Рождественская карусель

На то, что Пит сможет добраться сюда из Хексема, нет никакой надежды. А значит, Шон будет заперт с беглой невестой в четырех стенах не два-три часа, как он рассчитывал, а гораздо дольше.

Нельзя сказать, чтобы такая перспектива его обрадовала. Вернувшись к своей машине, Шон швырнул сумку на заднее сиденье и с грохотом захлопнул дверцу.

— Нам далеко ехать? — поинтересовалась пассажирка, когда он сел на место водителя и вставил ключ в зажигание.

— Около пяти миль. Правда, придется тащиться с черепашьей скоростью.

Мотор завелся с первого раза, и Шон мысленно возблагодарил Небеса. Ему не хотелось находиться в машине ни секунды долее необходимого. И дело было вовсе не в плохой погоде.

Эта женщина кружила ему голову и будоражила чувства. Хоть она и запахнула пальто, но совсем спрятать ноги не смогла: длинные и стройные, они были в опасной близости от его ног. Шону вспомнились ее тонкие черные чулки, кружево подвязок, белоснежная кожа бедер, и во рту мгновенно пересохло. Поспешно, опасаясь выдать себя, он облизнул губы и уставился на дорогу.

— Похоже, метель затянется надолго, — с тревогой заметила она. — Вы говорите, ваш дом стоит на отшибе?

Шон бросил на пассажирку быстрый взгляд и тут же отвернулся, мрачно уставившись на дорогу. Лучше не смотреть. И метель ему на руку.

— Да. Во всяком случае, соседей у меня нет. Пит клялся, что его невеста — красавица, каких свет не видывал. Но Шон приписывал его восторги воздействию любви, которая, как известно, зрячих превращает в слепцов. Если женщина и красива — что из того? Под яркой оберткой слишком часто скрывается гниль.

Но Шон никак не ожидал, что с первой же минуты ощутит к невесте Пита такое яростное влечение. Стоило ему услышать шорох шелка, когда она закинула ногу на ногу, как внизу живота все болезненно напряглось.

— А если снежные заносы отрежут нас от мира? — с дрожью в голосе спросила она. — Вы, кажется, говорили, что город недалеко отсюда? Может быть, повернем и…

— И застрянем в сугробе или свалимся в канаву? Нет, благодарю. Может быть, вы и готовы рискнуть жизнью, но меня увольте. Я знаю, что такое автомобильная авария. И, поверьте, не горю желанием повторить этот опыт.

Она резко обернулась, и Шон невольно вздрогнул, когда длинная прядь волос, взметнувшись, коснулась его щеки. Лицо девушки в слабом свете приборной доски казалось бледным, словно у привидения.

— Так вот как… это случилось? Вы попали в аварию?

Шон с ужасом понял, что она собирается положить руку ему на плечо. Сердце его отчаянно заколотилось. Отвернувшись и крепко сжав губы, он уставился вперед, туда, где метались в диком танце снежные хлопья и двигались взад-вперед снегоочистители. «Не трогай! — как бы говорили его поза и выражение лица. — Не смей ко мне прикасаться!"

— Простите, — тихо произнесла она, — я не должна была спрашивать.

— Почему бы и нет? — Пожатием плеч Шон отмел ее сочувствие. — Это так и было. Но в вашей жалости я не нуждаюсь.

— Это не жалость!.. Я хочу сказать… я должна была догадаться, что вам неприятно говорить об этом. Должно быть, вы хотите забыть…

— Забыть? — Шон рассмеялся хриплым, безрадостным смехом. — Если бы я мог забыть! Но нет, не могу. Стоит закрыть глаза…

— Не надо!

На этот раз, движимая не состраданием, но ужасом, она таки вцепилась ему в руку. Прикосновение обожгло Шона, словно пальцы ее были раскалены добела, и он невольно отдернул руку.

— Не беспокойтесь, дорогая, я не собираюсь закрывать глаза. Не хочу, чтобы осколки стекла изуродовали и ваше милое личико.

— Простите… — снова прошептала девушка. Уголком глаза Шон заметил, что она дрожит.

