Хок Мозли (№1) - Майами Блюз

Новые жизненные принципы Фредди сработали как нельзя лучше: за примерное поведение его освободили на год раньше положенного. Тюремным властям нужны были свободные камеры для новых зэков, а то, что Френгер считался рецидивистом-психопатом, не имело для тюремщиков никакого значения, поскольку в Сан-Квентине психопатами числились двое из каждых трех заключенных.

В день освобождения заместитель начальника тюрьмы посоветовал Френгеру покинуть пределы штата Калифорния.

— Если тебя поймают в другом штате, — объяснил заместитель, — а тебя обязательно поймают, то, по крайней мере, в том штате тебя будут судить не как рецидивиста, а как человека, совершившего преступление впервые. И помни, Френгер, тебе здесь пришлось не очень-то сладко.

Совет действительно был дельным. Поэтому, ограбив троих прохожих в Сан-Франциско — с такой мускулатурой Фредди не составляло никакого труда заломить жертве руку за спину, а потом стукнуть бедолагу лбом о стену, — Френгер отправился за три тысячи миль от Калифорнии.

Фредди открыл краны, отрегулировал температуру воды, разделся, и, пока наполнялась ванна, принялся изучать всякие инструкции и схемы, висевшие на стене в прихожей. Он выяснил, что расплачиваться за следующие сутки пребывания в гостинице следует до полудня (значит, в запасе у него почти двадцать четыре часа), изучил диаграмму, показывающую, как эвакуироваться из отеля в случае пожара, потом взял со стола меню, кар ту вин и зашел в ванную. Закрыл краны, вернул ся в комнату, достал из бара стакан, налил себе лимонаду со льдом, залез, наконец, в ванну и стал просматривать меню.

Названия вин и годы урожая ему ни о чем не говорили, зато цены просто изумляли. Платить за бутылку сто долларов, пусть даже краденой кредитной карточкой?! Да это сумасшествие! Кстати, с дорогими покупками следует повременить. Фредди знал, что практически ни один из клерков не станет справляться по специальному телефону с статусе кредитной карточки, если с нее снимается меньше пятидесяти долларов. Во всяком случае, такова обычная практика. А в отелях кредитной карточкой вообще не интересуются до выезда клиента. Но Френгер все же забеспокоился: ведь номер, в котором он поселился, стоит сто тридцать пять долларов в сутки. Впрочем, он вспомнил настоящего владельца кредитки, и сразу же перестал нервничать. Мистер Готтлиб был педиком, и Фредди загасил его в темном переулке, так что полицейские, которые не слишком жалуют гомосексуалистов, вряд ли станут вникать в проблемы побитого педрилы. К тому же Фредди так приложился к мистеру Готтлибу, что едва не вышиб из бедняги мозги. Вряд ли контуженный гомосек оклемается в ближайшую пару дней.

Френгер вылез из ванны, вытерся золотистым банным полотенцем и обернул его вокруг бедер. Фредди хотел побриться, но у него не было бритвы. Не то чтобы он зарос щетиной, — просто Френгеру не нравилось ощущение несвежести. Фредди заглянул в кошелек из кожи угря. Семьдесят девять долларов с мелочью. Да, жители Сан-Франциско не привыкли носить с собой наличные... У Френгера было семь кредитных карточек, но сейчас он больше нуждался в живых деньгах.

Фредди решил проверить украденный чемодан — может, там есть хотя бы бритва. Он положил чемодан на кофейный столик и проверил замки. Заперты. Перочинного ножа у Френгера не было, но в баре нашелся штопор. Два замка были вскрыты за пять минут. Фредди облизнул губы, прежде чем поднять крышку чемодана. Это всегда волнительный момент: никогда не знаешь наверняка, что там внутри.

Дорогущий чемодан от Кардена оказался доверху набит женскими вещами: ночнушками, юбками, блузками. Здесь же были домашние тапочки, пара выходных туфель, черное шелковое платье для коктейля и мягкий кашемировый свитер голубого цвета сорок четвертого размера, а также складные солнцезащитные очки от Кардена в футляре из кожи ящерицы. Все вещи были чрезвычайно дорогие, но бритвы в чемодане, увы, не оказалось. Очевидно, прежняя хозяйка чемодана — молодая мама из аэропорта — ноги не брила.

