Школа ночи

      СЦЕНА 5
      Комната Кида в жилом доме в Лондоне.
      Раннее утро. Слышно, как часы на городской башне бьют четыре раза. Продолжается стук в дверь.
      КИД вскакивает, завернувшись в одеяло, лихорадочно соображает, что можно спрятать.
      СКЕРС (за сценой). Открыть! Немедленно! Именем королевы! Неповиновение считается изменой. Считаю до пяти: раз, два, три, четыре, пять!
      CКЕРС и ПОЛИ взламывают дверь и врываются в комнату. Мы видим, что в тени за дверью стоит еще кто-то. СКЕРС и ПОЛИ действуют профессионально. Прежде всего они удостоверяются, что им не грозит никакая неожиданная опасность. В каждой руке у ПОЛИ по пистолету - стволы направлены в голову Кида. В руках у СКЕРСА тяжелая палка. Ей он будет колотить по стенам и полу, чтобы постоянно держать Кида в напряжении и страхе. Их манера отдавать приказания и задавать вопросы свидетельствует о намерении сбить жертву с толку.
      СКЕРС. Не двигаться! Покажи руки!
      ПОЛИ (делает жест рукой с пистолетом). Быстро!
      СКЕРС. Одеяло в руки! В обе руки!
      Ничего не соображая, КИД хватает за края одеяла.
      ПОЛИ. Теперь медленно разверни одеяло. Очень медленно! Так. Еще!
      Стоя спиной к зрителям, КИД разворачивает одеяло: видно, что он совершенно голый и не вооружен. СКЕРС приподнимает нижний край одеяла палкой.
      ПОЛИ. Раздвинуть ноги! Шире!
      СКЕРС. Где ты его прячешь? Говори!
      КИД. Что?
      Пытается прикрыть руками гениталии.
      ПОЛИ. Яйца твои нас не интересуют. Где оружие?
      СКЕРС. Оружие! Живо!
      КИД. На кровати... Нож...
      ПОЛИ. Осторожно возьми и дай сюда.
      КИД. Я как раз собирался вам сказать...
      СКЕРС. Кинжал. Сделан во Франции. Был спрятан в постельном белье...
      КИД. Да нет же...
      СКЕРС. Тайное хранение холодного оружия.
      КИД. Дайте же сказать. И вообще, кто вы такие?
      Снизу слышится голос женщины.
      ГОЛОС: Том? С тобой все в порядке, Том?
      ПОЛИ подходит к двери, вопросительно смотрит на стоящего в тени человека. Тот кивает.
      ПОЛИ. Эй, Мойстон, заткни ее!
      ГОЛОС ЖЕНЩИНЫ (крик). Том! Том!
      СКЕРС (чуть понизив голос). Мы офицеры Тайного Совета и должны произвести здесь обыск. Безопасность ее августейшего величества и английского королевства!
      КИД. Обыск? Но что вы хотите искать?
      ПОЛИ. Завернись в одеяло.
      СКЕРС. Подлый клеветник. Ты обвиняешься в сопротивлении офицерам ее величества, тайном хранении оружия, недоносительстве. Кроме того, ты осмелился предстать голым перед офицерами ее величества и тем самым нанес оскорбление королеве, которой мы имеем честь служить. Довольно с тебя? Будешь и дальше сопротивляться?
      КИД. Нет.
      ПОЛИ принимается просматривать бумаги.
      СКЕРС. Тебя зовут Кид? Не смотри на него.
      Т.е. на Поли.
      Кид?
      КИД. Да...
      СКЕРС. Поэт?..
      КИД. В некотором роде... Писатель.
      СКЕРС. Стихи пишешь?
      КИД. Иногда...
      СКЕРС. На стенах?
      ПОЛИ (читает). "Королева-кровосмесительница приняла яд..."
      КИД. Это пьеса. Королева в пьесе...
      ПОЛИ. Вчера тебя видели во дворе голландской церкви.
      КИД. Нет, я все время был здесь. Только...
      ПОЛИ. Твоя личность была установлена. А вскоре на стене обнаружились написанные краской стишки бунтарского и клеветнического содержания. Только что ты сам признался, что сочиняешь стихи. И на пальцах у тебя следы краски.
      КИД. Это чернила! Чернила! Я пишу чернилами. Можете все обыскать. Ничего запрещенного вы все равно не найдете. Я никогда не говорил и никогда ничего не скажу против ее величества.
      СКЕРС. А против Господа нашего? Вот это что такое?
      КИД. Старые бумаги. Мусор.
      СКЕРС. Мусор? Зачем же ты его хранишь? А ну-ка повернись. Лицом к стене!
