Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Последний император Китая. Пу И

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Усов Виктор Николаевич / Последний император Китая. Пу И - Чтение (стр. 11)
Автор: Усов Виктор Николаевич
Жанр: Биографии и мемуары

 

 


Именно Семенов, по утверждению Пу И, получил от него больше всего денег [62].

Впервые Пу И встретился в своей резиденции с Семеновым в октябре 1925 года. Атаман изложил императору свои чаяния «совершить великие подвиги, несмотря на трудности, свергнуть коммунизм и восстановить династию» [63] Цинов, на что Пу И немедленно выдал ему 50 тысяч юаней. Семенов обещал использовать своих сторонников и военные отряды на Северо-Востоке и во Внутренней Монголии, чтобы создать там антикоммунистическую базу и сделать Пу И ее правителем. Чтобы обеспечить расходы по осуществлению этого плана Пу И открыл специальный счет в банке на имя Семенова, который мог в любое время там брать деньги. Сумма первого вклада составляла 10 тысяч юаней.

Атаман как-то уверял Пу И, что на самом деле он не нуждается в его деньгах, поскольку должен получить от русских эмигрантов пожертвования на сумму 180 миллионов рублей (несколько позднее он уже уверял, что должен получить до 300 миллионов рублей). Кроме того, он рассчитывал на финансовую помощь Англии, Америки и Японии. Но поскольку этих денег он еще не получил, то вынужден взять небольшую сумму у Пу И.

Между Пу И и Семеновым появилось немало посредников. Среди них были как китайцы, так и русские. К примеру, некий Ван Ши, утверждавший, что не только Семенов оказывает ему чрезвычайное доверие, но и японские важные лица и китайские милитаристы поддерживают с ним прочные контракты.

Далее – В.С.Слуцкий, офицер семеновских войск, который остался при атамане Семенове после расформирования недолго существовавшей в Чите еврейской роты. Он перешел на хозяйственную должность, продолжал служить и дослужился до чина подполковника. После окончания белого движения Слуцкий продолжал работать для атамана Семенова, но уже чисто на коммерческом поприще. Как известно, атаману довольно часто приходилось испытывать финансовые трудности и когда у него наступали особенно тяжелые времена, он призывал Слуцкого и поручал ему различные коммерческие комбинации. У Семенова имелось довольно много ценных подарков, полученных им в свое время от японских, монгольских и китайских кругов, и продажей их время от времени и занимался Слуцкий. Он также выполнял различные поручения для Пу И. Семенов как-то свел их вместе, а от сделок получал от Слуцкого комиссионные [64].

Работа с Семеновым свела Слуцкого с неким Л. Н.Гутманом, бывшим офицером российской армии, позднее начавшим свою службу у японских властей при судебно-уголовном отделе харбинской полиции, где он быстро приобрел репутацию садиста. Гутман помимо этого был большой шантажист. Он попался на шантаже во время процесса по делу о похищении Семена Каспе. Не получив от семьи одного из обвиняемых требуемого им откупа, он сообщил властям, что тот готовит побег из тюрьмы при содействии друзей на свободе. Расследование показало беспочвенность донесения Гутмана. Уголовно-судебный Отдел представил донесение Гутмана и другие его дела по вымогательству и шантажу в жандармерию и поднял вопрос об его неблагонадежности. Гутман был уволен со службы и выслан в Тяньцзинь.

Главная деятельность Гутмана проходила в Тяньцзине, там он связался с японским майором Таки. Одновременно Гутман стал служить в Особом Отделе японской железнодорожной полиции. В его ведении было около 80 русских эмигрантов, у некоторых из которых было довольно темное прошлое. Все они были набраны самим Гутманом. В специальном подвале Особого Отдела держали в заключении лиц, арестованных по тем или иным причинам при проверке документов в поездах. Было известно, что в этом подвале занимаются пытками, зверствами, вымогательством, насилуют женщин. Так, там был замучен один русский офицер за то, что когда то служил в штабе молодого маршала Чжан Сюэляна. А арестованная с ним жена подверглась неоднократным насилиям.

