Темный меч (№2) - Судьба Темного Меча

— Почему ты все это делаешь? — гневно спросил он, указав на Темный Меч, который лежал в траве у его ног. — Какая тебе разница — убьют меня или нет? Тебе-то что с того?

Гаральд молча смотрел на Джорама, потом улыбнулся. В его улыбке сквозили печаль и сожаление.

— Это так тебя задевает, да, Джорам? — спросил принц. — Что мне с того? Для тебя ничего не значит, что каталист рассказал мне историю твоей жизни, что я пожалел тебя... Ах да, ты же приходишь в ярость, когда тебя жалеют, — но это правда. Я пожалел тебя — и восхитился тобой.

Джорам отвернулся от принца, от пристального взгляда чистых, ясных глаз, и мрачно уставился куда-то в густые заросли кустарника под голыми, мертвыми деревьями.

— Я восхитился тобой, — продолжал принц. — Меня восхитил твой разум, твои упорство и настойчивость, которые ты проявил, вновь открывая тайну, которая многие столетия считалась утраченной. Я знаю, какое мужество требуется, чтобы встать лицом к лицу с Блалохом, и я восхищаюсь тобой за то, что ты выступил против него. И помимо всего прочего, я благодарен тебе за то, что ты, хотя бы и не нарочно, спас нас от предательства со стороны двурушника-колдуна. И все же я вижу, что этих объяснений тебе недостаточно. Ты по-прежнему подозреваешь, что у меня есть какие-то «скрытые мотивы».

— Только не говори, что у тебя их нет, — с горечью пробормотал Джорам.

— Ну, хорошо, друг мой, я скажу, что это значит для меня лично — «что мне с того», как ты говоришь. Ты взял в руки меч — Темный Меч, как ты его называешь, — и отправился в Мерилон. И с мечом или без меча, — принц пожал плечами, — ты намерен вернуть то, что принадлежит тебе по праву рождения. Ты скроешь, что принадлежишь к Мертвым, поскольку тебе так долго удавалось это делать и поскольку у тебя есть каталист для прикрытия. Ты даже не задумывался об этом, правда? А на самом деле мысль неплохая. До сих пор не имело особого значения, обращался ли ты к каталисту с просьбой дать тебе Жизненную силу. В поселении чародеев все равно не было каталиста, к которому можно было бы воззвать. Однако в Мерилоне все будет совсем по-другому. Там все используют каталистов, и когда при тебе есть каталист — это правильно и естественно. Тебя сопровождает Сарьон — это поможет тебе притворяться не Мертвым. Однако о чем это я говорил? Ах да. Ты найдешь родственников своей матери и убедишь их принять тебя в семью. Кто знает, может, они по сей день горюют по обманутой дочери, которая сбежала из дома прежде, чем они успели проявить свою любовь и сочувствие и позаботиться о ней. Или, может быть, из ее семьи никого не осталось в живых — и тогда ты сможешь заявить свое право на их земли и титул. Все это не важно, — продолжал Гаральд. — Давай только предположим, что тебе удалось благополучно завершить задуманное и ты стал благородным дворянином, Джорам, дворянином Мерилона, знатным, богатым, владельцем собственных земель. Что мне нужно от тебя, благородного дворянина? Посмотри на меня, Джорам.

Юноша невольно подчинился требовательному голосу принца. На этот раз в тоне Гаральда не было ни лукавства, ни легкомыслия.

— Я хочу, чтобы ты пришел ко мне в Шаракан, — сказал принц. — Я хочу, чтобы ты взял свой Темный Меч и сражался на нашей стороне.

Джорам в недоумении уставился на Гаральда.

— С чего ты взял, что я это сделаю? Если уж я получу то, что причитается мне по праву рождения, мне останется только...

