Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Малолетный Витушишников

ModernLib.Net / Отечественная проза / Тынянов Юрий Николаевич / Малолетный Витушишников - Чтение (Весь текст)
Автор: Тынянов Юрий Николаевич
Жанр: Отечественная проза

 

 


Тынянов Юрий
Малолетный Витушишников

      Юрий Тынянов
      Малолетный Витушишников
      1
      Так было и теперь. Завтрак прошел превосходно. Он приласкал наследника и сказал любезность. Затем отправился в телеграфную комнату - год назад первый электрикомагнитический телеграф был проведен из его зимнего дворца к трем нужным лицам: шефу жандармов Орлову, главноуправляющему инженерией Клейнмихелю и фрейлине двора Нелидовой, которая жила по Фонтанке. Изобретение ученого сотрудника III отделения, барона Шиллинга фон Капштадт. Чуждаясь обыкновенной азбуки, он предпочитал собственную систему шифров le systиme Nicolas 1. Выслав вон телеграфного офицера, он сам послал особое слово к фрейлине Нелидовой, означавшее:
      - Barbe 2.
      1 Система Николая (франц.).
      2 Варвара (франц.).
      Несмотря на то что депеша, вероятнее всего, достигла назначения, ответа не было. Повторено:
      - Barbe.
      Затем, с поспешностью и огорчением, послано сразу:
      - Вы все еще сердитесь?
      Вскоре электрикомагнитический аппарат принял ответ:
      - Ваше величество...
      Обычно для сокращения употреблялось: "Sire - государь".
      - ...увольте...
      Император с длинным карандашом в руке расшифровывал значение слов.
      - ...на покой...
      Он положил карандаш. Легкий вздох, он нахмурился, и с телеграммами на этот день было покончено.
      Потом был выход и прием различных дел"
      2
      Ссора имела следующую причину.
      Будучи образцовым, являясь по самому положению образцом, император желал одного: быть окруженным образцами. Варенька Нелидова была не только статна фигурою и правильна чертами, но в ней император как бы почерпал уверенность в том, как все кругом развилось и гигантскими шагами пошло вперед. Она была племянницей любимицы отца его, также фрейлины Нелидовой, что, как человека, его вполне оправдывало, - и для отошедшей эпохи получалось невыгодное сравнение. Та была мала ростом, чернява и дурна, способна на противоречия. Эта - великолепно спокойного роста, с бледной мраморностью членов и с тою уменьшенной в отношении к корпусу головой, в которой император видел действие и залог породы.
      Несколько дней назад, при обычном представлении императору, она вдруг скрыла лицо на его груди и заявила, что понесла. Это было вопросом столь же семейным, сколько государственным.
      Как человек, император был приятно удивлен. Днем он особенно милостиво шутил, легко подписал государственный баланс, внезапно наградил орденом св. Екатерины кавалерственную даму Клейнмихель (родственница), и все ему удавалось. Затем обдумал будущий герб и некоторые мероприятия. Для герба он полагал - овальное голубое поле и три золотых рыбки. Титул: герцог или ниже - граф. Фамилии еще не выбрал, но остановился на трех: Николаев, Романовский, Нелидовский. О том, что может быть дочь, женского пола, он не думал. Затем обдумал поведение матери. Она должна ежедневно гулять по Аполлоновой зале или по Эрмитажу не менее часу. Окруженная со всех сторон статуями, видя вокруг себя мраморные торсы и колонны, будучи сама таким образом центром изящества, молодая мать может произвести только изящное.
      Но вслед за этим император немного увлекся. Думая в этот вечер исключительно о предметах, связанных с женщиной и ее назначением, он живо представил себе событие всего и ясно увидел сцену: как он впервые приветствует младенца.
      Розовый младенец лежит на руках у кормилицы, и он по простонародному русскому обычаю кладет тут же на подушку, "на зубок", маленький свиток герб и прочее.
      На руках у нарядной кормилицы. И незаметно, может быть мимоходом, вспомнив о форменных фрейлинских платьях, нахмурился: с женской формой дело не удалось и вызвало много толков. Тут же он вдруг подумал о форме для кормилиц. И сам удивился: у кормилиц самых высших должностей не было никакой формы. Полный разброд - включая невозможные кофты-растопырки и косынки. Назавтра он сказал об этом Клейнмихелю: пригласить художников, а те набросают проект. Клейнмихель распорядился быстро. Через два дня художники представили свои соображения.
      Головной прибор: кокошник, окаймляющий гладко причесанные волосы и сзади стянутый бантом широкой ленты, висящей двумя концами как угодно низко. Сарафан с галунами. Рукава прошивные.
      Художники ручались, что дородная кормилица в этой форме широкими и вместе стройными массами корпуса поставит в тень кого угодно.
      Форма вызвала одобрение императора, приказавшего только озаботиться ввести более резкие отличия от парадного, также простонародного, костюма фрейлин. И она же вызвала ссору.
      Вареньку Нелидову вдруг стали поздравлять, и дело получило самую широкую огласку.
      Форма для кормилиц временно оставлена под сукном, но третий день уже длилось охлаждение.
      3
      Пройдя по Аполлоновой зале, он увидел на мгновение в зеркале себя, а сзади копию Феба, и невольно остановился - он почувствовал свое грустное величие: император, получив горький ответ на свои чувства, - проходит для приема воинов в Георгиевскую залу. И в Георгиевской зале сразу принял эту осанку: старее, чем всегда, много испытавший, император принимает парад старых воинов.
      Представлялись старослужилые жандармского корпуса офицеры. Император остановился взором на самом старом из них. Ему припомнилось, что где-то он уже видел его.
      - Мы уже где-то встречались? - сказал он грустно.
      - Точно так, ваше величество, имел счастие. Позвольте в отставку, сказал старец, слезясь.
      - Подожди, мой старый... драбант 1, - сказал император, - мы вместе пойдем в отставку.
      1 Драбанты - дворцовая гвардия. 468
      Все вздрогнули.
      Император хотел было сказать: старый товарищ, но решительно не помнил, где видел жандарма, и поэтому сказал: мой старый драбант. И об отставке.
      Увидя слезы у всех на глазах, остался доволен. - Входите во вкус делать добро, - сказал он.
      Прием кончился.
      4
      Двум солдатам Егерского полка карабинерной роты захотелось выпить. Браво солдатствуя уже десять лет, эти двое солдат, соседи по нарам, только раз штрафованные, но не бывшие на замечании, одновременно захотели выпить водки. Ночью, ворочаясь с боку на бок, они сказали об этом друг другу. Предприятие было опасное. - Рыск, - сказал старший и заерзал спиною.
      Казармы стояли в одном из невидных мест, которых было много в Петербурге: в десяти минутах ходьбы были присутственные места, Нева, мост, соединявший Петербургскую часть с Васильевским островом, значительные и важные сооружения; но кругом - сады, голые и черные, табачная лавочка, богадельня, в которой виднелись бодрые инвалиды, а дальше - совершенно прозрачная, белесая дичь. По направлению к присутственным местам был кабак. Старший солдат работал в полковой швальне, и ускользнуть можно было, напросившись в одну из перевозок или на поручение. Речь шла о втором. Но и у второго была надежда: его употреблял по сапожному мастерству ротный командир, и могло случиться, что он мог быть вызван на квартиру для снятия мерки с ног супруги ротного командира.
      - Рыск, - сказал сапожник, - без рыску нельзя.
      Первый же был озабочен. Он сомневался.
      В полку у солдат не было излишнего времени, которое не на что употребить, а излишнее время, остававшееся от строевой службы, швальных и пошивочных дел, чистки обмундирования и сбруи и т. д., заполнялось детскими играми. Если же бывали упущения, командир трактовал солдат как людей совершенно другого, зрелого возраста. Также в праздники делалось исключение - выдавалось по шкалику водки, которую звали "пенник" и "добрый пенник", а шкалик - "чаркой"; тогда же, во время праздника, ребята допускались "до девок", что в полку звалось также "попастись" и "на травку". Больные же я наказанные солдаты пользовались в госпиталях.
      В утро того дня обоим солдатам посчастливилось.
      Выйдя из ворот казармы, каждый по служебному делу, они разошлись в разные стороны, один подождал другого, и вскоре, сойдясь, они вытянулись, выравняли шаг и маршем направились по дороге в кабак.
      Был час дня.
      5
      Принужденный вникать во все стороны подведомственной жизни, император после краткого отдыха принял главноуправляющего путями сообщений и публичными зданиями, генерал-адъютанта Клейнмихеля.
      Небольшого роста, очень плотного сложения, с рыжими, чуть потолще императорских, усами, граф Петр Андреевич Клейнмихель был сложной натурой. Управляя, он не любил подписываться на бумагах, а производил дела по личному сговору и устному приказанию. Для быстроты суммы пересчитывались тут же, на месте, при самом заинтересованном лице. Перемещаемый с одного высокого поста на другой, он получил пестрое образование. Девиз его был: усердие все превозмогает. Будучи толст, рыж и усат, имел нежную девичью кожу. Проходя по строю подчиненных, говорил с ними звонким голосом и бывал скор. Допускал при провинностях короткость: трепал карандашом по носу. Но был и откровенен. При докладах открыто трактовал, например, министра финансов Вронченко - скотиной. Когда упоминалось это имя, он сразу заявлял:
      - Скотина!
      и более не слушал доклада. Но трепетал, как смолянка 1, чувствуя приближение императора. Войдя в его кабинет, он становился меньше ростом, бледнел, усы поникали, он видимо таял. Говорил хриплым страстным шепотом, когда же находил обыкновенный голос, - это был тонкий, детский дискант. Близость императора имела на Клейнмихеля чисто физиологическое действие: когда император сердился, генерала начинало тошнить. Отойдя в угол, он некоторое время с трудом удерживался от спазм. Император знал за ним эту слабость и уважал ее.
      1 Смолянка - воспитанница Смольного института.
      - Сам виноват, - говорил он генералу, когда тот терялся.
      Вместе с тем эта слабость была силой генерал-адъютанта Клейнмихеля. Она внутренне подстрекала его быстро исполнять приказания по строительной части, а с другой стороны, доказывала полное уничтожение перед волею своего государя.
      Постепенно он научился избегать гнева. Будучи дежурным генералом, он каждое утро являлся с экстренным докладом ко дворцу. Его лошади были скоры как ни у кого, что он считал особо необходимым для начальника путей сообщения. "Пух и прах!" - таков был его обычный наказ кучеру.
      Ровно к двенадцати часам он прибыл во дворец, привезя с собою в санях черный, плотный, как гроб, портфель.
      Мелкими шагами, запыхавшись, с беспечностью на розовом лице, он прошел к императору и на пороге побледнел.
      Сдвинув ноги в шпорах, издал тихий звон. Произнес приветствие. Сразу же стал доставать из портфеля различные предметы - и вскоре разложил перед императором желтый шнур для выпушки, пять отрезков темнозеленого мундирного материала разных оттенков, маленькую, нарочно сделанную для образца, фуражечку путейского ведомства и жестяную, плотно закрывающуюся баночку с черной краской.
      Это были образцы.
      Император посмотрел на них непредубежденным взглядом; он взял со стола шнур и, поглядев на графа, намотал на указательные пальцы. Генерал выдержал взгляд. Император рванул шнур. Шнур выдержал испытание. Приоткрыв баночку, император понюхал и спросил брезгливо:
      - Это что?
      - Краска, представленная для покрытия буток, государь.
      Император понюхал еще раз и отставил.
      - Новую смету приготовил?
      - Приготовил, государь.
      - Сколько?
      - Пятьдесят семь миллионов, ваше величество.
      - Сорок пять - и ни полслова более. У меня деньги с неба не падают.
      Дело шло о сметных деньгах по новой Николаевской железной дороге. Первоначальная смета была отклонена. Работы же вообще производились по справочным ценам.
      Император посмотрел пристально на Клейнмихеля.
      - Я прикажу быть инженерам честными, - сказал он. - Тумбы у тебя поставлены?
