Ария: Легенда о динозавре

Музыканты сочли данный вариант текста чересчур припанко-ванным, в особенности шляг-призыв припева послать все «На фиг!». Да и сама не в меру расхулиганившаяся Пушкина прекрасно понимала, что зал, по обыкновению быстро и легко запоминающий все «арийские» тексты, будет вместе с Кипело-вым орать отнюдь не это окультуренное выражение, а общепринятое уличное «на х..!». В черновиках поэтессы сохранился исходный текст, который, конечно же, не стоит расценивать как шедевр, но определенную историческую ценность сей опус бесспорно представляет.
       НА ФИГ!
       один из вариантов песни «ЗОМБИ»
 
Ты лишь третий сын седьмого сына,
Ты крещеный, но не носишь крест,
Веришь в силу, как и все мужчины,
И внутри тебя — железный бес…
Твой отец угробил жизнь, чтоб выжить,
Для него не кончилась война,
Ты — его двойник, ты будешь выжат,
Если не пошлешь все это на, на…
На фиг! Доктор Хэви — за тебя,
Он за твоей спиной, —
На фиг! — тех, кто душу теребят
Глупой болтовней,
На фиг! — тех, кто любит, не любя,
Ты сыт такой игрой,
На фиг! Доктор Хэви — за тебя,
Он за твоей спиной.
На фиг!
Ты — не номер, не безмолвный робот,
Ты — свободен, но печаль одна:
Чтоб не стал ты психом твердолобым,
Чтоб не стал, как все, как вся страна, на…
На фиг! Доктор Хэви — за тебя,
Он за твоей спиной!
На фиг! — тех, кто душу теребят
Глупой болтовней,
На фиг! — тех, кто любит, не любя,
Ты сыт такой игрой…
 
      «Как вы шхуну назовете, туда она и приплывет»… В общем, не в меру хулиганский текст был отправлен согласно его названию и даже чуть дальше… Холстинин вместе с Дубининым от песни к песне совершенствовали технологию по «заворачиванию» текстов. «Мы старались по возможности не обижать Риту, если какой-то из ее текстов нам не нравился, — рассказывает Виталий. — Поэтому делали мы все максимально дипломатично. Выглядело это приблизительно так: звоню Холсту, спрашиваю «Ну что она Пушкина,) написала?». Холст: «Полное г…о!». Я: «Что будем делать?». Холст: «Я ей сказал, что отнесу текст к тебе, чтобы ты проверил, поется это или нет». Я: «Ну, давай ей скажем, что вот эта строчка не поется, а если эта строчка не поется, то надо выкидывать весь купает! А поскольку этот куплет хороший, а другой от кровенно слабый — мы выкидываем два куплета, и получает ся, что ей проще переделать весь текст». Бедная Пушкина! Ей пришлось извлечь на свет божий совсем другую, старую-старую легенду…
      Проживая долгие годы своего веселого и совершенно беззаботного детства в городе Будапеште, Маргарита иногда захаживала местную картинную галерею, где всегда долго задерживалась перед одним огромным полотном — на нем была изображена красивая девушка с безумными глазами, убегавшая прочь от стоящего в глубине гроба. В гробу лежал ее жених, укрытый белым погребальным покрывалом, а на покрывале проступали свежие кровавые пятна. По старинному поверью, убийцу можно было опознать довольно просто: стоило киллеру (или киллерше) подойти к убитому им, как из ран покойника начинала сочиться кровь. Подобный сюжет и был зафиксирован на картине. Видимо, девица из ревности угробила своего милого друга, но никто и не догадывался о том, чьих это рук дело, — однако девушка была плохо знакома с фольклорной криминалистикой. Подошла она со скорбным лицом к гробу, кровь брызнула, и все тайное сразу стало явным… Зомби, воспетый в одноименной «арийской» песне, вычислил своего убийцу по этому принципу, и никакая святая ложь (дескать, «не я это, ох, не я — черт попутал!») преступника не спасет.
