Рекламное бюро господина Кочека

— О, господин Лемке! Какими судьбами? — Василий приветствовал его, как старого знакомого.

— Я пришел поблагодарить вас от своего имени и по поручению моей жены. Последние две недели мы с Элизабет наслаждались натуральным кофе! — сказал Лемке, садясь по приглашению Василия в кресло.

— Очень рад, что сумел доставить вам и вашей жене маленькое удовольствие. Готов служить вам и в дальнейшем чем только смогу! — Василий рассыпался в любезностях перед эсэсовцем, напряженно стараясь разгадать цель, ради которой тот пожаловал в его контору.

— Вы меня весьма обяжете… — Лемке ерзал в кресле, видимо желая что-то сказать, но не решаясь. — У меня к вам небольшая просьба… Но если она вас затруднит, скажите прямо, я не обижусь… У нас с женой есть небольшие сбережения, и нам хотелось бы поместить их в каком-нибудь надежном американском банке. Вы не могли бы оказать нам в этом содействие?

— Разумеется, могу! Но почему именно в американском банке, а не в Швейцарии? Эта страна давно зарекомендовала себя как надежная хранительница денег не только частных лиц, но и целых государств!

— Разве в Швейцарии лучше?.

— Без сомнения. Она не участвовала и не будет участвовать ни в каких войнах. Больше того, в случае войны враждующие страны будут кровно заинтересованы сохранить нейтралитет Швейцарии, чтобы иметь возможность действовать через нее. Таким образом, деньги ваши уцелеют при всех возможных международных конфликтах.

— Швейцария так Швейцария… Пожалуй, я соглашусь и на нее, при условии, что вы поможете мне и там… Вы деловой человек и должны понимать, что об этом разговоре не должна знать ни одна душа, — добавил Лемке.

— Ну, разумеется!.. На днях я как раз собираюсь ехать в Женеву и, если хотите, наведу там справки и по приезде расскажу вам подробно, как можно положить деньги в швейцарский банк, соблюдая секретность. А о какой сумме идет речь? — спросил Василий.

— Я же говорил, что сбережения у нас небольшие, — пожалуй, не больше восьмидесяти тысяч марок… Кроме того, мне хотелось бы сдать в банк на хранение немного драгоценных камней, золотых безделушек — приданое моей жены.

Василий понимал, что и деньги и драгоценности оберштурмбанфюрер просто-напросто украл при обыске в богатых еврейских домах или вымогал их под угрозой, но спокойно, как ни в чем не бывало посоветовал:

— Лучше, если вы превратите ваши марки в твердую валюту — скажем, в американские доллары. Вы обезопасите себя от возможной девальвации марки. Драгоценности можно сдать в банк на хранение по акту или, если пожелаете, можно арендовать небольшой сейф… Между прочим, должен вам заметить, дорогой герр Лемке, что сумма ваших сбережений далеко не соответствует вашему высокому званию. Вы — почти генерал СС, а денег всего восемьдесят тысяч марок. По официальному курсу это составит менее восьми тысяч долларов!..

— Что поделаешь, больше не сумел скопить, — вздохнул Лемке.

— Ничего, при большом желании, да при вашем высоком звании всегда можно заработать хорошие деньги!..

— Как это?

— Об этом поговорим после моего возвращения из Швейцарии, — пообещал Василий. — Может быть, я сумею помочь вам кое в чем… В случае надобности вы ведь смогли бы поехать в Женеву на несколько дней?

— Что за вопрос!.. Я, кажется, говорил вам, что пользуюсь у руководства неограниченным доверием и уже несколько раз побывал за границей с ответственными поручениями.

— Надеюсь, не откажете в любезности передать от меня фрау Элизабет немного кофе и принять отличные американские сигареты? — Василий достал из шкафа пачку кофе в изящном пакете, блок сигарет и протянул их оберштурмбанфюреру.