Однажды один из его помощников, видимо желая подсидеть Гутмана и завоевать у японцев особое расположение, подробно описал все случаи насилия, зверств, вымогательства, пыток, которые творились в подвалах Особого Отдела, и подал это в пекинскую японскую жандармерию. Там на дело Гутмана посмотрели как на самоуправство и превышение власти: право распоряжаться арестованными и их жизнью, как им заблагорассудится, принадлежало только японской жандармерии и никому другому. Произведенное следствие, полностью подтвердило донесение этого помощника. Хотя следствие велось секретно, Гутман узнал о нем. Он спешно выехал с женой в Циндао, но по прибытию туда оба были арестованы опередившими их японскими жандармами. Вслед за арестом Гутманов, в Пекине была арестована машинистка из Особого Отдела железнодорожной охраны, бывшая в близких отношениях с Гутманом. Начались допросы. После двух с половиной месяцев допросов и заключения Гутман, его жена и машинистка были освобождены. Однако через месяц супруги были арестованы вновь. После нескольких месяцев заключения их выслали в Японию.

Позже Гутману вновь удалось связаться с японцем Таки, который в то время был уже подполковником и возглавлял в Хайларе русский отдел японской военной миссии. Таки вызвал Гутмана к себе и поставил во главе разведки. Для Гутмана опять наступил период привычной деятельности, но быстро приближающееся завершение Второй мировой войны положило ей конец.

Итак, при встречах со Слуцким Гутман пытался вымогать у него деньги. Однако его шантаж и вымогательства потерпели неудачу, тогда он муссировать слухи, что Слуцкий занимается подозрительной деятельностью и порочит доброе имя атамана Семенова. Гутман сфабриковал ложные обвинения и довольно легко убедил японские власти в том, что Слуцкий человек подозрительный и что следует пресечь его влияние на Семенова. Слуцкий был арестован. Атаману Семенову стало известно об аресте Слуцукого. Многие думали, что он заступиться за него, так как он имел некоторое влияние среди японских властей и мог опровергнуть лживость обвинений Гутмана. Но у Семенова были свои причины не выступать в защиту Слуцкого. Вероятно, он не хотел раскрывать перед японскими властями некоторые свои тайные финансовые сделки и махинации.


Свергнутый император продолжал надеяться, что придет время и он может вернуться на императорский трон. Его надежды значительно укрепились, когда в 1927 г. в Японии к власти пришел кабинет Танака.

Барон Гиити Танака (1863 –1929) японский генерал, с сентября 1918 по июнь 1921 г., а затем с сентября 1923 по январь 1924 г. был военным министром Японии. С 1927 по 1929 г. – премьер-министр, министр иностранных дел и министр колоний Японии. Танака был хорошо известен советским властям, как один из главных руководителей интервенции на Дальнем Востоке. Он был известен также как инициатор создания беспорядков в северо-восточном Китае с целью вызвать там дистабилизацию обстановки и укрепить свое присутствие в этом регионе.

14 июля 1920 г. будучи тогда в должности военного министра Японии Танака инструктировал японского командующего во Владивостоке о посылке шпионов и диверсантов в такие города, как Харбин, Хайлар и Маньчжурия, для захвата телеграфных станций. 19 июля японскому командованию в Полосе отчуждения был отдан приказ о тщательном наблюдении за передвижениями китайских войск вдоль КВЖД и ежедневном информировании военного министерства о полученных данных [65].

Японское командование уже в начале 20-х годов установило довольно тесный контакт с отрядами хунхузов (бандитов) на территории Маньчжурии (на данной территории, по некоторым данным, в разные годы насчитывалось до 300 тысяч «лесных братьев» [66]), снабжая их оружием, обмундированием и деньгами и тайно руководя их действиями. Пред хунхузами была поставлена задача взрывать железнодорожные мосты, разрушать полотно, привокзальные постройки, нападать на мирных граждан [67]. Ссылаясь на такие действия, японцы намеревались продемонстрировать неспособность китайских властей установить порядок на КВЖД и доказать таким образом, что дело охраны дороги должно быть передано в японские руки. Так российское телеграфное агентство Дальта на 22 июня 1920 г. сообщало: китайский директор КВЖД уведомил свое правительство о том, что «шесть главарей хунхузских банд подписали с японскими властями секретные договоры, в силу которых хунхузы должны прерывать железнодорожные сообщения по линии. Тогда японцы примут на себя охрану станций под предлогом, что китайские войска и полиция оказались не в состоянии охранять дорогу» [68]. Предполагалось также, что для более успешной организации охраны КВЖД японские представители будут допущены в состав правления дороги.

