Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Последний император Китая. Пу И

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Усов Виктор Николаевич / Последний император Китая. Пу И - Чтение (стр. 21)
Автор: Усов Виктор Николаевич
Жанр: Биографии и мемуары

 

 


Пу И растерянно: Я ничего не знаю о том, что говорил Ло Гэньюй. Конечно, нужно признать, что такие люди, как Ло Гэньюй и Чжэнь Сюэсю, были старомодными китайцами. Они работали при старых монархах, и взгляды их были старые. Нельзя считать, что-то, что они говорили, отражало мои взгляды. Их взгляды значительно отличались от моих.

Блекни : Не является ли фактом, что после сентября 1931 года и до вашего разговора с генералом Итагаки вы написали одно или несколько писем к высокопоставленным японским чиновникам, указывающих на вашу готовность принять трон в Маньчжурии?

Пу И не совсем уверенно: Нет…

Председатель : Я полагаю, что вы представите эти письма или объясните их отсутствие? Этот вопрос обращен непосредственно к вам, майор Блэкни?

Майор Блэкни : Письма будут представлены, сэр.

(Трибуналу было предъявлено письмо, адресованное японским властям (в частности Минами Дзиро), в котором Пу И выражал желание стать монархом с неограниченной властью. Пу И яростно отрицал это, заявляя, что подобного письма он не писал и документ является фальшивкой. Позже он признался, что подобные письма писал именно он, но тогда на заседании Трибунала в Токио солгал, страшно опасаясь, что в случае выдачи его на родину в Китай, там его будут судить как предателя и пособника японских агрессоров).

Блекни : Заявляли ли вы во время войны на Тихом океане японским чиновникам о вашем желании объявить войну Англии и Америке?

Ответ : Нет.

Вопрос : Разве вы не заявляли им неоднократно, что вы надеетесь, что Япония выиграет войну на Тихом океане?

Ответ : Как я уже много раз вам говорил, когда я прибыл в Маньчжурию, я был связан по рукам и ногам и не имел возможности выражать свое мнение. Все, что я говорил, подготавливалось японцами. После того как прибыл в Маньчжурию, я потерял личную свободу, физическую свободу. Если бы я сопротивлялся этому порабощению, меня здесь не было бы для дачи показаний.

Вопрос : Разве вы не доходили до того, господин свидетель, что, несмотря на возражение японцев, настаивали на том, чтобы ваши медали были сняты с вашей груди и посланы в Японию, где их могли бы использовать как куски металла на заводах военного снаряжения?

Ответ : Нет, я никогда не срывал своих медалей с груди.

Вопрос : Я хочу попросить вас вспомнить интервью, которое вы дали журналисту мистеру Вудхеду в вашем дворце в Синьцзине в 1931 году. Говорили вы тогда следующее: «История о том, что меня похитили из Тяньцзиня и привезли в Порт-Артур, нелепа. Ничего подобного не было».

Ответ : В то время, когда я имел беседу с мистером Вудхедом, я был почти в пасти тигра и совершенно не имел свободы слова. Что бы я ни говорил, все было сказано за меня, по существу, полковником Итагаки. Конечно, когда я произносил эти слова, то очень страдал в душе, но, с другой стороны, я думал, что эти слова могли быть некоторого рода контрпропагандой, при помощи которой я мог бы войти в доверие к японцам…

Затем, отвечая на вопросы майора Блэкни, Пу И подробно рассказал, как после вступления СССР в войну министр его двора Есиока силой заставил экс-императора вместе с семьей покинуть Синьцзин, где он тогда находился, и отправиться в Токио, предварительно подписав, неизвестно для чего, акт об отречении от маньчжурского престола, который номинально числился за ним одиннадцать лет. Пу И и его семью сопровождали Есиока и Хасимото.

Пу И : Цель моей отправки была в том, чтобы заставить меня и мою семью молчать, убив всех нас, так как японцы уже знали, что освобождение Маньчжурии началось. Генерал Ёсиока сказал мне также, что если со мной что-нибудь случится в Японии, японское правительство не признает себя ответственным.

Вопрос : Вы прибыли в Токио под охраной?

Ответ : Да.

Вопрос : Не думаете ли вы, что вас будут где-нибудь судить как военного преступника?