      КИД выполняет приказ. СКЕРС протягивает кипу бумаг человеку, до сего момента находившегося в тени за дверью, но теперь вошедшего в комнату. Это ИНГРАМ ФРАЙЗЕР. Наклонившись к лампе, ФРАЙЗЕР читает бумаги
      ПОЛИ. Лицом к стене!
      СКЕРС. Твои бумаги?
      КИД. Мне дали их на хранение. И забыли взять обратно.
      СКЕРС. Это сочинения атеистического содержания. Ты атеист?
      КИД. Нет...
      СКЕРС. Но водишь знакомство с атеистами? Хочешь, назову тебе имя? Тебе знаком человек по имени Марло?
      КИД. Знаком...
      СКЕРС. Два года назад вы жили с ним в этой комнате. Это его бумаги?
      КИД. Нет, не думаю...
      Пытается говорить беззаботным тоном.
      Уж он-то свои бумаги никому бы не оставил. Когда-нибудь они будут кое-что стоить.
      ПОЛИ. Не когда-нибудь, а теперь. Слушай внимательно. Тебе будет предоставлена возможность донести на него. Если ты откажешься сделать это сейчас, тебя отведут в тюрьму Брайдвелл. Там тебе предоставят вторую возможность, но твой первый отказ может быть использован против тебя. Если ты вновь откажешься, тебя отведут в подвал и покажут орудия пыток. И здесь у тебя будет последняя возможность донести на него.
      СКЕРС. Лицом к стене!
      ПОЛИ. Ты не любишь этого человека. Он не раз унижал тебя, обращался с тобой жестоко. Ты ровным счетом ничем ему не обязан. Итак. Это его бумаги?
      КИД. Не думаю... О Кит! Кит! Кит! Что мне делать, Кит?!
      КИД не в силах сдерживать охватившие его тело конвульсии. За его спиной ФРАЙЗЕР берет лист бумаги, перо и уходит.
      КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ.
      ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
      СЦЕНА 1
      Скэдберри. Сад поместья Уолсинхэма. Смеркается.
      МАРЛО, СТОУН и чета УОЛСИНХЭМОВ смотрят, как актер в маске, играющий АРЛЕКИНА, аккомпанирует на лютне поющей КОЛОМБИНЕ. В роли КОЛОМБИНЫ выступает РОЗАЛИНДА. На ней белый грим и поэтому ее трудно сразу узнать.
      Входит ПАНТАЛОНЕ. Он угрожающе приближается к Арлекину. Они начинают двигаться кругами, глядя друг другу прямо в глаза. При этом АРЛЕКИН продолжает играть на лютне.
      Сцена должна произвести зловещий эффект: все это шутка или люди в масках действительно представляют опасность?
      ПАНТАЛОНЕ. О повера фиглиола! Тогли ле мани ди доссо а квеста фиглиола!9(
      КОЛОМБИНА. Синьор Панталоне. Ио л(амо!10(
      ПАНТАЛОНЕ. Импоссибиле!11(
      ПАНТАЛОНЕ принимается бить Арлекина, затем хватает Коломбину и волоком тащит ее за сцену.
      АРЛЕКИН теперь изображает влюбленного с разбитым сердцем. Он достает пистолет, прижимает дуло к виску, нажимает курок, но пистолет не стреляет. АРЛЕКИН знаками показывает, что идет дождь и порох вероятно отсырел. Потом он достает веревку, делает петлю, надевает себе на шею, смотрит по сторонам в поисках предмета, к которому можно было бы привязать веревку. Ничего не найдя, он пытается сам себя повесить, но лишь с грохотом падает на пол. Тогда он обращается к зрителям на сцене по-итальянски/
      АРЛЕКИН. С(е квалькуно фра лор че пуо престрами аиуто?12(
      Обращаясь к Одри.
      Леи форсе, белла синьора?13(
      МАРЛО. Он просит зрителей помочь ему.
      АРЛЕКИН. Меглио анкора! Ун волонтарио че си уччида кози поссо верде коме си фа!14(
      МАРЛО. Кто-нибудь согласен убить себя, дабы он увидел, как это делается?
      АРЛЕКИН. Ведиамо! Ведиамо! Дове аттако ля фуне острега.15(
      Нессуно че ми аиута? Орбене ми уччидеро ди рисате.16(
      МАРЛО. Подумав, он все-таки решил, что лучше умрет от смеха.
      АРЛЕКИН принимается щекотать себя, разражаясь грубым хохотом, характерным для этого персонажа. Внезапно обрывает смех, плутовато улыбается зрителям, отвешивает поклон.
