Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Взрыв произойдет сегодня

ModernLib.Net / Томан Николай Владимирович / Взрыв произойдет сегодня - Чтение (стр. 1)
Автор: Томан Николай Владимирович
Жанр:

 

 


Предупреждение Хмелева

      В дверях появился седой бородатый мужчина в брезентовом плаще. Высокий, слегка сутуловатый, он будто нес на плечах своих непосильную тяжесть. Широкое, с крупными чертами лицо его казалось усталым.
      — Разрешите, товарищ Дружинин? — низким, чуть-чуть глуховатым голосом спросил он.
      Секретарь райкома партии молча кивнул. Он хорошо знал старика Хмелева еще в довоенные годы.
      Хмелев твердым шагом подошел к столу, попросил разрешения сесть.
      — Да, пожалуйста, — с любопытством разглядывая старика, ответил Дружинин.
      — Я не оправдываться к вам пришел, Владимир Александрович, — взволнованно произнес Хмелев, и знаю, что мне теперь не очень-то доверяют.
      Большим клетчатым платком он вытер пересеченный глубокими морщинами загорелый лоб, вздохнул и произнес, чуть понизив голос:
      — Я к вам по очень важному делу… — Помолчав, будто собираясь с мыслями, добавил: — Пришел предупредить вас.
      — Предупредить? — Владимир Александрович резко поднял брови. Хмелев спокойно выдержал пристальный взгляд Дружинина и сказал:
      — Я знаю, что вы только что из области вернулись. Надо полагать, директивы важные привезли?
      — Какое это имеет отношение к вашему предупреждению? — насторожился Дружинин.
      — Прямое. Я хочу сообщить вам, что один из краснорудских заводов заминирован. А ведь их, наверно, скоро будут восстанавливать.
      — То есть как это заминирован? — не понял Дружинин.
      — Фашисты поставили на одном из заводов мину замедленного действия, пояснил Хмелев.
      — Откуда вам это известно?
      — Длинная история…
      — Рассказывайте.
      Дружинин достал папиросы, закурил, предложил Хмелеву. Тот вежливо отказался.
      — По-прежнему некурящий?
      — По-прежнему, Владимир Александрович… А о замысле фашистов узнал я таким образом… Но тут мне придется рассказать вам, как я жил в те дни. В партизаны, как вы знаете, я не пошел, а остался в городе. Фашисты, видя, что человек я немолодой, беспартийный, к тому же собственный домик имею, решили меня привлечь на свою сторону. Предлагали частную мастерскую открыть или пойти работать в полицию. Хвалиться не буду — в морду за такие предложения я им не плевал, а отвечал очень спокойно, что человек я нейтральный и люблю тишину. На деле-то, впрочем, помогал я кое-чем местным партизанам… Разные сведения полезные им сообщал, выполнял кое-какие поручения. Были бы живы командир с комиссаром партизанского отряда, они бы это засвидетельствовали… Хмелев взглянул на Дружинина, невесело улыбнулся и продолжал:
      — Вот видите: обещал не оправдываться, а не, сдержался. Уж очень обидно мне, Владимир Александрович!.. Ну да ладно, не будем об этом… А фашисты между тем всё обхаживали меня. Особенно обер-лейтенант Гербст старался. На квартире у меня он стоял, добряка передо мной разыгрывал. Похлопал раз меня по плечу и говорит:
      «Папаша, советской власти капут. Надо привыкать к новым порядкам. Местечко тепленькое себе облюбовать, пока не поздно». Вижу я — дело плохо. Надо или врагам служить, или в лес подаваться. Но тут Михаил Петрович, комиссар партизанского отряда, которому я обо всем докладывал, вдруг предложил: «Соглашайся на их предложение, Тихон Егорыч. Открывай частную лавочку, она будет нам хорошим прикрытием: мы при ней явочную квартиру организуем…»
      Однако тут беда случилась. В тот же день в тяжелом бою погиб комиссар не успев, видимо, сказать о своем замысле командиру отряда, — продолжал Хмелев, переведя дух. — Я, впрочем, о его смерти не знал ничего, и удивлялся, почему никто из партизан ко мне не приходит. Только позже стало мне известно, что попал партизанский отряд в засаду и потерял многих своих бойцов. Я между тем дал обер-лейтенанту Гербсту согласие открыть частную кузнечную мастерскую. Гербст был инженерным офицером и имел от командования задание организовать механические мастерские. На восстановление заводов у них, видно, силенок не хватало…
