Крыса на козлах

Уилсон Дэвид Генри
Крыса на козлах

      Дэвид Генри УИЛСОН
      КРЫСА НА КОЗЛАХ
      1
      Я всегда догадывался, что я не похож на других. Да, внешне я был таким же, как мои братья и сестры, даже наметанный глаз не отличил бы меня от них по повадкам, но про себя-то я знал, что я - это я, и в мире нет других таких, как я.
      У меня было шесть братьев и сестер - было... теперь они, несомненно, уже мертвы. Мы жили в сточной трубе под Рыночной улицей. Из своего детства я помню только постоянное рысканье в поисках еды. Наши родители учили нас копаться в мусорных ведрах, прогрызать пол, замирать при первом же шорохе, нападать, если тебя загнали в угол, драться, кусаться и есть, всегда есть, постоянно набивать брюхо. Бояться кошек, бояться собак, но прежде всего бояться людей. Люди - вот воистину чума, учили нас родители.
      - Нет зверя страшнее человека, - говорил наш отец. - Они безжалостно убивают друг друга, тем паче не ждите жалости к вам. Человек будет охотиться за вами, будет готовить вам ловушки, будет травить вас ядом. Но если вы хитрее - вы обманете его и собьете с толку. Человек не должен видеть вас. Если он предложит вам пищу, бегите прочь, потому что она убьет вас. Собак и кошек боятся, когда они поблизости, а людей надо бояться все время, далеко они или близко. Река стремительна и опасна, она поглотит вас в один миг, но если придется выбирать между человеком и рекой, то выбирайте реку, дети.
      Еще в раннем детстве рассказы об этом чудовище разожгли мое воображение. Каким же он должен быть, если владеет такой мощью? Смогу ли я когда-нибудь обладать такой же? Он и в самом деле может убить меня?
      В то время я даже не задумывался над тем, что когда-нибудь умру, смерть казалась мне чем-то далеким. Но наш отец не уставал повторять нам смерть может настигнуть нас в любую минуту, и скорее всего смерть принесет с собой человек.
      Однажды вечером он отправился на поиски еды и не вернулся. Мы хотели искать его, но нас остановила матушка.
      - Если он сможет вернуться, - сказала она, - то вернется. А если не сможет - то и нам лучше не искать его.
      И днем и ночью я мучился желанием узнать, что случилось с отцом. Стыдно признаться, но я хотел этого не из любви или заботы о нем. Нет, прежде всего меня грызло любопытство. И наконец я задал вопрос, так долго не дававший мне покоя:
      - Мама, а моего отца убил... человек?
      Матушка внимательно посмотрела на меня, словно пытаясь понять причину вопроса, а затем очень тихо ответила:
      - Я не знаю. Это могла быть и собака, и кошка. Но думаю, только у человека хватило бы хитрости поймать его.
      Мне полагалось бы испугаться, но я не испытывал страха. Каждый раз, когда мы выходили на поиски пищи, мне хотелось увидеть человека. И если человек появлялся, моя семья силком тащила меня прочь, потому что мне хотелось остаться. Что-то внутри толкало меня остаться.
      Я подрастал, и моя матушка была уже не на шутку встревожена моим поведением. Мои братья и сестры смялись надо мной и называли меня мечтателем. Но постоянно искать объедки, грызть, жрать и драться - все это осточертело мне. В мире жили существа, которые могли совершать тысячи других дел, и рядом с ними я и мои собратья казались крошечными и незаметными. Они строили города, без которых мы не могли бы жить, в определенном смысле они дарили нам жизнь, но они же могли ее отобрать... и часто отбирали. Они внушали благоговейный страх, но я хотел принадлежать именно к их миру.
      Я исхудал, и никто не знал, что со мной делать. Одни говорили, что я перерасту это, другие говорили, что это из меня надо выбить, а третьи считали, что меня надо оставить с этим один на один. Но я не обращал на них внимания, потому что они не понимали меня. Они были они, а я был я, и я был не похож на других.
