Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Идеальная пара

ModernLib.Net / Сентиментальный роман / Томас Шерри / Идеальная пара - Чтение (стр. 8)
Автор: Томас Шерри
Жанр: Сентиментальный роман

 

 


      Камдена обуяла ярость – первобытная, всепоглощающая. Вскочив на ноги, он решительно направился к жене. Сейчас он схватит эту подлую, коварную тварь за ноги и высунет в окно – пусть визжит и молит о пощаде, пока, обливаясь слезами, не выложит правду.
      Джиджи скинула с себя халат. Под ним была ночная рубашка, прозрачная, как бокал с родниковой водой, – невесомый шелк не скрывал абсолютно ничего.
      Тремейн замер. Как вкопанный, уставившись на Джиджи во все глаза; его тело мгновенно откликнулось на ее призыв. Она была мечтой сладострастника: высокая и упругая грудь, розовые пики сосков, дерзко смотревшие мужчине прямо в глаза, длинные стройные ноги и чарующий изгиб бедер, словно нарочно созданных для того, чтобы мужчина сжимал их что есть сил.
      «Ах ты, стерва! – воскликнул он мысленно. – Неужели ты и на сей раз меня одурачишь?!»
      Судорожно сглотнув, Камден пробормотал:
      – Идем в постель. – Он взял жену за руку. – Ты замерзла (в комнате действительно было довольно прохладно, и по полу гуляли сквозняки).
      Камден еще крепче сжал руку, Джиджи и тут же почувствовал, как бешено бился ее пульс. Пусть разум ее был холоден и расчетлив, но в крови бушевала огненная буря.
      Жена послушно последовала за ним и не стала противиться, когда он уложил ее на кровать и помог прикрыться одеялом. Усевшись в постели, она откинулась на полушки у нее за спиной, одеяло же едва прикрывало ее бедра. Вскинув на мужа глаза, Джиджи тотчас отвела их, а пальцы ее судорожно сжимали край одеяла.
      «Чего она боится? – недоумевал Камден. – Неужели догадалась о моих первоначальных намерениях? Нет, такого просто быть не может».
      И тут он вдруг понял – прозрение обрушилось на него словно разорвавшийся снаряд. Да ведь она просто нервничает! Нервничает, потому что девственница и сегодня впервые познает мужчину. Тремейн чуть не рассмеялся. Как все, оказывается, просто и естественно! И как мило. Чертовски мило.
      Боже, помоги ему.
      Он медленно разделся, отбросив вместе с жилетом и рубашкой остатки чести и порядочности. А Джиджи теперь смотрела на него пристально – ее одолевало любопытство. Более того, она смотрела на него как на чудо, которое каждый день вымаливала, стоя на коленях.
      «Не смотри на меня так! – хотелось закричать ему. – Я такой же беспринципный, лицемерный и подлый, как ты: Даже хуже. Господи, да не смотри же ты на меня так!»
      Но тщетно. Она продолжала смотреть на него, и в ее глазах светились вера и преданность, которые не встречались со времен рыцарских веков.
      Камден забрался на свою – предательски мягкую – половину постели и уселся точно так же, как жена, – откинувшись на гору подушек. А одеяло натянул на брюки, которые, не торопился снимать. Впервые в жизни он пожалел, что не развратничал на каждом шагу в Санкт-Петербурге, в Берлине и в Париже. Тело его горело огнем преисподней, а в голове царила полнейшая пустота. Ну как можно предаваться любви с девушкой, которую он презирал от всей души? Да, действительно презирал и ничего не мог с этим поделать.
      Джиджи откашлялась и пробормотала:
      – А ты… э-э… Ты не наденешь ночную рубашку?
      Камден невольно прыснул. Вот и ответ на его вопрос. Надо вести себя так, словно последних тридцати часов не существовало, словно его сердце до сих пор переполняли безоблачная радость и нежность. Иного выхода нет.
      Он ухватил прядку ее волос, и та скользнула меж его пальцев колодезной прохладой. Камден поднес прядку к губам и вдохнул сладостный аромат чистоты, душистый, как только что проклюнувшийся из почки листок.
      – Нет, дорогая. Пожалуй, сегодня я обойдусь без рубашки.
