Собрание сочинений в двадцати двух томах - Том 21. Избранные дневники 1847-1894

       28 апреля.Судаковский погорелый, здоровый, умный мужик.
      Щекинская больная с девочкой три дня шла до меня (3Ч2Ѕ).
      Городенский Карп Пузанов, маленький, худой. У Гиля работал, тяжко стало. Ходы дальние. Лошади нет, семенов нету.
      Старуха переволокская. Сын помер. Двоюродный племянник согнал. Ходит, побирается. Была богата.
      Пять странников. Потерял билет.
       Соловьев удавился оттого, что много долгов. Набожный старик. Когда Базунов оставил ему наследство, ему завидовали.Кого он убегал? Что поправлял?
      Газета, в Тунисе — беременным не выпускать кишки .
       29 апреля.15-летний мальчик бьет камень. Школа Петра Васильевича. Маленький Хохлов читает и рассказывает. Вдова Якова Матвеева. Марка 60 к.
      Два семирновских мужика просить денег на посев. Один сладко улыбающийся, другой — новый, бледный, дикий — как волк. Дмитрий Федорович на крестины — 3 р. […]
       6 мая.Старик рудаковский. Улыбающиеся глаза и беззубый, милый рот. Поговорили о богатстве. Недаром пословица — деньги — ад. Ходил спаситель с учениками. «Идите по дороге, придут кресты, налево не ходите — там ад». Посмотрим, какой ад. Пошли. Куча золота лежит. «Вот сказал — ад, а мы нашли клад». На себе не унесешь. Пошли добывать подводу. Разошлись и думают: делить надо. Один нож отточил, другой пышку с ядом спек. Сошлись, один пырнул ножом, убил, у него пышка выскочила — он съел. Оба пропали. […]
       8 мая.Погорелая женщина, мещанка, с ребенком, «мальчик сгорел, муж обгорел». Певучим голосом — причитает, чисто одета, босиком. С лица чиста. […]
       9 мая.Рабочие-новосильцы 28 человек. Пришли выпить, поют песню. Подрядчик нанял постом. Из 700 дворов 100 едят свой хлеб. Земли Ѕ десятины на душу. Грамотных два. […]
       11 мая.Две бабы. Одна солдатка. Демонская, другая пировская — острожная вдова. Молодая, тусклая, нечистая солдатка. Осталась одна с ребенком, потому что некого кормить. Золовка с ребенком. Муж плачет в остроге. […]
       12 мая.Два солдата. Женщина из Переволок. Ищет наследство по муже. Другая из Кучина, вдова в синем, нечистая, плачет, две девочки, сын незаконный — землю отняли. Сын нигде не приписан.
       Щекинская вдова с двумя детьми, жалкая, оборванная, мутноглазая.Мальчик, подслеповатый, косовский. Он женат, был в работниках, сошел. Отец выпивал и побирался. Как запомнит, не было скотины. Мать померла на пасху (5 р. стало), отец плел плетень, закололо в боку, на пятый день, вчера, помер. Ничего нет, нечем похоронить.
      Был в Туле. В остроге второй месяц сидят 16 человек калужских мужиков за бесписьменность. Их бы надо переслать в Калугу и по местам. Второй месяц не посылают под предлогом, что в Калужском замке завозно. […]
       15 мая.Вчера Сухотин и Свечин. Сухотин засох. Свечин еще жив. Поехали в Тулу. Шатилов доказывает несправедливость мужиков, судьи и всех. Он при освобождении оттянул у мужиков 120 десятин. Отдавал их по 4 р. с тем, чтобы они выкупали подворно, — обиделся на них после 20 лет и дал другим. Они ночью вспахали. Взрыв в Туле, солдаты ходят, патронами играют, дети. Острог . Пашет один весело. Смотритель на своей земле. Партиюготовят. Бритые в кандалах.
