Бандолеро, или Свадьба в горах

      - Не приближайся к ней, постарайся никогда ее не видеть, - таковы были слова моего товарища. - При таких чувствах, как у тебя, это единственно возможный способ действий. К тому же она, скорее всего, не такое уж совершенство, ведь ты не можешь судить об этом основательно. Красотка на балконе иногда удивительно меняется, когда выходит на улицу. Да-да, девушка при близком знакомстве, несомненно, окажется совсем другой, чем оставшийся в твоем воображении образ.
      - Никакое воображение не может создать такую фигуру... такое лицо... такой...
      - Такой вздор! Послушай, старина! Не поддавайся романтике. Я утверждаю, что если бы ты увидел ее на расстоянии в шесть футов19 и при хорошем освещении, ты бы совершенно разочаровался. Смуглая кожа испанских женщин не выносит солнца. Я не променял бы одну нашу белокожую англосаксонскую девушку на целый корабль испанок.
      - Послушайся моего совета, - продолжал мой ментор - любитель светловолосых женщин, - постарайся больше с ней не видеться. Если она окажется некрасивой, это только вызовет у тебя раздражение; если же она действительно ангел, каким тебе кажется, тебе лучше с ней не встречаться разве только на Небе! Судя по твоим словам, она либо обручена с тем типом, либо дурачит его - такое часто бывает с женщинами этого города. В любом случае у тебя нет никаких шансов. Перестань о ней думать. Не ходи на улицу, где она живет. Впрочем, думаю, теперь, когда в городе эти мошенники "красные шляпы", вряд ли ты ее увидишь. Через месяц мы отправимся к "Залам Монтесумы", и там ты либо получишь пулю в живот, либо рану в сердце от глаз, сверкающих так же, как глаза этой Вилья-Сеньор.
      - ...
      У меня на губах было слово "никогда", но я ничего не сказал, зная, что друг только посмеется надо мной.
      - Клин клином вышибают, - продолжал мой утешитель, от слов которого мне становилось только хуже. - Поговорка исключительно подходит к твоему случаю. Ах, как хорошо понимают эти испанцы сложности и хитрости любви! Они поняли это триста лет назад, а простодушные англосаксы начинают понимать только сейчас. Несомненно, мисс Мерседес часто слышала эту поговорку, а может, и использовала на практике. Послушайся моего совета, старина, и делай то же самое. Пусть твоим лозунгом станет "клин клином вышибают".
      - Тебе хорошо: ведь ты не должен подавлять любовь. А это не так-то легко.
      - Ба! Очень легко! Оглянись по сторонам. Увидишь множество красивых женщин, соответствующих твоим вкусам, темнокожих сеньорит. Выходи на улицы, иди на Аламеду, в церковь, иди куда хочешь, только не на улицу Епископа.
      Я последовал совету и принялся искать тот самый "клин", который выбьет другой. Но найти его мне не удалось. Первый клин оставался у меня в сердце, несмотря на все мои попытки извлечь его.
      Тем не менее, я продолжал выполнять решение никогда больше не видеть Мерседес, хотя это и стоило мне огромных усилий.
      Мне не нужно было закрывать глаза, идя по улицам. Маловероятно, что я случайно ее встречу, учитывая, что в городе бродили "красные шляпы".
      Те немногие женщины, что решались проехать в каретах по Аламеда, были либо женами иностранных купцов, либо принадлежали к нескольким семействам, которые на время и по разным причинам стали "янкиадо". За этими редкими исключениями, мы видели только маленьких темнокожих крестьянок в серых шарфах. А когда мы случайно оказывались на фанданго, то встречали представительниц городского дна, которые не могли устоять перед содержимым наших кошельков.
      Среди элиты наши эполеты не вызывали особого внимания, и общение с нами оставалось там под запретом. На улицах хозяевами были солдаты, но в домах священники сохраняли свою власть. Именно им мы были обязаны табу на общение, и, конечно, соответственно ненавидели их.
