Аккорды кукол

      - Зачем ты его убил?
      - У меня не было выбора.
      - Разве нельзя было поступить иначе?
      Карине казалось, что все это происходит во сне, и он, этот человек с соломенными волосами, также выплыл откуда-то из её подсознания, из самых глубин. Но ведь именно так ей всегда и казалось, когда она лежала в его объятиях и возвращалась в прошлое. В этом сне появлялись и исчезали другие люди, не похожие на живых, созданные не из плоти, а какой-то ваты, глины, металла. Может быть, таким был и Клеточкин? И Влад, и все остальные, и она сама?
      - Ты знаешь, я давно хотел это сделать. - Голос Колычева прозвучал где-то рядом. Но сам он находился далеко, в конце коридора, а потом вновь направился к ней. - Еще когда я только начинал писать этот сценарий. Дело даже не в Николае. Хотя сейчас обстоятельства сложились именно так, что его смерть стала необходима. Надо было расчистить путь. И это подтолкнуло меня, а то бы я так никогда и не решился... Желание убить должно созреть, оформиться, как спелый плод, как жажда первой любви, томительное ожидание плоти. Ты ждешь этого и боишься. Мечтаешь во сне и распаляешь свое воображение, но его или её все нет, и ты не можешь пойти к первому встречному или убить этого первого встречного. Я говорю об одном и том же, потому что эти чувства похожи... Не знаю, что со мной происходит, но я думал об этом постоянно. О преступлении. О смертельном грехе. Наверное, во мне слишком живет мой прадед.
      - Ты сходишь с ума, - сказала Карина.
      - Даже по официальной статистике, в Москве уже больше семидесяти процентов потенциальных невротиков, - отмахнулся тот. - Город больных призраков. Как он ещё держится, непонятно. Но это неважно. Скоро наступит конец. И ты... ты тоже помогла мне убить его. Ты дала ему выпить из этой чаши.
      Колычев опять засмеялся, сначала тихо и медленно, а потом все громче, пока вдруг не застонал, схватившись пальцами за виски, словно от невыносимой боли у него стала раскалываться голова.
      Глава пятнадцатая
      1
      Ему хотелось выяснить побольше об этих таинственных незнакомцах, приходивших к старику Караджанову, но Снежана больше ничего не знала. Женщину звали Селеной... Странное имя, означающее вечный спутник Земли Луну. Они хотели забрать механическую куклу. А может, им нужно было от старого мага что-то еще? О каком другом мальчике шла речь? Все это слишком запутанно и непонятно. У людей, посвятивших свою жизнь оккультным наукам, всяческим мистическим экзерсисам и тайным каббалистическим знаниям, свои законы и свой путь в этом мире. Из него нет выхода, за вошедшим туда дверь захлопывается. И непосвященному трудно разобраться в его сути. Владислав, как и сама Снежана, тоже ощущал какое-то напряженное атмосферное давление вокруг них, хаотическое движение атомов, будто бы ускоренное приближением незримой бури. Все это относилось к области внутреннего чутья, интуиция и лежало за пределами разума. Как зверь нутром чует приближение охотника, так и Драгуров чувствовал, что затишье обманчиво, оно усыпляет, но готовое внезапно взорваться и изменить ровное течение жизни. Что должно было произойти? Об этом он не только не мог знать, но даже не догадывался.
      - Это я перемешала все на столе, прости, - сказала Снежана, и Владислав немного успокоился - можно было хотя бы не опасаться за свой разум. - Когда эти звуки на тебя так подействовали, я испугалась. Эта лютня... Сама игрушка стала вызывать у меня отвращение. И страх. Честно говоря, я хотела от неё избавиться. Выбросить. Даже если бы кто-нибудь и подобрал разрозненные части, он вряд ли смог бы их собрать воедино. Наверное, сейчас это способен сделать только ты. Других, тех, кто знает, как она работает, нет. Дед умер, а мне это не под силу.
      - Остается ещё Селена, и тот, второй, - напомнил Драгуров.
      - Эти двое не в счет, - ответила Снежана. - Почему-то мне кажется, что они всего лишь исполнители и вряд ли разбираются в том, что представляет собой этот металлический мальчик.
