Конан и карусель богов

      Ответ последовал незамедлительно. Свистнула ответная стрела - и незадачливый дозорный беззвучно упал, схватившись за пробившее горло древко. Его напарник не успел даже понять, что происходит, как внезапно вынырнувшая из травы под самым его носом невысокая фигура нажала на спуск арбалета; тяжелый железный болт пробил доспехи и воин умер, не успев даже крикнуть.
      - Готовы, - шепотом сказал товарищу низкорослый воин с арбалетом. Проклятье, они успели подстрелить Стелима! Ума не приложу, как его смогли заметить...
      - Хватит болтать! - угрюмо перебил говорившего лучник. - Стелим был хорошим парнем, но нас ждут еще два их поста!..
      И тут произошло неожиданное. Мертвый воин с пробитой грудью, из которой торчало оперение толстой арбалетной стрелы, внезапно приподнялся. Его глаза оставались закрытыми, он двигался словно разболтанная кукла-марионетка; но прежде, чем оцепеневшие аквилонцы успели хотя бы снести ему голову, он повернулся к своему лагерю и закричал, предупреждая своих - жутким, нечеловеческим, мертвым голосом, на непонятном языке; долгие визгливые переливы прокатились между холмами, и хотя никто не мог разобрать слов, смысл поняли сразу.
      Внизу, в немедийском лагере, жуткому крику мертвого часового отозвались многочисленные трубы, разразившиеся тревожным ревом. Оправившиеся от неожиданности аквилонские воины с двух сторон бросились на восставшего из мертвых, два меча ударили разом, голова кричавшего покатилась по земле однако мертвый караульщик сделал свое дело. Внизу, в долине, немедийцы выстраивали боевой порядок с удивительной быстротой.
      И тут невдалеке грозно и мощно взревели аквилонские боевые рога. Тысячи и тысячи копыт ударили в землю, тысячи и тысячи подбитых железом сапог дружно сделали первый шаг. Охватившая под покровом ночи лагерь аквилонская армия двинулась вперед. Немедийцы не успели подняться на окружающие их лагерь холмы, как на гребнях их густо зачернели ряды пехоты. Наставив копья и на ходу стреляя из луков, гандерландцы и тарантийцы двинулись вниз. Конн словно предвидел, что враг каким-то образом сумеет не дать захватить себя врасплох - а против изготовившейся к бою тяжелой пехоты конница почти бессильна. Аквилонцы не могли ввязываться в долгую перестрелку - либо они сомнут и растопчут врага первым же ударом, либо... либо битву можно считать проигранной с самого начала.
      Самые сообразительные из немедийских командиров двинули свои сотни и десятки вперед, чтобы их не смял накатывающийся сверху вал аквилонских копейщиков, однако было уже слишком поздно. Шеренги сшиблись с громом и лязгом; сталь ударила в сталь. В первые же мгновения стало ясно, что немедийцам не удастся выдержать яростный натиск пеших воинов Конна. Наспех выстроенные ряды защитников лагеря рухнули; правильный бой превратился в хаотичный водоворот вспыхивающих тот тут, то там схваток; воины, быстрее других понявшие, что происходит, бросились наутек, однако лагерь был окружен со всех сторон широкими кольцами конных лучников и тех, кто выбирался из кровавой мясорубки боя в долине, за ее пределами встречал лишь смертоносный свист аквилонских стрел.
      Конн приказал вновь трубить в рога. Пешим воинам пришла пора уступить место коннице. Аквилонцы отхлынули назад, повинуясь командам, а вниз по склонам холмов хлынула кавалерия. Эта часть плана была рискованней всего - в суматохе боя конные и пешие легко могли перемешаться и помешать друг другу, однако все обошлось. Двинувшиеся на смену пехотинцам всадники прошли над лагерем, точно смерч; шатры и палатки рушились одна за другой; длинные копья аквилонских рыцарей насквозь пробивали бегущих, длинные мечи рубили тех, кто пытался остановиться и встретить опасность лицом к лицу.