      Пока создавалась, разрастаясь вширь и вглубь, эта книга, в пушкинском письменном столе при очередной его разборке был обнаружен уникальнейший исторический документ — первый вариант того, что впоследствии стало известным как «Зомби» (сочинен еще до появления на свет припанкованной «Фиги»). В его основу было положено древнерусское сказание о старце Марке-Пещернике, который был, так сказать, могильщиком-любителем. Перед погребением Марк развлекался тем, что оживлял покойников (бр-р-р, некрофилия какая-то, а не Пушкина!), и в этот самый момент слышались голоса уходящих в мир иной, с которыми Марк ласково беседовал о смысле жизни и отбирал у почивших граждан медные пятаки. Вполне понятно, что невежественные земледельцы окрестных сел решили Марка на всякий случай сжечь — чтоб не занимался всякими глупостями на службе, пускай даже и в пещере.
       СКАЗАНИЕ О МАРКЕ-ПЕЩЕРНИКЕ
       один из вариантов песни «ЗОМБИ»
 
Жил когда-то старец Марк-Пещерник,
Богом проклят за грехи свои,
Рыл могилы для умершей черни
Под землей, в объятьях вечной тьмы.
Но прежде чем свершалось погребенье,
Марк тела на время воскрешал,
И тогда сквозь землю шло свеченье,
Сея страх, великий хор звучал…
Братья! Мы пока еще в пути,
И смерти нет пока!
Братья! Есть в конце тоннеля свет,
И нам легко идти!
Братья! поспешите нас простить,
Пусть крест творит рука…
Братья! Мы пока еще в пути —
Смерти нет пока!
Братья…
Над живыми Марк не ведал власти —
Он живыми брошен был в огонь,
Но из пещеры, как из черной пасти,
До сих пор несется странный стон:
Братья! Мы пока еще в пути,
И смерти нет пока…
 
      Текст песни «Не Хочешь Не Верь Мне» пролил свет на дальнейшую судьбу «Героя Асфальта». Стихотворные построения Пушкиной довели беднягу-рокера до состояния комы, и он, лежа на дороге возле искалеченного мотоцикла, яростно сопротивляется попыткам высших сил перетащить его в лучший мир: «я не хочу той пустоты, я не хочу той чистоты, я не прошел всего пути». Хм-м… Между прочим, из текста песни так и не ясно, куда же в итоге он попал, но само ее название наводит на мысль, что пациент все-таки выжил и теперь делится своими впечатлениями с абстрактным слушателем. Особо дотошным поклонникам «арийского» творчества советуем проштудировать книгу Моуди «Жизнь После Жизни», под впечатлением от которой и была написана эта песня. (Несколько позже, специально для сборника «Metal From Russia», группа «Ария» сделала англоязычный ремикс этого произведения, однако по-английски его название звучало куда безысходнее: «You'd Better Believe Me» — «Уж Лучше Б Ты Мне Верил!».)
      Еще один «пристрелочный» вариант давал установку на то, что «рано быть мертвым!». Дескать, нечего прикидываться и валяться травяным мешком на дороге, подыхать нам рановато. Некий доисторический брат-реаниматор, вдоволь насмотревшийся в свое время на клинические смерти, справедливо полагал, что, помимо первой дамы с косой и в простыне, нас вполне может посетить и вторая, и третья… Заключительный куплет варианта с жизнеутверждающим названием «Рано Быть Мертвым» выглядел так:
 
Ты прошел сквозь толщу стен,
Невидим, невесом…
Ты сродни стал ветру,
И забыл о страхе, том, земном,
Но Свет не взял тебя к себе
В сады беспечных снов,
Дух вернулся в тело,
К первой смерти ты был не готов,
Да, рано быть мертвым!