В секретном «Меморандуме Танаки» представленном японскому императору в 1927 году впервые открывались истинные планы Японии по завоеванию мира и в первую очередь Китая. «…Для того чтобы завоевать Китай, – говорилось в нем, – мы должны сначала завоевать Маньчжурию и Монголию. Для того чтобы завоевать мир, мы должны сначала завоевать Китай. Если мы сумеем завоевать Китай, все остальные азиатские страны и страны Южных морей будут нас бояться и капитулируют перед нами… Имея в своем распоряжении все ресурсы Китая, мы перейдем к завоеванию Индии, (Малайского – В.У.) Архипелага, Малой Азии, Центральной Азии и даже Европы» [69]. Далее Танака писал: «первым шагом было завоевание Тайваня, вторым – завоевание Кореи. Мы уже осуществили это, и нам осталось предпринять третий шаг – захватить Маньчжурию и Монголию и всю территорию Китая…» [70].

(В СССР «Меморандум Танаки» стал известен после того, как его добыл советский агент Перекрест [71]. Получение его было «звездным часом» харбинской резидентуры.

В 1929 г., в разгар антисоветской кампании в Китае, в китайском журнале "Чайна критик" "Меморандум Танаки" с помощью российских спецслужб был обнародован. Его публикация вызвала широчайший резонанс в дипломатических кругах и оказала большое воздействие на развитие международных отношений в тот период и на многие годы вперед как в Азии, так и в других регионах мира.)

В Китае в те годы активно работала шпионская сеть Японии. Наиболее известной организацией из этой серии было «Общество Черного Дракона» (Кокурюкай). В названии общества содержался намек на реку Амур (Хэйлунцзян в переводе «река Черного дракона»), общество появилось в 1901 году. Эта организация играла весьма важную роль во время русско-японской войны 1905 года, по некоторым данным в то время общество насчитывало несколько сот тысяч человек и располагало громадным капиталом. Самым видным руководителем его был буддист и любитель роз с длинной серебристой бородой Тояма Мицуру, под руководством которого японские спецагенты пронили во все слои китайского общества. Они действовали повсюду – среди цинских князей и сановников, а также среди слуг и посетителей китайского императора и места его пребывания. Целью общества стало «широкое развертывание национальной политики Японской Империи для пробуждения народов Азии»

С помощью членов общества японцы замышляли чудовищные заговоры и организовывали злодейские и коварные убийства.

Доихара был один из самых активных членов Общества Кокурюкай. Именно им была отобрана и подготовлена для шпионской работы молодая японская девушка Кавасимо Иосико (или Момоако Иосико), которая являлась дочерью друга Доихара. Стройная, с коротко остриженными волосами, внешне походившая на юношу, она поступила в разведывательную школу Черного Дракона, где упорно изучала монгольский, китайский и бурятские языки. По окончании школы японка была заброшена в столицу Монгольской Народной Республики Улан-Батор под видом богомолки, но там чуть было не была схвачена и с большим трудом ей удалось скрыться и добраться до Маньчжурии. Позже Доихара выдал ее замуж за одного монгольского князя, от которого она вскоре сбежала, захватив с собой нужные ее покровителю бумаги. Как «десятой дочери принца Су» из маньчжурской правящей династии, Доихара устроил ей замужество в одним из маньчжурских князей, приближенных императора Пу И. После чего он мог из первоисточника знать обо всем, что происходило в частных покоях императорского дворца.

Некоторое время спустя ее уже видели на юге Китая, где она стала частой гостьей некоторых китайских генералов, недовольных политикой генералиссимуса Чан Кайши. Там она вновь вышла замуж за видного китайского сановника, что сразу же открыло источник информации для любознательного Доихара. Со временем имя Кавасимо Иосако стало настолько известным, что было решено инсценировать ее гибель. Во время боев за Шанхай в Чапее был найден труп женщины, который японская разведка выдала за тело Кавасима. На самом же деле Кавасимо Иосако перебралась в Гонконг, где создала (вероятно, не без помощи японцев) «интернациональную» шпионско-диверсионную организацию из японок, кореянок и аннамиток [72].