      Воробьевский муж распутной жены. Старик 67 лет, злобно, «за поджог», больной, чуть живой. Хромой мальчик. За бесписьменность114 человек. «Костюм плох, и высылают». Есть по три месяца. Есть развращенные, есть простые, милые. Старик слабый вышел из больницы. Огромная вошь на щеке. Ссылаемые обществами . Ни в чем не судимы, два — ссылаются. Один по жалобе жены — на 1500 руб. именья. Маленьким был в сумасшедшем доме, кривой, в припадках. При нас упал и стал биться. Высокий солдат сидит шестой год. Год судился, 1Ѕ года присужден, 1 год 3 месяца набавка за то, что сказался мастеровым. Общество отказалось, и с тех пор ожидает партии 2 года. Каторжных двое за драку, не убийство. «Ни за что пропадаем», плачет. Доброе лицо.
      Вонь ужасная.
      На возвратном пути старушка беззубая. У нее трынка да у меня. Я говорю: и у меня. Она: вам и надо много. А наше дело привычное — к бедности.
      Вечером Писарев и Самарин. Самарин с улыбочкой: надо их вешать. Хотел смолчать и не знать его, хотел вытолкать в шею. Высказал. Государство. «Да мне все равно, в какие игрушки вы играете, только чтобы из-за игры зла не было» . […]
       16 мая.Костюшкина жена пришла, ела один щавель, брюхо болит. Головеньский старик погорелый. 20 дворов сгорело. 2-й раз в 2 года.
      Городенская Михайловна. Гиль [?] дал 4 четверти ржи, 4 овса, 2 десятины убрать и 30 дней — росту. «Вяжутся женихи». «Льготно».
       Иван Иванович Рычагов. Боцманмант. 76 лет.Просят ведро вина мир, чтобы дать приговор. «Одному так-то дали, а он не поставил. Дай вперед».
      Мещанин 67 лет, трясется от холода.
      Почетный гражданин в пальто, с мешочком.
      Григорий Болхин. Парень в острог ездит. В 24-й камере сидит Костомаров солдат. Обещал лошадь показать. «Заушил» лошадь.
      Никифор Печников телятинский просил на иструб.
       17 мая.Бабы городенские о переселении. Федотова жена о корове.
      Солдатка из Воробьевки. Сынишка в поносе кровавом. Молока нет. Хлеб и квас.
      Мужик глухой, жалкий из Головенок, погорелый.
       18 мая. Чурюкинастаруха, приемыш. Слезы капают на пыль.
      Александр Петрович. У Дмитрия Федоровича пища. «Не пышный стол».
      Вечером у Василия Ивановича. Маликов и Соколов. Разговор с Соколовым. Он хотел бы, чтобы на земле было царство небесное. Горячий, честный малый. Домой пришел. Утром Сережа вывел меня из себя, и Соня напала непонятно и жестоко. Сережа говорит: учение Христа все известно, но трудно. Я говорю: нельзя сказать «трудно» бежать из горящей комнаты в единственную дверь. «Трудно».
      Вечером рассказал, что Маликов делает больше для правительства, чем округ жандармов. С пеной у рта начали ругать Маликова — подлыми приемами, я замолчал. Начали разговор. Вешать — надо, сечь — надо, бить по зубам без свидетелей и слабых — надо, народ как бы не взбунтовался — страшно. Но жидов бить — не худо. Потом вперемешку разговор о блуде — с удовольствием. Кто-нибудь сумасшедший — они или я. […]
       21 мая.Два головенские погорелые. У одного брат больной, вынесли, помер на другой день. Телятинская, большак сын попался в четвертый раз. Отнял мешки у знакомого мужика. Хоть бы сослали его с женой. У ней сын 15 лет незаконный. Странник-писец в синем, рыжий, беззубый. Кормится. Мужик из Иконок пьяненький. Нажил по откупам 30 десятин. Не хочу греха таить. Николаю помогал.
      Спор — Таня, Сережа, Иван Михайлович: «Добро условно». То есть нет добра. Одни инстинкты.
       22 мая.Продолжение разговора об условности добра. Добро, про которое я говорю, есть то, которое считает хорошим для себя и для всех.
      Григорий Болхин, оборванная немецкая поддевка. Руки отваливаются от работы. Хлеба нет. Картошек нет. Девять душ семьи. Десять лет бьюсь хлебом. Пудов 90 купляю. Исполу посеял овес. Колеса не возвращают, все забывает становой. Статистические сведения.
      Баба из Скуратова. Муж за порубку четыре месяца в остроге. Четверо детей — ни хлеба, ни картофеля.
