Шерлок Холмс и Золотая Птица

Фрэнк ТОМАС

ШЕРЛОК ХОЛМС И ЗОЛОТАЯ ПТИЦА

Предисловие издателя

Предлагая вниманию читателей ранее не издававшиеся записки о делах величайшего в мире детектива, я предвижу настойчивые расспросы: «Как удалось обнаружить описания этих приключений и почему они не были опубликованы раньше?»

Здесь нет никакой тайны. Неопубликованные истории упоминаются в четырех повестях и пятидесяти шести рассказах, изданных при жизни доктора Ватсона. Хорошо известно также, где хранились объемистые записные книжки, аккуратно заполненные самым пунктуальным биографом всех времен — сам Ватсон не раз сообщает об этом в своих записках. Они находились в знаменитом депозитном сейфе в подвалах банка Кокса на Черинг-Кросс.

Причины, по которым добрый доктор отказался от предания этих историй гласности, также хорошо известны. Часть расследований Холмса была связана с деликатными государственными делами и по понятным моральным и политическим соображениям не могла стать достоянием широкого круга читателей. Многие недобросовестные литераторы Викторианской эпохи стремились выставить напоказ общественные скандалы своего времени. Но Ватсон, неизменно остававшийся образцом порядочности, считал, что подобные истории не могут выйти в свет, пока живы их участники.

Кроме того, существует несколько дел, о которых Ватсон написал следующую загадочную фразу: «Дела эти по природе своей таковы, что современный мир не готов воспринять их откровения». Меня всегда интересовало, не относятся ли к этой последней категории исследования Холмса в области производных каменноугольной смолы.

Все события, еще не известные публике, разумеется, были описаны Ватсоном, а документы тщательнейшим образом сохранены. Но может возникнуть вопрос, как они попали ко мне. Я упоминал об этом в предыдущих работах, но считаю своим долгом вернуться к данной теме еще раз, дабы избежать возможных обвинений, касающихся права собственности. В англосаксонском законодательстве существует статья о достоянии Короны, которая очень меня беспокоит.

Во время войны в здание банка Кокса попала бомба. В ту ночь я был в Лондоне. Меня неудержимо потянуло к развалинам банка. Как сейчас помню непроглядную тьму, поминутно взрывавшуюся вспышками слепящего света. Пламя озаряло картину смерти: рушащиеся конструкции, пыль, обломки… И вновь — тьма. По чистой случайности близкий взрыв бросил меня на старинный сейф с оторванной дверцей. Так по воле судьбы в мои руки попала драгоценная рукопись. Одно я знаю наверняка: не побывай я в ту ночь в развалинах банка, депозитный сейф и его невосполнимое содержимое навсегда исчезли бы в пламени немецких зажигательных бомб.

Все это я готов повторить, если дело дойдет до суда.

Но возможная тяжба — удел будущего, которое определит участь каждого. Пусть нас рассудит история литературы! Давайте теперь раздвинем завесу времени и вернемся в прошлое. Назад, к удивительному миру Бейкер-стрит.

Итак, игра началась. Или, что более подходит в данном случае, птица взлетела.

1

ЗНАКОМСТВО С ДЕЛОМ

Поздняя осень несла арктический холод на улицы Лондона. Стояла ночь. Ветер понемногу утих, но вслед за ним густой туман окутал огромный город. Соседние дома сначала превратились в расплывчатые пятна, а потом и вовсе исчезли в клубах влаги. В комнатах царила пронизывающая сырость, и я подбросил угля в камин, надеясь, что трепещущие языки пламени одолеют суровую погоду.

В последние дни Шерлок Холмс не был занят и проводил время, приводя в порядок свои объемистые архивы. Казалось, мой друг пребывал в прекрасном расположении духа, что так не вязалось с его вынужденным бездельем. Во время сытного обеда, приготовленного заботливой миссис Хадсон, Холмс развлекал меня историями о крошечном и малоизвестном государстве Монтенегро, о котором он, казалось, знал все. Убирая посуду, наша добрая домохозяйка передала Холмсу письмо, только что доставленное специальным курьером.

Когда его тонкие, ловкие пальцы единственного в мире детектива-консультанта извлекли из конверта листок дорогой бумаги, в глазах Холмса сверкнул азарт охотника и от былого меланхоличного спокойствия не осталось и следа. Холмс еще раз внимательно просмотрел сообщение, прежде чем передать его мне:

— Неожиданное послание, Ватсон. От Линдквеста.

Взяв письмо, я с недоумением взглянул на своего друга.

— Разве вы его не знаете? — удивился Холмс. — Весьма талантливый малый. Принес большую пользу при расследовании дела об опаловой диадеме миссис Фэйринточ.

Вот что я прочел:

«Дорогой Холмс!

Надеюсь, что это письмо застанет вас дома, и очень прошу принять меня сегодня около девяти часов вечера. Боюсь, что отложить мой визит на завтра невозможно, ваша же помощь совершенно необходима.

Преданный Вам

Нильс Линдквест».

Я поднял глаза на Холмса:

— Похоже, этот человек нуждается в ваших уникальных способностях.

— Я бы сказал: крайне нуждается. Припомните-ка, Ватсон, часто ли нам доводилось принимать столь позднего посетителя. Однако Линдквест был всегда хладнокровен и не склонен терять голову. — Холмс с довольным видом потирал руки. — Это заставляет меня думать, что дело будет интересным.

Острый блеск глаз моего друга красноречиво свидетельствовал о том, что Холмс снова жаждал действия. Жаждал головоломок и тайн, разгадывая которые он мог с изяществом применить свои поразительные знания и опыт.

— Вы упомянули о его связи с предыдущим делом, — начал я и остановился, зная, что Холмс ухватится за эту тему.

— Хотя Линдквест известен лишь в узком кругу, он, безусловно, высококлассный эксперт по драгоценным камням и его обширные знания в этом вопросе не подлежат сомнению. — Холмс указал на листок в моей руке. — А что вы, уважаемый доктор, можете сказать о нашем позднем госте?

Подражая манере Холмса изучать документы, я поднес послание Линдквеста к огню и посмотрел листок на просвет.

— Бумага марки Нили-Пирпонт, — произнес я наконец. — Замечу, что она не из дешевых.

— Дорогой Ватсон, вы меня восхищаете! Сразу видно, что годы совместной работы не прошли для вас даром.

Обычно Холмсу хватало только одной скупой фразы, чтобы похвалить меня за наблюдательность. Сейчас таких фраз было целых две. И, растроганный одобрительным тоном моего великого друга, я начал отчаянно искать другие приметы Нильса Линдквеста.

— Этот человек пишет аккуратно и экономит место: строчки расположены довольно близко одна от другой. Осмелюсь предположить, что, занимаясь экспертизой драгоценностей, он пишет свои заключения от руки, а не печатает на машинке.

— Все лучше и лучше! Умоляю вас, продолжайте.

— Увы, не могу. Похоже, здесь больше ничего не обнаружить.

Холмс кивнул с напускным сочувствием, что всегда предвещало фейерверк блистательных догадок. Я отлично знал, как мой друг обожает демонстрировать свои маленькие трюки и как по-детски гордится ими.

— Вы бы думали иначе, дружище, если бы прочли мою работу «Почерк как средство распознавания склонностей и взглядов». В этой статейке есть несколько интересных мест. Давайте посмотрим на письмо Линдквеста. Буквы наклонены вправо, и концы строк загибаются вниз. Несомненный признак трагедии, Ватсон! Обратите внимание на первое предложение, в котором слова, начинающиеся с латинской «t», встречаются трижды. Во всех случаях эта буква имеет удлиненную поперечную черточку. Смотрите-ка: то же самое и во втором предложении, здесь у заглавной «T» еще более длинный штрих.

— Особенность его почерка?

— Согласен. Но горизонтальная черточка изменяет свою интенсивность. Пока мне незнаком почерк Линдквеста, я могу предположить, что в других случаях эти знаки были более четкими и разборчивыми. В нескольких местах заметна волнистость, свидетельствующая о слабости. Боюсь, что он опасно болен, и этим объясняется срочность его визита.

— Холмс, вы не перестаете изумлять меня. Вам достаточно коротенькой записки, чтобы сделать выводы о том, что человек в отчаянии и что у него проблемы со здоровьем!

— Ну что вы, — довольный произведенным эффектом, скромно заметил Холмс. — Это элементарное понимание того, чего следует ожидать.

Великий детектив прервал беседу и занялся записной книжкой. Это была книжка под литерой «Ф», и я решил, что Холмс, вероятно, просматривает дело Фэйринточ в поисках автографа Нильса Линдквеста. Я так и не выяснил, верно ли мое предположение, поскольку часы пробили девять и последний удар далекого церковного колокола донесся одновременно со звонком в парадную дверь дома номер 221-б по Бейкер-стрит. Вслед затем послышались шаги на лестнице. Подготовленный выводами Холмса, я обратил внимание, что шаги были неровными и наш посетитель преодолел семнадцать ступеней, дважды останавливаясь, чтобы набраться сил.

Когда слуга Билли провел мужчину в комнату, я поразился худобе нашего гостя. Его светлые волосы, редкие на лбу, все еще оставались достаточно густыми на макушке. Неестественный румянец и лихорадочный блеск глаз не оставляли сомнений в правоте Холмса. Боже мой. Холмс опять угодил в точку. Этот человек действительно серьезно болен, подумал я.