— Право, не знаю… Мне так неудобно, — бормоча так, Лемке достал из кармана газету и аккуратно завернул в нее кофе и сигареты. — Большое вам спасибо!.. Надеюсь, в недалеком будущем я тоже сумею оказать вам услугу.

— Дело не в услугах, просто вы приятны мне!.. Приезжайте к нам как-нибудь в гости, с женой. У меня есть отличное виски и даже русская водка, — знакомый капитан привез из Одессы.

Лемке поблагодарил и некоторое время молчал, потупившись. Потом сказал:

— Раз мы собираемся подружиться с вами, то хочу сообщить вам кое-что, о чем вам не мешает знать… В гестапо интересовались вами. Туда несколько раз приглашали некоего Ганса Вебера, чиновника министерства иностранных дел, знающего вас еще по Парижу. Он не смог или не захотел дать о вас никаких порочащих сведений — назвал вас типичным американским бизнесменом, интересующимся только наживой. Недавно вызвали туда и вашего юрисконсульта Глауберга с целью завербовать его как осведомителя. Чем кончился у них разговор, пока не знаю. Не говорите ничего такого, чего не хотели бы доверить чужим ушам, и при фрейлейн Лотте, — она давно состоит платным осведомителем в гестапо.

— Спасибо за сообщение!.. Но, честно говоря, мне нечего опасаться. Я делаю деньги, и ничто другое меня действительно не интересует! — ответил Василий, прощаясь с оберштурмбанфюрером.

В свое время, прежде чем навсегда покинуть Францию, Василий условился с «отцом» о связи. Писать из Берлина в Чехословакию по прежнему адресу было нельзя: Василий стал американцем и никаких родственников, тем более отца, иметь там уже не мог. Для отправки корреспонденции, если в том появится крайняя необходимость, наметили три адреса: в Париже — фрау Шульц, в Софии — владелец бензиновой колонки некто Стамбулов и в Женеве — пансионат «Глория» мистера Дэвиса.

Решив, что лучшего места для свидания с «отцом», чем Женева, не найти, Василий написал в два адреса — Стамбулову и Дэвису — о том, что предполагает быть в Женеве не позже десятого августа. Остановится он в отеле «Савой» и очень бы хотел встретиться с «отцом» для обсуждения некоторых весьма важных вопросов. Он был убежден, что «отец» непременно явится на свидание.

«Савой», где поселились Василий и Лиза, оказался очень дорогим отелем: в нем останавливались главы правительств и министры иностранных дел многих государств, приезжающие в Женеву для участия в работе Лиги наций. Но сейчас, по случаю перерыва в заседаниях этой международной организации, отель пустовал.

На второй день после приезда, утром, в номере Василия раздался телефонный звонок. Портье сообщил, что мистера Кочека желает видеть синьор Мачарелли. Василий попросил портье передать синьору Мачарелли, что будет рад видеть его у себя в номере.

Через несколько минут в номер вошел пожилой мужчина с солидным брюшком, большим горбатым носом. Круглые очки в роговой оправе с толстыми стеклами надежно прятали его бегающие глаза.

Отрекомендовавшись на сносном английском языке представителем итальянской нефтяной компании, синьор Мачарелли протянул Василию пухлую руку.

— Нужно полагать, что вы были предупреждены о моем визите, не так ли?

— Разумеется! — ответил Василий.

От предложения выпить что-либо синьор Мачарелли отказался, и они сразу перешли к деловым вопросам.

— Наши бензохранилища в Гамбурге, из которых вы могли бы без помех выкачивать бензин в свои танкеры, будут готовы к концу года, в лучшем случае — в середине ноября, — сказал Василий. — Учитывая это, я предлагаю вам следующий способ получения горючего: наши танкеры с горючим причалят к коммерческой пристани Гамбурга по договоренности с портовыми властями. Ваши станут рядом и по ночам, чтобы не привлекать внимания любопытных, будут перекачивать бензин. Разумеется, можно было бы сделать то же самое в открытом море — подальше от территориальных вод Германии, — по вы понимаете, что это опасно, особенно в штормовую погоду…

— Такой способ перекачки бензина нас не устраивает, — сказал синьор Мачарелли.