      (Вчера) подвез пьяненький бывший старшина, моложавый мужик, умный, гребенщик. Едут с ярманки. Гордится своим барином и знанием порядков.
      Вдова с Груманта просила лошади посеять огород. Картошек нет.
       23 мая.Монах-шатун. Александр Копылов — хворосту. Крестник шестипалый — слег. Пошел гулять. На пашне — бороны, хомуты, у края спят ничком мужик и мальчик. Собака черная в кусте. На дороге крыльцовская баба идет в Тулу — «хлеба нет, сын обещал сбиться на пудик мучицы». Рассказ о Сергее телятинском, как он ехал телега на телеге, встретил мужика пьяного с мукой, завернул лошадь, вынул мешки и потянул кафтан, разбудил. Тот проснулся, замахнулся напарником и скребанул по телеге — метку сделал. По телеге на телеге и метке и мешки нашли.
      На мосту, бритый, в усах, рыжий, красный солдат. «Откуда?» — «Из Федоровки». — «Куда?» — «Камень бить». — «Какой волости?» — «Федоровской». — «Такой нет. Ты в беде?» — «В большой беде». Не доверял, потом сел со мной. Был унтер-офицер в карауле. Солдаты были в Плоцке, подкопали дверь, ушли. Судили и отдали в Мценск под присмотр полиции. Идет повидаться с родными. Они дадут билет на проход назад. Здесь десятник спросит, я скажу есть. Мало говорил, жалко. Но очень радостно. Человек — больше, чем Самарин. […]
       25 мая.Зять Михайловны, сапожник. Глаза болят. Лошади нет, а взялся работать у Гиля. Таких три.
      Лапотковская баба с теткой. Нельзя ли спасти? Платье сняли с мужика и оставили у станового, тот отдал пострадавшему. Не могут добиться толку. Послал к Ушакову .
      Пошел гулять. На горке сидят бабы, старики и ребята с лопатами. Человек 100. Выгнали чинить дорогу. Молодой мужик с бородой бурой с рыжиной, как ордынская овца. На мой вопрос: Зачем? «Нельзя, начальству повиноваться надо. Нынче не праздник. И так бога забыли, в церковь не ходят». Враждебно. И два принципа — начальству повиноваться, в церковь ходить. И он страшен.
      Мостовский молодой мужик, отец отпихнул без раздела, остался с средним братом.
       27 мая.Щекинский просил на лошадь. Улыбка зубастая. «Сказывали, что в мае выдавать будут». Продал корову, купил лошадь.
      Телятинская Елисеева,плачет, просит хворосту. Сын в Крапивне в замке.
      Вахтер просится в Самару. Смотритель не выдает деньги вахтерам. Не держит комплекта, ему остаются деньги. Держит свиней. Огород.
      Христинья поправила руку Урусову.
      Статья К. Аксакова . Земля, сироты и государство — правительство. Земля отдает власть — Рюрик. Можно сказать, что этого желает народ. Но если этого желает, то и не делает величия государства и отдаст также охотно туркам. Правительство-то кто такие? Нехристи. И как отделить правителей от земцев — ноздри рвать?
      В Старой Колпне на пожаре старуха бросилась за холстами в чулан, не попала в чулан и сгорела. Вытащили после.
       28 мая.Мужик из Спасского посоветоваться о брате. Целый день Фет.
       29 мая.Дочь молочной сестры, умильная, маленькая. Ни хлеба, ни избы.
      […] Разговор с Фетом и женой. Христианское учение неисполнимо. Так оно глупости? Нет, но неисполнимо. Да вы пробовали ли исполнять? Нет, но неисполнимо. […]
       31 мая.Мать лапотковского, что в Сибирь ссылают. Плачет. Малый хорош. То жалко. Если сошлют, куда же нам идти.
      Разговор с Таней о Василии Ивановиче . Мирские не понимают божиих. Нравственность будущей жизни Лизы и безнравственность жизни Тани .
       3 июня.Кучер Хомякова, отец, сын и мать. Идут в Москву. Две погорелые старухи, головенские (коротко подоткнуты). Бибиков с Сережей и Кривцовым едут к царю с иконой в 700 р. Сережа читал дело о земле. Надо выписать. «Слушали, признав: земле — справка; приказали».