      Появляются КОЛОМБИНА и ПАНТАЛОНЕ и тоже кланяются. Актеры, игравшие АРЛЕКИНА и ПАНТАЛОНЕ, благодарят зрителей и уходят.
      АКТЕРЫ. Ви ринграцио а номе ви егееш ди кози грата аудиенца э ви салюто. Аддио!17(
      РОЗАЛИНДА. Спасибо! Спасибо! Тристано и Бернардино благодарят вас за ваши аплодисменты. Будь здесь вся наша труппа, мы сыграли бы для вас что-нибудь более серьезное. Хотите, мы на бис сыграем "Принцессу Фез"? Там я принимаю яд и умираю от несчастной любви.
      МАРЛО. Только не "Принцессу Фез".
      РОЗАЛИНДА. Тебя никто не спрашивает.
      УОЛСИНХЭМ. Да, да, Розалинда. Мы хотим на бис.
      РОЗАЛИНДА. Значит, так тому и быть. Я поговорю с актерами.
      Дает понять, что делает это ради Уолсинхэма, а не Марло.
      МАРЛО. Видали этого Арлекина? Как он подцепил нас на крючок и выволок на землю. Вот, что такое комедия - наживка, скрывающая крючок.
      ОДРИ. Я думала, комедия - это то, над чем смеются.
      МАРЛО. Что такое смех? Рыба, открывающая рот.
      ОДРИ. Ты ничего не смыслишь в комедиях!
      МАРЛО. Зато я знаю, что когда мы смеемся, мы наиболее уязвимы. И учитывая сложившееся положение, я постараюсь не разжимать губ. А то еще глядишь - попадусь на крючок.
      ОДРИ. Какой крючок?
      МАРЛО. Крючок это цель. Цель комедии. Цель любой пьесы. Показать зло и безумие, царящие в этом мире. Конечно, я могу ошибаться. Вот Уильям Шекспир, наверное, считает, что я ошибаюсь. И раз так считает сам Уильям Шекспир, мне ничего не остается, как допустить вероятность того, что я ошибаюсь.
      СТОУН. По-моему мы договорились, что пока театры закрыты из-за чумы, Уильяма Шекспира не существует.
      МАРЛО. Ах так? Ну что ж, выведите его наружу, вытряхните из него пыль, а потом дайте ему высказать мнение.
      СТОУН. Я полагаю под целью пьесы ты подразумеваешь свою собственную цель. А если есть, что-то отдельное от пьесы и называемое целью автора, пьесе это может только навредить.
      ОДРИ. Ну-ну...
      МАРЛО. Он хочет сказать... Старина Уильям хочет сказать, что если комедия - наживка, скрывающая крючок, то мы имеем право соскочить с этого крючка.
      СТОУН. А может, цель в том, чтобы покормить рыбу, а не поймать ее.
      МАРЛО озадачен этими словами, но быстро приходит в себя.
      МАРЛО. Довольно говорить о пьесах. Посвятим себя поэзии. Пусть театры остаются закрытыми. Мы обоснуемся здесь, под этой луной, в этой деревенской ночи, и будем сочинять при свете звезд. Здесь наша Аркадия, наша Академия. Здесь мы забудем всех, кто пытается вредить нам, кто ставит нам ловушки, пусть даже ловушки в виде сладчайших земных наслаждений. К черту пьесы!
      РОЗАЛИНДА чувствует себя отвергнутой.
      РОЗАЛИНДА. Сам ты пошел к черту! Пиши с ним свои стихи в вашей мужской Аркадии. Пишите своих Леандра и Адониса. Кому вы нужны? Нам вы не нужны. В "Коммедиа" нам не нужны писатели. Мы берем историю и мы сами сочиняем слова. Мы - актеры! Мы свободны. И плюем на вас!
      У х о д и т.
      ОДРИ. Как можно быть такой бессердечной.
      СТОУН. Они никогда не свободны.
      ОДРИ. Кто "они"?
      СТОУН. Актеры. Как могут быть актеры свободны от писателя. Если актеры сочиняют пьесу, она утрачивает неповторимость. То есть неповторимость того мира, который открывается лишь одному человеку. Неповторимое - значит единственное. Это я. Я один.
      МАРЛО. И воплощение этого неповторимого мира и есть цель автора?
      СТОУН. Нет, это потребность души.
      УОЛСИНХЭМ. Объясни разницу.
      СТОУН. Первое - это то, что создаю я. Второе - то, что создается ДЛЯ меня. Первое мне известно. Второе - никогда.
