Мы с королевой

Королева поразилась, как сильно изменился сын. Он полез было через окно обратно на улицу, затем вдруг вернулся.

— Мама…

— Что, родной?

— Сегодня утром к нам приходила советница по социальным вопросам.

— Триш Макферсон?

— Да. Она была очень мила. Сказала мне, что я могу подлечить уши бесплатно, в государственной клинике. Сказала, что я перенес психологическую травму… гм… и мне кажется, она… ну… вроде как, гм… права. Диана думает, не заняться ли ей своим носом. Он ей всегда жутко не нравился.

Чарльз выпрыгнул из окна гостиной, а королева подумала: какой у него счастливый вид, и когда? В день, который должен бы стать самым горестным в его жизни!

Наверху заворочался Филип. Он ощутил на кончике носа что-то крайне неприятное.

— Подайте мне платок, и побыстрее! — приказал он несуществующему слуге. Через несколько мгновений он вспомнил, где находится. Беспомощно оглянувшись, уступил обстоятельствам и сам вытер нос простыней. Затем повернулся на другой бок и снова заснул; он сделал свой выбор: предпочел мир королевских грез ужасающей действительности, где он был обычным гражданином, проснувшимся в нетопленном доме.

Королева вскрыла картонный ящик с надписью «ЕДА». Внутри она нашла буханку толсто нарезанного хлеба с надписью на обертке: «МАМИНА ГОРДОСТЬ», полфунта масла «Анкор», банку клубничного джема, банку говяжьего фарша, банку томатного супа фирмы «Хайнц», банку тушенки, банку молодого картофеля, банку зеленого горошка, банку персиков (кусочками) в сиропе, пачку несладкого овсяного печенья, пачку печеньиц с джемом «Мистер Киплинг», банку растворимою кофе «Нескафе», пачечку чая в пакетиках «Тайфу», пакет стерилизованного молока, пакет сахарного песка, коробочку кукурузных хлопьев, пачку соли, бутылочку соуса с изображением парламента на этикетке, полуфабрикат кекса «Птичий глаз», пакетик с несколькими ломтиками сыра «Крафт» и шесть яиц (очевидно, с птицефабрики, потому что на коробке не было хвастливой надписи о том, что куры вели здоровый образ жизни на открытом воздухе).

Гаррис жадно взирал на банки, но королева сказала:

— Для тебя, милый друг, ничего нет.

Она взяла в руки банку с говяжьим фаршем. С виду очень похоже на еду для собак, подумала она, но вот как ее вскрыть?

«Для открывания пользуйтесь ключом», — прочла она и тут же нашла ключ: он прижался ко дну банки, как часовой к будке. Ну а теперь, с ключом, что прикажете делать дальше? Гаррис раздраженно тявкал, наблюдая, как королева возится с банкой мясного фарша: она пыталась просунуть кончик металлической ленты в отверстие в ключе.

— Потерпи, пожалуйста, Гаррис, — попросила королева. — Я и так стараюсь изо всех сил; сама проголодалась и замерзла, а ты мне ничуть не помогаешь.

Так же, подумала она (не сказав ничего вслух), как и мой муж, — лежит себе наверху в постели и тоже ничуть не помогает.

Она повернула ключ, и Гаррис ринулся к банке, из которой вырвался тяжелый кровяной дух. Гаррис неистовствовал, и тут даже королева, чья готовность терпеливо сносить громкий собачий лай вошла в поговорку, не выдержала и шлепнула пса по носу. Злобно зыркая, Гаррис убрался под мойку. После продолжительной борьбы королева все же сняла с банки дно; из-под него показалась плотная розовая, испещренная пятнышками жира масса. Но сколько королева ни трясла банку, фарш с места двигаться не желал. Может, попытаться просто ухватить мясо пальцами?..

