Тайна космического терминала

Усов Виктор
Тайна космического терминала

      Виктор Усов
      ТАЙНА
      КОСМИЧЕСКОГО
      ТЕРМИНАЛА
      Секреты африканского гри-гри
      В водопаде информации, низвергающейся на человека с улицы, Африка занимает далеко не последнее место. Однако для большинства она по-прежнему остается во многом загадочным и уж во всяком случае самым экзотическим континентом на земном шаре. Мало кто реально представляет, какой это невообразимо пестрый конгломерат племен, народностей и народов со своей историей, обычаями, верованиями, психологией. Поэтому собирательный образ негра, жителя Черного континента, не имеет ничего общего с действительностью. Даже по характеру балуба или мутетеле так же отличается от амхара или фулбе, как скандинав от итальянца, а немец от испанца. И все-таки есть нечто такое, что объединяет их всех, какими бы разными они ни были. Это нечто в разных районах называется по-разному. В Восточной Африке - ньянга; в Западной - джу-джу, а в общем - гри-гри. Волшебство, магия, колдовство, знахарство - любое определение применимо к гри-гри, хотя полностью не исчерпывает его. Как, впрочем, и суть того, чем занимаются чудотворцы-профессионалы из таинственной касты посвященных. В каждой деревне, не говоря уже о городе, есть собственный джу-джу, ньянга или гри-гри. Считается, что они знают и могут все: предсказывают будущее и дают советы местным политикам, вызывают дождь и отыскивают воров, возвращают зрение слепым, поднимают на ноги паралитиков, даже воскрешают из мертвых. Свои тайны африканские чудотворцы оберегают от посторонних не менее ревностно, чем нью-йоркские маклеры секреты биржевых сделок. Издающиеся же на Западе книги с интригующими заголовками, якобы раскрывающие эти тайны, несмотря на клятвенные заверения авторов, за редким исключением, просто-напросто плоды их фантазии.
      К такому неутешительному выводу пришел Мишель Дебре, когда взялся за изучение "свидетельств очевидцев" и трактаты "исследователей" гри-гри. Сам он был известен среди африканистов серьезными работами по этногенезу кочевых племен Сахеля, обширного района, примыкающего к Сахаре. Поэтому "неистовый Мишель" немало удивил коллег, вдруг переключившись на столь несолидную тему, как африканское колдовство. Кое-кто даже многозначительно крутил пальцем у виска, с притворным сожалением высказывая предположения о губительных последствиях слишком длительного пребывания под палящим солнцем пустыни. Между тем за новым увлечением Дебре крылась дерзкая мысль: попытаться найти корни гри-гри и тем самым дать ответ на давно занимавшую его этнографическую загадку. Испокон веков колдовство в различных видах существовало у всех народов, но нигде не получило такого распространения, как в Африке. Причем с одной особенностью. Если на Севере и Юге континента количество колдунов не выходило за рамки, так сказать, общемировых параметров, то по мере приближения к экватору оно быстро нарастало, достигая на нем своего максимума. Первая встреча с реальным, а не книжным гри-гри произошла у Дебре буквально на пороге Африки, в кенийском аэропорту Эмбакаси. Едва он шагнул из кондиционированной прохлады аэровокзала в душный тропический зной, как к нему тут же подскочил худой негр, протянул серую ладонь и затараторил на ломаном английском: - Положи, чужестранец, свою белую руку на мою, и я расскажу, что ты пережил вчера и что предстоит испытать завтра... Волосы у прорицателя были выкрашены в огненно-рыжий цвет, а зубы спилены в острые клыки, отчего рот выглядел устрашающе, словно миниатюрная крокодилья пасть. Пока Дебре ждал такси, ньянга продолжал осаждать его. Всего за одну сигарету он обещал рассказать что-то очень важное, и в конце концов Мишель сдался. - Тебе придется преодолеть много трудностей, - он сказал: "переступить много упавших деревьев", - а в конце пути тебя ждет большое изумление... Тогда, в Эмбакаси, Дебре не придал значения предсказанию красноволосого прорицателя, и, как потом выяснилось, совершенно напрасно. ...