Холмс кратко представил мне Нильса Линдквеста, и пока я занимался графинами с вином, наш гость устроился в низком кресле у камина. Ему было трудно дышать, воздух из разрушенных легких вырывался с хриплым, трескучим звуком. Тем не менее Линдквест вполне владел собой и говорил довольно звучным и ровным голосом. В его безупречном английском отчетливо слышался скандинавский акцент.

— От профессионального взгляда доктора Ватсона и вашего проницательного глаза, мистер Холмс, безусловно, не ускользнул неприятный факт. Я имею в виду, неприятный для меня, — добавил он с мрачной усмешкой.

Холмс умел проявлять сочувствие, если его призывали к этому, но было очевидно: Линдквест не искал сострадания и не одобрил бы сентиментальных расспросов.

— Я полагаю, вы заручились заключениями специалистов? — осведомился Холмс деловым тоном.

— Трое ведущих врачей не скрывают, что дни мои сочтены. Их решение однозначно. Поэтому-то я у вас.

— Чем я могу помочь вам? — спросил Холмс, когда я подал гостю напитки.

Линдквест поблагодарил меня взглядом и одним глотком осушил полбокала, словно пытаясь придать себе сил. Потом он нагнулся вперед в своем кресле и начал рассказ.

— Узнав, что мое время истекает, я столкнулся с определенными этическими проблемами. Мне необходимо привести в порядок свои дела. Видите ли, джентльмены, месяц назад я получил задание от некоего Васила Д'Англаса из Берлина. Дело было изложено в письме. Клиент выслал мне задаток в размере тысячи фунтов, с тем, чтобы я обнаружил Золотую Птицу и организовал ее возвращение.

Лицо Холмса оставалось бесстрастным, и Линдквест продолжал:

— Вам, вероятно, незнакомо это произведение искусства. Ничего удивительного, если знать историю Птицы. В любом случае Д'Англас согласен выплатить еще тысячу фунтов за возвращение вещи и компенсировать расходы, связанные с ее поисками. Мои люди наводили справки у коллекционеров и ювелиров, но не сумели напасть на след Птицы. Конечно, мне не следовало браться за это дело. Увы, здоровье не позволяет мне пуститься в необходимое путешествие. Мне нужны были деньги, и я взялся за работу, которую не сумею закончить.

Холмс нахмурился:

— Вы говорите, путешествие. Но разве, обращаясь к лондонскому эксперту, ваш джентльмен из Берлина не считал, что предмет находится здесь, в Англии?

— Д'Англас не был уверен в этом. Золотую Птицу он приобрел у турецкого торговца Абена Хассима. Приобрел, но не получил. Документ, подтверждающий покупку, был послан Д'Англасу, что сделало его законным владельцем. Но перед самой отправкой в Германию Птица из магазина Хассима была украдена. По неизвестным мне причинам мой клиент полагает, что вещь должна появиться в Англии. Но начать, безусловно, следует с Константинополя. Я должен был бы отправиться туда, расспросить Хассима и напасть на след. А вместо этого я нанял Баркера, сыщика из Суррея, чтобы он попытался отыскать след в преступном мире Лондона.

На лице Холмса появилась слабая улыбка.

— Мой конкурент, — заметил он и быстро взглянул на меня. — Вы помните, Ватсон, наши с ним пути пересеклись во время расследования дела Джозии Эмберли.

— «Москательщик на покое», — автоматически отметил я.

— Да-да, так вы озаглавили рассказ об этом деле, — подтвердил Холмс. Он снова посмотрел на Линдквеста. — Судя по размеру гонорара, эта вещь представляет немалую ценность, не так ли?

— Совершенно верно. Двадцатитрехдюймовая фигура из чистого золота установлена на массивном золотом пьедестале. К тому же искуснейшая работа.

— Господи! — невольно вырвалось у меня. — Неужели она действительно золотая?

— Так принято считать. Но я не склонен верить в это, — ответил Линдквест. — Видите ли, у Золотой Птицы уникальная история. История бесконечных исчезновений.

Холмс кивнул:

— Я понял вашу мысль. Золото — материал непрочный. Если эта Птица много путешествовала, она, несомненно, должна быть изготовлена из сплава.

— Чистое золото составляет двадцать четыре карата, — кивнул наш гость. — Восемнадцатикаратная проба представляется мне более реальной.

Похоже, Линдквест и Холмс пришли к единому мнению по этому вопросу. Я, откровенно говоря, ничего не понимаю в пробах и каратах.

— А что это за птица? — спросил я.

— Рух. [1]

— Что ж, — с довольным видом заметил Холмс, — это придает делу мелодраматический оттенок. Легендарная птица из Аравии, столь огромная, что могла носить в своих когтях слонов. — На лице моего друга появилось задумчивое выражение. — Странный объект для мастера. Вы упомянули об исчезновениях? Как я понимаю, они связаны с преступлениями.

Линдквест откинулся в кресле, словно собирая остатки сил.

— Вот что мне удалось узнать. Как гласит легенда, впервые Золотая Птица появилась в Самарканде, в сокровищнице Тамерлана Великого. Изображения статуэтки выдают ее греческое происхождение, но я не взялся бы утверждать это со всей определенностью. Около 1720 года — Птица уже в России, при дворе царя Петра I. Дальше след ее теряется, зато достоверно известно, что в 1780 году статуэтка объявляется в частном собрании во Франции. Во время Французской революции отчаянно нуждающиеся владельцы-роялисты продают Птицу за бесценок, и, в конце концов, она попадает в руки Наполеона. Тот использовал ее в качестве залога, одалживая деньги у датских банкиров. На стыке веков Птица оказывается в распоряжении некоего Веймера, торговца произведениями искусства из Амстердама. Магазин Веймера был уничтожен пожаром. Птица исчезла. Но около 1850 года она обнаружилась на острове Родос. Покрылась пылью в маленьком магазинчике, пока ее не украл Гарри Хокер.

Холмс, задумчиво смотревший в огонь, внезапно встрепенулся:

— Ого, Хокер! Опытнейший вор, ученик короля преступников Джонатана Вайлда. Наметанный глаз Гарри, конечно, сразу распознал ценность вещи.

Линдквест кивнул и возобновил повествование:

— Хокер сбежал со статуэткой в Будапешт. Неизвестно, кому она была там продана. В конце концов Птица появилась в Стамбуле в магазине Абена Хассима. Будучи респектабельным торговцем, Хассим сообщил о том, что Птица находится в его распоряжении, и турецкое правительство подтвердило его права. Тогда-то мой клиент Васил Д'Англас и вступил в переговоры с Хассимом.

— И только для того, чтобы неуловимая вещь снова исчезла! — Глаза Холмса сияли. История явно заинтересовала его.

— Теперь вы с доктором Ватсоном знаете то же, что и я, — устало закончил Линдквест.

У него неожиданно начался ужасный приступ кашля. Когда гостю стало легче, я торопливо наполнил его бокал.

— А что же Баркер? — осведомился Холмс. — Наверняка он что-нибудь выяснил. У него нестандартные методы, но он чрезвычайно талантливый сыщик.

— Был им, — поправил Линдквест. — Баркер направлялся ко мне на Монтегю-стрит, когда его переехала карета. Узнав о несчастном случае, я отправился в госпиталь. Баркер не приходил в себя, и врачи не давали ему никаких шансов. Но перед самой смертью сознание вернулось к нему. Умирающий нашел меня взглядом, полным отчаяния и боли. Он силился сказать что-то, но сумел произнести лишь слово «паша». И Баркера не стало.

Лицо Холмса помрачнело. Мне тоже было не по себе. Я хорошо помнил Баркера. Апатичный человек, носивший темные очки и большую масонскую булавку на галстуке. Несомненно, смерть коллеги потрясла моего друга. Но речь его была бесстрастной и суровой:

— Мы не можем позволить, чтобы так просто убивали честных детективов. Я полагаю, что и вы не особенно верите в случайность этой смерти.

Линдквест кивнул:

— Карета не была обнаружена. Тот факт, что Баркер спешил ко мне, и значение, которое он, по-видимому, придавал своему последнему сообщению, заставляют подозревать, что все было подстроено. Уж больно удачно для кого-то совпали события.

Холмс кивнул:

— Паша! Вам это о чем-нибудь говорит?

Линдквест покачал головой:

— Нет, я решительно не знаю, при чем здесь паша. Одно могу сказать точно: я не ослышался.

— Что я могу для вас сделать? — спросил Холмс.

Линдквест вытащил из кармана два конверта и протянул один из них Холмсу:

— Это то, что осталось от моего гонорара. Если вы согласитесь, я отправлю это письмо, — он указал на второй конверт, — Василу Д'Англасу в Берлин. В нем сообщается, что из-за болезни я передаю это дело вам.

— Я вижу, вы уже запечатали письмо, — заметил Холмс.

Линдквест смущенно улыбнулся:

— Я надеялся, что вы согласитесь в память о старой дружбе.

Холмс коротко кивнул.

Наш посетитель с трудом поднялся с кресла.