      Джиджи снова откашлялась.
      – Тогда, может быть… Может, помолимся на ночь и ляжем спать?
      Камден рассмеялся. Даже страшно, с какой легкостью он вернулся к своему вчерашнему состоянию души, когда каждая ее фраза веселила его и приводила в восторг. Он привлек Джиджи к себе и поцеловал, смакуя терпкий привкус ее зубного порошка, чуть подслащенный березовым маслом.
      Ее губы прижались к его губам, а волосы потоком хлынули ему на плечо и на грудь. Камден на мгновение затаил дыхание. Ах, какой чудесный запах! Его сводило с ума нестерпимо свежее благоухание ее кожи.
      Но увы, он потеряет ее навсегда. Навсегда. Осознание этого оглушало своей несправедливостью. Ему хотелось разнести все вокруг – кровать, окна, камин. Хотелось схватить Джиджи за плечи и трясти что есть силы. Хотелось громко закричать: «Что ты наделала?! Что ты наделала с нашей жизнью?!»
      Но вместо этого Камден принялся ласкать жену. Осторожно сняв с нее ночную сорочку, он стал целовать ее шею, плечи, груди. Он любовался прекрасным телом и наслаждался тихими стонами, срывавшимися с ее губ.
      Да, он ласкал ее – а она отвечала на его ласки! Отвечала пылко, с готовностью, дрожа от желания. Руки Джиджи с жадностью блуждали по его телу, обжигая своими прикосновениями, а губы ее то и дело сливались с его губами, и Камден чувствовал, что с каждым мгновением возбуждается все сильнее.
      Наконец, не выдержав, он вошел в нее, и девственная плоть опалила его знойным жаром. Почувствовав, что причинил ей боль своим вторжением, Камден забормотал бессвязные извинения, совершенно не отдавая себе отчета в собственном двуличии: он искренне сожалел, что сделал жене больно, и в то же время с садистским удовольствием предвкушал, как сокрушит ее дух.
      «Какое умопомрачительное блаженство», – думал Камден, раз за разом приподнимаясь, а затем опускаясь. С губ Джиджи по-прежнему срывались стоны, но теперь она стонала гораздо громче и временами выкрикивала, задыхаясь:
      – Да, да! Еще!
      А он шептал ей на ухо ласковые слова – порочные и возвышенные одновременно – и заглушал поцелуями ее сладострастные стоны. Ах, если бы только боль в его сердце не нарастала с каждым толчком, с каждой лаской, с каждым ласковым словом! Но наслаждение ширилось и клокотало в нем вопреки безысходному отчаянию. Неистовая чувственность Джиджи восторжествовала над ним. Разбила наголову. А когда ее стройные ноги обвили его бедра, остатки самообладания улетучились как дым, и Камден сдался, окончательно капитулировал, смутно сознавая, как из его груди рвутся хриплые стоны и проклятия.
      – О Господи! Джиджи!.. – прохрипел он, содрогнувшись всем телом, и через несколько секунд замер в изнеможении.
      Вот и все. Он совершил самый гнусный поступок в своей жизни. Теперь она забудется сном, а он всю оставшуюся ночь будет таращить глаза в потолок. Завтра он встанет еще до рассвета, распустит всех слуг, а когда в окно прольется холодный утренний свет, поступит с ней так, как она заслуживает.
      Но Джиджи не забылась сном. Она прильнула к нему, осыпая поцелуями его плечо и грудь. Потом вдруг хихикнула и заявила:
      – Хочу еще.
      И его плоть в ответ тут же снова отвердела. В следующее мгновение он вошел в нее, и в тот же миг у него промелькнуло: «Похоже, я постучался во врата ада».

Глава 15

       22 мая 1893 года
 
      Джиджи приготовила дамский колпачок и французскую мазь. Она приобрела то и другое на следующий день после возвращения Камдена – приобрела в одной из лучших лондонских аптек. Считалось, что мазь должна значительно снизить плодовитость мужского семени, а колпачок – преградить путь тому, что не сможет обезвредить мазь.
