Жребий принцессы

Мирейн бродил по залу, будто кот, оказавшийся в чужом логове. За ним тенью следовал Юлан, тихо рыча на формирующиеся стены миров. - Это засада, - сказал Зиад-Илариос. Он сидел там, где обычно любил располагаться князь Орсан. Его голос и лицо изумили Севайин, потому что теперь они были полны энергии, словно магия укрепила его. Его глаза прояснились, они сияли и завораживали. Его взгляд охватывал все помещение. - Покажитесь нам, - потребовал он и объяснил: - Они искушают нас пустотой. Они ждут, что мы сами предадим себя, что нас погубит самодовольство, что мы ослабим защиту. Мирейн замер, резко повернулся на каблуках. - Да. Да, я их чувствую. - Он вернулся к огню. Склонился над ним. Рассмеялся и простер руки. - Враги мои, выйдите ко мне, покажитесь. - Мы стали твоими врагами не по собственной воле. Магистр гильдии появился в зале, опираясь на посохи. За его спиной мерцали ворота мира, изменяя форму. И так было с каждым, трижды по девять ворот, трижды по девять магов, светлый в паре с темным. Они замкнули круг. Севайин узнала Байрана из Эндроса, ведьму зхил'ари и Орозию, которая не смела взглянуть ей в глаза. Остальные казались ей знакомыми незнакомцами, похожими на ее тюремщиков, безмолвных и безликих. Некоторые улыбались. Кто-то из них был неумолим. Последним появился Аранос в полном убранстве принца. Он не улыбался, но и не был неумолим. Его лицо вообще ничего не выражало. Мирейн упер кулаки в бедра и наклонил голову. Он был похож на мальчишку: молодой петушок, которому неведом страх. - Ну и ну, магистр! Неужели тебя заставили подготовить мое убийство? - Это ты заставил меня, - сказал магистр. - Потому что я никогда не отрекусь от моей правды ради вашей груды обманов? - Потому что ты хочешь разрушить все, что не кажется тебе правдой. Мирейн весело рассмеялся. - Вот так разрушение! Всего-навсего издержки войны: пали несколько городов. Но я сохранил жизнь там, где считал нужным ее сохранить, и после того как мои маги покончили с разрушением, они по моему приказу приступили к восстановлению. Если я и был жесток, то только там, где милосердием ничего нельзя было добиться. Такова судьба короля, магистр, и его суровый долг. - Допустим, - охотно согласился магистр. - Ты был хорошим правителем, тебя почти не испортила безмерность твоей силы, которая одна только и смогла убедить меня, что ты действительно сын бога. Но все же ты наш враг. Ты уничтожил все религии, кроме той, что признавала Аварьяна, ты убил или выслал всех магов, оставив лишь светлых. Причем не просто светлых, а именно тех, кто признавал лишь твой совет, кто поклонялся только твоему богу и признавал тебя единственным и высочайшим властелином. Твой Аварьян не признает над собой верховных божеств; твоя магия не терпит более высоких сил. - Все остальные силы - это искажение правды. - Искажение? А может быть, ее истинное лицо? Ты громогласно проклинаешь жертвоприношения Уварре. Ты найдешь и разрушишь ее храмы, убьешь всех жрецов до последнего послушника, отменишь все ритуалы и превратишь в пепел все культовые принадлежности; и что же дальше? В каждом храме происходит одно жертвоприношение в год, или, если уж быть до конца точным, во время каждого новолуния Великой Луны. Ты говоришь: <Отвратительно! Ужасно!> И не важно, что почти все эти люди умирают по доброй воле. А сколько людей гибнет во время твоих очищений? Сотни? Тысячи? Сколько отправляется в огонь, сколько принимает смертную муку в наказание за то, что они воззвали к богине? И все это ради спасения единственной жизни в каждый цикл Великой Луны? Веселость Мирейна улетучилась. Он выпрямился; его лицо стало суровым. Озорной мальчишка исчез. Величественный король сбросил все свои маски. - Когда тьма восстает против меня, я сокрушаю ее. - А что такое тьма? - спросил маг. - Возможно, это всего лишь то, что осмеливается противостоять тебе? Ты