Именем королевы

– И дикие, и неукротимые, тут ты права. – Донал Ог довольно хмыкнул.

Она подалась вперед с нескрываемым интересом во взгляде.

– Видишь, у меня нет оленьих рогов, – Айдан приподнял прядь волос, – поэтому выкинь из головы эту чушь. Если хочешь, покажу, что у меня нет хвоста…

– Верю, – быстро проговорила она.

– Не рассказывай ей о кровавых жертвоприношениях, – предупредил друга Донал Ог.

– Кровавые жертвоприношения? – открыла рот Пиппа.

– Ну… давно что-то не было, – заметил Айдан с невероятно серьезным лицом.

– Конечно, луна-то убывающая, – дополнил Донал Ог.

Но Пиппа выпрямилась и напряженно замерла, осторожно поглядывая то на одного, то на другого. Складывалось впечатление, что натренированным глазом она, похоже, уже определила расстояние от стола до двери. Айдан не сомневался, что ей не впервой стремительно удирать.

Хозяйка таверны, без сомнения привлеченная цветом монет, которыми они расплачивались, объявилась с дополнительной порцией темного эля.

– Знаете, а мы ведь ирландцы? – Пиппа спародировала акцент Айдана.

Брови хозяйки таверны поползли вверх.

– Да что вы говорите?

– Я, видите ли, монахиня, – объяснила Пиппа. – Из ордена добродетельных сестер Святого Доркаса. Мы никогда не забываем добрые дела.

Явно потрясенная, хозяйка с еще большим уважением поклонилась гостям и удалилась.

– Итак, – начал Айдан, потягивая пиво и стараясь не показывать, как он удивлен небольшим представлением, которое она устроила. – Мы – ирландцы, а ты даже не знаешь, какую себе выбрать фамилию. И как тебя угораздило оказаться среди бродячих артистов у собора Святого Павла?

– Ой, ну это печальная история. Мой отец был героем войны, – начала Пиппа.

– Какой войны? – уточнил Айдан.

– А вы как думаете, мой господин?

– Гражданской войны в Англии, – предположил он.

Она согласно закивала, тряхнув коротко остриженными волосами.

– Ее самой.

– И твой отец был героем, ты говоришь? – спросил он.

– Ты болен на голову, как и она, – проворчал Донал Ог, опять по-ирландски.

– Да, был, – заявила Пиппа. – Он спас целый гарнизон от гибели. – Ее отрешенный взгляд затуманился. Она смотрела в распахнутую дверь на кусок неба, видимый между остроконечными крышами Лондона. – Он любил меня больше жизни, он рыдал, когда прощался со мной. То был черный день для семьи Трюберд.

– Трюхарт, – поправил Айдан. История была столь же лжива, как клятва проститутки, но в голосе девушки слышалась неподдельная тоска.

– Трюхарт, – легко согласилась она. – Больше отца я не видела. Мать же похитили пираты, и я осталась одна-одинешенька, и некому обо мне было больше заботиться.

– Хватит, я уже вдоволь наслушался, – возмутился Донал Ог. – Нам пора идти.

Айдан не обратил на него внимания. Он наблюдал, как Пиппа пьет и пьет эль, жадно заглатывая его, словно никак не может напиться.

Что-то в ней затронуло самые сокровенные глубины его души, к которым он долгие годы и близко никого не подпускал. Там, в сокровенных тайниках, тлели угольки, которым он никогда не давал разгораться. Никому не было позволено вторгаться во внутренний мир Айдана О'Донахью. Только однажды открыл он туда двери… и после этого навсегда заморозил их, не давая себе права верить, радоваться, надеяться…. Исключил из своей жизни все, ради чего и стоило бы жить.

И вот теперь это странное существо, немытое и голодное, которому нечего было противопоставить жестокости мира, кроме кроткого взгляда больших глаз и живого воображения. Правда, она была вынослива и нахальна, как все эти шальные уличные актеры, но он почувствовал в ней что-то такое, отчего угольки, запрятанные в глубине его души, стали разгораться, как от дуновения ветра.

В девушке крылось столько нерастраченной нежности, она оказалась ранима, как брошенный ребенок, хотя это плохо сочеталось с ее дерзким языком и непробиваемым панцирем беззаботности.

И хотя и волосы, и лицо, и лохмотья покрывал слой грязи и сажи, под всем этим просматривалось безыскусное очарование.

– Какая горестная история, – прокомментировал Айдан.