      - Что же нам с ним делать? - Владислав вдруг поймал себя на мысли, что говорит так, словно они обсуждают будущее их сына.
      - Не знаю. - Снежана пожала плечами. - Это решать тебе. Все теперь зависит только от тебя.
      - Хорошо. Я закончу работу. Вновь верну его... к жизни. - Сказав так, Владислав опять ощутил внутреннее беспокойство. Нет, не надо было произносить слово "жизнь", подумал он, это кощунственно и лишено смысла. Мы сами, все люди, одушевляем материальные предметы, не понимая того, что воплощаются не только идеи и мысли, брошенные в гневе или в любовном запале слова, но и самые тайные желания. Мир населяют призраки, нереализованные проекты и замыслы, фантомы из написанных книг, персонажи фильмов и сошедшие с полотен художника портреты, карикатуры и зыбкие очертания фигур и лиц прошлого. Все это великое множество населяет землю и витает в воздухе, пытаясь влиять на живую жизнь, отвечая на призывы колдунов и магов. Не дай бог войти в число тех, кто взывает к ним, отторгая данную ему душу, ища смысл лишь в мертвом и потустороннем. Четыре вопроса стояли перед человеком всегда. Вот они: что в жизни святого? зачем нам дан разум? для чего мы живем? почему мы умираем? Ответы на них глубоко внутри тебя самого. Слыша лукавое нашептывание на ухо, ты можешь поверить, что познал все и обманул всех, и выберешь любой удобный для тебя ответ. В час несчастья или в минуту искушения особо непрочна твоя связь с истинным Творцом, и ты можешь уйти за другим, выбрать путь мертвых и жить среди них. Но любовь, которая лежит в основе всех четырех ответов на эти вопросы, ещё может тебя спасти...
      Снежана позвала его из соседней комнаты. Там были приготовлены бутерброды, чай, светился экран телевизора.
      - Забавные новости, - сказала она, протягивая Владиславу чашку. Нашли какой-то старый сундук с куклами, а сегодня днем его уже украли. Прямо из музея игрушек, куда его доставили. В обеденный перерыв. Причем сундук остался, а кукол нет. Все двери и окна были закрыты. Словно куклы сами разбежались.
      - Так не бывает, - ответил Драгуров, надкусывая бутерброд.
      - Я тоже думаю, что чепуха. Чего только эти журналисты не придумают!
      - Работа такая. А что у нас с погодой?
      - Ветрено, - беспечно улыбнулась Снежана.
      2
      Тренировка необходима всегда, в любом деле, а Гере особенно хотелось пострелять из арбалета, тем более что прошло месяца четыре с тех пор, как он последний раз держал этот замечательный инструмент в руках. Погоняв вдоволь на мотоцикле по знакомым улицам своего района, он и удовольствие получил, и проверил обстановку: кто, где и чем занимается. Самого Геру в шлеме и новом прикиде узнать было невозможно. За спиной висела большая спортивная сумка, в зубах - сигарета, в руке - банка колы. Он видел машину Коржа и его самого, разговаривающего о чем-то со своими парнями, затем к ним торопливо подошли два подростка - Кент и Татарин. И Жмох был рядом, прятался за деревьями, но не выходил.
      Затем Гера медленно ехал за торопливо шагавшей в сторону рынку Людкой. Она вошла в одну из палаток, где торговали кавказцы, и дверь за ней закрылась. На окошке вывесили табличку "Закрыто". Гера усмехнулся. Каждый зарабатывает, как может, здесь её точно накормят...
      Он свернул к магазину "Барс" и долго кружил возле него, видя издалека милицейскую машину, открытые в бар двери, запоминая всех, кто входит и выходит из "черного" общежития.
      Потом он отправился к Светиному дому, словно надеясь в последний раз увидеть её здесь, хотя и понимал, что это невозможно. Она лежала где-то в реанимационном отделении, с подключенными проводками, которые сейчас заменяли ей мозг, сердце, почки и все остальное. Жизненный механизм уже искусственный, а плоть ещё человеческая.