истинный король; обуздывая гнев, ты проявляешь милосердие. Ты даже смиряешься с тем, что твои подданные оспаривают твои суждения. Кроме единственного. Поклоняться Аварьяну следует только так, как это делаешь ты. Силой следует распоряжаться только так, как укажешь ты. Голос Мирейна зазвучал еще мягче, чуть громче шепота: - И за это я должен умереть? Моя вина в том, что я пользуюсь своей силой не так, как вы? Маг печально улыбнулся. - Без сомнения, в твоих глазах это так и выглядит. Ты уже проявил себя не способным воспринять правду, которая выше магии. Свет могуществен и прекрасен, он наиболее благоприятен для человеческого духа. Но ни один человек не сможет вечно жить при свете солнца. Оно обжигает, оно сушит и в конце концов пожирает. Вспомни о Солнечной смерти твоего ордена. - Она была намного быстрее, чем холодная смерть богини. - И то и другое - крайности. И необходимость. День всегда должен заканчиваться ночью. У света должна быть темная сторона. Миры находятся в равновесии. Оно хрупко, но законы его непреложны. Видишь огонь? Для каждого его язычка есть копье ночи. Добро невозможно без зла; на каждый радостный день приходится день печали. И одно не может существовать без другого. - Софистика, - с холодным презрением сказал Мирейн. - Богиня сбрасывает свои оковы. Я должен обуздать ее как можно скорее. - Сделай это, и ты уничтожишь нас всех. Таков закон. Если сейчас правит свет, значит, потом наступит очередь мрака. Если твой бог будет царствовать над нами тысячу лет, через тысячу лет будет править наша богиня. Мы можем жить в свете, хотя в конце концов он превратит нас в пепел. Во мраке же мы вымрем. Мирейн отвернул лицо и разум от этого видения. - Я заключу ее в оковы. С мирового трона я сделаю это, и никто не сможет мне помешать. - Сначала, - сказал магистр, - ты должен получить этот трон. Он медленно приблизился, а вместе с ним приблизился и весь его круг, смыкаясь вокруг пришельцев и их мерцающих ворот. Мирейн занял свое месте в круге. Он был спокоен, собран, неустрашим. В нем концентрировалась сила. Элиан и Вадин присоединились к нему. Спустя мгновение с ними оказалась и Севайин. Верный страж Юлан уселся рядом с ней, а Хирел встал рядом со своим отцом. Умное дитя. Севайин крепче уперлась каблуками в пол, чтобы облегчить тяжесть своего бремени, и превратила все свое существо в чистую силу, которая, словно рукоятка волшебного меча, легла в руку ее отца. Удар магов был жестоким и стремительным, вся его мощь обрушилась на Мирейна. Он пошатнулся. Его руки уцепились за двоих, стоявших по бокам от него, - за повелителя Янона и за владычицу Хан-Гилена. Маги не замечали их, не обращали внимания на их единство, снова и снова направляя поток силы в самый центр. Не оставалось времени, чтобы защититься, перевести дух, увернуться... Магов было слишком много, они обладали силой и хотели уничтожить Мирейна. Они добивались его смерти любой ценой. Севайин не могла даже протестующе вскрикнуть. Сильнейший удар выбил ее из круга и вернул в реальный мир. Она сжалась, стараясь справиться с дыханием. Все ее маги были повержены, вихрь магии заставил ее отца, мать и их названого брата опуститься на колени. С невероятным усилием они подняли руки, из которых вырвался огонь. Пронзительно взвыл ветер и яростно обрушился на них. Севайин с трудом разогнула спину. Рядом с ней лежал Юлан. Его разум был окутан мраком, его бока не вздымались. Ее окружили люди. Маги. Чужаки. Один из них подошел к ней, и она все поняла. Аранос не улыбался. Почти не улыбался. Ее взгляд скользнул за пределы круга, и она увидела еще один круг. Там сидел Зиад-Илариос. Хирел бился в сильных руках врагов. Собрав силу, она нанесла удар. Он обратился против нее, повалил, отрезал от родных. От четвероногого брата. От принца. От всех. Чьи-то руки поглаживали Севайин, стараясь успокоить, но доводили ее этим до