Дикий Запад (№1) - Король горы

Изекиэль окинул комнату пренебрежительным взглядом:

— Цивилизацию и так довольно трудно выносить. Так зачем же ютиться в хибаре, когда можно позволить себе все самое лучшее.

Это замечание напомнило Натаниэлю о сокровище.

— Ты, должно быть, очень богат.

— Ты так думаешь?

— Ну, ты же сам на это намекал в письме.

— В письме? — нахмурился Изекиэль. — А, ты имеешь в виду величайшее сокровище в мире?

Натаниэль чуть не выпрыгнул из обитого бархатом кресла:

— Что это за сокровище, дядя Зик? Ты разбогател на торговле пушниной? Или нашел золото? Скажи, что это?

Изекиэль слегка поджал губы:

— Ты поэтому сюда приехал? Из-за сокровища?

— Врать не буду. Я поехал на запад во многом из-за сокровища. Но и из-за тебя тоже.

— Все ясно, — медленно произнес Изекиэль. Он сгорбился в кресле. — Итак, ты мечтаешь о богатстве.

— Оно мне необходимо.

— Объясни, — велел Зик.

И Натаниэль принялся объяснять. Он долго рассказывал о своей карьере, об отношениях с Аделиной, о том, что не сможет жениться на ней, пока не разбогатеет. Изекиэль слушал, с грустью глядя на племянника. Он почти не прерывал его, лишь изредка задавал вопрос-другой, когда ему что-то было неясно. Под конец, когда Натаниэль принялся расписывать, как сильно он любит Аделину, Зик сделал вид, что заинтересовался тесемками на своих мокасинах, чтобы спрятать горькую усмешку.

— Деньги мне нужны, чтобы обеспечить Аделине привычный для нее образ жизни. Теперь ты понимаешь?

— Что же тут непонятного.

— А ты правда собираешься поделиться со мной сокровищем? — жадно спросил Натаниэль.

— Да.

Натаниэль был вне себя от радости. Просияв, он огляделся по сторонам:

— Вот здорово! Раз так, то в августе я сделаю Аделине предложение!

Зик задумчиво пошевелил губами:

— Не получится…

— Почему?

— Я не взял сокровище с собой.

Натаниэль замер:

— Не взял с собой? Но почему?

— Не смог, — ответил Зик.

— Но ты же написал в письме, что поделишься со мной!

— Поделюсь, но для этого тебе придется поехать со мной в мою хижину. Поехать в Скалистые горы.

Натаниэль был в шоке. Он обмяк в кресле, и перед его мысленным взором пронеслась вереница ужасных картин, навеянных словосочетанием «поехать в Скалистые горы»: кровожадные индейцы, дикие звери, горный обвал. Если что-то случится, он никогда больше не увидит Аделину!

— Вижу, тебе не нравится эта идея, — сказал Зик.

— Я неправильно понял твое письмо. Был уверен, что ты привезешь сокровище в Сент-Луис, — сказал Натаниэль.

— Я бы так и сделал, если бы мог, племянник. Но это сокровище… оно такое, что его просто не довезти из Скалистых гор.

— Но почему ты не взял с собой хотя бы кусочек?

— Кусочка тебе бы не хватило.

Натаниэль схватился за голову:

— Я не знаю, что мне делать, дядя Зик. Сколько времени займет путешествие?

— Месяцы.

— Сколько месяцев?

— Сомневаюсь, что ты успеешь вернуться в Сент-Луис до наступления холодов, так что придется тебе подождать до весны. Получается месяцев десять, максимум — год.

— Год? — Натаниэль подскочил в кресле. — Но я не могу оставить Аделину одну на целый год!

— Если она действительно любит тебя, то подождет.

— Целый год… — удрученно проговорил Натаниэль. Изекиэль вздохнул, поднялся, подошел к полированному комоду и отпер один из ящичков.

— Прости, Нат. Не думал, что ты так расстроишься.

— Я специально ехал в такую даль, — тихо проговорил Натаниэль.

— Признателен тебе за это.

Зик вытащил из ящика маленький кожаный мешочек и уселся обратно в кресло.