      От здания таможенного ведомства вдоль по Неве тумбы имелись только с одной стороны. Со стороны набережной был переход прямо на холодный невский гранит. Стремясь к симметрии не только во внутренних вопросах государства, но и во внешнем устройстве столицы, государь, проезжая, обратил на это внимание генерала.
      - Стоят, ваше величество, - грустно ответил генерал. Государь указал на шнур, фуражечку и баночку.
      - Возьми.
      Прием был закончен.
      6
      Выйдя из дворца, граф Клейнмихель сел в сани и закричал отчаянным голосом опытному кучеру: - Гони, скотина! В управление! Пух и прах!
      Три прохожих офицера стали на Невском проспекте во фрунт. Чиновники чужих ведомств снимали фуражки. По быстроте проезда все догадались, что скачет граф Клейнмихель по срочному делу.
      Он пробежал в свой кабинет, не глядя ни на кого.
      - Позвать скотину Игнатова, - сказал он. Скотина Игнатов, статский советник, явился.
      - Тумбы! Где Еремеев? Брандмейстер! Брандмейстер! - кричал генерал.
      "Брандмейстер" было прозвище статского советника Еремеева, смотрителя уличного благоустройства, неизвестно откуда происшедшее.
      Дело объяснялось так: генерал-адъютант Клейнмихель забыл отдать распоряжение о тумбах.
      Чувствуя во рту сладкий вкус - предвестие тошноты, - генерал Клейнмихель распоряжался. Тумбы оказались заготовленными, но еще не поставленными. Через пять минут была послана на место производства работ рота строительно-инженерных солдат. Каждые пять минут прибывали с рапортом лица внешнего отделения полиции. Они рапортовали, что все в порядке; ничего особенного по месту производящихся работ не произошло. Слабея, генерал ходил по кабинету и все реже хриплым голосом кричал:
      - Я прикажу им быть честными!
      Через четверть часа тумбы воздвигнуты в установленном порядке, а следы недавнего внедрения, насколько возможно, скрыты щебнем. Император в местах производства работ не замечен.
      Генерал Клейнмихель опустился в кресла.
      - Пух и прах, - сказал он.
      7
      Именно в это утро, более чем когда-либо, император ощущал потребность в государственной деятельности. Образцы, среди них маленькая фуражечка, не удовлетворили его. Ни одной минуты не должно быть потеряно даром. Разве заехать к вдове полкового командира Измайловского полка и сказать потрясенной горничной девке:
      - Доложи: приехал генерал Романов... - ?
      Старо и не следует повторять более разу. Можно устроить чрезвычайный смотр Преображенского полка. Обревизовать внезапно конюшенное ведомство. Затребовать план нового кронштадтского форта, составленный Дестремом. Заняться делом о краже невесты поручиком Матвеем Глинкою.
      Он приказал заложить лошадей и поехал внезапно ревизовать С.-Петербургскую таможню.
      Он прекрасно знал город как стратегический пункт. С того времени, когда в городе случились неприятные беспорядки при его восшествии, он привык по-разному относиться к частям города. Так, например, не любил Гороховой улицы, не ездил по Екатерингофскому проспекту и всегда подозревал Петербургскую часть. Прекрасно зная план своей столицы, он, однако, выезжая, испытывал иногда чувство удивления, как улицы в их грубом пригородном начертании, усеянные постороннею толпою и зрителями, мало походили на план. Любил поэтому знакомые места - Миллионную, правильный Невский проспект, бранное, упорядоченное Марсово поле.
      С Васильевским островом мирился за его немецкий и забавный вид - там жили большею частью булошники и аптекари. Он помнил водевиль на театре Александрины, этого, как его... Каратыгина, где очень смешно выводился немец, певший о квартальном надзирателе:
      И по плечу потрепетал.
      Он тогда сказал Каратыгину: очень неплохо.
      - Недурные водевили сейчас даются на театре. Глаз да глаз.
      А до таможни проездиться по Невскому проспекту.
      Прошедшие два офицера женируются и не довольно ловки.
      Фрунт, поклоны. Вольно, вольно, господа.
      Ах, какая! - в рюмочку, и должна быть розовая... Ого!
      Превосходный мороз. Мой климат хорош. Движение на Невском проспекте далеко, далеко зашло. В Берлине Linden 1 - шире? Нет, не шире. Фридрих решительный дурак, жаль его.
      Поклоны; чья лошадь? Жадимировского?
      Вывески стали писать слишком свободно. Что это значит: "Le dernier cri de Paris. Modes" 2. Глупо! Сказать!
      Кажется, литератор... Соллогуб... На маскараде у Елены Павловны? Куда бы его деть? На службу, на службу, господа!
      У Гостиного двора неприличное оживление, и даже забываются. Опомнились наконец. А этот так и не кланяется. Статский и мерзавец. Кто? Поклоны, поклоны; вольно, господа.
      Неприлично это... фырканье, cette petarade 3 y лошади - и... навоз!
      1 Unter den Linden (нем.) - буквально "Под липами" - одна из главных улиц Берлина.
      2 "Последний крик Парижа. Моды" (франц.)
      3 Эта трескотня (франц.),
      - Яков! Кормить очищенным овсом! Говорил тебе! Как глупы эти люди. Боже! Черт знает что такое! Нужно быть строже с этими... с мальчишками. Что такое мальчишки? Мальчишки из лавок не должны бегать, но ходить шагом.
      Поклоны, фрунт.
      А эта... вон там... формы! Вольно, вольно, малютка!
      Въезжая на мост, убедился в глянце перил. И дешево и красиво. Говорил Клейнмихелю! Вожжи, воздух. Картина! Какой свист, чрезвычайно приятный у саней, в движении. Решительно Канкрин глуп. Быть не может, чтоб финансы были худы. А вот и тумбы... Стоят. Приказал, и тумбы стоят. С тумбами лучше. Только бы всех этих господ прибрать к рукам. Вы мне ответите, господа! Никому, никому доверять нельзя. Как Фридрих-дурак доверился - и aufwiedersehen 1. - Стоп.
      Таможня.
      1 До свидания (нем.).
      8
      Он заметил, как покачнулся толстый швейцар и как сразу выцвели и померкли его глаза в мгновение перед тем, как упасть корпусом вперед в поклоне. И он вступил в здание.
      Он любил внезапное падение шума, чей-то отчаянный шепот и затем, сразу, тишину. И появляется - он.
      Его глаз замечал все - писец за столиком вдруг перекрестился, как бы шаря у пуговицы.
      Он отдал громко приказ:
      - Продолжать дела!
      Шел обычный досмотр вещей, и чем обычнее были вещи, тем яснее чувствовалось значение происходящего. Его присутствие придавало смысл всем досматриваемым вещам, даже ничтожным; произносились названия. Он стал у весов.
      - ...золотые дамские, с горизонтальным ходом, женевские...
      - Водевиль-Канонес - сигары - ящика: два; Дос-Амигос-Трабукко - ящика: один; Водевиль-Рояль...
      - Рококо столовых ложек: двенадцать; ренессанс черенков: двенадцать...
      - Книги немецкие, в книжный магазин Андрея Иванова.
      - Вскрыть.
      Книги ему показались дурного тона. Он отобрал из них две неприличные. "Каценияммер" - сборник грязных анекдотов с изображениями женщин, у которых виднелись из-под юбок чулки, и "Картеншпиль" - руководство к выигрышу. Карточная игра в последнее время очень развилась, что серьезно его заботило. Перевод сочинения Александра Дюма "Графиня Берта" отложен за ненадобностью.
      Неприметно он увлекся досмотром вещей. Было наперед ясно, что в каждой прибывающей партии товаров имеются вещи злонамеренные. И он ждал их. Но вместе была и полная неизвестность: а вдруг ровно ничего не окажется?
      - Подсвечники кабинетные для вояжа, штуки: две.
      - Канделябры...
      - Сигарочницы, бритвенницы разной величины, штук: десять...
      - Машинка для языка... Он стоял.
      Досмотр шел; вскрывались ящики, вещи извлекались. Оставались всего два ящика, большие и хорошего вида.
      - Экспедицьон офицель 1, - сказал таможенный тихо. Ящики с такою надписью отправлялись на министерства, посольства и вскрытию не подлежали.
      1 Expedition officielle (франц.) - официальная посылка; экспедиция отделение почтамта.
      Он посмотрел поверх должностных лиц, бесстрастно.
      - Expedition - это вы, - сказал он, - officielle - это я. Вскрыть.
      Легкий вздох прошел по залу.
      Началось вскрытие клади, которая много лет безмолвно пропускалась лицами таможенного ведомства, не имеющими права интересоваться содержанием.
      - Досмотреть и перечислить.
      И здесь произошло событие, не предвиденное даже императором.
      - Сорочки женские шелковые, штук: двадцать, - сказал чиновник.
      - Одеяла ватные, шелковые, с кистями, штук: пять...
      - Полотно батист, мануфактур Жирард, кусков: десять...
      - Зеркала филигрань...
      Бросились к ящику проверять адрес - оказалось в порядке: груз казенный, expйdition officielle. И что впопыхах раньше не прочли: для отдельного корпуса жандармов шефа графа Орлова.
      - Чулок женских шелковых, пар: двадцать... Император, несколько опешив, стоял.
      Вдруг манием руки он прервал пересчет.
      - Доставить к нему на квартиру, - сказал он. Близкостоящему чиновнику послышалось как бы еще:
      - Свинья!
      но чиновник не осмелился расслышать и до самой смерти донес воспоминание, что император сказал вовсе не "свинья", а "семья", желая таким образом объяснить содержание официального пакета семейными обстоятельствами шефа жандармов графа Орлова.
      И большими шагами, производя звон большими шпорами, еще возвысясь в росте, император, посмотрев на всех, удалился в негодовании.
      9
      Император страдал избытком воображения.
      Обычно он не только гневался, но еще и воображал, что гневается. Он даже отчетливо видел со стороны всю картину и все значение своего гнева. Вместе с тем его раздражительность была чувство не простое. Составив себе определенное законными установлениями представление об окружающем, он негодовал, находя его другим. Но как он понимал, насколько ниже его все окружающие, то ничего, в сущности, не имел против того, чтобы они имели свои слабости.
      Однако случай с графом Орловым его озадачил.
      Направляясь в таможенное ведомство, он думал, что откроет там какое-нибудь злоупотребление, неясно представляя, какое именно. Он знал, что шеф жандармов берет большие взятки и даже переписал на себя чьи-то золотые прииски, но мирился с этим ввиду больших, чисто политических размеров взимаемого. Здесь же эти одеяла и двадцать штук беспошлинных женских сорочек удивили его, так сказать, домашнею осязательностью предметов. Зачем ему нужны эти двадцать сорочек? Тысяча свиней!
      Он не любил бывать озадаченным. Ноздри его были раздуты. Выйдя на совершенно опустевшую улицу, он пешком дошел до угла. Кучер Яков ехал мерным шагом за ним, соблюдая расстояние. Перед тем как сойти с панели к саням, император в раздражении ударил носком сапога в тумбу.
      Многими историками отмечалось, что бывают такие дни, когда все кажется необыкновенно прочно устроенным и удивительно прилаженным одно к другому, а весь ход мировой истории солидным. И напротив, выдаются такие дни, когда все решительно валится из рук. Тумба, в которую ударил носком сапога, находясь в дурном настроении, император, внезапно повалилась набок. Кучер на козлах крякнул от неожиданности. Улица была безлюдна.
      - Где мерзавец Клейнмихель? - спросил себя император, глядя в упор на кучера.
      Но кучер Яков был муштрованный и на государственные вопросы не отвечал.
      Он тихонько произнес, как всегда в этих случаях:
      - Эть (или даже: эсь), - и слегка натянул вожжи, так что это слово, если только это было словом, могло быть отнесено и к лошадям.
      Между тем вопрос имел свое значение, что обнаружилось впоследствии.