сумасшествия. Ее держали маги. Они были сильны. Она плюнула в лицо Араноса. Он спокойно посмотрел на нее, все еще улыбаясь. - Я сделал выбор уже давным-давно, - сказал он. - Мой брат выполнил свое предназначение: зачал ребенка, который будет править обеими империями. Можешь оставить его при себе, если хочешь, хотя нам придется вырвать его когти. Лишить его силы, сделать пригодным для службы в гареме. - Разве только ты испытаешь это первым. Он повеселел, хоть и был слегка смущен. - Придется оставить тебе возлюбленного, как я вижу. И ребенка. Тогда мне удастся приручить тебя. - Чтобы приручить меня, тебе придется убить меня. - Нет, этого я не сделаю. Я хочу, чтобы ты была жива и послушна. Неужели в тебе нет ни капли признательности? Мои прежние союзники могли бы убить тебя. А я оставляю тебе не только жизнь, но и твоего возлюбленного. Я буду лелеять тебя, Солнечная Леди, и воспитаю твоих детей как моих собственных. Аранос был очень доволен собой, упивался своим великодушием. Он ожидал от Севайин неповиновения и не был чувствителен к ее язвительным уколам. То, что великая война магов ревела и пылала без его участия, совершенно его не заботило. - Ну же, - сказал он, - прояви мудрость. Твой отец должен пасть, к чему ты сама приложила немало стараний. Мой отец уже мертв. А мой брат умрет, если ты не смиришься с неизбежностью. Она уставилась ненавидящим взглядом на эту миниатюрную насмешку над лицом Хирела. - Ты сделал это из-за меня, - сказала она. - Я сделал это ради трона двух империй. Но и из-за тебя тоже, с тех пор как увидел тебя, - признал Аранос. - Я не опозорю тебя плотским желанием. Я лишь хочу иногда любоваться твоей красотой. Севайин рванулась, захватив врасплох тех, кто держал ее. Она обрушилась на Араноса. Он действительно был настоящей змеей, более сильной, чем казалось на вид, и ядовитой. Перед глазами Севайин блеснула сталь. Ее рука взметнулась, перехватывая тонкое, как клинок, запястье. Она вырвала у него кинжал, неуклюже поднялась на ноги и развернулась кругом. Враги отступили. Она рассмеялась и ударила по второму кругу. Хирел выругался. Он был почти свободен. Сверкнули мечи. Севайин бросилась к нему. Острое лезвие коснулось его горла. Она замерла, задыхаясь от ужаса. Лезвие чуть-чуть отодвинулось. Тот, кто держал его, улыбнулся, одобряя ее благоразумие. Едва ли Севайин понимала это. Она видела лишь струйку крови, стекавшую по шее Хирела. Она медленно повернулась. Никто к ней не прикоснулся. Зиад-Илариос упал со своего сиденья и лежал лицом вниз в луже крови. Аранос поднялся на ноги. Он больше не веселился. - В тебе все еще силен дух мужчины, - сказал он. - Но будь уверена, моя госпожа, я уничтожу его. Он подошел к Севайин. Круги сплотились вокруг него. Руку он держал на весу. Возможно, она была сломана. Он остановился, чтобы бросить на своего брата равнодушный, лишенный ненависти или удовлетворения взгляд; над отцом он задержался дольше и сказал: - Мне жаль. Он заслуживал лучшей смерти. - Лучшей? Какой лучшей? В своей постели? От яда? - В постели, во дворце, и не от чего иного, как от болезни. - Которой он, без сомнения, был бы обязан тебе. - Нет, - сказал Аранос. - Я не стал бы убивать его так медленно и мучительно. - Он вытянул свою не пострадавшую руку. - Пойдем. В одно простое слово он вложил силу, убеждение и непоколебимую волю. Севайин узнала ее черты и вспомнила ее вкус. Вкус таинства и жертвоприношения. Ни один бог не может сделать уродливое прекрасным, вернуть тепло туда, где от тепла отказались. Холодное сердце. Холодная личность, замкнувшаяся на себе, забывшая о радости, отказавшаяся от плотских желаний. Для него Севайин была светом. Светом и огнем. Он отступил на шаг и вдруг ринулся вперед, направив на нее всю свою силу. Ее совсем смяло. Одна, отрезанная от центра своей силы, она не могла противостоять ему. Аранос протянул к ней руки. Его сила