Пути зла

Когда она шла сюда, в эту комнату, она проходила мимо открытой двери, бросив беглый взгляд внутрь, увидела мужчину в монашеской рясе, который о чем-то вполголоса беседовал с тремя чернокожими женщинами. На столе перед ними лежали авиабилеты. Как Диана потом догадалась, здесь находился перевалочный пункт одного из засекреченных маршрутов. Согласно программе «Свобода», эта организация вывозила из штата тех членов банд (вместе с их семьями), которые хотели покончить со своим преступным прошлым и начать на новом месте новую.

Отец Бенедикт сочувственно выслушал историю Дианы. Его серые глаза смотрели на нее участливо, с некоторым беспокойством.

– Диана, – проговорил он, усаживаясь напротив нее, – вы, конечно, понимаете, что ни один из братьев не обязан рассказывать о своем прошлом.

– Да, конечно…

– Единственное, что я мог для вас сделать, – это спросить брата Майкла, не согласится ли он увидеться с вами.

Его голос и мягкие деликатные интонации – интонации образованного человека, причем уроженца Восточного побережья, – действовали на Диану успокаивающе; она с готовностью кивнула. Затем надолго воцарилось молчание.

– � Терри… брат Майкл… что он говорит? – спросила она наконец.

Отец Бенедикт промолчал. Он указал глазами на дверь. В следующее мгновение Диана услышала у себя за спиной шелест монашеской рясы. Неловко поднявшись, она опрокинула стул. Брат Майкл ловко подхватил и поставил его на место. Она тотчас же живо представила, с каким успехом он принимал участие в уличных драках.

Мужчины стояли рядом, глядя на Диану. Затем отец Бенедикт перевел взгляд на Терри (Диана не могла думать об отце Тобеса иначе как о Терри) и, очевидно получив от него какой-то тайный знак, вышел из комнаты. Терри по-прежнему смотрел на нее ничего не выражающим взглядом.

На вид ему было лет сорок пять; чисто выбрит, держался настороженно, физически крепкий. Правда, излишне костлявый, плоти маловато; пышки (го-те) не сделаешь, как сказала бы Ма-ма, зато гибкий и ловкий. � высокий, или, вернее, когда-то был высоким; сейчас он сильно сутулился, отчего казался значительно ниже ростом.

– Так чем же я могу помочь вам? – спросил он, присаживаясь напротив нее.

Голос у него был резкий, суровый – полная противоположность мягкости и деликатности отца Бенедикта.

– Я доктор Диана Цзян…

Она рассказала – во второй уже раз за сегодняшний день – о затруднительном положении Тобеса.

Он выслушал и молча смотрел на нее. В конце концов Диана вынуждена была спросить:

– Вы ведь отец Тобеса?

– То было в прошлой жизни.

Он произнес эти слова тоном, не терпящим возражений, – словно давая понять, что их встреча окончена. Однако не поднялся; они молча смотрели друг на друга.

– Вы можете помочь ему, – сказала она.

– Как?

– Дополнить данные, которыми я располагаю, некоторыми фактами. Заполнить пробелы…

– Что-нибудь из его детства?

– Да.

– Спросите его знакомого. Если он захочет рассказать вам – расскажет. Если нет – то нет.

– Он не хочет рассказывать о своем детстве.

– Я – тоже. Да, я отец. Но это было очень давно. Какая необходимость вспоминать прошлое?

Однако он по-прежнему не поднимался из-за стола, человек, которого «посадили под замок, а потом выбросили ключ», раскаявшийся грешник. Его необходимо было переубедить… Но как?

– Скажите… он способен на убийство?

Он вскинул голову, отбрасывая назад свои давно не стриженные волосы; на лбу его открылся белый шрам с едва заметными следами швов.

– В тот день, когда мы расстались, – объяснил Терри, – он пошел на меня с топором. К счастью, мы оба были пьяны.

Он тряхнул головой, и волосы вновь закрыли страшный шрам. За все это время Терри ни разу не улыбнулся, а тут вдруг на лице его появилась улыбка. У него были чистые белые зубы – ни черноты, ни желтого табачного налета. Однако в нижнем ряду зияла уродливая дыра.

– Еще один подарок моего сыночка, – сказал он, коснувшись пальцем губы.

– А ваши подарки? Давайте поговорим о них.

Улыбка мгновенно исчезла. Диана понимала, что общается отнюдь не со святым.

– Его психика нарушена, – сказала она, пристально глядя на Терри. – Возможно, ваш сын сумасшедший, может быть, даже убийца-маньяк. Мне необходимо установить истину. Но он не подпускает меня к себе. � не желает думать о своем спасении. Вы знаете о нем все. Я только что от Сэма Бейкера, помните его? Он рассказывал мне, как… о скандале в школе.