— Родители будут вне себя от злости, — мрачно сказал Нат. Он посмотрел на дядю. — Скажи, а почему ты не спросил про отца, маму и братьев?

— Твой отец… Наши пути разошлись много лет назад. Скажи-ка мне вот что. Том все еще отказывается обо мне говорить?

— Да.

Изекиэль пожал плечами:

— Ну вот видишь? Для твоих отца и матери я все равно что умер. А с твоими старшими братьями мы никогда не были особенно близки. Ты всегда был для меня особенным, Нат. Если честно, ты единственный из родственников, до кого мне есть дело.

— Раз ты говоришь прямо, я тоже не буду скрывать, — сказал Натаниэль. — Если ты отдашь мне часть сокровища, я поделюсь с ними. Они ведь моя семья.

— Другого я от тебя и не ожидал, — с улыбкой ответил Зик. — Вот, погляди-ка.

Он бросил Натаниэлю кожаный мешочек. Молодой человек ловко подхватил его и положил на колени. Натаниэль развязал шнурок, опрокинул мешочек, и у него на ладони засияли семь самородков, каждый размером с ноготь большого пальца.

— Это то, что я думаю? — прошептал Натаниэль. Изекиэль кивнул:

— Золото. Из Скалистых гор.

— У тебя есть еще?

— В Скалистых горах полно золота. Много лет назад его там добывали испанцы. Странствуя, я набрел на их заброшенные прииски.

Натаниэль поднял глаза:

— А почему об этом ничего не было в газетах?

— Напишут еще, — сказал Зик и посмотрел в окно, на огни вечернего Сент-Луиса. Лицо его погрустнело, и он задумчиво проговорил: — Когда-нибудь об этом заговорит весь мир. Пока же только несколько человек, включая меня, знают о богатствах, которые дожидаются своего часа в западных землях. Я знаком с одним траппером — его хижина стоит рядом с ручьем, русло которого сплошь усеяно самородками. Идешь по берегу и видишь, как они блестят. Но он их не трогает.

Натаниэль не поверил своим ушам:

— Почему?

— Золото его не интересует.

— Он что, не в своем уме?

Изекиэль фыркнул и помотал головой:

— В своем, в своем. Уверяю тебя, племянник, золото не главная ценность в жизни.

— Это для тех, у кого нет головы на плечах, — засмеялся Натаниэль. — Золото — самая большая ценность, главное, не быть дураком и правильно им распоряжаться. Посмотри на себя. Ты правильно используешь свое золото, живешь в лучшей гостинице во всем Сент-Луисе…

Изекиэль смерил племянника критическим взглядом.

— Что-то не так? — спросил Нат.

— Да. Но думаю, это понемногу пройдет.

Натаниэль стал складывать самородки обратно в мешочек.

— А сколько у меня времени на раздумье?

— Я хочу получить ответ завтра утром.

Блестящий самородок чуть не выпал у молодого человека из рук.

— Завтра?! Прямо с утра?!! Ты что, шутишь?!!

Зик покачал головой:

— Послезавтра я возвращаюсь в горы. Поезжай со мной, если хочешь. Если нет, можешь взять эти самородки — ты же потратился на дорогу.

— А сокровище?

— Чтобы увидеть сокровище, ты должен приехать в Скалистые горы.

— Я не знаю, что мне делать, — признался Натаниэль.

Изекиэль встал, подошел к окну. Сцепив руки за спиной, он задумчиво разглядывал вечернюю улицу — повозки, двуколки, пестро одетых людей, идущих домой с работы или торопящихся в любимый трактир, элегантных дам, выглядывающих из окошек богато изукрашенных карет, всадников, красующихся на дорогих породистых скакунах, и оборванных бедняков, ведущих под уздцы неказистых рабочих кляч.

— Я понимаю твое состояние, племянник. Десять лет назад мне довелось пережить то же самое.

— Что ты имеешь в виду?

— Как и ты сейчас, я должен был принять решение — оставаться в Нью-Йорке или отправиться на запад, идти проторенной тропой или стать хозяином своей судьбы.

— А почему ты захотел уехать на запад?