      Хмелев говорил все эта задумчиво, низко опустив седую голову. Но вдруг он встрепенулся и тихо спросил Дружинина:
      — Не длинно я говорю, Владимир Александрович?
      — Нет, ничего, продолжайте.
      — Ну так вот, прежде чем отпустить мне средства на предприятие, Гербст потребовал, чтобы я присягнул ему письменно. Писарь прочел мне гербовую бумагу, в которой говорилось о сотрудничестве с германским командованием, а обер-лейтенант протянул мне свою автоматическую ручку. Я не задумываясь отверг бы это требование Гербста, если бы не приказание комиссара соглашаться на все. И я подписал документ… Вскоре, однако, гитлеровцам стало не до частных предприятий. Дела у них на фронте с каждым днем ухудшались, а советская артиллерия гремела все ближе. И вот однажды утром узнали мы, что комендант на нагруженной награбленным добром машине выехал из города. Бежали за ним и остальные фашисты. Только несколько небольших воинских частей да саперная рота Гербста остались в городе. Утром того же дня обер-лейтенант вызвал меня к себе.
      «Хмелев, вы, кажется, работали мастером на одном из местных заводов?» спросил он.
      «Работал», — ответил я.
      «На каком?»
      «На заводе имени Лазо».
      «Это, кажется, один из самых крупных заводов районе?»
      «Да, самый крупный».
      «И его при случае русские будут в первую очередь восстанавливать?»
      «Восстанавливать-то будут все заводы, конечно», — заметил я. Но обер-лейтенант Гербст свирепо посмотрел на меня и закричал:
      «Отвечайте только на то, о чем спрашивают, черт бы вас побрал! В первую ли очередь будут восстанавливать этот завод?»
      «Полагаю, что в первую», — ответил я, не понимая к чему он клонит.
      Обер-лейтенант не стал меня больше ни о чем спрашивать. Он набросил на плечи плащ и вышел на улицу с одним из своих унтеров. Подождав немного, я направился следом за ними, держась на некотором расстоянии. Фашисты пришли на завод имени Лазо. Я не рискнул последовать за ними и спрятался неподалеку, за развалинами дома. Минут через десять к заводу подъехала немецкая военная машина с солдатами. Среди них я увидел ефрейтора Шретера, часто приходившего к Гербсту, и догадался, что это были саперы обер-лейтенанта. Солдаты сгрузили с машины несколько ящиков, в которых обычно паковались немецкие стандартные заряды взрывчатки. Я сообразил, что фашисты затевают что-то недоброе, и хотел было пробраться к заводу поближе, но в это время чья-то цепкая рука схватила меня за плечо. Я обернулся и увидел Гербста.
      «Что вы разгуливаете по городу в такую скверную погоду, господин Хмелев?.. — ядовито процедил он сквозь зубы. Потом повернулся к одному из своих подчиненных и добавил: — Ефрейтор, проводите господина Хмелева на квартиру и заприте его там на ключ».
      Я просидел взаперти до вечера.
      Гербст вернулся домой усталый и злой. Мундир его был выпачкан глиной и известью. Вскоре зашел ко мне денщик его Ганс и втолкнул меня в комнату Гербста.
      «Хмелев, — строго сказал Гербст, — помните ту бумагу, которую я дал вам подписать?»
      «Помню», — ответил я.
      «Ну, так вы теперь ею крепко связаны с нами. Мы собираемся оставить русским сюрприз — сотню–другую килограммов тола. Знайте же, что в один из ящиков с толом я положил подписанный вами документ с клятвенным обещанием служить немецкому командованию. Если кто-нибудь найдет нашу мину, он найдет и этот документ. По-моему, вам будет выгоднее, если мина спокойно взорвется и уничтожит компрометирующую вас бумагу. Не так ли?»
      «Да, конечно, — пришлось согласиться мне. — Но как же я буду оберегать мину, если не знаю, где она поставлена?»
      «Ничего, — ответил Гербст, — вам и незачем это знать.
      Постарайтесь только отвлечь внимание от этой мины, если будут ее разыскивать. Это в наших общих интересах. Вам ведь несдобровать, если найдут расписку».
      На этом наш разговор окончился. Гербст торопливо принялся писать что-то, и я подумал, что, может быть, это донесение коменданту города…