      Аквилонские конники дважды промчались над разгромленным лагерем. Сперва казалось, что здесь встретит свой конец все полчище Бельверуса - хотя Конн не ввел в бой и половины своих сил, а немедийская армия ничуть не уступала аквилонской по численности. Однако мало-помалу немедийцы оправились. Те, кто лежал, накрыв голову руками и притворяясь мертвыми, нашли в себе силы и смелость подняться. То тут, то там стали появляться крепкие кучки пеших воинов, вставших спина к спине и выставивших копья. Таких кучек становилось все больше; сколь бы ни были тяжелы понесенные немедийцами в начале боя потери, в армии Бельверуса хватало и храбрых воинов, и умелых командиров.
      И дрались они с каждым мгновением все сноровистей и отчаяннее. Откуда ни возьмись, появились немедийские конники, схватившиеся с аквилонскими всадниками.
      Конан, Конн, Просперо, Гонзальвио, посланец Крома и пятеро воительниц в сопровождении королевской свиты поднялись на вершину одного из холмов, окружавших разгромленный лагерь.
      - По-моему, до победы рукой подать! - лицо Конна раскраснелось, глаза блестели.
      - Не торопись, немедийцы так просто не сдадутся, - проворчал Просперо, пребывавший в мрачнейшем расположении духа с самого начала сражения.
      - Капитан конных стрелков доносит, что перехвачено уже пятеро немедийских гонцов к шемитам с просьбой о подмоге! - крикнул Гонзальвио, прочитав поданный посыльным пергамент.
      - Кто-нибудь наверняка ускользнул, - не унимался Просперо. - Вскоре тут окажется вся орда...
      Конан молчал, игнорируя испепеляющие взоры своих подружек. Киммериец продолжал смотреть на развертывающееся перед ними сражение, хотя там уже шла обычная резня и соображения высокой стратегии и тактики были давно отброшены. Он видел внезапно усилившееся сопротивление уже, казалось бы, полностью разгромленных немедийцев и единственный, пожалуй, понимал, что это значит - Неведомые как следует дернули за приводные ниточки своих марионеток. Конан с трудом смирял жгучее желание вновь вскочить на коня, выхватив меч, и ринуться в атаку, увлекая за собой всесокрушающую лавину конного строя Черных Драконов. Время еще не пришло и, кроме того, у его гвардейцев ныне был другой повелитель...
      Конн отдавал команды строго и четко, не забывая вовремя двинуть в сражение свежий полк или отвести из мясорубки уже потрепанный - не следовало утомлять людей сверх меры. Каждая сотня в аквилонском войске имела свой собственный сигнал; воины были приучены собираться вокруг своих знамен и сигнальщиков; несмотря на хаос в немедийском лагере, отряды Конна почти не перепутались и могли в любой момент выйти из боя.
      Кое-где земля уже скрылась под ковром из мертвых тел; трава давно стала рдяной. Видно было, как какой-то знатный немедиец в одной белой рубахе, верхом на бешеном белоснежном коне носится кругами, пытаясь собрать своих и прорваться из гибельного кольца. Конан прищурил зоркие по-орлиному глаза и чуть присвистнул.
      - Да это же Альтурус, сын покойного Альрика! Во имя Крома, мальчишка же вырос в Аквилонии!
      - У тебя, боюсь, не осталось друзей вне пределов твоего былого королевства, - подал голос посланец Крома. - Неведомые умеют властвовать над душами. Их сетей не избегнет никто. Твой воспитанник стал одним из твоих злейших врагов. И, боюсь, тебя еще будут ждать подобные разочарования, Конан.
      - Тоже мне разочарование, - проворчал киммериец, пытаясь скрыть то, что слова посланца задели его.
      Тем временем весы сражения в долине неожиданно заколебались. Немедийцам удалось сомкнуть ряды; тесно сдвинув щиты и ощетинясь копьями, они двинулись на прорыв. Бельверусская армия уменьшилась на добрую половину; но все же в ней еще оставалось почти тридцать тысяч воинов. Немедийские всадники почти все погибли, уцелевшие лишились коней - но сумели остановить казавшийся неудержимым смерч аквилонской кавалерии. Гонзальвио поспешил вывести всадников из боя.