Она одарила обоих улыбкой, словно луч солнца прорвал грозовые облака.

– Плохо только, что все это враки, – заметил Донал Ог.

– Лучше бы вы говорили по-английски. – Девушка с осуждением взглянула на него. – Хотя, если вы опять начнете называть меня полоумной или лгуньей, ну и тому подобное, лучше уж болтайте на своем ирландском.

Донал Ог покраснел до кончиков ушей.

– Ладно, хватит тебе кривляться! Не та публика, – выпалил он наконец по-английски. – Нам с Айданом вполне достаточно правды.

– Вижу. – Пиппа под воздействием пива начала растягивать слова. – Значит, мне действительно стоит рассказать вам всю правду и честно признаться, кто я есть.

Из дневника Ларк де Лэйси, графини Вимберлийской

Участь матери – радоваться и печалиться одновременно. Так было всегда, но осознание этого никогда не облегчало мою печаль и не уменьшало мою радость.

В начале своего правления королева даровала нашей семье земли в графстве Керри, но вплоть до последнего времени Манстер фигурировал только в нашем титуле, оставаясь принадлежностью ирландцев.

Теперь же, совершенно неожиданно, от нас стали ожидать каких-то действий.

Сегодня мой сын Ричард получил от королевы патент на офицерский чин. Хотелось бы знать, пришло бы в голову советникам королевы облачить сына властью командовать армией, знай они его хоть отчасти, хоть на мгновение таким, каким вижу его я, улыбающимся юношей с испачканными травой локтями и нежностью невинного сердца, которую излучает его взор.

Боже мой! Кажется, только вчера я держала эту светлую головку с шелковистыми волосиками у своей груди и приводила в ужас всю округу, отказываясь от кормилицы.

А сегодня они хотят, чтобы он, по непонятной ему причине, повел целое войско взрослых мужчин в бой за земли, до которых ему никогда не было никакой нужды.

Сердце мое сжимается от предчувствий, и я изо всех сил цепляюсь за все то, что мне так дорого: пятерых взрослых детей, мужа и святую веру в Бога, которая только однажды, очень давно была поколеблена.

Глава 2

– Сам себе не верю, что ты прихватил ее с собой, – простонал Донал Ог на следующий день, выходя на окруженный стенами двор монастыря братства крестоносцев.

Лорд Ламли, остававшийся несгибаемым католиком и, хоть это невероятно, долгое время королевским фаворитом, предоставил в распоряжение Айдана как высокопоставленного гостя дом и владения, расположенные рядом с маленьким монастырем, в резиденции, находившейся в Олдгейте, некогда служившей прибежищем для безродных и набожных церковнослужителей и где останавливались люди высокого положения, прибывшие на время в Лондон. Она включала в себя настоящую деревню со стеклодувной мастерской, просторным двором и конюшнями. Она была странно расположена: граничила с широкой Вудроф-Лейн и извилистой Харт-стрит, а на расстоянии выстрела от нее виднелась наводящая ужас корявая виселица с эшафотом.

Айдан предоставил Пиппе одну из монашеских келий с видом на центральную аркаду. Его люди получили строжайший приказ присматривать за девушкой, но не докучать ей и не причинять ей беспокойство.

– Не мог же я бросить ее одну в таверне. – Он мельком взглянул на запертую дверь ее кельи. – Ее точно начали бы там домогаться.

– Откуда ты знаешь, вдруг она этим и промышляет. – Донал Ог с досады рубанул воздух рукой. – Вечно вам, сударь, есть дело до всякой бесприютной братии… То подбираешь отбившихся от стада ягнят, осиротевших щенят, лисят, волчат, брошенных их мамашами, хромающих лошадей. Все эти существа лучше оставить… – Он прервал себя, сердито нахмурившись, и снова зашагал.

– …умирать, – закончил Айдан за него.

Донал Ог развернулся:

– Таковы законы природы: одним – борьба, другим – выживание, третьим – смерть. – На его лице отразилась смесь сострадания и холодного прагматизма. – Мы – ирландцы, господин. Кто может знать это лучше нас? Ни ты, ни я не сумеем изменить этот мир. Да и не в этом наше предназначение.

– Разве не для этого мы прибыли в Лондон, кузен? – мягко поинтересовался Айдан.

– Мы прибыли, потому что королева Елизавета призвала тебя, – отчеканил Донал Ог. – А теперь, когда мы торчим здесь, она отказывается тебя принять. – Он задрал свою большую русую голову и, обращаясь куда-то в небо, спросил: – Почему бы это?