      УОЛСИНХЭМ чувствует, что МАРЛО задет этими словами.
      УОЛСИНХЭМ. Но разве не могут два человека увидеть одно и то же? Разве не может мысль одновременно прийти в голову двум людям?
      СТОУН. Двум - возможно. Но не трем, не шести, не дюжине.
      МАРЛО. Папа Римский сказал бы, что миллионы людей могут видеть и чувствовать одно и то же.
      СТОУН. Это правда. Видеть и чувствовать. Но не создавать.
      ОДРИ. Выходит, когда паства преклоняет колена в молитве, ничего не создается?
      УОЛСИНХЭМУ надоели инквизиторские манеры его жены.
      УОЛСИНХЭМ. Он говорит о театре, а не... о теологии. Миллион - это зрители, которые видят одно и то же, но сами создать то, что видят, они не в состоянии. Я горд, что двое таких людей говорят на такие темы в моем доме. Спросим себя: зачем нам обсуждать эти темы? Конечно, же не ради собственного удовольствия, а во имя того, чтобы в этой стране и во славу ее величества изящные искусства и философия были бы свободны от догм.
      МАРЛО. Боже шелудивый, избавь нас от твоих блох!
      ФРАЙЗЕР. Всадники!
      УОЛСИНХЭМ. Где?
      ФРАЙЗЕР. Вон там. Тени на стене.
      СТОУН. Их трое.
      УОЛСИНХЭМ. Кто-то идет через лужайку.
      СТОУН. Розалинда.
      МАРЛО. Сейчас будет нам "на бис"!
      Входит РОЗАЛИНДА, стараясь сохранять спокойствие.
      РОЗАЛИНДА. Кит! У них предписание.
      МАРЛО. Что? Они собираются прервать спектакль?
      УОЛСИНХЭМ. Кто они такие?
      РОЗАЛИНДА. Ее люди. Один в мундире констебля. А у другого на груди герб.
      ФРАЙЗЕР. Должно быть это Маундер. Посланник королевы.
      РОЗАЛИНДА (К Марло). Утром ты должен предстать перед ее Советом.
      УОЛСИНХЭМ. Я поговорю с ними.
      РОЗАЛИНДА. Я сказала, что тебя здесь нет. Пока он будет говорить с ними, ты сможешь улизнуть. Тристано и Бернардино завтра отправляются в Дувр. Ты можешь прикинуться одним из труппы. Тем более, что ты говоришь по-итальянски.
      ОДРИ. У него нет паспорта.
      РОЗАЛИНДА. У меня сохранился отцовский паспорт. Никто ничего не заподозрит. Пусть назовется его именем.
      МАРЛО. Я многого пытался достичь в этой жизни, но стать отцом - это выше моих возможностей. Том, подожди меня. Все Аркадии кончаются тем, что появляется посланник.
      К Стоуну.
      Гермес явился за Аполлоном
      К Уолсинхэму.
      Я не могу встать между тобой и твоим рыцарским долгом. Но сделай так, чтобы со мной обращались, как с джентельменом.
      МАРЛО, УОЛСИНХЭМ, СТОУН и РОЗАЛИНДА уходят. ОДРИ и ФРАЙЗЕР стараются сдержать радость, говорят тихими голосами.
      ОДРИ. Дело сделано!
      ФРАЙЗЕР. Я думал, они никогда не приедут.
      ОДРИ. Мне хочется петь!
      Неожиданно впивается поцелуем в губы Фрайзера.
      З а т е м н е н и е.
      СЦЕНА 2.
      Весминстер. Тюремные решетки.
      МАРЛО за столом что-то пишет при свете свечи. Слышен лай и вой собак. МАРЛО прислушивается.
      МАРЛО. Маленькая комната. Рядом с рекой. Так близко, что вода проникает сквозь камни. Трупный нектар.
      Брызгает на носовой платок какой-то жидкостью - видимо, средство против чумы, - прижимает платок к носу и губам.
      Ты слышишь? Собаки Лондона оплакивают своих мертвых. Хозяев и хозяек, чей прах теперь удобряет розы, посаженные тем, другим божеством. Собаки обнюхивают трупы хозяев, выбегают на улицу и там умирают. Они лежат штабелями по всему Лондону. А ОН взирает на все это с небес, и черный плащ его развивается на ветру... Чем провинились эти люди? Эти простые люди, рожденные в нищете... Какое страшное зло они совершили? За какое чудовищное преступление навлекли они на себя смерть, которая не щадит ни старого, ни малого. Может, где-то в самых потаенных уголках души все они были атеистами? Что скажешь, Блохастый? Ты тоже предал меня? Иначе я бы не оказался здесь. Шелудивый хитрец! Я поверяю тебе свою мечту о преображении, молю тебя о милости, и вот по этой твоей милости я оказываюсь в Вестминстере. Разве может преображение свершиться в Вестминстере?