      В дело вступили боссонцы. Несравненные лучники, они умели вогнать стрелу в узкую смотровую щель рыцарского шлема за добрую сотню шагов; Конн заботливо приберегал небольшой отряд лесных стрелков - все остальные их сородичи сражались подле Велитреума, сдерживая натиск пиктских орд.
      Лучники с берегов Громовой реки встретили перешедших в атаку немедийцев убийственным градом тяжелых стрел. Не спасали доспехи, не помогали щиты; воины первых рядов снопами валились под ноги задним шеренгам, но немедийцы упорно смыкали ряды над павшими и продолжали свой гибельный натиск. Ответные стрелы летели неточно и их было мало. Вся надежда оставалась лишь на то, что аквилонцы не выдержат рукопашной; однако рассчитывать на подобное мог лишь тот, кто совершенно не знал армии, созданной Конаном Великим...
      Аквилонские трубы затрубили вновь. Пешие воины отхлынули назад, избегая ненужных потерь; боссонцы стреляли все быстрее и быстрее. Густой дождь стрел хлестал по наступающим рядам немедийцев, воины падали один за другим, однако на самом острие атакующего клина Конан постоянно видел мелькавшую белую рубаху юного Альтуруса. Молодой король Немедии казался заговоренным; его словно охраняли могущественные чары. Против собственной воли Конан почувствовал нечто, смахивающее на уважение к этому отчаянному мальчишке...
      - Пора пускать в дело гвардию, сын мой, - не громко произнес Конан на ухо сыну. - Стрелами ты немедийцев сегодня не остановишь.
      - Но разве тогда я остановлю их копьями? - возразил Конн.
      - Если дашь им оправиться - тогда не помогут ни стрелы, ни копья! Конан сдвинул брови, в глазах зажегся хорошо знакомый Конну гневный огонек.
      Просперо и Гонзальвио напряженно прислушивались к их словам, посланец же Крома и пятеро воительниц, казалось, окончательно потеряли всякий интерес к происходящему. Они стояли замерев, как будто пытались уловить нечто еле слышимое...
      Предоставленный самому себе, мощный кулак немедийского строя быстро поднимался по крутому склону холма, где ему преграждали дорогу лишь сотня-другая боссонских лучников. Несмотря на то, что аквилонские стрелки тратили одну связку стрел за другой, охладить пыл немедийцев было уже не в их силах. Ряды армии Бельверуса, в которых сейчас перемешались все панцирники и пращники, тяжеловооруженные всадники, лишившиеся коней легконогие лучники - упрямо лезли все выше и выше, не обращая внимания на потери. Еще немного - и они перевалят за гребень, уйдя из-под губительного ливня стрел.
      Вновь запели рога. Земля чуть дрогнула - это разом ударили в землю копытами сотни и сотни коней аквилонской гвардии. Черные Драконы перебросили копья под правую руку и, пригнувшись к гривам, дали шпоры коням. Вслед за лавиной всадников устремилась вперед и пехота - довершить разгром.
      И в тот миг, когда белая рубаха Альтуруса мелькнула уже на самом гребне, навстречу немедийцам вынеслись, подобно потокам черного пламени, две колонны конных гвардейцев Конана.