Еще за два месяца до событий 18 сентября 1931 г., когда Япония, используя в качестве предлога очередную провокацию (инсценировку попытки взорвать охраняемую японцами железную дорогу у Шэньяна) начала вооруженное вторжение в Маньчжурию [73], брат Пу И Пу Цзе, который тогда учился в Японии и собирался приехать на каникулы домой вдруг получил письмо от начальника одного из воинских соединений Есиока (раньше был офицером японского штаба в Тяньцзине). Последний приглашал Пу Цзе заехать к нему в гости перед отъездом домой в Китай. При их встрече Есиока сказал: «Когда прибудете в Тяньцзинь, сообщите вашему почтенному брату, что Чжан Сюэлян в последнее время ведет себя совершенно неподобающим образом и что, возможно, в скором времени в Маньчжурии что-нибудь произойдет. Прошу императора Сюаньтуна беречь себя, ему предстоят большие дела!» [74].

Выбор момента для агрессии Китая был обусловлен жесточайшим кризисом, охватившим с конца 1929 г. мировую капиталистическую экономику и особенно отразившемся на Японии. Наиболее реакционные, воинственные круги финансовой олигархии Японии надеялись найти выход из кризиса путем ликвидации остатков буржуазно-демократических свобод в стране и осуществления захватнической политики на континенте.

Япония учитывала и отсутствие в то период национального единства в Китае, гражданскую войну и междоусобицы китайских милитаристов, и международную неблагоприятную обстановку, полную изоляцию Китая от СССР после разрыва их отношений в 1929 г.

И в своих будущих агрессивных замыслах некоторые японские правящие круги тайно надеялась использовать бывшего китайского императора Пу И. Понятное дело, всего, что замышляли японцы, Пу И не знал.

В соответствии с документами Международного военного трибунала для Дальнего Востока, Итагаки уже в 1930 г., в мае, заявлял, что имеет «ясную и определенную идею», как решить маньчжурский вопрос. Решить вопрос между Японией и Китаем возможно только с помощью военной силы. Еще за год до событий 18 сентября 1931 г. он уже настаивал на том, чтобы прогнать Чжан Сюэляна и создать на Северо-Востоке новое государство. «Начиная с 1931 года, будучи полковником в штабе Квантунской армии, – говорилось в приговоре Военного трибунала по Дальнему Востоку, – он непосредственно участвовал в заговоре, который ставил своей непосредственной задачей захват Маньчжурии с помощью военной силы. Он проводил провокационную деятельность, направленную на осуществление этой цели. Итагаки помогал найти предлог, вызвавший так называемые «маньчжурские события» подавлял всякие попытки помешать военным действиям. Он одобрял эти военные действия и руководил ими. И, наконец, Итагаки играл важную роль в развертывании движения за так называемую «независимость Маньчжурии» и в заговоре, имевшем целью создание марионеточного государства «Маньчжоу-Го» [75].

Японская версия инцидента 18 сентября 1931 года, послужившего предлогом для вторжения, приводилась в заявлении лейтенанта Суэмори Кавамото и звучала так:

«Вечером 18 сентября 1931 года, примерно в 10.30, я с шестью солдатами совершал обход своего участка и одновременно проводил учения у железной дороги несколько севернее Мукдена. Постепенно мы подошли с западной стороны Бэйдаина к отряду Лю Чжэго. Внезапно с расстояния около 700 метров с запада от китайских казарм раздался взрыв, и мы поняли, что железнодорожное полотно разрушено. Когда начали выяснять, как это случилось, около сотни китайских солдат, прятавшихся где-то поблизости, открыли по нам стрельбу… Мы залегли в гаоляне в 300-400 метрах к северу от взрыва. В этот момент послышался перестук колес приближавшегося Чаньчуньского экспресса. Чтобы предотвратить катастрофу, я приказал своим солдатам произвести несколько предупредительных выстрелов и таким образом сигнализировать машинисту, но, видимо, он не понял, в чем дело. Экспресс продолжал свой путь и, достигнув того места, где произошел взрыв, каким-то непостижимым образом проскочил поврежденный участок полотна, не сойдя с рельсов, и в конечном итоге прибыл вовремя в Мукден» [76].