— Вы, кажется, замерзли?

Радуясь возможности хоть на секунду отвлечься, он наклонился и включил отопление. Девушка торопливо пробормотала слова благодарности. Шон молча кивнул и снова уставился на дорогу, тонущую в водовороте метели.

Наконец впереди показался поворот к коттеджу.

— Почти приехали! — с напускной бодростью объявил Шон. — Но теперь придется трудновато.

Эта дорога вся в выбоинах, по ней и в хорошую погоду ездить несладко. Так что лучше держитесь.

Восприняв его слова буквально, Лия опустила руки и схватилась за края сиденья. От этого движения пальто ее снова распахнулось, по салону поплыл кружащий голову аромат духов, и Шон мысленно обругал себя за необдуманный совет.

Запах был сочным, пряным, пьянящим, как она сама. За благоуханием экзотических цветов скрывался иной тон — мощная чувственная струя, от которой Шон едва не застонал вслух. Вдыхая этот запах, он не мог не вспоминать о том, как она прижималась к нему, как прикасалась к шее мягкими теплыми губами, как таяла в его объятиях. Она так жадно ответила на его поцелуй…

Господи, этого еще не хватало! Первобытное мужское желание рвалось с цепи, призывая сжать ее в объятиях и зацеловать до потери сознания… «Смотри на дорогу, дурень!» — приказал себе Шон.

— Хотите, я поведу машину?

Черт возьми! Неужели она что-то заметила? Может быть, он слишком тяжело дышит? А может, его чувства отразились на лице… или, того хуже, на иных частях тела?

— Вам, наверно, нелегко водить машину после…

"После той аварии». Этих слов девушка не произнесла, они повисли в воздухе, но Шон без труда догадался, что она хотела сказать.

— Эта машина стоила мне больших денег. И я не хочу, чтобы она окончила свой путь в канаве!

— В нормальных условиях я вожу машину аккуратно и внимательно, — ледяным тоном ответила она. — Но это… — она махнула тонкой рукой в сторону окна, за которым бесновалась мутная снежная круговерть, — такие условия вряд ли можно назвать нормальными.

— Аккуратный и внимательный водитель дважды подумал бы, прежде чем вообще выезжать из дому в такую погоду.

Девушка с шумом выдохнула воздух сквозь стиснутые зубы. Похоже, выпад Шона ее задел.

— Позвольте напомнить, что вы тоже оказались на дороге в метель! Между прочим, я, когда выезжала, не видела на небе ни единой тучки!

— Я тоже, — мрачно ответил Шон. — А жаль, иначе у меня появилась бы причина остаться дома!

Сославшись на плохую погоду, он мог бы отказаться от поисков блудной невесты Пита. От поисков, которые сам считал бесполезной тратой времени.

Вовсе не факт, рассуждал он, что красотка Энни непременно заедет в «Ночную сову». А если и заедет — как он ее узнает? А если и узнает — как завяжет с ней разговор? А если и заговорит, — как убедит ее вернуться к Питу?

Шон был так уверен в безнадежности своего предприятия, что даже ужинать не стал, заказал только чашку крепкого кофе. Однако, едва официант поставил чашку на стол, тяжелые, быстро бегущие тучи за окном возвестили о приближении снежной бури.

"Если у Энни Эллиот осталась хоть капля здравого смысла, она остановится где-нибудь и переждет метель», — решил Шон и, расплатившись по счету, отправился домой. Кто же мог ожидать, что по дороге он наткнется на тот самый серебристый «рено»? Право, у судьбы странное чувство юмора…

— И не пришлось бы взваливать на плечи такую обузу, как я? — ворвался в его мысли гневный голос девушки.

— Этого я не говорил.

— Вам и говорить не нужно! У вас на лице написано, как я вам противна и как вы мечтаете поскорее от меня избавиться! Могу заверить, мне ваше общество ничуть не приятнее.

— Рад это слышать, — сквозь зубы заключил Шон.

Она ластилась к нему, словно приблудная кошка. Распахивала пальто, умело демонстрируя декольте. Соблазнительно прижималась к нему… о, Шон понимал, почему!