— Сидеть и плевать в потолок, плыть по течению жизни? — Гаральд улыбнулся. — Нет, я уверен, что это не для тебя, Джорам. Ты не был таким и в поселке чародеев. И не только страх за свою жизнь заставил тебя сразиться с колдуном. Я, конечно, не знаю всех подробностей, но мне почему-то кажется, что и в той ситуации был другой выход — ты мог бы сбежать, оставив сражаться с чародеем кого-то другого. Но нет, ты выступил против него сам — потому что у тебя есть внутренняя потребность защищать и охранять тех, кто слабее тебя. В этом и состоит то, что принадлежит тебе по праву рождения. Ты был рожден Альбанара. И потому я уверен, что ты увидишь Мерилон ясным взглядом, не замутненным красивыми облачками, между которыми плавают люди.

Джорам покачал головой и отвернулся. Гаральд продолжил, уже более настойчиво:

— Ты же жил в деревне чародеев, ради Олмина! Ты на себе испытал тиранию Мерилона, Джорам! Из-за косных мерилонских традиций и суеверий твою мать изгнали из общества, а твоего отца превратили в живого мертвеца! Ты увидишь прекрасный город, конечно, — но эта красота прикрывает упадок и разложение! Говорят даже, что сама императрица... — Гаральд оборвал себя на полуслове. — Впрочем, это не важно, — и добавил тихо, от волнения сцепив пальцы: — Я не верю, что такое может быть правдой — даже у них.

Принц замолчал и тяжело вздохнул. Потом заговорил уже спокойнее:

— Разве ты не понимаешь, Джорам? Ты, мерилонский дворянин, придешь к нам, готовый сражаться за древнюю честь своего города. На моих людей это произведет сильное впечатление. И, что еще важнее, ты поможешь повлиять на чародеев — ведь ты жил среди них. Мы надеемся заключить с ними союз, но, я уверен, чародеи гораздо охотнее пойдут за моим отцом, если он сможет указать на тебя и сказать: «Смотрите, вот тот, кого вы знаете и кому вы доверяете, и он сражается на нашей стороне!» Надеюсь, чародеи знают и любят тебя, Джорам? — спросил принц как бы между делом.

Если бы Джорам был искушен в словесных дуэлях, он понял бы, что шараканский принц маневрирует, вынуждая его стать в выгодную для себя позицию.

— Ну, по крайней мере, они меня знают, — быстро сказал юноша, не особенно задумываясь. Ему понравилось, как с ним разговаривает принц. Джорам уже представлял, как въезжает в Шаракан, увенчанный знаками своего высокого положения, и как его радушно встречают шараканский король и принц. Это было бы замечательно... Но идти вместе с ними на войну? Ха! Да какая, в общем-то, разница...

— А-а... Ты говоришь: «По крайней мере, они меня знают». Полагаю, это означает, что чародеи знают тебя, но не особенно любят? — осторожно заметил Гаральд. — И конечно же, тебе совершенно нет до этого дела, да, Джорам?

Темные глаза Джорама сверкнули, юноша снова внутренне подобрался и насторожился. Но слишком поздно.

— Ты не преуспеешь в Мерилоне, Джорам. Ты не преуспеешь нигде, куда бы ты ни пошел.

— И почему же это... ваша светлость? — съехидничал Джорам, даже не подозревая, что острие словесного клинка принца уже приставлено к его сердцу.

— Потому что ты хочешь стать благородным дворянином, и, возможно, по рождению ты действительно благородного происхождения. Но, к несчастью, Джорам, в тебе нет ни единой унции благородства, — невозмутимо заявил Гаральд.

Эти слова попали точно в цель. Глубоко задетый и внутренне истекающий кровью Джорам сделал слабую, неуклюжую попытку вернуть удар.

— Простите меня, ваша светлость! — насмешливо сказал юноша. — У меня нет такой красивой одежды, как у вас. Я не купался в ванне с розовыми лепестками и не поливал духами свои волосы! Люди не называют меня милордом и не умоляют позволить им поцеловать мою задницу! Нет, они ничего такого не делают! Но будут делать! — Голос Джорама дрожал от гнева. Юноша вскочил на ноги и навис над Гаральдом, сжимая кулаки. — Клянусь Олмином, будут! И ты тоже, будь ты проклят!

Гаральд встал перед разъяренным юношей.