Когда Чарльз снова влез к ним через окно, зажав в гордо воздетой руке, словно ценную добычу, пятидесятипенсовую монету, он нашел мать в прихожей; она стояла, опершись о полукруглый комод Уильяма Гейтса, служивший теперь столиком. На его изысканной крышке темнела лужица крови. Под комодом Гаррис яростно терзал жестяную банку, издавая первобытный гортанный рык. Сверху доносились знакомые устрашающие звуки: там на что-то гневался отец. Один психолог научил Чарльза, как действовать в таких случаях, — и он блокировал изрыгаемые отцом непристойности, сознательно сосредоточившись на времени создания Гейтсова комода.

— Тысяча семьсот восемьдесят первый год, — сказал он, — сделан по заказу Георга Четвертого.

— Да, верно, какой ты молодец, милый, только вот как бы мне не истечь кровью до смерти. Будь добр, пригласи ко мне моего врача.

Сняв намотанный на голову шарф, королева обвязала им кровоточащие пальцы. На верхней площадке появился дрожащий от холода Филип в шелковом халате.

Они прождали четыре с половиной часа, прежде чем королеву принял доктор из Королевской больницы. На всех окрестных дорогах лежал густой туман, и травмопункт Королевской больницы оказался забит автолихачами и их жертвами.

Чарльз, королева и вооруженный полицейский в штатском проехали через кордон в конце переулка Ад, как раз когда туда въезжал фургон с мебелью принцессы Маргариты. Заглянув в полицейскую машину и увидев закапанную кровью кашемировую кофту и закрытые глаза сестры, принцесса Маргарита незамедлительно впала в истерику и завизжала:

— Они нас всех поубивают!

Водитель мебельного фургона кровожадно посмотрел на нее. Проведя в ее обществе три часа, он бы с радостью завязал ей глаза платком, поставил к стенке и всадил пулю в сердце. И даже не дал бы выкурить напоследок сигарету.

Добрую половину дня Чарльз с матерью просидели за тонкой занавеской в крохотной палате Королевской больницы. Со всех сторон неслись невыносимые звуки людских страданий. Они слышали предсмертные стоны и хрипы, а также безудержный смех юных сестер, пытавшихся стянуть потрепанную резиновую куклу с пениса пожилого господина. Королева едва сама не расхохоталась, когда его жена сказала сестрам:

— Я так и знала, что у него кто-то есть.

Но она не рассмеялась, а насупилась. Крофи учила ее владеть своими чувствами, и королева была благодарна Крофи за эту полезную науку. Иначе как бы могла она выдерживать все эти бесконечные приветственные речи на непонятных языках, зная, что придется еще прослушать и их перевод на английский? А потом самой вставать и зачитывать свой набор банальностей, а потом обходить строй почетного караула, сознавая, что любой мужчина (или женщина) больше всего боится, как бы она не остановилась возле него (или нее). А что она говорила, остановившись? «Откуда вы родом? Сколько времени служите?» Больно бывало смотреть, как они, заикаясь, отвечают. Однажды она спросила у восемнадцатилетнего морячка: «Нравится вам на флоте?» И он мгновенно ответил: «Нет, ваше величество». Она тогда нахмурилась и пошла дальше. А ведь ей хотелось улыбнуться и похвалить его за столь редкую искренность. Она распорядилась, чтобы его не наказывали.

— Извините, что заставил вас ждать, миссис Виндзор. Меня зовут доктор Анимба.

Доктора уже предупредили, кто его следующий пациент, и все же, беря в руку окровавленную кисть королевы, он почувствовал, что у него повышается давление. Он осторожно снял пропитанную кровью повязку и осмотрел глубокие порезы на большом и двух других пальцах.

— Как же это у вас вышло, ваше вел… миссис Виндзор?

— Порезалась о консервную банку с фаршем.

— Весьма частая причина травм. Необходимо вмешательство закона. Выпуск таких банок должен быть запрещен.

Доктор Анимба был серьезный молодой человек, убежденный, что закону под силу излечить большинство социальных болезней.

— Доктор Анимба, — вступил в разговор Чарльз, — моя мать прождала приема почти пять часов.

— Да, знаю, это нормально. — Доктор Анимба встал.