 
      Песня, получившаяся в результате естественного отбора, стала называться «Не Хочешь Не Верь Мне». Ее текст все слышали…
      Мрачными ударами колокола и готическим перебором гитар начинается самая знаменитая кровавость «кровавого альбома» — песня «Антихрист», написанная по мотивам книги Альбера Камю «Падение». Нам предлагается довольно неожиданный взгляд на события, описываемые в Новом Завете. В этой песне Маргарита устами Антихриста и с упорством искушенного казуиста пытается приписать Христу довольно темную историю, связанную с его появлением на свет. Тогда, как известно, по приказу царя Ирода перебили всех младенцев соответствующего пола, но сам Иисус Назорей был спасен Богом-Отцом. Теоретически Христа, конечно, могла мучить совесть — ведь его появление на свет стало причиной поголовного избиения невинных младенцев, однако даже такой специалист по уголовному праву, как Иосиф Сталин, считал, что сын за отца отвечать не может. (Тем более что так называемая «теория виновности Христа» принадлежит все-таки перу француза Камю.) «Арийцы», как и положено серьезным готам, отнеслись к «Антихристу» как к монументальному произведению, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Закончив творить «Антихриста», Пушкина даже не смогла в полной мере насладиться высоким стихом и, поддавшись непонятно откуда взявшемуся чувству суеверного страха, перевернула отпечатанный листок текстом вниз. Кипелов же, признавая литературные достоинства изложенной истории, еще долгое время никак не мог решиться спеть Это…
      «Кровь За Кровь» — центровая вещь альбома — повествует о судьбе пятого прокуратора Иудеи Понтия Пилата (по «Булга-ковской Энциклопедии», сына короля-звездочета Ата и мельничихи Пилы) и его бесславном конце. Этому колоритному парню по прозвищу Золотое Копье, данному за меткий глаз и любовь к золоту, вообще не повезло в жизни. Мало того что Понтию не дают покоя все деятели культуры, от первосвященников до Михаила Булгакова, так здесь еще и Пушкина припомнила одну старинную швейцарскую легенду о том, как накануне Страстной пятницы Пилат пытается покончить с собой, бросившись в Женевское озеро. (Сказание явно кальвинистского происхождения — ну с какой стати Пилат поперся бы купаться в Швейцарию, других мест, что ли, нет!) Впрочем, книжная трактовка этой легенды не ограничивается одними лишь библейскими злоключениями Понти. Оказывается, речь идет «о территории современной Швейцарии», и в те места бедолага Понтий был сослан римскими властями. За что? По одной версии, за взимание немилосердных налогов с иудейского населения. По другой — на него имел зуб император Тиберий, у которого в самое неподходящее время появился на венценосном лбу «гнойный струп», то есть здоровенный прыщ. Верно подданные, за неимением лучшего средства, принесли императору платок святой Вероники, на котором отпечаталось изображение Иисуса, — этим платком женщина вытирала пот и кровь с лица распятого страдальца. Тиберий несколько раз провел платком по прыщу — архитектурное излишество исчезло, а Пилат загремел в глушь за то, что казнил столь искусного врачевателя…
      Облегченный вариант легенды появления Дьявола не предусматривал. Просто на одной горе в Швейцарских Альпах, получившей название «Пилат», прокуратор и по сей день появляется в великую пятницу и моет свои руки, пытаясь избавиться от крови Иисуса. Но и в «утяжеленном» варианте легенды, бережно перенесенной в песню «Кровь За Кровь», прокуратору тоже не уда-" ется умереть спокойно. Дьявол не отпускает его с миром: вновь и вновь он вытаскивает неудачливого самоубийцу со дна, снова заставляя его страдать за несправедливость казни на Голгофе.
      По структуре альбом «Кровь За Кровь» сильно напоминает своего предшественника — пластинку «Игра С Огнем». Вообще, «арийцы» еще с «Героя Асфальта», похоже, взяли себе за правило в каждом альбоме делать одну концептуальную навороченную композицию — со всей полагающейся атрибутикой: несколько вокальных линий и самые разнообразные сольные проходы. Но если на двух предыдущих альбомах манера игры Хол-стинина и Маврина была диаметрально противоположной, то на новой пластинке даже самый искушенный «арийский» поклонник запросто мог их перепутать. Настоящим шедевром стало соло Сергея Маврина в композиции «Кровь За Кровь». Это чуть ли не самое эффектное мавринское соло в составе «Арии». Его акустическая гитара просто безупречна. И это несмотря на то, что играть на акустике Сергей научился в буквальном смысле специально ради этого соло.