— Я у вас в долгу, — сказал он, — хотя сомневаюсь, что мне удастся отблагодарить вас. Разрешите откланяться, джентльмены. Информация о деле и деньги в этом конверте. Надеюсь, что мы еще успеем встретиться.

Забегая вперед, скажу, что мы больше не видели Нильса Линдквеста: он умер на следующий день.

Холмс рассеянно крутил в руках конверт и смотрел в пустоту хорошо знакомым мне отрешенным взглядом. Наконец он кинул конверт на столики повернулся ко мне:

— Я не решился отказаться от платы, предложенной мне этим несчастным человеком. Это бы оскорбило его. Откровенно говоря, я взялся бы за это дело в любом случае — ради самого дела.

Я почувствовал: наступает подходящий момент для одной из моих маленьких уловок. Рассказ о Золотой Птице, конечно, заинтересовал меня, и теперь нужно было заставить Холмса высказать свое мнение об этом странном деле. Поэтому я ответил тривиальной фразой:

— Это похоже на заурядную погоню за наживой. Вероятно, похитителей привлекала баснословная цена вещи?

— Выгода всегда была мощным стимулом, — возразил мой друг. — Но представляет ли Птица такую уж большую ценность? Гарри Хокер не мог действовать случайно. В 1850 году Хокер как раз заканчивал свою славную карьеру и не стал бы рисковать по пустякам. И все же он похитил статуэтку. Предмет такого размера, будь он даже из чистого золота, не такой уж лакомый кусок. Линдквест не упоминал ни о глазах из драгоценных камней, ни об инкрустации самоцветами. Не похоже, чтобы добыча оправдывала риск.

— Может быть, ценность самой работы?

— Линдквест считал, что это предмет греческого происхождения. Если бы он был создан кем-то вроде Челлини, великого итальянского мастера, его цена намного бы превышала стоимость самого золота. — Мой друг на мгновение задумался. — Или причина в особой ценности сплава? Ведь известно, что в древности предпочитали электрон, природный сплав золота с серебром. Возможно, именно метод создания делал эту реликвию столь желанной.

Замечание Холмса поставило меня в тупик. Возможно ли, чтобы ремесленники древности могли превзойти наших специалистов из Бирмингема и Шеффилда. Я осторожно спросил об этом Холмса.

Он снисходительно усмехнулся:

— Мой дорогой друг, секрет цемента был утрачен еще в средние века. Сколько великих тайн забыто навсегда! По сей день лучшие специалисты не могут найти способ закалки меди, открытый американскими индейцами. Давайте уж лучше не будем обсуждать теорию утраченных технологий.

— Наверняка есть и другие причины гоняться за этой Птицей, — заметил я для пробы.

— Их множество, — ответил Холмс. — И ни одну мы не можем ни отвергнуть, ни принять. Давайте исходным пунктом считать смерть Баркера. Для определенности предположим, что наш сыщик стал жертвой убийц. Это наводит на мысль о том, что Баркер что-то узнал и эта информация не должна была дойти до Линдквеста. Но теперь отправляемся спать. Надо хорошенько отдохнуть. Похоже, нам предстоят беспокойные времена.

Убедившись, что от Холмса больше ничего не добьешься, я покорно отправился в свою комнату. Но история Золотой Птицы не давала мне покоя. Наконец мне удалось уснуть. Но и тут давешний рассказ не шел из головы: мои сны заполнились гигантскими птицами Рух и таинственными алхимиками, седовласые старцы колдовали над колбами и ретортами в жуткой лаборатории, очень похожей на морг. Когда рано утром прозвонил далекий колокол, я сообразил, что именно в морге пребывал сейчас Баркер, бывший детектив из Суррея.

2

ПРИСТУПАЕМ К РАБОТЕ

Я вскочил с постели, переполненный дурными предчувствиями. Часы показывали половину десятого. Великий детектив имел обыкновение начинать свою деятельность значительно раньше. Схватив халат и сунув ноги в тапочки, я сбежал в гостиную, готовый узнать, каким будет первый ход Холмса или, возможно, каким он уже был. Но мне пришлось резко затормозить: за полуоткрытой дверью я заметил какого-то человека. Незнакомец сидел за столом Холмса и преспокойно просматривал его бумаги. Морщинистое лицо, наполовину скрытое толстыми стеклами очков и пышными бакенбардами, выражало неподдельный интерес. Негодяй с жадным вниманием читал какое-то письмо. И хотя годы сгорбили спину непрошеного гостя, я скорее склонен был преувеличить опасность и не собирался отказываться от мер предосторожности. Слишком крепко засела в памяти страшная угроза, исходившая от дряхлого полковника Себастьяна Морана. Я твердо решил не выпускать незнакомца до прихода Холмса. Армейский револьвер системы «веблей-скотт» всегда лежит в ящике моего стола. Осторожно ступая, я вернулся в спальню и взвел курок. Через каких-нибудь пятнадцать секунд я вновь стоял у двери в гостиную и был уже готов к схватке с прохвостом, когда услышал знакомый голос:

— Дружище, не стоит врываться в дверь, паля во все стороны. Роль ковбоя с Дикого Запада явно не для вас.

Я отшатнулся в изумлении, когда фигура у стола поднялась. Стремительным движением ловкой руки незнакомец сорвал с себя парик. Согбенная спина выпрямилась, морщины разгладились. Передо мной стоял Шерлок Холмс.

Осторожно сняв с боевого взвода курок «веблея», я вошел в гостиную, укоризненно глядя на друга:

— Зачем этот маскарад, Холмс? Вы выставляете меня настоящим дураком.

Холмс подавил веселье, и в его задумчивых глазах появилось участие:

— Приношу вам свои извинения, Ватсон. Однако я далек от мысли потешаться над вами. Считайте, что вы оказали мне огромную услугу: ведь если этот маленький трюк смог ввести в заблуждение вас, можно не бояться, что меня узнает кто-нибудь посторонний.

Я не смог возразить и несколько успокоился.

— Догадываюсь, что ваш тонкий слух уловил мои шаги. Но как вы узнали, что я вооружен?

Холмс небрежным жестом запалил трубку.

— Когда вы спускаетесь, ваши ноги неосознанно следуют одним и тем же путем. Третья ступенька издает отчетливый скрип, который вы слышите так часто, что, вероятно, перестали замечать. Я было удивился, когда вы вернулись в свою комнату, но щелчок курка объяснил мне все.

Сунув револьвер в карман халата, я запальчиво ответил:

— По крайней мере «веблей» — настоящее оружие, а не та хлопушка, которую иногда носите с собой вы.

— А зачем мне мощное оружие, когда меня охраняет мой верный Ватсон? — Холмс указал на письмо, лежавшее на столе. — Это утро принесло нам богатый улов, старина. Представьте себе: тело Баркера еще не опознано!

Холмс покачал головой. Нерадивость всегда поражала его.

— Загадочно, не правда ли, поскольку Линдквест посещал его в госпитале и не делал тайны из имени пострадавшего? Зная, что Линдквест и его люди вполне способны выяснить это самостоятельно, я не стал ничего объяснять им и отправился на Монтегю-стрит. Баркера сбили неподалеку от отеля, где проживал Линдквест. Мы знаем, что детектив спешил. Так почему же он не воспользовался экипажем? Ответ прост: Баркеру было недалеко идти. В непосредственной близости от отеля находятся только три дома, где сдаются комнаты. Хозяйка одного из них по моему описанию мгновенно узнала своего жильца. Осмотр его комнаты дал блестящие результаты.

Я изумленно уставился на своего друга.

— Господи, Холмс, вы ведь не хотите сказать, что взломали дверь?

— Разумеется, нет. Но хозяйка почему-то решила, что я из полиции. Она с удовольствием показала мне комнату, которую Баркер снял несколько недель назад.

— Стало быть, хозяйка решила, что вы из полиции, вот как? — Я с открытым недоверием посмотрел на него, отлично зная, как Холмс умеет создавать о себе ложное впечатление, не прибегая к подделкам и обману. Он не обратил внимания на мой скептический тон.

— Представьте себе, Ватсон, мое удивление, когда я обнаружил письмо, адресованное мистеру Шерлоку Холмсу, проживающему в доме 221-6 по Бейкер-стрит.

— Черт побери!

— «Должно быть доставлено, если со мной что-нибудь случится», — так написано на конверте.

Наверное, на моем лице было написано полное недоумение, потому что, взглянув на меня. Холмс откровенно расхохотался:

— Не так уж странно. Ватсон, что мысли и Нильса Линдквеста и Баркера текли в одном направлении. Оба занимались этим делом, оба хорошо знали нас с вами и оба решили просить нашей помощи.

Холмс всегда великодушно использовал слово «мы», но я не заблуждался насчет того, к кому именно обратились и искусствовед и детектив в качестве последней надежды.

Холмс порывисто подошел к столу. Движения его стали точными и резкими. Долгие годы нашей дружбы и, посмею употребить это слово, сотрудничества приучили меня к подобным переменам. Апатичный теоретик исчез, и на его месте возник отлично натренированный, более того, хищный охотник, горящий желанием победить. Он снова указал на письмо, которое читал, когда я вошел.