Она узнала его. Назвала по имени — фамильярно, словно старого друга. К этому Шон привык и не обижался, понимая, что большинство людей видит в нем не реального человека, а экранного супергероя, лживый миф, созданный телевизионщиками…

— Поэтому, думаю, мне лучше всего воспользоваться вашим телефоном, позвонить в дорожную службу и сразу…

При звуках ее голоса, исполненного ледяной вежливости, Шона вновь охватила ярость.

— Не все так просто, — холодно ответил он. И в эту бессердечную, распутную тварь влюбился его брат! Завладев сердцем бедного парня, она вдоволь наигралась с ним, разорвала надвое и отшвырнула прочь, а сама умчалась, не оглядываясь. А Пит готов ползать перед ней на коленях, умоляя вернуться! Нет, она этого не стоит!

Все женщины таковы — словно паучихи, они заманивают в свои сети мужчин и высасывают из них все соки. Такой была и Марни… Слава Богу, она навсегда ушла из его жизни.

Но сегодня ему пригодится печальный опыт прошлого. Он намерен преподать этой леди урок. Не одна она умеет играть чужими чувствами. Он притворится, что попался на крючок, а когда она готова будет праздновать победу, сбросит маску и покажет ей, что людей нельзя оскорблять и унижать безнаказанно.

— Так легко вы не уйдете!

— Не уйду? — тревожно повторила она. Черт, надо быть осторожнее! Не к чему ее запугивать! Шон послал ей широкую улыбку и ответил, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и дружелюбно:

— Ну, сами подумайте, что может сделать дорожная служба в такой буран! Так что, дорогая моя, некоторое время нам с вами придется довольствоваться обществом друг друга.

Глава 3

— Вот и приехали!

Голос Шона донесся до Лии словно сквозь сон. Автомобиль, мягко качнувшись, остановился: опасное путешествие было окончено. Только сейчас девушка начала понимать, что напряжение, сковавшее ее тело, вызвано страхом — но страхом не перед метелью и обледенелой дорогой, а перед мужчиной, сидящим рядом.

Нервы ее натянулись, словно скрученные чьей-то безжалостной рукой. Ей почудилось или в словах Шона и вправду была угроза?

— Ну, как вам мое убежище?

Голос его звучал легко и весело, и Лия подумала, что напрасно воображает себе невесть что.

Она взглянула на дом, почти скрытый за плотным пологом метели.

— Не совсем то, чего я ожидала.

В самом деле, она думала, у него изящный коттедж, как у всякого преуспевающего человека, а вместо этого взору ее предстал приземистый дом с толстыми серыми стенами и двускатной крышей — неказистое, но прочное строение, в каких обитают небогатые фермеры.

— Я не думала, что Шон Галлахер может жить в таком доме, — произнесла она с нервным смешком, не зная, что еще сказать.

Вмиг исчезла его улыбка, тонкие губы плотно сжались.

— Мой образ на экране и я — совершенно разные люди, — ответил он, холодно и четко выговаривая каждое слово, словно произносил приговор.

— Простите, я и не собиралась путать вас с инспектором Каллендером.

Он равнодушно пожал широкими плечами.

— Обычная ошибка. Каждую неделю люди видят меня в одной и той же роли. Естественно, им начинает казаться, что я и мой герой — одно и то же.

Сжатый рот и горькая складка меж бровей ясно показывали, как относится Шон к подобного рода популярности.

Теперь-то Лия начала понимать, почему он с самого начала разговаривал с ней так грубо и враждебно: Галлахер принял ее за одну из своих поклонниц, которых, судя по всему, терпеть не может.

Кровь в ее жилах закипела при мысли, что Шон принял ее за пустоголовую любительницу сериалов. Но это и к лучшему: так хоть можно объяснить ее непростительное поведение. Легкомысленная поклонница актера, внезапно оказавшись лицом к лицу со своим идолом, обалдела от радости и полезла целоваться. Кошмар, конечно… но лучше уж прикинуться дурочкой, чем признаться Шону и самой себе, что причины этого страстного порыва для нее самой остаются загадкой.