      А вот Маргарита Пушкина, похоже, больше всего оттянулась в «Бесах». Художник Василий Гаврилов утверждает, что именно он сосватал «Бесов» Пушкиной, намекая на одноименное произведение Федора Михайловича Достоевского. Мол, когда Маргарита, измученная отсутствием свежих идей, пожаловалась, что на соответствующую песню нет подходящей темы, он, лукаво улыбаясь, сказал, что здесь как нельзя лучше подойдет Федор Михайлович, и что на это Пушкина как будто бы воскликнула: «О, это как раз то что нужно!». Очной ставки между Пушкиной и Гавриловым провести не удалось, а сама Маргарита Анатольевна пошла «в отказку»: «Не знаю, про какого такого Федора Михайловича говорит художник Василий Гаврилов! Нет в «Бесах» никакой достоевщины! Попросили написать вальсок, вот я и написала им про чертей!». Да, поди разберись тут! Чертовщина, одним словом… Ну и для того чтобы окончательно деморализовать слушателя, Маврин с Дубининым применили в «Бесах» ход, перед которым отдыхают все трэши и регги вместе взятые. Знающие сольфеджио (даже в пределах музыкальной школы) могут проверить, какое «адское колесо» сотворили «арийцы» в начале соло: гитары остаются в 12/8, бас с барабанами «незаметно» переходят на 4/4! И все это происходит на фоне бэк-вокалов, исполненных в неж-но-подвывательной манере! Так и чудится вереница чертей, дружно пляшущих в хороводе с веселыми рожами! Чертовски славный вальс!
      Кстати сказать, текст «Бесов» часто цитируют выпивающие граждане, которые поднимают стаканы или бокалы за что-нибудь исконно русское. «Что-то бесы в душе моей все злей и злей! — говорит в таких случаях тамада. — Ну, за все, что было!»
      «Все, Что Было» — небольшая передышка перед финальной развязкой, когда можно перевести дух и проанализировать пройденный «кровавый» путь. Мистика мистикой, а хорошая баллада — всегда находка для загадочной и сентиментальной русской души. «Дверь на ключ — и свинцом тоска, боль в душе, словно смерть близка»: под эту песню действительно хорошо заниматься душевным мазохизмом и потреблять крепкие национальные напитки. К тому же приятно удивил Сергей Маврин, сыгравший, казалось бы, совсем неподходящее для баллады слайдовое мажорное соло, да еще и в лихом аэросмитовском стиле. А начинающим вокалистам пригодится вокальный пассаж «я видел сон, как в этот дом ты се-ердце принесла свое…», где нотка «ми» перебрасывается из одной октавы в другую. Очень хорошее упражнение!
      В последнем припеве этой песни предполагался женский хор, но хора все не было и не было. Студийное время подходило к концу. Отчаявшись, «арийцы» собирались тряхнуть стариной и спеть все собственными фальцетами, но тут — о, спасение! — в студии внезапно распахнулась дверь, известив о приходе старинного приятеля Холстинина — Алексея Горбашова, гитариста поп-группы «Мираж». Алексей пожаловал не один — вместе с ним оказалось прелестное создание женского пола. «Позна комьтесь, — представил ее Горбашов, — Катя Болдышева, новая вокалистка «Миража». Мы проходили мимо и решили заглянуть в гости». «Ура, ура! — воскликнули в один голос «арийцы». — Катя, пожалуйста, к микрофону!» Катя не заставила себя долго упрашивать и за два приема расправилась со всеми женскими партиями. Но, все равно, это не избавило Дубинина и Кипелова от необходимости поддержать хрупкий девичий голосок своими мощными мужскими фальцетами. «Все, Что Было» — так на один вечер сложился в высшей степени оригинальный альянс «Миража» и «Арии».