      Если бы здесь, под рукой, оказался Клейнмихель, как всегда в таких случаях, все хоть бы отчасти улеглось. Генерал мог бы сослаться на грунт или отдать под суд роту своих инженерных солдат. Здесь же, имея перед глазами Неву, невдалеке мост, построенный генерал-инженером Дестремом, дальше Петербургскую часть, а у ног тумбу, - император излучал гнев, не находивший применения.
      В чисто живописном отношении его лицо чем-то, своею быстрою игрою, напоминало в такие минуты молнию в "Гибели Помпеи" Брюллова и "Медном змии" Бруни.
      Он почувствовал старое военное состояние, в котором был тогда - при Енибазаре - тогда, когда военный совет просил его об удалении с поля битв из-за опасности быть окруженному подобно Петру Великому на берегах Прута. Полный горького сознания, что такой гнев растрачивается впустую, он сел в сани и приказал:
      - Через мост, на Петербургскую часть. Кругом, в обход!
      Сани помчались.
      - Посмотрим, посмотрим, господа мерзавцы! Был час дня.
      10
      В это время обер-полицеймейстер генерал Кокошкин, получив ложные донесения о движении императора на Васильевский остров, выехал наперерез, имея в составе полицеймейстера и трех чинов внешнего отделения полиции. Не встречая на своем пути ничего подозрительного, генерал Кокошкин распорядился, однако же, через четверть часа двинуть одного из чинов, поручика Кошкуля 2-го, в обход, по направлению к казармам Егерского полка, на Петербургскую часть.
      11
      События развивались быстро.
      Петербургская часть, при неустроенности мостовых и обилии непроезжих пустырей, имела свои преимущества: редкую заселенность, приземистое строение домов, открывавшее глазу широкую перспективу и отсутствие скопления людей на улицах. Сани, управляемые опытным кучером, неслись.
      Была перепугана водовозная кляча, плеснувшая из бочки воду, чуть не понесшая, скрылись две салопницы, мелькнули уличные сцены из жизни простонародья, а там пошли пустыри и осталась позади будка градского стража.
      В это время император на повороте, невдалеке от Невы, заметил двух солдат, по форме как будто Егерского полка. Солдаты, бодро идя но чистому зимнему воздуху, не слышали звука саней и оба разом зашли в низенькую дверь строения, не напоминавшего по виду ни одного из зданий военного ведомства. Поравнявшись с дверью, император прочел на вывеске: "Питейное заведение" и надпись мелом рядом, на заборе: "кабак".
      Сомнений не было никаких. Двое рядовых лейб-гвардии Егерского полка, или во всяком случае какого-то гвардейского полка, вошли, неизвестно как отлучившись, в кабак.
      Это было нарушением, которое надлежало пресечь лично.
      Когда нарушение началось, но еще не совершилось или, по крайней мере, не достигло своей полноты, - дело командования пресечь или остановить его.
      Но, если оно уже началось, необходимо остановить нарушение в том положении, в каком оно застигнуто, чтобы далее оно не распространялось.
      Здесь же, хотя дело шло о посещении кабака, которое только что началось и во всяком случае не достигло еще своей полноты, однако нельзя было довольствоваться такими мерами. Предстояло восстановить порядок, обличить виновных и обратить вещи в то положение, в котором они состояли до нарушения.
      Порядок и расположение пунктов были к этому времени следующие: П пустырь, Б - будка градского стража, К - кабак, С - сани государя императора, с кучером и с самим императором, остановившим сани, но из саней еще не выходившим.
      Император крикнул звучным голосом, обратясь в сторону Б - будки:
      - Стра-жа!
      В служебное время на каждую будку полагалось три стража. Один из них, по очереди, стоял у будки на часах, вооруженный и одетый по форме, другой считался подчаском, а третий отдыхал.
      На беду было как раз такое положение: вооруженный алебардою страж сдал с утра свою команду другому, другой отдыхал, а подчасок отлучился по своей надобности.
      Положение еще осложнилось тем, что император заметил на безлюдной ранее улице, правда на довольном расстоянии, зевак.
      Заметен был равнодушный чухонец с горшком из-под молока, две какие-то бабы-раззявы и совсем юный и розовый малолетный подросток.
      - Стража! - повторил металлическим голосом император.
      В это время из среды простонародья неожиданно отделился подросток и быстрыми шагами подбежал к саням.
      - Осчастливьте приказать за стражей, ваше величество, - сказал он довольно бойко.
      Император жестом изъявил согласие, но сам между тем рванулся из саней так быстро, что кучер не успел отстегнуть полость, и ее в последний момент отстегнул тут же случившийся подросток.
      12
      Рядовые карабинерной роты, вошедши в питейное заведение, вели себя как люди, расположившиеся отдохнуть и выпить, или, как говорилось среди унтер-офицерства, дерябнуть.
      Они вежливо спросили у хозяйки два шкалика водки, а на закуску по ломтю хлеба, соли и вяленого снетка.
      Хозяйка, рыхлая и расторопная женщина, стала хозяйственно нарезать хлеб, а солдаты сели у окошка и хотели приступить к разговору. Один из них, как всегда в таких случаях, смотрел в запотелое окошко, без дальних мыслей, но все же наблюдая на всякий случай улицу.
      Вдруг в окне, справа, мелькнули: конская морда, блестящий мундштук, кучерская шапка, и взлетел шпиц каски.
      - Частный! - успел крикнуть солдат.
      13
      Настежь распахнув дверь, император сразу подошел к стойке и безмолвно оглядел, как бы уравнивая взглядом, хозяйку, початый бочонок с медным краном и какую-то снедь на стойке, названия которой не знал. Этого было довольно.
      Хозяйка, как сраженная пулей, упала в ноги императору, согнувшись всем станом, рыдая и пытаясь лобызнуть лакированные сапоги с маленькой ступней.
      - Тварь, - сказал император.
      - Не погуби, батюшка, - сказала хозяйка.
      - Тварь, - повторил император. - Разве не знаешь, что запрещено пускать состоящих на службе?
      - А что я с ними, окаянными, поделаю, - рыдала хозяйка. - Не губи. Нету у меня никого и не бывало.
      Кончиком носка император отшвырнул ее и, несколько опомнясь, осмотрелся. Обои были не то с мраморными разводами, не то с натуральной плесенью. В комнате было три стола с запятнанной скатертью, на стене дурная картина, изображающая похищение из гарема, на стойке армия шкаликов, бочонок с медным краном, нарезанный хлеб и какая-то снедь, названия которой он не, знал.
      Солдат не было.
      14
      Бойко, весь подобравшись, подросток вернулся к саням, но не застал императора.
      Тогда он обратился к кучеру Якову и, почтительно указав пальцем на раскрытую дверь кабака, спросил:
      - Находятся там?
      Осторожный кучер Яков сказал было, натягивая вожжи: "эть" или "эсь", но, видя, с одной стороны, что обстоятельства чрезвычайные, а с другой, что подросток еще малолетный, ответил:
      - Там.
      - Могу ли я спросить ваше благородие, - спросил отрок, - должен ли я дожидаться его величества здесь или пойти доложить?
      - Дожидаться, - ответил кучер Яков.
      Потом, отчасти сам любопытствуя, спросил, не оборачивая головы:
      - А стража, - эть?
      - Стража в горячке, и послано за подлекарем, - ответил подросток.
      - Эсь, - сказал кучер Яков.
      Потом, полуобернув голову к юноше, он внимательно его разглядел и кивнул головой.
      - Вы рассудительный. Благородство.
      15
      Еще раз окинув взглядом помещение питейного заведения и не найдя солдат, император, отошед в сторону, но отнюдь не сгибаясь, заглянул под стол.
      Никого не было.
      Тогда, ничего не понимая, но воздержась от дальнейших расспросов, он внезапно двинулся вон из заведения.
      Прибывший в это время на место происшествия поручик Кошкуль 2-й застал в отдалении от императорских саней некоторое скопление народа, императора стоящим у самых саней и тут же подростка среднего роста, с обнаженной головой, рапортующего о чем-то императору.
      Завидя поручика Кошкуля 2-го, государь спросил его, с приметным гневом и одушевлением:
      - Кто?
      После того как поручик Кошкуль 2-й назвал себя, государь погрозил ему пальцем и приказал:
      - Место оцепить.
      По отношению к окружавшему, пока еще редкому, скоплению публики император отдал распоряжение:
      - Осадить и прогнать.
      А затем, указав на близстоящего подростка, произнес:
      - Отличить.
      Тут же случившийся малолетный Витушишников помог его величеству сесть в сани.
      16
      Через десять минут поручику Кошкулю 2-му удалось стянуть к месту происшествия сильный отряд внешней полиции и оцепить окружающее пространство. Скопление любопытных рассеяно. Малолетного Витушишникова во все время производства операций поручик содержал при себе. После тщательного осмотра местности ничего подозрительного не найдено, за исключением одного пьяного, никогда не состоявшего в военной службе, а числившегося в с.-петербургских шарманщиках.
      Тут же на месте была допрошена и тотчас вслед за этим арестована кабатчица, а питейное заведение со всем находившимся внутри инвентарем закрыто на ключ и опечатано. Допрос кабатчицы мало что выяснил вследствие сильного расстройства, в котором она находилась, и затемнения памяти, на которое ссылалась. Выяснилась только одна любопытная подробность, которую поручик Кошкуль 2-й не счел, однако, удобным помещать в протокол.
      Неоднократно говоря о том, что у нее отшибло память, она каждый раз упоминала о каком-то "новом":
      - Как новый наехал, так все затемнилось. И еще раз:
      - Еще до нового, я и сама говорю им (то есть солдатам) запрещается...
      Наконец поручик Кошкуль 2-й нашелся вынужденным спросить бабу, о каком новом говорит она, и оказалось, что она говорит о новом частном приставе, только вчера приступившем к исполнению обязанностей в Петербургской части.
      Заинтересовавшись этим обстоятельством и ничего не зная о посещении кабака частным приставом, Кошкуль 2-й вскоре выяснил, что вздорная баба все время принимала государя императора за нового частного пристава Петербургской части.
      Обругав до последней крайности глупую бабу и сам испугавшись, поручик Кошкуль 2-й прекратил допрос, арестовал допрашиваемую, а сам отбыл в санях вместе с подростком для подробного допроса в полицейском управлении.
      Малолетный Витушишников, проживающий на 22-й линии Васильевского острова, сын коллежского регистратора, пятнадцати лет, показал: будучи ребенком, он пробирался на Рыбацкую улицу в Петербургской части, где, на углу у Введенья, как он слыхал, устроилась карусель и производили за плату катанье детей.
      С раннего детства воспитываемый отцом в правилах особо живого почитания всей августейшей фамилии, имея у себя портрет в красках всегда висящим на стене, - он, переходя вышеупомянутое место, увидя некоторое скопление народа и сообразив происшествие, сразу же узнал венценосца и, приблизившись, испросил распоряжений. Далее, подойдя к будке градских стражей, нашел стража в сильной слабости, качающегося на ногах и с бессвязною речью, который пояснил, что подчасок сейчас им послан не то за лекарем, не то за липовой, - о чем доложено.
      - Однако же, вы хорошо нашлись, - с уважением сказал поручик. - Доложу о вас господину обер-полицеймейстеру как о молодом человеке, лично известном с самой лучшей стороны государю императору. Честь имею кланяться. Не премините засвидетельствовать почтение папеньке. Не извольте беспокоиться, вас доставят домой казенные сани.
      17
      Если бы солдаты хоть на минуту могли вообразить, что у дверей питейного заведения остановился государь император, - они, без сомнения, растерялись бы и погибли. Их спас, а кабатчицу погубил единственно недостаток воображения. Увидя шпиц каски, первый солдат сразу же подумал о частном приставе, и все дальнейшие действия в питейном заведении протекали именно в этом направлении и были продиктованы желанием спастись от частного пристава, никак не больше.
      Но и этого было вполне достаточно. Оба на мгновение вдруг ощутили зуд в спинах от будущих и отчасти бывших палочных ударов. Пока на улице раздавались призывы стражи, оба разом, наклоня головы, сорвались с мест и сунулись в соседнюю комнату, бывшую в личном пользовании кабатчицы. Там, черным ходом, минуя чулан и отхожее место, они спустились по узкой лесенке во двор.