За год скитаний по бушу и тропическим лесам этнографу действительно пришлось "переступить" через множество "упавших деревьев". Зато в бандеролях, которые он периодически отправлял в Париж, каждый раз улетали вполне реальные результаты его экспедиции - слайды и диктофонные кассеты. За время затянувшегося путешествия Дебре присутствовал на всевозможных колдовских ритуалах, познакомился с десятками гри-гри. Ничего сверхъестественного в их искусстве он не обнаружил. Исцеление от различных недугов вполне можно было объяснить применением снадобий из растительных и животных компонентов и гипнотическим внушением. Тем более что в отменном знании колдунами лечебных свойств местной флоры, всяких там трав, листьев, цветов, Дебре убеждался неоднократно. Например, невзрачные корешки, которыми ньянга в Танзании лечат боли в сердце, оказались знаменитой раувольфией, подарившей цивилизованному миру раунатин, резерпин и серпазил. Однако если быть честным до конца, то кое с чем необычным, бросающим вызов общепринятым в западной науке представлениям он все же столкнулся. Так, рацион кенийских масаев почти целиком состоит из мяса, молока и крови животных, то есть практически из сплошного холестерина, не щадящего сердечно-сосудистую систему. А вот больных, страдающих соответствующими заболеваниями, у масаев нет. И тут Дебре встал в тупик. Их гри-гри объясняют это покровительством "высших сил". Но если отбросить это иррациональное покровительство, то следовало признать невероятное: сила мысленного внушения у масайских колдунов такова, что они способны изменить биохимизм человеческого организма! Не менее загадочным, если не сказать большего, выглядело воскрешение из мертвых... В Руанду Дебре привело желание проникнуть в замкнутый мирок пигмеев-тва, чьи ньянга прослыли чуть ли не самыми могущественными в Восточной Африке. К сожалению, никто из них не хотел дать аудиенцию приезжему этнографу. Прошло две недели, прежде чем Мишелю удалось найти проводника по имени Мубонго, имевшего связи среди колдунов. За несколько десятифранковых бумажек он взялся выхлопотать французу разрешение присутствовать на обряде воскрешения из мертвых человека, на которого напал злой дух. Из Кибуе, где все это время изнывал Дебре, они выехали затемно. После трех часов тряски по некоему подобию дороги, когда "лендровер" въехал в теснину меж двух лесистых холмов, Мубонго дал знак остановиться. Дальше предстояло идти пешком, так как, по его словам, добрые духи, покровительствующие ньянга, не любят "железных зверей" белых людей. Если же они, духи, будут не в настроении, таинство может сорваться. Проводник повел Дебре по узкой тропинке, то и дело нырявшей под низко нависшие ветви, хотя рядом было достаточно прогалин. "Это путь, которым ходят тва. Нам тоже нужно идти по нему, чтобы не сердить их духов", объяснил Мубонго, когда Мишель спросил о причинах столь явной нелепицы. Возможно, для низкорослых пигмеев тропинка была удобна, потому что пролегала в тени деревьев, но Дебре скоро устал беспрерывно нагибаться. Ему чудилось, что они не продвигаются вперед, а выписывают бесконечные петли вокруг одних и тех же деревьев. На исходе часа в ветвях над ними раздалось громкое цоканье, Мубонго замер и ответил криком, похожим на птичье щебетание. Цоканье повторилось. Внимательно выслушав его, проводник торжественно сообщил французу, что им разрешается проследовать к месту предстоящей магической церемонии. Охрана предупреждена, и поэтому можно не опасаться отравленных стрел и ловушек. После двух или трех поворотов тропинка наконец вывела на поляну, где собралась толпа мужчин-пигмеев ростом немногим больше метра. Весь их наряд состоял из узких набедренных повязок да плетеных травяных браслетов. В