Пути зла

А потом – магазин «Максин», и розы, и все остальное. К пяти часам надо было отправляться зарабатывать себе на хлеб. Я – искусный вор, но мне нужен надежный источник дохода, чтобы питаться и обеспечить себя жильем. У меня ведь те же потребности, что и у людей среднего достатка.

�так, я выводил из кустов свой велик, когда в голову мне пришла отличная мысль: проехать мимо Корт-Ридж, разнюхать, что там происходит. Может, мальчик будет играть в саду. Представил себе: сижу на своем велосипеде, держусь рукой за ограду, разговариваю с ним. Может, ему захочется прокатиться. Он устроится у меня на коленях, положит руки на руль поверх моих. Мы вырвемся на волю. Да!

Еду вверх по дорожке, дружески приветствую идущие навстречу парочки. Здороваюсь с каким-то мужчиной (он делает вид, что немецкая овчарка, которую он держит на поводке, не гадит). Клены окаймляют дорожку со стороны кладбища. Слева от меня тянутся ограды домов, расположенных на вершине Корт-Ридж. Сады, примыкающие к домам, взбираются на гору. Странно, как люди отличаются друг от друга своим отношением к природе. Вот ухоженный, вылизанный сад, а рядом – сплошные заросли. Солнце опускается за гору. Каждый дом вырисовывается на фоне бледно-голубого неба черным силуэтом, окруженным золотым ореолом. Дома построены солидно, в расчете на большие семьи, чтобы устраивать балы, обеды, приемы.

Вдруг все пошло наперекосяк…

По дорожке прямо навстречу мне спускается Джонни. �здалека вижу, что это – он. На нем та же одежда, что и днем. Но и в другой одежде я сразу же узнал бы его. Понимаете, как будто в руках у меня бинокль. Но он с женщиной… Мачеха? Потом разглядел: да это доктор Диана.

Спрыгиваю с велосипеда и прячусь вместе с великом за дерево. Тут есть где укрыться. Сердце мое прямо выскакивает из груди: не заметили ли они меня? Твой голос, пронзительный и мелодичный, милый малыш Джонни, для моих ушей слаще меда. Доктор Диана выглядит сегодня просто великолепно. Она невысокая, тоненькая. Грациозно покачивает бедрами при ходьбе. Мысленно вижу ее в белом шерстяном вязаном платье. Мне хочется, набравшись мужества, поинтересоваться, нет ли у нее такого платья. (�ли хотелось бы ей иметь такое…) У нее красивые, черные и густые, как патока, волосы. Но зачем она так часто меняет прическу? Длинные, подобранные, распущенные, заплетенные французской косичкой – на каждом занятии новая прическа. Никогда не знаешь, чего ожидать. Она такая хорошенькая! Милое лицо с маленьким острым подбородком всегда преисполнено доброты. Восточным типом лица она очень похожа на китаянку: выступающие скулы, миндалевидные глаза, тщательно выщипанные брови вразлет. Жалостливое выражение внимательных глаз. Воспринимаешь ее как старшую сестру или любимую тетушку. Губы ее почти всегда улыбаются. Однако самое лучшее у доктора Дианы – несомненно, ее кожа: не желтоватая, а скорее кремовая, цвета сливок, без единого изъяна или морщинки. Когда она загорает, бьюсь об заклад, этот цвет сливок густеет.

Обнаженная, на белых простынях, она неотразима…

– Расскажите мне, а как все это устроено в Китае? – слышу пронзительный голос Джонни.

Диана что-то отвечает, ее слов не разобрать.

– Тогда расскажите мне о кладбищах. � о духах-хранителях.

Что, опять о сверхъестественном, ты так увлечен этим, дорогой Джонни?

– Кладбища… ну, обычно они располагаются на холмистой местности, неподалеку от водоема. Могилы иногда напоминают маленькие домики, самые богатые обнесены низкой круглой стеной. Есть, как и здесь, тропинки, только зигзагообразные…

Они удаляются. Мне уже плохо слышен дальнейший рассказ. Кажется, она объясняет, почему китайские духи прыгают, а не ходят. Мне тоже хотелось бы знать почему. Но голоса их все больше и больше слабеют…

Дожидаюсь, пока они совсем затихнут. Тогда выкатываю свой велосипед на дорожку. Солнце уже на закате, тени удлиняются, его свет начинает меркнуть. Следую за ними, но на приличном отдалении.