— Нормально?

— Конечно. Вашей матери еще повезло, что она не надумала поесть консервов в субботу вечером. Под воскресенье у нас дел всегда невпроворот. А теперь мне пора идти. Скоро подойдет сестра.

Прошелестев занавеской, он исчез. Королева снова вытянулась на больничной каталке и крепко зажмурилась, чтобы не выдать слез, жегших ей веки. Она обязана держать себя в руках во что бы то ни стало.

— Это другой мир, — произнес Чарльз.

— Во всяком случае, другая страна, — откликнулась королева.

Они слышали, как доктор Анимба вошел в соседнюю комнатушку, где находились резиновая кукла и ее жертва. Они слышали, как доктор прикладывает энергичные усилия, дабы отделить резину от плоти. Слышали, как он произнес:

— Необходимо вмешательство закона.

Покраснев от смущения, Чарльз сказал:

— Как раз завтра я должен был открывать в Тонтоне новую больницу.

— Думаю, жители Тонтона переживут твое отсутствие, — заметила королева.

Они замолчали, ожидая появления обещанной сестры. В конце концов королева заснула. Принц Чарльз смотрел на нее, на ее растрепавшиеся волосы, на окровавленную кофту. Взяв в ладони ее здоровую руку, он поклялся беречь мать как зеницу ока.

9. Faux pas[10]

В тот же день крохотную гостиную Дианы заполнили посетители — одни женщины. Некоторые принесли с собой альбомы для автографов. В комнате стоял густой запах духов, которые обычно дарят на Рождество. Духов, которые производятся на маленьких фабричках Юго-Восточной Азии. Вайолет Тоби, одна из соседок Дианы, рассказывала историю своей долгой жизни. Остальные женщины ерзали, закуривали сигареты, одергивали юбки. Они уже много раз слышали эту повесть.

— И вот, как увидела я письмо это самое, сразу все поняла. Приходит он с работы домой, а я его и спрашиваю: «Кто такая эта чертовка Ивонн?» Он аж побелел весь. А я говорю: «Убирайся отсюда, и чтоб духу твоего здесь больше не было». И на этом у меня со вторым все.

Диана, как ее учили, подбодрила рассказчицу:

— И вы снова вышли замуж?

Вайолет, которую подбодрять не было нужды, рассмеялась.

— Да я сейчас уже за пятым замужем.

И все женщины в гостиной тоже рассмеялись.

— Пять мужей. Одиннадцать детей, пятнадцать внуков, шесть правнуков, а теперь положила глаз на одного малого, он в Британском легионе служит.

Поглядывая в зеркальце, вделанное изнутри в ее пластиковую сумочку под змеиную кожу, Вайолет намазала губы ярко-алой помадой.

— Халда ты грязная, вот ты кто, Вайолет, — заявила Мэнди Картер, соседка Дианы с другой стороны; это ее забор повалил накануне вечером Уильям. Мэнди прижимала к плечу запеленатого младенца — последнее свое дитя, по имени Шэдоу.

Взглянув на одежду Мэнди, Диана с трудом подавила дрожь отвращения. Эластичные хлопчатобумажные джинсы — и туфли на шпильках! Бр-р-р! А эти стоящие дыбом светлые волосы! Посекшиеся концы — точно стрелки весеннего китайского лука. Жуть. И эти бледные груди, вываливающиеся из розовой акриловой блузки с обширным вырезом, — сверхвульгарно.

— Чего-то вашего мужа с его мамашей долгонько нет, — заметила Вайолет Тоби.

— Да, — отозвалась Диана. — А больница далеко отсюда?

— Две мили по шоссе, — сказала молодая женщина, у которой на шее был вытатуирован паук.

— Я шесть с лишним часов в больнице проторчала, когда Клайв мне челюсть сломал, — сказала Мэнди.

— Господи помилуй! — воскликнула Диана. — А кто такой Клайв?

— Папка его, — сумрачно ответила Мэнди, указывая на Шэдоу. — Я тогда ни есть, ни курить, ни пить — ничего не могла.