Недописанное донесение

      Хмелев облизнул пересохшие губы и попросил воды. Дружинин молча подал ему стакан. Хмелев отпил несколько глотков, вытер платком губы и продолжал:
      — В городе между тем все чаще раздавались выстрелы. И вдруг где-то недалеко разорвалась граната. В комнату Гербста с диким криком «Русские автоматчики!» вбежал денщик. Обер-лейтенант выругался, скомкал бумагу, на которой писал, и сунул ее в карман. Надев шинель, он быстро вышел во двор. Денщик, схватив чемодан, поспешил за ним следом. Тут уж и я не стал больше медлить. У меня в сарае был запрятан немецкий парабеллум. Я вытащил его, проверил обойму и выбежал на улицу. В конце ее мелькали две темные фигуры. В одной из них, высокой и тощей, я узнал Гербста. За ним спешил Ганс с чемоданом. Они направлялись к зданию комендатуры, где их ожидала последняя немецкая машина, уходившая из города. Нагнав фашистов, я, почти не целясь, разрядил пистолет, Гербст упал на землю, а Ганс, бросив чемодан, скрылся за углом. Я не стал его преследовать: сумерки сгустились настолько, что трудно было ориентироваться…
      — Ну, а Гербст?
      — Гербст лежал без движения. Я нагнулся над ним и пощупал пульс. Пульс не бился. Торопливо обыскав карманы обер-лейтенанта, я вынул все, что там находилось. Среди документов Гербста я нашел его донесение коменданту города майору фон Циллиху…
      Хмелев умолк и тяжело вздохнул.
      — Что же было в донесении? — нетерпеливо спросил Дружинин.
      — Все, кроме самого главного… В нем не было указано место минирования.
      — Но что же там, в таком случае, было?
      — Вес мины и время, когда она должна взорваться.
      — Когда же?
      — В нынешнем году. Взволнованный Дружинин встал.
      — Почему об этом вы сообщаете только сегодня? — настороженно спросил он.
      — О том, что один из заводов заминирован, — спокойно ответил Хмелев, — я доложил, как только в город вошли наши войска. Я даже передал командиру саперной части донесение Гербста, полагая, что оно пригодится ему.
      Дружинин широко зашагал по комнате, размышляя об услышанном.
      — Разве воинская часть не предприняла поисков мины — спросил он, почти вплотную подойдя к Хмелеву. Хмелев выдержал его взгляд и спокойно ответил:
      — Мину искали. Занимался этим капитан инженерных войск Овсянников. Высокий такой, красивый молодой человек. Обшарил он со своими саперами все три завода и нашел мину в канализационных трубах завода имени Лазо. Ну, я после этого немного успокоился, решив, что опасность устранена. К тому же до сих пор мина, по сути дела, и не угрожала никому: заводов-то фактически не было. А вот сегодня, узнав, что вы вернулись из области и, возможно, привезли какую-нибудь директиву о восстановлении заводов — об этом ведь давно в городе поговаривают, — я снова встревожился и подумал, что фашисты могли, кроме канализационных труб, и еще где-нибудь мину поставить.
      — А расписку-то вашу саперы нашли? — поинтересовался Дружинин.
      — Не знаю… Овсянников ничего не говорил мне о ней. Не нашли, пожалуй…
      Дружинин задумался, прошелся несколько раз по комнате и спросил:
      — Больше ничего вы не можете рассказать?
      — Это все, что я знаю, Владимир Александрович, — ответил Хмелев, вставая. — Если у вас не будет больше вопросов, могу я уйти?
      — Да, конечно, можете идти. Вопросов пока больше не будет.