      Ну, а какая еще песня могла бы достойно завершить «кровавый альбом»? Посеяны зерна сомнения в христианстве, развенчан Понтий Пилат, отнюдь не самый плохой «генеральный прокурор» Иудеи, а следом и бесы обуяли «арийцев»… Наверно, необходимо показать перспективу, так сказать генеральное направление пути. «Следуй За Мной» — верной дорогой идете, товарищи! Вещь, написанная Кипеловым, завершает череду преступлений и убийств, компактно разместившихся на предыдущих семи песнях. «Следуй За Мной» звучит в лучших традициях раннего «Manowar», повествуя о темном всаднике, который, как вы знаете (если читали Булгакова), перестал улыбаться, с тех пор как неудачно пошутил… «Каламбур, который он сочинил, разговаривая о свете и тьме, был не совсем хорош. И рыцарю пришлось после этого прошутить немного больше и дольше, нежели он предполагал». (У Булгакова рыцарь был несколько другого цвета — темно-фиолетового, но творцы, видать, отталкивались от мысли, что по ночам все темно-фиолетовое становится отъявленно черным.) Кипелов, правда, еще улыбаться не перестал, но его эта история с рыцарем тронула, поэтому он поделился с Пушкиной своими соображениями относительно Ада, «посланца Зла» и «тени предсмертной птицы». Валерий в то время находился под впечатлением песни Криса Ри «Дорога В Ад». Вот он и рассказал Рите про то, как представляет себе дорогу в ад, по которой мчится рыцарь смерти. Рита вняла его призыву, и Черный Всадник заступил на черную вахту. Кстати, при прослушивании этого шедевра в наушниках, не рекомендуется включать громкость в коде более чем наполовину, ибо Кипелов засадил там такую «адскую» терцию, что можно запросто лишиться барабанных перепонок.
      Черный рыцарь возник не сразу, а постепенно. Он вырастал из целой компании безликих эмигрантов, прущихся в неизведанные дали в погоне за счастьем (Пушкина, всегда нежно любившая «Led Zeppelin», пыталась примерить идею «Immigrant Song» к «арийской» музыке), позже трансформировавшихся в японского самурая-камикадзе. Идея верного сына империи, сожженного в небе, поначалу понравилась и Холстинину (особенно запал ему в душу самурайский меч, лежащий в кабине обреченного на уничтожение самолета). Увертюрой к появлению Черного Всадника стала разработка темы явившихся в Северную Индию племен ариев, претендовавших на особую добродетельность и избранность, знавших металл и исповедовавших культ коня:
 
Сила им дана,
Сила и согласье,
В храмах их души — железный век…
 
      Однако в одну песню всю мировую историю не засунешь. И черный цвет, символизировавший у ариев порочность и невежество, чудесным образом становится цветом одежды молчаливого рыцаря… Н-да, неисповедимы пути мысли сочинителей «арийских» текстов…

«РИТА, ОТКУДА В ТЕБЕ СТОЛЬКО КРОВИ?»
АВТОИНТЕРВЬЮ С МАКСИМАЛЬНЫМ ПРИСТРАСТИЕМ

      «Ария», волшебная и божественная, мистическая и агрессивная, маниакально-депрессивная и охочая до молоденьких прелестниц, — всем этим ты обязана загадочной Маргарите, которая вот уже более десяти лет облекает в поэтическую форму мысли: свои собственные и твоих рыцарей. Мысли, которые они не могут или не решаются высказать сами… Историческое восклицание «Рита, откуда в тебе столько крови?» принадлежит не нам. Этим вопросом Маргариту удостоил ее старинный приятель Александр Градский, помогавший в советские времена проталкивать на фирме «Мелодия» очередной «арийский» альбом. «Во мне? Ровно 5 литров, как положено!» — гордо парировала Маргарита, соблюдающая эстетику любимого стиля.