— Только трахаться, да? — сказала Вайолет. — Аж мне слышно было — через два-то дома.

Диана вспыхнула. Боже упаси, она не ханжа какая-нибудь, но ей очень не нравится, когда женщины употребляют крепкие выражения. Она подняла глаза; в это время мимо изгороди из влажных кустов бирючины шел инспектор Холиленд. Он сурово глянул на собравшихся в гостиной. Женщины дерзко засвистели, а татуированная громче всех — будто подзывала такси на шумной лондонской улице.

Холиленд уже шагал по дорожке. Лавируя между гостьями, Диана пошла открыть дверь. Инспектор откашлялся, собираясь с мыслями. Он напрочь забыл, как ему предписано к ней обращайся. Миссис Виндзор? Миссис Спенсер? Миссис Чарльз?

Диана ждала, пока у инспектора пройдет приступ кашля.

— Им здесь находиться не положено, — выпалил он наконец, указывая на сидящих в гостиной женщин. — Вы не должны пользоваться особым вниманием. — Он наконец овладел собой. — Буду очень признателен, мадам, если вы попросите их уйти.

— Но что невозможно. Так грубо я с ними не могу обойтись.

Гостиная одобрительно загудела; к двери тут же подскочила Вайолет — руки в карманах атласной куртки до пояса, на морщинистом лице застыло надменное выражение.

— Никакого такого особого внимания мы ей не оказываем. Зашли по-соседски — узнать, может, нужно чего.

— Ну конечно, — насмешливо ухмыльнулся Холиленд. — И к любой другой так же бы зашли, правда?

— Да, так бы и зашли, ей-Богу, — искренне сказала Вайолет. — Мы здесь, в переулке Ад, держимся друг за дружку.

Она повернулась к Диане:

— Ну что, пойдем займемся кухней?

Холиленд отвернулся. Согласно финансовым отчетам Вайолет, ее муж Уилф и их семеро взрослых детей еще не уплатили за этот год подушного налога; как, собственно, и за прошлый год. Так что у него будет возможность отыграться.

И тут Диана заметила бегущую по мостовой принцессу Маргариту: высокие каблуки цокают по асфальту, шубка распахнулась, пряди волос выбились из замысловатого узла на макушке. Подбежав к ограждению, она сцепилась с молодым полицейским. Инспектор Холиленд что-то произнес в рацию — и почти в тот же миг взревела автомобильная сирена, всю улицу залило резким белым светом.

— Господи помилуй! — воскликнула Вайолет. — Прямо как в Кольдице[11] каком-нибудь!

— Да это Марго, — сказала Диана. — Пытается прорваться, несмотря на комендантский час.

Инспектор Холиленд самолично проводил принцессу Маргариту обратно к ее дому.

— Но мне необходимо попасть в «Маркс и Спенсер»[12] до закрытия, — услышала Диана. — Я же не умею готовить.

Прикрыв входную дверь, Диана вернулась к соседкам. Она уже предвкушала, как наденет фартук, пойдет на кухню и станет там греметь всякими кастрюлями и сковородками, в точности как пел в одной песенке Малыш Ричард[13]. Возьмет у Вайолет на вечер специальную сковороду и приготовит для всей семьи яичницу с фасолью и жареной картошкой. Чарльзу придется отступить от своей жесткой диеты, пока она не наладит поставку бобовых. А у Вайолет вряд ли есть лишняя банка чечевицы.

Когда все занялись делом, Мэнди спросила:

— А чего вам будет особенно не хватать?

— Моего «мерса», — не задумываясь, ответила Диана.

— «Мерса»?

— «Мерседеса-бенц 500 SL». Цвет у него красный металлик, а скорость — сто пятьдесят семь миль в час.

— Стоит небось будь здоров, — заметила Мэнди.

— Н-да, около семидесяти тысяч фунтов, — призналась Диана.

В комнате воцарилась тишина.

— И кто же за него платил?

— Герцогство Корнуоллское.

