ModernLib.Net

ModernLib.Net / / / - (. 6)
:
:

 

 


Оторвавшись от книги, вижу женщину, оглядываю ее. Женщина одета, будто собралась на ленч: кремовая плиссированная юбка, зеленый жакет с вырезом, на шее золотое ожерелье, на жакете бриллиантовая брошь. Выражение лица – растерянное. Может, пациентка. Но когда я вновь обращаю свои взоры к книге, какое-то легкое движение привлекает мое внимание, я поднимаю глаза. И…

Эффект такой же, как если бы, свернув за угол дома, я наткнулся на портрет Моны Лизы, выставленный только для меня одного.

Худенький мальчик, сутулясь, входит в комнату. Понимаю, конечно, что он с женщиной. Но мальчика это не устраивает: он не хочет, чтобы так думали. Руки засунуты глубоко в карманы. Он не желает смотреть по сторонам, только в пол. Заметьте: это не потому, что он нервничает или напуган. Просто не желает видеть окружающий его мир и таким способом дает понять, что отвергает его. Демонстрирует, что ничто и никогда, никогда не свернет его с намеченного пути…

О, я понимаю. Джонни. Я действительно понимаю тебя.

Голубые джинсы обтягивают его попку так, будто сшиты на заказ. (Оттопыренная попка.) Спортивная рубашка велика ему, по крайней мере, на три размера, спереди по рубашке – четыре разноцветных квадрата. Кожа на шее, которая высовывается из белого воротника рубашки, белая, абсолютно белая. Алебастровая. Лицо его…

Его лицо слегка золотистое, не такое белое, как грудь, чуть тронутое загаром. Несколько веснушек. Его глаза, какого же цвета у него глаза?.. Слишком далеко… Сосредотачиваюсь.

У него узкое, слегка неправильное лицо, лицо фавна, любимца Пана. Понимает ли он, насколько привлекателен? По шкале самооценки – куда поставит себя этот маленький мальчик?

Женщина сидит на краешке кресла, судорожно сжимает в руках сумочку и глядит в большие окна. Она не замечает меня. Встает, подходит к книжным полкам, выбирает журнал. Усевшись в другое кресло, начинает листать его. На мальчика не обращает внимания.

Разве это не интересно?

Какого же цвета у него глаза?

Подождем.

Мальчик стоит, прислонившись к стене. Вдруг он ловит мой взгляд. И не отводит глаз. Выражение его лица говорит мне, что ему все осточертело. Но он не может вырваться из роли, которую сам себе определил. Тупиковая ситуация. И не может признать этого, иначе женщина, которая только кажется растерянной, одержит верх. Она упрямая, малыш.

Из подобной ситуации есть только один выход. Мальчишка знает об этом. Я это чувствую.

Наконец он поднимает голову и, оглядевшись, склоняется над игрушками. Грузовики. Его заинтересовали игрушечные грузовики.

Диана наблюдает за ним. Каждую секунду, в любой момент она теперь может вызвать меня. Или мальчика. Или… нет, женщина не в счет, она не относится к числу пациентов доктора Дианы! Не спрашивайте только, откуда я это знаю.

Концентрируюсь на странице развернутой книги. Голова у меня сегодня работает прекрасно. План дальнейших действий выработан. Но мальчишка должен помочь мне.

Насколько я понимаю, он поможет. Как будто бы он все знал заранее.

Он знал.


Соседняя комната. Диана внимательно изучает Джонни. Он играет с грузовиками. Губы Дианы трогает улыбка, она почувствовала плутовство. Кивает в сторону Джонни.

– Джулия, опиши, что видишь, – просит она.

Джулия, скрестив руки, уставилась сквозь свои громадные очки на Джонни. В комнате надолго воцарилось молчание. Потом:

– Ну… один грузовик наезжает на другой… теперь строит над ними кирпичики… ставит в ряд несколько грузовиков, бок о бок… теперь выстраивает их друг за другом.

– Объясни, пожалуйста, подробнее.

– Когда один грузовик наезжает на другой, мальчик представляет своих родителей при совершении полового акта. Это главный эпизод. Когда он выстраивает грузовики друг за другом, тем самым как бы говорит, что хочет тоже принимать участие в этом акте вместе с родителями. Кирпичики символизируют вину, гнев, желание скрыть, разрушить, уничтожить это вожделение. – Джулия заколебалась. – Когда он собирает цветные мелки, как сейчас, и трет их друг о друга, то подсознательно выражает свои мастурбационные гомосексуальные фантазии. Это бросается в глаза. Возможно, вам следует обратить внимание на его школьные контакты, чтобы выявить, нет ли там чего.