      Если честно, было даже страшновато браться за такую тему, как жизнеописание Маргариты Пушкиной, написавшей «арийцам» тексты почти всех их песен. Страшно, а надо, потому что г-жа Пушкина, извините за каламбур, шестой член группы «Ария». «Ария» без Пушкиной — уже не «Ария». И это не только мое мнение. Ну, в самом деле, что за heavy metal без готической эстетики? В известном смысле, «арийцы» и закрепились на нашей сцене из-за того, что их тексты всегда были безупречны. На первых двух альбомах перу Пушкиной принадлежат лишь две песни (но какие!) — «Тореро» («Мания Величия») и «Без Тебя» («С Кем Ты?»). Зато уж с «Героя Асфальта» начинается поистине «пушкинский» период «Арии» — с этого альбома лишь Маргарита будет сочинять для группы тексты. Творчество Пушкиной — не просто поэзия и не просто тексты. Это песни-истории, в которых то Антихрист обвиняет Иисуса во всех смертных грехах; то унесенные странным облаком англичане безропотно принимают свою судьбу, полагаясь на провидение божье; то очередная «муза», уходя, не возвращается… Написав для «Арии» в общей сложности более сорока песен, г-жа Пушкина на полученные с альбомов весьма небольшие деньги выпускает некоммерческий рок-альманах «Забриски Rider» («Гонщик из деревни Забриски»), кормит подшефных собак и кошек, подбрасывает знакомым (а иногда и малознакомым) музыкантам на запись или на лечение. Утверждает, что «на старости лет, если, конечно, дотяну до старости, помру в нищете, в канаве». Вообще создается впечатление, что Пушкина делает все, чтобы ее знакомым и друзьям на этом свете спокойно не жилось и чтобы у нее было как можно больше недоброжелателей. Она — по натуре своей настоящий «жираф»: то и дело высовывает свою голову, даже в самом неподходящем для леди месте и в самое неподходящее для леди время… Будучи, как она сама непременно подчеркивает, РОК-поэтессой, Маргарита терпеть не может слова «поэтесса», считая его чересчур салонным; будучи журналисткой и издателем «Забриски Rider», терпеть не может слово «журналистка». Вообще, особа она крайне парадоксальная, в чем вы очень скоро сможете убедиться сами…
      Если с жизнеописанием «Арии», охватывающим период первых двух альбомов, удавалось худо-бедно справляться, то на подступах к «Игре С Огнем», и особенно к «кровавому альбому», стало понятно, что настало время отправляться на поклон к госпоже Пушкиной. Каюсь, хотелось оттянуть этот визит как можно больше… Но делать было нечего. Я отхлебнул коньяку и, сняв телефонную трубку, набрал номер г-жи Пушкиной. «Маргарита Анатольевна, — произнес я с комсомольским оптимизмом, стараясь говорить как можно более весомо и уверенно, — я сейчас пишу книгу про «Арию», не могли бы вы мне помочь… ну в смысле дать большое интервью?». В ответ последовал смешок, преисполненный величайшего сарказма. Я было подумал, что все мои худшие предположения оправдываются. «Да мы с тобой два года говорить будем! — пояснила Пушкина. — У тебя хоть план есть?» Я подтвердил, что план у меня как раз есть, и, попутно поклявшись в ненависти к отечественным журналистам за их патологическое неумение формулировать вопросы, в некоторой степени завоевал ее доверие. «Я тоже не люблю журналистов, — успокоила меня тетя Рита. — Ну что ж, давай попробуем»
      Героическая попытка окончилась полным крахом. С правой стены пушкинской комнаты на меня сквозь круглые очки строго посмотрел Джон Леннон, с левой — Хирург, Шевчук, Грановский, Немоляев и «Ария», за спиной безобразничали Стив Вэй и Ян Андерсон. На булавке, воткнутой в обои, покачивалась индейская ловушка для ночных кошмаров, на двери позвякивали колокольчики, отгоняя злых духов… Маргарита вздохнула и выдала фразу типа «Такие книги выходят в свет один раз в жизни. Не хочу, чтобы потомки запомнили меня через твое восприятие. Не обижайся, Ди Трои, ты выгодно отличаешься от прочих писателей. Но не родился на свет еще тот человек, с которым я смогу поговорить по душам… Довольно того, что несут обо мне досужие бездельники и заплесневелые ортодоксы. Позволь, я побеседую с собственным отражением в зеркале моего мира…». Ну что оставалось делать? «Конечно, конечно, — промямлил я без особого энтузиазма, — но хотелось бы, чтобы без… особого ущерба для общего дела». «Сейчас эта тетка пурги на гонит», — кисло подумал я про себя и с опаской посмотрел на висевшие на рамочке пушкинского рисунка с улитками и кирпичной стеной не то африканские магические косточки, не то зубы с бусинами.