      Ходил гулять, беседа с Иваном Андреичем.
       4 июня.Солдат в поддевке с медалями, кривой, просит дочь выдать замуж. В ноги.
      Анисья Морозова — лошадь обезножела.
      Жаров. Злой, нахрапом лезет.
      Дмитрий Федорович. Ошибся: Зорину. Тоже нет хлеба.
      И у самого нет хлеба.
      Мостовский остаток человека — старик, получил приговор о бедности. Идет в Крапивну. Александр Петрович написал ему прошение.
       5 июня.Вчера уныл и гадок я был. Злился на Жарова и Одоевского.
      Баба городенская. Муж больной. Она вышла за вдовца первого. От того два мальчика. Потом за другого. Пасынок отделился. Сына записали. Кормится кусочками и сама по миру ходит. Желтая, запухшая. Сбилась совсем.
       8[ июня]. Кочетков из острога просит о том, что его переводят в полуроту Архангельской губернии.
      Копылова мать. Давно уже не пекли хлеба. Кусочки не продают.
      Из Бабурина на деревяшке, лугов просил.
      Странник, разбитый параличом, еле говорит. Тамбовский, рассказывает, сколько раз причащался.
      Две погорелые бабы из Головенек. Одна с ребенком.
      Ходил гулять. Плотники одоевские. Рассказ о переселении из именья Красовского Бабошино. Не хотели брать по 60 р. на двор. Согнали с четырех волостей 700 мужиков с топорами, ломами, вилами, велели ломать. «Грех». — «Что же делать, велят. Не станешь, прибьют», — «Пускай прибьют, на них, а не на тебе грех будет. Бог велел терпеть», — «Оно так. Я, положим, не ломал». Расставили по слободам, принялись — ломать. Кто крышу роет, стропила. Косяки, окна косят. Печи ломают. Мужики, человек сорок, ушли на гору, смотрят. Старшина сам перевез. Другие, как начали ломать, сами взялись, чтобы не дуром ломали. В одном доме баба только в ночь родила, да еще двойню. Оставили дом. Начальство было: 1) член, 2) исправник, 3) становой, 4) урядники. Пуще всех урядники, так и снуют — ломай. И старшины.
       9 июня.Вчера встретил мужика молодого новосильского из острога за подгребание муки. Пухлый, сладострастный, с красными пятнами, вшивый. Просидел три месяца. Расслаб.
      Константин — хлеба нет. Картофель посадил. Дочь прислал.
      Дворовый с женой, противный. Дурачок из Пирова. Жену ищет.
      Из Щекина погорелый солдат с дочерью.
       17 июня.[ В дороге. ] Деревни Кучинки Чернопятовой. Анна Максимова — мальчик Алексей Макаров. Хозяин избил и оклеветал в покраже меди и железа. […]
       22 июня.Соня сердится, я снес легко. Урусов мил. Разговор о том, что книга действует, потому что это один чистый дух.
      «Отечественные записки». Статьи о сектантах . Шалопуты и странники.
       23 июня.Михайловна городенская плачет, вспоминая, как она призрела детей. Мужик рыжий, вдовый. Старшая девочка 15-й год. Проработает два дня, принесет ковригу хлеба. Отец бросил. Дети одни. Девочке 9, мальчику 7-й. Михайловнин сын возил навоз, привез мальчишку, четыре дня не ел. Дала хлебца, теста, уж он отощал, не ест, сердечный. Сестренка взяла на руки, и он спит. Научили походить по деревне. […]
       25 июня.Десять человек странников. Старик 68 лет, слепой, со старухой. Высокий, тонкий, живой. Похож на слепого Болхина. Жалуется на мужиков — отняли землю, дом (чтобы похоронить его) и долю в проданном лесе. Рассказы про хохлов. От деревни до деревни 40, 30 и 20 верст обыкновенно. Через улицу кричат. Заходи ночевать. Напоят, накормят и постелют. И на дорогу дадут. Продавать кусочки некому. Наши набрали слепые, да раздвинули коноплю и бросили. У нас нищеты страсть. Некому подавать. Я не продаю — сирот кормлю, не в похвалу сказать. Даром отдавать — жалко. Продай. Не продаю, вчера не ели, и нынче дело к ужину. Плачет. Давай безмен! Денег не взял. Рассказ про хохла. Узнал, что я темный, снял Пантелеймона. На колени, сам плачет. Целуй в глаза.