      Одно время я даже не поднимался из сточных труб наверх. Один вид огромных строений человека наполнял меня раздражением. Я прятался, потому что знал, что никогда не смогу ни сравниться с ним, ни стать таким, как он. Я умер бы от голода, если бы моя матушка не заботилась обо мне, не приносила бы мне поесть. А затем я и сам понял, что так дальше жить не смогу. Должно быть, тяжелые мысли постепенно оставили меня, я взглянул на мир по-новому и увидел перед собой новые возможности.
      Я возвратился в лоно семьи. Моя матушка была особенно рада видеть, как я копаюсь в отбросах и рыскаю по подвалам вместе со всеми. Ей казалось, что после долгой болезни ее сын снова выздоровел. Может быть, немного дури осталось, но все же выздоровел. И я действительно поздоровел. Моя шерстка стала гладкой и мягкой, под кожей загулял жирок. Внешне я снова стал похожим на всех остальных - но про себя строил планы и готовился. Я задавал вопросы. Как человек охотится за нами, как он убивает нас? В чем его уловки? Старые, более опытные сородичи отвечали мне - и ответы я запоминал. Мне рассказывали о человеческих ядах, об его ружьях, об его ловушках. Прежде всего о ловушках. О них я задавал вопрос за вопросом. И никто не догадывался, почему, все думали, что я просто боюсь этих ловушек.
      Люди ставят разные ловушки и все время выдумывают новые, но у всех этих ловушек - один основной принцип: жертву заманивают едой, а затем или убивают или ловят живьем. Предостережение моего отца о лежащей на полу пище было недвусмысленным: чем легче добыча, тем ближе ловушка. В этом принципе было что-то дьявольское. Но прежде всего мне нужно было узнать разницу между ловушками, которые убивают и ловушками, которые хватают живьем. Пока я не смогу различать их, я не смогу действовать. К счастью, нашлось немало добрых душ, которые с охотой просвещали меня. Мое любопытство стало всем известно и мне показывали множество ловушек. Вид моих собратьев, раздавленных стальной пружиной, кровь и переломанные хребты пугали меня. Таких ловушек я должен избегать любой ценой. А вот ловушки, которые хватали живьем, были совсем другими: они делались в виде клеточки, и стоило жертве схватить приманку, как за спиной опускалась маленькая дверь. Однажды, к ужасу моей семьи и друзей, я остался возле такой ловушки, чтобы посмотреть, что же случится с жертвой. Я спрятался и просидел, не шелохнувшись, до самого утра (ведь все вылазки мы делали ночью), а рано утром пришел человек в белом халате и унес ловушку с собой. Я прокрался вслед за ним по улице и увидел, как он поднял еще две или три. Затем он забрался в повозку и я не смог идти за ним дальше.
      В его движениях была какая-то целенаправленность, которой я не доверял. Он, конечно, не стал бы ставить такие ловушки, если бы у него не было на то причины, и этот вывод касался всех людей. Что за причина, вот вопрос? Но мне не хотелось, чтобы именно он поймал меня, в этом я был уверен. Мало было знать, что за ловушка - надо было еще знать, кто ее хозяин.
      В своих поисках я уходил все дальше и дальше. Иногда я заходил так далеко, что не успевал вернуться к утру, и приходилось до вечера прятаться в какой-нибудь щели или темном углу.
      Что я искал? Я знал только одно: в ту же минуту, как я увижу это, я пойму, что искал.
      Мои поиски длились несколько месяцев. Я педантично обшаривал каждый дом на каждой улице, заглядывал во все сточные трубы, прилегавшие к нашей, а потом все трубы, прилегавшие к тем. Я старательно запоминал положение каждой ловушки, а когда находил подходящую, дожидался хозяина и внимательно изучал его лицо и движения. Но внутренний голос все время подсказывал мне, что это не то, что я ищу.
      И вот однажды, летним вечером, мои поиски подошли к концу. Я пробрался в кладовую большого, старого дома, который отделяли от улицы железные ворота и ограда. Дом выглядел таким мрачным, и я проник внутрь, не надеясь на успех. Если бы я не поставил перед собой задачу испытать каждую возможность, то несомненно, прошел бы мимо этого безрадостного места. Я осторожно пробирался под стенкой, под панелями. В кладовых обычно ставят ловушку, и я обнаружил ее без труда. Меня очень удивила необычная чистота кладовой, а еще больше - ловушка, которую я увидел у двери в погреб. Это была клетка, из тех, что ловят жертву, не причиняя ей вреда.