— Что же вы предлагаете? — Василий был несколько озадачен этим заявлением итальянца в самом начале переговоров.

— По прибытии ваших танкеров в Гамбург переадресуйте их в один из итальянских портов, которые мы укажем! — ответил тот.

— А это, к сожалению, не устраивает нас! — довольно резко сказал Василий. — Вы хотите причинить нашей компании немало неприятностей, афишируя, что мы продолжаем поставлять Италии горючее даже тогда, когда начнется военный конфликт между вашей страной и Абиссинией и сенат Соединенных Штатов примет закон о нейтралитете и невмешательстве?.. Нет, это невозможно!

— Ну, кто может знать об этом? Перепишите судовые документы. Можно поменять даже флаг, под которым ваши танкеры прибудут в Гамбург, и делу конец, — настаивал Мачарелли.

— Танкер не куриное яйцо, — его не перекрасишь и в карман не спрячешь. Нет, наша компания на это не пойдет. Мы согласны поставлять вам бензин и смазочные масла даже во время военного конфликта, но только Франко-порт Гамбург.

— А цены! Как будет с ценами? Вы представляете, во что обойдется нам галлон бензина, если мы будем фрахтовать танкеры и перекачивать в них бензин? Какую примерно скидку вы могли бы нам предложить?

— Никакой. Вести с вами какие бы то ни было переговоры о ценах я не могу. Не имею на это полномочий. Неофициально могу вам сообщить, что компания не только не собирается терпеть убытки на незаконной поставке вам горючего, но предполагает заработать на этом. Иначе какой смысл нам рисковать? У нас покупатели найдутся, а вот самолеты дуче не поднимутся в воздух без бензина, а танки не пойдут по просторам Африки. Победа над Абиссинией сулит вам множество выгод, и, если вы хотите их иметь, придется пойти на маленькие жертвы и платить за наш бензин настоящую цену. — Василий говорил все это с тяжелым сердцем: никогда еще, пожалуй, роль торгаша не была ему так противна, — зашибать деньги на войне!..

— В таком случае я должен связаться с Римом и посоветоваться с директорами компании! — сказал Мачарелли.

— Поступайте, как считаете нужным. Единственно, о чем я буду вас просить: в телефонном разговоре с Римом не называть нашу компанию и мою фамилию!

— Не беспокойтесь! — Итальянец замялся. — Мистер Кочек, не лучше ли нам договориться с вами?

— О чем?

— О цене поставляемого бензина.

— Я же сказал вам, что не уполномочен вести переговоры об этом.

— Мы с вами деловые люди и можем говорить деловым языком, — проговорил итальянец, наклоняясь к Василию. — Не имея полномочий вести переговоры о ценах, вы, как доверенное лицо компании, можете повлиять на своего хозяина и добиться для нас некоторых льгот с учетом сложившейся ситуации. Пусть компания сделает нам небольшую скидку или, на худой конец, поставляет бензин по прежней цене. В первом случае вы получите два процента от общей суммы скидки, во втором — полпроцента. Учитывая, что мы собираемся покупать у вас горючее в больших, очень больших размерах, эти проценты составят солидную сумму… Согласны?

— Нет, у нас не принято совершать за спиной патрона какие-либо сделки, да и я достаточно богат, чтобы не прибегать к сомнительным способам наживы.

— Куртажные всегда, во всем мире считались законным заработком, — сказал синьор Мачарелли.

Василий пропустил его слова мимо ушей.

— Итак, вы свяжетесь с Римом и дадите мне окончательный ответ. Когда я могу ждать его?

— Полагаю, завтра в это время.

— Синьор Мачарелли, может быть, сейчас, когда мы закончили деловые разговоры, выпьете что-нибудь? — Василий открыл буфет и достал бутылку вина.