      Бой часов.
      Здесь все происходит наоборот. Здесь золото вдохновения и надежды и переплавляется в свинец. Итак, что же они собираются сделать со мной? Оставят сидеть в тюрьме. Ну что ж, по крайней мере в целом виде. В Венеции преступников топят. Это тоже неплохо. Лучше, чем быть сожженным на костре. Даже виселица лучше костра. Даже после четвертования, в том, что от тебя осталось можно распознать некое подобие человеческого существа. Но огонь... Он уничтожает все связи с жизнью. Есть что-то издевательское в этом черном обрубке, когда утверждают, что когда-то он был человеческим существом. Поэтому к сожжению приговаривают за преступные мысли. Никто не боится огня больше, чем я. Будь я уверен, что меня обвиняют в атеизме, я бы быстренько признался в измене. За это мне бы грозила всего лишь веревка или удар кинжала. Когда это было? Вчера? Розалинда рассказывала как однажды она играла Принцессу Фез. В этой пьесе возлюбленному принцессы вырезают сердце и дают ему взглянуть на него за мгновение до смерти. Говорят, что один палач в Тайбэрне умеет проделывать то же самое - вырезает у жертвы сердце так быстро, что оно еще бьется на его ладони. Это лучше, чем быть сожженным. В последнее и самое яркое мгновение жизни увидеть перед собой собственное сердце, свободное, как птица, бьющееся в лучах солнца!
      В замке поворачивается ключ. МАРЛО возвращается к своим записям.
      ГОЛОС РЭЛИ (за сценой). Дайте ключ. И стойте у дверей.
      ГОЛОС ОХРАННИКА (за сценой). Слушаюсь, сэр!
      Входит РЭЛИ.
      МАРЛО. Уолтер! Я думал, это "ОНИ"...
      РЭЛИ. Мальчик мой, "ОНИ" - это я. Ты ведь сам намекал на это в нашу последнюю встречу. Бог мой, Тамерлан Великий за решеткой!
      МАРЛО. Я не узник. Просто... Просто дожидаюсь, когда меня вызовут...
      РЭЛИ вполне чувствует эту попытку самообмана.
      МАРЛО. Она отпустила тебя?
      РЭЛИ. Я выкупил свою свободу. Я пробовал молить ее о помиловании, пару раз делал это в стихах. Но кончилось все деньгами - это единственная в мире вещь, к которой она относится серьезно. Особенно, если речь идет о восьмидесяти тысячах фунтов.
      МАРЛО. За эти деньги можно было выкупить всех узников в Англии.
      РЭЛИ. Итак, я отпущен условно. Так же, как и ты. Кстати, ты ведь не знаешь, что ты свободен.
      МАРЛО. Как это?
      РЭЛИ. Скажи спасибо Тому Уолсинхэму.
      МАРЛО. Но я не видел их с тех пор, как...
      РЭЛИ. И не увидишь. Том устроил так, что тебя отпустят при условии, что ты будешь являться сюда каждое утро до тех пор, пока не последуют другие указания.
      МАРЛО. Но я должен увидеться с ними.
      РЭЛИ (с интересом). Зачем?
      МАРЛО. Чтобы узнать, в чем меня обвиняют и какие против меня улики.
      РЭЛИ. Улики против тебя ты сам оставил в комнате Тома Кида. Ты кстати не помнишь, что это были за бумаги?
      МАРЛО понимает, что РЭЛИ пытается выудить из него информацию.
      МАРЛО. Ничего особенно. Чуть-чуть богохульства, а в остальном совершенно безобидные записки. Там нет и намека на атеизм. Какого черта! За это меня не могут осудить!
      РЭЛИ. Тогда зачем так волноваться?
      МАРЛО. Потому что они могли что-нибудь подложить. И милейший Том-Содом подтвердит что все это принадлежит мне.
      РЭЛИ. Я как раз собирался отправиться в Дорсет, когда узнал про твой арест. Я загнал лошадь, чтобы поспеть сюда вовремя. Имей в виду, находясь здесь, я подвергаю себя огромному риску. Мы оба в опасности, но мы можем помочь друг другу. Ты прав, полагая, что у них нет ничего серьезного против тебя. Но то, что у них есть, вполне достаточно, чтобы держать тебя здесь, пока им не удастся найти что-нибудь более интересное. Что там еще было в комнате Тома Кида, чего они не смогли обнаружить?