сплела цепи, которыми он хотел сковать Севайин. Его скрюченные пальцы были готовы сомкнуться вокруг ее запястий, предъявить на нее права. Аранос улыбался, наслаждаясь победой. Севайин ударила его стальным клинком. Он отступил, но слишком медленно. Сталь рассекла его плоть: бровь, висок, щеку. Брызнула кровь. Маг с ножом вскрикнул, позабыв о пленнике, и метнул в Севайин свое оружие. Медленно, слишком медленно. Все их движения были медлительны. Нож просвистел возле нее, разрезав воздух там, где только что было ее горло. Аранос не проронил ни звука. Он прыгнул и повалил Севайин на спину. Первый жестокий удар обрушился на ее руку. Нож выпал из дрожащих онемевших пальцев. Боль обострила силу Араноса, кровь укрепила ее, и она сомкнула челюсть на разуме Севайин. Красота, лишенная воли, все-таки остается красотой. Красота без мысли, без духа, без сопротивления. - Ты будешь моей, - сказал Аранос. - Я буду владеть тобой целиком и полностью. Севайин полоснула ногтями по его кровоточащему лицу. Он задохнулся от боли, но рассмеялся. Она лишь слегка оцарапала кожу: воины коротко стригут ногти, чтобы лучше управляться с кинжалом и мечом. Аранос поднял один из своих украшенных драгоценностями когтей и очень-очень осторожно коснулся ее лица прямо под глазом. - Может быть, ты покоришься, когда я ослеплю эти красивые глаза? Или уступишь мне сейчас, пока все твои органы чувств целы? Она вонзила зубы в его руку. Ее сила оживлялась, разворачивалась во всю мощь. Чья-то тень мелькнула за его спиной. Севайин задохнулась от отчаяния. Аранос застыл, почувствовав боль тела и боль разума, удивление и недоверие. Он изогнулся назад, вырывая руку из зубов Севайин. Она давилась его кровью. Он вывернулся, взмахнул когтями. Юлан завизжал от ярости и боли и вскинул окровавленной головой. Сделав внезапный бросок, он вцепился в тонкую шею и разорвал ее. Глаза Араноса изумленно расширились. Беспомощно взмахнув руками, он рухнул на пол, как хрупкая безделушка из костей, крови и разодранной кожи. И все же он улыбался, словно все это было великолепной шуткой: из всех смертных людей именно ему выпало умереть как зверю. А ради чего? Ради чужеземной красоты и чужеземного огня. Хирел оказался рядом с Севайин. Она чувствовала его любовь и желание, не омраченное пороком или развращенностью. Он ли помог ей подняться, или она сама с трудом встала на ноги? У нее не было ни времени, ни сил разбираться в этом. Слуги Араноса были сметены, растерянны, смущены, ослаблены страхом. Некоторые сбежали. Никто не пытался снова взять принцев в плен. Севайин и Хирел склонились над Юланом. Он истекал кровью, но испытывал мрачное удовлетворение, считая это убийство своей величайшей победой. Он отдал им свою силу. Они соединили руки на его спине. Скорбь Хирела потрясла Севайин: он горевал не только об отце, но оплакивал и того, кто, в конце концов, был его братом. Это оружие Севайин вложила в ножны своей силы. Для горя и гнева сейчас не было времени. Аранос лишил Мирейна ее поддержки, ослабив таким образом весь союз магов. Все они были повержены, лишены силы или скованы магическими узами. Теперь с Мирейном остались только те двое, кто составлял с ним единую душу. Он держался. Не сдавался и не отступал под градом ударов. Его маги пали, отдав свои силы для увеличения его мощи. Но она стремительно убывала. Врагов было слишком много, врагов очень сильных и безжалостных. Вела их не ненависть и не месть, а холодное, неумолимое желание сломить Мирейна. Севайин оскалила зубы, охваченная ненавистью. Она сконцентрировала свою силу, преломив ее через огненное стекло, которым был ее возлюбленный. Огонь, пылавший в ее руке, освободил эту силу, и она устремилась к Мирейну. Боль была ужасной, невыносимой. Но Севайин перенесла еще более страшные страдания в огне превращения. Воспоминания об этом укрепляли ее волю. И маги дрогнули. Их удары