Опасения Шубина

      Секретарь Краснорудского райкома партии Владимир Александрович Дружинин давно уже с нетерпением ждал решение центра о восстановлении заводов своего района. Дождался наконец этого решения, и вот теперь вдруг такая неожиданная помеха!.. Едва сдерживая раздражение, он барабанил пальцами по настольному стеклу, не зная, что предпринять. Потом встал, открыл дверь в приемную и сказал своему секретарю Варе Воеводиной, читавшей какие-то бумаги:
      — Мне нужно с тобой посоветоваться. Зайди-ка на минутку.
      Он знал Варю еще девчонкой, так как она была дочерью его друга, погибшего на фронте, и по-отечески называл ее на «ты».
      — Варя, ты ведь была в городе после ухода фашистов? — спросил он, когда Воеводина вошла в кабинет.
      — Была, Владимир Александрович.
      — Не слыхала ли разговоров о том, что фашисты будто бы заводы заминировали?
      — Нет, не слыхала. А что, разве есть такое опасение? — встревожилась Варя.
      Дружинин кратко сообщил ей о своем разговоре с Хмелевым и тотчас же строго предупредил:
      — Только об этом никому ни слова!
      — Понимаю, Владимир Александрович, не маленькая. Заметив, что Варя слегка побледнела, Владимир Александрович спросил:
      — Чего же ты разволновалась так?
      — Как же не волноваться, Владимир Александрович! — Воеводина подняла удивленные глаза на Дружинина. — Ведь дело идет о судьбе краснорудских заводов, значит, и о нашей с вами судьбе. Ну что за жизнь у нас в городе, да и во всем районе, без этих заводов?
      Дружинин успокоил ее:
      — Не волнуйся, Варя, страшного тут ничего нет. Если мина и стоит где-нибудь, она не ускользнет от нас. Сегодня же мы начнем искать ее, и это не должно отразиться на восстановительных работах. Забот только у тебя теперь прибавится. Адреса всех бывших инженеров, техников и кадровых рабочих краснорудских заводов завтра же должны быть у меня на столе. Справишься?
      — Так точно, Владимир Александрович!
      Дружинин улыбнулся:
      — Ты у меня молодец, Варя! По-военному отвечаешь. Это хорошо. Мы ведь теперь солдаты могучей восстановительной армии, и всё у нас должно быть, как на войне, — быстро и четко. Договорились?
      Варе нравился этот большой беспокойный человек. Он был неутомим в работе и от других требовал того же, однако с ним легко и весело было делать любую, даже самую трудную, работу.
      — Получай, — весело продолжал Дружинин, — еще одно задание: срочно пригласи ко мне капитана Шубина.
      …Начальник районного отделения государственной безопасности капитан Шубин зашел к Дружинину спустя полчаса. Это был высокий, худощавый человек с резкими чертами лица. Поздоровавшись с Владимиром Александровичем, он пристально посмотрел на него.
      — Чувствую, что вы неспроста меня пригласили, Владимир Александрович. Серьезное что-нибудь? — спросил он, закуривая папиросу.
      Дружинин сообщил ему все, что узнал от Хмелева. Капитан слушал его внимательно, делая глубокие затяжки и нервно покусывая кончик папиросы. Сообщение Хмелева заинтересовало его. Когда Владимир Александрович кончил свой рассказ, Шубин спросил:
      — Ну, а что вы сами об этом думаете? Как по-вашему: хитрит или не хитрит старик?
      Дружинин ответил не сразу. Помолчав, произнес задумчиво:
      — Может быть, и мало оснований доверять Хмелеву, но мне почему-то кажется, что он не обманывает. И в самом деле могло так случиться: старик помогал партизанам, был строго законспирирован, знал об этом всего один человек, и вот человека этого не стало… Комиссар местного партизанского отряда действительно ведь погиб незадолго до освобождения города.
      — Все это верно, — подтвердил Шубин, — я допускаю такую возможность, но есть одно обстоятельство, которое заставляет меня насторожиться.
      — Что именно?
      — Все, что вам рассказал Хмелев, он сообщил и мне еще в прошлом году, однако почему-то умолчал о мине, и это мне кажется подозрительным.
      — А мне нет, — возразил Дружинин. — Он не сказал о ней потому, что считал ее неопасной.
      — А теперь?
      — Теперь другое дело. Раньше почти не было риска, если бы она и взорвалась. Развалины от этого не очень пострадали бы. Я даже допускаю, что он, если так можно выразиться, надеялся на взрыв вхолостую: взрыв уничтожил бы неприятный для него документ. Ведь после смерти комиссара Хмелеву нелегко было бы оправдаться. Но когда до него дошел слух, что заводы хотят восстанавливать и взрыв будет угрожать уже не развалинам, а строительству, людям, занятым на стройке, в нем сказался наш, советский человек, — он пренебрег личными интересами.