— Благодарю вас, я не имею привычки пить спиртное днем. — Синьор Мачарелли чопорно откланялся и ушел.

Он позвонил на следующий день точно в условленный час и попросил отсрочки для окончательного ответа еще на два-три дня.

В тот же день, вечером, выйдя с Лизой из отеля, Василий увидел «отца» и не успел опомниться, как тот помахал рукой, что-то крикнул и быстро подошел к ним, будто удивляясь и радуясь случайной встрече со старыми знакомыми.

— Вот уже третий час торчу на улице, ожидая вашего выхода, — сказал он, понизив голос.

— Вы бы зашли к нам в номер. — Василий с первого взгляда заметил, что «отец» не совсем оправился после болезни.

— Я считал неудобным так просто заявиться к вам в гостиницу. Вы, мои дорогие дети, должны знать, что Женева стала центром мирового шпионажа еще со времен мировой войны и остается таковым по сей день. Здесь кишмя кишат разведчики всех мастей и рангов, так что осторожность не мешает. Я почти не сомневаюсь, что за тобой следят если не пять пар глаз, то четыре наверняка. Они много дали бы, чтобы узнать, какие переговоры ведет этот американец с представителем итальянской нефтяной компании!

— Вы знаете об этом? — не без удивления спросил Василий.

— Ну, брат, если я не буду знать таких простых вещей, то грош мне цена в базарный день!.. Ладно, не будим больше говорить об этом. Зайдем лучше в какое-нибудь малолюдное кафе, поужинаем, побеседуем без помех, — предложил «отец» и повел Василия с Лизой в кафе недалеко от Дворца наций, где обычно собирались журналисты.

Сели за мраморный столик, «отец» заказал обильный ужин и две бутылки дорогого вина. Когда гарсон подал заказанное, «отец» обратился к Василию и Лизе:

— Ну-с, рассказывайте теперь про свое житье-бытье. Что, кроме желания познакомиться с синьором Мачарелли, привело вас в этот город банков и страховых компаний? Василий, неужели ты так разбогател, что решил поместить свои капиталы в швейцарских банках?

— Не свои капиталы, а деньги оберштурмбанфюрера Отто Лемке, — ответил Василий и рассказал по порядку о всех своих делах в Берлине.

— Раз эсэсовец падок на деньги и счел возможным разоткровенничаться с тобой, — не робей, купи его на корню. Но особых поручений до норы до времени не давай, — он пригодится в будущем!.. Поддерживая связь с Гансом Вебером, обязательно познакомься с руководителем второй группы подпольщиков и помоги ему. По нашим сведениям, та группа действует более целеустремленно и активно. Майора, о котором ты говорил, попытайся привлечь к делу, если это не вызовет особых осложнений. Пока от тебя не требуется никаких активных действий, — будь осторожен, закрепляйся в Германии так, как сумел это сделать во Франции. Постарайся завоевать доверие властей, в том смысле, чтобы они думали о тебе как о дельце, спекулянте. Будь в курсе событий и информируй нас, но не рискуй, на рожон не лезь… Главное — подготовить надежных людей с тем, чтобы, когда настанет час, — дай бог, как говорится, чтобы такого часа никогда не настало! — ты мог бы перейти к активным действиям, и то только по нашей команде. А пока — информация и еще раз информация, причем надежная, проверенная, а порою и дублированная. Мы должны быть в курсе всех планов фашистов! — Закончив свои наставления, «отец» принялся за еду.

— Вы никогда не задумывались над тем, как мне нелегко? — спросил вдруг Василий.

— Что — нелегко?

— То, что я своими руками помогаю фашистам укреплять их режим, поставляя им столь необходимое для авиации и танков горючее. А теперь еще веду переговоры с представителем дуче о способе поставки итальянским фашистам бензина в случае войны с Абиссинией… Просто бред какой-то!..