стороне на земле лежал человек, пораженный злым духом, вокруг которого стояло человек пять колдунов с бритыми головами. Главным, очевидно, был старик с ожерельями из шариков слоновой кости на шее и запястьях. Держался он с величественным достоинством да к тому же в отличие от остальных был одет в выцветшую армейскую рубашку, свисавшую ниже колен наподобие мантии. Звали его Нгамба. Воспользовавшись тем, что обряд воскрешения еще не начался, Дебре через служившего переводчиком Мубонго постарался установить контакт со стариком ньянгой. Чтобы польстить ему, Мишель сказал, что специально приехал из очень далекой страны, куда дошла слава о его, Нгамбы, могуществе. В ответ тот лишь слегка наклонил голову. - Я тоже доктор и хотел бы проверить, на самом ли деле этот человек мертв. Можно это сделать? - напрямик спросил француз, хотя и не очень надеялся на положительный ответ. Конечно, выдавать себя за врача было преувеличением, поскольку медицинская подготовка Дебре ограничивалась всего тремя семестрами, но в данном случае это не имело значения. Чтобы убедиться, жив или мертв человек, хватило бы и одного. Нгамба опять лишь молча наклонил голову в знак согласия. Не мешкая Дебре опустился на колени возле лежавшего на земле молодого парня с широкой грудью и мускулистыми руками. На всякий случай он повернулся спиной к колдунам и быстро приподнял веки жертвы. Остекленевшие зрачки были неподвижны. Затем этнограф попытался нащупать пульс, но его не оказалось. Поднесенное к губам зеркальце осталось незатуманенным. Вне всякого сомнения, человек был мертв. Хотя Дебре не заметил никаких следов насилия на теле пигмея, не исключалось, что он стал жертвой не злого духа, а преступления, например отравления. Поэтому по возвращении в Кибуе следовало уведомить полицию. Свои сомнения француз оставил при себе. Поднявшись, он коротко сказал, что никаких признаков жизни не обнаружил. Ньянга с бесстрастными лицами выслушали перевод его заключения. Только глаза Нгамбы, как показалось Мишелю, на какое-то неуловимое мгновение хитро блеснули. По знаку старика начался обряд воскрешения. Два колдуна принялись бить в большие тамтамы, изготовленные из стволов деревьев. Над поляной поплыл низкий вибрирующий гул. Двое других стали пронзительно выкрикивать какие-то заклинания в такт ударам. А главный ньянга, что-то бормоча нараспев надтреснутым старческим голосом, начал замысловатый танец вокруг распростертого тела. Ритмическая мелодия все убыстрялась. Подчиняясь ей, Нгамба с неожиданной для его возраста прытью носился вокруг мертвеца, кривляясь и размахивая руками. При каждом прыжке его рубашка развевалась, словно пачка у балерины, обнажая черные ягодицы. Зрелище было настолько комичным, что Дебре с трудом сдерживал смех. Но вот ньянга остановился и нагнулся над лежащим. От напряжения его перекошенное гримасой лицо превратилось в страшную маску. Остальные четверо колдунов хором затянули пронзительную мелодию. Ее сила постепенно нарастала, так что Дебре стало казаться, будто она проникает прямо в мозг, словно бы сверлит его. Чтобы избавиться от неприятного ощущения, француз заткнул уши и закрыл глаза. А когда вновь открыл их, то с изумлением увидел, как "мертвец" неожиданно провел рукой по груди. Потом попытался перевернуться. Крики ньянга слились в оглушительный вопль. Все так же согнувшись, Нгамба проделал над лежащим несколько пассов. Еще быстрее забили барабаны. Наконец веки парня затрепетали. Он повернулся, поджал под себя ноги и медленно встал на четвереньки. Его глаза были широко раскрыты и, казалось, с удивлением смотрели на окружающее. В этот момент главный ньянга выпрямился, вскинул руку. Крики и дробь тамтамов сразу же смолкли. Все застыли, словно статуи. В повисшей над поляной гробовой тишине было слышно, как воскресший что-то тихо пробормотал. Тотчас к нему по знаку Нгамбы кинулись четверо его