с конкретными предложениями по предотвращению передачи Испанией и Португалией Канарских и Азорских островов в руки немцев. При этом Черчилль более чем прозрачно намекнул, что для осуществления обеих операций у англичан нет материальных средств. Рузвельт дал твердое обещание послать американские оккупационные войска на Азорские острова, если англичане сумеют заставить португальского президента Салазара "пригласить" их.
      Здесь же, в Арджентии, Рузвельт начал проводить линию на резкое укрепление влияния США на морских просторах. Обсуждая состояние дел на Атлантике еще до прибытия Черчилля, он выразил намерение создать военные эскорты для защиты американского судоходства почти по всей акватории Атлантического океана. Президент лично провел на карте линию, обозначающую пространство к востоку от Азорских островов и от Исландии. В конце июля 1941 года Рузвельт обеспечил военными эскортами английские перевозки между Исландией и Америкой. Пока это делалось втайне, американское население узнало о них лишь в сентябре 1941 года. Президент приказал атаковать германские подводные лодки, даже если они обнаруживались в 300 милях от обозначенных маршрутов конвоя.
      Теперь Черчилль нуждался в инциденте. Исключительно ободренный, он пишет в это время, что Гитлер поставлен перед тяжелым выбором: или пожертвовать контролем над Атлантикой "в течение шести недель", или напасть на американские корабли. Началась погоня за "инцидентом". Пока, повторяем, американская публика не знала о повороте в американской политике. Черчилль полагал, что Америку можно стимулировать показом потенциальных опасностей. Двадцать девятого августа 1941 года Г. Гопкинс получил от Черчилля письмо, которое он назвал "одним из самых пессимистических посланий" британского премьера. Черчилль писал о перспективе в 1942 году сражаться один на один с Германией, тем самым выражая сомнение в том, что СССР выстоит.
      В ответ Рузвельт изложил свои взгляды, на этот раз публично. В радиообращении к стране 1 сентября 1941 года Рузвельт объявил, что, "если мы не сделаем шаг вперед в промышленном производстве и не обеспечим более надежно поступление новой продукции к полям сражений", враги Америки почувствуют свою мощь. Но "мы сделаем все возможное, что в наших силах, чтобы сокрушить Гитлера и его армию".
      Одиннадцатого сентября Рузвельт обратился к американскому народу с такими объяснениями: "Гитлер знает, что для достижения решающего успеха на пути к мировому господству он должен получить контроль над морями. Он должен прежде всего уничтожить тот мост через Атлантику, который создают рейсы наших кораблей и по которому мы будем продолжать посылать орудия войны для его уничтожения... Мы не можем жить безмятежно в управляемом нацистами мире... Когда гремучая змея изготовилась к удару, не время ждать ее выпада, нужно раздавить ее... Отныне, если германские или итальянские подводные лодки или военные корабли войдут в акватории, рассматриваемые нами как зона обороны Америки, пусть они пеняют на себя".
      Это было фактическое провозглашение "необъявленной войны" на Атлантическом океане.
      В этот период рокового для Америки выбора президент Рузвельт постарался укрепить свои позиции внутри страны за счет действий, которые при определенном повороте событий могли представить собой угрозу гражданским правам американцев. В сентябре 1941 года Рузвельт значительно расширил функции Федерального бюро расследований. Он, в частности, предоставил ФБР право слежки за своими политическими оппонентами. Санкцию президента получила практика подслушиваний телефонных разговоров и перлюстрирования писем. Руководству ФБР было отдано распоряжение собирать информацию о "позиции отдельных групп конгрессменов в отношении внешней политики президента". Так за активизацию внешней политики, выход страны на мировую арену американский народ расплачивался своими свободами.
      Тогда же начинает создаваться американская разведка с глобальным радиусом деятельности. В июле 1941 года Рузвельт назначил У. Донована "координатором информации и руководителем планирования скрытных наступательных операций". Формировались основы будущей Организации стратегических служб (ОСС). Ф. Рузвельт понимал, что за короткое время создать мировую сеть можно будет лишь с помощью мастеров в этом тайном ремесле - англичан. В США с санкции президента стала действовать английская Организация по координации политики в области безопасности. Англичане вводили американцев в курс дела, американцы расширяли базу тайных операций. Создавались рычаги долговременной тайной разведывательной работы, без которой ориентация США в незнакомом им мире была бы осложнена.
      Страна под руководством Рузвельта меняла свой курс, и конгресс принял в этом участие. Семнадцатого октября 1941 года палата представителей, будучи под впечатлением известия о потоплении немецкой подводной лодкой эсминца "Кирни", пересмотрела основные положения акта о нейтралитете. Чтобы добиться подобных же действий от сената, Рузвельт обнародовал полученные разведкой секретные документы германского рейха, которые содержали планы образования на территории Латинской Америки пяти вассальных государств, планы запрета всех существующих религий. Сенат незначительным большинством (50 против 37) проголосовал за посылку товаров ленд-лиза Англии на американских кораблях. Палата представителей окончательно ревизовала закон о нейтралитете 13 ноября.