      Вставив колпачок на место, маркиза облачилась в голубую ночную сорочку, которую достала с самого дна бельевого ящика. «Особенная», – сказала парижанка, продававшая эту сорочку, и лукаво подмигнула. «Особенность» же состояла в том, что на сорочке имелся специальный лиф в форме двух чашечек, которые приподнимали груди, так что обилие плоти выпирало наружу на радость мужчине.
      От сорочки пахло лавандой, хранившейся с ней в одном свертке. Джиджи купила эту сорочку сто лет назад, еще до того, как махнула на Камдена рукой. Уму непостижимо, почему она ее не выкинула.
      Но увы, сорочка смотрелась отнюдь не соблазнительно, напротив – до омерзения нелепо. Но. Джиджи не стала снимать ее – должна же она была приложить хоть какие-то усилия…
      Накинув халат, маркиза вышла из гардеробной, горячо молясь, чтобы ей хватило мужества пережить эту унизительную ночь.
      Крез спал в своей корзинке возле ее кровати. Она опустилась на корточки и погладила его по голове, пробежавшись пальцами по мягкой шерстке. Дверь, соединявшая хозяйские спальни, внезапно открылась, и вошел Камден. Он был полностью одет – словно только что вернулся домой после каких-то вечерних развлечений. Сердце Джиджи екнуло. Наверное, потому, что муж был сейчас красив. А может, просто потому, что он был ее первой любовью. «А также потому, что тебе не видать, его как своих ушей», – тут же подумала Джиджи. Затянув поясок халата, она сказала:
      – Милорд Тремейн, что привело вас в это логово порока?
      – Я обедал с твоей матерью. – Он положил на ее туалетный столик какую-то книгу. – Это она передала тебе.
      Маркиза едва взглянула на книгу.
      – С этим вполне мог бы подождать до завтра.
      Уголки его рта приподнялись, и Джиджи тотчас вспомнила о тех давних днях, когда с лица Камдена не сходила улыбка, а она дразнила его за то, что он не умел ходить с надменным видом, поджав губы, как ходят все аристократы.
      – Может, и так, – ответил Тремейн. – Но раз уж я все равно шел сюда…
      Шел сюда? Она с удивлением посмотрела на мужа. Ведь он постоянно твердил о своем отвращении и неприязни к ней.
      – Ты ведь все время говорил, что тебе противно ложиться со мной в постель.
      – Да, конечно. Но я спросил себя: кто я такой, чтобы стоять на пути твоего ослепительного счастья? То есть я решил поторопиться, чтобы побыстрее освободить тебя.
      И тут Джиджи вдруг поняла, что не чувствует облегчения. Да, не чувствует, – но почему? Почему не скачет до потолка от радости? Не она ли торопила его с самого первого дня? Нет-нет, только не сегодня. Она не вынесет, если он сейчас дотронется до нее.
      Маркиза с трудом удержалась, чтобы не попятиться.
      – Удивительно, что тебя не вывернуло наизнанку при одной мысли об этом, – сказала она с усмешкой.
      – У меня в комнате на всякий случай припасено ведро, – в тон ей ответил Тремейн. – Сделаю свое дело – и мигом помчусь обратно. Уверен, ты меня простишь. Ну что, начнем?
      Джиджи вдруг вспомнила о своей «совершенно особенной» ночной сорочке. Наверное, ей не следовало ее надевать. Не надо Камдену ее видеть.
      – Погаси свет, пожалуйста.
      Маркиз решительно покачал головой:
      – Нет-нет, я боюсь нечаянно наступить на Креза. К тому же мне пришлось бы в темноте искать дверь, когда буду уходить через… – Он взглянул на часы. – Через три минуты.
      Три минуты? Всего лишь? На нее нахлынули воспоминания об их первой брачной ночи. Своими ласками он разжег в ней огонь страсти, так что она дрожала от вожделения.
      Муж вдруг шагнул к ней, и его рука потянулась к поясу ее халата.
      – Нет! – Она чуть отступила. – В этом нет необходимости.
      Камден смерил ее презрительным взглядом.
      – Не беспокойся. Просто вид грудей и ягодиц ускоряет дело.
      Она тяжело вздохнула.