      Неожиданно он увидел, что из подъезда выходит Лешка-Лентяй. Значит, уже выписался из больницы. Значит, ничего серьезного с ним и не произошло. Гера снял шлем и подъехал к Лентяю.
      Поздоровались.
      - Чего ты такой странный? - спросил Леша.
      - Надо. Только не говори никому, что меня видел.
      - Не сболтну.
      Лентяю можно было верить, не такой он человек, как эти "обезьяны" и "живчики"...
      Выглядел Леша как покойник, даже глаза ввалились. И Гера догадался почему.
      - Сейчас в больницу, к Светке, - сказал Лентяй и махнул рукой. Боюсь, уже поздно, - и, не став больше ничего объяснять, пошел прочь.
      Гера проводил его взглядом, затем, фыркнув мотором, помчался в сторону леса. Там он начал на предельной скорости гонять по дорожкам, распугивая детей и собак, наслаждаясь руганью взрослых. Когда это занятие ему надоело, Герасим медленно поехал к знакомой беседке. Остановившись за деревьями, разглядел своих бывших приятелей, даже услышал, о чем они толкуют. Все по-прежнему: шмотки, клей, курево, девки и кому дать в морду...
      В беседке сидели Гусь, Арлекин, Жмох, Кича и Дылда. А вскоре к ним присоединились ещё трое - Кент, Татарин и Додик. Почти вся компания в сборе. Интересно, кто же из них будет вожаком, у кого хватит ума и силы? Наверное, либо Гусь, либо Кент. Дылда, может, и посильнее, но он дегенерат. Жмох и Татарин - шестерки. Кича уже не человек, всю дорогу обкуренный и проклеенный. Додик и Арлекин не настолько злы, как надо. А впрочем, все равно...
      Гера расстегнул сумку, вытащил из чехла арбалет и приготовил его. В комплект входило двадцать пять стрел, более чем достаточно. Положив арбалет на колено, он опустил шлем и медленно выехал из-за деревьев. Подростки в беседке удивленно уставились на появившегося невесть откуда парня.
      - Гляди-ка, какой лыцарь! - загоготал Жмох, обычно первым начинавший всякое безобразие. - Черная маска Смерти! Эй, придурок, ты откуда взялся?
      - Погоди! - остановил его Гусь, который уже готовился командовать всеми. - Ты кто? А ну-ка слезай со своего ишака, иди сюда! Пока зову по-хорошему.
      Он сделал знак, и Додик с Арлекином выскользнули из беседки, решив обойти мотоциклиста с боков. Гера приподнял арбалет и пустил стрелу. Подростки в беседке даже не поняли, почему Арлекин вдруг упал и замер. Будто споткнулся и теперь притворялся, решив отдохнуть. Из-под куртки у него торчал наконечник стрелы. Радуясь удачному выстрелу, Гера перезарядил арбалет, и вторая стрела догнала Додика, который, успев все сообразить раньше других, метнулся к деревьям. Дылда, растопырив руки, пошел прямо на мотоциклиста, матерясь и брызжа слюной, но третья стрела угодила ему прямо в горло, и он замолчал, рухнув навзничь.
      Поднялся крик. Никто ещё до конца не понял, что происходит. Все думали, что идет какая-то игра, в которой по правилам надо падать и притворяться мертвым. Или убегать. Но выскочить из беседки никому не удавалось. Лишь только кто-то пробовал высунуться, как в него или рядом с ним вонзалась стрела. Наездник кружил вокруг бекседки, словно издеваясь, перезаряжая свое смертоносное оружие, выпуская одну стрелу за другой...
      Через пять минут все было кончено. Гера расстрелял весь запас, слез с мотоцикла и убрал арбалет в чехол. Затем зашел в беседку. Никто не шевелился. Жмох был пришпилен к опорному столбу, Кент и Кича лежали на полу, Татарин свешивался через перекладину. Один Гусь сидел на лавке, будто отдыхая, но конец стрелы торчал у него ниже ключицы. Неожиданно он с трудом приподнял голову и мутным взглядом посмотрел на мотоциклиста. Гера снял шлем и подошел ближе.