— Позвольте мне кратко изложить суть послания. Баркер сообщает, что работает на искусствоведа Нильса Линдквеста и если с ним случится беда, просит обратить внимание на одного человека. На кого бы вы думали, Ватсон? Ни на кого иного как на старого барона Доусона.

— Наши пути снова скрещиваются! — воскликнул я. Неожиданная мысль заставила меня переменить тему. — Баркер, должно быть, чувствовал, что занимается рискованным делом.

— Думаю, он отдавал себе отчет в том, как опасна добытая им информация, — заключил Холмс. — Письмо составлено в неопределенных выражениях и полно только им понятных намеков на прошлые дела. Главное, что Баркер нашел нить, ведущую к барону Доусону. Чтобы следить за бароном, сыщик даже устроился на работу в «Нонпарель».

— Боже мой, Холмс, я даже не знал, что этот клуб снова открылся!

— Ничего удивительного. Теперь это тайный игорный дом, одно из нелегальных владений барона. Очевидно, Баркер изучил повествования, которые вы когда-то навязали нашим терпеливым читателям. Он, например, ссылается на тайное расследование, произведенное в связи с делом Межокеанского треста. [2] О ком оно напоминает вам?

— О Тощем Гиллигане, взломщике.

— Точно, — удовлетворенно произнес Холмс.

— Нас интересует только Доусон и клуб «Нонпарель». А Тощий Гиллиган способен помочь нам выяснить, что же обнаружил Баркер.

Я не успел открыть рта, как Холмс опередил меня:

— Я уже побывал в магазине замков Гиллигана, но его не было на месте. Заведением управляет его друг, так что, думаю, Тощий свяжется с нами в самое ближайшее время.

— Но может быть, взломщик прячется от вас, боясь разделить участь Баркера?

— Это приходило мне на ум. Но я уверен, что Тощий объявится. А пока мне необходимо заняться кое-какой, так сказать, подготовительной работой. Нам потребуется дополнительная информация, прежде чем мы начнем продвигаться дальше в этом деле.

Меня ждали пациенты, и я поторопился оставить Холмса одного. Ведь именно он всегда уговаривал меня не пренебрегать врачебной практикой, уверяя, что мои визиты к больным часто приносят информацию, столь важную для его расследований. Не знаю, был ли он совершенно искренним. Может быть, он просто хотел, чтобы мои медицинские занятия позволяли ему хоть иногда работать в одиночестве. Я знал, что, как только за мной захлопнется дверь, в квартиру на Бейкер-стрит потекут посетители. Паутина, которой Холмс опутал Лондон, была чувствительна к малейшему колебанию, вызванному необычным происшествием. Я мог только догадываться, сколько глаз и ушей преданно служат моему великому другу. Кучера, лавочники и посыльные состязались с министрами, промышленными магнатами и известными юристами, поставляя информацию, которую поглощал и перемалывал гениальный мозг Шерлока Холмса. Я не представлял себе, какая система связи действовала в этом необычном механизме, но мало что из случившегося в шестимиллионном городе не становилось вскоре известным моему другу.

День был ясным, хотя и холодным. Вчерашний туман отступил к Темзе. По дороге домой, глядя на теплые огоньки вечернего Лондона, я вспомнил давнишнее замечание Холмса. Великий сыщик сказал мне, что если на крыльях Асмодея подняться над огромным городом и посмотреть вниз сквозь прозрачные крыши, можно увидеть гигантскую мозаику любви, ненависти, страсти, трагедий и преступлений, в сравнении с которой померкли бы сказки Шахерезады и хроники Шекспира. Детектив страстно верил, что человек самое удивительное и непредсказуемое создание во всей Вселенной. Вспоминая долгие годы наших приключений, я не мог не соглашаться с Холмсом.

Когда я возвратился на Бейкер-стрит, мой друг мерил шагами нашу гостиную. В комнате витали облака едкого дыма, и я с трудом разглядел сервированный на одного человека стол. Резким движением Холмс указал на тарелку:

— Я попросил миссис Хадсон приготовить для вас сандвич, дружище, а это портер, чтобы запить его.

Поняв, что мы начинаем действовать, я быстро снял пальто и уселся за ужин. Пока я поглощал сандвич, Холмс оглушил меня потоком информации:

— Проведенное мной сегодня расследование было не очень успешным, поэтому нам придется отказаться от сферы рассуждений в пользу лобовой атаки. Должен сообщить вам, что Линдквест умер у себя в гостинице в середине дня.

Я чуть не поперхнулся глотком портера:

— Убит?

Холмс отрицательно покачал головой:

— Вспомните его состояние. Удивительно, что этот человек протянул так долго. Но, как он заметил однажды, посвящение в тайну — шпора с острым колесиком. Его дело теперь завещано нам. И мы не можем потерпеть поражение.

— Хорошо сказано, Холмс! Дело чести и все такое.

Холмс оставил мою реплику без ответа и продолжал:

— Теперь нам нужно подумать о Баркере, он обнаружил связь между бароном Доусоном и Золотой Птицей.

— Иначе для чего ему было устраиваться в клуб «Нонпарель»? — согласился я, доедая сандвич.

Холмс остановился, чтобы наградить меня улыбкой.

— Отлично, дорогой Ватсон. Ваши аналитические способности совершенствуются день ото дня.

Ободренный похвалой, я решился на следующий шаг:

— Раз Баркер расследовал деятельность клуба «Нонпарель», вы, несомненно, захотите начать свои изыскания именно там.

— Совершенно верно, — ответил Холмс. — Тем более что на этом поле мы без труда обыграем соперника. — Заметив мой удивленный взгляд, он поспешил объяснить. — В 1888 году наше внимание было привлечено к жестокому поведению полковника Апвуда и скандалу с картами в «Нонпарели». Вы, конечно, помните, что клуб был раем для шулеров и другой темной публики. Поскольку он служил укрытием для разыскиваемых преступников, там имелись входы и выходы, не отмеченные на строительных планах.

Я отчетливо вспомнил это знаменитое дело, одно из самых необычных в карьере Холмса.

— Конечно. Тайный выход из склада позади клуба, через который пытался ускользнуть фальшивомонетчик Виктор Линч.

— Вы в прекрасной форме, старина. К счастью, вы никогда не пытались сделать эту историю достоянием гласности, и пресса того времени не осветила подробности дела. Надеюсь, нынешний владелец заведения барон Доусон не знает о своем клубе того, что знаем мы с вами.

3

КЛУБ «НОНПАРЕЛЬ»

Вскоре мы покинули Бейкер-стрит, нарядившись как пара путешественников. В саквояже Холмс нес потайной фонарь и набор первоклассных отмычек. Мой друг беззаботно помахивал тросточкой, скрывавшей внутри устрашающего вида клинок из толедской стали. Этим оружием Холмс владел виртуозно. Тяжесть «веблей-скотта», лежавшего в кармане моего пальто, действовала успокаивающе. Мой верный друг недолюбливал огнестрельное оружие, но, если требовалось, он мог очень метко стрелять из своего нелепого однозарядного «континенталя». Время от времени ему приходила охота усовершенствовать свое снайперское мастерство, и тогда бедная миссис Хадсон затыкала уши и беззвучно молилась.

Нанятый нами кебмен изумленно поднял брови, когда Холмс назвал адрес в Сохо. В самом деле, трудно было выбрать район, более неподходящий для солидных пассажиров. Тем не менее возница не позволил себе переспросить и тронул лошадь. Стоит ли говорить, что Холмс указал не истинную цель нашего путешествия, а один удобный перекресток на некотором расстоянии от нее.

Когда экипаж остановился, кебмен спросил с беспокойством:

— Может быть, мне подождать вас, господа?

— Не нужно, старина, — ответил великий детектив, вкладывая в его руку монету. — Спасибо за заботу.

В беспечном тоне Холмса слышалась уверенность, которой я не разделял. Ночь была темной, и влажный запах реки усиливал ощущение прохлады. Когда кеб удалился, Холмс взял меня под локоть, и мы принялись петлять в сплошном лабиринте узких грязных улочек. Меня всегда приводила в восхищение поистине сверхъестественная способность великого сыщика ориентироваться в самых мрачных и запутанных районах Лондона, этих пристанищах беззакония.

Минут через десять мы вынырнули из тесного переулка на совершенно неосвещенную улицу, которая едва ли имела название. Дома здесь были ветхими и по большей части казались нежилыми.

Не верилось, что мы в центральной части Сохо и всего в квартале отсюда проходит залитая ослепительным светом главная улица этих злачных мест, средоточие так называемых частных клубов — распивочных, игорных притонов и домов терпимости. Должен честно признаться, что некоторые молодые джентльмены, называющие себя любителями острых ощущений, получали удовольствие от наблюдения за примитивной жизнью этих заведений. Нередко они расплачивались за это наркотической зависимостью, огромными карточными долгами и венерическими болезнями.