— Твой отец рассказывал о том, как складывалась моя жизнь в Нью-Йорке? — не оборачиваясь, спросил Зик.

— Нет. Когда я о тебе заговариваю, он каждый раз меняет тему.

— Как похоже на Тома. Брат никогда не понимал, что для меня главное в жизни. Перед моим отъездом мы ругались несколько недель. Он обвинял меня в том, что я предаю семью, закрываю перед собой все перспективы. Я на пять лет старше твоего отца, и все же у него хватило наглости сказать мне, что я веду себя как десятилетний мальчик.

Натаниэль жадно ловил каждое слово: наконец-то он узнает хоть что-то о дядином прошлом! Он спросил:

— Ты ведь не был женат?

— Нет, — сказал Изекиэль, — я хотел жениться, когда мне было двадцать. Ее звали Ребекка. Она была лучше всех, самая красивая, самая умная, самая добрая. Мы обручились, собирались пожениться, завести детей. Я тогда работал с Томом, помогал ему раскручивать строительный бизнес. — Зик помедлил, сгорбился. — Потом мир рухнул. Бекки умерла.

— Что с ней случилось?

— Чахотка. Можешь себе представить? Здоровая молодая женщина вдруг умирает от чахотки…

— Чахотка — страшная болезнь, она не щадит ни старых, ни малых, — заметил Натаниэль и тут же устыдился сказанной банальности.

Изекиэль некоторое время молчал. Когда он наконец заговорил, голос его звучал глухо, будто долетал из далекого прошлого:

— Смерть Ребекки меня сломала. Я долгие годы жил как во сне, не задумываясь о том, что делаю и зачем. Все силы и время отдавал работе, — что мне еще оставалось делать! Я так и не сумел заставить себя обручиться с другой. Бекки навсегда осталась для меня единственной. Единственной моей любовью.

Натаниэль молчал.

— Я стал думать о том, чтобы уехать из Нью-Йорка, переселиться на неосвоенные земли. Мне хотелось своими глазами увидеть чудеса Дикого Запада, но я не решался и все подыскивал оправдания своему малодушию и слабости. Когда я заговаривал на эту тему с Томом, он высмеивал меня, говорил, что это юношеские фантазии. — Зик вздохнул. — Бессчетное количество часов я провел читая про Льюиса, Кларка и других первопроходцев. Выходные я часто проводил в лесу, представляя себя колонистом.

— И в один прекрасный день ты взял и уехал.

— Да. Я решился. Послал все к чертям и отправился на Дикий Запад. У меня были накоплены деньги, достаточно, чтобы продержаться первое время. Я прибился к группе колонистов, которые шли на запад. Это было в тысяча восемьсот восемнадцатом. Мы прибыли в Миссури, когда эту территорию только присоединили к Штатам. Торговля пушниной — главный источник дохода штата. Я стал охотиться для Американской пушной компании. Тогда-то я и повстречал Шекспира.

— Ты о нем уже упоминал. Кто это?

— Мой лучший друг. Шекспир МакНэйр.

— Странное имя.

Изекиэль рассмеялся:

— Это прозвище. У многих трапперов необычные прозвища. Моего друга так называют, потому что он все время цитирует Шекспира.

— Ты один раз писал домой, так ведь?

— Да, лет девять назад. Написал Тому, что я работаю на Американскую пушную компанию, что край, где я живу, прекрасен, всё мне здесь нравится. Ответа я так и не дождался.

— Сдается мне, отец выбросил твое письмо.

— Это как раз в его духе, — грустно сказал Зик. — Том с детства был упрям как осел.

— А что произошло потом?

— Два года я охотился для Американской пушной компании, а потом мы с Шекспиром решили стать вольными трапперами и уехали в Скалистые горы. Я оттуда не вылезал все эти годы, за исключением редких поездок в Сент-Луис.

— А тебе когда-нибудь хотелось съездить в Нью-Йорк?

Изекиэль обернулся:

— Никогда.

Натаниэль подсчитал в уме:

— Ты прожил на Диком Западе только десять лет из своих сорока восьми, а выглядишь так, будто здесь родился.

Зик пристально посмотрел в глаза племяннику:

— Это неудивительно. Здесь жизнь дикая, если ты не сможешь приспособиться, то погибнешь. Вот и весь секрет.