— А ты рассуждай трезво, — спокойно сказал «отец». — Допустим, ты не будешь заниматься поставкой фашистам авиабензина, — что от этого изменится? Не ты, так другой будет поставлять им горючее. Лучше уж ты, — по крайней мере, мы будем знать потребность немцев в авиационном горючем и в смазочных маслах и сделаем соответствующие выводы.

— Разумом я тоже все это понимаю, а сердце протестует…

— Уверяю тебя, Василий, вы с Лизой делаете куда больше, чем тысяча краснобаев, воюющих с фашизмом на словах. Я уверен, что люди в будущем помянут всех нас добрым словом. Не так ли, Лиза? — «отец» повернулся к ней.

— Может быть, и так, — сказала Лиза. — Но нам тяжело, очень даже тяжело. И этого не скроешь… Мы ведь не день, не месяц и даже не год, а годами находимся в таком двойственном положении… Я бы скорее согласилась на любой опасный для жизни подвиг, чем годами жить так, как мы живем. — Голос у Лизы задрожал, и она замолчала.

— Слов нет, тяжело!.. — просто и как-то даже немного грустно сказал «отец». — То, чем занимаемся мы с вами, — не от хорошей жизни, от горькой необходимости… Раньше люди рисковали головой ради денег, наживы, мы же готовы положить головы на плаху во имя своих идей, убеждений, ради служения своему народу, и сознание этого укрепляет паши силы.

Не могу обещать вам, что вашей тяжкой работе скоро конец. Борьба будет долгой, мучительной, и вы нужны будете здесь, а не где-нибудь в другом месте, потому что вы с порученным вам делом справляетесь хорошо. Наберитесь терпения, мужества и продолжайте, дети, работу… А теперь перейдем к практическим делам. Отныне основным вашим связистом будет Стамбулов из Болгарии. Он часто будет приезжать к вам по торговым делам. Скоро он расширит свою торговлю бензином, маслами и явится к тебе, Василий, как к представителю компании, покупать товар, минуя монополии. Ты окажи ему возможное содействие и дай повод почаще приезжать в Берлин. Стамбулов хороший, проверенный товарищ. К фрау Шульц — больше никаких писем, забудьте ее адрес. По некоторым данным, она на подозрении у Сюртэ Женераль, и ей, бедняжке, скоро придется уехать из Франции, и на этот раз навсегда. В случае особой необходимости можете писать Сарьяну — он, в свою очередь, переправит ваше письмо куда следует. Сарьян честный, благородный человек. Как это ни парадоксально, фашизм способствовал тому, что все честные люди группируются вокруг коммунистов, и этот процесс будет продолжаться по мере усиления борьбы с фашизмом. — «Отец» допил свой бокал, закурил.

— Я вам уже писал, что Вебер просил помочь ему с типографским шрифтом, — сказал Василий. — Мне самому заняться этим рискованно.

— И не надо! Заниматься доставкой шрифтов и красок поручено Стамбулову. Он скоро доставит их тебе. Шрифты подели между обеими подпольными группами. Еще и еще раз советую основательно заняться оберштурмбанфюрером. На первых порах постарайся не пугать его поручениями, а прощупай, к чему его можно приспособить. Раз он в команде по охране имперской канцелярии, значит, человек весьма осведомленный!..

На прощание «отец» сказал, что, может быть, зайдет перед отъездом к ним в отель или позвонит.

Расставаться с «отцом» им, как всегда, было грустно, — он был для них частицей родины, живым воплощением той земли, где они родились и выросли…

Синьор Мачарелли явился наконец к Василию в отель и сообщил, что итальянская нефтяная компания согласна на условия, предложенные мистером Кочеком. Мистер Кочек должен обещать, что компания будет уведомлена заранее о времени прибытия танкеров с горючим в Гамбург, чтобы избежать ненужных и дорогостоящих простоев итальянских танкеров.

Наведя для Лемке справки в швейцарских банках о размещении денег под девизом, Василий посчитал свои дела законченными и возвратился с Лизой в Берлин.