Этот маленький мальчик заинтересовал доктора Диану больше всех пациентов, с которыми ей приходилось заниматься после смерти своей обожаемой Ма-ма. В Америке есть немало детей с психическими отклонениями. Многие из них прошли через ее кабинет, но немногие запомнились. С первой же минуты она поняла, что этот мальчик – очень сложный случай. Джонни ей понравился. У него не было причин бояться ее, и он скоро научится ей доверять. А с течением времени с его стороны тоже возникнет симпатия.

В своей книге «Психические расстройства у детей и причины их возникновения» Диана призывала не страшиться экспериментов. Потому что дети восхищали ее своей непредсказуемостью, постоянным стремлением к чему-то новому. «Рискуйте, – проповедовала она. – Дерзайте!» Но отправиться с ребенком на прогулку по кладбищу против воли его отца (которого он явно обожал) было излишней дерзостью, даже по ее меркам. Тактической задачей было, по крайней мере, вырваться из-под влияния мачехи. Хотя эта властная женщина и выступила бессознательно на стороне Дианы против отца.

«Часть проблемы заключается в отце», – подумала Диана. К несчастью, как и большинство отцов, с которыми она сталкивалась, он считал, что способен разрешить их сам.

Прогулка по кладбищу Корт-Ридж показалась ей самым удивительным экспериментом, подтверждающим тезисы ее книги. Когда они прошли уже около четверти мили, Диана засомневалась, разумно ли она поступила.

Дорожка была хорошо утоптанной, слева высились деревья, справа простирались сады, разбитые позади домов спокойная, созданная руками человека картина. Но сразу же за деревьями находилось кладбище. � в просветы между деревьями Диане было видно, какое оно запущенное и безлюдное. Сияние дня постепенно меркло, сменялось окрашенными в сине-красные тона сумерками. Тени стали более темные и бархатистые, казалось, они обступают их со всех сторон.

Неожиданно поднялся ветер, похолодало, руки Дианы покрылись гусиной кожей. Джонни, похоже, не замерз. Он был возбужден, размахивал руками и говорил сто слов в минуту. Диана заставляла себя прислушиваться к каждому его слову, пытаясь забыть о своих опасениях. Они спустились в низину, где тени были совсем черные, и люди, прогуливающие собак, стали попадаться гораздо реже. Прошли мимо мужчины, который курил под деревом. Он был одет в кожаные брюки и кожаную куртку. На голове – кожаная фуражка. На груди болталась цепочка. Как у эсэсовского офицера.

Пора было возвращаться домой.

Но они шли дальше, потому что Джонни ни на что не обращал внимания, совсем некстати продолжая без умолку болтать. � если бы Диана остановила его, то процесс завоевания доверия нарушился бы. Она продрогла до костей, во рту пересохло, появился неприятный серный вкус.

Вдруг Джонни остановился.

– Вот где я напугался, – показал он пальцем. Дорожка сворачивала влево и круто спускалась вниз.

Здесь и там виднелись могильные плиты, многие из них покосились. Диана наклонилась, желая обследовать ту, что была рядом.

– Посмотри, – сказала она Джонни, – здесь похоронен ребенок.

Он наклонился. � Диане показалось, что она слышит, как он вычитает одну цифру, выбитую на плите, из другой…

– Десять, – сказал Джонни печально, – столько же, сколько и мне.

Диана вспомнила могилу в Йорбе, где лежали Ма-ма и Ба-ба. Когда в последний раз она приносила туда цветы?

– Когда умерла твоя мама? – спросила она мальчика.

– Восемнадцать месяцев назад. Нет. Девятнадцать. – Джонни помолчал. – Двенадцатого ноября прошлого года, – добавил он.

– У тебя есть ее фотография, которую тебе хотелось бы показать мне? – спросила Диана.

– Нет. Я хочу сказать… У меня есть фотографии, но они только для меня, хорошо? – поспешил ответить он.

– Конечно. – Они постояли молча. – Автокатастрофа, верно?

Джонни кивнул, но продолжал смотреть на могилу ребенка.

– За рулем был твой отец?

– Но он же не виноват! – воскликнул Джонни.

– А кто-то говорил другое?

– Нет. – Джонни пару раз пнул ногой плиту.

– Хочешь рассказать об этом?

Он энергично потряс головой. Диана уже собиралась переменить тему разговора, когда Джонни добавил:

– Не сейчас.

– Пойдем домой? – предложила Диана.

Она старалась быть оживленной, но в душе было тревожно: дорога к дому идет вверх по холму, стало сумрачно. Лишь отдельные блики света пробиваются сквозь густые деревья. Ушел ли облаченный в кожу мужчина? �ли стоит все там же и ждет, когда к нему присоединятся другие завсегдатаи ночи?..