— А этот человек, Осборн, откуда ты его знаешь?

— Я его встретил по пути в Миссури. С тех пор мы друзья.

— Почему он назвал тебя Головней?

Изекиэль фыркнул:

— Ерунда, ничего особенного. Головня — прозвище, которое Осборн дал мне, после того как у нас случился… небольшой спор с отрядом индейцев. Они, видишь ли, отказывались пропустить наши повозки через свою территорию, если мы не отдадим им две трети лошадей и двенадцать ружей.

— И что было?

По лицу Изекиэля пробежала тень.

— Красным собакам не досталось ни лошадей, ни карабинов.

Натаниэль решил, что обязательно когда-нибудь расспросит Осборна поподробнее об этом «небольшом споре».

— Дядя, возьми. — Он отдал Изекиэлю мешочек с золотыми самородками.

— Я, пожалуй, лягу спать, — сообщил Изекиэль. — Такая трудная дорога до Сент-Луиса, потом эти мерзавцы в переулке, — в общем, я немного устал.

— А можно, я пока не буду ложиться? Мне надо как следует все обдумать, — попросил Натаниэль.

— Сиди хоть всю ночь, племянник, — сказал Зик, пряча мешочек обратно в ящик комода. — Тебе в конце концов надо принять главное решение в жизни.

— Если я решу поехать с тобой, мне надо будет написать родителям и Аделине.

— Разумеется, — отозвался Зик. Он присел на кровать рядом с раскрытыми сумками Натаниэля. В одной из них он заметил книгу. — Что за книжка? — осведомился он, беря томик в руки.

— «Последний из могикан».

— Джеймс Фенимор Купер, — задумчиво сказал Зик. — Я о нем слышал. Это он сочиняет про Кожаного?

— Дядя, он не «Кожаный», а Кожаный Чулок.

— Ну Чулок так Чулок… Мои друзья читали книги Купера, и им понравилось.

— Почитай, если захочешь.

— Спасибо. Может, и захочу. Давно книг не брал в руки. А вот в Нью-Йорке, помнится, читал целыми днями. — Зик повертел книгу в руках. — Чтение — заменитель впечатлений.

Натаниэль наблюдал за тем, как дядя готовится ко сну. Потом, закрыв глаза, представил Аделину — далеко-далеко в Нью-Йорке… Что же делать?

ГЛАВА 7

Так что же предпринять? Чтобы жениться на Аделине — а это для него было важней всего на свете, — Натаниэлю надо было разбогатеть, ведь любимая привыкла жить ни в чем себе не отказывая. Вернуться в Нью-Йорк и идти работать к ее отцу? Нет, Натаниэля не прельщало всю жизнь заниматься торговлей. Особенно если учесть, что большую часть времени придется проводить под бдительным оком сурового папочки Ван Бурена. Нет, если Нату необходимо стать богатым, он разбогатеет своими силами и ни от кого не будет зависеть.

Раз так — вперед, на Дикий Запад!

Натаниэль сказал себе, что хочет отправиться в путешествие к Скалистым горам и получить часть дядиного сокровища ради женитьбы на Аделине. Но в глубине души он догадывался, что причина в другом. На самом деле мысль о путешествии на запад, в дикие, незнакомые края, которых нет ни на одной карте, пробудила дремавший в молодом человеке дух приключений. Натаниэль безоглядно доверял Зику и был уверен, что дядя выручит его из любой передряги. К тому же юноша столько читал о захватывающих приключениях Кожаного Чулка, — а вдруг парочка приключений выпадет и на его, Натаниэля Кинга, долю?

Мало кто устоит перед зовом любви и велением сердца. А если к ним присоединяется голос, идущий из таинственных глубин человеческой природы, то сопротивление и вовсе бесполезно. Прочь сомнения! Полный радостных ожиданий, с рассветом Натаниэль сообщил дяде Зику, что решение принято.

— Я еду с тобой.

