Некромерон (№2) - Все демоны: Пандемониум

* * *

Князь Намора Безобразный во главе десяти легионов экоев обрушился на правый фланг кассарийского войска с твердым намерением сокрушить его и ударить в бок отряду Такангора. Возможно, он так бы и поступил – и, кто знает, вдруг ему бы удалось исполнить задуманное?

Кассарийцам пришлось нелегко. Дендроиды устало скрипели; кобольды и гномы вымотались настолько, что даже не ворчали и не бормотали себе под нос, а отбивались от врагов молча, чего не случалось со времен знаменитой трехлетней осады Лякекса ордами троллей и орков. Кентавры едва волочили ноги. С их боков хлопьями падала пена – такая же, какая падала сейчас с коней шеннанзинских кавалеристов. Амазонки и ветераны «Великой Тякюсении» старались принять на себя основной удар, но их было чересчур мало, чтобы поспеть всюду. Глаза у Ианиды и Мумезы покраснели и слезились, и они прилагали недюжинные усилия, чтобы не сомкнуть веки и не пропустить удар. Пучеглазые бестии от усталости свешивали языки набок. Крифиан время от времени пытался передохнуть на какой-нибудь скале над рекой, но сонмы крылатых монстров не оставляли его в покое ни на миг. И даже дама Цица хотя и походила по-прежнему на утес, но теперь уже на утес, изрядно потрепанный бурей.

Силы им придавала только любовь к Зелгу и безграничная вера в Такангора.

Словом, ситуация на правом фланге сложилась критическая. Это и заметил опытным оком маршал Каванах, оттого и отправил Намору Безобразного со свежими легионами нанести решительный удар. Кто же знал, что это со всех сторон правильное, стратегически точное решение не принесет адским войскам успеха, но в корне изменит ход битвы?

Намора, раскрыв могучие крылья цвета зимней ночи, сверкая мрачными глазами и скривив и без того отвратительную морду в гримасе ненависти, несся на даму Цицу. Он наблюдал за ней на протяжении битвы и понял, что ее поражение – это ключ к его победе. Если он сокрушит рыцарственную минотавриху, многие дрогнут.

Цица с первого взгляда поняла, что этот безобразный даже на фоне своих кошмарных сородичей, огромный демон направляется именно к ней. Она приняла боевую стойку и застыла, как каменное изваяние победительницы Кровавой паялпы. Возможно, она подумала, что это будет ее последняя битва, ибо поискала глазами Такангора и послала ему прелестную улыбку. Но фортуна распорядилась иначе.

Зоркий Намора внезапно заметил внизу, за шеренгами кобольдов и гномов, ладную женскую фигурку, и сердце его екнуло. Какое бы ни было, но сердце есть даже у повелителя экоев. И с незапамятных времен оно принадлежало одной прелестнице, отвергшей его ухаживания.

Очаровательная шляпка с цветочками всколыхнула в черной душе демона трогательные и сладостные воспоминания. А когда до его ушей донесся знакомый голос, судьба яростной атаки была решена.

К вящему недоумению покорных экоев, Намора Безобразный спикировал на ближайшую полянку, по которой еще никто не прошелся лапами, копытами и ногами, и кинулся собирать лютики.

* * *

Расхваливая боевое искусство своего осла, Карлюза нисколько не погрешил против истины. Осел действительно отчаянно лягался. А еще у него оказалась вредная для демонов и крайне полезная для союзников привычка – подкрадываться тихонько сзади и изо всех сил кусать противника за самые чувствительные места.

Тот, кого ни разу в жизни не кусал осел, не поймет, насколько это нервировало демонов.

Карлюза с Левалесой времени зря не теряли. Они подбегали к какому-нибудь монстру и радостно щебетали:

– Искаете поединщиков?

Монстр, понимая, что перед ним легкая добыча, доверчиво соглашался.

– Ходимте, ходимте! – зазывали троглодиты.

И когда адская тварь устремлялась за ними, бежали прямиком к Альгерсу.

Надо сказать, что славный кузнец тоже представлял собою сплошной комок нервов. Они с Ианидой разругались вздрызг буквально за пять минут до того, как ее отряд повернул к излучине, а его – занял место в центре. Помириться они не успели, и теперь горгона и титан срывали дурное настроение на захватчиках, так некстати прервавших семейную сцену.

Буц! – делал Альгерс своей знаменитой булавой, и демон валился ему под ноги, во внушительную кучу таких же доверчивых трофеев.