потеряли точность. Один из них, юноша в фиолетовом одеянии, упал с пронзительным криком, опаленный огнем Касара. Хирел остался с Юланом, зачарованный совершенством силы, а Севайин медленно двинулась к Мирейну. Маги не осмеливались нанести по ней удар: ее ребенок был слишком важен. Они подняли свою силу словно руку и обхватили ею запястье Севайин, пригибая ее все ниже и ниже, отталкивая принцессу все дальше и дальше. Она позволила им погасить Касар, ловко освободилась и устремилась к отцу. Упав на пол, она резко вскрикнула, больше от неожиданности, чем от боли. Но ее пальцы уцепились за руку отца. Она прильнула к нему, обвила его руками, крепко обняла. Воцарилась оглушительная тишина. Севайин подняла голову и встретила взгляд магистра. - Ну, - сказала она, - убей его. - Отпусти его, - велел магистр. Она еще крепче прижалась к отцу. Мирейн неподвижно застыл на коленях, закрыв глаза. Его рука с божественным клеймом лежала на бедре и едва заметно дрожала. Его боль была двойником боли Севайин. Какое-то время никто не двигался. Постепенно Элиан и Вадин поднялись на ноги. Хирел подошел к ним, еще не вполне очнувшись, но с ясными глазами и улыбкой на губах. Они взялись за руки, словно танцующие дети, и замерли. - Саревадин, - сказал магистр, - ты поклялась. Неужели ты забыла? -Я ни в чем не клялась, - ответила она. - Ты сделала это, согласившись на превращение, принимая новое обличье ради мира. Теперь ты понимаешь, что, пока он жив, равновесие не установится и война не закончится. Будешь ли ты соблюдать наш договор или станешь клятвопреступницей? Тело Севайин стало тяжелым как свинец. Мирейн казался каменным изваянием в ее объятиях. - Я не договаривалась смотреть, как вы будете убивать моего отца. - Мы поклялись добиться мира. Но пока он жив, это невозможно. - Вы не... Мирейн сжал ее запястье и отстранил от себя. Его глаза пронзили ее душу. - Ты поклялась, - сказал он. - Выполняй свои обещания. Севайин пыталась возражать: - Я никому ничего не обещала! Это они обещали мне, что ты будешь жить. - Ты отдалась в их руки, пожертвовала телом мужчины ради мира. Их мира, который возможен только если я буду мертв. - Вы все сошли с ума! - Она освободилась от его хватки и стремительно обернулась. - Я получу мой мир. Когда на двух тронах восседали два императора, я вышла замуж за наследника Асаниана, и наш сын унаследует обе империи. Конец войне. Конец убийствам. Конец постоянной, неослабевающей и безжалостной вражде. Вы образумитесь, или мне применить мою силу? - Для благоразумия уже поздно, - сказал магистр. - Слишком поздно, - подхватил Мирейн, поднимая свою руку. Маги бросились в атаку. Сверкнули кинжалы. Хирел вскрикнул. Окровавленными руками он поддерживал оседающего на пол Вадина. Севайин закричала от ярости и отчаяния. Они пришли сюда для того, чтобы помериться силой магии, а не орудовать бронзой и сталью. Только Юлан был доволен. Он зарычал и прыгнул вперед. Кто-то из магов упал, на камни брызнула кровь. Севайин цеплялась за остатки магии. Хирел уложил Вадина на пол и прикрыл жену своим телом. Он держал два меча олениай, тонкие и острые, словно кошачьи когти. Севайин неожиданно вырвала один из них у Хирела. Никто ее не тронул. Юлан припал к земле у самой границы огня. Мирейн стоял спиной к спине с Элиан, и у обоих в руках были мечи. Вадин поднялся на ноги. Залитый кровью и шатающийся, он все-таки был жив и с ухмылкой смотрел на магов. - Итак, - сказал он, - вот честь вашей гильдии. Честь со спрятанным за спиной мечом. Честь предателя. - Он рассмеялся и выхватил меч и длинный острый нож. - Эй вы! Я могу сражаться не хуже любого мага. Все еще смеясь, он стремительно развернулся, прыгнул и пронзил ведьму зхил'ари. Один из магов, охваченный жаждой убийства, бросился на него и встретил в полете нож Элиан. Он растянулся на полу, ухватившись за нее. Она споткнулась, пошатнулась. Умирая, маг