      Удар тяжелой кавалерии был стремителен, сокрушителен и страшен. Казалось, на землю пролился багряный дождь - человеческая кровь потекла ручьями, щедро пропитывая землю. Конан видел, как копья Черных Драконов пронзали насквозь тела, как не выдержала стена щитов и немедийский строй распался. На склоне вскипел небывалый человеческий водоворот. Часть бельверусских воинов в ужасе бросилась бежать обратно в лагерь, прямо под стрелы боссонцев; другие же, самые бывалые и крепкие духом, продолжали отчаянное, хоть и бессмысленное сопротивление; третьи падали на землю, решив затаиться и переждать среди мертвых тел. Черные Драконы рассекли толпу немедийцев надвое, и тут в дело вновь вступила аквилонская пехота. Белая рубаха Альтуруса в последний раз мелькнула среди сверкающих мечей и щитов и тогда немедийцы стали сотнями и тысячами бросать оружие. Но, конечно, не все: самые стойкие и опытные продолжали отбиваться, составив, как и в начале боя, тесные кучки с выставленными во все стороны копьями. Двум или трем таким небольшим отрядам удалось выбраться из гибельной долины; в погоню за ними Конн двинул несколько тысяч конных стрелков. Он отдавал этот приказ, еще не сознавая, что одержал первую в своей жизни победу; что немедийская армия перестала существовать и аквилонскому войску открывается теперь прямая дорога на осажденный Шамар.
      Подоспевшие придворные рассыпались в пышных поздравлениях молодому королю с блестящим успехом; Конн лишь отмахнулся. Он ловил взгляд отца однако Конан отчего-то хмурился. Заметив взор сына, киммериец, словно спохватившись, крепко хлопнул его по плечу, выражая свое молчаливое одобрение, и молодой король тотчас просиял.
      - Нельзя терять времени, - громко произнес он. - Раненых - в обозы! Бросить все тяжелое! Идем на Шамар.
      - Твой сын быстро усваивает уроки, - шепнул Конану посланец Крома. Киммериец криво усмехнулся - что толку в подобных похвалах, если час от часу все усиливается и усиливается неощущаемое другими давление на него, Конана, если все громче и громче звенит в ушах многоголосый неотвязный вой: "Кара будет страшна! Пищей для демонов станет твоя плоть; и душу твою мы обречем на такие страдания, что содрогнется самая глубинная из преисподен!"
      Валерия тронула пятками бока своего коня и очутилась подле Конана.
      - Если ты не сделаешь это сам, - прошипела воительница в самое ухо киммерийцу, - то, клянусь сблизившими нас Алыми Гвоздями, я совершу это своими собственными руками - и делай потом со мной, что хочешь. Я сумею умереть; но лучше смерть и обычное посмертие, чем то, что уготовлено нам, если мы не исполним порученного!
      Киммериец метнул на былую соратницу испепеляющий взгляд.
      - Тогда, клянусь Кромом, я убью тебя прямо сейчас... - прорычал он. - К чему откладывать славное развлечение? Запомни, глупая - Конна ты не тронешь и пальцем. С этими Неведомыми я буду драться до конца, и мы еще посмотрим, чья возьмет!
      "Браво, браво, браво, киммериец! - тотчас раздался в его сознании неслышимый для прочих голос. - Так даже интереснее. Давай-давай, старайся, пигмей, суетись, муравей, потешь еще немного Неведомых, прежде чем они пресытятся игрой и обратят тебя в пыль!"
      Глухо хрипя от ярости, Конан сжал огромные кулачищи. В прошлом ему не раз приходилось выступать против богов - и он одержал немало побед; но как прикажете бороться с противником, невидимым, постоянно слышащим все до единого твои слова и вдобавок читающим твои мысли?!
      Валерия криво дернула щекой и отъехала; Конан тотчас же зычно воскликнул, призывно махнув рукой подъезжавшему Паллантиду:
      - Друг мой, мне кажется, королевская охрана явно маловата. Почему бы не добавить пару десятков Черных Драконов?
      Конн побагровел - он готов был провалиться сквозь землю от стыда. Ему показалось, что отец опекает его, словно неразумного ребенка; однако Конан, притянув сына к себе, шепнул ему на ухо:
      - Так надо. Верь мне и пока ни о чем не спрашивай!
      Слово Конана всегда оставалось для Конна непререкаемым законом. Он повиновался, хоть и без особого желания. Спустя несколько минут его уже окружала сплошная стена вороненой стали, в доспехи из которой были с ног до головы закованы гвардейцы. Валерия метнула на киммерийца взгляд, полный одновременно ярости, ужаса и какого-то странного восхищения его безумной отвагой.