В столице третьего рейха за эти дни ничего не изменилось. По-прежнему под оглушительные звуки духовых оркестров маршировали солдаты в стальных касках, в сапогах, подкованных железом, происходили факельные шествия по ночам, митинговали на площадях фашистские молодчики. И по-прежнему повсюду слышалось: «Хайль, хайль, хайль!»…

В отравленной атмосфере Берлина трудно было дышать, особенно после тихой Женевы. Но Василий, стиснув зубы, напустив на себя веселость и беззаботность, с новой энергией взялся за дела.

Прежде всего через О'Кейли он известил Адамса об итогах своих переговоров с Мачарелли, порекомендовал не делать никаких скидок, наоборот, обосновал целесообразность накинуть, в случае войны, несколько центов на галлон бензина и просил ускорить строительство бензохранилищ в Гамбурге, что значительно облегчило бы перекачку горючего в итальянские танкеры и создало бы видимость, что Италии бензин поставляет Германия.

Через день Василий получил большую зашифрованную телеграмму из Америки, в которой Адамс поздравлял своего уполномоченного с успешным завершением переговоров, уведомлял, что его доля в прибылях от продажи горючего Германии и Италии увеличивается на 0,1 процента, а также, что приняты все меры, чтобы закончить строительство бензохранилищ в ноябре.

О'Кейли, улыбаясь, сказал Василию:

— При постоянном нарастании поставок горючего Германии и Италии вы, мистер Кочек, заработаете кучу денег, участвуя в прибылях компании хотя бы на одну десятую процента! А если учесть еще доходы от продажи кофе и сигарет, то вы станете миллионером.

— А почему бы и нет? Не даром же мне торчать в этом фашистском раю и читать каждый день по утрам хвастливые передовицы «Фолькишер беобахтер» о том, как немцы скоро создадут великую Германию и завоюют весь мир, — шутя ответил Василий.

— По всем джентльменским кодексам, полагалось бы отметить такие успехи! — недвусмысленно намекнул генеральный консул.

— Хоть сегодня вечером — шикарный ужин в ресторане! Или дюжину виски сейчас.

— Лучше уж дюжину виски, а то в немецких ресторанах подадут вместо бифштекса капустные котлеты.

— Будет сделано! — Василий тотчас же заплатил в американской лавке за двенадцать бутылок виски и, сказав продавцу, что проиграл мистеру О'Кейли пари, велел отнести ему покупку.

Генеральный консул был прав: коммерческие дела Василия шли отлично и его доходы росли с каждым днем. За короткое время он успел переслать через капитана танкера Джо Ковачичу около тридцати пяти тысяч долларов — его долю в доходах — и столько же оставить себе. Это — кроме тех процентов, которые перечисляла компания на его текущий счет в нью-йоркский банк. Впрочем, расходы Василия тоже росли, — он вел широкий образ жизни, требующий больших денег, занимал целый особняк, содержал трех слуг, хорошо одевался, выписывал из Парижа наряды Лизе, ежемесячно платил фрау Браун обусловленную сумму, а после встречи с «отцом» оказывал еще существенную материальную поддержку обеим подпольным группам.

По возвращении в Берлин Василий встретился с Вебером на конспиративной квартире, сообщил, что скоро будут типографские шрифты, и попросил о двух вещах: устроить свидание с майором из генерального штаба, представив ему Василия под вымышленной фамилией, и свести его с руководителем второй подпольной группы, мастером Германом. На прощание вручил Веберу десять тысяч марок.

Как уже было сказано, Ганс Вебер отличался аккуратностью и пунктуальностью. На следующий день он познакомил Василия с мастером Германом и, представив их друг другу, сам тут же ушел.

Мастер Герман говорил медленно, как бы обдумывая каждую фразу, и внимательно прислушивался к словам собеседника.