Кинан : С разрешения суда, Обвинение возражает против этого вопроса, ибо он абсолютно не имеет отношения к настоящему процессу и выходит за рамеки перекрестного допроса.

Председатель : Это все равно, что просить его обвинить самого себя. Возражение поддерживается.

Вопрос (к свидетелю): Знаете ли вы, что китайское правительство намерено судить вас как преступника за сотрудничество с японцами?

После возражения обвинения Трибунал также снимает этот вопрос как несущественный.

Последний вопрос Блэкни свидетелю: Является ли что-либо из того, что вы здесь показали, результатом угроз по вашему адресу или каких-либо обещаний вам?

Ответ : Мне ничем не угрожали и ничего не обещали. Я говорю правду.

Вопрос американского адвоката капитана Клеймана: Когда вы впервые появились в Трибунале, сопровождали ли вас два советских охранника?

Кинан : Господин председатель, уже признано всеми, не исключая и этого способного защитника, что свидетель был в плену у советского правительства, прибыл сюда для дачи показаний на суде и сопровождается советской охраной. Я возражаю против дальнейших вопросов по этому поводу. Это только трата времени, не приносящая пользы суду.

Капитан Клейман : Но его ответ мог бы быть существенным для выяснения того, не дает ли он свои показания по принуждению.

Председатель : Вы начинаете повторяться. Нам уже известно все, что касается его заключения. Возражение поддерживается.

Однако Клейман не успокаивается и следует следующий вопрос : Просили ли вы у державшего вас в плену советского правительства или у международной секции Обвинения этого Трибунала, чтобы вам разрешили дать показания перед Трибуналом?

Ответ : Обвинение пригласило меня быть свидетелем на этом процессе.

Вопрос : Сообщили вам, что может быть, если вы откажетесь давать показания перед этим Трибуналом?

Ответ : Это смешно. Конечно, я пришел сюда давать показания по своей собственной воле.

Ироническая реплика председателя : Все это совершенно бесполезно. Я решаюсь заметить, что теперь положение изменилось много к худшему для обвиняемых, чем тогда, когда допрашивал майор Блэкни… [265]

На этом закончились показания Пу И за свидетельским пультом.

Итак, бывший император не только подтвердил все показания, данные на предварительном следствии, но и многократно повторял (к месту и не к месту), что, находясь в СССР, никакому давлению подвергнут не был и показания дает искренне. Он на сто процентов оправдал те надежды советского командования, какие на него возлагались.

Какую же оценку в приговоре дал международный военный трибунал в Токио доказательствам, добытым судебным следствием, в том числе и у Пу И, по поводу так называемого маньчжурского вопроса?

Раздел приговора «Маньчжурия – «жизненная линия» Японии» начинается следующим утверждением:

«Установлено, что в течение всего периода, охватываемого доказательствами, представленными Трибуналу, намерение вести войну против СССР было одним из основных элементов военной политики Японии.

Военная партия Японии была полна решимости оккупировать дальневосточные территории СССР, так же как и другие части Азиатского континента. Хотя Маньчжурия привлекала своими естественными богатствами, возможностью экспансии и колонизации, ее захват был так же желателен, как обеспечение плацдарма в планировавшейся войне против СССР».

В другом разделе приговора – «Маньчжурия как плацдарм против СССР» – эта мысль формулируется короче и еще категоричнее:

«Захват Маньчжурии в 1931 году обеспечил базы для нападения на СССР на широком фронте с целью захвата всего советского Дальнего Востока» [266].


Когда Пу И закончил свои показания и готовился к вылету обратно в СССР неожиданно возращение было задержано почти на шесть дней по вине американской стороны, которая, как удалось выяснить, все эти дни собирала справки – нет ли у трибунала возражений к возвращению Пу И в Советский Союз.

Наконец, 6 сентября 1946 г. Пу И был возвращен обратно в Хабаровск, а токийский процесс продолжался еще более двух лет.

Очевидцы рассказывали, что когда советский самолет с Пу И приземлился на нашей военной базе, император спустился по трапу, убедился, что он на территории СССР, опустился на колени и расцеловал русскую землю.