      Кабак выходил задним своим фасом на пустырь, и огороженного двора, в буквальном смысле, вовсе не было. Забор имелся только с одного фланга. Картофельная шелуха, яичная скорлупа, кучка золы и вылитые помои означали пограничную черту двора. Поэтому без всяких помех, пока снаружи шли переговоры, солдаты, наклоня головы и таясь по правилам военных маневров, прошли, нимало не теряя времени и не производя шума, вдаль. Там они свернули в переулок, некоторое время намеренно плутали, а затем, находясь уже в другом районе, разъединившись, деловым стройным шагом отправились каждый по служебным надобностям. До конца жизни они сохранили воспоминание о том, как ловко улизнули от частного пристава.
      Императора же в данном случае сбили с толку непривычные условия местности. Питейное заведение было оклеено мрачными мраморными обоями, на которых к тому же местами выступила в большом количестве плесень. Обои от времени лопнули и расселись в разных местах и направлениях. Поэтому небольшая дверь в дощатой перегородке, отделявшая заднюю комнату кабатчицы от питейного зала, ускользнула от внимания императора.
      18
      Конь был в пене. Император проделал весь обратный путь молча, не отвечая на поклоны, с решимостью. То, что солдаты, вошедшие в кабак, как сквозь землю провалились, нисколько его не занимало. Он не любил неразрешимых вопросов, объясняя их волею провидения. Если бы он застиг солдат - это на многих навело бы страху, а затем даже могло стать легендою и, изложенное приличным слогом, впоследствии заняло бы свое место. Но, устремясь на солдат, он не настиг их, и это его оскорбляло.
      - Я покажу им, - повторил он несколько раз. Только пройдя несколько зал, миновав ряд мраморных колонн, лабрадоровые столы, фарфоровые вазы с живописью, порфировые изделия, император снова вошел в легкую атмосферу дворца и вернулся к исходному пункту.
      Был вызван генерал-адъютант Клейнмихель.
      - Поди, поди сюда, голубчик, - сказал император. Генерал-адъютант помедлил в дверях.
      - Ну что же ты, подойди, - сказал тихонько император.
      Подошедший генерал-адъютант Клейнмихель был внезапно ущипнут. Он был так метко и ловко застигнут врасплох, что не имел времени податься ни вперед, ни назад и предоставил императору свою руку без малейших возражений.
      Только когда наступила обычная тошнота, император отпустил генерала и произнес:
      - То-то. Вот тебе тумбы.
      Вообще в течение дня утраченная бодрость восстановилась. По всему было видно, что император принял решение. После обеда он выслал вон дежурного при телеграфе офицера и сам направил по адресу шефа жандармов Орлова телеграмму без обращения и подписи:
      - Свинья.
      Именно в этой телеграмме некоторые историки видели причину и зародыш болезни, сведшей впоследствии графа Орлова в могилу. Как известно, на старости лет граф стал воображать себя свиньей, что впервые обнаружилось на одном из парадных обедов в честь графа Муравьева, когда он внезапно потребовал себе корыто, отказываясь в противном случае есть. Но до этого было еще пока далеко.
      К вечеру император принял вполне определенное решение.
      - Я покажу им, - сказал он.
      Он вызвал обер-полицеймейстера Кокошкина и на секретном докладе спросил о результатах поисков. Поиски оставались, как он и ожидал, безрезультатными. Тогда император перед самою вечернею молитвою наложил на доклад резолюцию:
      "Отдать под суд откупщика, которому кабак принадлежит, с прекращением его откупа, а в случае замешанности - со взятием имущества в казну".
      - Я покажу им, - произнес он, - что в России еще есть самодержавие.
      19
      Кабак оказался находящимся во владении винного откупщика Конаки, проживавшего по Большой Морской улице. Назавтра он был арестован по обвинению в злостном содержании лично ему принадлежащих кабаков. Конаки был человек небольшой и недавний. Всего три года, как он прибыл с юга, где имел свой обширный ренсковый погреб. С молодых лет он состоял по винным делам; был наследственный винник. Знал, как нужно давить виноград, чего подмешать; понимал процессы брожения. Торговал крупно. Расхаживая у себя на юге по прохладной Виннице, чувствовал вкус довольства. Но неудержимо растущее состояние оторвало его от этих мирных воспоминаний. Он прибыл в Петербург, чтобы приглядеться, стал понемногу прививаться, осел с большой шумной семьею на Большой Морской, начал уже входить во вкус операций - и вот среди бела дня, неожиданно - сел в яму.
      Впрочем, не так уж неожиданно. Имея в лице молодых Конаки-сыновей дельных агентов по налаживанию жизни в питейных заведениях, он уже спустя два часа знал об опечатании кабака, представлял себе в примерных размерах случившееся и успел посоветоваться с несколькими лицами. Но все же он не мог ожидать такого быстрого, молниеносного лишения свободы. Как только дверь затворилась за жандармами, уведшими отца, потерявшего при этом все присутствие духа, Конаки-сыновья предоставили женщинам плакать и метаться по обширным комнатам, а сами сразу же отправились на Конногвардейский бульвар к главному петербургскому откупщику Родоканаки.
      20
      Если Конаки был еще совершенно свеж и в нем еще держался дух ренскового погреба, то начало Родоканаки было далеко и всеми забыто. Известно было, что он из Одессы, и сам он всегда любил это подчеркивать.
      Однажды он явился в Петербурге, небольшого роста, в черном сюртуке и отложных воротниках, и купил место против самых конных казарм, что было смелостью для человека статского. Пригласив к себе видного архитектора, он заказал ему планы и чертежи дома, чтоб дом не напоминал ни одного из петербургских, а все южные, роскошные дома, как у итальянцев.
      - Я негоциант, - пояснил он.
      На воротах он велел вылепить две черные мавританские головы с белыми зубами и глазами, постарался обвить окна плющом и стал жить. Плющ скоро засох, но Родоканаки получил в винных откупах большую силу. Если бы он старался слиться по образу жизни и вкусам с окружающим с.-петербургским населением и благородными лицами, - все бы о нем говорили, что он грек, а может быть, даже "грекос". А теперь все к нему ездили и говорили о нем: негоциант, и он был вполне петербургским человеком.
      Он открыто предпочитал Одессу, ее улицы, строения, хлебную биржу, и даже одесские альманахи ставил в пример петербургским.
      У него были свои вкусы.
      Обивку стен он сделал из черного дерева. Везде у него было черное, красное и ореховое дерево. Мрамора он не терпел.
      - Это мой дом, - говорил он. - Если я хочу мрамор, я пойду в Экономический клуб обедать и спрошу у лакея карту.
      В Экономическом клубе, старшиной которого он был избран, случалось ему играть в карты со знаменитыми писателями, и он уважал из них того, который его обыграл:
      - Без двух в козырях. Это человек! Пушкина он считал раздутым рекламой.
      Особенно не нравился ему "Евгений Онегин", где говорилось об Одессе:
      В Одессе пыльной...
      В Одессе грязной...
      Я сказал...
      Я хотел сказать...
      - Что это за стихи? - говорил он.
      Вообще же не чуждался поэзии. Был склонен ценить Бенедиктова:
      Взгляни, вот женщины прекрасной
      Обворожительная грудь.
      - Это картина, - соглашался он.
      Ему нравилось также изображение цыганского табора у этого поэта и знаменитой Матрены, которую он лично слышал у Ильи:
      А вот "В темном лесе" Матрена колотит,
      Колотит, молотит, кипит и дробит,
      Кипит и колотит, дробит и молотит,
      И вот поднялась, и взвилась, и дрожит.
      - "Дрожит" - это картина, - говорил он. И отзывался о поэте:
      - Его даже Канкрин считал очень способным человеком.
      Больше всего его здесь удовлетворяла, как он выражался, аккуратность поэта, которую он видел в этих стихах:
      - Сначала он говорит: колотит, молотит, кипит и дробит, без разбору, а потом уже с разбором: кипит и колотит, дробит и молотит. Это человек.
      Ему нравился большой размах, хотя сам он был человеком сдержанным.
      Так, например, из женщин он ценил Жанетту с Искусственных минеральных вод, которая первая ввела таксу на каждую руку и ногу в отдельности.
      - Это женщина, - говорил он.
      Но допускал существование и других. Когда кто-то отозвался тут же о покойной актрисе Асенковой, что она - святая, Родоканаки согласился:
      - Это другое дело. Это святая.
      При величайших операциях, которые он вел, он вовсе, однако, не был каким-нибудь отвлеченным человеком. Он живо понимал людей, и для него не было понятия "человеческая слабость", а только: "привычка".
      Комбинации он составлял ночью.
      На кроватном столике всегда стояли у него сушеная седая малага, сигары, вино. Он обдумывал план, жевал малагу, запивал глотком красного желудочного вина, выкуривал сигару - и крепко засыпал.
      Когда Конаки-сыновья, связанные с ним деловым образом, посетили его, он прежде всего приказал им успокоить женщин:
      - Пусть не плачут и сидят дома.
      Затем, расспросив подробности, некоторые записал и отпустил их, успокоив.
      В голове у него не было еще ни одной мысли.
      Ночью он сжевал ветку малаги, выпил зеленый ремер-бокал и выкурил цигарку.
      Он составил предварительный план действий и заснул.
      21
      Назавтра стало известно, что у Родоканаки будет дан фешьонебельный бал, на котором будет петь сама дива, госпожа Шютц.
      Комбинации свои Родоканаки обычно строил на привычках нужных лиц. Если чувствовалась нужда в каком-либо определенном лице с известными привычками, оно приглашалось почтить присутствием обед.
      Ни мраморов, ни мундиров; открытый семейный доступ к человеку. Разговор все время о Карлсбаде, Тальони, Жанетте из Минерашек, строительстве нового храма и конного манежа архитектором Тоном, о крупном проигрыше барона Фиркса в Экономическом клубе, о гигантских успехах науки: гальванопластике - все это смотря по привычкам лица; наконец, о сигарах Водевиль-Канонес.
      - Я люблю Трабукко, - говорил Родоканаки.
      Если гость также любил Трабукко, ему назавтра же посылались с лакеем две коробки отборных.
      Разговор велся пониженным голосом; Родоканаки был внимателен и относился серьезно даже к вопросу о Жанетте. В судьбе ее принимал участие министр финансов, и предметом беседы как бы выражалось уважение к собеседнику. По части винных откупов Родоканаки считался самым сильным диалектиком. Он не любил, когда лакей докладывал о срочном деле.
      - Меня нет дома, - говорил он сдержанно и не оборачиваясь.
      А при прощании говорилось что нужно, и если условия заинтересованных лиц бывали приемлемы, - все кончалось. Если же нет, - производились розыски, знакомства, обходные действия и подыскивалось более важное и при этом более сговорчивое лицо.
      Все происходило перед лицом прочных деревянных стен, паркетов, старых ковров и коллекции китайской бронзы и имело спокойный и глубоко основательный, даже исторический вид. И действительно, у каждой вещи была своя история - пивную кружку на камине подарил князь Бутера в Карлсбаде, а бронза - из Китая.
      - Негоциант, - говорили со вздохом очарованные лица.
      Так бывало, когда дело шло о каком-либо одном ясном деле.
      Когда же дело по сфере действий было рассеянное или даже неуловимое, когда предстояло еще наметить лиц, нащупать их привычки и уловить моральный курс дня, - давался вечер, бал. Главное внимание уделялось дамам, и тут бывали простые, верные комбинации. В это время учреждались и раскассировывались разом многие комиссии, комитеты и пр., выплывали новые люди, и дамы являлись тою общею почвою и предметом, которые объединяли самые различные ведомства, утратившие единый язык. У самых чиновных лиц был принят легкий тон.
      На этот раз были созваны самые видные питейные деятели, один молодой по юстиции, один действительный по финансам, несколько чужих жен, литература, карикатуристы.