Изекиэль вскочил с кровати и с шутливым ликованием пустился в пляс. Если бы кугуары могли танцевать, их победный танец выглядел бы, наверное, как раз так. Дядя подпрыгивал, тряс головой, смеялся и размахивал руками. Потом он внезапно остановился и широко улыбнулся Натаниэлю:

— Ты никогда не пожалеешь о своем решении. Это я тебе обещаю.

— Я поверю в это, только увидев, как сияют глаза Аделины при виде моего сокровища.

Зик сразу помрачнел:

— Ах да. Конечно. Золото. Хорошо, сейчас мы позавтракаем и начнем снаряжать тебя в путешествие.

— Я сам могу все купить, — предложил Натаниэль.

— Чушь. Кашу заварил я, к тому же — кто тут у нас богач с карманами, набитыми самородками? Не спорь со мной, за твою упряжь заплачу я. И за одежду тоже.

— Одежда? А моя разве не годится?

Зик рассмеялся, поглядев на вещи Натаниэля, висевшие на спинке кресла:

— Такая одежда хороша для города, сойдет и для путешествия по восточным штатам, но для Дикого Запада тебе нужно кое-что получше.

— Но это отличные вещи, я отдал за них в Нью-Йорке большие деньги, — запротестовал Натаниэль.

— Поверь мне, нью-йоркская одежда — для пижонов, которые ничего не смыслят в реальной жизни.

— Ну да, — неохотно согласился Натаниэль. Слова дяди его не очень убедили.

Изекиэль это заметил:

— Ладно. Попробуем с другой стороны. Из чего твои штаны?

— Из шерсти.

— А куртка?

— Тоже.

— А шапка?

— Тоже шерстяная. И что с того?

— Если бы Господь Всемогущий хотел, чтобы люди ходили в шерсти, он бы сотворил нас овцами, — торжественно заявил дядя. — Шерстяная одежда хороша для города или фермы, но на западе, где у подножия горы ты плавишься от жары, а на вершине утопаешь в снегу, тебе нужна оленья кожа. Шерсть садится, племянник. И вообще, когда живешь в горах, шерстяные вещи через месяц-другой просто разваливаются на кусочки. А оленья кожа — другое дело.

— Ты хочешь сказать, мне надо купить одежду как у траппера? — с затаенной радостью спросил Натаниэль.

— И многое другое.

— Ну ладно, я сдаюсь, делай со мной что хочешь.

— Ты когда-нибудь стрелял из ружья?

Натаниэль замолчал. Он хотел было соврать, но в последний момент передумал и признался:

— Нет.

— Никогда?

— Никогда.

Изекиэль сокрушенно покачал головой:

— Вот что с тобой сделал мой брат!

— Не вини отца. Зачем ему было учить меня стрелять? В Нью-Йорке нет кровожадных индейцев, а мясо можно купить в лавке у мясника.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду. И все равно, если мальчик вырастает не умея стрелять — это трагедия. Как он выработает в себе мужские качества — независимость, самостоятельность, — если не может защитить себя и добыть пропитание? Если городская жизнь так влияет на молодежь, значит, она еще вреднее, чем я думал. Города плодят рабов, племянник, мужчин и женщин, которые находятся во власти денег и во всем зависят от своих слуг.

— Я об этом как-то не задумывался.

— Зато я задумывался. Кстати, ты знал, что в молодости мы с твоим отцом часто ходили на охоту?

Натаниэль даже не попытался скрыть удивление:

— Нет, не знал. У нас даже нет ружья. Отец не разрешает держать дома оружие.

— Может, потому, что ружья напоминают ему обо мне, — предположил Зик. Он подошел к стене, у которой стоял карабин, и взял его в руки. — Ты знаешь, что это?

— Карабин.

— Это не просто карабин, племянник. Это «хоукен». Лучший ствол во всей Америке. Такие ружья делают здесь, в Сент-Луисе, мои друзья Джейкоб и Самюэль Хоукены. Этот — пятьдесят восьмого калибра. Я из него сваливаю бизона с двухсот ярдов.

— Двести ярдов? — усомнился Натаниэль.

— Может, когда-нибудь ты побьешь мой рекорд.

— Ты научишь меня стрелять из своего карабина? — спросил Натаниэль.