Японские военные преступники, в том числе и благодаря бывшему императору, были по заслугам наказаны. Семеро из них приговорены к повешению, в том числе и бывший министр сухопутных сил Японии, начальник штаба Квантунской армии генерал Итакаги, которому Пу И дал когда-то согласие стать правителем Маньчжоу-Го.

«Чтобы избежать наказания, я применил все тот же старый, испытанный метод, – писал Пу и своей книге «Первая половина моей жизни». – Поскольку мою судьбу решал Советский Союз, следовало снискать его расположение. И я под предлогом помощи послевоенному экономическому строительству передал Советскому Союзу мои драгоценности и украшения» [267].

«С чувством глубокой и величайшей искренности я позволяю себе просить Правительство СССР принять от меня драгоценности с тем, чтобы использовать их в послевоенном фонде восстановления и развития народного хозяйства СССР» [268], – писал Пу И в письме на имя Правительства СССР… Им был передан советским властям рассыпной жемчуг, золотые и серебряные изделия необычайной красоты, браслеты, кулоны, колье, кольца, заколки из императорских кладовых Запретного города – все тончайшей ювелирной работы, украшенные гранатами, рубинами, сапфирами и бриллиантами, часы, столовые приборы.

Итак, советской стороне были передана часть драгоценностей, привезенных с собой Пу И, они находились в его добротном кожаном черном саквояже с двойным дном. Для оценки передаваемых драгоценностей нашли и пригласили высококвалифицированных ювелиров. По воспоминаниям тех же очевидцев были переданы к примеру такие предметы, как зеркальное круглое золотое блюдо, императорский жезл в виде кортика, ножны которого были усыпаны драгоценными камнями, часы «Жучок» 958 пробы с крыльями и головкой, на которых находилось 174 бриллианта и 2 рубина, часы были инкрустированы мелкими гранатами и эмалевыми вставками, головная женская шпилька 1000 пробы в виде паука с одной большой жемчужиной, ониксовой головкой, агатовыми крыльями, глазами-жемчужинами и гранатовой шейкой, отделанной девятью жемчужинами, золотое кольцо 750 пробы с одной жемчужиной весом 1,7 карата. Их суммарная стоимость была определена без учета антикварной ценности изделий «по закупочным ценам Ювелирторга» в полмиллиона рублей.

Очевидцы вспоминали, что все переданные драгоценности на специальном самолете в сопровождении двух истребителей были отправлены в Москву. Позже от И.Сталина на имя Пу И было получено письмо с благодарностью за переданные Советскому Союзу драгоценности, подписанное министром иностранных дел Вячеславом Молотовым. Одновременно с письмом в качестве подарка были присланы сочинения К.Маркса.

«Однако я отдал не все драгоценности, – вспоминал Пу И позднее. – Лучшую часть я оставил и велел своему племяннику запрятать под второе дно чемодана. Оно оказалось узким, и вместить туда все было невозможно. Поэтому драгоценности заталкивались куда попало, даже в мыло. И все же места не хватило, многое пришлось выкинуть.

Однажды в вестибюль вошли переводчик и офицер. Держа в руке что-то блестящее, офицер обратился ко всем:

– Что это? Кто сунул это в испорченный радиатор машины, лежащий во дворе?

Все, кто был в вестибюле, обступили их и увидели в руке офицера дорогие украшения. Кто-то заметил:

– А тут даже есть печать пекинского ювелирного магазина. Странно, кто же это мог положить?

Я тут же узнал их. Эти украшения по моей просьбе выбросили мои племянники. Теперь их перевели в другой лагерь, и я решил не признаваться. Качая головой, я сказал:

– Странно, странно, кто же это положил?

Вопреки моему ожиданию в руках переводчика была еще одна вещь – старая деревянная гребенка. Он подошел ко мне и сказал:

– Эта гребенка лежала вместе с украшениями. По-моему, она ваша!

– Нет, нет! Гребенка тоже не моя!

Офицер и переводчик не знали, как поступить. Постояв некоторое время, они ушли.

Я не только выбросил некоторое количество украшений, но и сжег в печке немало жемчуга. Перед самым отъездом из Советского Союза я велел моему слуге, «большому» Ли, забросить оставшийся жемчуг в трубу на крыше» [269].