— Да, я должен был догадаться, что именно так ты, Джорам, представляешь себе, что такое благородный дворянин. Вот именно поэтому ты никогда не сможешь стать одним из них. И я уже начинаю склоняться к мысли, что напрасно завел с тобой этот разговор — потому что ты ведь родом из Мерилона, а именно так думают о себе большинство мерилонских дворян! — Принц посмотрел на восток, в ту сторону, где вдалеке находился волшебный город, и пылко сказал: — Но скоро они узнают, как сильно ошибались! И дорого заплатят за этот урок. Как и ты, Джорам. — Гаральд снова повернулся к дрожащему от ярости юноше, стоявшему перед ним. — Олмин учит нас, что истинно благородный человек благороден не из-за случайности рождения — его благородство проявляется в том, как он относится к людям, которые его окружают. Убери красивые одежды, духи, притирания и украшения, Джорам, — и твое тело будет в точности таким же, как у твоего приятеля из деревни чародеев. Обнаженные мы все одинаковы — наши тела не более чем пища для червей. Я уже говорил, что мертвым мало проку от чести. Но им мало проку и от всего остального. Что для них титулы, богатство, благородное происхождение? Мы можем идти по жизни разными путями, Джорам, но все они ведут в одно и то же место — в могилу. И наш долг — нет, это наша привилегия, ибо мы благословенны более других людей, путешествующих по жизни рядом с нами, — сделать этот путь более гладким и приятным для столь многих, скольким мы сумеем помочь.

— Красивые слова! — гневно ответил Джорам. — Однако ты весьма охотно откликаешься на «вашу светлость» и «ваше высочество»! И что-то я не видел, чтобы ты наряжался в грубые крестьянские лохмотья. И не видел, чтобы ты поднимался до рассвета и трудился на полях до полного изнеможения — пока твоя душа не задрожит, как сорняки, которые ты вырываешь! — Джорам указал на принца пальцем. — Здорово у тебя все выходит на словах! Болтун ты, и все! Со своими красивыми нарядами, блестящим мечом, шелковыми шатрами и колдунами-телохранителями! Вот что я думаю о твоих словах! — Джорам сделал непристойный жест, коротко рассмеялся и повернулся, чтобы уйти прочь.

Гаральд быстро вскинул руку, схватил юношу за плечо и развернул к себе. Джорам вырвался. С искаженным от гнева лицом юноша ударил принца кулаком изо всех сил. Принц легко увернулся, перехватив руку Джорама за запястье. Уверенным, хорошо заученным движением Гаральд выкрутил Джораму руку, заставив юношу опуститься на колени. Скрипнув зубами от боли, Джорам попытался вырваться и встать.

— Прекрати! Драться со мной бесполезно! С моей магией я одним словом мог бы вообще оторвать тебе руку! — спокойно сказал Гаральд, крепко удерживая разъяренного юношу.

— Будь ты проклят, ты... — Джорам грязно выругался, обозвал принца непристойными словами. — Пошел ты со своей магией! Если бы у меня был мой меч, я бы... — Он лихорадочно заозирался, выискивая взглядом свое оружие.

— Я дам тебе твой проклятый меч, — мрачно сказал принц. — И можешь тогда делать все, что захочешь. Но прежде ты выслушаешь меня и запомнишь мои слова. Чтобы как следует исполнять свой долг в этой жизни, я должен одеваться и вести себя так, как приличествует моему положению в обществе. Да, я одет в красивую одежду, я регулярно моюсь и расчесываю волосы. И я намерен проследить, чтобы ты научился делать то же самое, прежде чем отправишься в Мерилон. Почему? Потому что этим ты покажешь, что тебе не безразлично, что думают о тебе другие люди. А что касается титула — меня называют милордом и вашей светлостью из уважения к моему положению в обществе. Но я очень надеюсь, что в этом есть также и уважение ко мне лично. Как по-твоему, почему я не заставлял тебя обращаться ко мне как положено? Потому что слова для тебя — пустой звук. Ты никого не уважаешь, Джорам. Тебе все безразличны, тебе ни до кого нет никакого дела. Ты ни о ком не заботишься. Даже о самом себе!

— Это неправда! — хрипло прошептал Джорам, отыскивая взглядом свой меч. Но он почти ничего не видел, глаза застилала багровая пелена гнева. — Это неправда! Я забочусь...