ассистентов, подхватили на руки и куда-то понесли. На протяжении всей этой сцены Дебре наблюдал за происходящим, не веря своим глазам. Увиденное просто не укладывалось в сознании. И только сейчас, очнувшись, этнограф попросил у Нгамбы разрешения осмотреть недавнего мертвеца. Но Мубонго даже не стал переводить его просьбу. Если чужеземец коснется тела бывшей жертвы, злой дух опять вселится в нее, и несчастный умрет, объяснил он Мишелю. - В таком случае я хочу поговорить с ньянгой, - как можно решительнее потребовал француз. После недолгих переговоров со старцем Мубонго перевел его ответ: - Придется подождать до вечера. Сейчас ньянга слишком устал. ...Если чудо с воскрешением еще поддавалось, хотя и с трудом, рациональному объяснению - ньянга могли предварительно дать жертве какой-нибудь алкалоид, вызвавший каталептическое состояние, или же погрузить в глубокий гипнотический транс, - то интервью, которое вечером дал Дебре старик колдун, было вызовом не только современной науке, но и здравому смыслу. Нгамба принял француза в своей официальной резиденции - крошечной круглой хижине со стенами из жердей и остроконечной соломенной крышей, одиноко стоявшей на прогалине в глубине леса. Судя по высокому навесу из широченных банановых листьев перед входом, услугами ньянги пользовались не только его соплеменники. Во всяком случае с белым чужестранцем он беседовал в этой несколько необычной приемной. Первое, что отметил Дебре, это продуманность обстановки, сделавшей бы честь театральному постановщику. Маленький костер, разложенный у ног ньянги, бросал неровный пляшущий отсвет на его изрезанное глубокими морщинами лицо, отчего оно то и дело меняло свое выражение. Со всех сторон, словно стенами, их окружала плотная чернота тропической ночи, наполненной таинственными шорохами и звуками. При таких декорациях можно было смело ставить любой сюрреалистический спектакль со стопроцентной гарантией успеха. Мубонго, проводивший француза к резиденции ньянги, сразу же ушел, и Дебре ломал себе голову, как он будет объясняться со старцем. Однако первые же слова Нгамбы рассеяли его сомнения. Пигмей говорил на кошмарной смеси суахили и французского с добавлением английских слов, но, к удивлению Дебре, вполне понятно. Впрочем, вскоре Мишель вообще забыл, на каком языке идет их беседа, настолько невероятные вещи он услышал от колдуна. - Я знаю, что ты ищешь приобщения к истине, но пока тебе не хватает веры, - заявил Нгамба и с невозмутимым видом принялся перечислять места, которые посетил этнограф за минувший год. Если бы дело происходило в Европе, Дебре наверняка бы решил, что за ним все время следили. Но здесь, в африканской глуши, это исключалось. И потом, если бы даже кто-то знал маршрут экспедиции, как он мог сообщить о нем колдуну-пигмею, живущему в лесных дебрях и не поддерживающему никакой связи с внешним миром? Видимо, сочтя, что достаточно ошеломил заезжего бвану, старик перешел к текущим делам: - Ты не веришь, что человек, которого видел днем, был мертв. Но это так. Его убил злой дух, насланный врагом и проникший в тело обреченного. Однако, если после этого прошло немного времени, можно вернуть в тело душу человека, изгнав оттуда злого духа. В изложении Нгамбы техника воскрешения выглядела предельно простой. - Выходит, это может сделать каждый: наслать злого духа или изгнать его? с невинным видом спросил Дебре, чтобы подзадорить старика. - Конечно, нет. Существуют четыре силы, которым подвластно все. Чтобы бороться со злыми духами, нужно знать их. Дебре спросил, что это за силы, но Нгамба не смог или не пожелал объяснить ему. Сколько Мишель ни бился, тот упорно уходил от ответа. Единственное, что рассказал он, так это легенду о неком божестве по имени Иман, в незапамятные времена раскрывшем людям тайну всемогущества. Это случилось где-то у самого края Земли, за который прячется Солнце. Оттуда