В письме на имя И. Сталина от 30 декабря 1947 г. Пу И, с одной стороны, оправдываясь за свое прошлое, а с другой, желая показать, как он исправляется, писал: «Большую часть своего существования я провел среди морально разложившихся чиновников, среди военщины, с ее честолюбивыми замыслами, а также среди империалистически настроенных людей. Мне некуда даже было обратиться за добрым советом» [270].

Почти через два года 29 июля 1949 года он вновь пишет письмо И.Сталину, благодаря за хорошее обращение и показывая, что он уже перевоспитавшийся почти простой «советский человек»: «Я пользуюсь вниманием и великодушным обращением со стороны властей, начальника УВД, начальника и сотрудников лагеря. Я чувствую себя спокойно и уверенно во всем. Здесь я впервые начал читать советские книги и газеты. Впервые за 40 лет жизни я прочитал Вашу книгу «Вопросы ленинизма» и «История ВКП(б)», узнав, что СССР действительно самая демократическая и прогрессивная страна в мире, путеводная звезда малых и угнетенных народов мира…У меня одинаковые интересы с советскими людьми, одинаковое стремление поработать для развития и процветания СССР» [271].

За пять лет, проведенных в Советском Союзе, Пу И так и не смог расстаться со своими прежними императорскими привычками. Когда его перевели в лагерь под Хабаровском, где не было обслуживающего персонала, за ним по-прежнему кто-нибудь да ухаживал. Домашние стелили ему постель, прибирали комнату, подносили еду, стирали одежду. Они в новой обстановке не осмеливались открыто называть Пу И императором и поэтому обращались к нему «высочайший». Каждый день утром они входили в комнату Сына Неба и, согласно заведенному этикету, кланялись императору в ноги, выражая тем самым ему свое почтение. В течение пяти лет пребывания арестованных в СССР на китайский праздник «Чунцзе » (китайский Новый год) обычно по давней традиции готовились пельмени и первая чашка всегда подносилась бывшему императору.

«Я сам ничего не делал и не хотел, чтобы члены моей семьи что-нибудь делали для других, – вспоминал Пу И в книге «Первая половина моей жизни». – Однажды перед обедом мои младшие братья и сестры стали накрывать для всех на стол. Я тут же запретил им это делать. Мог ли я допустить, чтобы члены моей семьи кому-то прислуживали!»

В 1947-1948 годах всех их перевели в другой лагерь, расположенный неподалеку. Впервые я разлучился со своими домочадцами и почувствовал от этого прежде всего большое неудобство. Советские власти разрешили мне питаться отдельно от всех. Но кто же будет подавать мне пищу? К счастью, мой тесть проявил в этом инициативу. Он не только подносил мне еду, но даже вызвался стирать для меня» [272].

Чтобы чем то занять арестованных китайцев, им при тюрьме выделили по маленькому участку, где те посадили зеленый перец, помидоры, баклажаны, фасоль, цветы и т.п. Пу И поливал свой зеленый участок из небольшой лейки, наблюдая как с каждым днем растут молодые побеги. По вечерам у них оставалось свободное время, которое все проводили по-разному. Многие в конце коридора тюрьмы за несколькими столами играли в распространенную китайскую игру – мацзян, другие же, сложив руки, причитали и молились. Японцы часто пели японские национальные песни.

Вскоре Пу И были улучшены жилищные условия, он был отделен от основной массы военных преступников и переведен на дачу Военного совета Дальневосточного фронта (бывшую двухэтажную дачу руководителя группы военных советников в Южном Китае в 1925-1927 гг., известного в Китае под псевдонимом Галин, командующего Особой Дальневосточной армией и Дальневосточным фронтом в 1929-1938 гг., маршала В.К.Блюхера, на которой маршал жил до 1938 года, когда был незаконно репрессирован и расстрелян) на Красной Речке, расположенную в живописном месте на берегу реки в 12-15 км от Хабаровска. Дача представляла из себя массивный каменный двухэтажный кирпичный особняк, с большими окнами, длинным балконом на втором этаже, поддерживаемым колоннами, пристроенным одноэтажным флигелем и скорее напоминала небольшой дворец какого-то магната, чем скромную дачу. На территории дачи было два фонтана, корт для тенниса, на котором бывший император мог играть в теннис.