Испуганная молчанием Дианы, Джулия стала запинаться и замолкла. Немного погодя спросила:

– А что ты видишь?

– Мальчик играет. Давай подойдем и… подожди-ка. Вот теперь интересно.

Сосредоточившись на Джонни, Диана почти забыла о другом существе мужского пола, находившемся в комнате. Конечно, сегодня понедельник. Тобесу Гаскойну прием назначен на два часа. Вот Тобес отложил книгу и подошел к Джонни. Мальчик улыбнулся ему, совсем не испуганно. Они заговорили, хотя Диане и Джулии не слышно было их слов. Скрестив ноги, Тобес сел на пол рядом с Джонни. Поднял грузовик.

Николь Андерсон углубилась в газету.

– Прервать их? – В голосе Джулии звучала неуверенность.

– Зачем? Возможно, это тот путь к пониманию Тобеса, который мы искали… – тихо сказала Диана.

– Но я только что вспомнила: он не должен находиться здесь. Я отправила ему письмо, предупредив об отмене занятия. Мы ведь не знали, сколько времени продлится выступление по радио…

– Разъедини их, – решительно приказала Диана. – Сейчас же.


Парнишка помог мне, он знал, что нам обоим нужно. Сел на пол и начал играть. Отлично. Самое простое решение, но здорово.

– Привет! – сказал я. – Не возражаешь?..

– Конечно нет.

Сажусь на пол рядом с ним, настолько близко, что ощущаю запах мыла. Настолько близко, что вижу капельки пота на его шее, и говорю:

– Сегодня жарко.

Он кивает, не отрывая взгляда от машинки, которую держит в руках.

– Вы здесь работаете? – спрашивает он вдруг.

– Нет, я пациент доктора Цзян.

Его озорное лицо фавна застывает при этих словах.

– Я – тоже, – бормочет он, – наверное.

– Ты разве не знаешь?

– У нас сегодня первый прием.

– Это твоя мамаша?

– Это? Это Николь. Моя мачеха. – Он говорит тихо, обращаясь к машинке, а не ко мне. «Так вот в чем дело!» Беру машинку и, разогнав ее так, что колеса завертелись, отпускаю. Грузовик доезжает почти до самой стены и останавливается. Парнишка ухмыляется. Проделывает то же самое с машинкой, которую держит в руках. Его машинка врезается в плинтус. Мы оба хохочем.

– Как тебя звать?

– Джонни Андерсон. А вас?

– Тобес Гаскойн.

Секунду никакой реакции. Потом губы его расплываются в улыбке. А у меня подкашиваются ноги. Я хочу сказать, хочу сказать, ребята, это… этого не выразить словами, понимаете? Свет, пусть будет свет, и был свет, вспышка молнии, удар грома.

– Гаскойн, – произносит он с благоговением. – Какое приятное имя. – И повторяет его медленно, со смаком, как будто сосет конфетку. Внутри у меня все переворачивается и дрожит. Душа медленно покидает мое тело…

– Где ты живешь? – спрашиваю его.

– Корт-Ридж. Номер пятнадцать.

В этих домах фасонные балконы, французские окна, под ними – лужайки. Вот уж никогда не думал, что в один прекрасный день встречусь со своим двойником. И что он так овладеет моим сердцем, как этот мальчик. Корт-Ридж расположен над кладбищем. Господи! Так близко от меня живет дорогой мне человек.

– Джонни, – обращается к нему женщина, та женщина, которая выглядит растерянной, – мачеха. – Пойди сюда, – зовет Николь.

Джонни не двигается, ни слова ей в ответ. Он робко исподлобья смотрит на меня, и я обращаю внимание, какие у него красивые ресницы, шелковистые, трепещущие. Глаза у него голубые. Они очень гармонируют с его светлыми-светлыми волосами. Его лицо – только сейчас понимаю – это не лицо ребенка. Оно не круглое и пухлое, с избытком плоти, которая с возрастом исчезнет, нет, лицо у него узкое и худое. Напряженное. Этот мальчик находится в постоянной тревоге. Волнения съели излишки плоти. Не опуская глаз под моим пристальным взглядом, он слегка покачивает головой. Его взгляд о чем-то говорит мне. Во-первых, о том, что он ни за что не станет повиноваться Николь. Во-вторых…

На его лице снова застывает маска, и мне остается только гадать, что еще хотел сказать мне его взгляд. Я чертовски растерян. Маска из реквизита пекинской оперы: черно-белая, но с красными кругами вокруг глаз и длинным хвостом искусственных волос. Это маска злодея.

Джонни… до сегодняшнего дня это имя не казалось мне привлекательным. Еще пять минут назад не казалось. Теперь же это особенное имя.