      Я разглядывал ловушку - она совершенно не вязалась с темной враждебностью дома, когда дверь в кладовую отворилась. И в этот-то момент я и увидел, что же именно я искал.
      2
      В кладовую вошла заплаканная девушка. Я смотрел, как она садится за стол и прячет лицо в ладонях. Людей обычно очень трудно отличить друг от друга, но я с первого взгляда не только понял, что это существо женского пола, но и почувствовал в ней доброту, которую так редко встретишь и у людей, и у нас, крыс. Она тихо плакала, и я видел, как слезы текут между пальцев и капают на деревянный стол. Мне захотелось утешить ее, но что я мог сделать?
      Посидев немного, она перестала всхлипывать, вытерла глаза крошечным кружевным платочком и принялась чистить овощи. У нее оказались голубые глаза, длинные светлые волосы падали до плеч, а в движениях была та грациозность, которой я часто любовался у кошек, и никогда - у людей. Она работала молча, изредка вздыхая.
      Неожиданно дверь кладовки распахнулась настежь и вошло еще двое людей. Один из них заговорил с девушкой громким грубым голосом. Она повернулась, и даже мне стал заметен испуг на ее лице. Что эти двое говорили ей, я не знал, ведь я не понимал ни слова на человеческом языке, но тон голоса был несомненно обидным и девушка снова заплакала. Я услышал, когда она отвечала, что ее голос был тихим, но в нем звучала музыка.
      Я дождался, пока девушка не уйдет из кладовой, а потом быстро выбрался из этого дома и со всех ног побежал в свое гнездо.
      Когда я рассказал моей матушке, что собираюсь сделать (а я должен был рассказать, потому что мог никогда больше ее не увидеть), она очень огорчилась.
      - Тебя убьют! - воскликнула она.
      - Нет, - ответил я. - Она добрая и нежная. Она не может убивать.
      - Но зачем тебе это? - спросила матушка. Ведь это же безумие! Ты не можешь прийти к ним, ты не можешь стать одним из них! Если уж тебе так захотелось поглазеть на них, так спрячься в уголке и смотри!
      - Мне мало этого! Я хочу знать их силу. Как мне узнать ее, если я не дам им шанс показать ее!
      - Они тебе покажут, они убьют тебя! - заплакала матушка. - Убьют, я знаю. Ножом или топором, или спустят собаку. Я-то думала, что эта чушь вылетела у тебя из головы! Почему ты не можешь жить обычной жизнью, вместе с нами?
      - Послушайте, матушка, я сыт по горло обычной жизнью. Еще подростком я увидел все, что может дать обычная жизнь, и мне этого мало!
      - Ты не завел семьи! - всхлипывала она. - Ты не создал свой семейный очаг!
      - Но я жил в семье. В счастливой семье. Только посмотрите, матушка, что случилось с нашим отцом. Он пропал. Куда? Мы не знаем! И никогда не узнаем. Его судьба - это единственная загадка, которая была у нас в жизни. А может быть, он сейчас в раю. Может, он не вернулся, потому что создал новый мир. Даже если его убили, это как раз та судьба, которая его и ожидала. Всю жизнь бегать, копаться в объедках, завести детей, и рано или поздно умереть.
      - А ты чего хочешь? - спросила она.
      - Надежды, - ответил я. - Надежды на лучшее.
      - Нет, нет ничего лучшего! - взвизгнула матушка.
      - Вот и посмотрим.
      Я ушел, оставив ее одну. Она смотрела мне вслед, и хотя мне было жаль матушку, но как только она скрылась из глаз, меня охватило возбуждение. Мне казалось, что я на пути к открытию, которое откроет мне тайны бытия. Я намеревался отдаться в руки величайших владык Земли. А если я буду убит... нет, я не собирался умирать.