— А это еще кто? — удивилась Мэнди.

— Ну, в общем, мой муж, — сказала Диана.

— Семнадцать тысяч, говорите? — Вайолет поправила свой розовый слуховой аппарат.

— Семьдесят тысяч, — проорала Филомина Туссен, единственная чернокожая в этой комнате. Все опять замолчали.

— За машину? — От возмущения у Вайолет дрожал подбородок.

Диана опустила глаза. Она еще не знала, что одежду, вызвавшую у нее такое презрение, эти женщины, которые вымыли ей кухню, купили в благотворительных магазинах. Лифчик Вайолет — особо большого размера — был приобретен за двадцать пять пенсов в магазине «Помогите престарелым».

Молчание нарушила Мэнди:

— Мне бы тоже, черт возьми, не хватало, да только не машины, а няньки.

Тут Диана вспомнила, что не видела Уильяма и Гарри с тех пор, как к ней пришли эти гостьи. Она громко позвала мальчиков, думая, что они наверху, но никто не ответил. Она выглянула в унылый садик позади дома, но не увидела там ни единой живой души, кроме Гарриса и принадлежавшей Мэнди Картер явно нечистокровной овчарки, чье расположение Гаррис силился завоевать. Псы вились друг возле друга. Маленький и большой, плебей и аристократ. Овчарку звали Король. Выбежав из дому, Диана принялась звать:

— Уильям, Гарри!

Уже почти стемнело. В домах вспыхивали голые, без абажуров лампочки — переулок Ад готовился к ночи.

— Мальчики еще никогда не гуляли в темноте, — сказала Диана.

Это новое свидетельство изнеженности ее детей вызвало у женщин смех. Они ведь то и дело посылали поздним вечером своих малолетних ребятишек в бакалейную лавку, которую держит индиец. А как иначе? Неужто, имея собаку, самой же и лаять?

— Да они где-нибудь тут играют, — стала успокаивать ее Вайолет.

Но Диана не желала успокаиваться. Набросив шелковую куртку с капюшоном, она зашагала в своих ковбойских сапожках по переулку Ад, разыскивая сыновей. В конце концов она нашла их в доме номер девять: расставив перед газовым камином кораблики, они с дедушкой разыгрывали морскую битву. Диана наблюдала через окно эту сцену, пока Гарри, заметив ее, не махнул ей ладошкой. Принц Филип был в пижаме и халате. Он не побрился, редкие пряди волос свисали на уши. На серебряном столике времен Вильгельма III[14] стояла банка тушеных бобов с зазубренной крышкой.

— Чарльз звонил, — крикнул в окно Филип. — Они все еще в больнице. Не могу пригласить вас к себе: эта проклятая входная дверь не открывается. А ключ от черного хода потерян, черт его подери.

Поняв намек, Диана вернулась к своим домашним обязанностям. Когда все шкафы в кухне засияли чистотой, женщины сделали перерыв, чтобы попить чаю и выкурить по сигаретке.

— Может, хоть ненадолго да уймутся, — обронила Вайолет.

— Кто уймется? — удивилась Диана.

— Тараканы. Их у нас у всех полным-полно. Никакою силой не избавишься. Хоть ракетами по ним стреляй, все равно через три дня — тут как тут. Ну а теперь, — сменила Вайолет тему, — давайте бумагу: нужно застелить полки, прежде чем ставить туда продукты.

Ничего подходящего у Дианы не нашлось, и Вайолет забарабанила в стену, отделявшую ее гостиную от гостиной Дианы.

— Уилф! — крикнула она. — Принеси-ка сюда вчерашнюю газету.