Мои размышления были прерваны, когда Холмс остановился у входа в ветхое здание с едва различимой вывеской «АВСТРАЛО-ЕВРАЗИЙСКИЙ ИМПОРТ». Прижавшись к стене склада и знаком приказав мне сделать то же, Холмс с минуту напряженно прислушивался к чему-то. Вокруг царила непроглядная тьма: откуда-то издалека, словно из другого мира, доносились невнятные звуки вечернего города. Время от времени призрачный луч лунного света подмигивал нам и тут же исчезал за низкими облаками. Секунды напряженной неподвижности казались мне вечностью. Наконец, сделав мне знак сохранять молчание, Холмс осторожно приблизился к двери склада. Под его нажимом ручка неохотно повернулась, издав скрип, который, как мне показалось, понравился моему другу. Холмс на мгновение открыл свой саквояж и принялся ковыряться в замке тонким кривым инструментом. Теперь небо немного посветлело, и я узнал одно из приспособлений, придуманных Тощим Гиллиганом. Если Холмс и издал удовлетворенное ворчание, его едва ли можно было услышать. Вытащив отмычку из замочной скважины, взломщик достал масленку и смазал дверные петли. Он наклонился к моему уху:

— Удача сопутствует смелым, Ватсон. Эту дверь давно не открывали. Похоже, мы не ошиблись, предположив, что этот вход в клуб «Нонпарель» никому не известен.

Еще раз оглядевшись, Холмс вставил в замок свою кривую отмычку и медленно повернул рукоятку. Раздался щелчок, и дверь бесшумно отворилась. Мы были внутри.

Затхлый воздух и густая сеть паутины подтверждали правоту Холмса: этим помещением не пользовались уже много лет. Холмс зажег потайной фонарь. Освещение позволило разглядеть небольшую комнату, бывшую, очевидно, конторой главного склада. Деревянная лестница в дальней части комнаты вела наверх. Холмс осветил ступени, занося в свою фотографическую память расстояние между ними, их высоту и количество. Потом свет снова погас, и мой друг шепнул мне на ухо:

— Лестница ведет к площадке, расположенной непосредственно позади тайной комнаты для карточной игры в прежнем клубе. Мне удалось узнать, что теперь эта комната служит личным кабинетом Доусона. Когда-то именно здесь неосторожных простаков вовлекали в игры с высокими ставками, а полковник Апвуд рассматривал их карты через глазок. Если глазок сохранился до сих пор, мы можем принести свою благодарность Апвуду. И хотя у меня есть основания считать, что перегородка между кабинетом Доусона и площадкой достаточно звуконепроницаема, давайте все же соблюдать осторожность. В старых домах звуки передаются странным образом. Поднимаясь по лестнице, держитесь как можно ближе к перилам, чтоб не скрипели ступеньки. Кроме того, при каждом шаге ставьте ногу на всю стопу и переносите свой вес медленно. Помните: лестница в два пролета, постарайтесь не оступиться.

Я понимающе кивнул, и Холмс в полной темноте повел меня к лестнице. Мне не хочется вспоминать наше тайное восхождение по этим двум пролетам. Холмс преодолел их как тень, но я был не так удачлив, мне казалось, что визг ступеней под моими ногами способен разбудить и мертвого. Я старался следовать указаниям Холмса и переносил вес тела с ноги на ногу как можно медленнее. Лоб мой покрылся испариной, икры и колени нестерпимо болели. Уверен, будь лестница еще на пролет длиннее, я просто не выдержал бы. Но нестерпимее физического напряжения был страх оказаться застигнутым ночью в чужом доме.

Если сведения Холмса были верны, мы находились в непосредственной близости от нервного центра одной из опаснейших банд Лондона. Доусон создал зловещую организацию, не уступающую детищу профессора Мориарти. А тот факт, что этот злой гений так долго ускользал от Холмса, говорил о недюжинных возможностях барона.

Наверху царила полная тишина. Холмс чуть приоткрыл шторку фонаря и направил луч на лестницу. В отраженном свете проступили контуры окружающих предметов. Но наше внимание было приковано к стене, за которой располагались помещения клуба «Нонпарель», — здесь на высоте примерно пяти с половиной футов от пола я разглядел деревянный кружок размером с маленькую тарелку. К этой своеобразной дверце была привинчена ручка. Холмс издал тихий вздох удовлетворения и снова погасил свет.

— Вот и глазок, Ватсон. С противоположной стороны на стене висит портрет неизвестного мужчины, отверстие расположено на месте правого глаза. Учтите: обстановка комнаты могла измениться, и как только мы начнем подсматривать, малейший звук или луч света будут гибельными для нас. Подойдите к этой стене. Прижмите к ней ухо, а я попробую воспользоваться глазком. В нашем сегодняшнем предприятии вы станете слухом, а я — зрением.

Никогда еще наша квартирка на Бейкер-стрит не казалась мне столь желанной. И все же моя грудь выпятилась от гордости, когда я осознал, какое доверие оказал мне Холмс, сделав меня своими ушами в такой ответственный и опасный момент. Любой член шайки Доусона продал бы остатки своей души, чтобы захватить Шерлока Холмса в этой частной крепости, где так легко можно избавиться от трупа. Сознание, что в случае неудачи банда головорезов не пощадит и меня, внезапно прибавило мне чувства собственной значительности.

Осторожно прижав ухо к стене, я старался успокоить биение сердца и что-нибудь услышать, но безрезультатно. Холмс смазывал из своей верной масленки механизм потайного отверстия — мера предосторожности, которая никогда не пришла бы в голову мне. Потом в наше укрытие проник слабый свет, и я понял, что Холмс открыл глазок.

Не знаю, сколько времени мы неподвижно стояли возле открытого глазка. Наконец свет исчез. Рука Холмса нащупала мое плечо, и он заговорил:

— Судя по толщине стены, звуки не представляют опасности, пока закрыт глазок. Сейчас в кабинете ничего существенного не происходит. И все же нам чертовски повезло. Можете посмотреть сами.

Я прильнул к отверстию. Сначала все казалось размытым. Но постепенно глаза привыкли к свету, и я понял, что мой наблюдательный пункт расположен идеально. Угол обзора был мал, но я мог видеть стол. Прямо напротив отверстия сидел не кто иной, как граф Негретто Сильвиус, правая рука барона Доусона. Был ли в комнате кто-то еще, трудно сказать: отверстие не давало возможности видеть дверь или углы комнаты. Казалось, что ты смотришь сквозь длинный тоннель. Черты лица Сильвиуса были как бы в дымке, и я догадался, что глаз портрета прикрыт полупрозрачной пленкой, позволяющей сделать отверстие незаметным. Я восхитился изобретательностью мастера, но потом вспомнил, что эта самая уловка помогла освободить карманы беспечных богачей от четверти миллиона фунтов, прежде чем интрига была раскрыта единственным в мире детективом-консультантом.

Граф Сильвиус беспечно курил папиросу и, казалось, не интересовался ничем в мире. Мое сердце на мгновение дрогнуло: он смотрел прямо на меня. Невероятно, но на его лице не возникло ни тени тревоги, он отвернулся и небрежно стряхнул пепел. Я разглядел изящную нефритовую пепельницу, а рядом… Боже мой, рядом с пепельницей на расстоянии вытянутой руки от графа Сильвиуса стояла Птица. Без сомнения, это была наша Золотая Птица. Она так и сверкала в свете ламп — изумительная статуэтка светло-желтого цвета, художественное воспроизведение легендарной Рух. Птица, казалось, собиралась взлететь, но ее непропорционально большие когти крепко сжимали золотой пьедестал.

Я с трудом оторвался от глазка. Холмс поставил крышку на место. Мы отступили в сторону лестницы, чтобы провести военный совет.

— Ватсон, нет сомнений: перед нами Золотая Птица. Нам невероятно повезло. Барона Доусона здесь нет, и это означает, что вскоре произойдет заключение сделки. Если нам снова повезет, мы сможем обнаружить главных действующих лиц этого не слишком сложного дела. Теперь нашим принципом должно стать терпение, поскольку развязка приближается.

Пока я обдумывал выводы Холмса, мы вернулись на свой наблюдательный пункт. Холмс снова открыл глазок, и мы поочередно приникли к отверстию. Граф Сильвиус находился на прежнем месте, и я позавидовал его спокойствию. Сам я изнывал от страха и нетерпения. Следующие пятнадцать минут показались мне вечностью, и я вздохнул с облегчением, услышав, как открылась дверь и кто-то вошел в комнату. Когда Холмс вновь предоставил глазок в мое распоряжение, я узнал сгорбленную фигуру Доусона. Барон сидел напротив Сильвиуса, спиной к нам. Очевидно, в кабинете присутствовал и кто-то третий, поскольку к нему обращались и Сильвиус, и Доусон. Увы, увидеть этого человека мы не могли. Сильвиус встал, взял Золотую Птицу и унес ее из сектора обзора. Я уступил свое место Холмсу, продолжая держаться как можно ближе к отверстию и напряженно вслушиваясь. Голоса в соседней комнате звучали приглушенно, но слова можно было разобрать.

— Если не ошибаюсь, вас интересовала именно эта вещица? — дребезжащий старческий голос явно принадлежал барону Доусону — третьему из этой преступной компании.

— Могу скасать, тьто это бесусловно Солотая Птиса.

Мне захотелось вдруг расхохотаться — забыв об опасности нашего положения и важности дела: неизвестный и невидимый сообщник Доусона отчетливо шепелявил, что так не соответствовало серьезности момента. Я напрягся, чтобы подавить приступ веселья.

Доусон удовлетворенно кивнул:

— Тогда остается только совершить формальности.