— Нет, — ответил Зик, — ты будешь стрелять из своего.

Натаниэль вскочил с кровати, стукнувшись ногой о столик:

— Ты не шутишь? У меня будет ружье? Мое собственное ружье?

— Именно так, племянник. Мы окажемся в дурацком положении, если два медведя захотят скушать нас на ужин, а у нас будет один карабин на двоих.

— Мое ружье… Мое собственное ружье…— тихо проговорил Натаниэль. Он чувствовал себя невероятно взволнованным.

Изекиэль улыбнулся и кивком указал на одежду: — Натягивай свои пижонистые тряпки. Надо поторопиться, если хотим завтра убраться из этого гадюшника.

Натаниэль навсегда запомнил этот день, первый из череды ярких памятных дней, которые ожидали его впереди. Вслед за дядей он бегал из одного магазина в другой, как резвый щенок, который изо всех сил старается угодить новому хозяину. Слушая, как Зик рассказывает о своих приключениях, Натаниэль вглядывался в горизонт, за которым лежали неизведанные земли Дикого Запада с их чудесами, тайнами и опасностями.

Изекиэль закупал снаряжение и вещи для племянника, а также провизию, для опустевших кладовых в своей далекой хижине. Большинство покупок Зик оплачивал бумажными деньгами или монетами, за исключением одежды из оленьей кожи для Натаниэля и трех пистолетов (два племяннику, один себе), за них траппер заплатил золотыми самородками.

Одежду купили в магазине под названием «У Фабера», его хозяин, сам в прошлом траппер, специализировался на товарах для тех, кто промышляет добычей пушнины. Один из работников магазина шил одежду из кожи и мехов, которыми трапперы платили за покупки. Когда выяснилось, что на парня свалилось сразу множество заказов и до Натаниэля очередь дойдет только через четыре дня, Зик начал беспокоиться, что им придется задержаться в Сент-Луисе. Но тут на помощь пришел хозяин магазина. Фабер предложил Натаниэлю примерить один из дюжины готовых комплектов, которые пылились на полках в глубине магазина, потому что за ними в свое время не пришли заказчики. Натаниэль почти сразу подобрал штаны и рубашку на свой рост. Они сидели свободно, но не сваливались. Нашлись и мокасины. Облачившись с ног до головы в одежду траппера, Натаниэль ощутил себя другим человеком. Он снова и снова проводил рукой по мягкой оленьей коже, и ему хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что ни дядя, ни магазин Фабера, ни этот незнакомый, мужественно выглядящий парень в зеркале не снятся ему. Изекиэль пару минут придирчиво разглядывал племянника, потом заметил:

— Сидит неплохо. Когда доберемся до хижины, сошьем тебе еще.

— Я не знаю, как тебя благодарить, дядя…

— Ерунда, Нат. Мы только начали.

И они продолжили. Натаниэль получил широкий кожаный ремень, на котором тут же повис новый охотничий нож с двенадцатидюймовым лезвием в простых, но красивых ножнах. Дядя помог Натаниэлю выбрать рог для пороха и показал, как его носят, чтобы все время был под рукой (на ленте, тянущейся через грудь, от левого плеча к правому бедру). Натаниэлю дали также мешочек для пуль, шило, форму (чтобы отливать пули) и шомпол. Когда молодой человек прилаживал сумку для пуль, дядя подошел, держа в руках черную с красным куртку-мэкинау:

— Примерь-ка, — сказал Зик.

— Красная куртка? Для меня? — удивился Натаниэль.

— А в чем проблема?

— Но она такая яркая, будет бросаться в глаза. Меня сразу заметят индейцы и звери.

— Бобрам, медведям и оленям наплевать, в красном ты, голубом или фиолетовом. Да и вообще, когда в руках карабин, то абсолютно неважно, видит тебя зверь или нет.

— А индейцы?

— Я давно хожу в красной шапке, а скальп, как видишь, пока на месте, — сказал Зик, исподтишка подмигивая стоявшему неподалеку Юджину Фаберу. — Но если тебя волнуют индейцы… Есть хороший способ решать проблемы с ними. Никогда не подведет.

— Какой?

— Бежать со всех ног.