      Теперь руки президента в мировой политике были развязаны.
      Осенью 1941 года - время, когда немецкие войска, завершив окружение под Киевом, начинали перенаправлять свои основные силы снова на Москву была для Рузвельта периодом глубоких размышлений. Чем кончится битва на советско-германском фронте? Этот вопрос имел основное значение для принятия прочих стратегических решений. События захватывали дух. Было ясно, что рейх все поставил на карту. И на атлантической конференции несравненное красноречие Черчилля отнюдь не волновало Рузвельта более всего. Самые интересные новости привез находившийся в свите Черчилля Гарри Гопкинс. От него Рузвельт получил важнейшую для себя информацию о том, чем живет Москва, можно ли рассчитывать на долгосрочное сопротивление СССР немцам, каково настроение советского руководства. Мнение Гопкинса было однозначным: восточный фронт крепок, Советский Союз выстоит, самой эффективной является помощь, направляемая сюда. Гопкинс говорил Рузвельту об откровенности Сталина в оценке сложившейся ситуации, силе и слабостях позиций СССР. На Рузвельта произвела большое впечатление фраза советского руководителя: "Дайте нам зенитные орудия и алюминий, и мы сможем сражаться три или четыре года". По мнению Сталина, изложенному посланнику президента, "линия фронта в зимние месяцы будет располагаться перед Москвой, Киевом и Ленинградом возможно, не более чем в 100 километрах от ныне существующей линии фронта".
      Хотя Гопкинс и вызвал симпатии советского руководителя, он проявил в Москве немалую жесткость. Сумеет ли СССР выстоять зимой - это следовало определить более детально. Г. Гопкинс сказал И. Сталину, что США будут посылать на советско-германский фронт тяжелое снаряжение только после того, как сделают сравнительную оценку всех фронтов мировой войны и когда советское правительство даст полную информацию о своих резервах и стратегических возможностях. Находясь в исключительно сложном положении, И. Сталин поддержал идею созыва союзнической конференции и пообещал предоставить детализированную информацию. Свою беседу с Гопкинсом он завершил призывом ускорить вступление США в войну. Более того, он призвал американцев занять часть советско-германского фронта. Он приветствовал "прибытие американских войск на любой участок русского фронта под полным командованием американского руководства". Подобная перспектива не могла не захватить Рузвельта. Советское предложение означало совместную борьбу на решающем фронте. Прими американский президент это предложение в августе 1941 года, и не было бы "агонии" 1944 - 1945 годов, когда США желали невероятного: и жертв СССР в процессе освобождения восточноевропейских стран и его одновременного "исчезновения". В 1941 году американцам предоставлялась возможность участвовать в борьбе самим, но это означало, прежде всего, нести потери.
      Тогда же, в августе 1941 года, Рузвельт был полностью во власти идеи, что материальная помощь СССР может быть заменой полномасштабному людскому вовлечению США в битву на европейском континенте. Пятнадцатого августа Рузвельт и Черчилль предложили Сталину созвать конференцию высшего советского руководства и высокопоставленных представителей Вашингтона и Лондона для решения вопроса о "будущем распределении общих ресурсов". А через две недели Рузвельт указал своему военному министру Г. Стимсону, что помощь Советскому Союзу являет собой "первостепенную значимость для безопасности Америки". Стимсону предписывалось выработать рекомендации как наилучшим образом распределить имеющиеся у США припасы на период последующих девяти месяцев с тем, чтобы увеличить долю Советской России.
      Хладнокровие при решении задачи, американского выигрыша в Европе за счет жертв России видно из уже упоминавшейся "Программы победы". В ней утверждалось, что "наилучшие возможности для успешного наземного наступления против Германии предоставляет поддержание активного фронта в России". Только Советская Россия обладает "достаточными людскими ресурсами, расположенными в благоприятной близости к центру германской военной мощи. Именно поэтому эффективное вооружение русских войск было бы наиболее важным шагом". В Вашингтоне не обсуждали, чего стоила Советскому Союзу "благоприятная близость к центру германской военной мощи". Там бесстрастно калькулировали, придя к выводу о необходимости предоставлять СССР военную помощь по крайней мере до 30 июня 1942 года.