Джонни взял Диану за руку. Они направились обратно по той же дороге, по которой пришли.

– А какой была ваша мама? – нарушил тишину Джонни.

– О… удивительной. Она уже давно умерла… – Диане хотелось бы остановиться на этом, но что-то заставляло ее продолжить: – Я все еще тоскую по ней.

– А ваш отец женился еще раз?

– Он умер задолго до нее. Второй раз Ма-ма вышла замуж, – задумчиво ответила Диана.

Джонни проворчал что-то. Диана хотела объяснить, что повторный брак после смерти супруга свидетельствует о здравом рассудке. Тот, кто остается жить после скорбной утраты, должен вернуться к нормальной жизни, готовый начать все сначала. Но хоровод темных мыслей закружился в ее голове: она не могла сказать ему ничего утешительного, хотя и сама больше всего в этом нуждалась, потому что повторное замужество Ма-ма не было удачным.

– Вы были счастливы в детстве? – спросил Джонни. – Правда?

«Да, Джонни, я была счастлива. Окружена любовью, защищена от всех напастей. Я летала в раннем детстве на волшебном ковре-самолете. Ба-ба умер, когда мне было четыре года. Волшебный ковер разбился о землю. Больше он не взлетел».

– Мы с матерью были очень близки, – ответила Диана, удивляясь себе. Возможно, она пыталась найти защиту от демонов: тех, что, как ей казалось, прятались за каждым деревом, растущим вдоль дорожки, по которой они поднимались; на дорожке не было ни души. – Настолько близки, что, когда она умерла, мне показалось, что я тоже умру.

Джонни сжал ее руку.

– Я любила ее, – вырвалось у Дианы, – так… так… сильно.

Она внезапно остановилась посреди дорожки, и из ее глаз полились слезы. Это были не просто слезы. Это был вопль души, все вырвалось наружу: тяжкая грусть, одиночество, чувство обиды – все то отчаяние, от которого она так и не смогла избавиться после смерти матери.

Мальчик смотрел на Диану, не мигая, широко открытыми глазами. Он взял обе ее руки в свои и гладил их боязливо, как будто не был уверен, что ей это приятно. Его чуткость и забота согревали ее.

Этот мальчик ей очень нравился.

– Нельзя тебе смотреть, как я плачу, – шмыгнула она носом. – Учительница не должна плакать. Это непедагогично.

– Вы милая, – поспешно возразил Джонни.

Некоторое время они простояли молча. Потом Джонни предложил: «Бежим!» � в следующую минуту Диана осознала: он с силой тащит ее вверх по дорожке, а она что-то кричит, протестует. Но он сильнее ее… «Как я мечтала об этом, Ма-ма. С тех пор как ты меня оставила, я так хотела довериться другому человеку, тому, кто сильнее меня».

Они добежали до калитки, запыхавшись, споря о чем-то, задыхаясь от смеха. Обняв Джонни за плечи, Диана повела его в дом. Тогда она решила не только включить его в число своих пациентов, но и поблагодарить Фрэнка Баггели за то, что он направил к ней этого мальчика. А еще она решила, что, приехав домой, обязательно позвонит Эду и примет то приглашение на обед. Солнце еще не совсем скрылось за горизонтом. Небо сейчас казалось ей светлее, чем минуту назад. А воздух не казался ей таким уж холодным.

– Джонни, – сказала Диана, наклонившись к нему, – слушай меня внимательно. Я хочу, чтобы ты начал вести дневник.

Мне казалось, что Джонни – само совершенство. Так я думал, когда познакомился с ним. Единственный Настоящий Друг. О нем всю жизнь тосковала моя душа. Но мечтам моим не суждено было прожить и дня.

Очень долго я не мог двинуться с места. Не мог ни ехать, ни идти, не мог даже думать. Она перед ним плакала! � он взял ее за руки! «Вы милая», – сказал он. Черт побери, милая!

Очень трудно отразить на бумаге мои чувства…

В голове у меня бушевали громовые раскаты гнева и ослепительно сверкали молнии возмущения. Кровь стучала в висках, казалось, голова моя сейчас разорвется. Тело бил озноб, болели даже все кости.

Джонни не принадлежит мне: вот о чем я думал в отчаянии. Но в приступах гнева и отчаяния зарождалась уже ненависть. Я ненавидел доктора Диану, потому что она стала моей соперницей. � хуже того, много хуже… ненавидел Джонни. За его предательство.