— Мне давно сказали о вашем приезде в Берлин, — начал он, — однако я не сделал никаких попыток связаться с вами, считая это неудобным. Был уверен, что вы сами разыщите меня, если захотите… В нашей группе тридцать пять человек. Все это проверенные и абсолютно надежные люди, — они скорее пойдут на смерть, чем предадут. Кроме активных членов группы у нас еще более ста человек сочувствующих, в той или иной форме помогающих нам. Люди наши разбиты на пятерки, каждый из членов пятерки знает в лицо только своего руководителя. Руководители пятерок, в свою очередь, знают одного из руководящей тройки. Надеемся, что в случае провала одного звена уцелеют другие и организация сможет продолжать работу. К сожалению, делаем мало, но постепенно наращиваем силы для предстоящих битв, потому что уверены — такое время рано или поздно наступит…

Он умолк, и Василий подумал, что мастер Герман во многом отличается от Вебера, хотя оба они честные, убежденные люди, поставившие перед собой одну и ту; же нелегкую задачу — избавить Германию от позора, в котором она очутилась. Вебер был куда образованнее и подготовленнее во всех отношениях, чем Герман, но зато у последнего была ясность взглядов, глубокая вера в будущее и решимость.

— Я очень рад знакомству с вами и готов помочь вам всем, чем только смогу, — сказал Василий.

— Уже одно то, что о нашем существовании знают те, с кем связаны вы, — большая поддержка для нас; значит, мы не в одиночестве! — ответил мастер Герман. — Конечно, от помощи мы не откажемся. Наша главная задача — сколотить боевую, хорошо законспирированную организацию. Приближается семнадцатая годовщина Октябрьской социалистической революции в России, нам хотелось бы отметить эту дату — выпустить боевые листовки, распространить их по заводам и фабрикам хотя бы в Берлине, поддержать боевой дух немецкого пролетариата, напомнить, что Октябрьская революция — наша революция. К сожалению, у нас нет ни типографского шрифта, ни бумаги, а времени остается совсем мало. Наша заветная мечта — выпускать подпольную газету, доказать всем — друзьям и врагам, что пролетариат Германии живет и действует. Многое хотелось бы еще сделать, но наши возможности не соответствуют нашим желаниям…

— Скажите, товарищ Герман, как вы относитесь к группе Вебера, не хотели бы вы с ней объединиться?

— Крайне отраден факт существования такой группы, состоящей исключительно из либеральной интеллигенции. Это доказывает, что не только рабочие борются с фашизмом, но и все честные немцы. Мы согласились бы объединиться, — разумеется, на определенных условиях. Но они на это не пойдут — считают себя обособленной группой!.. Лучше уж мы установим с ними более тесную связь и будем действовать согласованно, — ответил мастер.

— Надеюсь, что скоро мои друзья достанут для вас типографский шрифт, а может быть, и бумагу. Не знаю, известно ли вам, что я занимаюсь торговлей и зарабатываю немало денег, — могу помочь вам и деньгами из своих собственных средств. Вот пока небольшая сумма, — Василий достал из кармана пачку денег и положил перед мастером Германом. — Тут десять тысяч марок, они вам безусловно пригодятся.

— Деньги действительно пригодятся… Вы же знаете, какие теперь у нас заработки. Лозунг — пушки вместо масла — продолжает действовать… Спасибо!

— Благодарить не нужно, мы делаем общее дело… Знаете, товарищ Герман, очень важно иметь своих людей на всех заводах и фабриках — особенно работающих на вооружение, на железной дороге, хорошо бы и в воинских частях. Но это — дело будущего. Что касается вашего отношения к группе Вебера, — вам виднее. Я могу сказать только одно: у вас и так мало сил, распылять их не стоит. Подумайте об этом!

Условившись о времени и месте будущих встреч, они разошлись.

В тот же день оберштурмбанфюрер Отто Лемке явился к Василию.

— Все в полном порядке, дорогой Лемке, — поспешил порадовать его Василий, — можете поехать в Женеву, явиться в банк с моей запиской, и там примут ваш вклад под любым девизом, какой вы изберете. Примут на хранение и драгоценности. Я обо всем договорился, не называя вашей фамилии. Если вам по каким-нибудь причинам не удастся поехать в Женеву, то я возьму на себя эту миссию во время своей следующей поездки туда.