      Не теряя больше ни минуты, погрузив раненых на повозки, аквилонская армия скорым маршем двинулась дальше, вдоль русла Тайбора. Конан ни на миг не тешил себя надеждой на то, что войску удастся подойти к осажденному городу незамеченным. Удалось спастись и избегнуть плена кому-то из немедийцев; да и шемиты наверняка уже знали о случившемся от многочисленных, разбросанных тут и там укрытых дозорных постов. Окружившее Шамар вражеское воинство превосходило аквилонцев самое меньше втрое; и на подходе еще были стигийцы...
      - Конан, бросаться на этакую армаду с нашими шестьюдесятью тысячами даже не безумие, а просто самоубийство, - угрюмо прошептал киммерийцу на ухо подъехавший Просперо. - Немедийцев мы застали врасплох, вдобавок они забрались в настоящий силок. Ты рассчитываешь повторить подобное под Шамаром? Но возле города - гладкая равнина; разве ты забыл, как мы схватились там с Тзота-Ланти?
      - Что ты можешь предложить? - спокойно осведомился киммериец, глядя прямо в глаза своему старому сподвижнику. Просперо смешался и опустил взгляд.
      - Я знаю причину этой войны, - продолжал меж тем Конан, обращаясь словно к самому себе; он говорил убийственно спокойно, но Просперо знал, что за подобным спокойствием скрывается страшная тревога и еще - неведомая прочим тяжесть, которую киммериец ни за что не переложит на чужие плечи, пусть даже это будут добровольно подставленные плечи друга. - Я знаю причину; и мои спутники тоже, а более - никто, даже мой сын. Пусть так и остается. Сейчас не время рассуждать; или мне удастся задуманное, или... он резко оборвал себя.
      В глазах Конана вновь блеснул знакомый Просперо, гневный огонек, тотчас заставлявший любого вспомнить, что киммериец вышел из суровой и страшной жизни варварских племен, и все десятилетия, прожитые им в цивилизованных хайборийских странах, не погасили мрачный и неукротимый пламень, что пылал в его душе.
      Просперо молча склонил голову перед своим повелителем и отъехал.
      Шестидесятитысячное аквилонское войско двигалось несколькими путями, оставив позади обоз и толпы пленных немедийцев под охраной небольшого арьергарда. Через несколько часов передовые отряды миновали последнюю теснину и вырвались на простор широкой Шамарской равнины. Словно сами боги выбрали это место для ратного спора; здесь было где развернуться и где встать насмерть.
      Стоявшие на стенах защитники Шамара приветствовали появление королевских знамен Аквилонии дружными приветственными кликами. Уже угасшая надежда на спасение вновь ожила в их сердцах. К стенам двинулись и стар, и млад, а лучшие воины стали собираться подле городских ворот, приготовившись в случае необходимости сделать вылазку.
      В стане врагов никто не проявил и малейшего намека на беспокойство. Без суеты и паники отряды шемитов дружно полились навстречу аквилонцам; офирцы и кофитяне тоже стали покидать возведенные против шамарских стен осадные валы, оставив там лишь небольшие заслоны. Равнина запестрела бесконечным разнообразием оттенков - ярко разодетые отряды разных племен двинулись на северо-восток, охватывая показавшийся на равнине авангард аквилонского войска широким полукругом. Враги не спешили. Конан хорошо понимал их замысел. Сдавить еще не успевшее развернуться в боевые порядки аквилонское войско с флангов, засыпать стрелами, не давая завязать ближний бой, окружить, и...
      Конн распоряжался спокойно и без спешки. Верховые лучники выдвинулись вперед; под их прикрытием строилась пехота, на крыльях занимала позиции конница; боссонцы и Черные Драконы остались в резерве.
      "Что же еще они позволят мне сделать? - лихорадочно думал киммериец, окидывая равнины привычным взором полководца. - Что еще задумали они, именующие себя Неведомыми Богами?"