      МАРЛО. Пусть Том-Содом тебе ответит.
      РЭЛИ. Он и так уже отвечает на кое-какие вопросы. В данный момент его пытают в Брайдвелле.
      МАРЛО. Но ведь он назвал мое имя, чтобы избежать пыток.
      РЭЛИ. Ты что, забыл как это делается? Тебе обещают, что тебя не будут пытать, если ты расскажет все, что знаешь. После того, как ты все рассказал, тебя начинают пытать - так, на всякий случай: а вдруг ты еще что-нибудь вспомнишь?
      МАРЛО. И что он вспомнил?
      РЭЛИ. Ничего. По крайней мере до сегодняшнего вечера. Но ночь длинная. Они снова обыщут его комнату. На этот раз они разберут ее по кусочкам. Я мог бы послать своего человека, чтобы он оказался там раньше их, если ты скажешь мне, где искать.
      МАРЛО. Там больше ничего нет.
      РЭЛИ. Ты знаешь, что я имею в виду. Записи. Отчет о том, что происходило в Школе ночи.
      МАРЛО. В той самой Школе, про которую ты говорил, что ее никогда не существовало в природе?
      РЭЛИ. Если эти записи не в комнате Кида, тогда где они? Только не в Скэдберри - это мне доподлинно известно.
      МАРЛО. Интересно, откуда? Ты кого-нибудь посылал произвести обыск?
      П А У З А .
      Мы все поклялись не вести никаких записей. Откуда они могли взяться?
      РЭЛИ. Помнишь Чомли? Ричард Чомли... один из твоих новообращенных...
      МАРЛО. Наших новообращенных...
      РЭЛИ. Он дал показания. Сказал, что посещал твои лекции по эстетике, и что среди прочих неизвестных в этой аудитории находился я. Он также заявил, что ты вел записи. ЧТО говорили, КТО говорил. И имена. Вот, что им нужно прежде всего. Имена! Мое имя!
      МАРЛО. Так ты полагаешь, я нарушил клятву? И составил списки всех, кто присутствовал?
      РЭЛИ. Послушай, Кит, на твоем месте я бы согласился выполнить мою маленькую просьбу, тем более, что это не бесплатно. Плачу тысячу гиней за эти бумаги. Нортумберленд заплатит вдвое больше. Найдется еще парочка других, готовых раскошелиться, лишь бы только мир не узнал про некоторые идеи, которые они имели неосторожность высказать во времена золотой юности в Кембридже.
      МАРЛО. У меня нет этих записей.
      РЭЛИ. Тем хуже для тебя. Мы могли бы уничтожить их. А так они поступят по-другому: вырвут из тебя все имена - одно за другим.
      МАРЛО. Так поступить они могли бы в любом случае.
      РЭЛИ. Ах, моя Анжелика все еще не подпускает меня к себе, хотя я знаю, это причиняет ей страдания. Она боится, что эти обвинения могут получить подтверждение. Но если бы я смог убедить ее, что никаких улик не существует, что никакой Школы ночи никогда не было, что все это лишь плод воображения, она бы снова приблизила меня к себе, и ты был бы в безопасности.
      МАРЛО. Нет в мире ничего более реального, чем плоды воображения. Когда-то ты был одним из нас. Ты знаешь, что сражаться за научную истину, значит выступить против Бога, а выступить против Бога значит выступить против НЕЕ.
      РЭЛИ. Найди мне эти бумаги!
      МАРЛО. Хорошо, ты их получишь, но при условии, что ты посвятишь меня в свои грандиозные планы, позволишь мне участвовать в их осуществлении. Ведь в Школе ночи мы говорили не только о религии и философии, не так ли?
      РЭЛИ. О чем ты говоришь? Какие грандиозные планы?
      МАРЛО. Установить республику наподобие венецианской и поставить во главе ее самые знатные фамилии, включая твою собственную.
      РЭЛИ. "Когда бы миром правили лишь юность и любовь..."
      МАРЛО. Будь хоть малейшая надежда, что Англия возродится к союзу власти, науки и поэзии,- я отдал бы за это жизнь.
      РЭЛИ. Не сомневаюсь в этом, Кит. Так где же списки с именами?
      МАРЛО. Нет никаких имен.
      РЭЛИ. Конечно, нет. Их нет нигде. Однако в списках они могут оказаться. Кроме этих имен, тебе нечего предложить в обмен на участие в моих планах.
      МАРЛО. Есть. Нашу любовь.
      Стук в дверь. РЭЛИ резко вскакивает, хватается за шпагу.