— Ну так докажи это! — крикнул Гаральд. Схватив юношу за грязные, спутанные черные кудри, принц заставил Джорама посмотреть себе в лицо. Джорам посмотрел — ничего другого ему не оставалось. Но исполненные боли глаза ожгли принца вызовом и жгучей ненавистью.

— Вчера вечером ты готов был отдать свою жизнь, защищая Мосию, правда? — невозмутимо продолжал Гаральд. — Но при этом ты обращаешься с ним так, будто он — какая-то дрянная собачонка, которая жмется к твоим коленям. А каталист — человек ученый, слабый телом, в свои годы он должен был бы жить в тихом, спокойном месте и заниматься науками, которые так любит. Он сражался вместе с тобой против колдуна, а теперь следует за тобой через дикие земли, безропотно терпит все тяготы путешествия — хотя вполне мог бы выдать тебя Церкви. Как ты думаешь, почему он это делает? Ах да, конечно, — я и забыл! У него есть «тайная причина». Ему что-то от тебя нужно! Что? Оскорбления, издевательства, грубости, насмешки? Тьфу!

Гаральд брезгливо оттолкнул Джорама, и юноша упал, растянувшись лицом вниз на промерзшей земле. Подняв голову, Джорам увидел наконец свой меч. Темный Меч лежал совсем рядом, прямо перед ним. Джорам рванулся вперед и ухватился за рукоять меча. Юноша неуклюже завозился, пытаясь подняться на ноги и повернуться лицом к своему врагу. Гаральд спокойно стоял и смотрел на него, на губах принца играла насмешливая и немного презрительная улыбка.

— Сражайся! Будь ты проклят! — крикнул Джорам и бросился на Гаральда.

Принц произнес слово — и его собственный меч взлетел с того места, где лежал, и покорно лег хозяину в руку. Светлый клинок серебристо сверкнул в сером сумеречном свете под затянутым тучами небом.

— Ну, давай, примени против меня свою магию! — с вызовом крикнул юноша. Он едва мог говорить, на губах у него пузырилась пена. — Я — Мертвый, в конце концов! Только этот меч делает меня Живым! И я намерен увидеть, как ты умрешь!

Джорам жаждал убийства. Он страстно хотел убить Гаральда. Он уже предвкушал, как его меч вонзится в тело принца, как хлынет кровь и гордый принц замертво упадет к его ногам, глядя в небо широко раскрытыми, невидящими глазами...

Гаральд несколько мгновений спокойно смотрел на юношу, а потом убрал свой прекрасный сияющий меч в ножны.

— Да, ты — Мертвый, Джорам, — негромко сказал он. — От тебя несет мертвечиной! И меч ты сделал под стать себе — порождение тьмы, такое же мертвое, как ты сам. Давай же, убей меня. Смерть для тебя — решение всех проблем!

Джорам заставил себя двинуться вперед. Но он почти ничего не видел. Словно какая-то пелена застилала ему глаза. Юноша несколько раз моргнул, надеясь, что зрение прояснится.

— Иди же к жизни, Джорам! — страстно сказал Гаральд. Голос принца доносился до юноши как будто издалека, из-за красно-кровавой мглы, которая его окружала. — Иди к жизни и разруби своим мечом все, что есть живого, все, в чем есть жизнь! Иначе тебе останется только обратить этот меч против самого себя и пролить на землю всю до последней капли благородную кровь, которая в тебе есть. По крайней мере, эта кровь даст жизнь траве.

Последние слова принц произнес с нескрываемым отвращением. Повернувшись к Джораму спиной, Гаральд спокойно пошел прочь с лужайки.

Джорам, с мечом в руке, бросился за ним, намереваясь убить самонадеянного принца. Но ярость совершенно ослепила юношу. Джорам споткнулся и упал лицом в грязь. Испустив дикий, яростный крик, парень попытался вскочить на ноги, но гнев полностью иссушил его, лишив последних сил. Джорам барахтался на земле, жалкий и беспомощный, как младенец. В отчаянии он попытался опереться на свой Темный Меч, как на палку, чтобы хоть как-нибудь встать. Но клинок глубоко вонзился во взрытую землю, и Джорам смог только привстать на колени.