      Мне все это было безразлично. Даже если бы все девушки Пуэбла радостно встречали меня, я не мог бы ответить на их улыбки. Этому мешала рана, полученная от одной из них, и пока эта рана не заживет, у меня не было настроения веселиться.
      * * *
      Несколько недель я действовал по программе своего друга, однако не почувствовал обещанного им облегчения. Женское общество было мне не по душе. Я стал почти женоненавистником и искал отдушину среди мужчин, играющих в монте.
      Игра - плохое средство от безответной любви, хотя к нему часто обращаются.
      Мне без труда удалось найти место для удовлетворения своей страсти. Вместе с нами передвигались профессиональные игроки, они словно входили в штат армии. У каждого отряда был свой организатор "фаро" или "монте", и когда разбивали лагерь, едва ли не первой появлялась палатка с игорным столом. В городе палатку заменял большой салун с канделябрами и роскошным ужином. В таких заведениях распоряжались наши игроки, они становились партнерами местных владельцев.
      Обычно играли в самую распространенную в Мексике игру - монте. Она позволяет участвовать представителям всех сословий и классов и равно благосклонна и к новичкам, и к искусным игрокам. Банкомет, крупье, кусок зеленого сукна и колода испанских карт - вот и все!
      В Ла Пуэбла было два или три таких игорных салуна. Точнее, их было несколько десятков; но два или три посещались горожанами высших сословий, и там на столах наряду с серебряными долларами можно было увидеть и золотые дублоны. Салуны находились при больших кафе, которые в мексиканских городах играют роль наших клубов, служат местом свиданий для асендадос20 и наиболее богатых купцов.
      Одно из таких заведений особенно часто посещалось офицерами нашей армии, хотя и не только ими. Мексиканские джентльмены не сторонились нашего общества за столом монте; и тут можно было увидеть бок о бок представителей тевтонской и латинской рас.
      Хотя местные жители все были в гражданском, мы знали, что среди них немало бывших военных и пленников под честное слово. Не имея средств на пошив нового гражданского платья, бывшие офицеры мексиканской армии просто отпарывали с мундиров эполеты и шевроны. Нищета таких людей слишком бросалась в глаза. Жалованье у них было небольшое и часто запаздывало, и как они умудрялись существовать, один Бог мог сказать. Больно было наблюдать, как они всеми силами пытаются сохранить вид джентльменов.
      Играли они обычно по маленькой. Начинали с песеты и постепенно увеличивали ставки до дублона, если фортуна была к ним добра. В противном случае ограничивались на вечер мелкой монетой, но не уходили после проигрыша, а оставались у столов; как будто им доставляло удовольствие наблюдать за более удачливыми игроками и за потерями банкомета.
      Глава XIII
      ПРИЯТНОЕ НЕДОРАЗУМЕНИЕ
      К одному из частых посетителей салуна я испытывал особый интерес. Познакомились мы с ним не за столом монте. Я впервые увидел его на Калье дель Обиспо и в тот же вечер на Кальесито де лос Пайарос. Звали его Франсиско Морено. Это тот самый человек, который опередил меня в любви и спас мне жизнь.
      Мне представилось достаточно возможностей изучить его характер, не упоминая о наших прошлых встречах. Я имел перед ним преимущество. Я хорошо его помнил, он же не сохранил обо мне никаких воспоминаний.
      У меня были причины сохранять свое инкогнито.
      Мы с ним познакомились и были в тех вежливых отношениях, какие складываются между двумя людьми за игорным столом. Однако я мало что смог узнать о нем, кроме того, что он действительно офицер мексиканской армии. Об этом свидетельствовали и мои собственные наблюдения.
      Он был одним из мексиканских офицеров, отпущенных под честное слово. Впрочем, мы подозревали, что среди нас есть множество других офицеров, которым не следовало здесь находиться, но никто особенно не опасался шпионов. По правде сказать, наши противники могли приходить и уходить совершенно спокойно, поскольку никакой охраны не было. Разведчики могли посещать наш лагерь, пользоваться гостеприимством наших палаток, даже появляться в палатке главнокомандующего, а потом уходить с такой же легкостью, с какой приходишь к своему шляпному мастеру или портному и уходишь от него.