      – Только я на минутку отлучусь в гардеробную и…
      Он дернул за пояс, халат распахнулся, и открылась нелепая сорочка. Будь она и впрямь циничной и дерзкой, выпятила бы сейчас грудь и посмотрела бы ему прямо в глаза – посмотрела бы с вызовом и безо всякого стеснения. Но ей живо вспомнились те холодные весенние ночи в Париже, когда она месяцами вешалась ему на шею в точно таком же «развратном» атласно-кружевном неглиже. Что он сказал в последний раз, когда выволок ее за дверь и швырнул ей плащ? Он процедил: «Ты выглядишь, как дешевая шлюха».
      Но Джиджи все равно вернулась – и увидела, как он впускает к себе девушку, перед неземной красотой которой меркли даже звезды. А она стояла, оглушенная – как будто он схватил ее за волосы и ударил головой об стенку.
      Тремейн усмехнулся и запахнул ее халат. Но в его глазах не было ни намека на нежность.
      – Ты и в самом деле надеялась, что я из-за этого передумаю?
      Она вызывающе передернула плечами – в ней снова заговорил дух противоречия.
      – Нет, не надеялась. Но я сделаю все, чтобы выйти за Фредди.
      Чуть наклонившись, он подхватил ее на руки и тут же снова опустил, прислонив спиной к столбику кровати. Джиджи охнуть не успела, как муж навалился на нее всем своим весом. А в следующее мгновение она почувствовала, что его орудие полностью готово к бою.
      Тремейн чуть наклонил голову, и сердце Джиджи болезненно заколотилось. Но он всего лишь сказал:
      – Бедный лорд Фредерик. За какие грехи ты ему досталась?
      Джиджи почувствовала, как его пальцы возятся с застежкой на брюках. Затем он вновь распахнул: полы ее халата и задрал подол ночной сорочки. Когда же его горячая возбужденная плоть прижалась к ее животу, она закрыла глаза и отвернулась. Однако ей не удалось остановить нахлынувшую на нее лавину сладостных ощущений.
      Несколько секунд спустя он вошел в нее, и пальцы ее судорожно вцепились в халат. Джиджи чувствовала, как наслаждение с каждым мгновением нарастает, – и ненавидела себя за это.
      Вскоре послышался прерывистый выдох, и руки мужа крепко стиснули ее бедра. После чего он содрогнулся и замер. Пятнадцать секунд спустя он уже направлялся к выходу.
      Открыв глаза, Джиджи увидела выходившего из комнаты Камдена. Когда дверь за ним закрылась, она посмотрела на часы. Прошло ровно три минуты.
      Да, всего лишь три минуты.

Глава 16

       Январь 1883 года
 
      Когда Джиджи проснулась, комнату заливал мертвенно-бледный свет. Часы показывали половину десятого. Она рывком села в постели и воскликнула:
      – О Боже!..
      Ах, как же так? Ведь в девять часов они должны были выехать в Бедфорд, а оттуда отправиться в Париж!
      Выбравшись из постели, Джиджи поспешно надела халат, после чего бегом бросилась в соседнюю комнату и дернула за шнур звонка – чтобы принесли горячую воду. К счастью, дорожное платье приготовили еще накануне вечером. Надев нижнюю сорочку, Джиджи стала надевать панталоны, потом – нарядную нижнюю юбку и корсет. Несколько минут спустя она перевела дух. Слава Богу, оделась. Вернее, почти оделась – предстояло еще затянуть корсет. Но куда же запропастилась ее горничная с горячей водой? Наверное, заблудилась в незнакомом доме.
      Джиджи принялась сражаться с корсетом. Она изо всех сил дергала за шнурки, пытаясь потуже затянуть каждую пару укрепленных стальной проволокой петелек, и одновременно выворачивала шею, проверяя в зеркале, как продвигается дело.
      Дверь наконец-то отворилась.
      – Быстрее, Иди! – крикнула она. – Я уже два часа как должна быть одета!
      Но это была не Иди, а Камден, готовый хоть сейчас тронуться в путь. Он словно только что сошел с Олимпа – спокойный, сдержанный, прекрасный. Она же стояла перед ним с растрепанными волосами и в дезабилье.