      22
      С внешней стороны бал удался. Принужденности не было, а только полное внимание к чину или заслугам. Лакеи разносили лимонад и содовую воду. Подавались пулярды по-неаполитански, рябчики в папильотах, яйца в шубке по методе барона Фелкерзама. У Родоканаки был славный повар. Каждое блюдо имело свою историю: устрицы из Остенде, вина от Депре.
      У самого буфета черного дерева сидела госпожа Родоканаки в вуалевом платье, средних лет, обычно таившаяся в задних комнатах, исполнявшая роль хозяйки.
      Из питейных деятелей пришли: в черном фраке Уткин, Лихарев и барон Фитингоф (подставное лицо). Уткин был человек, умевший изворачиваться как никто, но по самолюбию попадал в ложные положения: лез в литературу. Дал деньги на издание журнала с политипажами, а там вдруг появилась карикатура на него же. Лихарев был московской школы, в поддевке, с улыбающимся лицом, стриженный в скобку. Барон Фитингоф был подставное лицо, брюки в обтяжку.
      Дива, госпожа Шютц, пропела руладу из "Idol mio" 1 и тотчас уехала, получив вознаграждение в конверте. Поэт прочел стихотворение о новейших танцах:
      Шибче лейся, быстрое аллегро!
      В танцах нет покорности судьбам!
      Кавалеры, черные, как негры,
      Майских бабочек ловите - дам!
      1 "Мой идол" (итал.).
      Чужая жена хлопнула его веером по руке.
      - Ах, как Матрена скинула шапочку: "Улане, улане!"
      - Поживите, Клеопатра Ивановна, у нас в Петербурге, полюбуйтесь этою ежечасною прибавкою изящного к изящному.
      - Том Пус лилипут, это совершенно справедливо, но он и генерал. Ему пожаловано звание генерала. Как же! В прошлом году.
      - И вот она подходит ко мне: а в Карлсбаде все девицы в форменных кепи и белых мундирах - там строго.
      - Звонит в колокольчик, ест вилкой. На вопрос, сколько ему лет, лает три раза. Пишет свое имя: Эмиль, и уходит на задних лапах.
      - Она сказала ему: ваше сиятельство, если вам не нравится мой голос, вы должны уважать мои телесные грации.
      - Теперь шелк для дам будут делать из иван-чая. Уже продают акции.
      - Это другое дело. Это иван-чай.
      И все же Родоканаки был обеспокоен.
      Кой-кто не явился, чужих жен и поэтов пришло слишком много. Жанетта с Искусственных минеральных, на которую возлагались надежды по особой ее близости с министром финансов, отлучилась на гастроли. Юстиция прислала извинение, а тайный напустил такого холоду и туману, что остальные, из разных комиссий, почувствовали каждый служебные обязанности. Знаменитый уютный характер Родоканакиных вечеров как бы изменился. Испортился стиль. Одна дама с плотным усестом была положительно развязна. Литераторы много пили. Чувствовалось, что образовался тайный холодок, пустота, и испытанный барометр - Пантелеев из комиссии смотрел по сторонам слишком бегло и кисло.
      Ушли раньше обычного.
      Тогда, оставив чужих жен и карикатуристов доедать пулярды, Родоканаки незаметно увел к себе в кабинет питейных деятелей: Уткина, Лихарева и барона Фитин-гофа (подставное лицо).
      Последние его слова за этот вечер были следующие:
      - Жив Конаки или нет, меня это не касается. Больше одним греком или меньше. Но арест - арест это другое дело.
      23
      Назавтра министр финансов, тайный советник Вронченко, принял коммерции советника Родоканаки.
      Министр был человек грузный. Принимая его на службу, бывший министр Канкрин решил, что он "пороху не выдумает". Теперь наступило время, когда требовались именно такие министры. Говорили о нем еще, что он "задним умом крепок". Пригодилось и это. Став министром, Вронченко обнаружил отличные мужские качества и шутливость. Его поговорки пошли в ход. Например, когда министр соглашался, он говорил:
      - То бе, если же нет:
      - То не бе
      и нюхал при этом табак.
      Говорили, что он таким образом парафразировал известную фразу Гамлета: to be or not to be - быть иль не быть.
      Вообще же он был вполне государственным человеком, лично понимающим всю важность финансов.
      Родоканаки он принял холодно, но вежливо.
      - Прошу пожаловать и сесть сюда, на диван.
      Родоканаки изложил цель посещения и высказал пожелание, чтобы кабатчица была наказана самым строгим образом, а Конаки освобожден, если возможно.
      Министр Вронченко не согласился и даже нахмурился.
      - Бо он сам виноват, il est coupable.
      Родоканаки сказал, что лица, несущие откупные труды, не могут отвечать за лиц, посещающих питейные заведения, и что Уткин, Лихарев, барон Фитингоф ожидают, что Конаки не будет предан суду.
      - То бе, - сказал министр и равнодушно нюхнул табаку.
      Тогда коммерции советник Родоканаки, вздохнув, тут же примолвил, что говорит не от своего имени: он - это другое дело, потому что давно готов на отдых и смотрит на откупные операции как на непосильные, но принужден передать от имени вышеупомянутых, да уж и своего, его высокопревосходительству, что все они намерены учредить акционерный капитал по разматыванию шелка, не могут поэтому долее нести откупа и принуждены отказаться.
      - То не бе? - сказал изумленный Вронченко и подпрыгнул на стуле.
      - К душевному сожалению, ваше высокопревосходительство, то бе, сказал с печальною улыбкою, кланяясь, Родоканаки.
      24
      Только после ухода Родоканаки Вронченко опамятовался:
      - Что за бес? Иль э фу 1, - сказал он тут же случившемуся секретарю. Какой там к бесу шелк?
      1 Il est fou (франц.) - он с ума сошел, одурел.
      Но сам он вскоре понял, что шелк имеет во всем деле лишь чисто формальное значение, и вспомнил, что сумма питейных откупов равняется двадцати миллионам. А всех чрезвычайных доходов, огулом и кругом, на глаз, дай бог, сорок. Чрезвычайные же расходы вовсе неопределимы и непреодолимы.
      Министр Вронченко почувствовал одиночество. Он задал себе вопрос, как поступил бы на его месте великий Канкрин, и даже приложил руку ко лбу козырьком, так как тот, страдая слабым зрением, всегда надвигал на лоб в служебные часы зеленый козырек, предохраняющий от света.
      Решительно не находя ответа, Вронченко сказал секретарю фразу, в которой выразил положение:
      - Вся совокупность такая... Ответа не было.
      Надув щеки и пофукав, он отдышался и решил, что возможны перемены.
      Он решил посетить некоторых товарищей по министерским обязанностям, а лично до вечера ничего не предпринимать.
      25
      Как всегда бывает с человеком растерянным, он поехал на верный провал, к министру юстиции Панину.
      Министр юстиции отличался прямолинейностью. Буквально понимая принцип непреклонности, он ни перед кем, исключая императора, не преклонял головы, и если ему, например, случалось уронить носовой платок или очки, то, при высоком росте, приседал за нужною вещью на корточки, не склоняя корпуса. Он отличался нравственностью, преувеличенные слухи о которой дошли даже до иностранных дворов.
      Объяснив суть дела Панину, Вронченко указал на то, что, если рассудить антр ну дё 1, - кабатчик не может уследить за всеми и за всех отвечать, и просил о помощи:
      1 Entre nous deux (франц.) - между нами двумя.
      - Бо трещим.
      Панин ответил ему с откровенностью:
      - Всегда рад, любезный Федор Павлович, вашим представлениям, когда они касаются правосудия. Заверяю, что виновные будут строго наказаны. Преступление, подобное описанному вами выше, не может в просвещенном государстве остаться без наказания. Но приложу все старания, дабы охранить спокойствие вашего министерства.
      Нюхнув табаку, заехал к Левашову, но генерал делал свою утреннюю гимнастику, и из комнаты доносилось:
      - Ать! Два! - Рыв-ком!
      Пробираясь на усталой лошади к Алексею Федоровичу Орлову, Вронченко опустился, обмяк, почувствовал, что погода изменилась, тает, и что баки у него мокрые, как будто он никогда и не был министром.
      Алексей Федорович Орлов принял его с всегдашнею осанкою воина.
      Первые фразы, произнесенные им, были энергичны:
      - Садитесь! Что такое?
      Но потом, со второй же фразы Вронченка, он стал совершенно рассеян, смотрел все время на свои каблуки, завивал крендельком конец аксельбанта и наконец, как-то странно хрюкнув, сказал:
      - Хоша я и понимаю, что финансы нужны, да в кабак ходить строго воспрещается.
      Выйдя на улицу и найдя там уже совершенную слякоть и разлезлое таяние снега, Вронченко посмотрел на осиротелую лазурь и, сказав сам себе:
      - В отставку! - приказал кучеру:
      - Отвези меня на квартиру.
      26
      На очередном докладе государю Вронченко крепился и наконец, побагровев, доложил, что с откупными операциями обстоит неблагополучно.
      Он долго готовился к этому докладу.
      Император прервал его.
      - Утри нос, - сказал он строго.
      Это могло быть понято буквально, потому что в сильном волнении министр действительно почасту и помногу нюхал табак, так что позднейшие домыслы о том, что в эту минуту у него "повисла капля", может быть, имели основание. У императора было наследственное отвращение к табаку. Но, с другой стороны, это могло быть понято как приказ об отставке.
      Сразу же после этого доклада стало известно, что министр финансов на днях выходит в отставку.
      27
      Когда граф Клейнмихель прослышал, что у Вронченка неладно с откупами, он пришел в хорошее расположение духа.
      - Скотина, - сказал он, - пусть посидит без миллионов, скотина, с миллионами всякий умеет.
      Когда же разнесся слух об отставке Вронченка, он окончательно повеселел.
      - Уходит в отставку, - сказал он в разговоре со своим любимцем директором департамента публичных зданий. - И уходи, скотина.
      Директор тоже выказал радость, но прибавил, что с балансом и бюджетом теперь, по-видимому, произойдет перемена.
      - Какая перемена? - спросил граф. - К чему? Директор объяснил, что откупа отпадают, и это дает в ведомстве финансов будто бы разницу в двадцать с лишком миллионов.
      - Конечно, отпадают, пусть посидит без миллионов, скотина, - сказал граф, но тут же вспомнил, что скотина-то выходит в отставку, а он, граф, остается.
      Он посовещался кой с кем.
      К вечеру погрузился в размышления и начал быстро ходить по кабинету.
      Поставлена на стол бутылка зельцерской, что всегда делала в таких случаях заботливая графиня.
      Ему стало вдруг ясно: отпадают миллионы - не на что строить железные дороги и мосты. Не на что строить - не строятся. То есть исчезают в первую очередь подрядчики.
      Граф Клейнмихель увидел перед собою бездну разорения.
      28
      Слухи, которые поползли разом и вдруг, имели особенно злонамеренный характер.
      Передавалось на ухо и с оглядкою, что двое солдат угрожали жизни императора, но его спас малолетный подросток. Другие же, главным образом из военных, с досадою возражали, что, напротив, юный наглец бросил снежком в императора, но был задержан полицейским поручиком, а теперь нахал содержится в Петропавловской крепости.
      Отставка министра финансов широко огласилась, хотя и не была еще объявлена. Причина была, по общему мнению, - скандальная Жанетта с Искусственных минеральных вод.
      В донесениях французского атташе своему правительству о деле рассказывалось более точно. Группа знатных откупщиков, нечто вроде fermiers generaux 1 старого режима, d'ancien rйgime, во Франции, предъявила иск правительству на пятьдесят миллионов рублей; население в панике; министр финансов не у дел и проводит дни у известной Жанетты на Мещанской улице. На императора сделано покушение во время выезда на охоту (oblava russe).
      1 Генеральных откупщиков (франц.).
      Атташе писал: Aut nunc, aut nunquam - теперь или никогда.