      Я быстро добежал до мрачного дома, проскользнул под воротами и прокрался в кладовую. Никого. Ловушка так и стояла в углу, рядом с дверью в погреб.. Внутри, у задней стенки, лежало немного еды. Я поколебался, сожалея, что меня примут за глупое животное, ведь опасность была так очевидна для мало-мальски опытного глаза. Но это была лишь краткая вспышка гордости, и я тут же заглушил ее. Я вошел внутрь ловушки, подошел к приманке и пошевелил ее носом - я был чересчур взволнован, чтобы есть. Тут же сзади раздался громкий щелчок. Я обернулся и увидел, что дверца захлопнулась, и я надежно заперт в клетке. Теперь пути назад уже не было.
      И ничего не произошло. Я не знаю, чего я ожидал - то ли зазвонит звонок, то ли вбежит девушка, то ли дом начнет качаться. Но во всяком случае, не такой тишины. Наверное, все внутри меня готово было разорваться, и я ждал, что внешний мир не останется к этому безучастным. Но прошло немного времени, я почувствовал, что могу шевелить лапками и даже откусил кусочек приманки. Затем я ткнулся носом в прутья клетки, попробовал, не расшатаны ли они. Нет, убегать я не собирался, мне просто нужно было хоть чем-то заняться. Прутья сидели прочно, и когда я проверил их все, время снова поползло медленно. Что мне не хотелось, так это думать, а единственный способ не думать - это или спать или действовать. Я не мог ни того, ни другого, и потому сосредоточился на кладовой, разглядывая по очереди шкаф с посудой, стол, стулья, раковину... Глупо было так рано лезть в ловушку. Нужно было осмотреться, пока не придет девушка, а уж потом лезть в ловушку. Потом, а не сейчас. А что, если ее вообще нет дома? Может быть, здесь только двое других людей, и если один из них войдет и увидит меня... безумие, безумие...
      Что это? Шум. Да, в доме слышен шум. Крик, один из этих грубых голосов. Они здесь. Теперь громче, но не ближе, и звучит злее. Шаги... но не к кладовой. Вверх по лестнице. Вот и музыкальный голос, очень тихо отвечает на грубость... два грубых голоса, оба вместе. Не нужно было мне лезть в ловушку. Так бы я увидел, что там делается. Еще шаги, еще крики. Почему эти злые голоса командуют добрым? У нас, в сточных трубах, никто не мог командовать другими... Нет, не так. Одни были сильнее других. Кто-то был главным. Но никто не командовал. А эти два чудища правят над доброй девушкой. Кто же тогда правит всем миром? Неужели люди не равны между собой?
      Если бы только я был чуть терпеливее, то узнал бы куда больше. Я бы остался в этом доме, незамеченный, и наблюдал бы за человеческим поведением. Моя матушка говорила мне: спрячься в уголке и смотри. Но я хотел ощутить силу. Ошибка ли молодости в том, что она хочет взять только все сразу, а не по частям? Конечно, сейчас я старше, хотя вряд ли умнее и вряд ли осторожнее, но все-таки... думаю, что такая опрометчивость не ошибка молодости и не достоинство ее. Молодость глупа, когда терпит поражение, и мудра, когда побеждает. Те, кто старше и осторожнее, могут не испытать ни радости победы, ни горечи поражения, поэтому и жизнь их пуста.
      А тогда я проклял свою поспешность. Мне хотелось знать, что происходит снаружи, но я сам отсек себя от этого поучительного зрелища. Я изо всей силы ударился в прутья, но они не поддавались. Неожиданно издалека послышался цокот, постукивание и храп. Резкие крики вверху, потом быстрый топот ног, сбегающих по лестнице. Этот повторяющийся цокот и храп. Я уже слышал это на улицах, лошади и повозка. В переднюю дверь постучали. Еще голоса. Грубые, грубые. Дверь хлопнула... что происходит? Снова храп и постукивание, на сей раз удаляющиеся - повозка отъезжает. Я весь превратился в слух, но звук утих вдали. Они что, все уехали? Чудища точно уехали, а девушка?
      - Пусть она войдет теперь, пока их нет! - взмолился я. - Ну зайди же, зайди!