— Ну, зачем же мне затруднять вас! Поеду сам — это мне ничего не стоит!

— Перед отъездом не забудьте зайти ко мне — за запиской… А теперь я позволю себе вернуться к нашему прошлому разговору. Скажите откровенно, как другу, — хотите подзаработать деньжат, причем в твердой валюте?

— Кто откажется от заработка! — воскликнул Лемке. — Мы все понемногу стареем. Нужно подумать и о будущем!..

— Золотые слова, каждый разумный человек обязан думать о старости, о потомстве. Таков закон природы! Одними идеями, даже самыми возвышенными, сыт не будешь, в конечном итоге все на свете определяется тем, сколько у тебя в кармане денег… Итак, я даю вам возможность заработать, требуя взамен самую малость — всякого рода информацию. Мне, представителю крупной американской нефтяной компании и коммерсанту, нужно знать все, что делается в мире сегодня и что предполагается на завтра, — иначе попадешь впросак!.. Вам, с вашим высоким положением, ничего не стоит собрать любую информацию — экономическую, международную, политическую. Предлагаю вам для начала триста американских долларов в месяц. Вы знаете, я не политик, — снабжая меня нужной информацией, вы ничем не рискуете. Если же собранные вами сведения будут особо ценными для компании, которую я представляю, гонорар ваш может быть удвоен!..

— Вы, дорогой мистер Кочек, легко убедили меня. Ваше предложение принимается, — ответил Отто Лемке и протянул Василию руку, которую тот крепко пожал с дружеской улыбкой на лице и с чувством гадливости в душе…

В эти дни произошло еще одно любопытное событие в жизни Василия. Преподавательница немецкого языка Катрин Хигель с некоторых пор стала проявлять повышенный интерес к мистеру Кочеку. Она кокетничала с ним, а однажды после урока спросила:

— Скажите, мистер Кочек, неужели вы никогда не развлекаетесь?

— Что вы под этим подразумеваете?

— Ну… вечеринки в интимном кругу, где можно немножко выпить, потанцевать, повеселиться, даже поухаживать…

— Вы же знаете, я женатый человек.

— Разве грех изредка встретиться с другой женщиной, немножко встряхнуться? Говорят, жена, какой бы она ни была красивой, со временем приедается!..

— Пока еще я этого не испытал.

Учительница не угомонилась и после такого достаточно сухого ответа.

— Можно задать вам еще один нескромный вопрос?

— Пожалуйста!..

— Я вам нравлюсь хоть чуточку?

— Вы отличная учительница.

— И это все? Боже мой! Многие мужчины находят меня очень привлекательной. Живя с мужем непродолжительное время, я сохранила не только фигуру, но и темперамент. Впрочем, могу познакомить вас со своей двоюродной сестрой, — ей всего семнадцать лет, она очень хороша…

— Вы очень любезны, фрау Хигель, но я не смогу воспользоваться вашим предложением. Я принадлежу к категории тех скучных мужчин, которые не изменяют своим женам. Может быть, это смешно, старомодно, но тут уж ничего не поделаешь! — Василий говорил все это мягко, даже дружелюбно и проводил учительницу, как всегда, до самых дверей.

А через месяца полтора заплатил ей до конца года и сообщил, что больше не нуждается в ее услугах. Таким образом, в окружении Василия стало одним агентом гестапо меньше.

Настал день седьмого ноября — дорогой праздник для каждого советского человека, где бы он ни находился. Василий и Лиза представляли себе праздничную Москву. Со всех концов ее стекаются к своим заводам, фабрикам, учреждениям и вузам трудящиеся, студенты, чтобы участвовать в демонстрации. Ровно в девять часов на Мавзолей Ленина поднимутся руководители партии и правительства, раздадутся звуки фанфар и на Красной площади начнется военный парад.