пытался утащить ее за собой. Элиан яростно сопротивлялась, стремясь освободиться от смертельной хватки врага. Наконец она вырвалась и выпрямилась. О ней забыли, да и обо всех других тоже. Лезвия ножей сверкали вокруг Мирейна. В его разум проникла разноголосица сил, туманя его и истощая. В одиночку он не мог совладать с таким количеством. Он припал к земле, сверкая глазами и обнажив зубы в яростной улыбке барса. Он всегда любил битву. Элиан перехватила клинок, готовый вонзиться в спину Мирейна, и, отвернув его от мужа, столкнулась с тем, кто держал его в руках. - Нет, - прошептала Севайин. Она видела это во сне. Именно так. Каменный зал, разукрашенные стены, пламя. Магистр стоит в стороне, бесстрастно наблюдая за происходящим. Асанианский император лежит возле деревянного трона. Мирейн, окруженный магами, сражается за свою жизнь. Вадин Утханьяс вновь ранен, на этот раз смертельно, а у его господина нет ни сил, ни времени, чтобы вернуть его назад. Хирел оставляет поле битвы, опираясь на большого серого кота, ослепленного и ошеломленного потерей волшебной связи. И, наконец, самое ужасное: Элиан Калириен, сплетенная в схватке с черным колдуном, высоким, сильными ловким мужчиной, яростным в своей ненависти ко всему, что она собой воплощает. - Нет, - громко сказала Севайин. Она крепче сжала рукоятку меча. Это было надежное оружие, но оно не придало ей уверенности. Противники кружились, сплетались. Маг хотел схватить Элиан за волосы, но она хлестнула его по лицу. Он отпрянул. Севайин приготовилась к прыжку, но чье-то сильное тело оттолкнуло ее в сторону, чья-то могучая рука вырвала клинок из ее рук. От изумления она чуть не задохнулась: ведь совсем недавно прямо на ее глазах Зиад-Илариос упал замертво! Он должен был умереть. Его рана была смертельной. Им двигало лишь усилие воли и еще что-то пророческое. Он пришел ради этого и ради этого выжил. Он прыгнул и вонзил меч. Маг взревел, закружился, ударил сплеча. Элиан была ранена в руку, Илариос поражен в сердце. Их глаза встретились поверх напряженного тела их врага. Они обменялись быстрой улыбкой, ослепительной, бесстрашной, дерзкой перед лицом смерти. Тонкая асанианская сталь пронзила плоть и кость. Маг удивленно разинул рот и рухнул бездыханным. Зиад-Илариос медленно опустился на пол. Золотые одежды стали алыми. Жизнь вытекала из его тела вместе с кровью. Его улыбка померкла, а вместе с ней угасло и последнее сладкое безумие. Но он был счастлив. - Она жива, - отчетливо произнес он. - Я умер вместо нее. Лучшей смерти я и не желал. Севайин покачнулась. Ее сердце гулко билось. Ребенок замер от слабого укола боли. Она успокоила его, коснувшись одеревеневшими руками и непослушным разумом. Ей было страшно взглянуть на свою мать. Под безжизненным телом в плаще шевельнулось другое тело. Севайин оттащила мертвеца в сторону, начиная понимать, что произошло, и плача от нежелания поверить в это. Элиан лежала на спине в луже крови. Но не крови ее противника: клинок все еще был в его теле. Севайин упала на колени. Элиан взглянула на нее и улыбнулась. Вся ее одежда стала алой. Ее горло. Сознание Севайин было очень ясным. На какое-то мгновение она возблагодарила всех богов за то, что Зиад-Илариос умер прежде, чем узнал, что его жертва оказалась напрасной. В последние мгновения жизни умирающий маг вспомнил о своем оружии. Может быть, Элиан сама невольно помогла ему, схватившись за его руку и отведя ее вбок. Под тяжестью его тела она пыталась отстранить смертоносный клинок от своих глаз или сердца, и он поразил незащищенное горло. Ее неистовое сердце билось, и вместе с потоком крови, струящимся из раны, уходила жизнь. Севайин не могла остановить ее. Мирейн. Мирейн был величайшим целителем, намного сильнее Севайин. Если бы только она смогла остановить кровотечение. Если бы он смог... Послышался волчий вой. Это был Мирейн, яростно