избранные, или приобщенные, колдун назвал их "риянгомбе", разошлись по всей Африке, чтобы делать людям добро. Их потомки стали ньянга или гри-гри. Однако, если верить старцу, божественное провидение дало сбой. Сокровенные знания попали в руки плохих людей, которые с их помощью стали повелевать злыми духами. Поэтому ньянга теперь и не доверяют никому свои секреты. Впрочем, колдун-пигмей все же оставил Дебре некоторую надежду. - Тебе, ищущий приобщения к истине, предстоит пройти четыре испытания, чтобы проверить чистоту твоих помыслов. Если ты выдержишь их, то узнаешь великую тайну всемогущего Имана, - пообещал он французу. - А что это за испытания и где я их буду проходить? - поинтересовался заинтригованный столь туманным предсказанием этнограф. - Об этом ты узнаешь, когда придет время, - опять ушел от ответа хитрый старец. После такой неконкретной информации Дебре оставалось лишь уповать на то, что испытания, если они действительно предстоят - в это верилось с трудом, - окажутся ему по силам. Более определенным представлялось место, где следует искать истоки африканского гри-гри: "у самого края Земли, за который прячется Солнце", очевидно, означало западное побережье Африки.
      Единство противоположностей
      Заранее прошу у читателей прощения за некоторую схематичность моего повествования. Причина этого до смешного тривиальна. Наш главный редактор потребовал, чтобы в понедельник утром он мог прочесть материал на экране своего дисплея. Мои робкие возражения, что сегодня уже пятница, а научные редакторы, согласно КЗОТу, тоже имеют право на нормальный отдых, не произвели на Ван Ваныча никакого впечатления. - Нормальные научные редакторы имеют право на нормальный отдых. Но они и ведут себя нормально. Во всяком случае не ввязываются в сверхсенсации межгалактического масштаба, - глубокомысленно изрек он, пожевав мясистыми губами, словно смаковал на вкус свою остроту. - В понедельник вы изволите отбыть в Твелу, а что прикажете делать нам? - Но ведь я лечу туда по персональному приглашению ЮНЕСКО, - запротестовал я, поскольку при всем внешнем добродушии шеф обожал такие ударчики ниже пояса, спускать которые было не в моих правилах. - Вот в этом-то все и дело, - поморщился Ван Ваныч. - Иначе, не сомневаюсь, Академия наук и Союз журналистов нашли бы более сознательного журналиста, понимающего свою ответственность перед десятками миллионов телезрителей, не говоря уже о собственном телевестнике. В преддверии величайшего события в истории человечества... Нравственные проповеди на темы прописных истин были излюбленной отмычкой Ван Ваныча, которой он запросто вскрывал даже непробиваемую флегму нашего спецкора Валеры Ястребова. Что уж тут говорить обо мне, слаб человек. - Хорошо, Ван Ваныч, - кисло согласился я. - Только не уверен, что у меня получится. - Получится, получится, если постараешься. Я уже дал Люде указание подобрать дискеты по теме космического терминала. Дома посмотрите. Поймите же, Витя, я на вас надеюсь, - сменил он назидательный тон на проникновенно доверительный. - Только вы можете подготовить нашу аудиторию к такому эпохальному событию, если удастся осуществить сеанс межгалактической связи. Ведь вы же первым из журналистов сумели не просто понять сущность теории Прянишникова, а - и это главное - понятно рассказать о ней. Вам, как говорится, и дискетки в руки... Что ж, возможно, шеф прав, поскольку история космического терминала действительно начинается с того памятного для меня интервью. Точнее, с моего увлечения парапсихологией и экстрасенсами. Это уж потом, после знакомства с теорией Прянишникова и гипотезой Дебре, я переключился на ВЦ (внеземные цивилизации). А два года спустя Прянишников и Дебре получили Нобелевскую премию. Втайне я льщу себя мыслью, что в этом есть самая-самая капелюшечка и моих заслуг. Не подумайте, будто мне хочется примазаться