В ответ – молчание.

– Расскажите мне о Пушистике, – попросила Диана. – О котенке, которого так любил ваш сын.

Терри поднялся. Лицо его абсолютно ничего не выражало.

– Расскажите о котенке, которого вы изжарили. Тобес придумал на этот счет шутку: «Кот на сковородке под соусом чили», – вот что выдал он как-то раз на сеансе гипноза.

Терри молча направился к двери.

– Расскажите мне о мягком дерьме, – сказала она, повысив голос, – я не понимаю, что означает это выражение.

Терри взялся за ручку двери. Она в гневе закричала:

– Это вы, вы изнасиловали Тобеса! Ведь так же?! Так почему бы вам не покаяться, брат Майкл, почему бы не обрести мир в душе?

Встречаю ее словами:

– А вы смелая… Смелая – потому что снова пришли ко мне после всего, что случилось в прошлый раз…

Диана Цзян входит в комнату, известив лишь легким стуком о своем прибытии. Черт побери! Ведь я мог бы, например, онанировать… Думаю, она вампир: если вы хоть раз впустили его к себе, все кончено, теперь уж он от вас не отстанет.

Она насторожена, боится. Но все же она смелая, на сей счет – никаких сомнений. �ли глупая. �ли хочет уничтожить меня и действует в соответствии с планом, согласно которому сегодня – день посещения… Поэтому теряю самообладание, хватаюсь руками за голову, потом говорю:

– Входите-входите. Пожалуйста, присаживайтесь.

Сначала взгляд ее останавливается на цветах. Узнает ли она, что послужило мне образцом при составлении букета? Букет в точности повторяет тот, что я видел в ее белоснежном доме – в склепе-на-холме. Диана одаривает меня своим ироническим взглядом.

– Верно, – отвечаю на ее немой вопрос, – в таких делах я мастак.

– Сегодня не слушаешь музыку? – спрашивает она тоненьким девчоночьим голоском; не похоже на ее обычный голос, – должно быть, сильно нервничает.

– Устал слушать одно и то же. Хочется передохнуть.

– Значит, Вагнер – твой кумир?

– Верно, угадали.

– � больше всего тебе нравится конечно же «Кольцо»?

– О, так вы знаете Вагнера?

– �нтересуюсь.

– Тогда вам не нужна моя подсказка, сами узнаете мотив. А сейчас, извините меня, доктор, я занят. Поговорим в другой раз.

Закуриваю. Доктор Диана внимательно разглядывает пачку «Мальборо». Предлагаю и ей, как подобает джентльмену. Отказывается. Некоторое время молчим. Потом:

– Тобес, полиция уже была здесь? В связи с Максин Уолтертон…

– Не в связи с Максин. Почему они должны интересоваться мной в связи с Максин?

Она не отвечает. Заставляет мучиться неизвестностью… Понятно…

– Вы бы поосторожнее с Максин, – ворчу я.

– Ты ее знал?

– Немного. Почему… полицейские подозревают, что я убил ее?

– Возможно… Она была убита в субботу ночью. Где ты был той ночью?

– Почему я должен вам отвечать? Какого черта…

– Где ты был?

Пристально смотрю на нее, пытаюсь вычислить ее, раскусить… Одно несомненно: она перехватила у меня инициативу. Явилась сюда с тщательно разработанным планом. К тому же на ее стороне силы тьмы, готовые исполнить ее приказания.

– Я был на кладбище, – отвечаю смело.

– Один?

– Да, один. Но если захотите, легко найдете тех, кто видел меня там. Я не единственный вурдалак.

– Вурдалак?

– С тех пор как там стали находить… как бы поточнее выразиться… трупы, на которые не поступали предварительные заказы, публики по ночам хоть отбавляй.

– Я хочу получить прямой ответ на прямой вопрос, Тобес. Ты был один?

Ни в коем случае нельзя впутывать в это моего Джонни.

– Да, один. Я был один!

– Хорошо. Спасибо.

Она так и не отошла от двери. Наверное, чтобы сохранить путь к отступлению. Пытается улыбаться, хотя губы дрожат. Опасливо озирается:

– У тебя здесь уютно.

– Благодарю.

– Увлекаешься Китаем, верно?

– Вы же сами знаете, доктор.

Указываю на стопку книг на полу; сплошная китайщина – от рецептов сычуаньской вегетарианской кухни до «Сна в красном тереме» (это издание, естественно, на английском. Не считаю нужным сказать ей, что ничего не понял).