      Все поле перед изготовившимися к бою аквилонцами было заполнено вражескими отрядами. Смуглые, черноволосые шемиты в желтых и алых одеяниях, пешие или на низкорослых выносливых лошадках; высокие кофитяне в зеленом и синем, их ощетинившаяся длинными копьями пехота и тяжелая кавалерия благородные рыцари в покрытой шелками броне; утонченные офирцы в синем и голубом, в их рядах Конан заметил и черное с серебром знамя Вольного Отряда, воинства наемников, в котором некогда служил и сам.
      Помимо регулярного войска, на поле оказалось и несметное число вчерашних землепашцев, мастеровых, мелких купцов, просто горожан - тех, кого захватил в свои смертельные объятия безумный вихрь этой странной войны, кого он лишил разума и погнал сеять смерть и разрушение наравне с самыми жестокими и кровожадными наемниками. Эти плохо вооруженные, не знающие строя отряды роились, словно потерявшие улей пчелы, среди блистающих сталью королевских дружин.
      Аквилонцам пришлось остановиться. Враги нависали с трех сторон; и, хотя крылья армии Конна прикрывали достаточно крутобокие холмы, на вершины их пришлось поставить по крупному отряду. Знаменосец с силой вонзил в землю заостренное древко аквилонского гордого штандарта с золотым львом в алом поле. Ряды войска замерли; так волей-неволей пришлось принять план, за который ратовал многоопытный Просперо - дать оборонительное сражение. Надо сказать, что подобное не раз удавалось Конану - враги слишком часто переоценивали свои силы и недооценивали силу небольшой, но прекрасно обученной и верящей в своего короля аквилонской армии...
      Остановились и противники аквилонцев. Они не торопились, уверенные в победе, они смаковали это ожидание триумфа, как горький пьяница смакует каждую каплю старого, выдержанного вина. Их, пришедших с огнем и сталью на землю Тарантии, было - как стало ясно теперь - вчетверо больше, чем бойцов у Конна. И вот-вот должен был прибыть стигийский флот.
      Некоторое время армии неподвижно стояли друг перед другом. Атака на вчетверо более сильного противника и впрямь отдавала безумием; Конан крепко сжал локоть сына, удерживая того от соблазна бросить в бой полки лучников.
      - Пусть начнут они, - склонившись к уху Конна, бросил киммериец. Сейчас это было единственным решением. Должен же наступить момент, когда ниточки у марионеток начнут путаться!
      Наконец вражеские предводители потеряли терпение. Взвыли трубы, заревели рога, грянули цимбалы; заколыхались полотнища многочисленных разноцветных знамен, шеренги качнулись вперед; всадники пришпорили коней. Конан чувствовал, что сильные мышцы сына непроизвольно вздулись под его пальцами.
      Конники шемитов двинулись вперед. Отсюда, сверху, они напоминали деловитых муравьев; один их передовой отряд был едва ли не в половину всего аквилонского войска. Еще несколько мгновений - и воздух наполнило гудение бесчисленных стрел. Аквилонские пехотинцы подняли щиты; навстречу шемитам двинулась легкая кавалерия под водительством самого Гонзальвио. Вслед за всадниками бежали пешие лучники, спешили пращники, на ходу крутя ременные петли своего немудреного, но убийственного оружия. Конан услышал, как позади него загомонили встревоженные боссонцы - лучшие лучники хайборийских стран, они терпеть не могли, если перестрелка завязывалась без их участия...
      Аквилонцы стреляли точнее и лучше, шемитские всадники падали; кое-где воины Гонзальвио уже сцепились с врагами; не выдержав столкновения, шемиты поспешно отворачивали коней.
      Над полем поднималась пыль. Знакомая до боли Конану пыль ратного поля. Желтовато-серая туча, в которой тонули даже боевые клики сталкивающихся полков. Расстроив и разметав ряды вражеских конных лучников, аквилонские всадники отошли назад, к своей пехоте, пешие же пращники, стрелки и арбалетчики продолжали перестрелку...