А издалека уже снова неслось дуэтом:

– Ходимте, ходимте скорей! Искайте нас!!!

Особой строкой в нашем сюжете следует упомянуть приключения Мардамона во вражеском лагере.

Его видели во многих местах. Иоффа утверждал, что собственными глазами наблюдал следующую сцену: увлеченный жрец тыкал под нос какому-то драконоподобному кошмарному созданию свой ржавый нож и что-то подробно объяснял. Дракон пятился от него в ужасе, но Мардамон настаивал до тех пор, пока собеседник не свалился в реку и не ушел с головой под воду. По наблюдениям Иоффы, не выныривал он минут десять, пока не убедился, что жрец выбрал себе другую жертву.

Мороки сплетничали, что перед другим демоном Мардамон плясал ритуальный танец, которым должно было сопровождаться его, демона, торжественное принесение в жертву. Жрец никак не мог понять, почему его высокое искусство не побуждает адских тварей выстраиваться в очередь на запись в добровольцы, но потом сообразил, что дело, вероятно, в низком интеллекте целевой аудитории.

Спор носит интеллектуальный характер, если предметом спора нельзя ударить по голове.

И от теории он решительно перешел к практическим действиям.

От какого-то беса он попытался отпилить кусок прямо на месте и потом долго улепетывал от возмущенного противника с криками:

– Богам это не угодно! Я вас предупредил!!!

Затем деятельный жрец упорно осаждал адского казначея Тамерлиса с предложением сделать взнос на строительство пирамиды. Соблазнял он потенциального дарителя памятной бронзовой табличкой, на которой будут указаны имя и сумма щедрого спонсора.

Мысль о том, чтобы расстаться хоть с медным пульцигрошем, неизменно приводит казначеев в дурное расположение духа. Это легко проверить, попросив аванс у маркиза Гизонги. Благородный маркиз в таких случаях начинает протяжно кричать. Преимущественно – отборной солдатской бранью.

Вообразите же, что случится, если славному маркизу предложить обменять две сотни золотых рупез на кусочек бронзы в две ладони длиной.

Возможно, какие-то внешние различия между главным казначеем Тиронги и главным казначеем преисподней и наблюдаются, но зато по духу они братья-близнецы. Внимательно выслушав Мардамона, Тамерлис завопил так, будто его резали.

Большая ошибка.

Не обнаружив противника в поле зрения, охранники Князя Тьмы ударились в панику. Им и в голову не пришло, что господин главный казначей станет визжать без серьезной на то причины. И, в принципе, были правы. Просто причины каждый понимает по-своему. Для кого-то это обязательный взнос в фонд Детского гвардейского приюта, а для кого-то – проигранное сражение.

Кстати, демоны этого еще не знали, но война уже трещала по всем швам.

* * *

Женщины изменяли историю, но история не изменила женщин.

Юзеф Булатович

Обескураженные экой топтались на широкой песчаной отмели, не решаясь нападать без приказа командира. Это дало кассарийским отрядам желанную передышку.

Наконец Намора Безобразный появился перед своими легионами. Но их это не утешило. Кошмарный демон, прославившийся дурным характером не где-нибудь, а в Аду, выглядел как младенец, отыскавший под столом любимую пустышку. Его морду украшала гримаса, в который самый смелый фантазер не узнал бы улыбки – и тем не менее то была она. В когтистых руках, о которых говорили, что они по самые плечи в крови врагов, Намора бережно сжимал букет полевых цветов, составленный по всем правилам флористики. Центральная часть букета, состоящая из мелких гвоздик, представляла собой сердечко. А бант для букета он приобрел по сходной цене у Архаблога с Отенталом. Запасливые устроители Кровавой паялпы вняли Такангору и на всякий случай привезли с собой траурные принадлежности. Черная, с золотым кантом лента покорила сиятельного демона. Дядя Гигапонт очень быстро сплел кружевной пакетик, придавший всему букету неповторимое очарование, и недорого взял за упаковку.

– Прикажете атаковать, милорд? – тревожно спросил лейтенант экоев, разглядывая странное явление.

– Я тебе атакую! – ощерился Намора.

– Но боевой дух наших воинов…

– Не стойте у меня перед носом со своим боевым духом! – рявкнул Безобразный и заковылял в сторону кассарийского войска.

– Мумочка! – кричал он во всю мощь своих легких. – Мумочка! Это, я, твой пухнапейчик.