Китайское гоминьдановское руководство неоднократно в 1946-1949 гг. просило советскую сторону передать ему Пу И.

Так, в меморандуме от 12 марта 1946 г. китайское правительство выражало надежду, что Советское правительство передаст ему бывшего императора Пу И. И казалось, что скоро Пу И окажется на китайской территории, по крайней мере, 23 марта 1946 года МИД СССР, откликнувшись на данный меморандум, ответил согласием. Однако этого не произошло.

Советская сторона поразмыслив, решила, что Пу И в Китае могут явно использовать в антисоветских целях как Чан Кайши, так и американцы.

От китайской стороны с завидным постоянством следовали очередные ноты с просьбой о передачи им Пу И: от 6 ноября 1946 года, от 8 сентября 1947 года, от 8 марта 1948 года. Но бывшего императора советские власти не отдавали. На одну из последних китайских нот от 23 ноября 1948 года последовало указание из Кремля: в передаче отказать, ноту оставить без ответа.

Однако, когда была провозглашена Китайская Народная Республика, руководство которой называло себя «младшим братом» СССР, последний уже по-братски, наконец, намекнул, что он готов отдать бывшего императора Пу И Китаю.

1 июня 1950 г. премьер Чжоу Эньлай в беседе с послом СССР в КНР заявил, что китайское правительство готово принять Пу И, если советская сторона находит это своевременным. 14 июля 1950 г. правительство СССР подписало постановление о передаче властям КНР бывшего императора Пу И. Узнав об этом Сын Неба в отчаянии пытался покончить жизнь самоубийством, но это ему не удалось, уже в Хабаровске при посадке в поезд он был изолирован от своей семьи в вагоне конвоя с советскими офицерами 31 июля 1950 г. доставлен на станцию Пограничная.

Вот как сам Пу И описывает это событие. «В Хабаровске при посадке в поезд меня разлучили с семьей и поместили в вагон с советскими офицерами.

Я лежал на полке с открытыми глазами, уставившись в одну точку; мучивший меня страх смерти не давал заснуть. Я сел, несколько раз прочел про себя молитву и только хотел было лечь, как с перрона послышались шаги; мне показалось, будто подходит отряд солдат. Я посмотрел в окно – никого не было. Мерный стук сапог постепенно затих, и лишь вдалеке зловеще мерцал свет лампы. Я вздохнул, снова забился в угол купе и уставился на пустые стаканы. Стоявшие на столике у окна. Вспомнились слова, сказанные советским капитаном Аснисом – начальником конвоя:

– Рассветет – и вы увидите свою родину. Возвращение на родину – всегда праздник!

В то время я больше думал о предках, чем о родине, а коммунисты ассоциировались в моем сознании с «бурным паводком и лютыми зверями». Правда, в Советском Союзе, хотя он и коммунистическая страна, ко мне относились гуманно. Но Советский Союз – одно из союзных государств, связанных международными соглашениями. В Китае же обстановка иная. Китайские коммунисты свергли Чан Кайши, не признают никаких «законных династий» и, естественно, могут поступить со мной так, как пожелают. К тому же они ненавидели меня во сто крат больше, чем Чан Кайши. И вот теперь меня должны передать в их руки. Есть ли еще надежда на спасение? «Красивая смерть хуже жалкого существования», – эта мысль не раз поддерживала меня в течение десяти с лишним лет. Теперь я считал, что «жалкое существование» по-прежнему остается иллюзией, ожидать же «красивой смерти» значило ожидать слишком многого» [273].

1 августа (по другим данным 3 августа) 1950 г. на станции Пограничная Пу И был передан представителям китайских спецслужб. Советская сторона возвратила также ценности, переданные Пу И Советскому правительству на «восстановление народного хозяйства».

В отчете начальника 2-го отдела ОУ ГУПВИ МВД СССР подполковника Клыкова говорилось: «…Мною китайскому представителю переданы ценности, принадлежащие лично Пу И, которые до вывоза Пу И из Хабаровска находились лично при нем. Оценка этих ценностей не производилась. (Здесь подполковник Клыков явно что-то путает, мы знаем, что драгоценности были оценены специально приглашенными ювелирами –В.У.) (Примерная их стоимость составляет около 200 тыс.рублей… [274]) Считаю целесообразным в информации в инстанции указать, что Пу И, члены его свиты, министры, генералы и бывшие чиновники правительства Маньчжоу Го – всего 58 человек – переданы представителю правительства КНР вместе с принадлежащими Пу И и его свите личными ценностями, не указывая суммы» [275].