Мальчик рассеян, он оглядывается. Черт возьми, он ускользает от меня. Как же завлечь его в ловушку?..

За моей спиной слышу голос Джулии:

– Привет, Джонни, пора познакомиться с Дианой. Тобес, ты не получил моего письма?

Встаю на ноги и оборачиваюсь, заготовив для зеркала улыбку, для практикантки – тоже.

– Какое письмо? – задаю вопрос.

– То, которое я послала тебе, с сообщением, что занятия переносятся на завтра?

Трясу головой.

– О, извини, ты напрасно приехал.

– Ничего.

– Завтра сможешь? – спрашивает помощница Дианы. – В то же время, хорошо?

– Ничего не откладывай на завтра, ибо завтра нас, может быть, ждет смерть, – изрекаю я.

Джонни смеется. Я разрушаю устои заведения. Ну, может, не разрушаю, а, образно говоря, только расшатываю. Смех у него мелодичный и приятный, но в нем слышится что-то неожиданное, напоминающее сцену сумасшествия из «Лючии ди Ламмермур».

– Завтра, – повторяю я, но смотрю при этом на Джонни. – Увидимся, – бросаю ему.

Не помню, как я вышел на улицу. Наверное, шел дождь, – вот все, что знаю, а может, и землетрясение в двенадцать баллов, о котором столько толкуют, – это не имеет значения. В моей душе тоже землетрясение, многократно усиленное извержение вулкана грохотом прибоя. Такой вот каприз природы.

Болтаюсь по автостоянке, не рискуя закурить, потому что меня может увидеть доктор Диана. А если я отойду подальше от ее глаз, то пропущу его. Я имею в виду Джонни. (Когда я рассказываю о «нем», говорю «он» и т. д., то с сегодняшнего дня знайте, что речь идет о Джонни.)

В конце концов они появляются, он и женщина. Садятся в машину и уезжают. Я вскакиваю на свой велик и следую за ними.

Поначалу это легко: женщина едет очень медленно, а дорога ровная. Ноги у меня сильные, потому что я тренируюсь и много езжу на велосипеде. У моего велика удобное мягкое сиденье и великолепные шестерни, «шимано», 300 LX класса. Дорога вьется вдоль берега. Солнечно и жарко. Жалею, что так много напялил на себя, собираясь к доктору Диане.

Позор, что забыл о переносе занятий.

Позор, что сказал, что забыл.

На самом деле забыл?

Не знаю. Вспоминаю, что это дневник: могу дать прочитать его, а могу писать только для себя.

Женщина сворачивает вправо, к удаленной от центра части города. Но не увеличивает скорости, что очень мило с ее стороны. Хороший это район: подстриженные лужайки, качели на террасах, узкие подъездные дорожки для одной машины, узкие тротуары для одной семьи. Никаких оград: они выглядели бы негостеприимно. Но множество клумб и низкорослых деревьев надежно охраняют хозяев от непрошеных гостей. Держусь на расстоянии в четверть мили от едущей впереди машины, желтовато-коричневой «инфинити». Мне не видно, что происходит внутри. Сильнее нажимаю на педали, увеличиваю скорость, хочу разглядеть.

И тут – катастрофа.

Вместо того, чтобы продолжить путь по скоростной автостраде, женщина сворачивает влево. Она захотела проехать в центр по Никозиа-Драйв. Черт побери! Погоди-ка…

Подсознательно начинаю понимать эту женщину, процесс познания начался в ту самую минуту, когда я убедился, как сильно Джонни ненавидит ее. Теперь она снова увеличит скорость, потому что направляется в гетто. Она побоялась ехать по скоростной автостраде из-за всех этих потенциальных ублюдков, которые могут подрезать ей путь. Через гетто можно быстрее миновать все опасные места.

А как насчет сигналов светофора, леди? Или красный просто вам не к лицу?

Моя догадка оказалась правильной. Женщина усиленно жмет на газ. Расстояние между нами увеличивается. Мои ноги крутят и крутят педали, однако пользы от этого никакой. Мое отчаяние прибавляет велику еще десять процентов скорости. Но и этого недостаточно.

Кажется, что все светофоры на ее стороне. Передо мной до самого горизонта бегут, все уменьшаясь, изумрудно-зеленые огоньки, подернутые рябью легкого тумана. Мы едем по широкому четырехполосному шоссе. Вокруг в основном стоят одноэтажные дома, некоторые обгорели, многие заколочены. Рекламные щиты соперничают с объявлениями дантистов, предлагающих просверлить вам зубы по самым низким ценам. С грязными барами, ломбардами, скудными магазинами «за доллар». Над окружающим пейзажем возвышаются на мощных опорах линии электропередач. Людей встречается немного. Небольшие группы черных бездельников бесцельно ошиваются у перекрестков. Им нечем заняться. И вид у них довольно зловещий.