– Обалдеть! – выдохнула мадам Мумеза. – И на войне мне нет покоя!

Растерявшиеся кобольды безропотно расступились, пропуская вражеского генерала.

Когда мадам Мумеза описывала Такангору своего ухажера-демона, она принесла красочность в жертву краткости. Тогда как Намора Безобразный заслуживал пары-тройки лишних слов.

Больше всего он походил на бегемота, которого неведомые силы поставили на задние ноги и удерживают в этом положении. Если тот же бегемот присядет на креветку, глазки у нее выпучатся до чрезвычайности. И все же не так сильно, как у Наморы. Трехслойный живот колыхался при каждом шаге. Рот распахивался как сундук, набитый под самую крышку. Надбровные дуги, поросшие жесткой щетиной, взлетали вверх.

Даже самый недогадливый из второгодников Детского гвардейского приюта понял бы, что Намора Безобразный радуется.

Наконец он дотопал до предмета своего обожания и торжественно вручил букет.

– Мумочка, – замычал он. – А ты совсем не изменилась. Такая же хорошенькая и стройненькая.

– Сгинь с глаз моих, – довольно отвечала Мумочка, зарываясь лицом в букет.

– Я тебе лютиков насобирал.

Еще немного, подумала Ианида, присутствовавшая при этом ворковании, и огромная туша Наморы растает прямо на глазах.

– Я не люблю лютики, – кокетливо отвечала ведьма. – Ты всегда собираешь мне лютики. Где ты их только берешь?

– Прелестница, – умилился демон. – Я так соскучился.

– Немудрено соскучиться – сидишь безвылазно в Аду, – хмыкнула Мумеза. – Это же рехнуться можно. Вот хороша бы я была, если бы вышла за тебя замуж.

– Ах, Мумочка, – всплеснул руками демон, – тебе в Аду самое место.

Никто так не разделял точку зрения Наморы, как староста Иоффа. Правда, его не спросили. А даже если бы и спросили, он бы все равно не сказал. Что он, самоубийца?

– И что бы я там делала? – ворчливо спросила Мумеза, усаживаясь рядом с бывшим женихом.

– А что захотела бы! – сказал Намора, не сводя с нее влюбленного взгляда. – Хочешь, соседей бы изводила. Хочешь, вязала бы в креслице на вершине башни. Я такой замок для тебя отгрохал – до сих пор все завидуют, даже Каванах. Как ты живешь, лютик мой? Муж есть?

– Помер, – вздохнула ведьма. – Теперь вот зять нервы треплет. Волколака несчастный.

– Каноррский оборотень? – ужаснулся Намора.

– Кассарийский… а, один черт. Я б его давно пришибла, но доце он почему-то нравится.

– Нынешнюю молодежь не разберешь, – поддакнул демон.

– Ну а ты?

– А что – я?

– Женился?

– Куда ж без этого?

– Дети есть?

– Только их не хватало!

– Ну, кормят тебя хорошо. Это сразу видно.

– Я повара держу.

– А жена не готовит?

– Хватит с меня других неприятностей, – честно признался Намора.

– А вот я готовила.

– Никто не делает таких хухринских блинчиков! – вздохнул демон. – Сплошное объедение. Вот с тех пор ни разу и не пробовал.

– Почему?

– А! – И Намора безнадежно махнул рукой. – Без тебя все не так, лютик. Особенно не так – с другой женой.

– Мог бы и холостяком остаться.

– Это я с горя, – слабо защищался демон. – Ты же мне отказала.

– Еще скажи – это я виновата.

– Мумочка, цветик мой, я этого не говорил.

– Но думал! – уверенно заявила мадам Мумеза. – Все вы одинаковые. Жена-то хоть ничего?

Намора честно поразмыслил.

– Кошмар ходячий.

– Чего ж женился?

– Я же говорю – от отчаяния. Тебе назло.

– Очень мне нужно злиться на тебя. Зовут как?

– Кого?

– Ну, не тебя же. Жену.

– Нам Као.

– Дурацкое имя.

– Имя как имя.

– Вот видишь! – торжествующе сказала Мумеза. – Ты ее все-таки любишь, а мне втираешь, что от отчаяния.

– Мумочка, что ты такое говоришь?

– Я бы, может, передумала когда-нибудь потом. Вот теперь бы и передумала. А так – прости, дружок, ты женат.