к их славе. Я говорю об этом просто, чтобы было понятно, почему ЮНЕСКО сочла необходимым направить персональное приглашение научному обозревателю телевестника "Мир вокруг нас" Виктору Горину, хотя "киты" и "волки" нашего журналистского корпуса не на жизнь, а на смерть дрались за право освещать предстоящий эксперимент. Впрочем, для тех, кто не слишком внимательно следил за ходом событий в области межгалактических контактов, постараюсь вкратце рассказать их предысторию. На Бориса Михайловича я вышел совершенно случайно. Почти три года назад в американском журнале "ЭСП-ревью" мне попалось маленькое сообщение о том, что советский доктор физико-математических наук Прянишников разработал оригинальную теорию, объясняющую чуть ли не все феномены парапсихологии, начиная от экстрасенсов и дальновидения и кончая телекинезом. "ЭСП-ревью" пользовалось репутацией солидного издания. Поэтому у меня родилась идея взять у Прянишникова интервью для еженедельной телепанорамы, хотя я и не испытывал большой уверенности в проходимости подобного материала. После того как наше начальство на самом высоком уровне разочаровалось в телецелителях, Ван Ваныч тоже охладел к моим любимым темам из области парапсихологии. В конце концов попытка не пытка, решил я и, узнав в ЦАБе адрес Прянишникова, отправился на проспект Вернадского. Судя по далеко выдававшемуся перед фасадом подъезду, физик-теоретик жил в доме повышенной комфортности, что уже само по себе должно было внушать доверие к его научным открытиям. Правда, этот же факт можно было расценить и как свидетельство склонности принимать желаемое за действительное, ибо повышенная комфортность в кооперативном исполнении в основном сводилась это я знал по собственному опыту - чуть ли не к двойной стоимости метра площади. Я успел со всех сторон рассмотреть сей наглядный пример диалектического единства противоположностей, пока сравнительно новый на вид, но уже старчески покряхтывающий лифт - еще один повод для сомнения в солидности научной базы теории Прянишникова - не спеша поднимал меня на двадцатый этаж. Дверь нужной мне квартиры открыл невысокий худощавый подросток. Поздоровавшись, я спросил, дома ли отец, с которым по телефону мы говорили о встрече. - Проходите, пожалуйста, - пригласил мальчик и, проведя меня коротким коридором, любезно распахнул дверь комнаты. Не знаю, каким я ожидал увидеть кабинет ученого, занимающегося парапсихологией, но во всяком случае не таким, как эта, похожая на пенал, комната. Ближний к двери конец занимали маленький кабинетный рояль и угловой диван с разбросанными на нем нотами, дальний, у окна, простенький письменный стол с жестким вращающимся креслом. Если бы не вытянувшиеся вдоль стен стеллажи с книгами, комната больше подошла бы ученику музыкальной школы, чем доктору физико-математических наук. Вдоволь подивившись на столь необычную обстановку, я обернулся к нетерпеливо ожидавшему в дверях Прянишникову-младшему и осторожно поинтересовался, скоро ли будет Борис Михайлович. В том, что его нет дома, я не сомневался, ибо в противном случае хозяин давно бы появился. - Я к вашим услугам, - улыбнулся подросток, из деликатности сделав вид, что не заметил моего замешательства. Впрочем, состояние, в котором я находился, правильнее было бы назвать полной растерянностью, граничащей с паникой: принять доктора наук за школьника! Если бы я сразу повнимательнее вгляделся в удивительно моложавое лицо Прянишникова, наверняка бы заметил седину на висках и понял, что передо мной отнюдь не мальчик, хотя и с юношеской комплекцией и угловатой порывистостью движений. "Еще одно единство противоположностей", - машинально отметил я. Пока ко мне возвращалось утерянное было самообладание, Прянишников успел сдвинуть в кучу ноты на диване и, подождав, когда я сяду, устроился напротив. Диван оказался очень удобным, и мне подумалось, что хозяин, видимо, хорошо