Примерив куртку (она сидела как влитая), Натаниэль с радостью прибавил ее к своей растущей коллекции вещей траппера. Дядя продолжал закупать всякую всячину: запасные замки и кремни, двести фунтов свинца, шестьдесят фунтов муки, две трубки, табак, несколько охотничьих ножей и многое, многое другое. Большую часть покупок они должны были забрать завтра утром, по дороге.

После магазина Фабера они отправились в небольшую оружейную лавку. Там Изекиэль выбрал три пистолета. Заткнув два из них за пояс племяннику, он отошел на пару шагов, придирчиво оглядел Натаниэля и удовлетворенно кивнул:

— Выглядишь все равно еще слишком зеленым, но теперь никому не придет в голову тебя грабить.

Последним они посетили магазин братьев Джейкоба и Самюэля Хоукенов, делавших, по словам дяди, лучшие ружья в Америке. Братья показались Натаниэлю спокойными, преданными своему ремеслу людьми. Они тепло поприветствовали Изекиэля.

— Какой хотите калибр? — спросил Самюэль, пристально разглядывая Ната. — Раз у вашего племянника это первое ружье, я бы порекомендовал пятидесятый.

— Ружье должно быть на любого зверя, любого врага, — возразил Зик. — Только пятьдесят восьмой.

Братья Хоукен переглянулись, Джейкоб пожал плечами и сказал:

— Как хотите. Объяснить, как с ним обращаться?

Зик кивнул.

В дрожащие от волнения руки Натаниэля лег тяжелый карабин «хоукен» пятьдесят восьмого калибра. Натаниэль взвесил ружье в руках, любуясь гладким восьмигранным стволом, крепким прикладом со спусковым крючком в виде полумесяца, прицелом и затвором.

Самюэль Хоукен улыбнулся:

— Этот карабин сослужит вам хорошую службу, молодой человек. Главное, не забывайте: ружье стоит столько, сколько его хозяин. Защищайте его от дождя, держите в чистоте, и когда-нибудь он спасет вам жизнь.

— Я буду хорошо о нем заботиться, — пообещал Натаниэль.

Самюэль понимающе кивнул:

— Сам помню, что чувствовал, когда у меня впервые появилось собственное ружье.

Братья Хоукен с неподдельным энтузиазмом объясняли Натаниэлю, как правильно обращаться с карабином, показали как заряжать, как пользоваться шомполом, не забыли упомянуть о затравке порохом. Напоследок братья предупредили, что от выстрела пулей пятьдесят восьмого калибра будет незначительная отдача, которая, впрочем, не помешает быстро перезарядить ружье. Наконец Натаниэль в полном восторге покинул магазин Хоукенов.

— Нужно купить чехол, — отметил Зик по дороге в гостиницу. — Карабин надо беречь от влаги, иначе он долго не прослужит.

Натаниэль поглядел на новенькое блестящее ружье. Вспомнив дуэль между Тайлером и Клэнси, он нахмурился. Ему давно хотелось задать дяде один вопрос. Помявшись, он спросил:

— А ты много людей убил, дядя Зик?

— Скажу тебе вот что. Убийство — неотъемлемая часть жизни на Диком Западе. Возможно, тебе не придется убивать белых, но одного или двух индейцев ты точно прикончишь. Я это знаю наверняка. Уверен в этом так же, как в том, что завтра взойдет солнце, — сказал траппер. — Отвечу на твой вопрос: да, я немало людей отправил на тот свет. А что?

— Нет, ничего.

— Ты боишься, что не сможешь застрелить человека?

— Не знаю.

— Когда наступит час убивать, ты убьешь.

Натаниэль поднял глаза на дядю:

— Откуда ты знаешь?

— Придет время, и будет так: либо ты, либо он. Белый или индеец, не имеет значения. Ты или он, и третьего не дано. Как только кто-нибудь вознамерится тебя прирезать, снять скальп или пустить пулю в лоб — ты поймешь, что Господь недаром вложил в нас инстинкт самосохранения. Тот, кто сдается и умирает, не постояв за себя, — дурак и жалкий слабак. На Диком Западе таким не место. Выбора нет: либо убиваешь ты, либо убивают тебя.