Фредди позвонил старшему портье и попросил к телефону Пабло.

— Это Готтлиб из 717 номера, — сказал Френгер, когда Пабло взял трубку.

— Слушаю вас, сэр.

— Пабло, пришли-ка мне девчонку. Миниатюрную, примерно сорок четвертого размера.

— А какого роста?

— Не знаю. Какой рост у женщин сорок четвертого размера?

— Знаете, они могут быть разного роста — от метра пятидесяти до метра семидесяти, и даже выше.

— Ни фига себе! Как это может платье одного размера подходить и малышке, и каланче?

— Не знаю, мистер Готтлиб. В этих женских размерах сам черт не разберется. Вот у моей жены, например, шляпа двадцать второго размера. У меня голова гораздо больше, а шляпа — седьмой размер.

— Понятно. Ладно, пришли какую-нибудь ростом поменьше.

— Надолго?

— Не знаю. А какая разница?

— Ну, сейчас действует дневной тариф — до пяти вечера. Я могу прислать к вам одну малышку прямо сейчас, но тогда вы должны отпустить ее в пять часов. Или подождите до вечера — тогда получите совсем уж крохотулю.

— Нет, не надо. Присылайте ту, что есть. Я ее отпущу гораздо раньше пяти.

— Отлично. Она будет у вас через двадцать минут. Вас устроит?

— Вполне. И пусть прихватит с собой сэндвич для меня. С пикулями, если можно.

— К сожалению, ей это не позволено, сэр. Но я сейчас же велю официанту доставить сэндвич к вам в номер.

— Спасибо. Тебе я заплачу позднее, ладно?

— Да, сэр.

Сэндвич — большая булка с индюшатиной, беконом, сыром, дольками помидоров и листьями салата — стоил двенадцать долларов. Плюс наценка в один доллар за доставку в номер. Плюс доллар официанту на чай. И хотя к сэндвичу подали пикули, хрустящий картофель, капусту, морковь и бумажные стаканчики с горчицей и майонезом, — Фредди обалдел от цены бутерброда. Что, черт побери, стряслось с экономикой, пока он сидел в тюрьме?

Френгер съел половину сэндвича и пикули, а вторую половину убрал в холодильник. И эта половина стоит шесть долларов — ни хрена себе!

В дверь легонько постучали. Фредди снял цепочку, открыл дверь, и в номер вошла совсем юная девчушка. Она действительно была миниатюрная — даже на высоченных каблуках девчонка едва достигала метра шестидесяти. Выступающие скулы и остренький подбородок придавали ее лицу форму сердечка. Ноги девушки были обтянуты узкими джинсами, причем левая штанина была украшена белыми вышитыми буквами, складывающимися в слово РОЛЛС-РОЙС. В ушах — серьги в виде золотых колец; лиловая футболка; сумка через плечо — вроде той, в каких носят школьные учебники. Фредди прикинул, что девчонке лет пятнадцать-шестнадцать.

— Мистер Готтлиб? — улыбнулась она, обнажив мелкие ровные зубы. — Пабло сказал, что вы хотели со мной встретиться.

— Да, — подтвердил Фредди. — Тебе сколько лет-то?

— Девятнадцать. Меня зовут Пеппер.

— Так я тебе и поверил. У тебя есть при себе какие-нибудь документы?

— Водительское удостоверение. Я выгляжу моложе, потому что не пользуюсь косметикой. Только поэтому.

— Покажи-ка мне свое удостоверение, — попросил Фредди.

— Я не обязана показывать его вам.

— Ты права. Можешь не показывать. До свидания.

— Если я покажу вам водительское удостоверение, вы сразу же узнаете мое настоящее имя.

— Обещаю все равно называть тебя Пеппер.

Девушка вытащила из сумки бумажник и показала Фредди водительские права. Ее звали Сьюзен Уэггонер, и было ей не девятнадцать лет, а... двадцать.

— Значит, тебе двадцать? — изумился Френгер.