      Но ведь он видел ее и вовсе без одежды, не так ли? Так что, наверное, не стоит волноваться. Улыбнувшись, Джиджи сказала:
      – Доброе утро, Камден. Я, к сожалению, проспала, но ничего страшного, верно?
      – Ты права, ничего страшного. Но все-таки хорошо, что ты уже проснулась.
      Снова улыбнувшись, она сказала:
      – Прости, пожалуйста. Я буду готова через минуту, и мы сможем ехать.
      Маркиз посмотрел на нее долгим и пристальным взглядом, потом вдруг спросил:
      – Справишься сама?
      Не дожидаясь ответа, он развернул ее спиной к себе и занялся хитросплетениями корсета. А Джиджи, глядя в зеркало, любовалась мужем – он был необычайно красив, и им нельзя было не восхищаться.
      – Готово, – сказал он минуту спустя.
      Развернувшись, Джиджи потянулась к мужу, но он отвернулся от нее. Как странно… Может, он не заметил ее протянутой руки? Чтобы как-то выйти из положения, она сказала:
      – Ума не приложу, почему до сих пор не пришла горничная. Я плохо представляю, как укладывать волосы.
      Камден стоял, глядя в окно, выходившее в парк за домом.
      – Не торопись. Я дал прислуге выходной. Мы никуда не едем.
      Джиджи замерла с расческой в руке.
      – Не едем? Но ты ведь уже пропустил начало занятий. – Она принялась расчесывать волосы. – Поезд отправляется из Бедфорда только в половине второго, и у нас еще есть время.
      Маркиз криво усмехнулся:
      – Наверное, ты меня не поняла. Я не сказал, что не еду.
      Много лет назад, на семейном празднике, Джиджи садилась, а кузен в этот момент выдернул из-под нее стул. Она тогда шлепнулась на пол, и ей показалось, что внутри у нее все перевернулось. Сейчас она чувствовала то же самое, хотя и не падала.
      – Что?.. Ты о чем?
      – Я решил зайти и попрощаться перед отъездом, – с невозмутимым видом заявил Камден.
      Джиджи замерла, ошеломленная словами мужа. Он хочет бросить ее на следующий день после свадьбы, на следующее же утро после такой незабываемой брачной ночи?
      – Но как же?.. – пробормотала она. – Почему?..
      Тремейн посмотрел на нее как-то странно.
      – По-моему, у нас изначально был уговор: как только мы скрепим наш брак, каждый из нас пойдет своей дорогой, пока не придет время рожать наследников.
      Джиджи пришел на ум глупейший ответ. «Ты хоть что-нибудь понимаешь в контрактах? – чуть не спросила она. – Ты отклонил мое предложение, и оно больше не имеет силы. Этот брак заключался на совершенно других условиях.
      – А как же… как же наш званый вечер? – пробормотала она в растерянности.
      «Как же так? – думала Джиджи. – Ведь еще несколько часов назад он был так нежен со мной… А теперь преспокойно заявляет, что всегда считал наш союз браком по расчету. И зачем же он тогда приезжал ко мне каждый день, когда мы были помолвлены? Зачем строил планы на будущее? И как же обручальное кольцо у меня на пальце? Как Крез?..»
      – Никакого вечера не будет, – ответил Тремейн.
      – Но мы уже выбрали меню и вина… – Она сделала глубокий вдох. – Камден, почему?..
      В следующее мгновение она с ужасом поняла: ее обвели вокруг пальца. Оказывается, Камдена всегда интересовали только ее деньги. А те чудесные часы, которые они провели вместе, были всего лишь продуманным ходом – чтобы она не передумала.
      Швырнув на пол расческу, Джиджи воскликнула:
      – Вот так новость! А я-то думала, что мы будем жить вместе и после свадьбы. Мы с матерью пошли на огромные расходы, чтобы найти нам в Париже квартиру и прислугу, переправить туда мою мебель и… В общем, ты понял, о чем я говорю. Мы с матерью считали тебя порядочным человеком, считали, что на тебя можно положиться, а ты… – Она умолкла, пристально глядя на мужа.
      Спокойно выслушав ее, он усмехнулся и спросил:
      – А ты со мной как поступила? Хочешь сказать, что ты порядочная женщина?