— Как-то не хочется умирать, — пробормотал Натаниэль.

— А кому хочется?..

ГЛАВА 8

Изекиэль и Натаниэль Кинги выехали из Сент-Луиса утром 6 мая. Сияло солнце, дул свежий северо-западный ветер. Натаниэль ехал на своей кобыле, Зик на чалом мерине, следом шли вьючные лошади, нагруженные провизией и вещами. Путь Кингов лежал вдоль извилистой реки Миссури, по утоптанной земляной дороге. Область Миссури, после присоединения к Соединенным Штатам в 1821-м, стала западной границей продвижения американских колонистов. Их тут обитало уже более семидесяти тысяч.

Натаниэль любовался проплывающими мимо холмами и рощами. Нападения индейцев можно было не опасаться — племена, живущие поблизости от Миссури, несколько лет назад подписали с США мирный договор. Поэтому Натаниэль расслабился и чувствовал себя как во время увеселительной поездки за город на выходные. Дядя почему-то торопился, так что в Индепенденсе они провели только два часа. Через восемь дней дядя и племянник добрались до последнего оплота цивилизации в этом краю, Вестпорт-Лендинга, расположенного у слияния Миссури и реки Канзас. Местная фактория, основанная французами в 1821 году, вела бойкую торговлю с трапперами, охотниками и индейцами. Также в Вестпорт-Лендинге останавливались торговцы направляющиеся из Миссури в Санта-Фе вести переговоры с испанцами.

Через два часа после приезда в Вестпорт-Лендинг произошло событие, в тот момент показавшееся Натаниэлю незначительным. Дядя выбрал место для стоянки к юго-востоку от фактории. Кинги уже распаковывали вещи, устраиваясь на ночь, как вдруг Зик бросил сумку и выпрямился, напряженно разглядывая троих всадников, скакавших по дороге в Вестпорт-Лендинг. Натаниэлю троица показалась ничем не примечательной — обросшие, неряшливого вида верзилы в поношенной кожаной одежде. Всадники не оборачиваясь проскакали мимо. Натаниэль пожал плечами и снова занялся одеялами.

С первыми лучами солнца Кинги двинулись на запад. Путь их лежал по холмистой местности, вдоль русла реки Канзас. Перед путешественниками расстилалось более двух миллионов квадратных миль нетронутой прерии, до самого горизонта поросшей невысокой травой с россыпями красивых ярких цветов. Журчали впадающие в реку Канзас ручьи. По берегам их росли кедры и другие деревья. Плескалась рыба. Иногда какая-нибудь рыба выпрыгивала, пролетала несколько футов по воздуху и с шумом падала обратно в воду. В полдень дядя подал знак остановиться. Изекиэль спрыгнул с лошади и несколько минут вглядывался в прерию в восточном направлении.

— Что-то не так? — спросил Натаниэль. Зик нахмурился:

— Какой же я дурак!

— Не понимаю.

— Клянусь богом, я должен был об этом подумать! — сердито выпалил Зик.

Натаниэль посмотрел на восток, но не увидел там ничего примечательного — все те же живописные просторы прерии.

— О чем подумать?

— О том, что не стоило платить за пистолеты и одежду самородками.

— Почему?

— Золото развязывает языки. Люди начинают болтать. Рано или поздно их болтовню слышат те, кому не следует.

— Грабители?

— И грабители, и хуже, — со вздохом ответил Изекиэль. — За нами следят, племянник.

Натаниэль снова поглядел на восток:

— Я никого не вижу.

— Присмотрись.

Солнце било в глаза. Щурясь, Натаниэль всмотрелся в прерию. На горизонте маячили три едва различимые фигурки на лошадях.

— Вижу троих всадников.

Зик кивнул:

— Те же, что были в Вестпорте, это точно.

— Выходит, они за нами следили от самого Сент-Луиса?

— Сдается мне, что так.

— Если они хотят твои самородки, то почему они до сих пор на нас не напали?

— Надеются, что мы приведем их туда, где я нашел золото, — объяснил Зик. — Если я их не остановлю, они потащатся за нами до самых Скалистых гор.