Девушка повела плечами:

— Всем хочется казаться моложе...

— И сколько ты берешь?

— С дневных клиентов — до пяти вечера — пятьдесят долларов за полчаса. Вечером — семьдесят пять долларов. Но сегодня я работаю до пяти, так что вам это будет стоить пятьдесят долларов, если только не пожелаете добавки.

— Понятно. Что ж, пошли в спальню.

Пеппер сдернула покрывало с огромной двуспальной кровати, разгладила простыни, скинула туфли, стянула через голову футболку и сняла джинсы. Лифчика она не носила, да он ей был и ни к чему. Сбросив трусики, девушка улеглась на кровати, заложила руки за голову и раздвинула свои худые ноги. В лежачем положении груди ее почти исчезли, превратившись в еле заметные бугорки, увенчанные розовыми сосками. Длинные рыжие волосы, собранные в конский хвост, изогнулись вопросительным знаком на подушке справа от ее лица. Сальные волоски на лобке оказались причудливого желто-коричневого цвета.

Фредди развязал полотенце, обернутое вокруг бедер, бросил его на пол, подошел к кровати, деловито засунул три пальца во влагалище Пеппер, помотал головой и нахмурился:

— Тут для меня слишком просторно, — сказал он. — Видишь ли, я привык трахать мальчиков. Ты в задницу берешь?

— Нет, сэр. Я знаю, что должна, но я как-то раз попробовала, и это было очень больно. У меня просто не получается. Хотите, возьму в рот?

— Спасибо, но меня это не интересует. Ты обязательно должна научиться анальному сексу. Будешь зарабатывать больше денег. Надо только уметь расслабляться...

— Пабло говорит то же самое, но я все равно не могу.

— Ладно. Какого размера платья ты носишь?

— Зависит от страны-производителя. У них у всех разные размеры. Некоторые мои вещи сорок второго размера, но в основном — сорок четвертый или сорок шестой.

Фредди вышел в гостиную и вернулся с черным шелковым платьем.

— Ну-ка, примерь вот это. Только сначала надень туфли. Зеркало в ванной, на двери.

Пеппер буквально скользнула в платье, покрутилась перед зеркалом и улыбнулась:

— В самый раз, правда? Чуть-чуть только ушить в талии...

— Забирай себе за пятьдесят баксов.

— У меня с собой только двадцать. Давайте я лучше бесплатно у вас отсосу.

— Да это подарок! Бесплатно отсосать всегда полно желающих — только свистни. Черт с ним с этим платьем. Я же не торговец. Оставь его себе. И вообще — можешь взять с собой все, что лежит в этом чемодане. Там юбки, хороший свитер из кашемира, куча дорогих вещей... Да и сам чемодан забирай.

— Откуда у вас сколько красивых вещей?

— Из гардероба моей жены. Я забрал их, когда ушел от нее. Все они куплены на мои деньги — какой мне резон оставлять этой суке столько добра?

— Вы ушли от жены?

— Да. Мы разводимся.

— Из-за мальчиков?

— Каких еще мальчиков?

— Ну, вы сказали, что привыкли трахать мальчиков, вот я и подумала, что...

— О Господи! Сколько времени ты работаешь на Пабло?

— С начала семестра. Я учусь в колледже Дейд. Это в центре города. А так я зарабатываю на учебу.

— Первое, чему ты должна научиться, — не задавать клиенту личные вопросы.

— Простите. Я не хотела совать нос в ваши дела... — Пеппер вдруг расплакалась.

— Господи, ты чего плачешь?

— Не знаю. Со мной это иногда бывает. Проститутка из меня неважная, у меня даже с дневными клиентами не всегда получается... Если я не принесу Пабло деньги, то он... он...

— Там, в шкафу, пакет для белья. Возьми его, сложи туда вещи, а Пабло отдай чемодан. Пусть починит замки, и у него будет двухсотдолларовый чемодан. С Пабло я все улажу. Договорились?

Пеппер перестала плакать, вытерла глаза и переоделась в джинсы и футболку. Затем аккуратно уложила подарки в большой пластиковый пакет.