– Конфуций, кажется?

– Мэн-цзы. Учит, как, не прибегая к грубости, отделаться от непрошеного гостя. У вас ко мне еще что-нибудь?

Она пристально смотрит мне в глаза.

– Тобес, – говорит медоточивым голосом, – бывал ли ты когда-нибудь в настоящем китайском доме?

– Нет, по Дальнему Востоку путешествовать не приходилось.

– Я имею в виду здесь, в Америке…

То есть она спрашивает: «Это ты наблюдал за мной той ночью, когда я трахалась со своим копом?»

– Нет. – Дьявол овладевает мною. – Но однажды я попал в храм, в святилище, где все дышало миром, гармонией и естественной красотой. Я чувствовал, что в том храме я мог бы обрести счастье, там все белое…

– Храм? Где?

– Недалеко отсюда.

– Ты ударился в религию? С чего это вдруг?

– Решил стать буддистом.

– Ты суеверен?

– Возможно.

– Я тоже.

– В самом деле? �ли это еще один из ваших оригинальных способов устанавливать контакт с трудными ребятами, а, доктор Цзян?

Она улыбается печально и отступает на шаг. Внезапно у меня возникает желание задержать ее. Спрашиваю:

– Вы все еще думаете, что я убил тех ребят?

– Ты сам сказал мне, что это сделал ты.

– Сказал, чтобы отделаться от вас. � еще хотелось напугать вас немного. Если откровенно… я надеялся, что это отвадит вас от моего дома. – Окидываю взглядом свою конуру. – Я в некотором смущении – принимать даму в такой обстановке… – Снова смотрю ей прямо в лицо. – Но я никого не убивал. Клянусь.

– Так я и думала, – говорит она, немного помолчав. – Но я хотела, чтобы ты подтвердил это.

– Благодарю… �так… мы можем стать друзьями?

– Думаю, да. Но почему ты накануне не пришел ко мне на сеанс? Я собиралась помочь тебе найти работу, помнишь?

– О… – Пожимаю плечами. Как объяснить ей, что боюсь ее. Однако испытываю к ней физическое влечение. Ревную ее к копу, к ее любовнику; она – моя мамочка, она моя…

– Тобес, ты помнишь мистера Бейкера, который преподавал английскую литературу в средней школе? Я только что побывала у него.

– Вот как? – Любопытный феномен: я заикаюсь. Очевидно, где-то поблизости происходит землетрясение. Мое жилище колеблется, его ждет неминуемое разрушение.

– Он рассказал мне о Джоэле Хагене и о том, что с тобой случилось. А потом поехала навестить твоего отца. Он теперь в каком-то религиозном братстве. В Нью-Йорке.

Железный обруч сдавливает мою грудную клетку. Я задыхаюсь… Привалившись к стене, бьюсь об нее головой.

Глупо, конечно, но остановиться не могу. Она останавливает меня. Сжимает в объятиях и крепко держит – крепче, чем железный обруч, что сдавливает мою грудь.

– Тобес, Тобес, в чем дело? Успокойся.

– Ты… сука, – прохрипел я. Звуки с трудом прорываются сквозь мои стиснутые зубы. – Ты сука, ты не имела права. – �з носа что-то течет. Вытираю его. Гляжу на руку. На ней теплые темно-красные пятна. Кровь. Кровотечение из носа. Она протягивает мне свой носовой платок. Платок с тем удивительным цветочным запахом. С весенним запахом. В считанные секунды платок пропитывается кровью. Он весь в кровавых пятнах, уже не отстираешь.

– Тобес! – кричит она, встряхивая меня. – Прекрати!

Стою в углу. Меня всего трясет. Стараюсь не встречаться с ней взглядом. Теперь абсолютно уверен, что на ее стороне темные силы. Мне понятен ее дьявольский план. План убийства…

Она делает шаг в мою сторону, и я, съежившись в углу, скрестив руки, закрываю лицо. Тупица! Неужели я вообразил, что знак креста заставит ее исчезнуть?! Однако она отступает на шаг. Просит:

– Расскажи мне о том, о чем всегда говорил под гипнозом. Расскажите мне о том звере, который укрылся за стенами монастыря.

Молча смотрю на нее. Ничего не понимаю. Будто эта фантастическая женщина начала изъясняться на суахили.

– Расскажи мне о мягком дерьме, Тобес. Ты ведь давно уже хотел рассказать мне об этом. Теперь пора.

Речь эту я заготовил заранее – ясную, сжатую, точную.

– О чем вы? Не понимаю… Будьте добры, оставьте меня одного.