В ответ прозвучало что-то неразборчивое, и через считанные минуты Уилф Тоби уже стоял на пороге. Это был необычайно высокий мужчина, с могучими плечами, огромными ручищами и ножищами. Из тех, кого адвокаты называют в своих речах кроткими великанами. Уилф Тоби, однако, кротостью не отличался. Он страдал хроническим бронхитом, и непрерывная борьба за глоток воздуха сделала его раздражительным и угрюмым. Он боялся смерти и жил в постоянном страхе, словно каждый день для него — последний. Ему казалось, что Вайолет уделяет ему недостаточно внимания. Она куда больше времени проводит у чужих людей, считал он, чем в собственном доме. Услышав неровное хриплое дыхание Уилфа, Диана успокоилась: она поняла, что за странные звуки пугали ее и не давали уснуть прошлой ночью. Это сипло дышал Уилф за разделяющей их стенкой.

Уилф взглянул на Диану — и влюбился с первого взгляда. Он никогда еще не видел живьем и совсем близко подобной красавицы. Ее фотографии ежедневно попадались ему в газетах, но он и не подозревал, что у нее такое свежее лицо, нежная кожа, такие застенчивые синие глаза, теплые губы. У всех известных Уилфу женщин лица были жесткие, грубые, словно жизнь колошматила их без всякой жалости. Когда Диана брала у него газету, он посмотрел на ее руки. Длинные бледные пальцы с розовыми ногтями. Уилфу страшно захотелось потрогать эти пальцы. Интересно, они на ощупь такие же гладкие, как на вид? Он критически оглядел Вайолет, свою жену с четырехлетним стажем. Как это его угораздило связаться с нею? Впрочем, он отлично знал как. Она просто затравила его, точно зайца. От нее не улизнешь.

— Ну давай, громилушка, либо заходи, либо топай отсюда. А то дом выхолаживаешь.

Вы только послушайте, как жена с ним разговаривает. Ни капли уважения.

— Заходите, пожалуйста, — сказала, улыбаясь, Диана.

В другое время никакая сила не заставила бы Уилфа переступить порог дома, битком набитого женщинами из переулка Ад, но ему страх как хотелось видеть Диану, слушать ее чудный голос. До чего ж она красиво говорит — правда-правда.

При появлении в доме мужчины женщины попритихли. Даже Вайолет, складывавшая «Новости мира»[15], чтобы застелить полки и ящики, понизила голос. Перед Дианой промелькнули заголовки:

ИЗБИЕНИЕ ФУНТА

Вчера пошли слухи, что фунт едва жив после того, как зарубежные дельцы совершили на него, по выражению одного финансового эксперта, «зверское нападение». «Это было жестокое избиение», — сказал он.

Оно произошло после «двойного несчастья» — сокрушительной победы Джека Баркера на выборах в четверг и отмены в пятницу монархии. Управляющий Английским банком призвал дать стране передышку.

Пираньи

Представитель лондонского филиала Токийского банка вчера заявил: «Фунт — это золотая рыбка, плавающая в аквариуме, полном пираний».

Закончив, Вайолет с гордостью оглядела плоды своих трудов.

— Ну вот, теперь все чисто и красиво, — сказала она. И, повернувшись к Уилфу, рявкнула: — Чаю небось дожидаешься?

— Сыт я, — буркнул Уилф. Да разве он вообще теперь сможет есть?

Диана мечтала, чтобы они все ушли, однако не могла придумать, как им на это намекнуть. Но тут Шэдоу, получивший временное пристанище на бархатном диване, пробудился и своими воплями прогнал прочь и мать, и ее товарок.

— Если чего нужно будет, стучите в стенку, — приказала Вайолет.

— Хоть ночью, хоть днем, — добавил Уилф.

— Вы очень любезны, — сказала Диана. — Сколько я вам должна?

Она открыла кошелек. Но когда подняла глаза, то по лицам своих посетительниц поняла, что совершила большой faux pas.

Вернувшись к дому номер девять, Чарльз и Елизавета узнали, что Тони Тредголд ударом ноги распахнул входную дверь и теперь подстругивает ее снизу.

— Покоробилась от сырости, — объяснил Тони, — вот и не открывалась.

Принц Филип, Уильям и Гарри, сидя на лестнице, наблюдали за Тони. Все трое жевали сандвичи с джемом, неумело приготовленные Уильямом.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.