Показания, данные Кавамото комиссии Лиги наций во главе с лордом Литтоном, на месте расследовавшей все подробности «Маньчжурского инцидента», достойны описаний известного героя хвастуна и враля барона Мюнхгаузена: «Поскольку был взорван один рельс, поезд на быстром ходу проскочил, удерживаясь на другом, неповрежденном рельсе, покачнулся было, но устоял и помчался дальше» [77]. И бесспорно они должны быть занесены в книгу рекордов Гинеса [78].

Впоследствии комиссией Литтона будет доказано, что взрыв железнодорожного полотна был осуществлен уже после того, как поезд прошел через этот участок железной дороги.

Как же развивались события после 18 сентября 1931 г.

В 8.20 утра 19 сентября 1931 г., действуя быстро и уверенно, что говорит о тщательной подготовке операции, две роты японских солдат якобы проводя тактические учения, выходят на полотно железной дороги в районе Мукдена. Их встречают выстрелы китайской полицейской охраны, которая, правда, уже через полчаса разбегается под натиском японцев. В 9.00 батарея японских тяжелых орудий открывает прицельный огонь по казармам китайского полицейского полка и бригады регулярных войск к северу от железнодорожного вокзала – около Бэйдаина. Китайский гарнизон, общей численностью более десяти тысяч человек, захвачен врасплох, сонным и безоружным. Одна часть его уничтожена, другая – спасается бегством. Японцы, числом около 500, а именно батальон подполковника Симамото, без особых потерь занимают казармы, забрасывая их ручными гранатами. Казармы сразу же сожжены вместе с телами убитых и раненых. Артиллерия продолжает вести огонь по аэродрому, поджигает ангары и несколько военных самолетов. Полковник Итагава звонит со станции Мукден в Люйшкнь (Порт-Артур) и докладывает генералу Хондзе о ходе операции. Генерал удовлетворен: «Да, наступление – это лучший вид обороны… В конце концов случилось то, что так или иначе должно было случиться».

К вечеру того же дня и Мукден, и все крупные города к северу от него и до южного берега реки Сунгари оказываются в руках японцев при минимальных потерях (двое убитых); бригада полковника Хасэбэ вступает в Чанчунь. Китайцы в беспорядке с большими потерями отступают на северный берег Сунгари.

Итак, в ночь на 19 сентября 1931 года в течение суток Квантунская армия, почти не встречая сопротивления, оккупировала все главные центры Южной Маньчжурии. А к концу года под японским контролем оказалась вся Маньчжурия.

В первые дни февраля 1932 г., четыре месяца спустя после событий в Мукдене, японские воинские части, захватившие уже Цицикар и все города севернее Сунгари, подходят к Харбину – центру Северной Маньчжурии, крупному транспортному узлу, где пересекаются линии железных дорог, идущие из России, Кореи, Китая и Маньчжурии. В Харбине к началу 30-х годов насчитывалось около 200 тыс. китайцев и 100 тыс. русских. К ним прибавилось около 100 тыс. беженцев из районов, захваченных японцами.

Вот как это событие выглядело в воспоминаниях современников.

4 февраля передовые части бригады генерала Хасэбе подходят к Интендантскому разъезду. К десяти часам утра 5 февраля все отчетливее слышна артиллерийская канонада и частые пулеметные очереди. Японская авиация кружит над бараками и с бреющего полета расстреливает невооруженных китайских солдат-инвалидов, пытающихся укрыться от пуль за ветхими постройками. Корпусной и Госпитальный городки заняты японцами. Первым врывается в город танк под № 106.

К полудню стрельба стихает. В половине третьего дня колонны японских мотоциклетчиков с колясками и установленными на них пулеметами въезжают в город с двух направлений. Мотоциклетные команды подходят к Соборной площади и отсюда растекаются по улицам Нового города и Пристани. За ними движется кавалерия, бронеавтомобили, пехота и, наконец, танки. По мере продвижения мотоциклетчиков по улицам, те немногие китайские полицейские, которые не покинули своих постов, разоружаются, и их места занимают японские солдаты.