– Я разведусь! – вскричал потрясенный Намора. – Всех делов – пристукнуть эту мымру! А ты за меня выйдешь?

– Я так сразу не могу, – сказала Мумеза. – Вот разведешься, война закончится, а там и поговорим.

– Мумочка! Жизнь проходит! Сколько можно думать?

– Тебе сколько лет?

– Три тысячи.

– Вот видишь, какая я старая. Куда мне замуж? А ты молодой еще. И потом, я обижена. Женился неизвестно на ком, а я должна закрыть на это глаза.

– Но ведь ты же первая вышла замуж, – робко возразил демон.

Мумеза его логики не поняла.

– Ты всегда был такой, – сказала она печально. – Вот все делал мне наперекор. Вот буквально каждое слово.

– Мума! Клянусь тебе – все изменится, – сказал Намора, прижимая руки к огромному животу. – Только скажи «да»!

– Хорошо, – вздохнула Мумеза. – Скажу. Это неправильно, но как увидела тебя, так и растаяла. Между прочим, ты всегда вил из меня веревки.

– Я сейчас вернусь, – пообещал Намора. – Только никуда не уходи.

– Интересно, как он себе представляет, что я уйду? – спросила Мумеза у Ианиды, показывая букетом на безбрежное море адских воинов. – А еще считают, что мужчины умнее нас.

Было время, когда мужчины правили миром. Но потом появилась Ева.

Ричард Амур

* * *

– Что там происходит? – спросил Каванах Шестиглавый у Кальфона.

Речь шла о Наморе Безобразном. Маршал обратил на него внимание в тот момент, когда беспощадный генерал скакал на четвереньках по какой-то полянке, в стороне от того места, где сейчас должна была развиваться, но по неизвестной причине не развивалась сокрушительная атака экоев.

– Вероятно, это некий коварный план, – предположил Кальфон, свято верящий в силу коварных планов.

Сам он за всю жизнь ни одного подобного плана не придумал и потому с пиететом относился к тем, кто был на это способен.

– Странный план, – хмыкнул Каванах. – Меня в нем многое смущает. Особенно вот эта поза.

– Поза затейливая, – признал Кальфон. – Может, он подает нам сигналы?

– Вы считаете, Намора сигнализирует нам, что мы в глубокой…

Каванах задумался, как бы перевести эту синтагму в политически корректную.

– Я так не думаю, – сказал граф Торрейруна, – но, может, ему там виднее. Знаете, эти кассарийцы не так уж безобидны, как может показаться на первый взгляд.

Тут мимо них двое дюжих демонов пронесли третьего, лежащего в обмороке. За этой небольшой процессией брел Мардамон с веревочкой и бубнил:

– Я понимаю, что вы не верите своему счастью. Но вы поверьте. Посмотрите, какая вокруг красота! Неужели вы не хотите умереть в поддержку своих товарищей по оружию? В качестве поощрительного бонуса – как первому добровольцу – я спою над вами гимн собственного сочинения. О нем с похвалой отзывались музыковеды Тифантии…

– Безобидные, – прошипел Каванах. – Как же… безобидные. Эй!!! – крикнул он своим гвардейцам. – Арестуйте кто-нибудь этого бродягу. Совсем распоясался. И позовите Флагерона. Где его вообще носит?

Флагерона носило всюду, где носило черный халат с помещенным внутри него доктором Доттом.

– Поймите, – втолковывал призрак, – это немыслимо. Как вы себе представляете наш альянс?

Демон вздохнул.

– Пойдут толки.

Взгляд Флагерона выразил презрение к мнению окружающих.

– А мне не все равно, – отозвался Дотт, не замечая, что понимает собеседника без слов.

Флагерон грустно улыбнулся.

– Поверьте, я еще при жизни отличался широтой взглядов. А после смерти стал еще либеральнее…

В этот момент какая-то тварь принялась втягивать призрак в открытую пасть.

– Ай! – вскрикнул Дотт.

– Ссс-ссс, – свистнуло лезвие копья, и тварь рухнула в траву.

– Спасибо, голубчик, – поблагодарило привидение, стряхивая с рукава соринку. – На чем мы остановились? А! Да, на широте взглядов… Ну представим на минутку, что наши отношения состоялись. Дальше что? Поймите, я не сторонник моногамности. Я на это не способен…

– Все может измениться, – мягко молвил демон. – Вы войдете во вкус тихой семейной жизни.

– Мамочки! – пискнул Дотт.