Пусть эта заготовка так и останется в моей голове. Мои зубы, еще секунду назад крепко стиснутые, клацают. Слышу глухой удар, мне больно: соскальзываю по стене на пол и сижу на корточках в своем углу; мои руки, сложенные крест-накрест, поднимаются над головой, затем обхватывают затылок.

Знаю, что рано или поздно мы должны были подойти к этому… Я выкрикивал эти слова во время сеансов гипноза, выкрикивал по многу раз, поэтому понимал, что когда-нибудь придется объяснить… Но не сейчас. Только не сейчас.

Проходит много времени, наверное. Не знаю сколько. Медленно опускаю руки. Поднимаю на нее глаза. Лицо у Дианы ласковое, доброе. В ее удивительных раскосых глазах – сочувствие и любовь. Отворачиваюсь к стене. � неторопливо, бесстрастным голосом начинаю рассказывать – сам не знаю зачем.

Мне было тринадцать.

Мы с отцом жили в трейлере, на окраине Аркада.

Я делал за него всю работу, он пропивал все деньги.

Однажды ночью он вернулся домой пьяным. Я оставил ему поесть. На плитке. � он поел. Ночь была ужасно холодная. Декабрь. Рождественские праздники.

Отец забрался в постель. У нас была комната – секция трейлера, отгороженная занавеской от всего остального. Две постели – одна напротив другой, у стен. Я пробормотал «спокойной ночи, папа», надеясь, что он не станет меня бить. Он и не бил. Вылез из постели. В темноте я не мог разобрать, что он делает. Слышал шум, как будто он одевался. �ли раздевался. Потом он подошел к моей постели. Лег рядом и крепко обнял меня. Сначала я подумал, что ему холодно. Я тоже замерз, мне было даже приятно ощущать рядом с собой тепло другого человека, хотя от него разило спиртным и табаком. � воняло давно не мытым телом. Все равно было приятно. Он прижал меня к себе. Начал гладить меня. Его рука тянулась к моему члену, потом к моему заду. Я стал сопротивляться. Он был сильнее. Улегся на меня, придавив к постели, так что я едва дышал. Я брыкался. Бесполезно. Он не сразу преодолел мое сопротивление, но своего добился. Овладел мною. А потом сказал (вот что я рассказываю доктору Диане Цзян):

– Сын, у тебя в заднице такое мягкое дерьмо…

Так сказал мой отец, когда изнасиловал меня в первый раз. А теперь примерьте все это на себе. Представьте, что это ваш отец делает такое с вами. Знаете, как фотографы используют фигуры с дырками вместо лиц, которые расставляют на пляже? Вы вставляете в дырку свою рожу и становитесь Ронни Рейганом или Барбарой Буш. Затем – щелк! Вас фотографируют. Вставьте лицо своего отца в такую вот педерастическую дыру, потом ложитесь на живот и закройте глаза. А потом попытайтесь заснуть, если удастся.

Поздним вечером Эд разыскал ее в библиотеке.

Он шагал энергично и размашисто, и туфли его поскрипывали при каждом шаге. Но Диана так устала, что не заметила его появления, пока он не подошел к ней совсем близко.

– Привет, – сказал Эд, усаживаясь на стул напротив нее.

Она оторвала от книги утомленные глаза:

– Привет.

– Чем занимаешься? – спросил он.

Диана указала на лежавшую перед ней стопку книг:

– Вагнер.

– Кто-кто?

– Это своего рода ключ. Не знаю, правда, к чему именно. Послушай, мне хотелось бы показать тебе кое-что… – Эд, поднявшись, обошел вокруг стола и склонился над ее плечом, глядя в раскрытую перед ней книгу. – Помнишь, как мы с тобой ездили к Харли? Мы тогда выясняли, что существует некий герой по имени Бесто.

– Который оказался Тобесом.

– Верно. Так вот… Вагнер написал оперу «Тристан и �зольда». В основу положены старинные легенды, в одной из которых герой, то есть Тристан, меняет свой облик и называет себя Тантристом. Понимаешь?

– Тантрист… Он переставляет слоги, так?

– Верно. � если ты проделаешь ту же операцию с Бесто…

– Ты получишь Тобес. Вот только что это тебе дает?

Диана вздохнула:

– Не знаю. Плохо, что я не знаю его любимую оперу. А он не хочет говорить… Если бы «Тангейзер»… Там рассказывается о герое, который, встретив своего соперника, целует его в губы. �ли «Парсифаль». Вот послушай этот отрывок из набросков Вагнера. «Эльза, глубоко взволнованная, описывает в экстатических выражениях счастье, которое испытала благодаря ему; говорит, что хотела бы умереть от благодарности, от чувства безграничной любви».