В секторе обзора возник Сильвиус. По знаку барона он положил на стол чемоданчик и открыл его. В глазах моих запестрело: чемоданчик был до отказа набит крупными купюрами.

— Убедитесь, сто сдесь все, дзентельмены. Посвольте мне использовать тсемодан для перевоски Солотой Птисы. — Шепелявый человек по-прежнему оставался невидимым, невозможно было определить его возраст по голосу.

Сильвиус перевернул чемодан, а Доусон с ловкостью банкира пробежал опытными пальцами по пачкам банкнот.

Холмс отпрянул в сторону, и глазок неожиданно закрылся.

— Ватсон, быстрее! Мы должны выбраться отсюда. Золотая Птица снова в пути, но на этот раз мы последуем за ней.

Я понял намерения Холмса. Если нам удастся быстро выйти на улицу и добраться до входа в клуб, чемоданчик укажет на неизвестного, который только что приобрел разыскиваемую нами статуэтку. Держась за плечо моего друга, я начал спускаться по лестнице. Внезапно Холмс замер. Я почувствовал, как напряглись его мускулы: снизу доносились неясные звуки.

«Мы в ловушке! — пронеслось у меня в мозгу. — Выход отрезан!»

Неожиданно позади нас в клубе «Нонпарель» прогремел выстрел, а вслед за ним и залп. Послышались крики и топот. Тишина, которую мы так тщательно соблюдали, была взорвана со всех сторон.

— Назад, к глазку, дружище! — крикнул Холмс. — Посмотрите, что там произошло. Я буду охранять лестницу.

На мгновение все стихло. И я услышал тонкое пение стали: Холмс извлек спрятанный в трости клинок. Внизу отчетливо прозвучали осторожные шаги, в воздухе запахло чем-то сладким и пряным.

Я добрался до глазка и откинул крышку. Сильвиуса не было. Барон Доусон вытаскивал из ящика стола револьвер. Какой-то бородатый человек двигал стол, собираясь, по всей видимости, забаррикадировать дверь. Этот незнакомец торопливо говорил:

— Все произошло неожиданно, барон. В игорный зал хлынули китаезы. Покупатель, естественно, кинулся к двери.

— Что происходит внизу? — ядовито спросил Доусон.

— Наши парни удерживают кухню, буфетную и бар. Если нечестивые китайцы попробуют подняться сюда, это им дорого обойдется.

Разговор был прерван беспорядочной стрельбой. За моей спиной вдруг раздался крик боли; я резко обернулся. С лестницы скатилось тело. Снова запахло сладким, и я узнал запах пряностей. Столь многочисленные в этом районе китайские докеры буквально пропитаны этим ароматом. Припомнив разговор в кабинете Доусона, я понял, что на клуб напала целая банда китайцев. Выхватив револьвер, я бросился к Холмсу. Снизу доносились приглушенные звуки чужеземной речи. Мы затаились на площадке, чутко прислушиваясь к шуму внизу.

Внезапно раздался скрежет и над нашими головами открылся люк, в квадратном отверстии показалось ночное небо.

— Господи, Холмс, они уже на крыше!

Но сверху раздался голос, обласкавший мой слух и принесший неимоверное облегчение:

— Мистер Холмс, вы там, внизу? Это Тощий.

— Совершенно верно, Гиллиган, — самым невозмутимым тоном ответил Холмс.

— Поднимайтесь сюда, сэр. В квартале становится довольно жарко.

Я ожидал, что Холмс последует совету взломщика, но сыщик внезапно метнулся вниз. В лунном свете сверкнул клинок. Раздался еще один крик боли, и чье-то тело с шумом полетело вниз. А великий детектив уже подтягивался на руках, протискивая свое худое мускулистое тело в проем люка.

— Держитесь за мои ноги, Ватсон. Мы вытащим вас.

Для верности дважды выстрелив из револьвера, я поднял левую руку и схватил Холмса за лодыжку. Оттолкнувшись от перил, я выпустил оставшиеся пули в основание лестницы, отшвырнул мое верное оружие и, неистово извиваясь, ухватился правой рукой за кисть Гиллигана. Соединенными усилиями великий сыщик и знаменитый взломщик вытащили меня наверх. Гиллиган поспешно запер люк. Отдышавшись, я подошел к краю крыши.

Внизу кипел настоящий бой, издалека доносились свистки: приближалась полиция. Заслышав полицейских, сражающиеся бросились врассыпную. Мы тоже не стали дожидаться представителей власти и, предшествуемые Тощим Гиллиганом, начали отступление по крышам.

Гиллиган, как видно, хорошо знал дорогу, и постепенно звуки боя затихли в отдалении.

Вскоре мы оказались на булыжниках мостовой. Для верности отойдя еще на пару кварталов от злополучного клуба, мы наконец позвали кеб.

Возница слышал шум драки и спросил, не знаем ли мы, что произошло. Холмс охотно удовлетворил его любопытство.

— Обычный полицейский налет на игорный притон, — сказал он.

— Вот не повезло кому-то, — посочувствовал кебмен.

Я от души согласился с мнением нашего возницы.

4

ЗАШИФРОВАННОЕ ПОСЛАНИЕ

Как же я был счастлив, когда кеб остановился наконец возле дома 221-б по Бейкер-стрит. Никогда еще владения миссис Хадсон не казались мне такими милыми и уютными.

Слуга Билли открыл дверь раньше, чем мы успели позвонить.

— Я передал ваше послание мистеру Гиллигану, — сообщил он Холмсу с застенчивой улыбкой.

— Этим вы оказали большую услугу доктору Ватсону и мне, — ответил Холмс.

Только теперь я понял, что чудо нашего спасения из клуба «Нонпарель» было организовано Холмсом.

Мы расположились в гостиной и попытались хоть немного навести порядок в той безумной неразберихе, которая сопутствовала нам в течение нескольких последних часов. Холмс не торопился, задумчиво набивая трубку табаком из знаменитой персидской туфельки. Ничто не могло нарушить и привычного спокойствия Тощего Гиллигана. Ведь именно стальные нервы сделали его в свое время королем взломщиков, и только встреча с Шерлоком Холмсом заставила Тощего порвать с преступным прошлым.

Я не находил себе места, изнывая от любопытства. Но я сдерживал поток вопросов, готовых сорваться с языка, по опыту зная, что лучший способ узнать что-либо у Холмса — молчание.

Наконец Холмс заговорил:

— Ваше появление было приятной неожиданностью для доктора Ватсона и меня, Гиллиган. Благодарим вас.

Бывший взломщик безразлично махнул рукой, словно спасение на крышах было его повседневным занятием.

— Когда Билли передал мне ваше письмо, я поспешил в клуб «Нонпарель», полагая, что смогу быть вам полезен. Вы же, как я понял, занимаетесь делом этого парня из Суррея.

— Баркер связывался с вами? — спросил Холмс.

— Да, я получил от него письмо — но адресованное вам.

— Баркер убит, — спокойно сообщил Холмс.

Гиллиган кивнул в ответ. Он передал запечатанный конверт Холмсу.

— Тьма понемногу рассеивается, — сказал сыщик. — Одно послание Баркер оставил в своей комнате, другое передал через вас. Надеюсь, сопоставив оба письма, я пойму, что же сыщик из Суррея хотел сообщить мне на самом деле.

Гиллиган нахмурился:

— Но зачем он послал письмо мне, ведь мы никогда не были знакомы?

— Причиной тому Ватсон, — ответил Холмс. — Как выяснилось, Баркер был одним из его самых восторженных читателей. Оставленное им письмо полно ссылок на рассказы нашего уважаемого доктора. Так что сведениями о наших с вами отношениях, Гиллиган, Баркер обязан моему другу и помощнику.

Баркер поступил разумно, подумал я, ведь Тощий Гиллиган — один из вернейших союзников Холмса.

Взломщик понимающе кивал головой.

— Я изучу письмо Баркера позднее, — продолжал Холмс. — Поговорим на другую тему. Вы когда-нибудь слышали о Золотой Птице?

Это словосочетание ничего не говорило Гиллигану, и он промолчал.

— Древнее произведение искусства. Скульптура из чистого золота.

Гиллиган издал тихий свист:

— Если бы что-нибудь подобное имелось в здешних местах, я знал бы об этом.

— Вещь совсем недавно попала в Англию, — возразил Холмс. — Это абсолютно достоверная информация: мы с Ватсоном видели статуэтку сегодня ночью. Давайте попробуем с другого конца, Тощий. Не припомните ли вы какое-нибудь необычное происшествие за последнее время?

— Что ж, сэр, в жизни постоянно происходят странные события. Но, боюсь, ничего интересного для вас я не знаю.

— Хорошо, — сказал Холмс. — А может быть, произошло что-то совершенно незначительное, но поворот событий был несколько странным? Прошу вас, подумайте!

Гиллиган задумчиво прищурил глаза:

— Разве что этот китаец со «Звезды Азии»…

— Китаец?! — непроизвольно вырвалось у меня. — Сегодня мы по горло сыты китайцами.

Холмс не обратил внимания на мою реплику. Его взгляд был прикован к Гиллигану.