      РЭЛИ (в сторону). Сейчас!
      К Марло.
      Ты должен будешь дать подписку с обязательством являться сюда каждое утро и не удаляться более чем на три мили от дворца. Ты не сможешь вернуться в Скэдберри. Не думаю, что ты захочешь поселиться в комнате, которую когда-то делил с Томом Кидом. Найди себе безопасное убежище, потому что если я узнаю, что в этих бумагах содержатся имена, и часа не пройдет, как ты будешь трупом.
      У х о д и т.
      МАРЛО. Чего ты ждешь, сын непорочной суки? Что сталось с божественным нюхом твоим. Ищи! Укажи мне путь. Я знаю. Мы переправимся через реку. Мы пойдем в театр. В добрый старый "Роуз". Конечно, он закрыт. Но для меня-то найдется узенькая щелка.
      З а т е м н е н и е.
      СЦЕНА 3
      За кулисами театра "Роуз", который уже несколько месяцев закрыт по причине чумы. Повсюду сваленные в кучу предметы бутафории, задники, декорации "Врата ада" из какого-то спектакля - достаточно больших размеров, чтобы впустить в себя толпы грешников, щиты, копья, барабаны и т.д. - все это покрыто толстым слоем пыли. Слышно, как жужжат насекомые.
      РОЗАЛИНДА опрыскивает пол и стены жидкостью из театральной чаши, разбрасывает по всюду лекарственные травы против чумы. СТОУН растянулся на полу. Сквозь дыры в крыше на него льются лучи солнца. В руках у него рукопись.
      СТОУН.
      "Твои глаза на звезды не похожи,
      Нельзя уста кораллами назвать,
      Не белоснежна плеч открытых кожа,
      И черной проволокой вьется прядь.
      С дамасской розой, алой или белой,
      Нельзя сравнить оттенок этих щек.
      А тело пахнет так, как пахнет тело,
      Не как фиалки нежный лепесток.
      Ты не найдешь в ней совершенных линий,
      Особенного света на челе.
      Не знаю я, как шествуют богини,
      Но милая ступает по земле.
      И все ж она уступит тем едва ли,
      Кого в сравненьях пышных оболгали".
      РОЗАЛИНДА стоит неподвижно, слушая Стоуна. Взгляд выдает муку, которую она испытывает от того, что не может любить его. МАРЛО вошел раньше, незамеченный никем. В руках у него две шпаги. Он слушает сонет с видом человека, потерпевшего поражение. Когда СТОУН заканчивает чтение, настроение МАРЛО меняется. Он бросает Стоуну одну шпагу.
      МАРЛО. Держи. Умеешь обращаться с этой штукой?
      СТОУН. Когда-то упражнялся. Ну и еще, конечно, в спектаклях.
      МАРЛО. О "Роуз"! Милый "Роуз". Где нынче твои войска? Теперь ты беззащитен, безоружен. Кстати, об оружии. Почему ты не носишь оружия? У тебя нет даже кинжала.
      СТОУН. Да так...
      МАРЛО. Если ты считаешь себя джентельменом, а именно таковым ты должен себя считать, тебе необходимо носить оружие. Так положено. И поверь мне, считаться джентельменом очень даже выгодно. Твое слово имеет больший вес в суде. В любом случае, актер должен быть вооружен. А вдруг твоя игра кому-то не понравится?
      Становятся в позицию.
      МАРЛО. Ты джентельмен. Итак, кто ты?
      СТОУН. Джентельмен.
      РОЗАЛИНДА. Прекратите эти игры.
      МАРЛО. Это не игра. Ты знаешь, однажды меня забрали в тюрьму за уличную драку.
      СТОУН. Да, я слышал...
      МАРЛО. Я встал между прохожим и тем, кто на него напал. Считай, что теперь ты делаешь то же самое.
      Б ь ю т с я.
      РОЗАЛИНДА. Я пойду к Рэли. Я сама ему все расскажу. Пусть забирает эти бумаги. Я знаю, где искать.
      СТОУН. Она и вправду знает?
      МАРЛО. (К Розалинде). Величество! Не пройдет и часа, как мы узнаем, агент он Рэли или нет.
      СТОУН. Разве ты не мог сделать копии?
      МАРЛО. Чего?
      СТОУН. Этих бумаг.
      МАРЛО. Каких бумаг? Ей только кажется, что она знает.
      СТОУН. Зачем притворяться, когда на карту поставлена твоя жизнь?
      МАРЛО. Потому что на карту поставлена моя жизнь! Пока нет улик, они ничего не предпримут. Может, вообще все как-то само собой забудется.