      — А может быть, он просто пошел на провокацию?
      — На провокацию? — удивился Дружинин.
      — Да, на провокацию, — повторил Шубин. — Хмелев мог просто пустить слух о мине, чтобы взвинтить наши нервы, посеять страх перед возможным взрывом, затормозить восстановление заводов.
      Шубин задумался, скомкал окурок и добавил, чуть понизив голос:
      — Ведь если к делу подойти с психологической точки зрения, то миной замедленного действия может оказаться сама выдумка Хмелева о нависшей над нами опасности.
      Капитан налил в стакан воды из графина, жадно выпил ее и продолжал возбужденно:
      — Все это, может быть, очень тонко задумано. Уличить его в обмане почти невозможно. Он ведь ничего не говорит наверняка, ничего не утверждает. Он только высказывает предположение, но вы уже сомневаетесь, уже не можете быть спокойным. А как будут работать на строительстве инженеры и рабочие, все время чувствуя себя на пороховой бочке, которая вот-вот взорвется…
      — Но для чего же тогда понадобилось ему рассказывать историю о компрометирующем его документе? — спросил Дружинин.
      — Для убедительности. Это ведь тоже чисто психологический прием.
      Владимир Александрович задумчиво прошелся по комнате, заложив руки за спину.
      — Нет, — заявил он, остановившись перед Шубиным, — не убедили меня ваши доводы. Кто такой был Тихон Хмелев до войны? Старый потомственный рабочий, один из лучших кузнечных мастеров на заводе. В общем, честный советский человек. И вот он оказался в городе, оккупированном фашистами… Вы человек осторожный. Вам кажется, что Хмелев поддался уговорам врага и стал предателем, а по-моему, он не мог пойти на это.
      Шубин налил себе еще полстакана воды, но, так и не выпив ее, поспешно заметил:
      — А вы думаете, Владимир Александрович, меня самого не огорчает мысль, что он, может быть, провокатор? Однако я должен предусмотреть и эту возможность, тем более что знаю некоторые черты характера Хмелева.
      — Что-нибудь порочащее его?
      — Нет, всего лишь болезненное самолюбие. Но в условиях оккупации фашисты могли сыграть и на этом.
      — Не думаю, чтобы это было так, — с сомнением покачал головой Владимир Александрович. — Повторяю, я знал его как одного из лучших кадровых рабочих завода. Мы ведь не раз премировали его…
      — Да, да, все это так, — перебил Дружинина Шубин. — Он на самом деле хорошо и добросовестно работал и других учил своему мастерству. Это я по собственному опыту знаю. Я ведь до того, как меня в органы НКВД откомандировали, кузнецом был и искусству кузнечному у Хмелева учился. Мастер он был первоклассный. Это я сразу увидел, но увидел также и кое-что другое. Хмелев — человек старого закала, делал все больше по-старинке, новые приемы осваивал туго. Некоторые молодые рабочие, пришедшие из фабзавуча и теоретически лучше подготовленные, часто позади его оставляли. И это крепко задевало Хмелева… Чем дальше, тем больше обиды скоплялось в сердце старика, — продолжал он после небольшой паузы, — Помню, кто-то из руководителей завода посочувствовал Хмелеву: не трудно ли, мол, работать кузнецом в такие годы? Не пора ли на пенсию? А он понял это так, что им вроде пренебрегают, что он уже не нужен на заводе, и оскорбился, стал мрачен, замкнулся в себе. Ну, а тут оккупация… всякие похвалы и посулы со стороны фашистов. Разве это не могло его подкупить? «Вот когда оценили меня по достоинству!» — мог подумать старик и попасться на удочку. Я рад был бы ошибиться в таком предположении, но бдительность вынуждает меня быть предельно осторожным.
      Дружинин долго ходил по комнате, наконец заметил:
      — Вы правы, конечно. Хладнокровие и беспристрастность тут необходимы. Однако мину мы все-таки начнем искать… и немедленно, сегодня же. Есть ведь у нас в городе саперные части?
      — Всего один саперный взвод во главе с полковым инженером. Я знаком с ним. Синицын его фамилия, Совсем еще молодой человек. Боюсь, что невелик у него военно-инженерный опыт, а ведь мины замедленного действия чертовски замысловатые штуки.
      — Конечно, тут опытный человек нужен, — согласился Дружинин. — Но что поделаешь! Пока запросишь специалиста, много времени потеряешь. Придется поручить это дело Синицыну.