      Дверь закрылась. Значит, кто-то остался. Но никто так и не входил в кладовую. Слушай-ка, слушай, а это не всхлипы? Я не мог сказать точно. Странное дело! Через щелку в двери пробивался свет - но ни лампа, ни свечка такого света дать не могли. Я потер глаза. Свет не погас, теперь он двигался, и я услышал сразу два голоса: добрый голос и еще один, столь же ласковый и мелодичный. Такого голоса я здесь не слышал. Кто же еще был в доме? О, этот новый голос был таким добрым, таким утешающим, заботливым, любящим. Нет, люди не могут быть чудовищами, если они так разговаривают. А может быть, среди них так же, как и среди нас, есть добрые и злые? Мне безумно захотелось взглянуть на человека с таким ласковым голосом. А свет? Что может испускать свет столь яркий, что даже сквозь щель двери он наполнит кладовую сиянием?
      Шаги, неожиданные торопливые шаги к двери кладовой. Застыв от волнения, я прижался к прутьям. Дверь открылась, и вошла девушка.
      - Я здесь! - закричал я. - Здесь, в углу!
      Но она не заметила меня, а открыла дверь в сад и выбежала наружу. Через мгновение она вернулась, держа в руках большой круглый плод. Я видел такие и раньше, но не знал, как они называются. Она прошла через кладовую внутрь дома и я опять услышал ласковый голос. Дверь кладовой осталась открытой, и наружная, наверное, тоже, потому что звуки стали яснее. Девушка то ли всхлипнула, то ли охнула, словно увидев что-то сверхъестественное. Затем опять зазвучал этот ласковый голос и шаги опять торопливо застучали в мою сторону.
      - Я здесь, в углу! - надрывался я. - Да глянь же сюда!
      Она подошла близко, так близко, что почти коснулась клетки своей босой ножкой, но все равно не заметила меня. Открыв дверь погреба, она скрылась внутри, и вынесла оттуда клетку раза в два больше, чем моя. Внутри пищали от ужаса шесть белых мышей. Девушка тихо уговаривала их, но они то ли перепугались, то ли просто были слишком глупы, чтоб понять, что она разговаривает с ними.
      - Выпустите нас! - вопили они. - Спасите! Помогите!
      Я бы прикрикнул на них, если бы девушка не выбежала. Я даже не успел сообразить, что следует крикнуть. И снова голоса, и снова вздох изумления. Да, там определенно происходило что-то необыкновенное. Эти проклятые мыши - они стали частью происходящего, пока я сидел здесь в углу, изо всех сил желая быть пойманным.
      Ласковый голос сказал что-то еще, торопливые шаги, сейчас? О приди же, приди же, приди! И она пришла. Прямо к моему углу, прямо к моей клетке. Она подняла клетку и в какой-то миг наши глаза встретились. Такую синеву я видел только на утреннем летнем небе. Нежный голос словно успокаивал меня, но я не боялся. Я дрожал от радостного волнения, а не от страха. Она вынесла меня из кладовой, пронесла по темному коридору. А парадная дверь, конечно, была открыта, а за дверью сиял тот свет, который осветил даже кладовую. И что бы не ожидало меня за этой дверью, оно приведет меня в новый мир, который я искал.
      3
      У меня захватило дух: перед домом стояла карета из чистого золота, запряженная шестью белыми рысаками. А рядом с каретой, купаясь в лучах света, стояла женщина. Я не знаю, была она старой или молодой - но я никогда еще не видел ничего прекраснее. Когда она заговорила, я словно окунулся в ее ласковый, нежно омывающий меня голос. Помню, когда она шагнула ко мне, я подумал - сейчас она убьет меня. И я желал умереть потому что только так я мог бы навсегда остановить это мгновение.
      Но мне не суждено было умереть. Она коснулась моей головы и я почувствовал, что поднимаюсь и расту во все стороны. Я словно раскололся пополам и рождался заново - существом бесконечно большим и могущественным.
      - Ну вот, - сказала окутанная светом женщина. - Теперь у тебя есть карета, кони и кучер, который отвезет тебя на бал.