      Два из Сибири. Один слесарем был, тяпнул. Идет откапывать деньги. Другой у купца 16 лет выжил по 100 р. на год.
      Кузминский удивлен, что не одобряют Муравьева . «Он делал это по убеждению». Он грабит на дороге по убежденью.
      [ 27 июня. ] 26, 27.Очень много бедного народа. Я больнешенек. Не спал и не ел сухого шесть суток. Старался чувствовать себя счастливым. Трудно, но можно. Познал движение к этому.
      [ 28 июня. ] 28.С Сережей разговор, продолжение вчерашнего о боге. Он и они думают, что сказать: я не знаю этого, это нельзя доказать, это мне не нужно, что это признак ума и образованья. Тогда как это-то признак невежества. «Я не знаю никаких планет, ни оси, на которой вертится земля, ни экликтик каких-то непонятных, и не хочу это брать на веру, а вижу, ходит солнце и звезды как-то ходят». Да ведь доказать вращение земли и путь ее, и мутацию, и предварение равноденствий очень трудно, и остается еще много неясного и, главное, трудно вообразимого, но преимущество то, что все сведено к единству. Так же в области нравственной и духовной — свести к единству вопросы: что делать, что знать, чего надеяться? Над сведением их к единству бьется все человечество. И вдруг разъединить все, сведенное к единству, представляется людям заслугой, которой они хвастают. — Кто виноват? — Учим их старательно обрядам и закону божию, зная вперед, что это не выдержит зрелости, и учим множеству знаний, ничем не связанных. И остаются все без единства, с разрозненными знаниями и думают, что это приобретение.
      Сережа признал, что он любит плотскую жизнь и верит в нее. Я рад ясной постановке вопроса.
      Пошел к Константину. Он неделю болен, бок, кашель. Теперь разлилась желчь. Курносенков был в желчи. Кондратий умер желчью. Бедняки умирают желчью! «От скуки» умирают.
      У бабы грудница есть, три девочки есть, а хлеба нет. В 4-м часу еще не ели. Девочки пошли за ягодами, поели. Печь топлена, чтоб не пусто было и грудная не икала. Константин повез последнюю овцу.
      Дома ждет городенский косой больной мужик. Его довез сосед. Стоит на пришпекте.
      У нас обед огромный с шампанским. Тани наряжены. Пояса пятирублевые на всех детях. Обедают, а уже телега едет на пикник промежду мужицких телег, везущих измученный работой народ. […]
       29 июня.Старичок, кроткий, зажиточный (плачет сейчас), просит строиться. Вперед готов заплатить штраф мировому. Странники. Побирушка из Городны пришла на балкон и легла в ноги в середине двери.
      Разговор с Юрьевым, ему не нравится, что землю хотят мужикам, а во всем либерален.
       3 июля.Я с болезни не могу справиться. Слабость, лень и грусть. Необходима деятельность, цель — просвещение, исправление и соединение. Просвещение я могу направлять на других. Исправление — на себя. Соединение с просвещенными и исправляющимися. […]
       6 июля.Немец в падучей, голый. Сергей просил ему блузу.
      Надежда Константинова пришла с грудницей, страшно жалкая.
      Разговор с Кузминским, Василием Ивановичем и Иваном Михайловичем. Революция экономическая не то, что может быть. А не может не быть. Удивительно, что ее нет.
      [ 10 июля. Спасское-Лутовиново. ] 9, 10 июля.У Тургенева. Милый Полонский, спокойно занятый живописью и писаньем, неосуждающий и — бедный — спокойный. Тургенев боится имени бога, а признает его. Но тоже наивно спокойный, в роскоши и праздности жизни.
      Дорогой, в военном кителе старик помещик с бородой. «Переселенье». — «Нет, отобрать землю». — «Опять будет неровно». Дочь помещика: опять переделить. Только и сказала.
       11 июля.[ Ясная Поляна. ] Приехал домой: дворянин белесый, пальто без пуговиц.