      Никто и не думал подозревать Франсиско Морено. Никто не обращал на него внимания, разве что замечали, как он хорош собой.
      Внимательно наблюдал за ним только я. Я знал, что он не только красив, но и благороден. Что касается первого, то это сводило меня с ума. Однако я не мог не ценить второго. Если бы не его благородство, я мог бы не дожить до того, чтобы заметить это качество. У меня были странные фантазии, иногда совершенно невероятные, связанные с капитаном Морено.
      Очевидно, он беден, хотя не из тех, кто просто превратил мундир в гражданский костюм. Одежда его, хотя и поношенная, отвечала изысканному вкусу. Но он не легко выкладывал песеты на сукно игорного стола. Ставкой его обычно было песо, иногда два, но он никогда не доходил до золотых монет. Проиграв доллар, он отходил от стола. Выигрывая, оставался.
      Но однажды вечером я заметил, что он нарушил это свое правило. С каждой ставкой выигрыш его удваивался, тем не менее он встал и торопливо вышел из салуна!
      Многие этому удивились. Чтобы человек отказался от игры, когда ему так везет? Все равно, что бросить Фортуне21 в лицо ее щедрые подношения!
      Я догадывался, что заставило его отказаться от игры. Он собирался поклониться другой богине, с другим именем. Соборные часы как раз пробили десять - именно в этот час я впервые увидел его на Калье дель Обиспо. Все соответствовало моей догадке, что он отправляется туда.
      Если бы даже мне везло в игре в десять раз больше, я не мог бы оставаться на месте. Торопливо получив у крупье свой выигрыш, я вслед за Франсиско Морено вышел из салуна. Не знаю, вызвал ли мой внезапный отказ от игры такие же толки, как уход мексиканца. Может быть. Но в тот момент все это стало мне совершенно безразлично. В сознании у меня была только одна мысль: мне предстоит стать свидетелем второго свидания.
      Я чувствовал себя, как птица, летящая прямо в пасть огромной змеи; как мотылек, который добровольно летит в огонь свечи!
      Какое очарование в мысли о том, что идёшь навстречу гибели! Может, меня поддерживала мысль, что большего горя, чем испытал, я уже не почувствую?
      Впервые за четыре недели я оказался на Калье дель Обиспо. Передо мной шел Франсиско. Я верно угадал его намерение. Он отказался от улыбки Фортуны ради улыбки Мерседес!
      Мы шли по разным сторонам улицы: он направился прямо к фасаду каса Вилья-Сеньор; я украдкой, по-воровски спрятался под порталом противоположного дома. Ждать нам пришлось недолго. Не успели мы занять свои места, как жалюзи подняли и у окна появилась женщина. Конечно, это была Мерседес.
      - Ты опоздал, Франсиско! - сказала она негромко и укоризненно. Колокола на соборе прозвенели десять минут назад! Как это жестоко. Ты знаешь, что я жду и что каждая минута дорога!
      Франсиско, запинаясь, произнес какое-то извинение, которое, очевидно, ее удовлетворило. Я видел, что она не сердится, что она уже простила его. Даже это усилило мою боль.
      - Знаешь, дорогой, папа подозрительней, чем всегда! Боюсь, что он может появиться в любую минуту. Он еще не лег спать, он никогда не ложится, пока не ляжем мы с сестрой.
      - Почему ты не дашь ему сонного напитка? Подмешай мака в его шоколад. Сделай это, нинья22, и у нас появится возможность поговорить подольше. Я так мало тебя вижу. Так тяжело быть в разлуке. Надеюсь, ты то же самое чувствуешь?