Поиски начались

      После переговоров с командиром полка в распоряжение Дружинина было послано три отделения саперов во главе со старшим лейтенантом Синицыным. Синицын в самом деле был очень молод и почти не имел боевого опыта, так как попал на фронт из военно-инженерного училища незадолго до окончания войны.
      Владимир Александрович объяснил ему задачу и отпустил лишь после того, как убедился, что он понял серьезность создавшейся обстановки.
      Мину начали искать одновременно на всех трех заводах. И лейтенант и его солдаты работали с большим рвением, однако вечером Синицын доложил Дружинину, что обнаружить пока ничего не удалось.
      Владимир Александрович решил посоветоваться с председателем райисполкома о дальнейших действиях. Он уже взялся за телефонную трубку, но тут в его кабинет вошла Варя Воеводина.
      — Владимир Александрович, — сказала она, — могу я сегодня уйти пораньше?
      — Случилось что-нибудь? — спросил Дружинин. — Вид у тебя какой-то странный.
      Варя засмеялась:
      — Не странный, Владимир Александрович, а счастливый! Телеграмму мне только что принесли. Алеша с девятичасовым поездом приезжает.
      — Алеша? — задумчиво произнес Владимир Александрович. — Это кто же такой Алеша?
      — А вот вспомните-ка, Владимир Александрович!
      Дружинин наморщил лоб.
      — Алеша… — повторил он. — Позволь, это не муж-ли твой?
      — Он самый, Владимир Александрович, — счастливо улыбнулась Варя. — Алексей Воеводин, мой муж.
      — Рад за тебя, Варя! — весело отозвался Дружинин. — Поздравляю. Надеюсь, ты познакомишь нас? Я ведь Воеводина только по твоим рассказам знаю. Ну, спеши на вокзал — до прихода поезда полчаса осталось.
      А когда Варя была уже у дверей, Дружинин вдруг окликнул ее:
      — Постой-ка, Варя!.. Воеводин-то твой, кажется, сапер? Капитан инженерных войск?
      — Майор инженерных войск! — с гордостью поправила Варя.
      — Тот самый майор Воеводин, о котором в газетах писали, как он разминировал Ольшанские шахты?
      — Тот самый, Владимир Александрович.
      — И он надолго к тебе?
      — Нет, наверно, ненадолго. На месяц, не больше, — ответила Варя, вдруг сообразив, почему Дружинин спрашивает об этом. Улыбка невольно сбежала с ее счастливого лица. — Не везет мне, Владимир Александрович, — печально добавила она. — Только-только замуж вышла — война началась. И вот с тех пор, как Алексей ушел на фронт, так и не виделись ни разу…
      — Ну-ну, — дружески похлопал ее по плечу Владимир Александрович, — не огорчайся, насмотришься еще на своего Алешу. Я на него посягать не собираюсь, хотя, по правде тебе сказать, такой человек сейчас очень пригодился бы. Ну, торопись! Времени до поезда в обрез. Машину мою можешь взять — она мне пока не нужна.