сражавшийся за свою свободу, окруженный кольцом обнаженных мечей и магической силы. Он обезумел, словно дикий зверь в западне. - Отец! - вскричала Севайин. Ее сила прорубила все преграды магов, вобрала в себя силу Хирела, столкнулась с силой Мирейна и жадно присосалась к самим магическим воротам. Клинки вспыхнули и расплавились, роняя на пол раскаленные капли металла. Ворота не могли выдержать такого удара огненной силы Севайин. Души, составлявшие камни ворот, корчились от невыносимого страдания. Они были недостаточно сильны. Они не могли выполнить ее желание. Но ради Мирейна они сделают это. Севайин беспощадно распоряжалась ими. Души извивались в ее крепких руках. Одна из них возвышалась отдельно от других и все же стремилась соединиться с ними. <Вадин>, прошептал ее разум, не желая принимать этой жертвы. Он умирает. Он не должен делать этого. Не должен. Сила Вадина сама втиснулась в ее руки. Умирая второй раз, он был крепок и не боялся смерти. Он и Севайин вместе боролись за освобождение его названого брата. Ворота пошатнулись. Еще немного, умоляла она. Чуть-чуть. Она питала огонь самой своей сущностью. <Нет, - ясно прозвучал в ее мозгу голос Вадина. - Ты хочешь убить своего сына? Сейчас же назад. Эта битва - моя>. Севайин отказывалась подчиниться. Вадин не обладал ее силой, тем более сейчас, но мастерству он обучался у самого Мирейна. Он отодвинул ее в сторону, помедлил, обдумывая свои действия, затем превратился в копье и изо всех сил ударил в стену магов. Она рассыпалась дождем огненных искр; копье рассыпалось вместе с ней, озарив зал ликующим сиянием. Мирейн стоял над телом своей жены и плакал. Ворота исчезли. Вадин погиб. Элиан умерла, несмотря на то что Мирейн пытался воскресить ее. Но он умел побеждать смерть и не испытывал перед ней благоговения. Душа Элиан ускользала от него, и он стал преследовать ее. Он Сын Солнца. Он не позволит ей умереть. <Оставь меня>. К нему обращалась вовсе не бездумная отлетающая душа, опьяненная своей свободой. Она преграждала путь даже ему, который наполовину был богом. Может быть, она сожалела, что ей приходится делать это. Она была сурова к нему и ко всем этим молчаливым беспомощным магам. <Боги не шутят. Иди, Мирейн Ан-Ш'Эндор. Оставь меня в вечном покое>. Мирейн не желал смириться с этой истиной. Ему было известно множество способов умереть, только они не касались его лично. Теперь он жаждал смерти и раздумывал над этим. Но он был Солнцерожденным, причем задолго до того, как жена и названый брат составили вместе с ним единую душу. Он был сыном верховного бога. Мечом Аварьяна, повелителем восточного мира. Повелитель запада умер. Отныне весь мир принадлежал Мирейну. Он повернулся в грозном молчании. Безумие не исказило его лица. Он выглядел спокойным, разумным и очень усталым. Его пальцы сжимались и разжимались, но поблизости не было меча, который они могли бы ухватить. Севайин уничтожила все мечи. Мирейн опустился на одно колено, бережно приподнял головы своей императрицы и своего брата, обнял их и принялся укачивать, бормоча какието слова. Потом он так же аккуратно положил их на пол, сложил на груди их руки, пригладил волосы, закрыл глаза. Не спеша поцеловал их в лоб и губы. Затем он поднялся, и Севайин вздрогнула. Его спокойствие ужасало. Он поднял руку. Здесь все еще оставались дважды по девять магов. Многие из них были ранены. Но они не боялись его. Они лишили его большей части его души. С большой осторожностью они снова сплотились в единое целое. Подняли свои щиты и стали ждать, когда обрушатся молнии.
      Часть пятая ХИРЕЛ УВЕРИАС
      ГЛАВА 25