      - Ты сомневаешься в этом? Но чем это нам поможет? Он так настроен против тебя. Мне кажется, кто-то наговорил ему про тебя плохого. Когда мы идем на утреннюю службу, он всегда посылает с нами тиа23 Жозефу, и я уверена, ей приказано следить за нами. Вернее, только за мной. Из-за сестры он так не тревожится. Позволяет ей выезжать одной - на Аламеду и повсюду, А если поеду и я, то обязательно в сопровождении тиа Жозефы.
      - К дьяволу тиа Жозефу!
      - И знаешь, Франсиско, есть еще кое-что похуже. Я узнала только сегодня. Жозефа мне сказала. Мне кажется, папа велел ей об этом сказать мне. Если я не соглашусь выйти замуж за него - ты знаешь, о ком я говорю, меня заточат в монастырь! Только подумай! На всю жизнь попасть в монастырь или выйти замуж за человека; которого я не могу любить. Да он мне в деды годится! Боже мой! Что мне выбрать?
      - Ни то, ни другое. Я постараюсь помешать этому. Не волнуйся, любимая! Я найду способ спасти тебя от такой судьбы. Она ведь и для меня была бы губительна. У твоего отца не может быть ничего против меня, кроме моей бедности. Но кто знает? Я еще могу разбогатеть во время войны. Я надеюсь получить повышение и... послушай, дорогая!
      Франсиско перешел на шепот, как будто дальнейшее требовало особой скрытности.
      Слов на другой стороне улицы не было слышно. Только когда она уже собралась уходить, я разобрал:
      - До свиданья, дорогой! До завтра!..
      Ответ Франсиско прозвучал для меня необыкновенно сладко:
      - Подожди! Еще мгновение, дорогая Долорес, еще минуту...
      Окончания этого страстного призыва я не слышал. Не слышал и ответа, если он был.
      Долорес могла оставаться на балконе и беседовать с Франсиско еще час, не вызывая у меня ни малейшего раздражения. Я был слишком счастлив, чтобы дальше слушать их разговор.
      Не моя Мерседес уронила ту записку, не она сказала: "Да хранит тебя Бог!".
      У меня снова появилась надежда, что ее сердце свободно, что никакой "дорогой Франсиско" еще не завладел им. И я вознес молитву: "Боже, позволь Мерседес стать моей!"
      Глава XIV
      В ЧЕМ ДЕЛО?
      Погрузившись в сладкие мечты, я какое-то время простоял под порталом.
      Тем временем мексиканец ушел.
      Я решил, что он возвращается в салун, который мы оба покинули, и потому двинулся в том же направлении.
      Теперь мне хотелось поговорить с ним. Я подумал, что разговор будет гораздо сердечнее, чем прошлые наши беседы. В этот момент я мог бы обнять его. Благодарность, которую раньше сдерживала мысль, что он мой соперник, вспыхнула с новой силой. Нужно поговорить с благородным молодым человеком, дать ему знать, кого он защищал, и спросить, чем я могу отплатить за его великодушие.
      Сердце мое устремилось к Франсиско Морено! Еще недавно он казался мне причиной моего несчастья, теперь же я увидел в нем вестника моего воскрешения.
      - О! Я по достоинству ему отплачу! Но как?
      И вот, как раз когда я размышлял над этим вопросом, послышался резкий звук. За ним раздался крик, в котором смешивались удивление и гнев. Потом последовали слова:
      - В чем дело, господа? Что вам от меня нужно?
      - Ваш кошелек, сеньор, ничего больше.
      - Карамба! Какое скромное требование! Тем не менее, я не намерен его исполнять. Если хотите взять мой кошелек, сначала вам придется отобрать у меня жизнь. Прочь с дороги, негодяи! Дайте мне пройти!
      - На него, камарадос! Он набит дублонами! Сбейте его с ног!
      Вслед за этими словами послышались звуки схватки, в которой, очевидно, принимали участие несколько человек - пять или шесть, насколько я мог судить.
      В этом месте улица представляла из себя короткий переход, соединявший одну из главных улиц с Пласа Гранде, и находилась недалеко от Калье дель Обиспо.