      - Ты?.. - прошептал Гусь.
      - Я, - ответил Гера. - Встретимся в аду, - добавил он и, вытащив из-под куртки пистолет, выстрелил ему в голову.
      3
      Холодильная камера представляла собой довольно просторное помещение, величиной с две комнаты, и была разделена на отсеки, в которых хранились скоропортящиеся продукты. Температура чуть-чуть выше нулевой. Имелась внутренняя вентиляция, но пахло почему-то свежемороженой рыбой. Пара отсеков в камере уже давно были приспособлены Магометом под своеобразный зиндан, там даже было кольцо с цепью, на которую сажали "особо отличившихся" или, например, девицу из следующей партии, предназначенной к отправке на Кавказ в автофургоне. Иногда там, рядом с тушами мяса или связками рыбы, лежал завернутый в рогожу недруг, чье тело по каким-то обстоятельствам нельзя было вывезти немедленно, и оно дожидалось своего срока, уже не предъявляя претензий.
      Знай об этом Галя, она сошла бы с ума, хотя сейчас никаких покойников в камере не было. Очнувшись, девочка не сразу поняла, где находится. Откуда-то сверху лился слабый свет. Кавказец оставил лампочку включенной специально, чтобы она не слишком боялась, когда начнет немного соображать. Не стал он и связывать ей руки и заклеивать пластырем рот. Да, он ослушался хозяина, но у него было сердце, а где-то в Чечне тоже подрастала дочь, и, представив её на месте этой девочки, кавказец просто уложил Галю в один из отсеков на овечью шкуру, прикрыв сверху другой. Выбраться из камеры было невозможно, дверь открывалась только снаружи.
      Галя попыталась встать, но у неё закружилась голова. Она попыталась вспомнить, что произошло. Вспомнила, но плакать не было ни сил, ни желания. Слезами тут не поможешь. Она хорошо понимала, что её ждет, какую участь ей уготовили, хотя даже и в самых страшных мыслях не могла представить того, что замыслил Магомет. Меня убьют, подумала вдруг она. И больше всего ей стало жаль маму и отца. Потому что они уже никогда не увидят её. Гера не сможет её отсюда вытащить. Он даже не знает, где она.
      Чтобы согреться, Галя начала прыгать и бегать из одного конца камеры в другой. Затем увидела торчащий в мясной туше нож, забытый кем-то из продавцов. Вытащив его, она потрогала острое лезвие. Это был хороший нож, длинный и тонкий, настоящий мясницкий. Пригодится, решила она, сунув его под овечью шкуру. Хоть какое-то оружие, которым можно попытаться себя защитить.
      Неожиданно она услышала снаружи какой-то шум и лязг, быстро метнулась в свой отсек и накрылась шкурой. Вытащила нож, прижимая его к груди. Сердце отчаянно колотилось, но она лежала тихо, не шевелясь, закрыв глаза.
      Дверь в камеру открылась. Вошли, как она поняла, двое.
      - Ну, вот она, - сказал один, и Галя по голосу узнала жирного хозяина магазина. - Этот болван, кажется, даже не связал её.
      - А к чему? - ответил второй. - Еще бы на цепь посадил! Ты кончай с этими средневековыми глупостями.
      - Девчонка красивая, пойдет по высшей цене, - продолжал Магомет. Хочешь посмотреть? Можно её вытащить да раздеть, сам убедишься. В первом сочку.
      - Да мне-то до лампочки, пусть лежит, - отозвался второй.
      Чуть приоткрыв глаза, Галя едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть от радости: второй человек был в милицейской форме.
      - В фургоне много будет? - спросил милиционер.
      - Два десятка девчонок, да пацанов с дюжину. Сейчас они на овощной базе, к утру будут здесь. А дальше - прямая дорога на Кавказ.
      - Я сам поеду с фургоном, - произнес Рзоев. - Возьму с собой Клементьева. Так будет спокойнее.
      - Пожалуй, ты прав, - согласился Магомет.
      Захватив с собой несколько бутылок вина и выключив свет, они ушли. Дверь в камеру захлопнулась.
      Галя с трудом разжала стиснутые зубы. Ее била дрожь.