      29
      Он сидел в кругу семейства, ощущение семейного счастья заменяло ему все остальные. В такие дни он требовал, чтобы к чайному столу подавался настоящий самовар и чтобы сама императрица разливала чай. Он все время шутил с молоденькими фрейлинами и рассказал исторический случай из своей молодости: когда кавалер, состоявший при нем, задал ему тему для сочинения: "Военная служба не есть единственная служба дворянина, но есть и другие занятия", - император, которому в то время шел пятнадцатый год, подал по истечении часа с половиною чистый лист бумаги. У фрейлин вздрогнули плечи при этом рассказе.
      Ни за чаем, ни в какое другое время не упоминалось о Вареньке Нелидовой.
      Однако же состояние духа не могло назваться спокойным. У императора, кроме всего прочего, была хотя и застарелая, но сильная натура, которая требовала своего моциона. Это сказывалось и на его лице, которое один придворный сравнил с эоловой арфой, отражающей все движения природы.
      В государственном же отношении он был тверд. Клейнмихеля, который попробовал в доклад о мосте вплести выражение "финансовая смета", он просто выгнал вон.
      После обеденного сна устроился небольшой семейный вист по маленькой; император выше двадцати пяти копеек поэнь не играл. Приглашены были три камергера: двое молодых, один старый. Пальцем поманив маленькую фрейлину, у которой при этом покраснела грудь, он сделал ее своей советчицей.
      Фрейлина, в прекрасном оживлении, старательно советовала, а император поступал по своему усмотрению. Так, вопреки ее советам, он сразу взялся за туз, что, как известно, в висте при тузе, короле и трех маленьких не годится.
      - Ваше величество, - сказала счастливая, но испуганная фрейлина, - но так никто не делает!
      Император ответил внезапно сухо:
      - Так делаю я.
      - Ваше величество, - пролепетала фрейлина, - но обычная система виста...
      Император открыл туз.
      - Le systeme Nicolas, - сказал он.
      Молодой камергер, заметно побледнев, долго выбирал карту, наконец выбрал - положил - и проиграл. - Le systeme Nicolas, - повторил император.
      Начался второй роббер. Играющие переменялись местами, чтобы каждому за вечер выпало играть с императором на одной руке.
      Старому камергеру шел восьмой десяток; он был глух и не замечал кругом ничего, даже женских глаз. Он был углублен в игру.
      - Le systeme... - начал император.
      В одну минуту дрожащими руками камергер покрыл все карты императора.
      Император выложил на стол три проигранных рубля и повернул спину играющим.
      - Я недостаточно богат, чтобы играть в карты, - сказал он и показал улыбку под усами. - Пренебречь, - добавил он неожиданно, строго взглянул на всех играющих и грудью вперед вышел вон из комнаты.
      Семейный круг расстроился. Старый камергер более ко двору не приглашался.
      К вечеру того же дня получено известие о колебании ценностей на бирже.
      30
      На Васильевском острове были замечены невдалеке от места происшествия двое студентов, подозрительно молчавших.
      Мещанин на Кузнецком рынке предлагал "пустить петуха".
      Все трое задержаны.
      Фаддей Венедиктович Булгарин был потревожен в своем уединении.
      Это уже не был брызжущий жизнью и деятельностью ученый литератор, которого знал Петербург в старые годы. Но жил и теперь в непрестанных трудах. Только что недавно определился членом-корреспондентом специальной комиссии коннозаводства и по случаю нового служения стал издавать журнал "Эконом".
      - Лошадки, лошадки - моя страсть, - говорил он.
      За труды жизни был представлен к чину действительного статского советника.
      Из капитальных вещей подготовил к изданию "Победа от обеда. Очерки нравов XVII века" и приступил к печатанью на собственный кошт с рисунками, награвированными на дереве.
      Летом жил в деревне, а зимою на просторной петербургской квартире, где завел, соревнуя с Гречем, громадную клетку в полкомнаты, содержа там певчих птиц. Весною он открывал окно и выпускал какую-нибудь птицу на волю, произнося при этом стихи покойного Пушкина:
      На волю птицу отпускаю.
      Это вызывало большое скопление мальчишек, торговцев в разнос и соседей, знавших, что литератор Булгарин ежегодно выпускает по одной птице на волю.
      Обдумывал план своих воспоминаний. Говоря с молодыми литераторами, он утверждал, что существенной разницы между ним и Пушкиным не было.
      - Всегда оба старались быть полезными по начальству.
      И добавлял:
      - Только одному повезло, а другому - шиш.
      И, наконец, конфиденциально наклоняясь к собеседнику, говорил на ухо:
      - А препустой был человек.
      Теперь Фаддея Венедиктовича посетили по важному делу.
      Пришли трое: полковник особого корпуса жандармов, поручик Кошкуль 2-й и одно из статских лиц.
      От Фаддея Венедиктовича просили и ждали помощи как от редактора "Северной пчелы", чтобы успокоить умы.
      Фаддей Венедиктович попросил поручика Кошкуля 2-го подробно описать все происшествие и с пером в руке стал думать. Все трое с невольным уважением следили за переменами его лица, понимая, что это вдохновение.
      Фаддей Венедиктович хлопал глазами. Глаза его были без ресниц, в больших очках.
      Он стал рассуждать вслух:
      - Представить можно, что две бешеные собаки напали, а отрок храбро... Нет, не годится.
      - Можно также себе представить, что два волка из соседних деревень забежали... Волки - это весьма годится, это романтично... А отрок... нет, не годится...
      Все оказывалось неудобным и не годилось по той простой причине, что император был образцом для всего. Так, например, статья о том, что на императора напали две бешеные собаки, а отрок храбро оказал им отпор, была бы очень прилична, но не годилась: если уж на императора напали, то других и подавно покусают.
      Рассказ о двух волках из соседних деревень был романтичен, но несовместим с уличным движением. Замена лисицами обессмысливала вмешательство отрока.
      Вдруг взгляд Фаддея Венедиктовича остановился.
      - А ну-косе, благодетель, попрошу, - сказал он поручику Кошкулю 2-му, - извольте-с начертить мне план происшествия. На этом лоскуточке.
      Поручик Кошкуль 2-й обозначил пустырь, будку, питейное заведение, сани государя императора.
      - Попрошу реку, - сказал нетерпеливо Фаддей Венедиктович.
      Поручик сбоку отчеркнул реку.
      Тогда Фаддей Венедиктович описал за чертой кружок, а внутри кружка с размаху поставил точку и написал "У".
      - Утопающая, - пояснил он ничего не понимающему поручику Кошкулю 2-му, - в проруби.
      31
      Назавтра же в "Северной пчеле" появился в отделе "Народные нравы" фельетон под названием: "Чудо-ребенок, или Спасение утопающих, вознагражденное монархом".
      На окраине столицы (рассказывалось там) в реке Большой Невке молодая крестьянская девица брала ежедневно воду из проруби. Вдруг - кррах! Неверный лед подломился и рухнул под ее ногами. Несчастная, не видя ниоткуда спасения, погрузилась в воду. Она издает только время от времени протяжный вопль и смотрит со слезами в открытое небо. Но провидение!.. Она слышит над собой чей-то голос - к ней спешат на помощь. То был отрок, малолетный г. Витушишников, проживающий на 22-й линии Васильевского острова с престарелым отцом своим, коллежским регистратором Витушишниковым. Будучи ребенком, он спешил для детских забав на Петербургскую часть, но, услышав жалобные вопли, повинуясь голосу сердца, обратился на помощь погибающей. Однако неокрепшие руки отрока не в силах были удержать жертву. Казалось, и девица и юный спаситель равно изнемогали. Но монарх, в неусыпных своих попечениях проезжая мимо, услышал вопль невинности и, подобно пращуру своему, простер покров помощи...
      Вскоре спасенные отогревались в будке градских стражей, и жизнь их ныне объявлена вне опасности. Провидение!..
      В знак исторического сего дня не замедлится прибитием памятная доска на будке градских стражей - в память отдаленным потомкам.
      Принимая близкое участие в жизни чудо-ребенка г. Витушишникова, редакция объявляет сбор доброхотных пожертвований на приобретение дома для него. Устроителем счастия вызвался быть г. поручик Кошкуль 2-й, который заведует сборами при помещении газеты "Северная пчела".
      На доброхотные сборы согласие изъявили: его высокоблагородие г. Алякринский - 3 рубля серебром; его высокоблагородие г. Булгарин - 1 рубль серебром; его благородие г. поручик Кошкуль 2-й - 1 рубль серебром; коммерции советник Родоканаки - 200 рублей серебром.
      Тут же принимается подписка на изящное издание со 100 картинками исторического нравоописательного романа: "Победа от обеда. Очерки нравов XVII века". Сочинение г. Ф. В. Булгарина.
      32
      И все же успокоение не наступило.
      Император услышал фамилию Родоканаки. Это была новая, доселе не встречавшаяся фамилия. Император спросил у церемониймейстера де Рибопьера. Всегда откровенный Рибопьер ответил ему честным недоумением. Он знал только две сходных фамилии: Родофиникин и Роде; о последней, как принадлежащей музыканту, в разговоре не упомянул. Из камергеров не оказалось знающих Родоканаки или желающих в этом сознаться. По виду фамилия была, впрочем, греческая.
      Греческий посол, приятель Рибопьера, был немец, говорил по-немецки, родился в Баварии, был на лучшем счету у короля Отто и вообще не был знаком с греческими фамилиями.
      С холодным видом император внезапно спросил во время доклада графа Клейнмихеля:
      - Что такое Родоканаки?
      Графу Клейнмихелю показалось, что его в чем-то подозревают.
      - Не знаю, ваше величество.
      - А я знаю, - сказал государь.
      Клейнмихель побледнел, однако государь действительно не знал, кто такой, или, как он сказал, что такое Родоканаки.
      К концу дня он наконец добился ответа. Родоканаки оказался совершенно частным лицом, откупщиком, имеющим смелость проживать противу конных казарм. С тайным содроганием император повторил:
      - Родоканаки!
      Он решился на крайние меры.
      33
      Был вызван министр двора. Император спросил у него ведомости о расходах. Просмотрев, остался недоволен и вздохнул:
      - Я не могу тратить столько денег. Возьмите от меня эту маппу.
      Он потребовал уменьшения количества свечей в люстрах, в каждой на две, что по всему дворцу давало экономию в свечах. Запросив ежедневные обеденные меню, собственноручно вычеркнул бланманже.
      - Я требую, ты слышишь, требую, чтобы в государстве не было долгов, сказал он, глядя в упор на министра.
      Дворец притих.
      Выйдя в Аполлонову залу, император вдруг велел убрать статую Силена.
      - Это пьяный грек, - сказал он.
      Вечером услышали старинную фразу, которая заставила побледнеть:
      - Le sang coulera! 1
      1 Прольется кровь! (франц.). 504
      34
      Родоканаки совершил свой поступок в надежде, что дело скоро разъяснится. Он вовсе не собирался прекращать откупные операции. Сохраняя все привычки и наружное спокойствие, Родоканаки был внутренне не спокоен и даже проигрался в Экономическом клубе. Хуже всего было то, что в своих действиях он был связан с другими лицами. Очень шаток был Уткин, по мнению Родоканаки, готовый продать в любую минуту. Лихарев стал молчалив, барон Фитингоф (подставное лицо) - излишне развязен.
      Все это сказалось ужо в том, что все они, не исключая и самого Родоканаки, стали, точно сговорясь, прибавлять к имени Конаки ругательное словцо:
      - Когда болван Конаки еще был на свободе...
      - Что бы этой дурынде Конаки подумать...
      - Вы помните, в клубе, когда еще оболтус Конаки обожрался севрюжиной...
      Их жертва, принесенная такой мизерной личности, начинала казаться им самим смешной, дурацкой и совершенно неуместной. И, ничего пока не говоря друг другу, они говорили своим, а то и чужим женам:
      - Ввязались с этим подлецом Конаки...
      Они даже преувеличивали свою жертву, потому что откупные операции не были прекращены, а были только словесные и отчасти письменные, правда далеко зашедшие действия. Колебания биржи заняли, впрочем, на некоторое время все их силы и воображение. Все играли на понижение, даже Конаки из тюрьмы давал указания Конаки-сыновьям, какие бумаги продавать.