— Видите ли, на корабле «Звезда Азии» зарезался матрос-китаец. Обычное дело. Эти узкоглазые играют по своим правилам, о которых мы не имеем никакого понятия. Я вспомнил эту историю, потому что был шум при осмотре его пожитков. Вроде бы у покойного был какой-то идол, так говорили все его товарищи. Но вещь исчезла. Пара узкоглазых заявила, что умерший был их родственником и идол принадлежит их семье. Что ж, китайцы очень похожи друг на друга. Может, они были родственниками, а может, нет.

— Этот предмет случайно не был изображением Будды? — спросил Холмс с горящими от возбуждения глазами.

— Именно так он назывался, мистер Холмс. Значит, и вы слышали эту историю?

— Нет, — признался сыщик. — Но одна из религий, распространенных в Китае, — буддизм. А буддисты обычно путешествуют с изображением своего бога. — Он вскочил на ноги и подошел к книжной полке. — Мне кажется, что здесь есть зацепка.

Холмс взял с полки последнее издание «Регистра судоходства Ллойда». Пока мы с Гиллиганом обменивались удивленными взглядами, мой друг быстро перелистывал страницы, потом на мгновение углубился в чтение и, наконец, повернулся к нам с торжествующей улыбкой:

— Это кое о чем говорит. «Звезда Азии» из Гонконга. Порты назначения: Коломбо, Александрия, Стамбул, Триест, Венеция, Лиссабон и Лондон. Заметьте: Константинополь. Магазин Абена Хассима, из которого исчезла Птица, находится именно в Стамбуле. Вы помните, Ватсон, что говорил Линдквест?

— Вы связываете простого матроса с похищением бесценной статуэтки? — несколько изумился я.

— Дорогой Ватсон, изображения Будды бывают любого размера, в том числе и очень большими. А предметы культа обычно не вызывают подозрений — даже у таможенников. Представим себе, что статуя Будды — всего лишь футляр для Золотой Птицы.

Логика Холмса нашла у меня мгновенный отклик:

— Матрос-азиат был только средством доставить Птицу в Лондон. — Потом мне пришла в голову другая мысль. — Но почему игорный дом Доусона подвергся настоящей атаке китайцев?

— Давайте представим себе гипотетическую ситуацию, — сказал Холмс. — Золотая Птица была украдена в Стамбуле, когда в тамошнем порту стояла «Звезда Азии». Кражу спланировали китайцы или кто-то нанявший китайцев. Птица, спрятанная в Будде, транспортировалась морем, что заняло гораздо больше времени, нежели перевозка по железной дороге. На это время следы статуэтки затерялись. Неудивительно, что в Лондоне никто ничего не знал о Птице — ее там попросту не было. Когда же «Звезда Азии» прибыла в Саутгемптон, курьера-китайца убили, а статуэтка исчезла.

— Шайка Доусона! — воскликнул я.

— Нанятая кем-то, кто охотился за этим произведением искусства.

— Шепелявым посетителем клуба «Нонпарель»?

Даже невозмутимый Гиллиган удивленно вскинул на меня глаза.

— Сомневаюсь, — ответил Шерлок Холмс. — Скорее я представляю его эмиссаром. Он пришел в клуб Доусона с крупной суммой денег. Не исключена возможность двурушничества со стороны Шепелявого. Доусон же вряд ли вел двойную игру: слишком он и его люди доступны для возмездия. Но это не имеет значения. Однако совершенно очевидно, что вдохновитель кражи в Константинополе узнал, что именно банда Доусона похитила Птицу. Это объясняет нападение на клуб «Нонпарель».

— Поразительно, Холмс! — воскликнул я. — Значит, в деле замешаны две шайки?

— В этом не приходится сомневаться, — подтвердил мой друг. — Но вернемся к вопросу о Птице. Такие сложные махинации, столько участников. Почему? Я готов признать, что двадцать три дюйма чистого золота стоят кругленькую сумму, но недостаточную все же, чтобы окупить затраченные усилия. Услуги организации Доусона стоят дорого.

Вспомнив полный денег чемоданчик на столе барона, я согласился с моим другом.

Холмс продолжал:

— Этой ночью мы едва не ввязались в серьезное побоище. По меньшей мере две дюжины азиатов были готовы на все, лишь бы захватить статуэтку. Не припоминаю другого такого случая в уголовной истории Англии, подобные сцены характерны скорее для американских банд. Какова же должна быть подлинная стоимость вещи, если вокруг нее кипят такие страсти?

— А может быть, Золотая Птица — предмет поклонения какой-нибудь религиозной секты? — без особой уверенности предположил я.

Холмс покачал головой:

— Насколько мне известно, Рух — просто древний мифологический персонаж и не играет никакой роли в организованных религиозных движениях. Нет, Ватсон, мы столкнулись с проблемой, которая указывает на недостающую нам информацию.

Некоторое время Холмс с задумчивым видом шагал по комнате, потом резко повернулся в нашу сторону:

— Мы точно знаем, что Золотая Птица в Лондоне. Но необходимо выяснить, осталась она в распоряжении барона Доусона, или шепелявый человек успел покинуть клуб «Нонпарель». Тощий, постарайтесь разузнать как можно больше о происшествии в клубе, обращая особое внимание на информацию о человеке с черным чемоданчиком.

Гиллиган кивнул.

— Есть какое-нибудь описание этого парня? — спросил он.

— Увы, — огорченно ответил Холмс. — Мы не видели его, но он заключил сделку с Доусоном и Сильвиусом и вполне мог уйти с Птицей за минуту до нападения на клуб.

Проводив взломщика, Холмс наконец взялся за письмо.

Несколько мгновений он читал молча, потом обратился ко мне:

— Это заинтересует вас, Ватсон: «Дорогой Шерлок Холмс, зная по рассказам доктора Ватсона о вашей любви к разного рода головоломкам, позволю себе предложить вам еще одну». — Холмс с одобрением кивнул. — Обратите внимание, Баркер пишет так, словно мы никогда с ним не встречались. Если бы письмо попало в чужие руки, никто и не заподозрил бы, что оно содержит важное сообщение. Дальше Баркер приводит список вопросов. Первый: «Что было из Агры?»

— Это совсем просто, — тут же отозвался я. — Сокровище Агры. Я хорошо помню это, Холмс, потому что это было второе ваше дело, отчет о котором я опубликовал.

— Под мелодраматическим заголовком «Знак четырех», — согласился Холмс. — Второй: «С чем было связано дело в Йоксли?»

— С золотым пенсне.

— Я думаю, что в этом вопросе ключевым является слово «золотое», — сказал Холмс. — Рассмотрим третью загадку Баркера: «Чем занимался Вильсон?»

— Это не сложно, — торжествующе ответил я. — Вильсон дрессировал певчих птиц, точнее — канареек.

— Из того, что нам уже известно, можно сделать вывод, что значение этого слова скорее «птица», чем «канарейка». Теперь у нас есть ряд слов: сокровище — золотой — птица. Пока все ясно. А вот четвертый вопрос ставит меня в тупик. Посмотрим, Ватсон, что вы на это скажете: «Что вызвало горячку у головастика?»

— Господи, это странный ключ. Но подождите… — я был так возбужден, что почти кричал. — Головастик — это же школьное прозвище Перси Фелпса!

— Превосходно, Ватсон! Фелпс получил мозговую горячку из-за того, что похитили важный документ. Тут, очевидно, зашифровано слово «похищение», тем более что пятый вопрос звучит так: «Из Тринкомали в…?»

Я на мгновение задумался.

— Это должно относиться к необыкновенному приключению братьев Аткинсон в Тринкомали, но…

— Да вспомните же следующий эпизод! Братья бежали в Константинополь.

— Верно, Холмс! Сокровище… золотая… птица… похищение… Константинополь… Что дальше?

— «Эдуардо Лукас и Мильвертон».

— Но они оба мертвы. — Я изумленно уставился на Холмса.

— Да, но у них, конечно, есть что-то общее.

— Оба были шантажистами. Лукас чуть не погубил министра по европейским делам в истории о втором пятне…

— …А Чарльз Аугустус Мильвертон был не менее безжалостным негодяем.

— Но, Холмс, теперь у нас появились два покойных шантажиста. Я не понимаю, какое они могут иметь отношение…

— Давайте смотреть глубже, дружище, — перебил меня Холмс. — Чем занимаются шантажисты?

— Вытягивают деньги, высасывают кровь из своих жертв до последней капли.

— Согласен, согласен. А не кажется ли вам, Ватсон, что шантажист — это в известной степени коллекционер?

Я не мог уследить за ходом его мысли, и Холмс разъяснил:

— И Лукас и Мильвертон собирали или, если хотите, коллекционировали компрометирующие документы, терпеливо и упорно выискивая доказательства чужих ошибок и преступлений. Мне думается, Баркер намекает, что в погоне за Золотой Птицей участвуют два коллекционера. Поскольку речь идет о статуэтке, логично предположить, что это собиратели предметов искусства. Как мы с вами убедились сегодня ночью, по крайней мере один из них баснословно богат.

— Полный чемодан денег, — машинально произнес я и был награжден кивком.

— Также достоверно известно, что другой командует целой армией приспешников. Итак, мы твердо знаем, что наши таинственные коллекционеры обладают могуществом и богатством.

Когда я кивнул, Холмс снова вернулся к письму.