      Бой завязался, но как-то вяло, к немалому удивлению Конана; враги делали все, словно по трактатам о военном искусстве. Киммериец ожидал яростного порыва, бушующих безумных толп - нечто вроде того, что ему пришлось увидеть на южных границах Пуантена. Или Неведомые вновь сменили тактику? Марионетки пляшут по-другому?
      К лучникам и пращникам присоединились щитоносцы, ловко прикрывая большими щитами и себя, и стрелков; шемиты окончательно смешались и поспешили убраться восвояси, выйдя из-под обстрела. Вялая их атака не принесла врагам Конана никакого успеха; они лишь даром потеряли многих.
      - Они словно приглашают нас атаковать, - сквозь зубы процедил Конн.
      - Это западня, - бросил в ответ Конан, и Просперо согласно кивнул, услыхав эти слова. - С места не трогаемся. Пусть нападают сами!
      Но враги явно не проявляли никакого желания завязать настоящий бой. Лучники обеих армий продолжали осыпать друг друга стрелами, перевес все сильнее клонился на сторону аквилонцев; их ряды стояли неколебимо. Просперо, больше всего боявшийся обходов и окружений, отрядил несколько больших конных отрядов далеко в стороны, но пока эта предосторожность оставалась излишней. Вяло отвечая на аквилонские стрелы, шемитско-кофитско-офирская армия переминалась с ноги на ногу, не начиная атаку и не отступая. Враги ждали чего? Стигийцев? Но и без них они имели почти четырехкратное превосходство. Так что же случилось? Неужели у кукловодов перепутались-таки те самые невидимые ниточки, что приводили в движение послушных марионеток-людей?
      - Отец, мы так и будем стоять здесь? - полушепотом обратился к киммерийцу Конн, с трудом сдерживая нетерпение. Конан очень хорошо понимал его - враг явно растерян, самое время ударить сейчас по нему, чтобы эти гордецы покатились бы без оглядки назад, прочь от шамарских стен и дальше, за Тайбор, к аквилонской границе...
      - Будем, - жестко отрезал Конан. Всем своим существом он ощущал в тот миг направленный на него насмешливый взгляд. Неведомые развлекались, решив погадать, каким окажется следующий шаг предоставленного самому себе киммерийца?
      Перестрелка на равнине тем временем затихла. Оставив множество неподвижных тел, шемиты откатились. Кофитяне и офирцы топтались на месте, ничего не предпринимая.
      - Кром! - вырвалось у Конана. - Еще немного, и я сам прикажу атаковать!
      Быть может, армии бы так и простояли друг перед другом весь день, но, как всегда, все решила нелепая случайность, как сперва показалось всем - за исключением Конана.
      Выглядело все так, словно толпившиеся в промежутках между офирским и кофитским полками землепашцы и горожане, нелепая толпа, вооруженная одними вилами да топорами, которым здесь было никак не место, наконец потеряла терпение и, точно обезумев, слепо повалила вперед, прямо на щитоносные ряды аквилонской армии.
      Конан стиснул зубы. Он один понимал, что у несчастных крестьян и купцов, магией оторванных от привычных занятий и втянутых в грязное и кровавое дело, попросту помутился рассудок, что опрокидывало все расчеты высокомерных Богов. Конану казалось, что он проникает в мысли каждого из этих бедолаг; а перед его внутренним взором на миг мелькнуло напряженное лицо Гуаньлинь.
      Да, ниточки начинали путаться - а иные и вовсе рвались.
      - Отставить луки! - во всю мощь могучих легких заорал Конан, завидев, что стрелки первых аквилонских рядов уже натянули тетивы.
      Без всякого строя, рыхлой толпой, с дикими воплями, потрясая своим никчемным оружием, люди бежали вперед, прямо на стену начищенной стали. Без доспехов, они все были обречены, - однако сами не сознавали этого. Весь их рассудок заполнила одна-единственная мысль - впереди враг, которого они должны убивать; а какой Ценой - это Неведомых не беспокоило.
      - Командуй атаку! - проревел сыну Конан. - Конницу вперед!