играет, раз на его домашние концерты собираются слушатели эта микроложа явно предназначалась для них. Но о музыке можно будет поговорить потом. Сначала следовало разобраться с теорией Прянишникова, которую я и попросил его изложить по возможности популярно, чтобы было понятно и неспециалисту. Однако прежде хочу сделать маленькое пояснение. Поскольку парапсихология, по мнению Ван Ваныча, потеряла актуальность, нечего было пытаться получить у него разрешение на внеплановую видеосъемку. Приходилось обходиться диктофоном. Воспользовавшись начавшейся конверсией, я достал через приятелей отличный аппарат размером в пачку сигарет с емкостью на четыре часа. Микрофоном служила булавка для галстука в виде птичьей головы. Это было очень удобно, так как есть немало людей, страдающих "микрофонной болезнью" - излишней скованностью, когда они знают, что их записывают. С "Разведчиком" же, как именовалась ранее в соответствующем учреждении эта хитрая техника - о ней я обычно предварительно предупреждал, - не видя перед собой микрофона, собеседник быстро забывал о записи и вел себя непринужденно.
      Кстати, когда я сказал о диктофоне Прянишникову, тот безразлично махнул рукой: "микрофонной болезнью" он не страдает, так как помимо основной работы в Институте высшей нервной деятельности по совместительству преподает на вечернем факультете коммерческого института. - Итак, прежде чем перейти к изложению моей теории, давайте выясним степень вашей подготовленности, - в строгой академической манере начал Борис Михайлович. - Что вы знаете о Гельмгольце? - Крупнейший немецкий физик второй половины девятнадцатого века, математически обосновавший закон сохранения энергии, - с готовностью выложил я, уверенный, что попал в десятку. Не зря же все лето сидел над энциклопедией, готовясь к участию в телеигре "Что, где, когда?". - Не только физик, но и психолог, физиолог, биофизик. У него есть фундаментальные работы по физиологии слуха и зрения. К тому же он первый измерил скорость распространения нервного импульса. Но дело не в этом. При всей своей гениальности Гельмгольц говорил, что никогда не поверит свидетельству всех членов научного королевского общества и даже самому себе в любом случае, связанном с возможностью передачи мысли от одного человека другому без помощи органов чувств или внешних аксессуаров, то есть технических средств. Собственно, тут он лишь повторил Аристотеля, утверждавшего, что в нашем мышлении не может быть ничего, чего бы не было до этого в чувственном восприятии. Согласны? - Конечно, нет. Ведь помимо достоверно зафиксированных случаев спонтанной передачи мыслей поставлено достаточное число научных опытов, подтверждающих это. Возможно, мое утверждение прозвучало излишне категорично, но мне не раз доводилось участвовать в дискуссиях об ЭСВ - экстрасенсорном восприятии, и аргументы его противников были хорошо знакомы. - И правильно делаете, - подхватил Борис Михайлович, - Аристотель и Гельмгольц не знали того, что известно нынешней науке о физических полях и проникающей радиации. Какой вывод можно сделать из данных явлений? - Существует особое биополе, и оно способно не только воздействовать на человека, но и передавать информацию, - повторил я общепринятую гипотезу, которой сторонники парапсихологии объясняют возможность восприятия без участия органов чувств и мысленного воздействия на физические явления, например телекинез. - Не совсем так, хотя доля истины здесь есть. При взаимодействии живой материи тоже проявляются характерные признаки поля и проникающего излучения. Только их физическая природа абсолютно иная. Чтобы установить ее, нужно сначала разобраться, что собой представляет мысль и как функционирует наш мозг. Мы, к сожалению, больше знаем о спутниках Нептуна, чем об этой важнейшей проблеме. Некоторые ученые сводят процесс мышления к биотокам мозга. Кое-каких