      Снова бьются. РОЗАЛИНДА садится. Ее бьет дрожь. Она не видит выхода. Неожиданно она кричит.
      РОЗАЛИНДА. Ты не имеешь права так говорить! Не имеешь. Я никогда не выдам тебя ему. Кто я? Кто я? Как это слово? "Конданата". Проклятая? На мне проклятье, да? Проклятье всюду следовать за тобой?
      МАРЛО. Такой негодяй, как я, не может рассчитывать, что за ним повсюду будет следовать Мария Магдалина. Ты свободна!
      РОЗАЛИНДА. Я не могу быть свободной. Моя мать была рабыней. Вчера ночью дул ветер с юга, и я вспомнила о ней. Закованную в цепи, ее купил мой отец на невольничьем рынке. Купил за деньги. Венецианские деньги. Почему он не освободил ее? Вместо того, чтобы платить за нее, как за кусок мяса, он мог бы выхватить меч и разрубить эти цепи. И если бы это стоило им обоим жизни, и я никогда бы не появилась на свет, все же это было бы лучше. Лучше, чем теперь.
      СТОУН слышит какой-то звук.
      МАРЛО. Держи! И будь осторожен - курок взведен.
      Дает Стоуну пистолет.
      СТОУН. Инграм?
      Слышно, как кто-то бросил камешек в стену. Потом еще раз. Медленно они идут на звук.
      Позади них, и незаметно для них, возникают ПОЛИ и СКЕРС. Мы узнаем в них двух офицеров, которые производили обыск в комнате ТОМА КИДА. Один из них бросает камешек поверх голов Стоуна, Марло и Розалинды.
      РОЗАЛИНДА чувствует их присутствие и оборачивается.
      РОЗАЛИНДА. Чи э ла?18(
      СТОУН резко поворачивается, чтобы выстрелить, но СКЕРС успевает перехватить его руку, так что пуля уходит в воздух.
      СТОУН и СКЕРС начинают биться на шпагах. РОЗАЛИНДА и МАРЛО узнают Поли и Скерса. Молча наблюдают. СТОУН сражается яростно, но не очень умело.
      СКЕРС. Эй, эй! Нет, сэр, нет. Я друг. Друг.
      РОЗАЛИНДА. Да остановите же их! Идиоты!
      ПОЛИ (комментирует). Легкое касание... Отрыв... Вращательное отражение выпада... А это уж и не знаю, как назвать...
      СТОУН уже понял, что эти двое не враги. Он опускает шпагу. СКЕРС ловко выбивает шпагу из рук Стоуна. ПОЛИ аплодирует.
      ПОЛИ. Отличная работа, сэр. А? Скажи, Кристофер. Вот, это я называю мастерство. Увертываться от удара, но ни на мгновение не спускать глаз с клинка.
      МАРЛО. Надеюсь, вы понимаете, что здесь никого не должно быть.
      ПОЛИ. Ты забыл запереть заднюю дверь, приятель. Впредь будь повнимательней.
      РОЗАЛИНДА. А если бы один из них убил другого!
      ПОЛИ. Скузи! Скузи!19- Улыбнись, твое высочество! Улыбнись. Знаешь, твоя улыбка снится мне во сне.
      МАРЛО представляет Поли и Скерса Стоуну.
      МАРЛО. Ник Скерс. Робин Поли. Два мерзавца на службе Уолсинхэма. Ловцы кроликов. Впрочем, правильнее было бы сказать на службе у того, кто больше платит.
      РОЗАЛИНДА. А если кто-то слышал выстрел?
      СКЕРС. Ну и что? Подумают, что какой-то бедолага решил пойти самым коротким путем.
      ПОЛИ. Здесь все дома переполнены. Отличное место, чтобы лечь на дно и затеряться. Ах, этот театр-цветок. Помню, пару раз я тут славно повеселился.
      РОЗАЛИНДА. Что вам надо?
      ПОЛИ. Дружище, мы здесь всего лишь, чтобы присматривать за тобой. Как сказал тот мальчик, игравший в пьесе женщину, обращаясь к иезуиту, главное ( не выпускать из рук предмет вожделения. А где взять лучший предмет вожделения, чем... Шучу, добрейший сэр. Всего лишь шутка. Кстати сказать, мы в некотором смысле передовой отряд.
      МАРЛО. Ах вот как!
      СКЕРС. А твой приятель-стихоплет вполне хорош. Этот последний куплет. Проняло меня, истинный Бог, проняло, до самых потрохов.
      РОЗАЛИНДА. Выпотрошить тебя не мешало бы.