После этого 23 августа 1950 г. под грифом «совершенно секретно» наверх была послана докладная записка Министра внутренних дел ССС Круглова под № 252 на имя Сталина И.В., Молотова В.М., Берия Л.Н., Маленкова Г.М., Микояна А.И., Кагановича Л.М., Булганина Н.А, Вышинского А.Я. о передаче китайским властям бывшего императора Маньчжоу-Го Пу И следующего содержания:

«Министерство внутренних дел СССР докладывает о выполнении постановлений Совета Министров СССР № 1109-397сс от 17 марта 1950 г. О передаче Центральному народному правительству Китайской народной республики содержавшихся в лагерях МВД японских военнопленных, совершивших преступления против китайского народа, и № 3143-1302сс от 14 июля 1950 г. о передаче китайским властям бывшего императора Маньчжоу-Го Пу И, его свиты, министров, генералов и чиновников бывшего правительства Маньчжоу-Го и личных ценностей Пу И и его свиты.

18 июля с.г. на станции Пограничная представителю МИД Китайской Народной республики Лу Си были переданы 968 [276] японских военнопленных, в том числе 17 генералов. Передача произведена по акту и именному списку с приложением на каждого из них следственных материалов. Два японских военнослужащих, подлежащих передаче, в результате тяжелого заболевания умерли в Хабаровском спецгоспитале.

3 августа с.г. тому же представителю Министерства иностранных дел Китайской Народной Республики переданы бывший император Маньчжоу-Го Айсинь Цзюэло Пу И, его свиты, министры, генералы и чиновники бывшего правительства Маньчжоу-Го в количестве 58 человек и принадлежащие им личные ценности.

При передаче Айсинь Цзюэло Пу И и его свиты вместе с принадлежащими им ценностями, а также при передаче японских военнопленных представителям МИД Китайской Народной Республики Лу Си никаких претензий заявлено не было.

Пред отправкой из Хабаровска Пу И и его приближенных были получены агентурные данные о том, что Пу И опасается за свою судьбу, ведет себя нервозно и высказывал мысль о самоубийстве, к чему его склоняет младший брат Айсинь Цзюэло Пу Цзе.

В связи с этим Пу И был изолирован от родственников и остальных военнопленных и интернирован и доставлен к месту передачи китайским властям под усиленным наблюдением.

При прибытии на станцию Пограничная Пу И написал благодарственное письмо следующего содержания:

«За время пребывания в Советском Союзе я пользовался заботой со стороны Советского Правительства, а также со стороны Генералиссимуса Сталина.

Сейчас, при оставлении территории СССР, я от всей души свидетельствую свое величайшее уважение и благодарность за проявленное ко мне доброе отношение.

Я желаю вечного процветания народу Советского Союза, желаю Генералиссимусу Сталину здоровья и жизни на долгие годы.

Айсинь Цзюэло Пу И».

Далее шла приписка:


«Подлинник благодарственного письма Пу И на китайском языке хранится в МИД СССР.


Министр внутренних дел СССР

С.Круглов» [277].


Когда Пу И с рук на руки передавали двум китайским представителям, один из них одетый во френч, пристально посмотрел на императора и сказал: «Я прибыл встретить вас по приказу премьер-министра Чжоу Эньлая. Теперь все вы вернулись на родину…» [278]

Затем вместе с советским капитаном они вышли из купе. Прошли две шеренги солдат с винтовками, выстроившимися на перроне: с одной стороны советские, с другой – китайские, затем вошли в китайский поезд, стоящий напротив. В вагоне, в который ввели Пу И, он увидел бывших чиновников Маньчжоу-Го и своих родственников. Все они сидели смирно, никто не был связан. Гостя проводили к его месту недалеко от конца вагона, солдат положил его чемодан с двойным дном на полку. В вагоне, куда поместили Пу И, с обеих сторон поставили по солдату с автоматом, окна вагона были заклеены бумагой и ничего не было видно. «Я похолодел от страха. Куда же нас везут с такой охраной, если не на казнь? – вспоминал Пу И. – Я взглянул на сидевших слева от меня. Лица их были мертвенно бледны.