Он склонился над мечом, застрявшим в земле, стискивая обеими руками рукоять. По щекам юноши потекли слезы. Гнев и досада переполнили его до такой степени, что, казалось, сердце вот-вот разорвется. У юноши вырвался хриплый всхлип, давая выход накопившимся чувствам, которые сдавливали ему грудь. Склонив голову, Джорам заплакал — впервые в жизни. А ведь ни боль, ни страдания никогда не могли выдавить из него ни единой слезинки, даже когда он был совсем маленьким мальчиком.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

ЗИМНЯЯ НОЧЬ

— Где Джорам? — спросил Сарьон, когда принц вернулся на поляну. Глаза каталиста тревожно расширились, когда он заметил бледность Гаральда, его грязную одежду и кровавые брызги, запятнавшие белую рубашку после драки с Джорамом.

— Успокойтесь, отец, — устало сказал принц. — Он остался в лесу. Мы... немного поговорили. — Гаральд криво улыбнулся, оглядывая свою разорванную одежду. — Ему нужно время, чтобы подумать. По крайней мере, я надеюсь, что он сейчас думает.

— Стоит ли оставлять его там одного? — спросил Сарьон и посмотрел в сторону леса.

Над вершинами деревьев по небу стелились серые облака. На северо-западе небо потемнело — там клубились тяжелые, темные тучи. Ветер изменил направление и потеплел. Воздух стал более плотным и влажным — наверняка скоро пойдет дождь, а ночью, может быть, и снег.

— С ним все будет в порядке, — сказал Гаральд, расчесывая пальцами влажные волосы, — Мы не заметили в этих лесах никаких следов кентавров. Кроме того, Джорам не один. — Принц оглядел лагерь.

Проследив за его взглядом, Сарьон сразу все понял. Здесь был только один из Дуук-тсарит. Но вместо того, чтобы успокоиться, каталист только еще больше разволновался.

— Простите, ваша светлость, — нерешительно сказал Сарьон. — Но Джорам, он... он преступник. Я знаю, что они слышали наш разговор. — Он указал на безмолвную фигуру в черном облачении. — Они все слышали, все заметили... Что...

— Что помешает им ослушаться моего приказа и отправить Джорама в Мерилон? Ничего. — Гаральд пожал плечами. — Я не смогу остановить их. Но, понимаете ли, отец, как мои личные телохранители, они поклялись повиноваться мне до самой смерти. Если они предадут меня и заберут парня, нарушив мой приказ, их встретят отнюдь не как героев. Как раз наоборот. За нарушение данной мне клятвы они подвергнутся самому суровому наказанию, которое допускает их орден. И что это за наказание... — Принц содрогнулся. — Я не могу даже представить. Нет. — Он улыбнулся и пожал плечами. — Они не пойдут на такое ради Джорама.

«Ради Джорама — нет, но ради принца Мерилона они решатся на все, что угодно», — подумал Сарьон и решил во что бы то ни стало сохранить свою тайну.

Принц ушел в свой шатер, а Сарьон устроился возле теплых источников. Он заметил, что Гаральд подозвал к себе кардинала, и Радисовик последовал за ним в шатер. Оставшийся на поляне Дуук-тсарит стоял тихо и неподвижно, глядя в никуда и на все сразу из-под своего черного капюшона. Развалившийся на мягкой траве у ручья Симкин дрессировал ворона, заставляя его говорить в обмен на куски колбасы.

— Ну, давай же, негодная птица, — говорил Симкин. — Повторяй за мной: «Принц — дурак!» Скажи это для Симкина, и Симкин даст тебе этот вкусный кусочек колбаски.

Птица мрачно смотрела на Симкина, склонив голову набок, но даже ни разу не каркнула.

— Тихо ты, идиот! — прошептал Мосия, обращаясь к Симкину, а не к ворону. Кивком головы юноша указал на шелковый шатер. — Тебе что, мало неприятностей?