— А что ты делаешь после пяти, когда заканчиваешь с клиентами? — поинтересовался Фредди.

— Еду в центр, обедаю в каком-нибудь кафе, а потом отправляюсь на занятия. Сегодня у меня лекция по английскому. Начинается в восемнадцать пятнадцать, заканчивается без двадцати восемь. Правда, иногда мистер Тэрнер отпускает нас пораньше — особенно когда задает на дом письменную работу.

«Интересно, почему она мне врет?» — подумал Фредди. Да такую дуру ни один колледж на порог не пустит. Хотя... Среди зэков в Сан-Квентине было несколько человек с высшим образованием. Конечно, им доставалась лучшая работа, но в остальном они не особо отличались от других зэков. Может, девчонка и не врет. Фредди был не в курсе требований, предъявляемых к студентам высших учебных заведений, но, возможно, женщинам даются некоторые послабления. К тому же, у девки есть автомобиль. Было бы неплохо, если бы она повозила Фредди по городу, показала, где что находится. А то покамест Майами представлялся ему нагромождением белых зданий, перемежающихся кое-где пятнами зелени.

— Вот что я тебе скажу, Пеппер. Я угощу тебя ужином, а потом дождусь тебя с занятий. Хотелось бы, чтобы ты покатала меня по городу. Раз у тебя есть водительские права, значит и автомобиль имеется?

— Вообще-то это машина брата, но на ней все время езжу я. Сегодня мне нужно заехать к брату в аэропорт в половине девятого. Я должна забрать у него деньги и положить их на наш счет в банке. Он всегда отдает мне дневную выручку, потому что там, где брат работает, сотрудникам не разрешают иметь автомобиль, и в банк езжу я.

— А вы с братом разве не вместе живете?

— Уже нет. Раньше мы снимали квартиру на двоих — когда только приехали сюда из Окичоби, но сейчас я живу отдельно.

— Что ж, можно и в аэропорт прокатиться. Я тебе заплачу, или куплю что-нибудь выпить... Могу в кино сводить. Что скажешь?

Сьюзи улыбнулась.

— Я согласна. Меня еще никто не приглашал на настоящее свидание с тех пор, как я переехала в Майами. А переехала я, мистер Готтлиб...

— Давай перейдем на «ты». Можешь звать меня просто «Младший».

— Младший? Хорошо. А ты тогда зови меня Сьюзи. Пабло велел мне взять псевдоним Пеппер,[1]чтобы клиенты думали, будто я — страстная натура. Пабло мой менеджер, и он здорово разбирается в этих делах. Ты знаешь, почти все мужчины начинают смеяться, когда я говорю им, что меня зовут Пеппер. А ты, Младший, не засмеялся. И мне кажется, что ты ужасно симпатичный.

— Я и впрямь симпатичный, Сьюзи. И ты мне очень нравишься... Я вот что придумал. Оставь пакет с одеждой здесь, и отдай Пабло пустой чемодан. Тогда он не узнает о том, что тебе досталось столько клевых вещей. А пакет вынесу из отеля я сам.

— Я обычно ужинаю «У бабули». Это ресторан здорового питания прямо напротив студенческого городка, в восьми кварталах отсюда. Я пойду туда пешком, потому что оставила машину на стоянке возле колледжа, но ты можешь доехать на такси. Все таксисты знают этот ресторанчик — даже те, кто не говорит по-английски, — сказала Сьюзи, вручая ему пакет с одеждой.

— Значит, увидимся «У бабули» в пять часов? — уточнил Френгер.

— Давай в пятнадцать минут шестого. Я постараюсь освободиться пораньше.

— Договорились. Удачного тебе дня, Сьюзи.

— Спасибо. Только не говори ничего Пабло, хорошо? Нам нельзя назначать свидания клиентам вне отеля — вот почему я не хочу, чтобы он видел нас выходящими из отеля вместе.

— Пабло — обыкновенный засранец. Суну ему десятку, и он будет прыгать от радости. Не бойся, ругать он тебя не станет. А про свидание я ему ни слова не скажу. Будь уверена.