      Я в изумлении уставился на нее. Она говорила, и я понимал ее! Я понимал их речь!
      - Благодарю тебя, милая Мара! - ответила девушка. - Но не могу же я ехать в этих обносках?
      - Ну конечно же, нет, - улыбнулась Леди Света. - А теперь?
      Она коснулась девушки и обноски превратились в шелковое платье и драгоценности.
      - Была замарашкой, стала принцессой. И можешь отправляться на бал!
      О да, девушка, несомненно, была принцессой. А я? Кем был я? Человеком! Я глянул на свое тело и увидел великолепный кафтан и блестящие черные сапоги! Я стоял на двух ногах и был даже выше девушки, в руке у меня был кнут - а в моих ушах звучали слова, человеческие слова, и я понимал их и даже мог говорить!
      - Но предупреждаю тебя, - нахмурилась Леди Света, - ты должна покинуть бал до полуночи, потому что с последним ударом часов ты снова станешь служанкой в грязном платьице, а все остальное снова станет тем, чем было раньше. Не забудь, Амадея!
      - Благодарю тебя, милая Мара! Я не забуду!
      - Роберт, - Леди Света обернулась ко мне. - Отвези Амадею на бал.
      - Да, мэм, - ответил я. Потом спохватился. - Но я не знаю дороги!
      - Кони сами донесут вас.
      Я помог Амадее сесть в карету и сам вскарабкался на козлы. Я не раз видел кучеров и знал, что надо делать - взял в руки вожжи и крикнул лошадям: "Н-но! Поехали! На бал!!"
      И мы поехали. Мимо железных ворот, по булыжной мостовой, с цокотом копыт, храпом коней и стуком колес. Прохожие оглядывались на нас - и посмотреть было на что! Золотая карета, запряженная шестеркой рысаков, а на козлах сидит нарядный кучер в пурпурном камзоле с расшитым золотом поясом. Я поглядывал по сторонам в надежде увидеть где-нибудь в темном уголке моих родичей, но никого так и не заметил. А может быть, мои человеческие глаза были недостаточно остры, чтобы заметить их. Мы катили вперед и вперед, улица за улицей, а затем въехали на мост. Я никогда не был здесь раньше. Под нами оказалась река, которой так боялся мой отец, и даже в сумерках я заметил блеск быстро текущей воды. А потом кони вынесли нас на широкую аллею, окруженную деревьями, в конце которой высился самый большой дом, который можно было представить, с белыми стенами и башнями, с широкой каменной лестницей, ведущей к золотым дверям. "Да это дворец принца!" - тихо прошептал я.
      Перед дворцом стояло множество карет, а изнутри доносились звуки музыки, веселой и ритмичной, от которой ноги сами просились в пляс.
      Мы остановились у ступеней, и двое слуг подбежали к дверям кареты, чтобы помочь Амадее выйти. Я глядел, как она сходит, грациозно ступая с подножки на землю, а затем - затем она подошла к козлам и посмотрела на меня. Я снова увидел синеву ее глаз, сиявших от волнения.
      - Спасибо вам, Роберт, - сказала она. - Вы дождетесь меня?
      - Да, мэм.
      Она улыбнулась мне и пританцовывая, взбежала вверх по лестнице, к позолоченным дверям.
      - Эй! Поставь карету сюда! - крикнул мне один из слуг, указав мне место за двумя другими каретами.
      Я отвел карету, куда мне было указано.
      - Ну и карета у тебя, дружок! - услышал я глубокий хриплый голос. Я обернулся, чтобы взглянуть на его хозяина - здоровенного краснолицего парня на облучке кареты, стоявшей справа.
      - Меня звать Джек, - продолжал он. - Сроду не видал такой кареты даже у принца такой нет.
      - Да, это непростая карета. - кивнул я.
      - И тебя я тоже раньше не видал.
      - Да, мы не из этого города.
      - А как тебя звать?
      - Роберт.
      - Рад встрече, Роберт.
      Он наклонился в мою сторону и мы пожали друг другу руки.
      - Нет, - покачал он головой еще раз, - здесь таких карет не делают. Можно, я посмотрю?