— Что? О, Гаральд... Ерунда! — Симкин улыбнулся и погладил бороду. — Он поймет, что это просто шутка. Гаральд и сам любит пошутить. Однажды он привел на костюмированный бал во дворце живого медведя. Представил его как капитана Храпуна из королевского флота Зит-Эля. Это надо было видеть — как король пытается поддержать вежливую беседу с предполагаемым капитаном и старательно делает вид, что не замечает, как медведь жует его собственный шарф. Но медведю все-таки не дали приза за лучший костюм. А теперь, ты, красноглазое исчадие ада, — Симкин пристально уставился на ворона, — скажи: «Принц — дурак!», «Принц — дурак!» — Он говорил тонким, пронзительным голосом, подражая птице.

Ворон поднял желтую лапу и почесал клюв — это можно было принять за оскорбительный жест.

— Глупая птица! — с чувством сказал раздосадованный Симкин.

— Симкин — дурак! Симкин — дурак! — сказал ворон. Взмахнув крыльями, птица подпрыгнула, выхватила кусок колбасы из руки Симкина и улетела с добычей на ближайшее дерево.

Симкин весело рассмеялся, но Мосия помрачнел еще больше. Юноша подсел поближе к Сарьону, беспокойно оглянулся на Дуук-тсарит и тихо сказал:

— Как вы думаете, что с нами будет? Что принц собирается с нами делать?

— Я не знаю, — мрачно ответил каталист. — Очень многое зависит от Джорама.

— Да ну? Тогда нас всех повесят, — жизнерадостно сказал Симкин, усаживаясь на траву рядом с каталистом. — Сегодня утром они поссорились, дело дошло до драки. Принц разделал нашего бедного приятеля под орех, победил его всухую, а наш неизменно тактичный Джорам назвал его королевское высочество... — Симкин не сказал это слово, а показал на ту часть тела, которая имелась в виду.

— Во имя Олмина! — ахнул Мосия и смертельно побледнел.

— Молись, если хочешь, но не думаю, что это поможет, — подбодрил юношу Симкин. Он поплескал рукой в теплой воде. — Нам еще повезло, что он только назвал принца, ну, вы понимаете чем, а не превратил его в это самое, как случилось с несчастным графом де Шамбрэ. Это было, когда граф поссорился с бароном Роетке. Граф крикнул: «Ты — ..!» Барон в ответ: «А ты — ..!» Схватил своего каталиста, произнес заклинание — и граф превратился в это самое место, прямо перед дамами и всеми остальными. Отвратительное зрелище.

— Ты хочешь сказать, это все было на самом деле? — озабоченно спросил Мосия.

— Клянусь могилой моей матери! — отозвался Симкин и лениво зевнул.

— Нет, я не про графа, — резко сказал Мосия. — Я про Джорама.

Каталист посмотрел в сторону леса и печально сказал:

— Мне кажется, это правда.

— Повешение — не самый худший способ умереть, — заметил Симкин, вытянувшись на траве во весь рост и устремив взор в затянутое облаками небо. — Правда, есть ли хорошие способы — это еще вопрос.

— Людей больше не вешают, — раздраженно сказал Мосия.

— Ну, в нашем случае могут сделать исключение, — ответил Симкин.

— Симкин — дурак! Симкин — дурак! — прокричал ворон из ветвей дерева и подскакал по ветке поближе, надеясь получить еще один кусок колбасы.

«Дурак ли он?» — подумал Сарьон. И неохотно признал, что это не так. Если то, что сказал Симкин, — правда и Джорам действительно оскорбил принца, тогда... может быть, впервые в жизни, сам того не зная, на этот раз Симкин сказал правду.

Буря разразилась в полдень. Дождь лил из облаков, нависавших так низко, что, казалось, задевали за верхушки высоких, ветвистых деревьев. Кардинал дал принцу Жизненную силу, и Гаральд своей магией сотворил над поляной невидимый купол, чтобы защититься от ливня. Однако, чтобы энергии хватило на такую мощную магию, Гаральду пришлось убрать горячие источники. Сарьон с сожалением смотрел, как исчезают водопад и озерцо теплой воды. Но у каталиста возникло странное ощущение, когда он посмотрел вверх и увидел, как струи дождя падают с неба, но не долетают до земли, а рассыпаются брызгами, ударяясь о невидимую преграду.