Сьюзен зарделась и застенчиво потупила взор:

— Можешь чмокнуть меня в щечку, чтобы скрепить обещание поцелуем? Тогда я буду уверена, что ты придешь на свидание. Я знаю, что вы, мужчины, не любите целовать нас в губы...

— Отчего же? Я с удовольствием поцелую тебя в губы.

— Правда?

Фредди прильнул к ее губам легким, нежным поцелуем, а потом проводил до дверей. Сьюзен одарила Фредди улыбкой и помахала ему на прощанье рукой. Фредди закрыл за нею дверь, навесил цепочку... Ну, конечно! Она забыла взять чемодан, а ему еще пакет с одеждой тащить. Фредди решил, что отдавать десять долларов Пабло он не станет, а вместо денег вручит этому засранцу чемодан.

Поскольку пакет с одеждой остался у Френгера, он не сомневался в том, что Сьюзи придет на свидание.

У него еще была куча времени для того, чтобы совершить небольшую вылазку в магазины.

Глава 4

По уставу сержантам полиции полагалось иметь отдельный кабинет, запирающийся на ключ, поэтому Билл Хендерсон и Хок Мозли ютились в крохотном закутке, деля один — правда, большой, — стол на двоих. Гораздо уютнее сержантов чувствовали себя младшие по званию детективы, сидевшие в просторной комнате, в углу которой и притулился кабинет Хендерсона и Мозли. Три из четырех стен кабинета были стеклянные, а единственную нормальную стену украшал большой плакат, изображавший руку с револьвером, нацеленным на зрителя. Надпись под револьвером гласила: «ПОЧУВСТВУЙ СЕБЯ КОРЕННЫМ МАЙАМЦЕМ».

Весь день Хендерсон и Мозли составляли отчет. Братьев Пиплс пришлось допрашивать по-одному, поскольку четыре человека в стеклянный кабинет попросту не помещались. Пиплсы отвечали на вопросы раздраженно и вообще вели себя недружелюбно, поэтому обратно в аэропорт они отправились не на патрульной машине, а на такси.

Хок подбросил монетку. Выпала «решка», а это означало, что Билл Хендерсон проиграл, и именно ему придется звонить в Окичоби отцу умершего Мартина Уэггонера, чтобы сообщить печальную новость. Пока Хендерсон звонил старшему Уэггонеру, Хок спустился в буфет и купил два кофе в пластмассовых стаканчиках. Свой кофе он выпил прямо в буфете, а второй стакан взял с собой — для Хендерсона. Билл отхлебнул глоток успевшего остыть напитка, закрыл стаканчик пластмассовой крышечкой и выбросил его в мусорное ведро.

— Мистер Уэггонер сказал, что Мартин жил в Майами вместе с сестрой. Говорит, не поверю в смерть сына, пока его не опознает моя дочь. Говорит, Мартин был очень религиозным мальчиком и никогда не ввязывался ни в какие стычки. Я ему сказал, что никакой стычки и не было, объяснил, как все произошло, а он ответил, что я чего-то не договариваю. Вот бедняга... Могу себе представить, каково его состояние. Я сам чувствовал себя лжецом, когда говорил, что его сын умер от перелома пальца.

— Билл, он умер не от перелома пальца. Он умер от шока.

— Ну да. — Хендерсон пожал плечами. — Я так и сказал. Процитировал ему дока Эванса... Короче говоря, я свое дело сделал, так что можешь ехать за девчонкой. Пусть опознает брата.

— Постой-постой... Ведь это ты проиграл по жребию!

— И позвонил мистеру Уэггонеру. Насчет сестры уговора не было. Тем более, меня жена ждет к ужину. У нас сегодня гости. Ты человек холостой, одинокий...

— Не холостой, а разведенный.

— Все равно — одинокий. Не связан никакими обязательствами...

— Я выплачиваю алименты бывшей жене и двум несовершеннолетним дочерям.

— Хок, ты разбил мое сердце! У тебя же все вечера свободные. Тебе нечем заняться, у тебя нет друзей...

— А мы с тобой разве не друзья?