      4
      С Колычевым что-то произошло: лицо перекосилось, губы задергались, глаза стали совершенно мутными, будто в них плеснули кислотой, и вращались они из стороны в сторону. Он продолжал держаться пальцами за виски, а потом повалился на пол, скрючился, подтянул колени к подбородку, изо рта хлопьями пошла белая пена, словно сорвался кран у огнетушителя. Голова билась об пол. Показался длинный, как у собаки, язык.
      Карина пришла в ужас. Это было похоже на эпилептический припадок. Надо как-то помочь, иначе он разобьет голову или откусит себе язык. Навалившись на Алексея всем телом, она схватила его за руки, но он вырывался. Пена летела ей в лицо. Карина прижала его голову. Борьба длилась минут пять, и, когда казалось, что она вообще не закончится, Колычев внезапно успокоился. Грудь его слабо вздымалась, руки превратились в набитые ватой тряпки, голова болталась на тонкой шее, как соломенная. Карине удивительно легко удалось поднять его и дотащить до дивана.
      В сознание Алексей не приходил. Он лежал, закатив глаза и тяжело дыша. Смочив полотенце водой, Карина вернулась в комнату и положила ему на лоб. Припадок кончился. Чем он был вызван? Алексей ни разу не говорил ей, что страдает каким-то недугом. Ей сейчас было и жаль Колычева, и страшно - это чувство не проходило, словно она только что боролась не с ним одним, но и с кем-то еще, засевшим внутри него, пытавшимся покинуть тело или изменить его физическую структуру, как происходит в фильмах про оборотней. Она не любила мистику, не признавала её, считала все это бредом. Но теперь ощущала нечто, вызывающее омерзение и ужас.
      Чтобы избавиться от неприятного чувства, Карина распахнула все окна, включила радио, телевизор и снова уселась возле Колычева. Она смотрела ему в лицо, поглаживая светлые волосы. Когда Алексей пришел в себя, она приготовила крепкий чай с лимоном и начала поить его с ложечки, вливая между губ.
      - Ничего, ничего... - шептала она, поправляя подушку. - Скоро пройдет... Только не пугай меня больше... Тебе лучше?
      - Гораздо, - прошептал он, глядя на неё не только осмысленно, но даже как-то чересчур пристально. - Что со мной было? Обморок?
      - Я бы сказала - припадок. У тебя эпилепсия?
      - Вроде того. Но припадки бывают не часто, раза два в год. Извини, что это случилось в твоей квартире.
      - Хуже, если бы произошло на улице.
      - Да, ты права. Еще бы отвезли в вытрезвитель. Один раз со мной так и было. Приняли за пьяного. Впрочем... Все дело как раз в алкоголе. Мне нельзя пить.
      - Никому нельзя пить, - успокоила его Карина.
      - Но особенно таким, как я. Я ничего не болтал? - вдруг спросил он. Иногда со мной бывает.
      - Нет, ты бился головой об пол и хотел откусить себе язык.
      - Никого не звал? Никаких имен не произносил? - продолжал допытываться Алексей.
      - Ты просто как шпион, - усмехнулась Карина. - Да, звал своего резидента. Только я не разобрала, как его имя.
      - А зачем тебе вообще знать? - серьезно ответил он. - Рано еще. Каждый должен созреть. Пройти по ступеням. Познать.
      - По-моему, тебе надо отдохнуть, - забеспокоилась Карина.
      Его голос, вся эта бессвязная речь пугали. О чем он говорит? Она чуть придержала его за плечи, когда он попытался встать. И Алексей вновь обессиленно откинулся на подушку.
      - Я ведь не случайно тебя выбрал, - прошептал он.
      - Ну конечно, - согласилась Карина, думая о другом.
      - Нет, ты не понимаешь! - рассердился Колычев, но это получилось забавно, поскольку он не мог даже толком поднять голову.
      - Естественно, не понимаю, - снова согласилась она. - Ты лежи.
      - Любовь - это одно. Это всего лишь мостик между двумя существами, слабым голосом произнес он. - И совсем другое то, чем ты занимаешься. Вся твоя жизнь. Тот мир, в котором ты существуешь. И там, в этом мире, должна быть ты.