— Ну что, будем сидеть на морозе до посинения или все-таки пойдем в дом? Вот вам ключ.

Лия взяла ключ и подхватила маленькую сумочку.

— Дверь оставьте открытой. Я возьму ваш багаж и приду.

Ледяной ветер ударил ей в лицо. Торопливо, спотыкаясь и поскальзываясь на обледенелой земле, Лия добежала до крыльца и с облегчением вздохнула, спрятавшись от снега под козырьком.

Дрожащей от нетерпения рукой она отперла дверь и оказалась в тесной прихожей с выложенным плиткой полом.

Шон шел за ней по пятам. Переступив порог, он поставил ее сумку на пол и захлопнул дверь.

Как и Лия, он был весь в снегу. Снег лежал на голове и на плечах, блестел в темных волосах и — неожиданная и трогательная деталь — прозрачными слезами таял на длинных ресницах, обрамляющих удивительные сапфировые глаза.

— Кухня вон там…

Он махнул рукой в конец прихожей, постучал ботинками, стряхивая снег, передернул плечами, рассыпая вокруг брызги талой воды, — огромный, сильный, прекрасный, как дикий и своенравный зверь.

— Я недавно топил камин, так что там тепло. И, если хотите…

Он поймал ее взгляд, и слова замерли у него на устах.

«Что ты застыла на месте? — сердито спрашивала себя Лия. — Какого дьявола стоишь и пялишься на него, словно последняя идиотка? Немедленно снимай пальто и иди туда, куда он сказал!»

Легче сказать, чем сделать! Ноги ее словно приросли к полу. Казалось, каждая клетка ее тела, каждое нервное окончание, разбуженные каким-то властным магнитом, влекут ее к этому мужчине.

Еще на улице она поразилась его высокому росту и ширине плеч. Теперь же, в тесной, уютно обставленной прихожей, он выглядел не правдоподобно огромным, мощным… и опасным. Казалось, он ворвался в дом вместе с ледяным ветром — дух снежной бури, гордый, мрачный и неукротимый, как бушующая за порогом стихия.

Она не отрывала от него глаз, потому и заметила, как отреагировал он на ее пристальный взгляд. Начал снимать пальто — и вдруг замер, напрягшись, расправив могучие плечи. Глаза его потемнели, из синих став почти черными. Чувственное влечение обострило ее слух: она услышала, как он тяжело сглотнул, как пресеклось на миг его дыхание.

— Дайте-ка посмотреть на вас при свете, — произнес он хриплым голосом, как бы через силу, словно молчал несколько месяцев и отвык разговаривать. — Глаза у вас — совсем фиолетовые, как фиалки…

— Все говорят, что глаза у меня как у Элизабет Тейлор. — Собственный голос доносился до Лии откуда-то издалека. — Но, конечно, я совсем на нее не похожа. Во-первых, она брюнетка, а я…

Губы у нее пересохли, и она машинально облизнула их кончиком языка. Сумрачный взгляд Шона скользнул к ее губам — и сердце Лии заколотилось так, словно хотело выскочить из груди. Она сообразила, как он отреагировал на это.

— Не люблю жгучих брюнеток, — ответил он, словно разговаривая сам с собой. — Мне нравятся такие волосы, как у вас.

Протянув руку, он погладил влажную прядь, лежавшую у нее на плече. Прикосновение было нежным и осторожным, но Лия закусила губу, чтобы не отшатнуться.

Глаза Шона жгли ее синим огнем; она страдала в плену этих колдовских глаз, но не желала освобождения. Лия забыла о том, что лицо его изуродовано шрамом; она не видела безобразного красного рубца, пересекающего щеку, видела только черные, как вороново крыло, волосы, чувственный рот и, конечно, глаза — два сияющих синих сапфира.

В домике воцарилась тишина. Тяжелое дыхание Шона громом отдавалось в ушах Лии; она чувствовала на лице его теплое дыхание, и от этого ощущения все тело ее покрывалось мурашками.

— Так что вы хотели сказать? — спросил Шон.