      - Конечно.
      Джек спустился, я вслед за ним, глядя, как он изучает мою карету. А он разинул рот от удивления.
      - Сроду такой не видал, - заключил он. - Эй, Билл, Гарри, идите-ка сюда, поглядите на это чудо!
      Вскоре перед моей каретой столпилось около дюжины кучеров.
      - Похоже на чистое золото, - заметил один.
      - Быть не может, - возразил другой. - Это что, чистое золото?
      - Нет, - ответил я. - Конечно, это не чистое золото.
      - Здорово, - удивился первый. - А ведь не отличишь.
      Не знаю, почему я так ответил. Может быть, я все еще побаивался этих людей, и не хотел, чтобы они обращали на меня так много внимания.
      - И вот что я тебе еще скажу, - усмехнулся Джек. - Твоя хозяйка, она - самая что ни на есть раскрасавица изо всех, что я видел этим вечером. Кто она такая?
      - Она принцесса.
      - Ну, это я вижу. А откуда она?
      - Далеко отсюда. Ты не знаешь нашего города.
      - Эй, ребята, давайте выпьем! - перебил нас веселый кучер, размахивая бутылкой. Это, кажется, отвлекло внимание от меня и моей кареты, и я вздохнул с облегчением.
      - Выпей и ты, - протянул мне бутылку весельчак. Жидкость была теплой и с резким вкусом, и я чувствовал, как приятно она согревает меня внутри. Эта жидкость оказала на меня странное действие - я перестал страшиться. Более того, я почувствовал себя отлично.
      В вечернем воздухе музыка разносилась громко и ясно, и меня все сильнее тянуло сплясать.
      - Эй, друзья, - воскликнул я, - там у них бал, так давайте и мы устроим здесь танцы не хуже!
      - Отличная мысль! - ответил мне хор голосов, и прежде чем до меня дошло, что я делаю, мои ноги пустились в пляс. Сперва другие сидели на месте, просто глядя на меня и хлопая в ладоши в ритм музыке и моим движениям. Я даже не понимал, что я делаю, мои ноги сами несли меня между карет, вокруг карет, перед каретами, вверх по ступеням, вниз по ступеням, в веселом и скачущем ритме. А когда музыка стихла, остановился и я. Все кругом захлопали.
      - Давайте-ка еще выпьем! - крикнул весельчак, и мы выпили еще. Затем музыка заиграла снова, и все бросились плясать. Мы плясали порознь и друг с другом. Из дворца прибежало несколько женщин - конечно, не благородные леди с бала, а служанки, закончившие свои дела. Все смеялись, а я, помню, подумал тогда, что женский смех так же прекрасен, как и музыка.
      Немного спустя музыка замолчала, и из дворца спустились слуги, они принесли нам подносы с угощением и выпивкой. Мы уселись в кружок, болтая и смеясь. Кучер по имени Джек принялся рассказывать историю о том, как он однажды заблудился и заночевал в стогу сена.
      - А когда я проснулся утром, оказалось, что спал я на голой земле. От стога ни травинки не осталось. Зато лошади остались, да какие они стали толстые!
      Мы захохотали во все горло. Веселье продолжалось и продолжалось, рассказывались все новые истории, откупоривались все новые бутылки...
      - А что ты расскажешь, Роберт? - поинтересовался весельчак.
      - Да, мне есть о чем рассказать. Но давайте сначала выпьем.
      - Смочим глотку, да? - засмеялся Джек.
      Чем больше я пил, тем веселей, казалось, становился, тем больше развязывался язык.
      - Я расскажу вам о моем друге, - начал я. - Он был не человек, этот мой друг. Он был крыса.
      - Крыса! - закричали вокруг, заходясь от смеха.
      - Но только у этой крысы была одна мечта в жизни, она хотела быть кучером. Эта крыса все время искала кого-нибудь, кто смог бы ей помочь. На самом-то деле ему нужна была Леди Света.
      - Леди Света! - завыли кругом, умирая от смеха.
      - Ну и наконец, - продолжал я, - он нашел эту Леди Света...