Грехи искупаются только страданием, Джонни. Невыносимо тяжело получить отставку…

На следующий день Джонни валялся на кровати с книгой в руках. Но читать не мог. Ему казалось, что у него жар. Лоб был влажный. Может, он подхватил простуду – тогда не надо будет в понедельник идти в школу. Вот здорово!

Он лежал на верхней койке, глядел в окно и размышлял над тем, что ждет его в новой школе. Джонни побаивался ребят своего возраста. Они дразнили его. Без всякой причины, просто так. � учителя – тоже. Он был в пятом классе и очень старался. Разве он виноват, что у него не все в порядке с произношением. С чтением все в порядке. Джонни любил читать. � разве так уж важно произношение? Мисс Харви в его прежней школе как-то рассказывала, что у всех великих писателей прошлого были нелады с произношением.

Папа помогал ему по математике. Беда только в том, что у него никогда не хватало терпения. А Джонни не удавалось схватить все на лету. Поэтому большей частью Джонни только притворялся, что все понимает. Даже если не мог ни в чем разобраться. Так меньше ругани.

День был теплый и облачный. Подходящий денек, чтобы спокойно сидеть и пить лимонад. В доме – тишина. Николь, должно быть, спит: она любит подремать в это время. В любом случае его проблемы – не ее забота. Доктора Цзян – да. С ней Джонни поболтал бы с удовольствием, но ее не было рядом.

Все утро Джонни провел за новым дневником. Он испытывал странные ощущения. Доктор Цзян тогда спросила, нет ли у него маминой фотографии. У него ведь их полно. Раньше он только подолгу рассматривал их. Теперь решил: одну самую любимую он будет носить в кармане рубашки, поближе к сердцу. Раньше было слишком больно смотреть на нее. Теперь он хотел, чтобы эта карточка была всегда при нем. Чтобы в любую секунду он мог взглянуть на нее.

Джонни все еще смотрел в окно, туда, где заросшая травой лужайка спускалась к ограде. За калиткой появился кто-то и помахал Джонни рукой.

Некоторое время мальчик еще лежал, опершись на локоть и никак не реагируя на этот жест. Потом понял, что человек махал ему. Проворно спрыгнул с койки и подошел к окну: любопытно, как этому парню удалось увидеть его?

Это был Тобес.

Здорово! Тобес был забавным, таинственно-забавным. � это очень устраивало Джонни, который обожал все таинственное. Пошарив в карманах своей куртки, Тобес вытащил какие-то палочки и стал ими жонглировать. (Джонни до сих пор не знал ни одного человека, кто умел бы жонглировать.) Пожонглировав немного, он развернул одну палочку и стал есть. Сладости! Если напрячь зрение, можно даже рассмотреть цвет обертки. Она коричнево-белая. Сникерсы. Его любимые!

Тобес жестами звал его к себе. Джонни уже не ощущал слабости, только голод. Прижав палец к губам, он крадучись пошел взглянуть на Николь. Прикрыв от света глаза темными кружочками, она лежала на своей кровати. Похрапывала. Ну, не то чтобы храпела, но дышала как-то шумно, неприятно.

� все же сердце Джонни билось тревожно. Страшно подумать, какой разразится грандиозный скандал, если, проснувшись, она обнаружит его отсутствие. Николь ничего не смыслила в таинственно-забавных приключениях. Она не умела даже просто позабавиться.

Мальчик тихо спустился вниз. Опасаясь оставить дневник, он прихватил его с собой.

Джонни вышел из калитки и тут же поймал шоколадный батончик, который бросил ему Тобес. Они молча пошли вверх по дорожке, мимо дома мисс Грант. Дошли до скамейки под деревом, которая кольцом опоясывала его ствол. Мальчики уселись на той стороне, которую не было видно с дорожки. Птицы подняли невообразимый шум, будто заметили шоколадные батончики.

– А это что такое? – спросил Тобес, указывая пальцем на желтый блокнот Джонни.

– Это дневник. Личный, – поспешно ответил Джонни.

– Дневник, да? Ты всегда его вел? – удивился Тобес.

– Доктор Цзян велела…

– Дай поглядеть.

– Нет! – Джонни, прижав дневник к груди, отвернулся.

– Ладно, ладно, не психуй.

Тобес злился, но Джонни плевать хотел на это. Немного погодя, преодолев свое плохое настроение, Тобес достал еще несколько сладких батончиков и снова принялся ими жонглировать. Пытался научить этому и Джонни, но тот их все время ронял. Тогда Тобес предложил ему отдохнуть. Что показалось Джонни не лишенным смысла.

– А ты разве нигде не работаешь? – спросил он Тобеса.

– А почему ты думаешь, что я работаю? – услышал встречный вопрос.