      Слабый свет одной-единственной масляной лампы почти не рассеивал тьму.
      Стычка происходила в нескольких десятках шагов от меня, и мне потребовалось всего десять секунд, чтобы оказаться на месте.
      Я особенно торопился на выручку, потому что мне показалось, будто я узнаю голос человека, на которого напали.
      И оказался прав. Это был Франсиско Морено!
      Я обнаружил его в центре пятиугольника, образованного пятью нападавшими. Морено искусно защищался сразу от всех пятерых. А они старательно пытались свалить его.
      Бандиты были вооружены острыми мачете, Франсиско оборонялся саблей, которую вытащил из-под плаща.
      Я видел, что у нападающих есть и пистолеты, но они не пускали их в ход - может, боялись привлечь к себе внимание. Их замысел был очевиден грабеж!
      Я нисколько не опасался разрядить свой пистолет. Узнав в нападавших "красные шляпы", я сразу понял, с каким сортом людей столкнулся мексиканец.
      Кровь закипела у меня в жилах. Только сегодня я с отвращением услышал подробности очередного злодейства, совершенного этими любимцами нашего главнокомандующего; и тогда же поклялся, что если поймаю одного из них за подобным делом, быстро с ним расправлюсь.
      Такая возможность появилась быстрее, чем я ожидал.
      Мой гневный крик был достаточно громок, но его заглушил выстрел. Пуля попала в одного из бандитов, и тот со стоном упал в канаву.
      Я мог застрелить второго и третьего, прежде чем они опомнились и сбежали, хотя убегали они поразительно быстро. Но мне хватило и одного, который остался неподвижно лежать на камнях.
      Глава XV
      ЖИЗНЬ ЗА ЖИЗНЬ
      - Грасиас! - воскликнул молодой мексиканец. - Спасибо, кабальеро! Спасибо! Большое спасибо! Это все, что я могу сказать, пока не отдышусь.
      Он замолчал. Я слышал его тяжелое и быстрое дыхание.
      - Надеюсь, вы не ранены? - спросил я, убедившись, что на улице остался только мертвый разбойник.
      - Ничего серьезного, я думаю. Может, один-два пореза. Всего лишь царапины.
      - Вы уверены?
      - Не совсем, кабальеро, хотя мне кажется, что все в порядке. Я не чувствую слабости, только немного устал. Пришлось поработать одному против пятерых. Позвольте еще раз поблагодарить вас: вы спасли мне жизнь.
      - Благодарить не нужно. Я лишь плачу за такую же услугу. Теперь мы квиты.
      - Сеньор, ваши слова меня удивляют. Не могу вспомнить, когда встречался с моим храбрым спасителем. Ваш голос кажется мне знакомым. Прошу прощения. Здесь так темно...
      - Мы с вами так часто встречаемся в темных местах, что мне это кажется судьбой.
      - Карамба! - воскликнул мексиканец, еще более удивленный моими словами. - Но где были эти встречи? Прошу сказать мне, сеньор.
      - Вы не помните, капитан Морено?
      - Вы знаете мое имя?
      - У меня есть для этого основательные причины.
      - Вы меня удивляете. Если не ошибаюсь, на вас мундир американской армии?
      - Да.
      - Могу ли спросить, где мы встречались? За столом монте?
      - И не раз. Однако познакомились мы впервые не там, а...
      - Где?
      - В вашем доме.
      - Вы смеетесь, сеньор! Неважно: шутите, сколько угодно.
      - Уверяю вас, я не шучу. Мы впервые обменялись словами под вашей крышей.
      - Черт возьми! Я в затруднении.
      - Правда, в дом я не заходил, остановился на пороге. Здесь мы встретились и расстались - и то и другое не вполне в духе приличий. В невежливости при встрече виноват я, при расставании - мы оба. Вы так неожиданно закрыли дверь, что не дали мне возможности поблагодарить вас, а я бы это обязательно сделал. И, кажется, смог сделать сегодня.
      - Пресвятая дева! Значит, вы тот джентльмен...