— Мне жаль, что не стало горячих источников, но так гораздо лучше, чем прятаться целый день под навесом, правда, отец? — сказал ему Гаральд. — Под куполом мы хотя бы можем свободно двигаться на открытом воздухе. Если вам холодно, отец, передвиньтесь ближе к огню.

У Сарьона не было настроения разговаривать, но он все же пересел поближе к костру и даже вежливо пробормотал слова благодарности. Он то и дело поглядывал на лес за пределами прозрачной завесы. Прошло уже много часов — а Джорам все еще не вернулся.

Кардинал тоже попытался завести разговор с каталистом, но вскоре замолчал, заметив, что Сарьон обеспокоен и думает совсем о другом. Радисовик многозначительно посмотрел на принца и вернулся в шатер, чтобы заняться науками и медитацией.

Собравшись вокруг костра, Гаральд, Мосия и Симкин играли в таро. Игра шла неспешно — Мосия очень волновался из-за того, что играет с самим принцем, и потому постоянно путался в картах, даже пару раз выронил их, из-за чего карты пришлось пересдавать. Юный маг допускал такие вопиющие ошибки в игре, что Симкин в шутку предложил ворону занять место Мосии. Но Гаральд, ничуть не теряя достоинства и присущего ему спокойного, царственного величия, со временем сумел настолько успокоить Мосию, что тот отважился засмеяться в присутствии принца, а однажды даже предпринял слабую, неуклюжую попытку пошутить.

Однако Сарьон с недовольством отметил, что Гаральд умело направляет разговор, снова и снова возвращаясь к Джораму. Принц побуждал Мосию — во время перерывов в игре — рассказывать истории об их с Джорамом детстве. Мосия все еще тосковал по дому и потому был только рад рассказать о своих детских годах, проведенных в поселке фермеров. Гаральд слушал рассказы юноши очень внимательно, позволяя Мосии отвлекаться на несущественные подробности, но всякий раз как будто случайно задавал вопросы, которые незаметно подводили разговор к тому, что непосредственно касалось Джорама.

«Почему это так его интересует? — думал Сарьон со все возрастающей тревогой. — Может быть, он заподозрил, кто такой Джорам на самом деле?» Каталист мысленно возвратился к их первой встрече. Он вспомнил, как внимательно и немного озадаченно Гаральд присматривался к Джораму, словно пытаясь вспомнить, где он мог его видеть прежде. В детстве Гаральд часто бывал при дворе Мерилона. Сарьону, обремененному страшной тайной, казалось, что Джорам с каждым днем становится все больше похож на свою настоящую мать, императрицу. Глядя, как гордо юноша вскидывает голову, отбрасывает со лба роскошные, густые, непокорные черные волосы, Сарьон едва сдерживался, чтобы не закричать: «Неужели вы не видите, дурачье? Неужели вы все ослепли?»

Может быть, Гаральд все-таки это увидел. Может быть, он как раз и не слепой. Принц, несомненно, очень умен и проницателен. И несмотря на свое обезоруживающее очарование, он — Альбанара, рожденный для политики, для того, чтобы властвовать. В сердце принца на первом месте стоит его страна и народ. Что бы он стал делать, если бы узнал или заподозрил правду о Джораме? Сарьон не мог этого представить. Может быть, ничего такого, чего он не делает сейчас — пока не пришло время покинуть это место. Каталист обдумывал и взвешивал возможности, пока у него не разболелась голова, но так ни до чего и не додумался. А время шло. Серый дождливый день сменился серым дождливым вечером. К ночи, когда стемнело, вместо дождя пошел снег.

А Джорам все не возвращался.

Игроки оставили карты, чтобы пообедать. Обед состоял из тушеного мяса по-деревенски, которое принц с гордостью сотворил своими руками, приправив жаркое многочисленными пряными травами, которые собственноручно собирал во время путешествия.