— Друзья. Именно поэтому ты должен заняться сестрой Мартина Уэггонера, пока я буду ужинать со своей деспотичной женой, сыном-балбесом и прыщавой дочкой. И при этом мне еще предстоит угощать выпивкой и развлекать беседами гостей — семейную пару, которая так нравится моей жене, и которую я на дух не переношу.

— Ладно. Раз уж ты рассказал мне о радостях жизни, которых я лишен, то так и быть, съезжу за девчонкой. У тебя есть ее адрес?

— Есть. Я уже навел кое-какие справки. Записывай. Она живет в Кендалле, жилой комплекс «Сосенки», 157-я авеню, дом 6, корпус «Восток», квартира 418.

— Кендалл? Да это же у черта на рогах! — возмутился Хок, записывая адрес к себе в блокнот.

— Ты везунчик, Хок. Серьезно. Ее сейчас нет дома. Сьюзен Уэггонер учится в колледже Дейд, и сегодня у нее занятия, которые начнутся в шесть пятнадцать. Я уже звонил в колледж, тебя там ждут. Зайдешь в учебную часть, и девчонку вызовут прямо с занятий. Так что у тебя еще есть время пропустить стаканчик-другой.

— Ты хочешь сказать, что все устраивается наилучшим образом? Билл Хендерсон едет домой ужинать, а я везу истеричную девчонку в морг, чтобы она полюбовалась на дохлого братишку. Потом, скорее всего, придется везти ее домой в этот чертов Кендалл и там еще приводить девчонку в чувство. А потом переться обратно. Если мне крупно повезет, то успею к одиннадцатичасовому выпуску новостей.

— Что ты ноешь, Хок? Тебе же заплатят сверхурочные.

— Не сверхурочные, а компенсационные. Сверхурочные я в этом месяце уже получил.

— Какая разница?

— Компенсационные на двадцать пять баксов меньше. По-моему, мы уже обсуждали этот вопрос, Билл.

— Точно. В прошлом месяце. Ты тогда поехал домой спать, а я торчал в этой растреклятой скобяной лавке до четырех утра.

— Что ты ноешь, Билл? Тебе же заплатили сверхурочные.

— Не сверхурочные, а компенсационные.

— Какая разница?

— Компенсационные на двадцать пять баксов меньше.

Оба дружно расхохотались, но чувствовалось, что смех Хока Мозли натянутый. Он не мог решить, что хуже — сообщать отцу о смерти сына, или сестре — о смерти брата, но все же был рад, что ему не пришлось сегодня делать и то, и другое.

Глава 5

Вот теперь Фредди выглядел как коренной житель Майами. Он купил себе светло-голубую рубашку навыпуск, белые полотняные штаны, украшенные многочисленными вышитыми теннисными ракетками, летние мокасины с кисточками из патентованной белой кожи, ремень с хромированной пряжкой в виде дельфина и светло-голубые носки в тон рубашке. Приодевшись, он постригся и побрился в гостиничной парикмахерской, что стоило ему 28 долларов. Фредди попросил парикмахера приплюсовать эти деньги к счету за проживание, что тот и сделал с радостью, поскольку Френгер одарил его щедрыми чаевыми. В общем, Фредди стал похож на истинного флоридца — или, по меньшей мере, на туриста из Пенсильвании, который провел в Майами весь отпуск.

Он приехал в ресторан «У бабули» около пяти и заказал стакан чаю, ароматизированного женьшенем. Фредди никогда еще не пробовал женьшеневый чай. Напиток показался ему горьким, но он добавил в стакан три ложки сахара, и неприятный привкус исчез. Толстозадая официантка-кубинка подошла к Фредди, чтобы принять заказ, но он ответил, что ждет подружку и сделает заказ после того, как она придет. Названия блюд ни о чем Френгеру не говорили, и он решил, что закажет те же блюда, которые выберет Сьюзен.

Даже несмотря на три ложки сахара, женьшеневый чай показался Фредди отвратительным, но он был все же лучше того мерзкого пойла, которое официантка назвала обычным чаем. Френгер решил покурить, но обнаружил, что сигареты кончились. С момента выхода из тюрьмы он выкурил одну пачку «Уинстона». Фредди подозвал официантку и попросил принести пачку «Уинстона-100», но кубинка ответила, что «У бабули» не курят, и вообще «сигареты отравляют организм».