      - Почему? Почему не ты - в моем мире? И вообще, он един, мир.
      - Нет, ты не понимаешь... - Голос его слабел, растворяясь в сумерках. - Есть два мира. Два. И они находятся в постоянной борьбе друг с другом...
      5
      Ничто не предвещало беды. Дети стайкой переходили улицу. Рядом шли две пожилые воспитательницы. Горел зеленый свет. Да и ни одной машины поблизости не было. Дети возвращались из зоопарка, продолжая делиться впечатлениями. Жирафа видели, крокодил был болен, медведи грустили, а обезьяны вели себя подобающим образом - как обезьяны. Неожиданно откуда-то из подворотни вылетел мотоциклист в шлеме и черной куртке. Он мчался прямо на детей. Врезавшись в толпу и раскидав всех передним колесом, как мошкару, мотоциклист пронесся дальше и скрылся за поворотом. Все произошло в считанные секунды. А пожилые тетки-учительницы даже не успели ничего сообразить и теперь дико кричали, ползая по асфальту среди уцелевших и сбитых детей.
      Школа была закрыта, но Герасим и не собирался туда идти. Свою учебу он уже считал законченной. Ничего полезного школа ему не дала. Поплескав бензином на парадную дверь, Гера уселся на мотоцикл и бросил спичку. Вспыхнуло красиво. Полюбовавшись немного пламенем, он понесся прочь.
      В одной из коммерческих палаток, на отшибе, двое кавказцев лениво играли в нарды, чтобы убить время. Клиентов не было. За последний час подползли лишь два местных торчка, наскребших на бутылку водки, да знакомый пацан, купивший пакетик анаши. Водка изготовлялась в соседнем доме, шла прямо из подпольного цеха. Пить её было опасно, но торчки пили и почему-то не умирали. Словно тараканы, которых трави хоть чем - бесполезно. Все равно бегают.
      Рядом с киоском остановился мотоцикл. Перед окошком замаячила голова в шлеме. Кавказцы оторвались от нард.
      - Привет Магомету! - сказал мотоциклист и бросил что-то внутрь.
      Рванувшись на скорости с места, Герасим услышав позади себя грохот разорвавшегося взрывпакета.
      Прием посетителей в больнице уже был закончен. Но к Свете Большаковой и так все равно никого не пускали, кроме родителей. Они как раз только что ушли. Врач сказал им, что надежда есть, но в глаза при этом старался не смотреть. Он знал, что человек в таком состоянии может прожить ещё несколько месяцев, может быть, лет. Но надеяться стоит только на чудо. Гера оставил мотоцикл возле входа, рядом с машиной "скорой помощи", и вошел в приемный покой. Подождав некоторое время, приглядевшись, он обратился к одной из санитарок:
      - Проведите меня к той девушке, которая... которую... утром...
      - В коме? - подсказала та. - Ты что, мальчик? Нельзя.
      Гера молча протянул ей стодолларовую бумажку. Наверное, это был её трехмесячный заработок. Она испуганно покраснела, но деньги взяла и повела его за собой какими-то переходами, по служебным лестницам. Остановилась возле двери в палату.
      - Теперь уходите, обратно я найду дорогу, - сказала Гера.
      Войдя внутрь, он разглядел на кровати Свету. Руки её лежали поверх натянутого по самый подбородок одеяла, голова обмотана бинтами. Какие-то проводки тянулись к приборам. Капельница. Глаза закрыты. Острый носик торчит вверх.
      - Света? - позвал Герасим, но она, конечно, не откликнулась.
      Подержав недолго её руку в своей и слабо пожав, он отошел от кровати и стал щелкать тумблерами, отключая аппаратуру. Затем ещё раз взглянул на девушку и, торопливо покинув палату, прикрыл дверь.