      Колокольчики на двери принялись позвякивать совершенно самостоятельно. «Сквозняк, — решил я со свойственным мне материализмом. — Наверное…»

БЕСЕДА МАРГАРИТЫ
С НЕКИМ ОТРАЖЕНИЕМ В ЗЕРКАЛЕ ЕЕ МИРА

(Мистерия в нескольких действиях с чаепитиями и перекурами)

      Весьма уважаемый мной Карлос Сезар Арана Кастанеда, который недавно, в полном соответствии с собственным учением, «перешел во второе внимание», в пояснениях к «пути воина» говорил о стирании личной истории: «Не говорить никому в действительности, что ты делаешь и кем на самом деле являешься. Внимание людей, которое концентрируется на каждом из нас, ослабевает — и человек становится свободным и текучим. Он становится неизвестным даже для самого себя». У меня никогда не было этой свободы и текучести: громкая фамилия делала свое нехорошее дело. В школе меня всегда сразу же вызывали к доске, если я плохо отвечала — учителя укоризненно качали головами и говорили: «Зачем же с такой фамилией позориться? Нехорошо…». Почему-то все считали, что люди с фамилией «Пушкины» должны быть только передовыми, только отличниками, стахановцами, мудрецами, образцами для подражания. Поневоле приходилось подтягиваться, подстегивать свое самолюбие, брать пример не только с кудрявого потомка Великого Арапа Петра Первого, но и с собственного героического папы, который в пять лет уже крышу крыл, прошел финскую, китайскую кампании и всю Отечественную войну… До Берлина. Командовал дивизией бомбардировщиков и за Сталинградскую битву получил звание Героя Советского Союза. Любовь к тяжелой авиации, папины гены проснулись во мне, стоило только услышать тяжелые роковые аккорды.
      Когда я занялась (сдуру, по молодости) сочинительством, всякие тетки и дядьки стали советовать мне взять псевдоним: «Нельзя же писать стихи и подписываться — Пушкина!». «А чего мне стыдиться? — обычно пожимала я плечами, прикидываясь тумбочкой, — отца своего родного я не стыжусь… А я, между прочим, его дочь». Чуть позже я вышла замуж за человека по фамилии Столыпин (хотя искала исключительно Дантеса), но своей фамилии менять не стала. Гордость, знаете ли… И все-таки неоднозначная жизнь в советском обществе заставила меня несколько раз прибегнуть к псевдониму — иначе худсовет никак не желал пропускать мои тексты. Правда, заменитель я выбрала тот еще и назвалась Ритой Линн… (У «Пинк Флойд» в одной из песен упоминается Вера Линн, актриса, вот я у нее фамилию и позаимствовала, а потом и вовсе к своей прицепила…)
      Хэви-компонент моей судьбы давал о себе знать с самого раннего детства: в Черняховске, где стояла дивизия отца, мы гоняли по немецким авиабомбам, лежащим вместо мостиков через ручеек к аэродрому, играли на территории бывшего концлагеря, на развалинах бараков для военнопленных, бродили по черному лесу, где, несмотря на все усилия саперов, люди находили неразорвавшиеся снаряды, мины и патроны… В садах, окру жавших наши дома, частенько находили клады, зарытые отступавшими гитлеровцами: сервизы саксонского фарфора, летные кожанки… Потом отец переместился в Ригу, и мы окунулись в средневековье, в волшебный запах Рижского залива, в шторма, в песни высоких сосен на берегу. Мы слушали орган в полумраке древнего Домского собора, с витражей которого взирали монахи и короли, а под огромными плитами пола покоились драчливые рыцари… Мы вырезали из кусочков коры индейцев, конкистадоров, раскрашивали масляными красками уродливые фигурки, мастерили корветы и пускали их в плавание. Читали вслух «Трех мушкетеров», «Гамбусинос и Твердая рука», «Капитан Сорви-голова». Еще любили читать библиотечку «Военных приключений», особенно такую оранжевую книжку с черной полосой — «Приключения майора Пронина». А в реке Лие лупе мы ловили смешных сине-красных рыбок с нелепыми пан ковскими ирокезами на голове. Рыб величали «казерагами». Привлеченные тишиной и красивыми мраморными фигурами, мы с соседскими ребятишками любили бродить по местному католическому кладбищу. Черные ангелы, белые…
      Потом был Будапешт, столица Венгрии, с его прекрасной ска зочной архитектурой, Рыбачьим бастионом, памятником Чуме на соборной площади. Там я впервые услышала записи «Beatles», «Rolling Stones», увидела кинохронику их концертов… В Москве еще мало кто знал их, если видели надпись, то произносили очень смешно: «тхе беатлес»…Роллинги мне в детстве нравились больше битлов — в них было больше хулиганского, отвязанного… В Будапеште я первый раз в жизни оказалась на «живом» рок-концерте — приехали «Davis Spencer Group» со Стиви Уинвудом… Было полно и венгерских групп типа «Омеги», «Локомотива ГТ», «Иллеш»… Да всех и не вспомнишь!