Фредди не очень-то огорчился, поскольку на самом деле курить ему не хотелось. Он вспомнил, с каким трудом бросал курить. Все началось с шести суток в карцере. Выйдя из каменного мешка, Фредди уже не чувствовал потребности в куреве, но психологически отказаться от табака было очень трудно. В тюрьме практически невозможно остаться наедине с собой, поэтому заключенные очень ценят перекуры. Сигарета не только позволяет убивать время — курильщику есть чем занять руки. Те несколько дней, когда Фредди без дела шатался по двору, превозмогая желание затянуться сигаретой, были самыми тяжелыми в его тюремной жизни. Потом, слава Богу, он начал качаться, и стало полегче. Тем не менее, выйдя на свободу, Фредди первым делом зашел в табачную лавку на автовокзале в Сан-Франциско и купил пачку «Уинстона». Эти сигареты нравились ему из-за ярко-красного цвета пачки. Курение ассоциировалось у Фредди со свободой, и только сейчас ему пришло в голову, что на самом деле пристрастие к табаку — разновидность рабства. Фредди решил, сидя в ресторане, завязать с курением окончательно. А то ведь можно опять привыкнуть к сигаретам — мучайся потом в тюряге по новой...

Сьюзен появилась буквально пару минут спустя. Она помахала рукой с порога и направилась к столику у стены, где ее ждал Фредди. Когда Сьюзи садилась, ей пришлось пригнуться, чтобы не задеть головой кашпо с зачахшим папертником. Она была очень рада встрече.

— Ты забыла чемодан, — сказал Френгер, — но я сам отдал его Пабло. Пакет с одеждой под столом.

— Я оставила чемодан нарочно. Почти все служащие отеля знают, чем я там занимаюсь, и почти всем я не нравлюсь. Они вообще не любят проституток, потому что мы зарабатываем больше них.

Если бы какая-нибудь горничная увидела меня с чемоданом, она сразу настучала бы начальнику охраны — мол, проститутка стащила чей-то чемодан. И даже если бы я сказала начальнику охраны правду, он непременно захотел бы проверить мои слова. Значит, он поднялся бы к тебе в номер. А у тебя нет никакого багажа, кроме этого чемодана. Могли возникнуть проблемы. Мне кажется, что ты, уходя от жены, второпях просто перепутал чемоданы... Я права?

— Пожалуй. Ты меня удивила, Сьюзи. Не думал, что ты умеешь логически мыслить.

— Я не всегда была такой. Когда я еще жила в Окичоби и училась в школе, меня интересовали только развлечения. Но здесь, в колледже, учителя требуют от нас умения самостоятельно мыслить.

— Окичоби? А где это?

— Рядом с озером. Это к северу от Майами, по дороге в Диснейуорлд.

— С каким еще озером?

— Озером Окичоби! — засмеялась Сьюзи. — Это самое большое озеро на юге. Вся питьевая вода поступает в Майами из Окичоби.

— Я ведь из Калифорнии, поэтому ни хрена не знаю про Флориду.

— А я ни хрена не знаю про Калифорнию. Так что мы квиты.

— В Калифорнии тоже есть большие озера. Тахо, например. Слышала про такое озеро?

— Слышать слышала, но не знала, что оно находится в Калифорнии.

— Ну, не совсем в Калифорнии — через него проходит граница между Калифорнией и Невадой. В Неваде разрешены азартные игры. Там полно казино.

— Во Флориде азартные игры запрещены. Можно только делать ставки на конных и собачьих бегах, на матчах по хай-алай...[2]Да, еще можно ставить на собачьих и петушиных боях, но для этого надо знать, где они проводятся. Все остальные азартные игры губернатор штата считает аморальными.

— Он что, иезуит?

— Иезуиты — это католики, да?

— Образованные католики, насколько мне известно.

— Нет, он протестант. Католикам тут делать нечего.

— Расскажи-ка мне про Окичоби и о том, почему ты перебралась в Майами.