      Все питейные деятели безропотно прислали следуемые с них доброхотные даяния в "Северную пчелу".
      Родоканаки сказал при этом.
      - Это другое дело. Это ребенок. По ночам он жевал малагу.
      Он составлял комбинации.
      Между тем министр Вронченко, если и не засел в публичном доме на Мещанской улице, как о том ложно доносил французский агент, то во всяком случае действительно уделял все свое внимание и свободное время Жанетте с Искусственных минеральных вод, уже вернувшейся с гастролей и приступившей к исполнению своих обязанностей.
      Не имея, после исторической фразы, точных инструкций, а с другой стороны, видя нежелание откупных деятелей примириться с изъятием Конаки, тайный советник Вронченко как бы повис в воздухе и с тупым равнодушием наблюдал колебания биржи.
      Министерство финансов, так сказать, отправляло свои естественные ежедневные потребности чисто механически, ничем не одушевляемое, чиновники приходили, уходили, комиссии заседали, но дух отлетел.
      В этот период безвременья лихорадочную деятельность развил поручик Кошкуль 2-й. Подписка на приобретение дома для чудо-ребенка шла хорошо. Его благородие Мендт фон - 1 рубль серебром, мать семейства г-жа N - 1 рубль серебром, купец 2-й гильдии Мякин - 10 рублей серебром.
      35
      И счастие его устроилось.
      Был высмотрен на Крестовском острове маленький домик и куплен у бабы, коей принадлежал. Приглашен был художник, который изукрасил крышу резьбой наподобие кружев, а ставни искусно расписал цветками в горшках и снопах. Получился такой домик, в котором как бы самой природой назначено жить инвалиду, состарившемуся на царской службе, а ныне скромно воспитывающему своего сына. На оставшиеся деньги поручик Кошкуль 2-й купил малолетному г. Витушишникову барабан, чтобы ребенок мог учиться в свободное время барабанной трели. Барабан был отличный, со звуком светлого и пронзительного тона. Обо всем этом было сообщено подписчикам и читателям "Северной пчелы" в отделе С.-Петербургских происшествий.
      Больше всего возни было с отцом, коллежским регистратором Витушишниковым. Прежде всего он вовсе не оказался таким престарелым, как предполагалось. Затем воспротивился переселению на Крестовский остров, где отныне должен был исправлять обязанности отца.
      Ссылался при этом на доводы такого характера, что ему далеко будет с Крестовского острова на службу, что он живет на Васильевском острове семнадцать лет и т. п. Поручику Кошкулю 2-му пришлось даже прикрикнуть на него. С другой стороны, поручик прельстил его курятником, имевшимся при доме, где можно будет содержать кур.
      По переезде малолетный Витушишников научился бойко барабанить зорю. Его сразу же было решено отдать в одно из закрытых военно-учебных заведений.
      Затем разыгрался эпизод, о котором упоминает один из историков.
      Молодые великие княжны совершенно случайно на прогулке проезжали мимо домика, где жил малолетный г. Витушишников со своим престарелым отцом-инвалидом. Отрок стоял у ворот, одетый в мундирчик закрытого военно-учебного заведения, и, завидя проезжающих, ударил барабанную дробь. Тут же стоящий инвалид-отец поднес великим княжнам на простом блюде, покрытом чистым полотенцем с кружевами, хлеб-соль.
      Между тем не была забыта и будка градских стражей. На ней над самым окошком воздвиглась простая белая мраморная доска с золотыми буквами: "Император Николай I изволил удостоить эту будку своим посещением в день 12-го февраля 184...-го года и присутствовать при отогревании утопающей".
      36
      Граф Клейнмихель был в упадке. Выгнанный за выражение "финансовая смета", непозволительно проворонив случай с вопросом о Родоканаки, он видимо опустился. С трудом принуждал себя бриться, порос рыжим пухом. Ему ставили припарки, давали грудные порошки, его непрерывно тошнило. Появились признаки геморроидального состояния. Изредка электрикомагнитический аппарат принимал слабые стуки. В минутной надежде на то, что стучит император, граф бросался в телеграфную каморку, отталкивал дежурного офицера, но аппарат затихал. То ли воля императора, то ли действие атмосферных колебаний. При всем том был еще обременен обязанностями. Как раз в это время решался трудный вопрос о железнодорожных тендерах. Граф всегда считал тендера особым видом морских шлюпок и теперь решительно не знал, что делать с ними на суше. А суммы требовались большие.
      Приезжавшая к графу его сестра, пожилая девушка, видя брата в отчаянном состоянии, просила его пойти в кирку помолиться.
      Граф ответил ей, что в кирку не пойдет, потому что Лютер - скотина.
      - Православие, самодержавие и народность, - сказал он потрясенной девушке, - а Лютер - скотина.
      37
      Министерство двора сосредоточивало в себе фрейлинскую часть, императорскую Академию художеств, охоту, духовенство и конюшенную часть. Заведующий государственным коннозаводством Левашов быстрым шепотом говорил:
      - Стать, стать и стать, милостивые государи! Какая стать! Какие статьи! Бока!
      Прусский художник Франц Крюге, которого специально приглашали из-за границы писать портреты, говорил о знаменитой Фаворитке:
      - Главное ноги; поджарость ног - признак породы. Овальный круп и крутые бока.
      Опытная камер-фрау Баранова так определяла состояние и служение фрейлин:
      - Фимиам. Готика, готика, готика. Вы слышите запах?
      Камер-фрау Баранова учила молоденьких фрейлин твердости. В Петергофе, в домике императрицы, куда она иногда заезжала, было чрезвычайно сыро, капало со стен. Домик напоминал более всего античный небольшой храм, но был устроен на крошечном острове среди озера, ранее бывшего болотом.
      В этом озере была поставлена гипсовая статуя девушки, которую воды омывали ниже пояса. Когда какая-нибудь фрейлина жаловалась на сырость, камер-фрау брала ее за руку и указывала на статую:
      - Учитесь у нее, - говорила она.
      Император убрал домик разными вещами античного характера. Были сделаны точные копии с лампад, открытых при раскопках языческого города Помпеи, засыпанного пеплом вскоре после рождества Христова. К общему скандалу, все лампады оказались крайне двусмысленного вида и вызывали на неописуемое сравнение. Фрейлинам было раз навсегда запрещено об этом думать, а по своему призванию они даже не могли знать о предметах сравнения.
      Камер-фрау Баранова объяснила им лампады.
      - Это готика, - сказала она, - это, правда, еще языческая готика, но все же готика.
      Храм, который император приказал соорудить у себя в Александрии, своей петергофской даче, "малютка-храмик", как называли его, был чистой готикой и не походил на пузатые купола. Указывая на стрельчатые окна и каменные кружева и оборки по углам, камер-фрау Баранова говорила:
      - Учитесь у них.
      Фрейлины были полны какого-то воздушного стремления и по утрам сообщали друг другу сны. Они отличались большой чуткостью и ловили неясные намеки. Фантастика владела ими. Мисс Рэдклифф была их моральный катехизис.
      - Магнетизм, магнетизм, о, этот магнетизм! - говорили они.
      Со времени ссоры императора с Нелидовой - все пришло в необычайное волнение. Ловили друг друга в углах и пожимали украдкою значительно руки. Обменивались взглядами. Составлялись партии, между которыми шла война, незаметная для посторонних. Почти все перестали спать, почти всем снился то император, то Варенька Нелидова. Одной из фрейлин явилась тень Марии-Антуанетты. Другой фрейлине во сне явился император Александр I и сказал: "Это я", - но к чему, точно неизвестно.
      Между тем сама Варенька Нелидова, обнаружив при разрыве с императором изумившую всех смелость, после разрыва сразу же пала духом. Явиться самой или постучать по электрикомагнитическому аппарату она боялась до смерти.
      38
      Утром вдруг произошло чудо.
      Пришел человек удивительно обыкновенного вида, в чуйке, и принес пакет со вложением двухсот тысяч рублей асс. На пакете была надпись: A M-lle Nelidoff 1. При деньгах обнаружена записка: "На детский приют. Коммерции советник Р.". Человека спросили, не сказано ли ему передать что-нибудь изустно, на словах. Человек попросил помолиться за заключенных и ушел, оставив всех в недоумении.
      1 Мадемуазель Нелидовой (франц.).
      К кому поехать, кому сообщить, с кем посоветоваться о деньгах?
      Были еще живы обломки старых фрейлинских поколений, знавшие эпоху Марьи Саввишны Перекусихиной. Но донельзя опытные, эти ветеранши были глухи или слепы, ничего не знали о магнетизме и употребляли убийственные конногвардейские слова.
      Из эпохи предшествующего царствования, которая среди фрейлин называлась эпохой Мари - по имени Марии Антоновны Нарышкиной, - были фрейлины, но они оставались в полном небрежении и, когда являлись ко двору, семенили от волнения, как маленькие девочки.
      Затем, уже при новом императоре, была вначале эпоха маскарадов, когда он сливался со страной и нисходил к дамам третьего сословия, а вслед за нею - эпоха разнообразия.
      С камер-фрау Барановой можно было говорить о чуде, но о деньгах неуместно.
      Советоваться было не с кем.
      Нелидова поехала к графу Клейнмихелю. Граф Клейнмихель и жена его, кавалерственная дама, родственница Нелидовой, пришли в сильное волнение. Граф дрожал как бы под действием электрикомагнитического тока.
      - Двести тысяч, - говорил он. - Для малолетных бедных! Это для них много.
      Прежде всего он спросил Нелидову, о каком приюте шла речь в записке. Но Нелидова и сама не знала. Тогда кавалерственная дама, просмотрев списки всех существующих приютов, установила, что Нелидова действительно является членом-покровительницей дома призрения малолетных бедных.
      Ни адрес этого учреждения, ни его размеры не были указаны; Варенька Нелидова никогда в нем не бывала.
      Граф Клейнмихель посоветовал деньги принять, а о приюте навести справки.
      - Деньги немедля принять, - сказал он Нелидовой, - и без всяких отлагательств молиться за заключенного.
      - За какого заключенного? - спросила в ужасе Нелидова и зажмурилась.
      - За этого... - сказал граф, - за скотину... за откупного.
      И граф довольно связно рассказал о том, что в тюрьме сидит откупщик-скотина, которого необходимо во что бы то ни стало выпустить, или - все пропало. Он хриплым шепотом заявил глубоко тронутой Вареньке Нелидовой, что она может стать спасительницей государства, наподобие Жанны д'Арк.
      И граф распорядился.
      Адрес дома призрения малолетних бедных был разыскан. Штатный смотритель дома был вызван. В тот же день малютки шваброю истребляли запах кислой капусты. В честь покровительницы устроен бал. Вечером малютки подвигались довольно точно, учебным шагом по скромному, только что выбеленному залу дома призрения, вытягивая носки, а потом с помощью штатного смотрителя пели кантату "Гремят и блещут небеса" и затевали шалости.
      Вечером успокоение вернулось к ней.
      Вспоминая детский учебный шаг и кантату, она уснула.
      Назавтра она посетила кавалерственную даму. Граф, который был в обычном припадке, с утра ходил в туфлях! Вдруг из кабинета донесся четкий и ясный стук.
      Стучал электрикомагнитический аппарат.
      39
      Сильная натура императора не выдержала напряжения. Он стучал беспрерывно, домогаясь немедленного прибытия фрейлины двора Варвары Аркадьевны Нелидовой. Отговорки болезнью были заранее отвергнуты.
      Граф Клейнмихель застегнулся перед аппаратом на все пуговицы и шлепнул туфлями.
      - Слушаю, ваше величество, - сказал он тихо.
      - Живо! - показал аппарат.
      Выйдя военною походкою к дамам, граф сказал со слезами на глазах, обращаясь к фрейлине Нелидовой:
      - Зовет.
      По отбытии Нелидовой графу едва успели натянуть сапоги, как аппарат снова застучал.
      - Отбыла, - протелеграфировал граф и щелкнул каблуками.
      - Молодец, - ответил император по системе Nicolas. Граф тотчас велел звать цирюльника побрить его.