      Джиджи открыла рот, но слова застряли у нее в горле под его беспощадным взглядом. Она понятия не имела, что он может на кого-то – тем более на нее – так смотреть. Наверное, такие же глаза были у Ахиллеса, перед тем как он растерзал Гектора, – глаза, горевшие яростью.
      И тем страшнее ей было, потому что в остальном он держался также сдержанно и благовоспитанно, как всегда.
      – Я… я не понимаю, о чем ты…
      – Не понимаешь? Удивительно. Как же ты забыла о своих махинациях?
      В голове у нее загремела оглушительная какофония – это рушился сверкающий дворец ее счастья, который она возвела на песке. Силясь вырваться из пучины отчаяния, Джиджи сделала несколько глубоких вдохов.
      – Меня интересует только одно: где ты нашла фальсификатора? Ты что, пробралась в логово мошенников? Или в Бедфордшире их можно встретить на каждом шагу?
      Судорожно сглотнув, она пробормотала:
      – Егерь из «Верескового луга» в молодости подделывал документы, вот я и попросила…
      – Ясно. Ловко придумано.
      – Когда… Когда ты узнал? – Она старалась не расплакаться.
      – Вчера днем.
      Все закружилось у нее перед глазами. «Когда вступаешь в сговор с дьяволом, – часто говорил ей отец, – выигрывает только дьявол». Надо было его слушать.
      Тремейн презрительно усмехнулся:
      – Что ж, очень хорошо. Рад, что мы устранили все недоразумения относительно нашей с тобой порядочности в этой истории. Теперь ты, вне всяких сомнений, понимаешь, почему я уезжаю без тебя.
      Умом – да. Но сердцем Джиджи чувствовала: она любит его, а он – ее.
      – Знаю, сейчас ты на меня злишься, – сказала она вкрадчиво, осторожно – будто мышь, пробирающаяся мимо кошки. – Давай я через две недели приеду к тебе в Париж, когда ты…
      – Нет.
      Услышав решительное «нет», Джиджи похолодела. Но все же она не собиралась сдаваться без боя.
      – Ты, безусловно, прав. Две недели – слишком короткий срок. Как насчет двух…
      – Нет.
      – Но мы же муж и жена! – в отчаянии прокричала Джиджи. – Так не может долго продолжаться!
      – Позволю себе не согласиться. Очень даже может. Мы договорились жить раздельно – значит, и будем жить раздельно.
      Джиджи никогда никого не уговаривала. Она со всеми говорила с позиции силы, даже со своей матерью. Но сейчас у нее не было выхода!
      – Камден, пожалуйста, не надо! Пожалуйста, не решай сгоряча, не перечеркивай наше будущее! Камден, заклинаю тебя! Ну что мне сделать, чтобы ты передумал?
      Во взгляде маркиза было столько отвращения, что она почувствовала себя какой-то мерзкой тварью.
      – Для начала можешь попросить у меня прощения, как того требуют вежливость и воспитанность.
      Джиджи захотелось надавать себе оплеух. Конечно, он ждал, что она будет валяться у него в ногах и молить о прощении! Гордость огромным комком стала у нее поперек горла, но она проглотила ее. Ради него. Ради любви, от которой не могла отказаться.
      – Прости меня. Прости, мне ужасно, ужасно жаль!
      Тремейн немного помолчал.
      – Неужели? В самом деле жаль? Или ты просто жалеешь, что попалась?
      А какая разница? Если бы она не попалась, ей бы вообще не пришлось извиняться.
      – Нет, я сожалею о том, что сделала, – ответила она, потому что именно это ему хотелось услышать.
      – Прекрати мне лгать, – процедил Камден. Он произносил слова, словно выплевывал их сквозь зубы. – Прекрати мне лгать, – повторил он.
      – Но я правда раскаиваюсь. – Ее голос дрожал, и она ничего не могла с этим поделать. – Пожалуйста, поверь мне.
      – Нет, ты не раскаиваешься. Ты просто жалеешь, что больше не сможешь водить меня за нос, что тебе больше нет веры и что безоблачное семейное счастье упорхнуло у тебя из-под носа.