— И снова мне необходима ваша помощь, дружище. Седьмой вопрос: «Когда родилась Мэри Морстен?»

— Моя дорогая Мэри родилась в 1861 году, — печально ответил я. — Но я не совсем понимаю…

— Погодите, может быть, следующий вопрос даст нам подсказку: «У Виктора Хатерли был…?»

— Что же там было у этого молодого инженера? — пытался я вспомнить. — Легче сказать, чего у него не было: у него не было пальца.

— Я замечаю, — сказал мой друг, — что Баркер неравнодушен к заголовкам ваших рассказов, а этот назывался «Палец инженера», если я не ошибаюсь.

— Гм… Виктор Хатерли был без пальца? У него был отнят палец?

— Подождите, — сказал Холмс. — Если дата — наш седьмой ключ, не будет ли восьмым глагол «отнять»?

— «У Виктора Хатерли был отнят палец». Пожалуй, вы правы. Каков следующий ключ. Холмс?

— Он легкий, и я думаю, что картина начинает вырисовываться. «Предмет, сохранявшийся Холдером».

— Берилловая диадема, — торопливо произнес я.

— И в диадеме было тридцать девять бериллов.

— Что ж, Холмс, это очевидно. От 1861 отнять 39 будет 1822.

— Таким образом мы получили новую дату. Но что это означает? — Холмс явно был озадачен. И все же я рискнул спросить:

— Что вы думаете обо всем этом. Холмс?

— Две вещи. Указание на 1822 год — важнейшая информация. Я думаю, это дата и была тем срочным сообщением, которое бедный Баркер нес к Линдквесту, когда встретил свою судьбу.

— Каков ваш второй вывод?

— Я окончательно убедился: Баркер был верным читателем ваших печатных трудов, дорогой Ватсон.

5

В БЕРЛИН

Пробило десять, когда я спустился из спальни и обнаружил, что Холмс опередил меня и уже принимал посетителя. Утренний гость, казалось, наслаждался дымящимся кофе, но я уловил напряжение и подозрительность в брошенном на меня взгляде и догадался, что инспектор Скотленд-Ярда Алек Макдональд явился не только за тем, чтоб засвидетельствовать нам свое почтение.

— Ватсон, вы появились вовремя, — сказал Холмс, наливая мне кофе из огромного серебряного кофейника. — Я как раз слушаю рассказ о необычном событии, произошедшем в Сохо прошлой ночью.

Приняв чашку от Холмса, я попытался изобразить на лице одновременно вежливое внимание и полнейшее равнодушие. Не знаю, удалось ли мне искомое выражение, но все мои потуги пропали даром: инспектор не смотрел в мою сторону.

— Зная вашу осведомленность во всем, что касается преступного мира, мистер Холмс, я удивлен, что вы еще не слышали об этом.

— Расскажите нам все, — сказал я, подсев к столу, в надежде, что фраза прозвучала вполне беспечно.

— Прошлой ночью на клуб «Нонпарель» напала целая банда китайцев. Было порядочное побоище.

— Много пострадавших? — спросил Холмс.

— Пару азиатов ранили. Мы доставили их в Скотленд-Ярд, но они не понимают или делают вид, что не понимают по-английски. Несколько парней барона Доусона, это хозяин клуба, тоже получили ранения. Вот и все, что нам известно. Возможно, были другие убитые или раненые, но тела убрали до нашего прибытия.

— Это похоже на крупное дело. У вас есть какие-нибудь предположения о причинах столкновения?

— Пока нет, мистер Холмс. Доусон получал свою долю сразу от нескольких сомнительных заведений. Мы уже много лет знаем это. Возможно, именно он стал главой лондонских преступников после гибели профессора Мориарти. Скотленд-Ярд считал целесообразным не трогать клуб «Нонпарель», поскольку мы постоянно наблюдаем за этим заведением и иногда получаем оттуда ценную информацию. Китайцы владеют многочисленными игорными притонами, но происшествие нельзя расценить как территориальный спор: у Доусона своя клиентура.

Неожиданно инспектор бросил проницательный взгляд на великого детектива:

— Я надеялся, мистер Холмс, что именно вы прольете немного света на это событие.

— Замечательно, мистер Мак, что вы пришли ко мне по вопросу о клубе «Нонпарель», — просто ответил Холмс. — Мы с Ватсоном недавно были там.

По лицу Макдональда было видно, что он с трудом удерживается от вопроса. Но инспектору удалось промолчать.

— Я хотел убедиться, честно ли там ведется игра, — продолжал Холмс. — Но нам с Ватсоном не повезло. Мы потеряли трость с клинком и армейский револьвер Ватсона, который он оставил в кармане пальто.

Мне, к счастью, удалось подавить удивление, услышав чистый вымысел моего друга.

— Я надеялся, — заявил Холмс, — что эти два предмета будут обнаружены, и, согласно правилам, сегодня утром отправил Лестрейду письмо с сообщением о пропаже.

Губы Макдональда сжались в тонкую линию:

— Необходимость в поисках отпала, сэр. Запачканный кровью клинок был обнаружен на ступенях пристроенного к клубу склада. А «веблей-скотт» армейского образца без единого патрона в барабане был найден на той же лестнице. Могу добавить, что вокруг были пятна крови, но тела найдены не были. Зато во множестве обнаружены обрывки азиатской одежды.

Холмс больше не пытался имитировать невинность. Он искренне уважал проницательность.

— Складывается впечатление, что китайцы отлично знают историю клуба и знакомы с расположением потайных выходов из него. Если я не ошибаюсь, один из таких выходов был устроен на складе.

Макдональд оценил откровенность Холмса:

— Что ж, господа, я прослежу, чтобы вам вернули ваши вещи. Я разочарован, так как надеялся, что вы находились в здании во время стычки и могли бы снабдить нас ключевой информацией по этому делу. Скотленд-Ярд сбит с толку.

— Возможно, я смогу кое-чем помочь, — сказал Холмс. — Думаю, что эта схватка не была попыткой одной преступной группировки запугать или сместить другую. Разумнее предположить, что Доусон располагал некоей ценностью, за которой охотилась группировка азиатов. Не знаете ли вы, какой именно?

Инспектор покачал головой:

— Нет, сэр. Ни в доках, ни в других местах скопления китайцев не происходило крупных ограблений, которые я мог бы связать с этим делом.

— Тогда используем другой подход. Кто, по вашему мнению, мистер Мак, может располагать организацией и людьми для нападения на клуб «Нонпарель»?

— Если мы говорим конкретно о китайской группировке, можно назвать только одно имя.

— Чу Санфу? — Холмс скорее утверждал, чем спрашивал.

— Точно, — согласился Макдональд. — Этому тигру достаточно поманить пальцем, и к его услугам будет сотня людей.

— Я слышал, — задумчиво произнес Холмс, — что Чу теперь не так активен, как раньше.

— Он очень старается создать такое впечатление. И все же не следует пересекать ему дорогу. Доказательством своего могущества Чу Санфу неизменно избирает груды трупов.

Я больше не мог сдерживаться:

— Господа, что это за восточное чудовище?! И как получилось, что я никогда раньше не слышал об этом Чу Санфу?!

Глядя на огонь, Холмс ответил мне мечтательным голосом:

— Китайцы загадочны и сдержанны, дорогой Ватсон. Они беззаветно преданы обычаям родной земли. Сама структура их общества — строго охраняемая тайна. Эти люди полностью замкнуты, они совершенно не терпят вмешательства посторонних, и хотя их жизнь проходит как будто на наших глазах, на самом деле она тщательно скрыта.

Макдональд согласно кивнул:

— Долгие годы Чу безраздельно властвует в китайской общине. Опиумные притоны, игорные дома, контрабанда наркотиков — все это контролируется им. Он также занимается крупными экспортно-импортными операциями, которые, насколько нам известно, законны. Но последнее время, если говорить о его незаконной деятельности, он ушел в подполье. Да, Чу Санфу по-прежнему распоряжается жизнью и смертью людей, но теперь он стал много осторожней и его враги просто исчезают. В водах устья Темзы.

Мечтательная задумчивость Холмса исчезла. Он проницательно смотрел на инспектора:

— Что, по мнению Скотленд-Ярда, заставило старого дьявола изменить образ действий?

Макдональд оставил без внимания вопрос моего друга. Он сказал уклончиво:

— Я также опасаюсь войны банд и хотел бы знать причины схватки в клубе «Нонпарель».

— Вы предлагаете сделку, мистер Мак? — Холмс поднялся и вытряхнул в камин остатки табака из трубки.

— Совершенно верно, — без колебаний ответил инспектор.

— Вы рискуете. Я знаю не так уж много, а ваша агентура в китайском квартале, несомненно, превосходит мою.

— И все же, мистер Холмс, я предлагаю обмен информацией.

— Хорошо. — Пальцы Холмса потянулись к персидской туфельке за очередной порцией табака. — Я думаю, что Доусон был нанят для охоты за древним произведением искусства, которое хочет заполучить Чу Санфу.

Инспектор с минуту обдумывал услышанное.

— Вероятно, это произведение обладает огромной ценностью?

— Если это и так, то речь не о художественной ценности вещи. Это не Мона Лиза и не маска Тутанхамона.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.