— Ну, во-первых, в Окичоби гораздо жарче, чем в Майами. И все время идут дожди — потому что озеро рядом. Окичоби — маленький городок, но там полно всяких развлечений — танцы, кегельбан, отличная рыбалка... Но если у тебя нет вкуса к сельской жизни, то в Окичоби делать нечего. Женщине там карьеру не сделать. Единственный способ устроить свою жизнь — выгодно выйти замуж, но лично ко мне никто не сватался. Я выполняла роль домохозяйки, прибиралась, готовила для папы и брата... А потом забеременела и приехала в Майами, чтобы сделать аборт. Папа сказал, что я поступила омерзительно, и велел не возвращаться...

— Я читал в «Ридерз дайджест», что примерно сорок процентов забеременевших женщин не состоят в браке. У тебя, наверное, суровый отец?

— Мой брат, Марти, разругался тогда с отцом вдрызг. Он сказал, что судить людей может только Господь, а у папы нет никакого права осуждать меня. Отец так рассвирепел, что Марти тоже пришлось уехать со мной. Папа и ему велел никогда не возвращаться. Марти очень религиозный, а отец вообще ни во что не верит.

— И вы с братом приехали в Майами?

— Ага, — кивнула Сьюзи. — На автобусе. Мы с Марти очень близки. Он всего на десять месяцев старше, и всегда заступался за меня перед отцом.

Сьюзен перебила подошедшая официантка:

— Принести еще чаю, или будете что-нибудь заказывать?

— Мне, как обычно, салат «Цирцея», — сказала Сьюзен.

— Мне тоже, — кивнул Фред д и.

— Отличный салат, тебе понравится, — заверила его Сьюзи и продолжила: — Папа очень вспыльчивый человек, но он быстро отходит. Думаю, вернись мы с Марти домой, отец бы нам и слова не сказал. Но мы тут так хорошо устроились, что возвращаться в Окичоби нет смысла. Мы откладываем деньги, чтобы накопить на закусочную «Бургер Кинг». Марти хочет в будущем заключить договор франчайзинга с этой компанией и открыть закусочную в Окичоби. Он бы стал дневным менеджером, а я — ночным. Заработаем денег, построим дом на берегу озера, купим катер...

— Я смотрю, Марти все рассчитал.

Сьюзен кивнула:

— Именно поэтому я пошла учиться в колледж. Вот сдам английский и социологию, и буду специализироваться по менеджменту.

— А что по этому поводу думает ваша мама? Как она реагировала на ваш отъезд?

— Я понятия не имею, где сейчас мама. И отец не знает. Она сбежала от нас, когда мне было пять лет, с водителем-дальнобойщиком, который зашел пообедать в придорожную забегаловку, где она работала официанткой. Отец нанял частного детектива, чтобы тот отыскал маму, и он проследил ее путь до Нового Орлеана, но там потерял все следы... А мы с Марти здесь очень хорошо устроились. Марти вступил в общину кришнаитов, собирает подаяние и каждый день отдает мне не меньше ста баксов, а я кладу их в банк на наш счет. Конечно, Марти приходится гораздо тяжелее, чем мне — он не имеет права ночевать вне ашрама, подъем у него в четыре утра... Но он готов работать без выходных — сто баксов в день ведь совсем неплохие деньги! Марти просит милостыню в аэропорту.

— Я сегодня как раз видел одного кришнаита в аэропорту. Что-то я не врубаюсь во все эти кришнаитские дела. Откуда они взялись? Название у них какое-то странное, неамериканское...

— Ну, это что-то вроде религиозной секты, которая образовалась в Индии. Они профессиональные попрошайки, собирают милостыню по всему миру. В Штатах их тоже полно. Наверняка они и в Калифорнии есть.

— Может быть. Просто я раньше о них не слышал.

— Марти сразу просек, что это очень выгодное дело — легальное попрошайничество. — Сьюзен перегнулась через стол и понизила голос: — Марти один доллар отдает кришнаитам, а второй кладет к себе в карман. Поскольку кришнаиты — религиозная организация, то им можно собирать милостыню в аэропортах. Если бы Марти вздумал попрошайничать сам по себе, его бы тут же упекли за решетку.