Танцор - И на пороге бывают гости

      – Не орал бы, дедушка, – не преминула съязвить решившая позлопамятничать Стрелка. – Не хрена тут всякую нечисть привлекать.
      – Молчи, Стрелка. И радуйся! Работает, блин! Нам уже пол-ящика айлавьюшников насыпали. Работает, распространяется! Давай, буди Деда. Пусть старый порадуется.
      – Как же, порадуется он. После вчерашнего.
      – Ничего, я ему чабреца заварил. Там, в термосе. Как огурчик через десять минут будет.
      Стрелка пошла к джипу.
      – Ну что, Следопыт, как думаешь, сработает? – спросил Танцор, нервно затягиваясь сигаретой.
      – Хрен его знает, – ответил тот откровенно. – Вообще-то я все точно сделал. Как Дед велел. Да и Дед сегодня в ударе был. Меня аж тряхануло током, когда я до него дотронулся. Так что…
      Подошел Дед, на которого Стрелка накинула одеяло. Однако это не очень-то помогало. Деда здорово трясло.
      – Ты, Дед, стаканчиком-то не руки грей, – сказал Танцор. – А пей из него. Это чабрец. Отличная штука. Да и к костру придвигайся.
      Дед начал пить, все ещё смутно представляя, где он и что с ним.
      И опять все замолчали. Лишь потрескивали сучья в костре, да хлюпал страдающий Дед.
      Довольно скоро он оклемался. Огляделся, понял, куда и зачем его привезли. Спросил Танцора:
      – Ну как, работает?
      – Работает, Дед, отлично работает. Уже по всей Сети расползлось.
      – О, ровно час, – сказал Следопыт, посмотрев на часы. – Через десять минут.
      Опять все замолчали. При этом все уже не смотрели на огонь, а повернулись лицами к могиле, ярко освещенной полутора дюжинами фар, подфарников, пово-рошников и стоп-сигналов.
      Наступила мертвая тишина.
      И вдруг далеко, в деревне, завыла собака. Тут же к ней присоединилась вторая, третья… И вскоре все слилось в один сплошной вой.
      Налетел резкий порыв ветра. Над костром взвился. сноп искр.
      Стрелка, оробев, прижалась к Танцору. Он обнял её за плечо и почувствовал ладонью легкую дрожь.
      Остро ощущалось, как что-то вокруг нагнетается. Что-то смутное, непонятное, недоступное взгляду, как шахта позвоночника.
      Над головой резко сверкнуло…
      И Танцор увидел, как крест плавно пошел от изголовья могилы туда, где были ноги, поворачиваясь при этом вокруг вертикальной оси по часовой стрелке. На долю секунды замер в противоестественном состоянии. А потом пошел назад.
      Вдруг почувствовал, что Стрелка уже не справа от него, а слева!
      Крест вернулся лишь для того, чтобы с ещё большей скоростью отправиться к ногам Гуськова. И совсем скоро это превратилось в бег. Потом в мелькание.
      Что происходило со всем остальным пространством, было неясно. Потому что яркое пятно могилы окружал непроницаемый мрак. Вероятно, то же самое, поскольку собачий вой доносился то слева, то справа.
      Но могила, и все, что попадало в свет фар – друзья Танцора, соседние оградки, кусты и небольшие деревца, джип и «БМВ» – все это с возрастающей скоростью сновало бешеным челноком. И вскоре стало похоже на кляксу гуаши, которую капнули на чистый лист бумаги, а потом этот листок согнули пополам, прогладили ладонью и опять развернули.
      Вскоре стало тяжело. Физически тяжело – дышать стало трудно, сердце бешено молотилось, причем то слева, то справа. Танцор заметил, что несчастного Деда рвет, когда тот проносился мимо…
      «Невыносимо», – хотел простонать Танцор. Но рядом была Стрелка, которой стало бы ещё хуже…
      Движение замедлилось…
      И совсем скоро все остановилось.
      И вдруг могила разверзлась. Отчего в воздухе разлилось серное зловоние.
      И из могилы появился Маньяк. Но не успел он сделать и трех шагов, как растворился в воздухе.
      Тут же появился ещё один Маньяк. Но и этот оказался очень недолговечным. Потом ещё один Маньяк… И еще… И еще…
      Когда двадцать шестой Маньяк бесследно растворился в воздухе, из могилы, опершись руками на её край и кряхтя, начала вылезать Изольда.
      – Помоги, – сказал Танцор Следопыту.
      Вслед за первой Изольдой вылезла вторая. А потом и третья. И все они начали с недоумением рассматривать друг друга.
      «Куда же их теперь всех селить-то?» – подумал Танцор, пожалев, что не сообразил набить Маньяку морду перед растворением.
      Затем из могилы вылезли живые и невредимые:
      – бизнесменша Ирина Суржикова;
      – журналистка Лидия Старикова;
      – следователи Жуков и Самарин;
      – маркетолог Людмила Янкилевская;
      – преподавательница Лидия Акулова;
      – крупье Елена Афанасьева;
      – телефонистка Галина Загорулько;
      – безработная Татьяна Лиховцева;
      – юрисконсульт Альбина Строева.
      – Ну, вроде все, – сказал, тяжело дыша, подошедший Следопыт.
      – Считал? – спросил Танцор.
      – Считал. Слушай, надо бы Суржикову как самую богатую за пивом послать.
      – Где оно в два-то часа ночи? Иди, у меня в багажнике есть.
      Но тут из могилы вылезли ещё восемнадцать человек мужского и женского пола. Все одетые сугубо по-домашнему, в халатах, пижамах, а то и просто в трусах до колен, в тапочках на босу ногу.
      – Кто такие? – строго спросил Следопыт.
      – Да мы из «Танцора-2». Летом нас автор всех грохнул, когда подъезд взорвался от утечки газа, – отозвался огромный детина, густо покрытый татуировками на криминальные сюжеты. – А потом, козел, про нас напрочь позабыл. Всех замоченных из канализационного люка выпустил. А мы так и торчали незнамо где и непо нятно зачем, как бобики, блин!
      И вдруг высоко в небе послышался какой-то очень далекий свист. Который стремительно приближался и усиливался. Дед как самый опытный, переживший в детстве войну, упал на землю и закрыл затылок ладонями.
      Но это была голова. Голова Гуськова, возвращавшаяся к своему хозяину.
      А потом из могилы раздались какие-то странные механические звуки, и появился отец фрейдизма Зигмунд Фрейд. Но не канонический старец, способный внушать окружающим лишь стерильное почтение, а изрядно пьяный и чрезвычайно довольный собой молодой человек, почти студент. На груди у Фрейда на кожаном ремне висела обшарпанная шарманка, он весело крутил ручку и на мотив «Амурских волн» орал на чистейшем русском языке всего лишь два слова. И эти слова были: «ПОЛНЫЙ АБЗАЦ!»