      Джиджи начинала злиться. Зачем он потребовал от нее извинений, если не собирался их принимать? Зачем заставил унижаться понапрасну?
      – Может, я и не сделала бы ничего подобного, если бы не твоя ослиная глупость! Я видела мисс фон Швеппенбург. Не знаю, что ты в ней нашел, но с ней ты был бы счастлив… как утопленник. Да она и не вышла бы за тебя, потому что во всем слушается свою мамашу. Она бесхребетная и…
      – Довольно! – перебил ее Камден. – Неужели так трудно быть честной?
      Джиджи вдруг почувствовала себя дурой. С какой стати ее потянуло говорить о мисс фон Швеппенбург?
      – Желаю тебе удачи, – сказал маркиз. – Но лучше не попадайся мне на глаза – ни через два месяца, ни через два года, ни через два десятилетия.
      Наконец до нее дошло, что муж не шутит и что ей не будет прощения.
      Бросившись ему наперерез, она закричала:
      – Пожалуйста, выслушай меня! Я не представляю, как буду жить без тебя!
      – Так представь, – отрезал маркиз. – Как-нибудь проживешь. А теперь уйди с дороги. Позволь мне выйти.
      – Ты не понимаешь!.. Я люблю тебя!
      – Любишь? – усмехнулся Камден. – Выходит, во всем виновата любовь? Хочешь сказать, любовь затмила твой разум, заставила тебя пойти на подлый поступок, заставила лгать?
      Джиджи вздрогнула. Муж бросил ей в лицо слова, которые она как раз собиралась сказать.
      Маркиз шагнул к ней с угрожающим видом, и Джиджи впервые в жизни по-настоящему испугалась. Но все же она не отступила, не отошла в сторону. Приблизившись к ней вплотную, Камден взял ее за плечи и, глядя ей в глаза, проговорил:
      – Лучше бы вы не рассуждали о любви, леди Тремейн. – Он говорил почти шепотом, и голос его был холоден, как остывший пепел. – В данный момент я как никогда близок к тому, чтобы проучить тебя как следует. Так что лучше помолчи и забудь обо мне.
      Джиджи всхлипнула.
      – Так уж вышло, дорогая, что мне кое-что известно о безответной любви, – продолжал маркиз. – Так уж вышло, что я прожил с этим не день и не два. Но я не совращал Теодору, чтобы вынудить ее выйти за меня. Не приписывал себе несметных богатств. Не сочинял лживых писем о том, что моего кузена постигла внезапная кончина и что теперь мне прямая дорога в герцоги. Теодора писала мне, рассказывая о том, как мать искала для нее богатого мужа. Однако я не советовал ей лгать и отпугивать возможных претендентов на ее руку. А знаешь, почему я так поступал? Знаешь, почему давал советы, противоречившие моим интересам?
      Джиджи горестно вздохнула и покачала головой. Она больше не хотела слышать о Теодоре, не хотела, чтобы ей напоминали о ее гнусном поступке. «Ах, если бы можно было повернуть время вспять и все исправить», – думала она.
      Но маркиз неумолимо продолжал:
      – Я поступал так просто потому, что Теодора доверяла мне. Именно поэтому я не стал злоупотреблять ее доверием. Любовь – не оправдание для подлости, леди Тремейн.
      Джиджи молчала, и он вновь заговорил:
      – Неужели ты действительно думаешь, что любишь? Я очень в этом сомневаюсь. Ты не знаешь, что такое любовь, потому что ты заботилась только о себе, заботилась о том, чтобы заполучить желаемое. Отойди же от двери!
      Но Джиджи по-прежнему преграждала ему дорогу. Тогда Камден резко развернулся – она забыла, что в спальне две двери, – и вышел через гардеробную. Покинув ее, он исчез из ее жизни.

Глава 17

       22 мая 1893 года
 
      «А я неплохо держался, – размышлял Камден во время верховой прогулки по парку. – Вспышка похоти была ослепительной, а вспышка гнева – весьма умеренной. Должно быть, с годами я становлюсь добрее».