      40
      Иной раз в течение каких-нибудь десяти минут разрешаются сложнейшие исторические вопросы.
      Варенька Нелидова вернулась к дисциплине. Простая, даже суровая обстановка походного, боевого кабинета императора придала сцене примирения особую значительность.
      - Простите, - сказала она.
      - Простил, - ответил император.
      - Откупщика, - вдруг сказала она.
      Снаружи, за стенами, протекала жизнь его столицы, здесь - жизнь его сердца. Маршировали по улицам столицы гвардейские полки, выкидывая ноги; готовились симметричные проекты; над рекою Невой воздвигались мосты полковником инженером Дестремом. Финансовые колебания кончались. Можно разрешить к завтрему бланманже. - Вольно, вольно!
      41
      Становились в тупик перед внезапным освобождением откупщика Конаки, уроженца города Винницы, проживавшего по Большой Морской улице, в доме купца Корзухина, обвинявшегося в побуждении к пьянству рядовых лейб-гвардии Егерского полка.
      Историк юридической школы колебался, чему приписать тот факт, что никто, даже в министерстве юстиции, не догадался, что самое наличие в кабаке особой комнаты было уже актом противозаконным, и таким образом заключение Конаки под стражу, в камеру для производства следствия, было актом сугубо законным.
      Психологическая школа, анализируя состояние императора, все приписала внезапным проявлениям его характера.
      Вице-директор Игнатов, которого граф Клейнмихель называл скотиной и чем-то впоследствии обидел или обошел, оставил мемуары, в которых заявляет, что император испугался биржевых колебаний и отступил перед Конаки, что прошение фрейлины Нелидовой и было потому так быстро уважено, что сам император будто бы ждал с нетерпением, как бы наконец покончить с инцидентом.
      Дело было проще.
      Во-первых, откуда мог так называемый "скотина Игнатов" знать об этом деле? Затем, если уж говорить о ком-нибудь, так разве о Родоканаки, а никак не о Конаки. Конаки был вполне ничтожный человек и принужден был даже на год отсрочить возмещение Родоканаки расходов по своему делу. Да и сам Родоканаки был частным лицом, нигде не служил и уже по одному этому, как указывали историки юридической школы, не мог иметь влияния на государственные дела.
      Он был негоциант, откупщик - и только.
      Дело объяснялось тем, что император, как это нередко бывало с ним, просто прекратил самый вопрос.
      Финансы были на время оставлены, он не желал ими более заниматься. Самое это слово опускалось в докладах. Свечи зажжены, бланманже вновь подавалось к столу. Он вычеркнул в своем сердце весь этот вопрос. Вронченко снова приступил к своим обязанностям. Таможня продолжала действовать.
      Может быть, в глубине души император даже пожалел заключенного Конаки и вполне удовлетворился ссылкою в каторжные работы преступной бабы-кабатчицы. При этом, по своему рыцарскому пониманию мужских обязанностей, он и не мог изменить обещанию, данному женщине в такую минуту.
      42
      Через два дня господином Родоканаки дан раут на сто кувертов.
      Дива, госпожа Шютц, в мужском костюме, впервые исполнила победный марш из новой оперы "Пророк" г. Мейербера.
      Парижский магнетизер магнетизировал редкого медия. Медий исполнял все желания гостей.
      43
      Жизнь малолетного Витушишникова была описана в одном из нумеров "Чтений": "Детство ста славных мужей", в то время издававшихся магазином живописных книг Андрея Иванова, на Невском проспекте, в доме Петропавловской церкви: герцог Веллингтон-ребенок, Фультон-ребенок, граф Клейнмихель-ребенок, Чудо-ребенок. Последний нумер и содержал описание жизни и полную апофеозу малолетного Витушишникова. Иногородние платили за пересылку по количеству веса и сообразно с платой, взимаемой по почтовой таксе. Требования исполнялись с первоотходящей почтой.
      Последующая его жизнь целиком связана с историей закрытых военно-учебных заведений, затем 5-го Апшеронского, имени его величества короля Прусского, полка и, наконец, с внешним отделением с.-петербургской полиции (пристав 3-й части). Но это уже относится ко времени полицеймейстера Бларамберга.
      Еще в 1880 году военный историк С. Н. Шубинский, редактор "Исторического вестника", посетил историческую будку с сохранившейся в целости памятной доской. Ему удалось еще застать стража. Бодрый старик сидел за столом, на котором стояла деревянная тарелка с нарезанным ломтями хлебом и неприхотливый водочный настой на липовых почках.
      - Помню, как же, ваше сиятельство, - такой бравый из себя, видный. Идет, вижу, себе. А потом распоряжался.
      - Но ведь он еще был ребенок? - спросил историк.
      - Нет, - сказал старик, - какой там ребенок, такой бравый. Это только его звание было такое, что малолетный. Он уж при самом императоре состоял малолетным. Так значился.
      - А самый случай помнишь? - спросил историк.
      - И случай, - ответил старик. - Я и при случае был. Вижу - кто едет? Та-та-та, император. Я эту медаль на шею навесил. Ну, не эту - эта мне за тот самый случай и дадена, - другую навесил. Вышел, стою, жду. Вдруг снегом как фукнет мне в лицо. Думаю: неужели сам государь император? Он и есть. "Что, говорит, делаешь?" - "Охраняю, говорю, вас, ваше императорское величество". А потом вот и произошел случай. Младенец утоп.
      - Но это, кажется, было не так, это опровергается, - сказал историк Шубинский. - А императора помнишь?
      - Помню, - ответил инвалид. - Я его как вас видел. На нем был серый походный сюртук. И шинель надета была нараспашку. Император... Как же... Делал посещения... При нем турецкая кампания была.."
      Примечания
      Впервые - "Литературный современник", 1933, № 7.
      Стр. 465. Нелидова Варвара Аркадьевна (ум. 1897) - любовница Николая I, постоянно жившая в царском дворце в качестве фрейлины. Возникновению этой связи способствовал Клейнмихель (см. ниже).
      Стр. 466. Орлов Алексей Федорович (1786-1861), "отличившийся" при подавлении восстания декабристов, пользовался исключительной благосклонностью Николая I, который даже называл его "братом Алексеем". С 1844 по 1856 г. был шефом жандармов и начальником III отделения.
      Клейнмихель Петр Андреевич (1793-1869) - выученик Аракчеева, был начальником штаба военных поселений. По воцарении Николая I, будучи дежурным генералом Главного штаба, беспрекословно выполнял все поручения царя, чем приобрел его исключительное доверие. Руководил восстановлением сгоревшего 17 декабря 1837 г. Зимнего дворца, за что в 1839 г. получил несколько наград, в том числе графский титул с девизом в гербе: "Усердно все превозмогает". Затем, несмотря на то, что никогда не видал ни паровоза, ни железнодорожного вагона, был назначен руководителем строительства железной дороги между Петербургом и Москвой. Произволу, жестокости и цинизму Клейнмихеля не было предела.
      Стр. 469. Швальня - портняжная мастерская.
      Стр.470 Вронченко Федор Павлович (1780-1852) - министр финансов (с 1844 г.), следовавший в финансовой политике по пути своего предшественника Канкрина (см. о нем ниже).
      Стр. 473. Дестрем Морис Гугович (1788-1855) - инженер-генерал и председатель совета путей сообщения.
      ...не любил Гороховой улицы, не ездил по Екатерингофскому проспекту... - Названы улицы, по которым 14 декабря 1825 г. проходили восставшие полки.
      Стр. 474. ...водевиль... Каратыгина... - Имеется в виду Каратыгин Петр Андреевич (1805-1879) - актер-комик и автор множества водевилей, популярных в 30-40-х гг.
      ...два офицера женируются - то есть смущаются, стесняются.
      Фридрих - решительный дурак... - Речь идет о Фридрихе-Вильгельме IV (1795-1861), с 1840 г. занимавшем прусский престол. Революция 1848 г. вынудила его на некоторые уступки конституционного характера, что крайне не одобрялось Николаем I. Фридриху IV он противопоставлял его отца, "бессмертного короля", и требовал от него "мгновенного военного действия", дабы отменить сделанные им уступки.
      Соллогуб Владимир Александрович (1813-1882) - литератор; служил в министерстве иностранных, а затем внутренних дел.
      Стр. 475. Канкрин Егор Францевич (1774-1845) - с 1823 по 1844 г. министр финансов; довел до крайних пределов все виды налогового обложения.
      Стр. 478. Брюллов Карл Павлович (1799-1852) - русский живописец.
      Бруни Федор Антонович (1799-1875) - русский живописец.
      ...при Енибазаре...- В 1828 г., во время русско-турецкой войны Николай I находился при войсках, причем его решения ставили русскую армию в крайне трудное положение. Николай демонстрировал свою храбрость, а армия несла бесцельные потери. Участники состоявшегося в Енибазаре военного совета были вынуждены предупредить царя об угрозе окружения превосходящими силами противника. Наконец он под благовидным предлогом оставил этот участок фронта.
      Стр. 487. Муравьев Михаил Николаевич (1796-1866) - генерал, вошедший в историю под кличкой "Муравьева-вешателя". В прошлом декабрист, он затем оказался ренегатом; участвовал в подавлении польского восстания 1830 г., с крайней жестокостью подавил польское восстание 1863 г., за что получил графский титул.
      Стр. 489. Бенедиктов Владимир Григорьевич (1807-1873) - поэт, пользовавшийся популярностью в начале 40-х гг.; служил в министерстве финансов. У него есть строки:
      Взгляни, как высится прекрасно Младой прельстительницы грудь.
      Изображение цыганского табора - в его стихотворении "Московские Цыганы".
      Стр. 490. Асенкова Варвара Николаевна (1817-1841) - русская актриса.
      Стр. 491. Талъони Мария (1804-1884) - французская балерина, в 1837-1842 гг. выступала в России.
      Тон Константин Андреевич (1794-1881) - архитектор.
      Стр. 496. Панин Виктор Никитич (1801-1874) - министр юстиции с 1841 по 1862 г.
      Левашов Василий Васильевич (1783-1848) - генерал-адъютант, председатель Государственного совета и комитета министров.
      Стр. 499. Поэнь - в карточной игре "очко".
      На волю птицу отпускаю - неточная цитата из стихотворения Пушкина "Птичка".
      Стр. 503. Роде Пьер (1774-1830) - французский композитор и знаменитый скрипач; в 1803-1808 гг. жил в России и был первым придворным скрипачом.
      Греческий посол... был немец... на лучшем счету у короля Отто... - В 1832 г. на греческий престол был возведен Оттон I (1815- 1867), сын баварского короля Людовика I.
      Стр. 504. Manna - папка для бумаг (от нем. Марре).
      Силен - см. стр. 550.
      ...услышали старинную фразу... - Намек на события 14 декабря 1825 г. (см. "Кюхля", стр. 215).
      Стр. 507. Железнодорожный тендер - вагон с запасом воды и угля, прицепляемый позади паровоза.
      Стр. 508. Лютер Мартин (1483-1546) - глава церковно-реформационного движения в Германии, основатель протестантской церкви.
      Помпеи - город в Италии, погибший от извержения Везувия в 79 г.
      Стр. 509. Радклиф Анна (1764-1823) - английская писательница, автор "исторических" романов "тайн и ужасов" о средневековье.
      Мария-Антуанетта - см. стр. 539.
      Стр. 510. Перекусихина Мария Саввишна (1739-1824) - любимая камер-юнгфера Екатерины II, от которой находились в зависимости даже фавориты императрицы.
      Нарышкина Мария Антоновна (1779-1854) - жена обер-егермейстера Нарышкина, фаворитка Александра I.
      Стр. 513. Мейербер Джакомо (1791-1864) - французский композитор, пианист и дирижер.
      Медий - медиум, человек, наделенный способностью общаться с "духами".
      Веллингтон Артур Уосли (1769-1852) - английский полководец и государственный деятель.
      Фультон (Фултон) Роберт (1765-1815) - американский изобретатель, создатель парохода.
      Б. Костелянец

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4