– Интересный компот. – Мадарьяга кивнул в сторону сладкой парочки. – Как вам это нравится, генерал?

– Я всегда говорил Ржалису, что с этими любовными похождениями однажды можно допрыгаться. Я оказался прав.

– Ну, Ржалис вам все равно не поверит, пока сам не влипнет.

– Главное, скажите милорду Такангору, чтобы он случайно не пришиб этого воздыхателя. Неудобно как-то.

И генерала с вампиром снова разнесло в разные стороны.

– Это самая странная битва в моей жизни, – признался Каванах, высматривая своего любимца на поле боя. – Вроде бы все предусмотрел. А все идет наперекосяк.

Если ты знаешь, что что-то может пойти наперекосяк, и ляжешь костьми, чтобы этого не допустить, наперекосяк пойдет что-то другое.

«Закон Натри»

Бедный маршал – он еще не знал, что такое наперекосяк. Жить в мире с собой ему оставалось совсем недолго. Ибо на правом фланге кассарийских войск, в месте, где все никак не могла развиться упомянутая атака, вступил в игру новый фактор.

Нам Као, супруга Наморы Безобразного, застукала своего благоверного на горячем.

И понеслась…

И понеслось!

ГЛАВА 17

Милталкон и Бакандор долго рассматривали таинственный ларец. Состояние у них было двойственное. С одной стороны, еще в далеком безрогом детстве, когда маменька укачивала их в колыбельке, она рассказывала сказку об одной чересчур любопытной деве, копавшейся в чужом имуществе. Помнится, именно на нее возлагалась ответственность за все болезни и гадости, происходящие ныне на свете.

Брать на себя такую ответственность молодые минотавры не хотели.

С другой стороны, открывшийся их взорам тайник хранил столько непонятных и странных вещей, что голова шла кругом. А в ларце, возможно, находится объяснение или хотя бы ключ к семейным секретам.

Бакандор осторожно поднял ларец – тот оказался не слишком тяжелым – и потряс его. Внутри едва слышно брякнуло.

– Ну что? Что будем делать? – спросил Милталкон. – Дерзаем? Или линяем?

Еще пару минут назад он был готов совершить несанкционированный взлом, но воображение некстати подсунуло ему облик разгневанной родительницы со скалкой в руках, и юный минотавр обнаружил, что решимость стремительно его покидает.

Бакандор вытащил из-за пояса кинжальчик и поковырялся в замке. Впрочем, осторожно, без чрезмерного энтузиазма.

– Не поддается.

– А ты поверни в другую сторону.

– Все равно не открывается.

– Сильнее.

Бакандор закряхтел. Сил ему было не занимать, но старые мастера свое дело знали.

– Руками не ломай – бесполезно, – произнес за спиной Бакандора голос Мунемеи, и юный минотавр едва не хлопнулся в обморок.

О педагогическом таланте мадам Топотан и ее необычайных успехах на ниве воспитания подрастающего поколения ходили легенды. Попасть в очередную легенду сыновья не хотели.

– Ну-с, молодые люди. Чем заняты на досуге?

– Изучаем семейную историю, – выдохнул Милталкон.

– И как успехи?

– Не открывается, – вконец растерялся Бакандор.

– Разумеется, – кивнула Мунемея. – Лучшие умы старались, чтобы не открылось… Я кому говорила – в эту часть лабиринта ни ногой?! Я что – должна рычать на все Пегасики?!! А ну брысь отсюда!

Милталкон, очевидно, понял, что все равно умирать, и решил погибнуть с пользой.

– А вот не уйду, пока вы хоть что-нибудь нам не объясните. Мы имеем право знать…

– Ты имеешь право выбрать место на кладбище, – намекнула родительница. – А большего пока не заслужил.

– Ну право, маменька, – загудел Бакандор, памятуя наставления Тапинагорна Однорогого из главы двадцать шестой о том, что вся сила минотавров – в единении. – Право, вы могли бы просветить нас. А то ведь странно получается – у семьи, оказывается, есть тайны. А мы об этом ничего не знаем.

Мунемея смягчилась.

– Тайна остается тайной до тех пор, пока о ней никто не подозревает, – пояснила она.

– Мудро, – согласился Милталкон. – Однако обидно.

– Бакандор, сынок, – добрым голосом сказала Мунемея. – Поставь ларчик на место. Не делай из матери детоубийцу.

Минотавр вздохнул и выполнил ее просьбу.