Майор Воеводин

      На следующий день утром, как только Дружинин вошел в свой кабинет, Варя спросила его:
      — Владимир Александрович, когда вы Алексея принять сможете?
      — Какого Алексея? — не понял Дружинин. — Твоего, что ли?
      — Моего.
      — А почему ты таким официальным тоном спрашиваешь? В любое время приму. Вот в выходной день хотя бы приходите ко мне на чашку чая.
      — Да нет, Владимир Александрович, я о деле говорю. По делу когда вы его принять сможете?
      — Ах, по делу! — воскликнул Дружинин. — Выходит, не выдержала, рассказала ему обо всем?
      — Рассказала, Владимир Александрович.
      — И решили, значит, вы… — начал было Дружинин.
      Но Варя не дала ему договорить:
      — Решили приняться за дело. Лучшего специалиста по минам вам ведь и в военном округе не сыскать.
      — Значит, Алешу своего опять целыми днями видеть не будешь? Или ему отпуск большой дали?
      — Да где там! — вздохнула Варя. — Всего две недели. Меньше, чем думала. Но что поделаешь!.. Если не возражаете, Алексей сейчас к вам явится.
      — Как, уже сейчас? — удивился Дружинин,
      — Ну да, он в приемной ждет.
      Дружинин весело хлопнул ладонью по столу:
      — Молодец ты у меня! Приглашай своего Алексея!
      Вошел высокий и, как показалось Дружинину, немного неуклюжий офицер, с большими руками и добродушной улыбкой:
      — Разрешите представиться? Гвардии майор Воеводин.
      Владимир Александрович протянул ему руку.
      — Будем знакомы. Дружинин, — приветливо сказал он и добавил: — Подполковник запаса… Присаживайтесь, пожалуйста.
      Воеводин сел, Дружинин посмотрел на его добродушное, с крупными чертами лицо и спросил:
      — Где воевали?
      — Под Сталинградом, Белгородом, Невелем. Последние годы — в Прибалтике.
      — Знакомые края, — заметил Дружинин, — тоже довелось там побывать. В каком соединении служили?
      — У генерала Черкасова.
      — Давно в армии?
      — Можно сказать, со школьной скамьи. Прямо из средней школы — в военно-инженерное училище. Войну начал командиром взвода. Теперь вот саперный батальон получил.
      — Извините, что так экзаменую, — улыбнулся Владимир Александрович. Серьезная работа предстоит, вот и интересуюсь, с кем придется работать. Знаете, надеюсь, в чем дело?
      — Так точно. Варя рассказала. Длинными, узловатыми пальцами майор взял папиросу, закурил и добавил:
      — Я навел уже кое-какие справки. Познакомился с полковым инженером старшим лейтенантом Синицыным. Не с того конца, по-моему, принялся он за дело. Приборами такую мину трудно обнаружить. Фашисты, несомненно, поставили тут химический взрыватель замедленного действия. А такие взрыватели обычно из пластмассы изготовляются, так что миноискатели против них бессильны.
      — Чем же тогда разыскивать их? Ведь не щупами же?
      — Собаками-миноискателями, — ответил Воеводин. — Они себя великолепно в этом отношении зарекомендовали. В полку, к счастью, есть несколько таких собак. Если заряд состоит из тола или мелинита и зарыт неглубоко, собаки должны почувствовать его. Но, может быть, немцы применили вещество повышенной мощности, например тетрил, не имеющий запаха, или гексаген, не имеющий ни запаха, ни вкуса…
      Откинув голову на спинку кресла, Воеводин глубоко втянул в себя папиросный дым. Дружинин внимательно присматривался к молодому офицеру. Какое-то противоречивое впечатление производил на него этот майор. Когда он улыбался или отвечал на обычные вопросы, то казался простоватым, не совсем ловким и даже несколько стеснительным человеком. Когда же речь заходила о вещах, видимо очень хорошо знакомых ему, как, например, о подрывной технике, все в нем вдруг преображалось: лицо становилось сосредоточенным, серьезным, менялась даже интонация голоса; движения больших и по виду не очень ловких рук обретали, казалось, несвойственную им точность, жесты делались выразительными.
      Владимир Александрович, всегда немного спешивший делать заключения о людях по первому впечатлению, на этот раз благоразумно воздержался от преждевременных выводов.
      — Позвольте задать вам вопрос? — обратился к нему Воеводин. — Когда вы намерены приступить к восстановлению заводов?
      — Немедленно, — ответил Дружинин. — Но вы, конечно, сами понимаете всю сложность положения. Ведь если один из заводов в самом деле заминирован, то взрыва можно ожидать каждый день, каждый час, а я не могу рисковать людьми. Какое ваше мнение о сроке замедления мины?
      Майор бросил окурок в пепельницу и спокойно сказал:
      — У всех известных нам типов мин замедленного действия наибольший срок замедления не превышает двенадцати месяцев. Вообще же замедление можно продлить и на несколько лет. Немцы ушли из Краснорудска в 1943 году; следовательно, мина находится под замедлением почти три года. Срок, конечно, критический.
      Дружинин одобрительно кивнул. «Майор, кажется, неплохо разбирается в тонкостях подрывной техники», — подумал он и, поднявшись с места, протянул Воеводину руку:
      — Не буду вас больше задерживать, Алексей Сергеевич. Я позвоню сейчас начальнику местного гарнизона и попрошу его временно подчинить вам саперный взвод. Ставьте меня в известность о всех ваших мероприятиях. Желаю успеха!