      - Который однажды вечером так бесцеремонно вторгся в дом дона Франсиско Морено на Кальесито де лос Пайарос. Ввалился туда головой вперед. Его бы, несомненно, вынесли ногами вперед, но судьба послала ему великодушного хозяина. Ах, капитан Морено, - воскликнул я, в порыве благодарности сжимая руку молодого человека, - я сказал, что мы квиты. Но это не так. Мне вы, возможно, обязаны жизнью. Я вам - тоже, но еще и гораздо большим.
      - Ради Бога, кабальеро! Вы продолжаете изумлять меня. Чем же большим?
      Под влиянием возбуждения я готов был признаться в своей любви к Мерседес и рассказать, как он ввел меня в заблуждение - короче, рассказать все. Мы больше не соперники, мы ухаживаем за сестрами и идем одной и той же дорогой. Общий мотив, хотя у каждого своя цель, вместо соперничества. Разве это не должно нас объединить?
      Однако что-то заставило меня проявить сдержанность. Моя тайна осталась нераскрытой, и я даже не упомянул о Калье дель Обиспо.
      - О! - ответил я, стараясь сдержаться. - Гораздо большее зависело от моей жизни. Если бы я потерял ее...
      - Если бы вы потеряли ее, - прервал меня молодой мексиканец, избавляя от необходимости объясняться, - для меня это было бы печальным событием, потому что тогда я сегодня вечером потерял бы и свою. Еще пять минут, и эти головорезы одолели бы меня. А что касается того, что я спас вашу жизнь, то вряд ли это верно. Ее спасли ваши же товарищи. Если бы не их своевременное появление, нам вдвоем пришлось бы отбиваться от разъяренных патриотов. Кстати, у них предводителем был не обычный человек.
      - Тем больше оснований мне быть благодарным вам.
      - Ну, вы сполна расплатились со своим долгом. Если бы не ваше вмешательство - тем более великодушное, что вы не знали, кого спасаете, - я бы лежал мертвым вместо этого негодяя... Но, кабальеро, - продолжал он более спокойным тоном, - вы говорите, что мы встречались за столом монте. Недавно?
      - Последний раз сегодня.
      - Сегодня!
      - Примерно час назад. Может, чуть меньше.
      - Карамба! Должно быть, вы там были, когда я ушел из салуна. Вы видели, как я ухожу?
      - Все это видели. И многие сочли странным.
      - Почему странным, сеньор?
      - Не часто игрок убегает от такого везения, как у вас. Для этого должна быть очень важная причина. Что-то такое и увело вас, я думаю?
      - Клянусь Богом! Ничего подобного. Небольшое поручение, которое требовало пунктуальности. Я исполнил поручение и уже возвращался, когда эти мошенники - пикаронес напали на меня. Благодаря вам, сэр, я могу еще выиграть одну-другую монету, и собираюсь это сделать, если везение не покинуло меня вместе с тремя каплями крови. Идемте, кабальеро: вы ведь тоже возвращаетесь? Еще не поздно для партии в альбур24.
      - Я пойду с вами, чтобы осмотреть ваши раны и позаботиться о них, если понадобится.
      - Спасибо, спасибо! Они пустяковые. Вряд ли стоцт их даже перевязывать. Немного воды с мылом, и все будет в порядке. А его оставим здесь? - Морено кивнул на распростертое тело бандита.
      - Да, если он мертв. Он не заслуживает даже чести быть унесенным на носилках.
      - Вы не очень любите своих союзников в красных шляпах.
      - Я их презираю. И мое чувство разделяет каждый офицер нашей армии, который заботится о чистоте нашего герба. Они были обычными грабителями, эти изменники, разве не так?
      - Были и останутся - разбойниками с большой дороги!
      - Многие из нас считают это позором. Шайка грабителей - на службе у цивилизованной нации! С ней обращаются, как с отрядом собственных солдат! Кто слышал когда-нибудь о таком?