      Две бабы — солдатки деменские. Одна весело просит на хлеб пяти детям и хворосту.
      Соня в припадке. Я перенес лучше, но еще плохо. Надо понимать, что ей дурно, и жалеть, но нельзя не отворачиваться от зла.
      С Таней разговор о воспитанье занял до утра. Они не люди. […]
       13 июля.[ По дороге в Самарское имение. ] Выехали . Жалко Соню. Миташа. Его отдали под суд за то, что он добрый и тщеславный . Сидел с нами в 3-м классе хорошо и пошел в царские вагоны к Николаю Николаевичу младшему .
      На всех станциях и в народе волнение — царек едет. Ура кричат.
      В Скопине толпа давит. Народ на крышах. То же в Ряжске. […]
       15 июля.Оренбургская дорога. Солдат с артелью идет кирпич бить, 57 лет. Один с женой кормится. До 60 лет добью, способно получать стану. Как кормиться. Корсунского уезда. За 70 верст пришли, до парохода, проехали до Самары. Старики подбивали идти пеши, чтобы проездные деньги остались. Был спор об 38 копейках. Настаивали, чтобы лишних 30 верст пройти за 38 копеек. […]
       Самарский хутор.Приехали домой.
       16 июля.Ходил и ездил смотреть лошадей. Несносная забота. Праздность. Стыд.
       22[ июля]. Мужики антоновские, побыли на четырех десятинах, 220 р. Не сговорились. Молокане. Я читал свое . Горячо слушают. Толкование 6 главы прекрасно. Чудо Хананеянки, беснующаяся, заблудшая. Истиной исцелял. […]
      [ 8 августа. ] Пропустил до 8 августа.
      Переселения по маршруту, по указу. Драка с самовольной Ивановкой за покосы, на другую сторону пошли. Убил из ружья. Только хутора молоканские. Кантонные начальники — богачи из башкир и из русских потом.
      Приехали, сели на землю в повозках. […]
       13[ августа. По дороге в Ясную Поляну]. Выехал домой. У Власовых молотилка. Зависть племянника к дяде. Начальник станции: «Как на скотном дворе».
       14[ августа]. В Самаре. Пругавин. Слезы Василия Ивановича.
       15[ августа]. В Моршанске рабочие-татары. Больной. Записка. «Получено сполна — вези, куда им надо». Высадили, двойной платеж.
       16[ августа]. В Ряжске: убит машиной. Каждый месяц — человек. Все машины к черту, если человек. (Добрый семьянин и милый Громов.)
       17[ августа]. Ясная Поляна. Дома. Инженер делает мне честь в 3-м классе. Старик приказчик Михаила Юрьевича. Артельщик. Узнал Оболенского: они меня отдали, за чужую волость. (Как легко сделать зло.)
      Поправил либеральный рассказ о въезде государя в Москву. Менгдены. Полон дом. Лихо за свои гроши. Дрожишь за Таню.
       22[ августа]. Тургенев, Самарин. Самарин тронул. Антипатия — дурное воспитание. Тургенев cancan . Грустно.
      Встреча народа на дороге радостная.
       23[ августа]. Кузминский говорил. Я редко был так тронут. Он стал другой человек.
      [ 27 августа. ] 24, 25, 26, 27.Ничего не помню. Соня в Москве. Покупки. Делать то, что не нужно, — грех. Разбранить человека за портрет государя навыворот и гостиную купить одинаково безумно и ведет к злу.
       28[ августа]. Не мог удержаться от грусти, что никто не вспомнил .
       29[ августа]. Морозова просит, чтобы отсрочили — дочь выдать, а потом в замок на 2 месяца. Об этом не толкую, а 60 р. Зайцева со свахой приезжали. «Надо пожалеть». «Нет, я мужа утопила: зачем худо делает. Мировой судья добрый, но не знает греха».
       30[ августа]. Пытаюсь работать сначала — тяжело . Нездоров.
       31[ августа. Пирогово]. В Тулу. Деньги Сереже. Он вечно в том состоянии, в которое я приходил на мгновение в Самаре.
      Гагарин наивно высказывает, что он гнет мужика, потому что может.