Предложение Воеводина

      Вечером Алексей зашел к Дружинину доложить, как идут дела.
      — Очень кстати! — оживленно произнес Владимир Александрович, направляясь навстречу Воеводину. — Давно вас ожидаю.
      — Зайти раньше не имел возможности: весь день работал с собаками на заводах.
      — А миноискатели или другие приборы совсем, значит, непригодны?
      — Если бы был установлен взрыватель с часовым механизмом, могли бы пригодиться пьезостетоскопы или даже миноискатели. Но, мне думается, нам могут помочь только собаки, если, конечно, заряд находится неглубоко. Они ведь очень чувствительны к запаху тола.
      — А может случиться, что и собаки не помогут?
      — Может.
      — Что же тогда?
      — Останется предположить, что заряд или зарыт слишком глубоко, или его нет вовсе. Дружинин сделал энергичный жест рукой и поднялся с кресла:
      — Для меня нет этого «или – или». Все, в конце концов, зависит от точки зрения. Наша точка зрения такова: нужно исходить из худшего, то есть предположить, что минирование произведено.
      — Ну, а если допустить, — заметил Воеводин, — что просто пущен слух, будто где-то что-то заминировано и должно взорваться?
      Спокойным голосом Дружинин ответил:
      — Мы сделали и это предположение, но худшее все-таки — взрыв. Есть у вас запасный ход на тот случай, если собаки ничего не найдут?
      — Да, есть. Мы прибегнем к детонации.
      — Объясните.
      Воеводин взял со стола лист бумаги и быстро набросал схему:
      — Мы заложим несколько небольших зарядов, расположив их вот таким образом в разных местах фундамента, и произведем взрыв. От этого должна сдетонировать, то есть взорваться от сотрясения, вызванного взрывной волной, и сама мина, если только она окажется неподалеку.
      Дружинин внимательно слушал майора. Предложение Воеводина показалось ему заслуживающим внимания.
      — Это избавит нас, — продолжал майор, — от дамоклова меча — постоянной угрозы взрыва, препятствующей восстановительным работам.
      — А эти детонирующие взрывы придется производить на всех трех заводах? спросил Владимир Александрович.

  • Страницы:
    1, 2, 3