      Он медленно ехал по улице, вновь направляясь к своему району. В одном из переулков, там, где Гера видел машину Коржа, он остановился. Машина и сейчас стояла тут, возле мебельного салона. За рулем сидел шофер. Гера не стал подъезжать ближе. Не выключая мотора, он закурил и приготовился ждать. Корж с хозяином мебельного салона крутили какие-то дела, Гера знал об этом и набрался терпения. Раз машина тут - значит, выйдет. Через полчаса Корж в сопровождении двух охранников действительно показался в дверях. Все трое сели в машину и принялись что-то обсуждать. Стекло рядом с шофером было опущено. Корж сидел на заднем сиденье. Один из охранников вылез из машины и вновь направился к салону - очевидно, что-то забыли. Дверца осталась открытой. Корж ел вишню и бросал на асфальт косточки.
      Гера медленно поехал по переулку. Притормозив возле машины, он сунул руку в карман. Шофер и охранник продолжали разговаривать, но Корж почувствовал что-то неладное. Напрягшись, он выронил кулек с вишней и быстро захлопнул дверцу, но Гера уже выдернул чеку и аккуратно забросил гранату через ветровое стекло.
      - Подарок! - крикнул он, газанул и, заложив лихой вираж, свернул за угол. Услышав грохот взрыва, он засмеялся.
      Так он и мчался вперед, в черном шлеме и куртке, с привязанной за спиной сумкой, смеясь и плача одновременно...
      6
      Вновь собирая куклу, Драгуров обратил внимание на одну деталь, которая и прежде вызывала у него удивление. Внутри игрушки, там, где у мальчика должно было находиться сердце, к металлической стенке крепились часы. Владислав считал, что это излишество, поскольку часы были скрыты от глаз, мертвые стрелки застыли на цифре "12". Вероятно, это была очередная причуда мастера Бергера - вложить старые сломанные часы в куклу и припаять к корпусу. Причем внутри, что было лишено всякого смысла. Если только он не придавал этому какого-то особого значения. Но что самое поразительное сейчас стрелки часов двигались... И секундная, и минутная, а значит, и самая большая. Часы работали!
      Драгуров позвал Снежану.
      - Странно, - сказала она, заглядывая в корпус куклы. - А ты знаешь, когда я раньше брала игрушку в руки, мне всегда казалось, что внутри что-то тикает. Как бомба с часовым механизмом.
      - Наверное, твой дед иногда развинчивал туловище и заводил их. Вот маленькое колесико, сбоку, - он показал отверткой. - Но теперь-то они почему пошли? Сами по себе, что ли?
      - Секундная стрелка так прыгает, будто они кварцевые, - сказала Снежана.
      - Это невозможно. Во времена Бергера кварцевых часов не было.
      - А может, часы появились позже?
      - Даже если они кварцевые, я все равно не понимаю. Зачем? И потом, я точно помню, что они не работали. Стрелки стояли на двенадцати. Чепуха какая-то! Словно сам собой пошел отсчет времени.
      - Отсчитывают отпущенный нам срок, - попробовала пошутить Снежана, хотя ей самой явно стало не по себе. - Надо было все же выбросить эту чертову куклу!
      - Еще успеем, - отозвался Владислав. - Может, попробовать их вынуть? Я, правда, не часовой мастер, но посмотреть, что там внутри, интересно.
      - Не нужно, - испугалась Снежана. Она даже взяла Владислава за руку, будто часы действительно могли взорваться. - Мало ли что может произойти? Лучше не рисковать.
      Драгуров решил послушаться, чтобы она не волновалась. Вынуть часы он всегда успеет. Но Снежана не уходила.
      Окончательно собрав механическую игрушку, Драгуров закончил работу.
      - Не пойти ли нам прогуляться? - спросил он, глядя в окно. Уже давно смеркалось, на улице зажигались фонари. И в доме напротив тоже горели окна. Ветер то набрасывался на ветки деревьев, обрывая желтую листву, то затихал, словно таясь в переулке и накапливая силы. Воскресный вечер обещал быть прохладным.
      - Пойдем, - согласилась Снежана. - А ты не хочешь позвонить домой?
      - Там все в порядке, - ответил Драгуров, хотя особой уверенности у него почему-то не было. - Ладно, - добавил он, заметив её укоризненный взгляд. - Позвоню.