      А как, бывало, его сердце заходилось от праведного гнева, когда она врывалась в его тесную квартирку в Париже, сбрасывала плащ и представала перед ним в таких завлекательных одеждах, что сам маркиз де Сад выронил бы плетку от изумления. Конечно же, она надеялась: если удастся затащить его в постель, все будет прощено. Но он с мрачным наслаждением выволакивал ее на лестницу и захлопывал дверь прямо у нее перед носом. Однако злорадство быстро улетучивалось, и он, тяжело дыша, с отчаянно бьющимся сердцем прислушивался к ее шагам – она спускалась по ступенькам, и каждый ее шаг отдавался в его сердце печальным эхом.
      А когда она выходила на улицу, он уже стоял у окна своей погруженной в полумрак гостиной. Джиджи поднимала голову; на лице ее были написаны гнев и недоумение обиженного ребенка, и она казалась совсем маленькой в свете уличного фонаря.
      Ночь, когда он нанял мадемуазель Фландин, была самой ужасной. Что он сказал Джиджи, перед тем как выставить ее за дверь? «Если хочешь меня вернуть, не будь доступной, как дешевая потаскушка. Иди домой. Если ты мне понадобишься, я сумею тебя найти».
      Он простоял у окна целый час; гнев ушел, уступив место разъедающей душу тревоге. И все же гордость не позволяла ему сдаться, выйти из квартиры и проверить, не упала ли она с лестницы. Наконец Джиджи показалась на тротуаре, но на сей раз даже не взглянула на его окно. Она побрела прочь, отбрасывая на мостовую длинную унылую тень.
      Три дня спустя он узнал, что Джиджи собрала вещи, и вернулась в Англию. Как легко она сдалась. Тогда Камден впервые в жизни напился до беспамятства. Страшное похмелье на два года отбило у него охоту к подобным выходкам, пока в один злосчастный день он не узнал, что через несколько недель после свадьбы у нее случился выкидыш.
      Тремейн снова посмотрел на часы. До следующей, ночи с Джиджи оставалось четырнадцать часов сорок пять минут.
      Тут кто-то вежливо его окликнул. Он обвел взглядом парк и увидел женщину – она махала ему рукой из щегольской коляски, которой сама же и правила. На ней было голубое утреннее платье, а на каштановых волосах – шляпка ему в тон. Леди Ренуэрт. Камден поднял руку и помахал ей в ответ. Поравнявшись с экипажем, он пустил лошадь мелкой рысью.
      – Вы ранняя пташка, лорд Тремейн, – заметила леди Ренуэрт.
      – Люблю гулять по парку утром, когда в ветвях еще белеет туман. Как поживает лорд Ренуэрт?
      – Все так же. Ни на что не жаловался с тех пор, как вы виделись с ним последний раз. Кажется, это было вчера, не так ли? – добавила она с лукавой улыбкой. Камден тоже улыбнулся; было очевидно, что жена лорда Ренуэрта отличалась не только красотой, но и умом. – А как здоровье леди Тремейн?
      – Все такое же до неприличия крепкое, насколько я успел заметить вчера перед сном. То есть за ужином, разумеется, – поспешил уточнить маркиз.
      – А вы успели перед сном понаблюдать за звездами? Вчера их было видимо-невидимо.
      Камден вдруг вспомнил, как в вечер знакомства с леди Ренуэрт не моргнув глазом объявил себя астрономом-любителем.
      – Увы, я больше люблю о них читать, чем наблюдать.
      – В свете по сей день мало кто знает, какую именно область исследует лорд Ренуэрт. Стыдно признаться, но я сама долгое время после свадьбы понятия не имела, что он занимается наукой. Простите мое любопытство, милорд, но как вы познакомились с его публикациями?
      – Видите ли, я регулярно читаю научные статьи, чтобы потешить свое любопытство и одновременно узнать о последних достижениях технического прогресса. – На сей раз он нисколько не кривил душой. – А выдающиеся способности лорда Ренуэрта просто нельзя не отметить.
      Здесь он тоже не покривил душой. Лорд Ренуэрт, безусловно, обладал выдающимся умом. Но в век, когда наука стремительно шагала вперед, а машины становились все более совершенными, он был всего лишь скромной звездочкой в галактике ярчайших светил. Камден не выделил бы его из общей массы, не будь он первым любовником Джиджи.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17