– Ее величеству явно доставляет удовольствие заставлять иностранных сановников торчать в ее приемной в ожидании аудиенции.

– Думаю, ее задело, что ты разгуливаешь по городу с целой армией в сто топоров. Может, не помешало бы проявить чуть больше скромности.

Из общей комнаты, почесывая обнаженную, в ритуальных шрамах грудь и позевывая, вышел громадный мужчина.

– Разговоры, разговоры, разговоры. Никогда не замолчите! – певуче произнес он.

Айдан небрежно кивнул командиру своих головорезов. За десять лет до этого дня, преодолев сверхъестественную цепь обстоятельств, Яго прибыл в Ирландию из Вест-Индии. В крови его матери смешалась кровь разных народов, включая негритянскую, отец же был испанцем.

Яго и Айдан взрослели вместе. Айдан был младше Яго на два года и, испытывая благоговейный трепет перед силой и удалью этого юного выходца с Карибских островов, во всем подражал ему. Как-то раз, хорошенько набравшись, он втайне прошел обряд нанесения ритуальных шрамов, крайне болезненный.

– Я тут говорил, что Айдан постоянно подбирает всяких бесприютных, – пояснил Донал Ог.

– Гмм, вот это глупо. – Яго громко рассмеялся, его красноватое лицо блестело под лучами рассветного солнца, пробивавшегося сквозь утренний туман.

Донал Ог дернулся и замолчал.

– Так кого же на сей раз он притащил домой? – заинтересовался Яго.

Пиппа лежала неподвижно с закрытыми глазами, играя в забытую игру. С тех пор как девушка себя помнила, она всегда просыпалась с чувством уверенности, что вся ее жизнь – это только ночной кошмар и что стоит открыть глаза, как все встанет на свои места.

Мама будет улыбаться улыбкой Мадонны, а отец никак не наглядится на дочурку, стоя на коленях у ее кроватки. И оба не нарадуются на свою любимую дочку.

Она открыла глаза и посмотрела вверх на треснувший потолок. За тонкой деревянной дверью раздались приглушенные мужские голоса.

Несколько мгновений ушло на то, чтобы восстановить в памяти все события предыдущего дня. Пока она вспоминала, на глаза ей попался глиняный кувшин с водой и тазик. Она взяла кувшин, сделала из него несколько глотков, потом плеснула воды в лицо, чтобы смыть последние, подернутые паутиной следы ее фантазий.

Вчера все начиналось как обычно. Обычное паясничанье во дворе собора Святого Павла. Затем они с Мортом и Довом срезали бы какой-нибудь кошелек или украли что-нибудь поесть у возчика.

Как лондонский туман, подгоняемый легким ветерком, они бесцельно слонялись бы по городу, убивая время. Затем вернулись бы в дом на Майден-Лейн, задавленный между двумя сдаваемыми в аренду домами с осыпающейся штукатуркой.

Пиппа одна занимала комнату под крышей. Почти одна. Она делила ее с довольно агрессивной и любознательной крысой, которую по необъяснимым для нее самой причинам она называла Павло. В комнате также проживали в большом количестве ее собственные тревожные мысли и воспоминания, больше похожие на сны, а также необъяснимая печаль, в которой она не призналась бы никому на свете.

Вчера свободное течение ее жизни нарушилось. К лучшему или худшему, она не знала. Она не испытывала привязанности к Морту или Дову, все трое использовали друг друга, делясь добытым и завистливо наблюдая за тем, что прошло мимо. Если им и будет ее не хватать, так это из-за ее способности своим трюкачеством собирать толпу. Если же она начнет по ним скучать (а она еще не осознала, станет ли она вообще их вспоминать), то лишь потому, что они были чем-то привычным в ее жизни, но она вовсе не любила их.

Нет, Пиппа сто раз подумает, прежде чем привязаться к кому-то, да еще и полюбить этого кого-то. Не такая уж она простофиля.

Она пошла за знатным ирландцем потому, что у нее не было иного выхода. Может статься, судьба наконец протянула ей руку. Она все время мечтала о покровительстве богатого мужчины, но ни один из них никогда и внимания не обращал на нее. В какой-то из своих увлекательных фантазий она представляла себя даже при дворе. Но сейчас она согласилась бы и на хозяина кельтского замка.