Вскоре в вагон вошел человек, по виду офицер, но без оружия.

– Ну, теперь вы вернулись на родину, – сказал он, оглядывая нас. – Центральное народное правительство все уже для вас приготовило. Вам не о чем беспокоиться. В поезде есть медицинский персонал; кто нездоров, может обратиться к врачу…»

Позже несколько солдат принесли в вагон большую корзину с чашками и палочки для еды. Они предупредили всех, чтобы чашки не разбили, так как в дороге негде будет взять новые. На завтрак дали маринованные овощи, соленые яйца и рисовую кашу. Аромат домашней китайской кухни возбудил у всех аппетит. В одно мгновение большое ведро с рисом опустело.

Позже несколько солдат принесли в вагон большую корзину с чашками и палочки для еды. Они предупредили всех, чтобы чашки не разбили, так как в дороге негде будет взять новые. На завтрак дали маринованные овощи, соленые яйца и рисовую кашу. Аромат домашней китайской кухни возбудил у всех аппетит. В одно мгновение большое ведро с рисом опустело.


После завтрака Пу И попытался поговорить с молодым бойцом службы общественной безопасности, сидевшим напротив него. Заметив на его груди значок, на котором было написано «Народно-освободительная армия Китая», он стал разглагольствовать о слове «освобождение» и его прекрасном смысле. Он сказал солдату, что он буддист и в буддийских сутрах тоже проповедуется эта идея – Будда проявляет милосердие и тверд в желании освободить все души.

Далее Пу И поведал, что до сих пор не убивал животных и даже мухи не тронул. Однако молоденький солдат не уловил хода мыслей бывшего императора, лицо его стало непроницаемым. Пу И замолчал, в душе усилилось чувство безнадежности. Он слушал, как стучат колеса поезда на стыках, и ему казалось, что смерть его все ближе и ближе. Встав с места, он начал нервно и бесцельно ходить по проходу. «Вдруг мне послышалось, что мой племянник Сяо Сю шепчет кому-то слова, похожие на «монархия», «демократия», – вспоминал позднее Пу И. – Я закричал:

– О какой монархии можно сейчас говорить! Кто посмеет плохо отзываться о демократии, с тем я буду биться до конца!

Все были озадачены моими словами. Я же истерично продолжал:

– Чего вы на меня уставились? Все равно расстреляют только меня. Вам-то чего бояться?

Солдат повел меня на место и говорил, успокаивая:

– Вам нужно как следует отдохнуть.

Я, словно заколдованный, держался за него и шептал:

– Это мой племянник, у него дурные мысли, и он против демократии. Есть тут еще один, по фамилии Чжао, бывший офицер. В Советском Союзе он говорил много плохого…» [279].

Итак, видимо от нервного перенапряжения у Пу И случилась истерика. Он стал кричать на своего племянника и других родственников. Вскоре Пу И, бормоча что-то себе под нос, заснул.

Проснулся Пу И ранним утром. Вскоре поезд замедлил ход и остановился. Кто-то тихо произнес: «Чанчунь». Он бросился к заклеенному бумагой окну вагона, однако ничего не увидел, только слышал, что где-то близко множество голосов пели песню. «Вот место моей смерти. Здесь, где я был императором, теперь уже собрался народ в ожидании суда надо мной»Ю – решил Пу И. В этот момент в вагон вошли два солдата НОАК и направились к нему. У него все оборвалось внутри, но оказалось, что солдаты принесли завтрак.

Вскоре поезд снова тронулся, следующей остановкой был Шэньян.

20. Жизнь в китайской тюрьме

Воистину великолепны

Великие замыслы:

Рай на земле, всеобщее богатство,

Перманентная ломка…

Все это было б вполне достижимо,

Люди только мешают:

Путаются под ногами,

Вечно чего-то хотят.

От них одни неприятности…

Ну, скажите,

Можно ли с ними построить

Могучее государство?

Все рассыплется в прах!

Ганс Магнус Энценсбергер

«О трудностях перевоспитания»



  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30