Казалось, он прекрасно знает, что она чувствует, и сам испытывает то же самое: чувствует, как сгустился воздух, как пробегают между ними незримые искры.

Он медленно наклонился к ней, и Лия в панике зажмурилась. Но в следующий же миг, сообразив, что Шон может истолковать это как приглашение к поцелую, открыла глаза и, не в силах выдержать его пронзительный взгляд, уставилась выше — на чистый высокий лоб, перечеркнутый мокрой прядью.

— Шон…

Капля талой воды сбежала с волос на лоб Шона, подползла к уголку глаза. Лия инстинктивно протянула руку…

— Не надо!

Этот окрик заставил ее испуганно замереть, ладонь остановилась на уровне его щеки.

— Она могла попасть вам в глаз… Теперь в глазах его не осталось синевы, они были черными, словно две полыньи в морозную ночь.

— А вы готовы оберегать меня даже от попавшей в глаз воды?

Голос его звучал насмешливо, но губы тепло улыбались, и в пристальном взгляде читалось желание.

С недоверчивым изумлением Лия следила, как улыбка его становится шире, как он медленно поворачивает голову, прижимаясь щекой к ее руке. Она остро, почти болезненно ощущала его теплую кожу, гладкую под пальцами, шероховатую и колючую ниже, там, где была отросшая за день щетина.

Не в силах сдержаться, она тихонько застонала. И сдавленно вскрикнула, когда Шон прикоснулся к ее ладони губами. От этого поцелуя рука ее вспыхнула, словно пронзенная огненной стрелой.

Она отдернула руку и, словно раненая, прижала ее к груди. Фиалковые глаза ее потемнели, стали черными, словно метельная ночь за окном.

— Зачем вы это сделали?!

— Зачем? — хрипло повторил он. — Потому что мне так захотелось. Потому что показалось, что так нужно. Потому что мне это понравилось. И еще… — Он взял ее за руку и снова поднес к губам. — И еще потому…

Не сводя с ее лица темных расширенных глаз, он снова прильнул губами к ее ладони. Поцеловал поочередно каждый палец, а последнего коснулся языком. Затем поднес зацелованную руку к ее приоткрытому в изумлении рту, словно желая передать поцелуй на расстоянии. Лия вздрогнула: ноги с трудом держали ее, она уже не знала, на каком она свете.

— ..потому что вы тоже этого хотели, — мягко закончил он.

— Господи! — еле слышно выдавила Лия.

— Разве не так?

Можно отрицать, но зачем? Он знает, что не ошибся. Нетрудно догадаться, что она чувствует — по потемневшим глазам, по частому, затрудненному дыханию, по красным пятнам на щеках, по тому, как вздымается и опадает в глубоком вырезе полная грудь.

— Да…

Это коротенькое слово она вымолвила так, словно просила пощады, но, едва произнесла его, ощутила странное освобождение, как будто упал с плеч тяжелый груз.

— Да! — повторила она громче и тверже. — Да!

— Я так и думал.

Передернув плечами, он сбросил пальто на пол. Оно упало с глухим звуком, а дальше Лия ничего не видела и не слышала. Шон привлек ее к себе; сильные руки взъерошили ей волосы, запрокинули голову, и безжалостные мужские губы впились в рот страстным поцелуем. Слабо застонав, Лия приоткрыла губы, и языки их встретились.

Шон застонал в ответ и оторвался от ее рта. Теперь он целовал ее в щеки, в глаза, в шею, торопливо и жадно, словно голодный, перед которым целый стол с изысканными яствами.

Одной рукой удерживая в плену ее голову, другой он сбросил с Лии пальто и прижал ее к стене, просунув ногу меж ее ног. Теперь она не могла даже пошевелиться.

Сквозь тонкое платье проникал в нее жар его тела; бедром он раздвинул ей ноги и прижался к ней вплотную. Лия подчинилась с радостью, чувствуя, как возгорается в сердцевине ее существа жаркий огонь.

— Шон…

Она простонала его имя таким голосом, каким умирающий от жажды в пустыне просит воды. Шон хрипло рассмеялся в ответ. Он понимал, что она чувствует, сам испытывал то же самое.