       2[ сентября]. Вернулся из Пирогова. Умереть часто хочется. Работа не забирает.
       3 сентября.Ходил на сходку об Александре . Резуновы кричат. Из окна волоком высунулась старшинская бывшая. «Острожная. Каторжная». Нелюбви много в народе. […]
       1881, 5 октября.[ Москва. ] Прошел месяц — самый мучительный в моей жизни. Переезд в Москву . Всё устраиваются. Когда же начнут жить? Все не для того, чтобы жить, а для того, что так люди. Несчастные! И нет жизни.
      Вонь, камни, роскошь, нищета. Разврат. Собрались злодеи, ограбившие народ, набрали солдат, судей, чтобы оберегать их оргию, и пируют. Народу больше нечего делать, как, пользуясь страстями этих людей, выманивать у них назад награбленное. Мужики на это ловчее. Бабы дома, мужики трут полы и тела в банях, возят извозчиками.
      Николай Федорыч — святой . Каморка. Исполнять! Это само собой разумеется. Не хочет жалованья. Нет белья, нет постели.
      Соловьев бедный, не разобрав христианство, осудил его и хочет выдумать лучше. Болтовня, болтовня без конца .
      Был в Торжке у Сютаева, утешенье .
      [ 1881.] Жить в Ясной. Самарский доход отдать на бедных и школы в Самаре по распоряжению и наблюдению самих плательщиков. Никольский доход (передав землю мужикам) точно так же. Себе, то есть нам с женой и малыми детьми, оставить пока доход Ясной Поляны, от 2-х до 3-х тысяч. (Оставить на время, но с единственным желанием отдать и его весь другим, а самим удовлетворять самим себе, то есть ограничить как можно свои потребности и больше давать, чем брать, к чему и направлять все силы и в чем видеть цель и радость жизни.) Взрослым троим предоставить на волю: брать себе от бедных следующую часть самарских или Никольских денег, или, живя там, содействовать тому, чтобы деньги эти шли на добро, или, живя с нами, помогать нам. Меньших воспитывать так, чтобы они привыкали меньше требовать от жизни. Учить их тому, к чему у них охота, но не одним наукам, а наукам и работе. Прислуги держать только столько, сколько нужно, чтобы помочь нам переделать и научить нас и то на время, приучаясь обходиться без них. Жить всем вместе: мужчинам в одной, женщинам и девочкам в другой комнате. Комната, чтоб была библиотека для умственных занятий, и комната рабочая, общая. По баловству нашему и комната отдельная для слабых. Кроме кормления себя и детей и учения, работа, хозяйство, помощь хлебом, лечением, учением. По воскресениям обеды для нищих и бедных и чтение и беседы. Жизнь, пища, одежда все самое простое. Все лишнее: фортепьяно, мебель, экипажи — продать, раздать. Наукой и искусством заниматься только такими, которыми бы можно делиться со всеми. Обращение со всеми, от губернатора до нищего, одинаковое. Цель одна — счастье, свое и семьи — зная, что счастье это в том, чтобы довольствоваться малым и делать добро другим.

Записки христианина

      Знаю, что за это заглавие меня осудят. Одни — большая часть — скажут: пора уж эти глупости оставить. Нынче все понимают, что христианская вера — одна из религий. А все религии — суеверия, то самое зло, которое больше всех мешает развитию человечества. Другие скажут: как христианина? Кто может сказать про себя: я христианин? Настоящий христианин прежде всего смиренен и не дерзает называть себя и печатно объявлять христианином. Пускай судят, я все-таки выставляю это заглавие. Я не боюсь осуждения в отсталости потому, что не только не считаю религию суеверием, но напротив, [считаю], что религиозная истина есть единственная истина, доступная человеку, христианское же учение считаю такой истиной, которая — хотят или не хотят признавать это люди — лежит в основе всех людских знаний, и не боюсь осуждения в гордости названия себя христианином, потому что я понимаю слова: я христианин — иначе, чем они обычно понимаются.