      - Ах, сеньор! Я вижу, вы настоящий солдат. Мне жаль об этом говорить, но в моей бедной стране такие превращения вполне обычны. В нашей армии - я имею в виду армию его превосходительства генерала дон Антонио Лопес де Санта Анна - вы можете увидеть капитанов и полковников... даже генералов, которые... Но нет. Не мне делать такие откровения перед противником. Возможно, со временем вы сами узнаете много необычного, того, что мы называем мексиканскими обычаями!
      Глава XVI
      РАННИЕ ПТАШКИ
      Я поужинал с Франсиско. Богиня удачи не сердилась на него за короткую отлучку к своей сестре, другой богине. Напротив, за столом монте она снова ему улыбнулась - как, впрочем, и мне. Затем для разнообразия мы поклонились Бахусу25, и это задержало нас допоздна.
      Впрочем, это не помешало мне выйти на следующее утро очень рано. Сворачивая на Калье дель Обиспо, я видел, как порозовели белоснежные щеки Белой Сестры, когда Феб26 подарил ей свой первый поцелуй. Величественная гора казалась белой стеной, перегораживающей улицу в конце.
      Вы вряд ли спросите, почему я здесь оказался. Разве только - почему в такой ранний час? В это время я мог лишь смотреть на дом, разглядывать фрески на его фасаде, упиваться видом неодушевленных предметов, имеющих хоть какое-то отношение к предмету моей страсти. Но в Пуэбла ангелы просыпаются рано. На Парк-Лейн27 спят допоздна, потому что накануне поздно легли. В Пуэбла встают с солнцем и ложатся тоже.
      Объясняется это просто. Пуэбла - католический город, город молитв. Парк-Лейн принадлежит протестантам, которые более склонны к ночным бдениям и веселью.
      Не знай я этой особенности мексиканских обычаев, конечно, меня не было бы в начале седьмого на улице Епископа. Но я их знал. Женщина, которая в этот час не направляется в храм, либо слишком стара, чтобы волноваться перед исповедью, либо слишком скромна для церкви! Но таких в Городе Ангелов немного. И маловероятно, чтобы Мерседес Вилья-Сеньор оказалась в их числе. Ее сестра Долорес посвятила меня в свою тайну, не подозревая об этом.
      В Мексике сумерки бывают дважды, что особенно привлекательно для тех, кто вынужден встречаться с возлюбленными украдкой: одни - перед восходом, другие - после захода солнца.
      Кажется противоестественным утверждение, что утренние сумерки благоприятней для культа бога Купидона, чем вечерние, но в Мексике именно так. Пока красавица из лондонского высшего света спит в мягкой постели и ей снятся новые победы, прекрасная мексиканка уже на улицах или склоняется перед девой Марией, одерживая эти победы.
      Хоть я и вышел очень рано, но все же немного опоздал. Утренние колокола уже звучали над городом. Свернув на Калье дель Обиспо, я увидел в ее противоположном конце три женские фигуры. Две женщины шли рядом, третьячуть позади.
      Возможно, я не обратил бы на них внимания, если бы большие ворота каса Вилья-Сеньор не были еще открыты. Портеро28 как раз закрывал их, как будто из дома только что вышли. А выйти могли только те, кого я видел на улице.
      Кто это может быть, кроме дочерей дона Эусебио Вилья-Сеньор и тиа Жозефы?
      Калье дель Обиспо больше меня не привлекала. Завернувшись в плащ, я пошел за тремя сеньоритами.
      Ускорив шаг, я догнал тиа Жозефу и оказался совсем близко от двух девушек, которых она оберегала в качестве дуэньи29.
      Я больше не сомневался в том, что это дочери дана Эусебио, хотя обе были закутаны с ног до головы. Шали, накинутые на голову, оставляли открытыми только глаза.
      Тиа Жозефа повернулась, заметив мою тень, упавшую на тротуар. Она подозрительно оглядела меня, раскрыв веер: так курица-наседка взъерошивает перья, когда на ее цыплят падает тень ястреба.