— Не знаю, как это случилось, — пробормотал он, горячим дыханием обжигая ей щеку. — Знаю только, что иначе и быть не могло. Едва я тебя увидел — о Боже!.. — По мускулистому телу его прошла дрожь. — Я думал, что ты тяжело ранена или мертва. Думал…

— Шон! — нетерпеливо прервала она. — К чему слова? Лучше поцелуй меня еще раз!

— С величайшим удовольствием!

На этот раз он не просто целовал ее. Рот его превратился в чудно настроенный инструмент, призванный дарить наслаждение. Он прикасался, ласкал, пощипывал, нежно покусывал ее шею, плечи, белоснежную грудь над линией выреза.

И руки его не оставались без дела: скользнув вверх, они обхватили груди Лии. Большими пальцами Шон обводил круги вокруг сосков до тех пор, пока нежные бутоны не напряглись, туго натянув платье.

Откинув голову, закрыв глаза, каждой клеточкой впитывала Лия новые ощущения. Все тело ее пылало огнем. Нетерпеливыми пальцами она впилась в синий свитер Шона, вытащила его из-за широкого кожаного пояса и, испустив сдавленный восторженный возглас, коснулась его разгоряченного тела.

Она гладила его руки, плечи, грудь, и могучие мышцы вздымались и опадали под ее лаской. Пушистая поросль на груди, крохотные камешки сосков — все это, так не похожее на ее собственное тело, наполняло ее неведомым прежде восторгом.

Под ладонью ее тяжко билось мощное сердце. Чувственным, кошачьим движением Лия выгнулась навстречу Шону, прижавшись животом к его животу, и ощутила, как сердце его пустилось в пляс.

Шон оторвался от ее губ и улыбнулся широкой, торжествующей улыбкой.

— Думаю, в спальне нам будет удобнее, — прошептал он, щекоча ей щеку горячим дыханием.

— Ты прав, — еле слышно ответила она. Шон обхватил ее за талию и, словно в танце, повел в спальню. Когда он распахнул дверь ногой, Лия успела разглядеть старинный камин и массивные, обтянутые золотисто-ржавым бархатом кресла, а в следующий миг Шон уже опрокинул ее на мягкую кушетку и лег сверху.

— Так лучше? — спросил он, задыхаясь, словно только что пробежал марафонскую дистанцию.

— Гораздо лучше! — со счастливой улыбкой заверила его Лия.

— Теперь-то я поцелую тебя как следует! Лия уже открыла рот, чтобы спросить: «А чем же ты до сих пор занимался?» — но в следующий миг Шон ясно дал ей понять, что имел в виду. Словно ураган, он ворвался в ее приоткрытые губы, дразня, возбуждая, будя сладкие мечты об ином, более интимном проникновении.

Каждая ласка, каждое прикосновение усиливали ее чувственный голод. Лия не могла больше терпеть. Она отчаянно извивалась под ним, мечтая ощутить его всем телом.

— На тебе слишком много надето! — прошептала она, нетерпеливыми пальцами дергая свитер.

— То же самое я могу сказать о тебе.

— М-м… в самом деле. — Лия призывно шевельнула бедрами. — И платье на мне слишком тесное.

— Вот как? Сейчас помогу.

Он стянул платье с ее плеч и, расстегнув, сбросил на пол лифчик. Затем, стащив с себя свитер, лег на нее и прижался грудью к ее обнаженной груди. Она издала стон — ни с чем не сравнимый стон чистого наслаждения, и лицо Шона осветилось торжествующей улыбкой.

— Какая ты сексуальная! — пробормотал он, уткнувшись ей в плечо, скользя горячими поцелуями по выпуклому холмику груди. Секунду помедлив, обхватил губами пылающий розовый сосок — и Лия взвизгнула, корчась в невыносимо сладкой муке.

— Боже… Боже мой…

Она конвульсивно выгнулась, запрокинув голову, с соблазнительным бесстыдством предлагая ему себя.

— Не останавливайся! — взмолилась она. Шон мягко рассмеялся, уткнувшись ей в грудь.