– Марш заниматься, – приказала заботливая мать. – А я пойду сделаю на ужин отбивные. И сама душу отведу…

– …и нам как-то спокойнее, – согласился Милталкон.

Вечером, совершенно добровольно вызвавшись помыть посуду и прибрать на кухне, братья совершили последнюю попытку.

– Что там все-таки в ларчике? А? – жалобно спросили они.

Мунемея надолго задумалась.

– Как бы вам объяснить попроще, – сказала она, когда они уже поняли, что не получат ответа, и даже успели с этим смириться. – Там спрятана совсем другая жизнь. И совсем другая смерть.

* * *

Главное на войне – догадаться, что происходит по ту сторону холма.

Герцог Веллингтон

– Знаете что, – вправе сказать нам честный и неравнодушный читатель, – это все чудесно, конечно, но где же Думгар? Разве кассарийские войска делятся на две, а не на три части? Разве события развиваются только на правом фланге и в центре? А что же с тем, кто ушел в одиночку защищать Безымянное ущелье?

Разумеется, наш честный и неравнодушный читатель окажется прав.

Думгар – это отдельная страница истории о битве при Липолесье. Скорее даже – отдельная глава.

Хотя мы до сих пор не упоминали об этом в нашем повествовании, но Каванах Шестиглавый обратил свой взор на заманчивое ущелье буквально через несколько минут после начала сражения. Он был слишком хорошим полководцем, чтобы не использовать возможность зайти в тыл своему противнику, и чересчур искушенным стратегом, чтобы не понимать, что генерал Топотан эту возможность предусмотрел и меры принял. Каванах счел разумным принять контрмеры и посмотреть, чьи меры окажутся более действенными.

Первым атаковать Безымянное ущелье отправился Кальфон, граф Торрейруна, Погонщик Душ со своими легионами Падших. Отсутствовал он совсем недолго, вернулся поспешно, в пояснения особо не вдавался, а на наводящие вопросы отвечал скупо. С неприсущей ему сдержанностью. Между ним и маршалом состоялся примерно такой диалог.

– Ну? – спросил Каванах. – Как?

– Да так, – скромно ответил Кальфон, ловко избегая ненужных подробностей. – Я, пожалуй, обрушусь на центр.

– Вам был поручен левый фланг.

– Не стоит, милорд, – поморщился Кальфон. – Давайте я лучше обрушусь на правый фланг.

– Давайте я буду решать, куда вы обрушитесь!!! – взъярились две или три головы маршала Тьмы. – Что там такое, в этом ущелье?

– Незачем туда ходить, – убежденно ответил Свирепый. – Не стоит. Зачем нам это?

– Ударить в тыл, – опешил Каванах.

– Не надо, – поморщился Погонщик Душ. – Не советую.

– Вас что – разбили наголову?

– Еще нет, – сказал Кальфон. – Но я бы не напрашивался.

– Вы струсили? – изумился Шестиглавый.

– Я не геройствовал, – уточнил Свирепый.

– Ладно, – смилостивился Каванах, понимая, что перестает что-либо понимать, а убивать собственного генерала во время сражения, по меньшей мере, расточительно. – Обрушивайтесь на центральный отряд Кассарийца.

И вызвал полковника Даэлиса.

Принявший командование над легионами Предателей, Даэлис потратил на атаку левого фланга еще меньше времени, чем Кальфон. Как заметил по этому поводу Тамерлис, складывалось впечатление, что ему доплачивают за скорость. Когда он вернулся пред светлые очи маршала, у них случился такой разговор.

– Были на левом фланге? – спросил Каванах.

– Был, – отвечал Даэлис.

– Атаковали ущелье?

– Не совсем.

– Как можно не совсем атаковать? – полюбопытствовал маршал.

– Совсем не атаковал, – уточнил Даэлис.

– О последствиях задумывались?

– Неоднократно.

– К каким выводам пришли?

– А давайте я обрушусь на правый фланг! – предложил полковник, и Каванах подумал, что это совпадение ему не нравится.

– Я приказывал обрушиться на левый фланг, – сдержанно напомнил он, прилагая все усилия, чтобы не сожрать одного из лучших бойцов Князя Тьмы.

– Туда ходить не надо, – быстро сказал Даэлис. – Зачем? Бессмысленно.

– Зайти в тыл Зелгу.

– Не стоит. Есть и другие способы.

– Что там такое? – уточнил маршал.