      Мир рухнул. Хирел взирал на это без всякого замешательства. Его шея болела в том месте, где ее коснулся нож, но тот, кто сделал это, был уже убит или убежал. Никто больше не трогал его. Он превратился в тень пустоты - в спутника Дочери Солнца. В нем больше не было силы, а с его мечом они встречаться не желали. Он не мог принудить их к этому. Когда-то давнымдавно или всего миг назад он испытывал гнев. Теперь это не имело значения. Ничто не имело значения, кроме того, что его ждала смерть. У нее было странное прекрасное лицо. Лицо Уварры. Если бы ему суждено было выжить, он бы горевал, оплакивая отца, лорда Вадина, леди Калириен. Но если он должен умереть, то пусть умрет рядом со своей женой. Теперь она стала его императрицей. Подумав об этом, он иронически улыбнулся и обнял Севайин за плечи. Она почти не осознавала, что он рядом, но ее тело прижалось к нему. Она дрожала от страха, усталости и боли, которую Хирел едва мог стерпеть. Он затаил дыхание, сжал зубы и обнял ее крепче. Сверкнула молния. В этом зрелище были величие и мощь, подобные горному обвалу или морскому шторму. Весь замок сотрясался до самого основания. Плеть огненных молний ударила поверх их голов. Магический огонь с ревом взметнулся к потолку; стены завертелись в бешеном безумном вихре. В самом центре этой бури белым пламенем сиял Мирейн. Маги ошиблись в своей надменной мудрости. Они убили двоих, которые составляли единство его души, думая, что этим ослабят его, подчинят своей силе. Так и случилось с той его частью, которая была смертным человеком и казалась его подлинной сущностью. Но она была лишь завесой, скрывающей истину, узами, сковывающими свет. Сын жрицы из Янона исчез. Перед ними во всем своем ужасающем великолепии появился сын Аварьяна, воплощение чистой силы и чистого гнева, бестелесный и ослепительный. Он мог уничтожить тех, кто убил его императрицу и его брата; он знал, что это будет стоить ему жизни, но думал об этом не больше, чем бог, который восстает в своей ярости. - Отец, - сказала Севайин тихо, но отчетливо. - Отец. Она повторяла это снова и снова. Один раз она попыталась успокоить его прикосновением своей магической силы, но заплатила за это великой болью. Даже ради божественного света, горевшего в ней, он не желал отступиться от своего намерения. - Мирейн, - прозвучало как удар гонга. - Мирейн Ан-Ш'Эндор! Его пламя дрогнуло, взметнулось и устремилось к магическому огню. Он излучал силу, которую огонь поглощал словно вино. И вновь раздался низкий голос: - Мирейн Ан-Ш'Эндор! В огненном сиянии, в которое превратился Солнцерожденный, мелькнуло лицо, глаза, темные и почти спокойные, как будто их владелец погрузился в транс; улыбающиеся губы. Собрав пригоршню молний, эта сила направила их прямо в магический огонь. Оттуда, как из ворот, появился человек, юноша в облачении зхил'ари. Его имя замерло у Хирела на языке, Зха'дан. Хирел думал, что он погиб, Зха'дан был ранен и хромал, но по-прежнему оставался неукротимым Зханиеданом, который с глубоким уважением уступил дорогу тому, кого привел с собой, сгорбленному седому старцу, закутанному в черный плащ. Старик выпрямился. Он был высок, широк в плечах, несмотря на свой возраст, и силен, вопреки кажущейся немощи. Князь Хан-Гилена отбросил свой плащ, оказавшийся не черным, а темнозеленым, повернулся к огненному столбу и слегка коснулся его вершины. У него вырвался вздох, как единственная дань этой ужасающей силе. Хирел покачнулся от внезапно наступившей темноты. Пламя потухло. Его место заняла тень - Мирейн на коленях в своем черном килте с золотым поясом, золотыми браслетами, обручем, серьгами и косичками, кажущийся слабым мерцанием после того величественного зрелища, которое он только что явил всем. Он поднял голову. Его лицо напоминало маску человека, лишенного молодости и надежды, но по-прежнему полного сил. Красный князь прошел мимо него и опустился на пол возле тела Элиан. - Дочка, - сказал он с невыразимой скорбью. - Ах, дочка, если б ты только согласилась немного подождать, этого никогда бы не произошло. Его голос затих. Он поцеловал Элиан в лоб и с трудом поднялся на ноги. Все смотрели на него.