— Я и не собирался!

Он потянул вверх ее юбку, обнажая кружевные подвязки чулок. Лия подалась вверх, чтобы облегчить ему работу.

Теперь лишь тоненькая полоска полупрозрачного шелка преграждала ему путь. Лия вскрикнула, и голос ее слился со звоном старинных часов, которым вдруг пришла охота бить.

Звон часов отдавался у Лии в голове, от него невозможно было скрыться, и неожиданно для себя она поняла, что считает удары.

Шесть… семь… восемь… девять…

Девять! С последним ударом точно ледяная стрела вонзилась в ее мозг, изгоняя прочь волнение страсти.

Девять часов! Она же обещала… Боже, да что с ней?!

— Нет!

В голосе ее слышался такой ужас, такое отчаяние, что Шон не мог не остановиться. Синие глаза его, пылающие страстью, встретились с ее испуганными глазами.

— Милая…

— Я сказала, нет!

Она яростно оттолкнула Шона и села, одной рукой прикрывая грудь, другой торопливо одергивая юбку. Ее жег невыносимый стыд.

Что на нее нашло? Как она могла? Почему позволила этому зайти так далеко?

Девять часов! Прощаясь с Энди, она обещала, что позвонит ему в девять, ведь он будет волноваться, благополучно ли она добралась до родительского дома.

Но до матери она не доехала. И, по правде сказать, сейчас самое время побеспокоиться о своем благополучии. Она в незнакомом доме, с мужчиной, которого знает лишь пару часов. С мужчиной, о котором ей ничего не известно — кроме того, разумеется, что он снимается в телесериале.

— Нет!

На этот раз в возгласе ее звучали жгучий стыд и отвращение к себе.

— Такое не должно было случиться! Это нечестно… не правильно… я… я помолвлена с другим!

Она не знала, какого ответа ждала. Может быть, бурного протеста. Или вкрадчивого, соблазнительного шепота: «Забудь о нем, милая, он остался в прошлом, мы созданы друг для друга…» — и поцелуев, убаюкивающих совесть.

Но Шон вдруг побелел как мел. Она еще договорить не успела, а он отдернул руки, словно Лия сообщила ему, что больна какой-то ужасной и очень заразной болезнью.

Бросив на нее взгляд, полный ярости и отвращения, он вскочил и бросился прочь от дивана, к окну.

— Помолвлена! — дико взревел он. — Да, черт побери, помолвлена! Ты дала слово, слышишь, ты, двуличная дрянь?!

— Шон… простите меня.

Это все, что Лия смогла из себя выдавить. Тело налилось тупой опустошающей болью, как будто ее избили. Воздух неприятно холодил обнаженные груди со вспухшими от возбуждения сосками. Но страшнее физической боли было чувство потери, наполнившее Лию глухим отчаянием.

— Я… мне очень жаль.

— Тебе жаль! — Он круто развернулся; с бледного, искаженного гневом лица сверкнули синие глаза. — Тебе! А я что должен чувствовать?! Я же знал… — Он яростно выругался, стукнул себя кулаком по лбу и затряс головой, словно сам не верил собственной низости. — Да, черт возьми, ты помолвлена! Но тебя это не остановило, верно? Тебе на это наплевать? Так скажи мне…

Последние слова он произнес угрожающе мягким тоном. Лия съежилась и отползла к стене: ей вдруг показалось, что Шон готов ее ударить.

— Так скажи мне, ненасытная стерва, сколько тебе нужно?

Лия нахмурилась, тщетно пытаясь собрать воедино разбегающиеся мысли. Почему он так разозлился? И о чем ее спрашивает?

— Сколько же, дорогая моя? — почти прошипел он, словно радуясь возможности побольнее ее оскорбить. — Ведь, судя по всему, двоих мужчин тебе недостаточно!

Глава 4

«Я помолвлена с другим!»

Эти слова поразили Шона, словно удар дубиной по черепу. Ему хотелось, встряхнув головой, прогнать их, как кошмарный сон. Но ужасные слова не уходили, снова и снова эхом откликались в мозгу, заставляя его совесть содрогаться в болезненных конвульсиях.