      - Леди Света! - застонали кругом, падая наземь от смеха.
      - ...которая сделала все, что нужно, и превратила его в кучера. Еще она превратила тыкву в золотую карету, а шесть белых мышей - в шестерку рысаков. Вон там стоят они, а вот я!
      Все вокруг корчились от смеха, а весельчак хлопнул меня по плечу и заорал, что это самая забавная история, которую он слышал в жизни. У меня в голове все смешалось. Я не собирался рассказывать забавную историю, и не понимал, почему она так забавна - но все кругом тем не менее заливались хохотом и твердили мне, что я веселый малый.
      - Ведь это и в самом деле правда! - сказал я весельчаку, но тот лишь громче засмеялся.
      - Выпьем еще, - ответил он. - Такого трепача, как ты, я давненько не слышал. До дна!
      После этого стакана я перестал раздумывать, почему они смеялись, и обнаружил, что сам смеюсь так же громко, как и они. А потом снова заиграла музыка и снова начались танцы. Внутри разливалось чудесное тепло, а люди вокруг казались мне старыми добрыми друзьями. Среди них не было страшилищ, все мы были одной большой семьей, которую соединяла такая радость и наслаждение, о которых я раньше и не мечтал. Даже пить было удовольствием. Разве в сточной трубе мы когда-нибудь пили или ели ради удовольствия? Разве мы плясали, разве мы смеялись? Разве жизнь была для нас чем-то другим, кроме простого существования?
      Я плясал со служанкой. Мы обнимали друг друга и смеялись просто так. В ней не было ни милой нежности Амадеи, ни покоя и любви леди света, но она была близка мне... Как объяснить? Словно мы принадлежали одному миру.
      Музыка ненадолго умолкла и служанка подняла лицо ко мне. Наши губы встретились, и я прикрыл глаза, чтобы сосредоточиться на ней. Такая нежность, чудо, самозабвение... Слиться с ней воедино, быть вместе.
      И снова заиграла музыка, и мы продолжали плясать.
      - Эй, полегче, Роберт! - окликнул меня большой Джек. - Плясать пляши, ласкать ласкай, да сердце знай - не разбивай!
      Снова взрыв смеха, и я смеялся вместе с ними, и прижимал девушку к себе еще сильнее. Я нашел мир, который искал.
      И в этот миг ударили часы.
      4
      - Полночь, - вздохнула служанка.
      Сначала это слово ничего не говорило мне, но с каждым ударом часов я стал смутно припоминать слова Леди Света. Разве она не наставляла Амадею уехать с бала до полуночи?
      - Ты снова станешь простой служанкой! - вскрикнул я к неудовольствию той служанки, с которой плясал.
      Я даже не сказал ей "Прощай". Я бросился вверх по каменным ступеням, вверх к золоченой двери, и тут раздался последний удар. Навстречу мне выбежала Амадея, и вдруг... я оказался ниже, чем ступенька. Амадея мелькнула надо мной и бросилась бежать прочь по аллее, подальше от дворца и карет. У подножия лестницы я услыхал визг: "Ой, глядите, мыши!", а там, где стояла моя карета, толпа слуг испуганно заволновалась. Кто-то вскрикнул: "Да это же тыква!". Кучера всполошились, и я увидел, как десятки ног затопали по земле.
      - Бей эту гадость! - услышал я знакомый хриплый голос большого Джека.
      А что же будет со мной, если поймают меня? Я прижался к ступеньке, но вокруг было полно слуг, а лестница была ярко освещена факелами. Остаться, бежать? Нет, если я побегу, то у меня останется по крайней мере, хоть какая-то надежда.
      - Эй, гляди, там на ступеньке! Крыса!
      Кто-то снизу увидал меня. Я бросился единственным оставшимся мне путем - вверх, к золоченым дверям - и попал в огромный зал, полный мужчин и женщин, прекрасно одетых, обнимающих друг друга, улыбающихся... Разве это не мой мир?
      - Ой, крыса, крыса! - завизжала богато разодетая женщина.
      Люди бросились в стороны, а сзади по лестнице взбежали слуги. Пути не было ни вперед, ни назад.