      ОТРАЖЕНИЕ: Выходит, не попади ты, благодаря родному папе в те благословенные края…
      Я: Точно. Не было бы сейчас этого недоразумения по фамилии Пушкина, некого было бы звать «кровожадной стервой»… Фу, как грубо! Кстати, знаешь, почему меня считают стервой? Я недавно выяснила… Потому что делаю что хочу. Всю жизнь. Говорю что думаю… А этого не любят. Пишу что думаю. По неписаным туземным поп- и рок-законам, принято всех мазать шоколадом. Иначе тебя объявят нежелательным элементом в тусовке… Независимой журналистики у нас нет. Ее просто не может быть — бывшие классные авторы из андеграунда сейчас находятся в услужении у воротил шоу-бизнеса, который они сами совсем недавно разоблачали и высмеивали… Иначе — посадят на голодный паек или изобьют, могут пообещать прирезать и взорвать. С них станется… Что такое какой-нибудь сраный журна-листик по сравнению с каким-нибудь крутым продюсером с уголовным прошлым, который проворачивает спонсорские миллионы и раскручивает всю эту попсовую нечисть?
      ОТРАЖЕНИЕ: Стоп, Пушкина. Это тема для отдельного романа…
      Я: Именно. Собираюсь на досуге засесть за мемуары. Думаю, после их выхода в свет меня все-таки стукнут кирпичом по голове. Скорее всего, мемуары будут называться «Кладбище домашнего рок-н-ролла».
      ОТРАЖЕНИЕ: Прежде чем мы перейдем с тобой к животрепещущим «арийским» темам, не ответишь ли ты мне на… э-э-э… один сугубо личный вопрос: «У тебя с психикой все в порядке? Нет ли, часом, какого специального страшного диагноза?». Ты, конечно, понимаешь, почему я такие вещи спрашиваю…
      Я: Еще бы не понять! Мне говорили, что вроде бы врачи делали какие-то страшные заключения, прочитав книжечку моих стихов «Заживо погребенная в роке»… По цветовой гамме моих картинок тоже якобы можно многое сказать. Да мне все равно… Я не знаю, откуда все мое ко мне приходит: из недр земли, из космоса. Конечно, для посторонних людей странно, когда человек в моем возрасте так зациклен на собственной принципиальности, тащится от Брюса Диккинсона и прочее и прочее, мечтает о мотоцикле и кожаной куртке, вместо одежды от Версаче, и вообще живет совсем не по тем правилам, которые одобрены большинством деньгоискателей…
      ОТРАЖЕНИЕ: Между прочим, Марго, открой тайну золо того ключика — а сколько тебе лет?
      Я: Где-нибудь за 660, это точно. Вообще я свой возраст исчисляю не в годах, а в жизнях… Каждый новый альбом — новая жизнь, пол-альбома — полжизни, одна песня — одна десятая часть… Получается, что у меня этих жизней даже больше, чем у кошки. И значительное количество приходится как раз на группу «Ария»…