– Да ничего особенного. Просто лучше обходить левый фланг стороной.

– Еще какие-нибудь предложения?

– О да!!!

– Какие?

– А давайте я обрушусь на центральный отряд.

– И вас не смущает тварь Бэхитехвальда? – подозрительно спросил Каванах.

– Уже нет, милорд, – браво отрапортовал Даэлис.

Вызывая знаменитого на весь Ад Дьюхерста Костолома с его воинами, Каванах уже втайне знал результат, просто не хотел признаваться в этом даже самому себе.

Дьюхерст Костолом, казалось, был сработан из цельной глыбы гранита. От его поступи колебалась земля, от одного его удара камни превращались в песок. Умом природа его не наделила. Он брал другим. Барон Дьюхерст всегда шел напролом, и эта тактика никогда его не подводила.

Голиаф не был умен. Ему это было не нужно.

Габриэль Лауб

«Если он не захватит Безымянное ущелье, – думал Каванах, разглядывая громоздкую фигуру своего офицера, – то пробьет рядом новое».

Костолом никогда не славился быстротой. Скорее уж, стоит признать, что он считался медлительным и неповоротливым. Никто бы не выбрал его на роль легконогого вестника, если бы хотел передать важную новость в этом же столетии. Тем большее впечатление произвела на маршала Тьмы скорость, с какой Костоломы вернулись на принадлежащий демонам берег Тутоссы.

– Ну что там? – почти приветливо спросил Каванах, обнаружив перед собой запыхавшегося демона.

– Да ну его, это ущелье, – прогудел Дьюхерст, стараясь казаться безразличным. – Так, ничего особенного, длинная дыра в горах.

– Я приблизительно так и представлял.

– Угу.

– Красивое?

– Угу.

– Так я и думал. Что-нибудь особенное заметили?

– Угу.

– Что?

– Может, я лучше ударю по правому флангу?

Шестиглавый чуть не подавился.

Во-первых, это было уже не совпадение. Это была статистика.

Во-вторых, Дьюхерст Костолом самостоятельно породил мысль. Такое могло произойти только после очень сильного потрясения, а Каванах плохо представлял себе силу, способную поколебать несокрушимого демона, как в прямом, так и в переносном смысле.

Отпустив Костоломов резвиться на правом фланге, Каванах серьезно задумался. Ему очень не хотелось отправлять в бой отряды Моубрай. Он не понимал чувств дочери, он вообще не слишком понимал, зачем ей эти чувства – ведь без них гораздо легче. Но втайне ей все-таки сочувствовал, не усматривая в том парадокса.

Однако другого выхода он не видел.

Лучшие воины Князя Тьмы очухивались сейчас после турнира в подземных чертогах и морально готовились к неприятной беседе со своим повелителем. Остальные буксовали на кассарийской стороне реки. Каванах мог выбирать только между Эдной Фаберграсс и Моубрай Яростной. И он выбрал последнюю.

Выбор был сделан верно. Именно его дочь установила рекорд скорости. Когда она вернулась в расположение адских войск, Каванаху показалось, что она никуда и не уходила.

– Даже не думай, – заявила Моубрай, предвосхищая вопросы и подтверждая статистику. – Лучше сосредоточить все внимание на правом фланге.

– Дался вам этот правый фланг! – взвыл Каванах.

– Сейчас все объясню. – И Яростная успокаивающе погладила отца по чешуйчатой руке. – Все очень просто…

* * *

Аргументы следует не считать, а взвешивать.

Цицерон

Довольно легко добравшись до ущелья, Кальфон не видел особых трудностей и в перспективе. Точнее, не видел до тех пор, пока взгляд его не упал на странную скалу, громоздившуюся у самого узкого входа и почти полностью его закрывшую. Скала сия была необычна тем, что как раз в эту минуту сменила положение.

Какой-то короткий миг демон все еще надеялся, что это результат магического воздействия и ситуация сама собой образуется. Хотя мудрый внутренний голос уже нашептывал ему, что это совсем не так. А когда скала приветливо помахала ему рукой, Кальфон окончательно понял, что влип. Он очень любил и уважал герцогского домоправителя Думгара. К тому же он его всегда побаивался. И уж совсем не хотел столкнуться с ним в открытом противостоянии.

– Добрый день, милорд, – приветливо сказал между тем голем. – Какими судьбами?

– Добрый день, – грустно откликнулся граф Торрейруна. – Я здесь, уж извините, с атакующими намерениями.