Наконец мы покидаем территорию черных и проезжаем два вьетнамских квартала. Здесь улица гораздо чище, хотя заведения те же самые. Разница же в языке громадная. Мои ноги ноют, мышцы грозят разорваться от напряжения.

Красный светофор.

Вся дорога до самого горизонта, сначала вниз, потом снова вверх, по направлению к центру Парадиз-Бей, с его оранжевыми крышами, стандартными домами и фасадами в псевдоиспанском стиле, – сплошное расплывчатое рубиновое сияние. Женщина притормозила. Дурное фен-шей.Это точно.

Часто и тяжело дыша, подъезжаю к перекрестку. Наконец можно передохнуть. На секунду поддаюсь искушению встать рядом с «инфинити», устало облокотившись о его крышу. Однако здравый смысл побеждает. Отъезжаю на три машины назад и вместо «инфинити» устало облокачиваюсь о кузов пикапа.

Несколько хулиганов, стоявших поблизости, начинают медленно приближаться.

– Клевый велик.

Главе и спикеру группы около двадцати пяти. На нем джинсы, джинсы со складками, – с ума сойти! – замшевая рубашка и шнурок вместо галстука. Вьетнамец. Лицо его обезображено шрамами, он чем-то разозлен – об этом говорят горящие глаза. Поднимаю щиток своего шлема, хочу получше рассмотреть, с чем имеем дело. Это банда посредственных чуваков: более мелкая рыбешка, но их сила в количестве.

– Одолжи-ка свой велик…

На светофоре все еще красный свет. Даже если бы стал зеленый, мне все равно на велосипеде не умчаться с места в карьер на бешеной скорости, как кот Том. Мне нужно время, чтобы разогнаться. А до тех пор я совершенно беззащитен перед этими пешими головорезами.

Парень со шрамом уже тянется ко мне. Не к велосипеду, а ко мне.

– Конечно, – говорю ему спокойно. – Мне он ни к чему. Вот – забирай.

Расстояние между нами всего в два фута. Но к тому мгновению, когда я, напрягая бедра, наношу удар, к весу велосипеда прибавляется вес моего тела. Направление удара выбрано точно: переднее колесо попадает прямо ему между ног.

Разворачиваю велик под углом в девяносто градусов, тараню еще раз и уезжаю. Парень падает, издавая при этом душераздирающие звуки. Похожие на те, что возвещают о смерти Ли в опере Пуччини «Турандот». Когда его боевые друзья приходят ему на помощь, я уже несусь со скоростью ветра вслед за «инфинити». Не оглядываюсь. (Это нарушило бы законы аэродинамики.)

Так вот, гетто. Дела с ним обстоят следующим образом. Гетто ограничено по площади. Это ясно, исходя из значения самого этого слова, верно? Вот что с ним надо было бы сделать. Взять два вертолета. Первая машина разбрызгает над гетто бензин. Потом парень, наблюдающий за этим со второго вертолета, бросит спичку.

По-вашему, я сумасшедший?

Однако не спешите с выводами. Разве в вашу голову никогда не приходила подобная мысль? Никогда не попадали вы в подобную ловушку? На вас не нападали бандиты, когда поблизости не было ни одного хиллстритовца в синей форме? Вас никогда не хватали за горло? Ваш дом никогда не грабили? Вы никогда не трясли кулаками перед ликом Господним, проклиная все на свете и взывая к справедливости?

Я не больше вас верю в то, что гетто Парадиз-Бей когда-нибудь сожгут. Но именно этого мне хотелось в ту минуту…

Из чего совсем не следует, что я сумасшедший.


Всю дорогу до Парадиз-Бей Джонни неизвестно почему чувствовал себя не в своей тарелке. Это раздражало его. Казалось бы, визит к доктору Цзян закончился благополучно. Она разговаривала с ним ласково, искренне заинтересовалась им, была достаточно мила. Понравилось ему и ее выступление по радио. Он и вправду сразу же узнал ее голос. И тем не менее на него накатывали волны безудержного гнева. И куда ни кинь взгляд – не видно берега, не светит добрый огонек. Если бы он был на несколько лет постарше, то, возможно, возвратясь мысленно к своей беседе с Дианой, понял бы, в чем дело. Не нужен радар, чтобы быстро принять определенный сигнал от незнакомого человека, такой сигнал сразу достигает сердца. И если затем обстоятельства складываются благополучно, то возникает Любовь. Но у него это не было любовью. В то утро Джонни ненавидел весь мир, всех людей.


  • :
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44