      Но только мгновение я оставался объектом подозрений тиа Жозефы. Мой скромный взгляд, обращенный в сторону Белой Сестры, сразу успокоил ее. Я не тот хищник, которого ей следовало остерегаться. Мельком поглядев на меня, она пошла вслед за своими воспитанницами, а я - за ней.
      Хотя девушки были одеты совершенно одинаково, закутаны в черные кружевные шали, с высокими гребнями в голове, хотя они были одного роста, и обеих я видел только со спины, я с одного взгляда узнал свою избранницу.
      Есть что-то такое в фигуре, в движениях, в жестах, в повороте головы, в положении рук, что выдает душу, заключенную в теле. Это неуловимое, но безошибочно распознаваемое качество мы называем грацией; ее может дать только сама природа, и, никакое искусство ее не заменит. Это качество души, а тело всего лишь ее оболочка.
      Грация сквозила в каждом движении Мерседес Вилья-Сеньор, в ее походке, осанке, в том, как она поднимала руку, в змеиной гибкости всего тела. Каждый жест делал ее живой иллюстрацией рисунков Хогарта30.
      Долорес тоже не была лишена грации, хотя у нее это свойство сказывалось в меньшей степени. В ее движениях была упругость, которой многие могли бы восхититься, но, по моему мнению, она не могла сравниться с величественной королевской осанкой своей сестры.
      Скоро я понял, что сеньориты держат путь к собору, чьи утренние колокола наполняли улицы звоном. Другие верующие, в основном женщины в шалях и мантильях, торопливо шли по Пласа Майор в том же направлении.
      Долорес несколько раз оглядывалась и каждый раз поворачивалась к собору с разочарованным видом. На меня она не обращала никакого внимания. Я для нее незнакомец, случайный прохожий. Меня ее равнодушие не раздражало. Я догадывался о его причине. Ведь я - не "керидо Франсиско"!
      Мерседес совсем не интересовалась окружающим. Она казалась рассеянной и холодно отвечала на приветствия кавалеров, которые все, как один, хотели бы услышать более теплое "буэнас диас"31.
      Только однажды она проявила интерес - когда американский офицер в мундире конных стрелков проскакал по улице. Но когда он проехал мимо, снова обратилась взором в сторону собора. Его массивные двери были открыты, впуская верующих, которые потоком устремлялись по ступеням.
      Сестры смешались с толпой и прошли внутрь, тиа Жозефа последовала за ними, продолжая следить так же строго, как на улицах.
      Глава XVII
      ЗАУТРЕНЯ
      Я впервые оказался в католическом соборе, и не могу сказать, что вел себя очень набожно.
      Святая Гаудалупа, прекрасная, какой только могли ее сотворить чувственные мексиканские священники, великолепная в своей золотой "усыпальнице", не привлекла моего внимания. Я не интересовался статуями.
      Больше привлекали меня черная кружевная шаль и высокий гребень Мерседес Вилья-Сеньор. Я смотрел на девушку, не отрываясь, в глубине души проклиная все преграды, что стояли между нами.
      Я следил за ней, пока служба шла своим порядком: пение, молитва, проповедь. За все это время она ни разу не оглянулась. Мне она казалась святой, и эта мысль никак не вязалась с другими мыслями. Мне не доставляло особого удовольствия думать, что она святая. Я предпочел бы, чтобы этот ангел из ангелов был более человечным, более земным.
      Долорес казалась менее поглощенной службой. Во всяком случае, не только молитвы занимали ее. Раз двадцать отводила она взор от алтаря и всматривалась в темные проходы, смотрела куда угодно, только не на священника, ведущего службу. Его бритая голова нисколько не интересовала ее. Она искала блестящие кудри "керидо Франсиско".
      Но его в соборе не было, во всяком случае я его не вцдел. У меня были свои догадки насчет причины его отсутствия. Менее привычный к дарам Бахуса, он хуже товарища, участвовавшего с ним в пирушке, оправлялся от их воздействия.