      ...Карина сняла трубку, будто ждала этого звонка. Она не отходила от кровати и слушала Колычева. Какой-то бессвязный бред, где смешалось все культовые символы, религия, восклицания, цитаты... Речь его лилась нескончаемым потоком, будто Алексей был передатчиком чьей-то мысли и воли. Он говорил о каких-то Учителях, о Знамени Владык с изображенным на нем знаке, который означает чудесный камень Чантамана - магический талисман, призванный изменять энергетику того места, где он находится...
      - Это терафим, - шептал он. - Плазмоид, образованный в виде шара, состоящий из светящейся плазмы, но твердой, как кристалл... Махатмы учат, что он несет свои заряды света и насыщает токи вокруг Земли... Он вызывает магнитные и биологические аномалии... Связует нас и Неизвестных... Терафим накапливает космическую энергию. И впитывает наши чувства, сознание... Но если ему перестать поклоняться, если исчезнет питательная среда, то он чахнет и умирает, вновь превращаясь в мертвую материю... Тогда его надо бросить в священную реку... и змей снова оживет... надо забрать его... Это - зеркало... Зеркало, в которое можно смотреть. Таких камней, осколков от них, очень мало, всего несколько... Махатмы иногда посылают их тем, кого они решили выбрать... В дар. Но многие не умели и не знали... Не каждый способен стать Майтрейей... В сакральном календаре записано, что терафим Чантамана сейчас попадет в руки того, кто именем Великих Учителей понесет Знамя Владык, именем Христа и Будды, Магомета и Соломона, Махатм Мира... последний терафим... Чантамана... камень...
      Поток продолжался, мысли путались, и в это время как раз зазвонил телефон.
      - Да, это я! - сказала Карина, узнав голос мужа. - Приезжай, если сможешь. Мне нужно тебя видеть, Влад.
      Она вдруг заплакала. А телефон неожиданно отключился.
      7
      "...Этот необычный храм находился где-то на территории Калмыкии, хотя я мог и ошибаться - время и расстояние играли теперь малую роль в продвижении к некоей Надземной Сфере. Еще в баварском домике Хаусфишера я слышал, что его естество отторгает две вещи - нравственный закон внутри и звездное небо над ним. Так вот, та Сфера, к которой мы приближались, была лишена этих отягчающих человека уз. Надземная она или подземная - это, в сущности, ничего не меняет... В храм тоже приходилось спускаться, обходя потоки воды, а затем взбираться на гору, и снова - вниз, сквозь какие-то непроходимые ущелья и пещеры. Любопытно, что никаких животных или птиц мы не видели, сама местность вызывала страх и дрожь, даже у охранников-монголов. Но это ещё не была та Священная Страна, в которой Правитель Мира смотрит в свое зеркало и определяет ход событий, держа в руке чудесный камень и посылая его осколки избранным. Обо всем этом мои спутники - мужчина и женщина - удивительным образом похожие на оставшихся где-то в пределах Москвы Дану и Велемира, говорили шепотом: о Майтрейе, терафиме, Шамбале и вновь о Чантамане - осколке магического кристалла, формирующего энергетические поля, который они должны были принять из чьих-то рук...
      Встретивший нас у входа в храм лама, не говоря ни слова, провел внутрь, где была установлена металлическая статуя с четырьмя руками, причем две из них напоминали змей, росших из лопаток. На шее - четки, на голове знак Воды, на лбу - третий глаз. В Иране его прозывали Заххаком, здесь Дхиан-Коган, ближе к югу - Локапати или Локанатха, а в самом Тибете, конечной цели пути - уже Джигтен Гонпо: всюду по-разному. Возле озаренного языками пламени Дхиан-Когана стоял старейший гуру с покрытой головой и скрещенными на груди руками. Шевелящийся во рту язык да горящие глаза - вот и все живое, что было в его лице. А у ног его светились какие-то буквы на непонятном наречии. Своими заклинаниями и пассами, насколько стало понятно, он призывал силы мрака и входил в духовную связь с идолом, но Дхиан-Коган что-то не спешил ответить на его приветствие или хотя бы просто помахать ручкой, тем более, что у него их было целых четыре.