Сарьон притворился, что ест, чтобы не обидеть принца, хотя на самом деле ухитрился скормить большую часть своего обеда ворону. Дуук-тсарит, который, предположительно, присматривал за Джорамом, вернулся, и его место занял другой. По крайней мере, так это понял Сарьон. Он не мог различить двух охранников принца, чьи лица были скрыты под глубокими черными капюшонами. Колдун приблизился к Гаральду и тихо заговорил. По взглядам, которые принц время от времени бросал в сторону леса, Сарьон догадался о предмете их разговора. Его догадка вскоре подтвердилась. Сразу после беседы с Дуук-тсарит принц подошел к каталисту и сказал ему:

— Джорам в безопасности, и с ним все в порядке. Прошу вас, отец, не волнуйтесь так за него. Он нашел расщелину в скале и укрылся в ней от непогоды. Ему нужно время, чтобы побыть наедине с самим собой. Рана, которую я ему нанес, глубока, но не смертельна. От этого небольшого кровопускания Джораму будет только лучше.

Сарьона это не убедило, Мосию тоже.

— На Джорама иногда находят приступы дурного настроения... Помните, отец? — негромко сказал юный маг. Он сидел возле каталиста и задумчиво ковырял недоеденный обед. Ворон, который устроился возле левой руки Сарьона, следил за остатками еды жадным взглядом. — Последнее время такого не случалось, но раньше бывало, что Джорам несколько дней подряд лежал на кровати, ничего не ел и ни с кем не разговаривал. Просто лежал и смотрел в никуда.

— Я знаю. И если до утра он не вернется, мы пойдем за ним, — сказал Сарьон.

Снег продолжал падать, и принцу пришлось убрать купол, потому что поддержание защиты отнимало слишком много сил и у него самого, и у кардинала. На ночь Симкин и Мосия ушли в просторный шатер принца, а Сарьон принял любезное приглашение переночевать в шатре кардинала.

Оба Дуук-тсарит исчезли. Но Сарьон знал, что колдуны где-то поблизости и продолжают охранять принца. Когда они сами отдыхают, каталист не мог даже вообразить. До него доходили слухи, что Дуук-тсарит способны вводить сознание и тело в состояние сна, сохраняя при этом неусыпную бдительность. Но такое казалось слишком невероятным, и Сарьон считал, что это всего лишь легенда.

Радуясь любому случаю отвлечься от тягостных мыслей о Джораме, Сарьон лежал в темноте и раздумывал о способностях Дуук-тсарит. В то же время он внимательно прислушивался, надеясь услышать, как заскрипит снег под шагами Джорама. Потом Сарьон заснул. Но спал он беспокойно и часто просыпался среди ночи. Проснувшись, каталист осторожно, стараясь не разбудить кардинала, пробирался к выходу из шатра, отодвигал полог и выглядывал наружу.

Сарьон сам не знал, что он надеялся увидеть — снег падал плотной стеной, так что невозможно было разглядеть даже стоявший совсем рядом шатер принца. Но каталист заметил, что не одному ему сегодня не спится. Однажды он увидел проблеск света в шатре принца и, как ему показалось, различил даже фигуру Гаральда, который тоже всматривался в ночь.

К утру снегопад прекратился. Лежа на толстом тюфяке, Сарьон видел, как свет восходящего солнца проникает сквозь засыпанные снегом ветви деревьев и падает на плотную ткань шатра. Поляну покрывал белый ковер снега, искрившегося в солнечных лучах.

Сарьон закрыл глаза и попытался заставить себя заснуть, но вдруг услышал то, чего так долго ждал, — звук шагов.

Сердце каталиста сжалось от облегчения. Сарьон поспешно встал и откинул в сторону полог шатра. А потом подался назад и замер, так чтобы его не было видно.

Джорам стоял в центре засыпанной снегом поляны. На нем был плотный, тяжелый плащ. Где он взял этот плащ? Может быть, плащ ему дали Дуук-тсарит? Сарьон успел подумать об этом и удивиться, пока стоял, почти не дыша, и ждал, что будет делать Джорам.

Утопая в глубоком снегу почти до середины высоких сапог, Джорам прошел через поляну и остановился перед шатром принца. Откинув полы плаща, юноша достал из самодельных ножен Темный Меч.

Сарьон отступил еще глубже в тень кардинальского шатра. Облегчение сменилось испугом, когда он разглядел выражение лица Джорама.