      Слова: я христианин — обыкновенно понимаются или так: я крещен, следовательно, я христианин, или если тот, кто крещен, говорит, я христианин, то слова эти понимают так, что он как будто говорит то, что он, кроме крещенья, чем-то особенно христианин, и будто хвастается, что он исполнил учение, и действительно, говорит или бессвязные, или безумно-гордые слова. Но я понимаю слова: я христианин — иначе. Я был крещен и прожил жизнь язычником и потому не считаю христианином того, кто крещен, и говоря: я христианин, я не говорю ни то, что я исполнил учение, ни то, что я лучше других, я говорю только то, что смысл человеческой жизни есть учение Христа, радость жизни есть стремление к исполнению этого учения, и потому все, что согласно с учением, мне любезно и радостно, все, что противно, мне гадко и больно.
      И я пишу это заглавие, потому что оно вполне выражает смысл моих записок.
      Я прожил на свете 52 года и за исключением 14-ти, 15-ти детских, почти бессознательных, 35 лет я прожил ни христианином, ни магометанином, ни буддистом, а нигилистом в самом прямом и настоящем значении этого слова, то есть без всякой веры.
      Два года тому назад я стал христианином. И вот с тех пор все, что я слышу, вижу, испытываю, все представляется мне в таком новом свете, что мне кажется, этот новый взгляд мой на жизнь, происходящий оттого, что я стал христианином, должен быть занимателен, а может быть, и поучителен, и потому я пишу эти записки. О том, как я сделался из нигилиста христианином, я написал длинную книгу . В книге этой я подробно описал то, как я больше 30 лет прожил, пользуясь всеобщим уважением, даже похвалами за мои сочинения, совершеннейшим нигилистом. Слово нигилисту нас принято теперь употреблять в смысле социал-революционера; но я употребляю его в его настоящем значении — неверия ни во что, кроме мамона. Там, в этой книге, я описываю, как я таким нигилистом прожил 35 лет, как я написал в поучение русских людей 11-ть томов сочинений, за которые, кроме всякого рода восхвалений, получил тысяч полтораста денег, как я убедился, что не только ничему не могу учить людей, но решительно сам не имею ни малейшего понятия о том, что я такое, что хорошо, что дурно. И как, убедившись в своем незнании, не видя из него выхода, я пришел в отчаяние и чуть было не повесился, и как потом различными мучительными и сложными путями пришел к вере в христианское учение, и как я понял это учение. Книги этой, как мне говорили, напечатать нельзя. Если я хочу описывать, как дама одна полюбила одного офицера , это я могу; если я хочу писать о величии России и воспевать войны , я очень могу; если я хочу доказывать необходимость народности, православия и самодержавия, я очень и очень могу. Если хочу доказывать то, что человек есть животное и что, кроме того, что он ощущает, в жизни ничего нет, я могу; если хочу говорить о духе, начале, основах, об объекте и субъекте, о синтезе, о силе и материи, и, в особенности, так, чтобы никто ничего не мог понять, я могу. Но этой книги, в которой я рассказывал, что я пережил и передумал, я никак не могу и думать печатать в России, как мне сказал один опытный и умный старый редактор журнала. Он прочел начало моей книги, ему понравилось. Так как он просил моего сотрудничества, я сказал: «Так вот, напечатайте». Он поднял руки и воскликнул: «Батюшка! Да за это и журнал мой сожгут, да и меня с ним». Так я и не печатаю .
      Я знаю, что мысль, если она настоящая, не пропадет, и потому книгу я отложил: и знаю, что если там есть настоящая мысль, то правда со дна моря выплывает; и труд мой, если в нем правда, не пропадет.
      Но пока это будет, мне кажется, что, сообщивши столько дребедени — и боюсь, что вредной и соблазнительной дребедени, — русским читателям, мне следует сообщить им и тот мой новый взгляд на мир, который дали мне мои христианские убеждения; тем более, что взгляд этот, мне кажется по тем беседам, какие мне случалось вести в эти два, три года, не очень распространен и небесполезен другим.
      Записки мои будут именно записки, почти дневник тех событий, которые совершаются в моей уединенной деревенской жизни. Я буду писать только то, что было, ничего не прибавляя и не придумывая, буду писать так, как будто ожидаю, что все, что я пишу, будет проверяться и исследоваться. Время, место, имена, лица — все будет настоящее. Не буду выбирать событий и дней, а буду писать подряд то, что случается, по мере того как я буду успевать записывать.