«Я помолвлена!»

Да, черт возьми, еще как помолвлена! И тебе, Шон Галлахер, прекрасно известно, кто ее жених.

Помолвленная или нет, она не для Шона. Ему ли не знать, как дорога эта женщина его брату!

— Шон…

Он резко отвернулся, не желая больше видеть ее бледные стройные ноги, распростертые на бронзовом покрывале, полную грудь…

— Прикройся!

В хриплом голосе его звучало отвращение. Шон не мог поверить, что еще минуту назад эта девушка казалась ему прекрасной. Все как в сказке, думал он с горькой иронией, только наоборот: от его поцелуев прекрасная принцесса превратилась в мерзкую ядовитую жабу.

Но страшнее отвращения и чувства вины был стыд за собственную глупость. Собирался преподать ей урок, а вместо этого сам угодил в искусно расставленную ловушку! Вел себя как мальчишка, совсем потерял голову… Да что там — даже сейчас тело и душа его ныли от неудовлетворенного желания.

Боже, а он-то считал себя разумным, рационально мыслящим человеком! Но, как видно, рано обрадовался победе над примитивными инстинктами.

Женщина на кушетке не шевелилась.

— Я сказал, прикройся! — рявкнул он. — Думаешь, мне приятно смотреть, как ты выставляешь себя напоказ?

На этот раз она его услышала. Села, спустив ноги с дивана, поспешно одернула платье. Удивительные фиалковые глаза ее вспыхнули гневом.

— Я выставляю себя напоказ?! Хочешь сделать вид, что ты ни при чем? Что я набросилась на бедного, невинного мальчика?

— Кой черт, невинного! — прорычал Шон, повернувшись к ней лицом… и тут же понял, что оборачиваться не стоило.

Темные волосы ее в беспорядке разметались по плечам, в огромных расширенных глазах злость смешалась с детской беззащитностью. Губная помада размазалась, и Шон слишком хорошо помнил, почему.

О, как он целовал ее! Как она открывала ему навстречу мягкие губы, как прижималась всем телом, как сплетались в жаркой схватке их языки… Шон едва не застонал вслух.

— Да, мы оба хотели друг друга. Но ты не сказала мне правды. Ты солгала…

— Нет! Я не сказала ни слова лжи!

— Но не сказала и всей правды! — отрезал Шон. — А это — та же ложь. Ты предпочла не вспоминать о женихе, пока не стало слишком поздно…

— Ты прав.

Девушка прикусила губу; предательская влага блеснула на ресницах. Шон почти пожалел о своей резкости. Чтобы вновь обрести присутствие духа, ему пришлось напомнить себе, что эта девица уже облапошила двоих простаков, а теперь пытается обвести вокруг пальца и третьего.

— Но, видишь ли, это не помолвка в точном смысле слова. Я хочу сказать…

— Плевать мне на то, что ты хочешь сказать! — взревел Шон и, сжав кулаки, засунул их в карманы джинсов — от греха подальше.

В глубине души его росло темное, первобытное желание — желание схватить ее за плечи и трясти, пока душу из нее не вытрясет. Шон не узнавал себя: никогда прежде он не думал, что способен на такое.

Она права, это не «помолвка в точном смысле слова». Эта бессердечная кокетка походя разбила Питу сердце, а Шону теперь предстоит возвращать беднягу к жизни.

— Я считаю, — отчеканил он, — что никакая помолвка не допускает приключений на стороне.

— Я не любительница подобных «приключений»! — с возмущением воскликнула она. — Просто… просто не знаю, что на меня нашло.

— Вот как? А я, кажется, догадываюсь. На этот раз в бархатном голосе его прозвучала злейшая ирония. Девушка растерянно моргнула и потупилась; Шон вновь подумал, не перегнул ли палку, но усилием воли подавил в себе неуместное сострадание.

— Я знаю, что на тебя нашло, дорогая. Есть такое слово из шести букв. Грубое — согласен, но верно отражает суть дела. Догадалась или мне произнести его вслух? Это — похоть, моя дорогая, похоть чистейшей воды!