Как-никак, а он был чертовски хорош собой, явно богат и на удивление добр.

Когда он привез ее сюда, ее страшно развезло от выпитого в таверне эля. У нее сохранились смутные воспоминания о том, как она едет на огромной лошади О'Донахью. Map сидит перед ней, а все его диковинные воины следуют в пешем строю за ними.

Девушка убедилась, что потрепанная сумка с ее вещами покоится в углу комнаты, затем вытерла лицо. Когда она начала чистить зубы подолом рубашки, предварительно смочив его в тазике, разглядела на дне герб.

Норманнский крест, ястреб и стрелы.

Символы Ламли. Она их прекрасно знала, поскольку однажды, когда он пересекал двор собора Святого Павла, стащила у этого вельможи серебряный знак.

Пиппа выпрямилась и пятерней, как расческой, попыталась привести в порядок растрепанные волосы. Она не жалела, что обрезала волосы, но время от времени ей хотелось выглядеть как великолепные дамы, которые проплывали на баржах по Темзе. В прошлом, когда она еще обременяла себя мытьем головы, ее собственные длинные волосы ниспадали медовыми волнами, золотившимися на солнце.

Она натянула шапку (мятую, из коричневого войлока, знавшую куда лучшие времена) и рывком открыта дверь, чтобы выйти на дневной свет.

Утренний туман, словно покрывало, укутал бурлящий внутренний двор. Люди, собаки, лошади легко двигались в пределах и за пределами ее зрения, как духи. Туман глушил звуки, а сводчатая галерея отражала их мягкое бесплотное эхо.

Пиппи заложила пальцы, чтобы отпугнуть злых духов. На всякий случай.

В нескольких ярдах от нее трое мужчин разговаривали приглушенными голосами. Они производили неизгладимое впечатление. О'Донахью в темно-синем, перекинутом через плечо плаще поставил ногу на подножку фургона, упершись локтем в колено.

Донал Ог, его грубоватый кузен, облокотясь на колесо фургона, возбужденно жестикулировал. Кто-то третий, тоже высокого роста в разноцветной одежде, стоял к ней спиной, широко расставив ноги, словно находился на палубе корабля. Наверное, свита состояла из одних лишь гигантов, подумала девушка.

Девушка вышла из своей комнатушки. Она направилась к фургону и, не задумываясь, подхватила край цветной одежды мужчины, стоящего подле ее нового господина, чтобы определить на ощупь качество материала.

– Милая девушка, – начал было предостерегающим тоном Айдан О'Донахью, но тут мужчина в цветастой одежде повернулся к ней лицом.

Пиппа от удивления открыта рот. Завизжала и попятилась. Нога ее заскользила, и она опрокинулась на спину прямо в лужу, подернутую утренней ледяной корочкой.

– Господи Иисусе, претерпевший за нас на Кресте! – выпалила она.

– Вот ведь она еще и набожная, как оказалось! – ехидно отметил Донал Ог.

Пиппа не могла отвести взгляд от человека в разноцветной одежде. Вот теперь перед ней точно стоял мавр. Она слышала много разных сказок и баллад о маврах, но ни одного никогда не видела. Лицо у него было запоминающееся: блестящие скулы, красивая нижняя челюсть, правильный рот, глаза цвета крепкого эля. Великолепные черные волосы и тело цвета старой отполированной кожи.

– Меня зовут Яго, – представился мужчина, отступая назад и отдергивая край удивительной одежды, чтобы на него не попали брызги из лужи.

– Пиппа, – выдавила она из последних сил. – Пиппа Трю… Трю…

Айдан протянул ей руку и помог подняться. Она почувствовала в этот момент его ненавязчивую силу. Его прикосновение стало для нее еще большим чудом, чем встреча с мавром.

– Мой господин, на сей раз вы превзошли самого себя. – Яго перевел взгляд с Пиппы на Айдана.

Она почувствовала, как грязь стекает по спине и ногам, заползая внутрь ее старых ботинок. Прошлой зимой она стащила эти ботинки с трупа, замерзшего прямо посреди дороги.

– Предпочитаешь поесть или сначала принять ванну? – поинтересовался О'Донахью у девушки без тени презрения или насмешки.

В животе у нее уже урчало, но она давно привыкла к чувству голода. А вот холодная грязь начинала пробирать до костей.

Примечания

1

Перевод М. Донского.

2

Волсингем, сэр Френсис – канцлер во времена правления Елизаветы.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.