Уже через несколько недель после прихода японцев в Харбин тысячи русских вынуждены бежать из Маньчжурии. Тысячи русских брошены в тюрьмы, сотни расстреляны или убиты. Сплошные конфискации имущества у русских, почти всегда сопровождающиеся арестами, тюремным заключением или смертной казнью, это становится повседневным делом… Особенно тяжелое положение у русских женщин, которых почти повсеместно пытаются насиловать японские солдаты. По всей Маньчжурии каждый японец, занимающий хоть мало-мальский заметный пост, обладает одной или даже двумя русскими наложницами. Молодых русских девушек заставляют прислуживать в японских домах. Плата – пять китайских долларов в месяц. При случае некоторых отправляют в Японию в качестве «подарка». Начинается массовый исход русских из Маньчжурии. По опубликованным в свое время данным, в 1934 г. в Маньчжурии насчитывалось 43 тыс. русских белоэмигрантов и около 30 тыс. советских граждан [79], подавляющее большинство которых вернулось в СССР в 1935 г. после продажи КВЖД Японии.

После оккупации японскими войсками Маньчжурии в 1931 году Г.М. Семенов был вызван к начальнику 2-го отдела штаба Квантунской армии полковнику Исимура. По воспоминаниям Семенова на процессе, тот заявил, что японский генеральный штаб разрабатывает план вторжения японской армии на территорию Советского Союза и отводит в этой операции большую роль белоэмигрантам. Он предложил Семенову готовить вооруженные силы из белоэмигрантов [80].

Семеновцы всячески подчеркивали свою преданность японской империи и ее сателлитам. 10 марта 1932 г., на следующий день после провозглашения Пу И верховным правителем Маньчжоу-Го, белоэмигрантская газета «Мукден», которая издавалась под редакцией одного из сподвижников Семенова – генерала Клерже, вышла под лозунгом «Да здравствует новая счастливая эра «Да-Тунь!», приветствуя «от всей души и с полной почтительностью и искренностью» нового верховного правителя.

После смерти генералов Хорвата и Дитерихса атаман Семенов претендовал на роль единоличного вождя контрреволюции на Дальнем Востоке. В эти годы, когда опасность возникновения японо-советской войны на Дальнем Востоке стала постоянным фактором, его имя не раз называлось в белоэмигрантских кругах. «Будучи лично связан с вдохновителями японских агрессивных планов – генералами Танака, Араки и др., Семенов по их заданию участвовал в разработке планов вооруженного нападения на Советский Союз и предназначался японцами в качестве главы т.н. буферного государства, если бы им удалось вторгнуться на территорию советского Дальнего Востока» [81]. Мы цитируем выдержку из обвинительного заключения, которое было предъявлено Семенову Военной коллегией Верховного суда СССР в 1945-1946 гг. (за преступления суд приговорил Г.М.Семенова к повешению). Эмигрантские источники только подтверждали сделанные в этом заключении оценки.


18 января 1932 г. японцы спровоцировали в Чапее (Чжабэе) – рабочем предместье Шанхая – столкновение с китайцами. Несмотря на то, что гоминьдановский мер Шанхая согласился удовлетворить японские требования, японское командование направило в Шанхай значительные военно-морские силы. В конце января 1932 г. Японские части заняли Чапей.

Японская попытка захватить Шанхай, цитадель иностранного капитала в Китае, встревожила правящие круги Англии и США. Лондонское правительство потребовало от японского правительства объяснения, но правительства Англии и США действовали порознь, адресуя каждое в отдельности японского правительству свои ноты протеста. Новая инициатива государственного секретаря США Стимсона добиться согласия английского правительства на присоединение к американскому протесту против нарушения Японией Вашингтонского договора девяти держав не увенчались успехом. Стимсон вынужден был даже апеллировать к общественному мнению, рассчитывая, что при помощи прессы правительству США удастся воздействовать на Англию и добиться от последней совместного демарша против Японии. Однако выступление Стимсона с осторожной критикой Англии, осуществленной в форме открытого письма на имя сенатора Бора, опубликованного в американской печати 24 февраля 1932 г. не изменило позиции английского правительства.

Японские захватчики продолжали безнаказанно свои атаки в Шанхае, и только самоотверженная борьба китайских рабочих Чапея, действовавших совместно с частями 78-й дивизии 19-й китайской армии, заставила их отказаться от попыток овладеть городом.