успехов при таком подходе добиться удалось. Например, специальные видеоочки для слепых различают простейшие геометрические формы и с помощью коротковолнового излучения передают информацию непосредственно в центр зрения в коре головного мозга. Но это объяснение справедливо только для частного, упрощенного случая. Прянишников энергично рубанул рукой воздух, как бы ставя восклицательный знак. - Вообще же подобно тому, как свет одновременно и квант и волна, так и мысль по своей природе двойственна. Это является ключом к пониманию всей проблемы. Слова Прянишникова о единстве противоположностей заставили меня вздрогнуть. В этом было что-то мистическое. Неужели перед встречей с Борисом Михайловичем они не случайно приходили на ум? Может быть, я стал объектом передачи мыслей на расстоянии, хотя раньше никогда не замечал за собой никаких экстрасенсорных способностей в качестве рецепиента? Или все дело в индукторе, в силе его мысленного посыла? - ...Прежде всего нужно подчеркнуть, что процесс мышления носит квантовый характер, - вернул меня к действительности голос Прянишникова. - Догадку на сей счет впервые высказал создатель квантовой механики Нильс Бор. Но он не привел никаких доказательств в ее подтверждение. Между тем они, как говорится, лежат на поверхности. Главное - это нарушение мыслительного процесса при его самоконтроле. В отношении элементарных частиц существует принцип неопределенности. Он заключается в том, что слишком точное измерение неизбежно ведет к возмущению измеряемой системы, увеличивая тем самым разброс результатов измерения и уменьшая объективную информацию, которую оно дает... Мой школьный курс физики остался в далеком прошлом. Поэтому я с повышенным вниманием следил за ходом рассуждений Бориса Михайловича, опасаясь упустить малейшую деталь. К счастью, ничего сверхспецифического в них не было, а логичная последовательность изложения делала его вполне доступным моему гуманитарному восприятию. - ...На практике, в нашей повседневной жизни, мы имеем подобный же эффект и в отношении мыслительного процесса. Предположим, человек думает и одновременно пытается проследить за своими мыслями. Так вот, чем старательнее он это делает, тем больше отвлекается от того главного, что обдумывает. И наоборот, глубокое и плодотворное проникновение мысли в предмет нельзя проследить во всех деталях. Очевиден лишь конечный результат мышления - умозаключение. Отсюда и проистекают так называемые озарения, когда решение трудной проблемы приходит внезапно, без логического обоснования. Подобное озарение соответствует квантовому скачку в физике элементарных частиц. Пока все понятно? - вдруг озабоченно спросил Прянишников и явно обрадовался, услышав утвердительный ответ. - Тогда пойдем дальше... Да, пока все было понятно, однако квантовая теория мышления оказалась не совсем тем, что я ожидал услышать от Прянишникова. Разгадками феноменов Джуны Давиташвили и Кулешовой, Кашпировского и Чумака, которые, исходя из сообщения в американском журнале, я надеялся получить, увы, пока и не пахло. Оставалось набраться терпения и выслушать импровизированную лекцию до конца. А потом учинить ученому мужу допрос с пристрастием. Впрочем, до этого дело не дошло. У меня даже возникло подозрение, что Прянишников умеет не только внушать свои мысли, но и читать чужие. Во всяком случае не успел я подумать о моих несбывшихся надеждах, как Борис Михайлович прервался на полуслове: - Я вижу ваш жребий на хмуром челе. Запомните ныне вы слово мое: искателю трудная слава, - шутливо продекламировал он и погрозил мне пальцем: Боюсь, что вам предстоит выслушать не одну мою ученую проповедь, прежде чем вы получите ответы на все ваши вопросы. Многое мне и самому еще не до конца ясно. Будем искать ответы вместе. Согласны? - Конечно. Только боюсь, что от меня, неспециалиста, будет мало толку, откровенно признался я.