      Никто не мог понять его плана; и тогда киммериец дал шпоры коню. Черные Драконы устремились вслед за ним; Просперо с некоторым запозданием махнул рукой и еще двум конным полкам резерва.
      Человеческая волна с размаху ударила в плотный строй аквилонцев. Однако клинки и копья пехоты Конна еще не успели собрать обильной кровавой жатвы, как на равнину с гиканьем вынеслась предводительствуемая Конаном конница.
      Как в былые годы, киммериец летел вперед на великолепном и злом коне, подняв меч и ощущая за спиной топот тысяч и тысяч тяжелых копыт, грозную поступь покорных его воле полков. Промчавшись сквозь расступившиеся ряды аквилонской пехоты, Конан ударил в бок нестройной толпе крестьян. Он не хотел никого убивать; прежде не знавший в битве удержу, опьяняясь всякий раз кровавой резней, на сей раз он жалел этих бедняг, сведенных с ума... Он не хотел их поголовного истребления - лишь бы повернуть обезумевшее человеческое стадо.
      Жеребец Конана грудью сбил с ног одного атакующего, затем второго, третьего... Люди с воплями бросились врассыпную - киммериец, грозно воздевший меч, казался воплощением карающего бога войны. И кто-то из лишившихся рассудка горе-вояк тут же истошно завопил: "Окружают!" Ничего страшнее представить себе эти несчастные уже не могли. Разом растеряв свой бесноватый напор, они обратились в паническое бегство, точно овцы, подгоняемые свирепыми пастырями...
      Насколько стремительной была атака новоявленных воинов, настолько же стремительным оказалось и бегство. Толпа врезалась в плотный строй офирской конницы и началась невообразимая свалка. Офирцы видели накатывающуюся следом могучую лавину аквилонской конницы; встретить ее удар они могли, лишь сохранив четкий порядок, и потому не нашли ничего лучшего, как безжалостно рубить оказавшихся у них под ногами обезумевших людей. Сабли и ятаганы замелькали в привычной кровавой работе; лишенные доспехов землепашцы гибли десятками и сотнями. И все же офирцы смешались, потеряли строй и, когда на них ударили всадники Конана, не выдержали и стали отступать.
      Киммериец легким движением меча отвел нацеленное ему в грудь копье и его ответный удар развалил разряженного офирского всадника надвое. Не помогли ни кольчуга, ни нагрудники; мертвое тело грянулось оземь, а меч Конана уже сокрушал следующего противника. Вслед за киммерийцем по врагу ударили и Черные Драконы; устоять перед этими великолепными воинами не мог никто. Растерянные офирцы подались назад; и прежде, чем кто-либо во вражеском стане успел понять, что происходит, в самой середине вражеского строя возник разрыв.
      Конан осадил коня и, поднеся к губам большой рог, хрипло затрубил, созывая своих. Дело было сделано, враг вышел из спячки, повсюду - и справа, и слева - полки трогались с мест, спешили резервные отряды. Вновь появились шемиты-лучники; и Конан скомандовал отход. Он не собирался класть весь свой отряд в этом безнадежном бою. Предпринятая им атака была лишь приманкой, на которую послушно клюнули не слишком искушенные в знании людей Неведомые Боги. Они приказали своим подручным начать общий приступ; они испугались! Испугались самого простого разрыва строя их слуг - и это значило, что Конан прав, и ниточки продолжают путаться.
      Отряд Конана бросил коней в галоп, уходя от преследования. Киммериец видел, как аквилонские щитоносцы и копейщики разомкнули ряды, готовясь пропустить скачущую конницу, всадники промчались сквозь строй, и стена щитов вновь была восстановлена.
      Конан осадил коня возле королевского стяга. Бледный от волнения Конн подскочил к отцу первым и почтительно придержал его стремя, хотя в этом, естественно, не было никакой нужды.
      - Почему ты не взял меня с собой? - голос Конна звенел от обиды.
      - Потому что у Аквилонии должен быть король! - прорычал в ответ киммериец.