11. Верховный правитель Маньчжоу-Го

Потерпев поражение в Шанхае, Япония занялась укреплением своего военно-политического аппарата на оккупированной территории трех северо-восточных провинций Китая. Еще в ноябре 1931 г. Совету Лиги наций стало известно о «похищении» японцами свергнутого с престола бывшего китайского императора Пу И.

Пу И в своих воспоминаниях рассказывает, что накануне 18 сентября 1931 г., он только и думал о том, что скоро вновь станет императором. 30 сентября 1931 г. в Тяньцзине Пу И был приглашен в японские казармы, где ему вручили большой конверт, в котором находилось письмо от его дальнего родственника Си Ся, являвшегося начальником штаба у заместителя главнокомандующего Северо-Восточной армией Чжан Цзолиня и одновременно губернатором провинции Гирин (Цзилинь) [82]. Си Ся, воспользовавшись отсуствием своего начальника, сдал Гирин японским войскам без боя. В письме Си Ся просил Пу И, «не теряя времени, немедленно» вернуться в «колыбель своих предков»; с помощью японцев, писал он, «мы сначала получим Маньчжурию, а потом и Центральный Китай» [83]. Си Ся сообщал, что, как только Пу И вернется в Шэньян, Гирин сразу объявит о восстановлении цинской монархии.

В день получения письма от Си Ся японцы предложили Пу И перебраться на Северо-Восток.

2 ноября ночью Пу И посетил начальник разведки в Шэньяне японский полковник Доихара [84], предложив Пу И выехать в Шэньян и встать во главе «нового» государства в Маньчжурии.

Во время разговора, состоявшегося между Пу И и Доихара, Пу И спросил: «Каким будет новое государство?». Доихара ответил: «Я уже сказал, что это будет независимое, суверенное государство, в котором хозяином станет император Сюаньтун (то есть Пу И – В.У .)».

« – Я спрашиваю не об этом. Я хочу знать, будет ли это республика или монархия?

– Этот вопрос можно решить по приезде в Шэньян.

– Нет! – решительно возразил я. – Если реставрация осуществится, то я поеду; если же нет – то остаюсь здесь.

Он улыбнулся и, не меняя тона, сказал:

– Конечно, монархия. Никаких сомнений на этот счет быть не может.

– Если монархия, то поеду!» – воскликнул Пу И.

Тогда прошу, ваше величество, выехать как можно скорее и во что бы то ни стало до 16 числа прибыть в Маньчжурию. После приезда в Шэньян мы подробно обсудим все планы [85].

10 ноября 1931 г. Пу И бежал из Тяньцзиня, спрятавшись в багажнике гоночной машины. Шофер оказался не очень опытным, и когда гоночная машина выезжала из ворот Тихого сада, она врезалась в телеграфный столб, Пу И сильно ударился головой о крышку багажника, затем машина понеслась дальше, подпрыгивая на ухабах, ее сопровождала другая, в которой сидел Есида. Машина остановилась у условленного места у ресторана, Есида выйдя из своей машины, подошел и открыл багажник спортивной машины, где сидел Пу И, и помог ему выбраться оттуда. Они зашли в ресторан, где их уже ожидал японский офицер – капитан Магата. Он снабдил Пу И японской военной шинелью и фуражкой, в которую должен был быстро переодеться беглец.

Затем они в двух машинах – спортивной и японской военной – помчались по набережной реки Байхэ прямо в порт. Там их ждал небольшой пароходик с погашенными огнями «Хидзияма мару», который принадлежал транспортному отделу японского штаба. В виду перевозки «особого» груза на палубе были навалены мешки с песком и установлены стальные листы брони. На борту находилось около десятка японских солдат, на которых было возложена охрана императора. На этом пароходике была спрятана большая бочка с бензином, о которой Пу И ничего не знал, хотя сидел от нее в трех метрах. Предполагалось, что, если побег не удастся, и корабль начнут преследовать китайские войска, японские солдаты подожгут пароход. В полночь они добрались до устья реки Дагу, туда должно было по плану прийти японское торговое судно «Авадзи мару» и взять на борт императора. Наконец, утром 13 ноября пароход «Авадзи мару» с Пу И причалил в порту горда Инкоу провинции Ляонин. Такова история «похищения» Пу И японцами.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30