      В сентябре - в связи с тяжелыми поражениями советских войск под Киевом и Ленинградом - в Вашингтоне (равно, как и в Лондоне) стали возникать опасения относительно сепаратного мира на восточном фронте. У. Черчилль излагал такие опасения самым откровенным образом. ("Мы не исключаем вероятия того, что русские могут думать о сепаратных переговорах", телеграфировал Черчилль Рузвельту в эти дни.) Рузвельт ответил, что следует ускорить проведение московской конференции, он приблизил дату ее открытия 25 сентября 1941 года. На этой конференции ведущей фигурой с западной стороны был, несомненно, А. Гарриман - от него зависела выработка программы помощи СССР объемом в миллиард долларов. Уязвленный, отошедший в тень глава английской делегации лорд Бивербрук спросил после окончания конференции Сталина, удовлетворен ли он ее итогами. Тот "улыбнулся и кивнул".
      Политика Рузвельта в отношении СССР даже на этом этапе, когда он полностью поддерживал нашу страну, была непростой. Бывший посол США в СССР У. Буллит предлагал президенту потребовать от СССР, находившегося в смертельной опасности, отказа от географических изменений, последовавших в 1939 году. Рузвельт не пожелал поднимать этот вопрос. В его понимании 280 советских дивизий были ничем не восполнимой силой, направленной против гегемонии Гитлера в Европе, все остальное блекло перед этим обстоятельством. Пока Рузвельт явно опасался оказывать давление на важнейшего союзника. Тем более, что он знал о шаткости собственных обещаний помощи. Г. Гопкинс говорил в это время о силе антисоветской оппозиции: "Удивительно велико число людей, не желающих оказывать помощь России и которые, по-видимому, неспособны осознать своими твердолобыми головами стратегическую важность этого фронта".
      В целом Рузвельт был удовлетворен итогами московской конференции, о чем он телеграфировал 8 октября 1941 года Черчиллю. Отметим высказанную им основополагающую мысль: поскольку именно СССР несет всю тяжесть жертв, а США не могут даже обеспечить бесперебойную помощь, не следует предъявлять Советскому Союзу никаких претензий. Важнее всего сохранить его в строю борьбы.
      Посылая в конгресс запрос на шестимиллиардные расходы по ленд-лизу, Рузвельт 18 сентября подчеркнул, что исключение СССР из списка получателей помощи сказалось бы на обороноспособности СССР и осложнило бы реализацию стратегии президента. Конгресс осознал стратегические нужды момента. Тридцатого октября 1941 года Рузвельт уведомил Сталина, что американские военные поставки достигнут одного миллиарда долларов, расплата по ленд-лизу последует через пять лет после окончания войны. Но, несмотря на ободряющее послание, вместо намеченных сорока одного корабля с поставками для СССР за октябрь - ноябрь, в море вышли двенадцать. На декабрь была намечена погрузка девяноста восьми судов, но только сорок девять кораблей составляли реальный объем поставок. Лишь Пирл-Харбор позволил более эффективно решать проблему открытого и закрытого саботажа. Фактом, однако, является то, что к концу 1941 года СССР получил четверть обещанных Америкой грузов.
      Тем временем армия США становилась по численности сопоставимой с развернутыми европейскими армиями. Акт о выборочном наборе стал законом в сентябре 1941 года в ходе голосования в палате представителей, когда за него высказалось большинство с перевесом лишь в один голос. Это доводило армию США до 1 миллиона 600 тысяч человек.
      Резонно предположить, что уже к ноябрю 1941 года Рузвельт осознавал: германское руководство не сможет долго удерживаться, чтобы не топить американские транспорты, идущие со стратегическими грузами в английские порты. Возможно, он уже желал развязки.
      В той борьбе, в которую был готов вступить осенью 1941 года президент Рузвельт, неожиданно большую значимость приобрели усилия дешифровальщиков, весьма активные у всех воюющих сторон. Англичане расшифровали немецкий секретный код (сработала система, названная ими УЛЬТРА). В свою очередь немцы сумели декодировать английский код. Советские специалисты расшифровали японский код. Как оказалось, японцы "прочли" американский государственный код. Американцы нашли ключ к системе радиопередач японцев, и этот ключ, названный "Магия", позволял Рузвельту следить за внутренней борьбой в Японии, которая сосредоточилась на вопросе, в каком направлении наносить удар.
      В конъюнктуре осени 1941 года и Рузвельт, и Черчилль в любом случае хотели сконцентрировать свои усилия прежде всего на Северной Атлантике, а потом уже на тихоокеанском регионе. Именно поэтому Черчилль, видя нежелание Рузвельта действовать параллельно, оставил идею послать Японии односторонний ультиматум. Рузвельт самым откровенным образом довел до сведения английского премьера, что он запросит конгресс о вооруженной помощи, если Япония нападет на английские или датские владения. Максимум, на что он пошел, было предупреждение Токио, которое не звучало ультимативно. Рузвельт попросту предупредил японского посла, что в ответ на дальнейшую военную экспансию с американской стороны последуют "различные шаги, предпринятые при ясном понимании того, что дальнейшие меры могут привести к войне между Соединенными Штатами и Японией".

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37