Одного раза недостаточно

— Никто тебя так и не называл. Он завел мотор и поехал медленно.

— Я родом из Неаполя. Там мужчин учат драться за то, что им дорого. За женщин, за право жить. Но мы не продаем себя женщинам. У нас развита мужская гордость.

Он улыбнулся:

— О'кей… я тебя прощу… если ты зайдешь ко мне выпить вина.

— Хорошо. Один бокал вина.

Франко повел машину по петляющим улицам… по каменным мостовым… мимо массивных темных зданий с двориками. Наконец он остановил автомобиль перед большим старым домом.

— Когда-то этот особняк принадлежал одной богатой даме. Здесь останавливался Муссолини со своей любовницей. Теперь здесь сдают квартиры.

Она прошла вслед за ним в темный двор с потрескавшимися мраморными скамейками и неработающим фонтаном. Франко вставил ключ в массивную дубовую дверь.

— Заходи. Это моя квартира. Тут не прибрано, зато уютно… правда?

Гостиная поражала резким контрастом между современным беспорядком и античным интерьером. Высокие потолки… мраморный пол… диван, заваленный газетами… пепельницы, полные окурков… крохотная кухня с грязной посудой… приоткрытая дверь спальни… незастеленная постель. Типичный холостяцкий хаос.

Его, похоже, не смущал вид квартиры. Он включил стереопроигрыватель. Внезапно музыка полилась буквально отовсюду. Нехватка мебели компенсировалась избытком динамиков. Пока Франко возился с пробкой от бутылки, Дженюари разглядывала лепнину и мраморные украшения.

— Это то же самое вино, которое мы пили, — сказал он, подойдя к девушке с бокалами. Он подвел ее к дивану, смахнул газеты на пол и жестом предложил сесть. Некоторые пружины и набивка вываливались снизу, но Франко с гордостью заявил:

— Вся мебель подарена мне друзьями.

— Это отличный диван, — сказала Дженюари. — Если бы ты починил его… Он пожал плечами:

— Когда я стану звездой, я, возможно, заново обставлю квартиру.

— Возможно?

— Если я стану очень известной звездой, меня пригласят в Америку. Там делают большие деньги, верно?

— Мельба Делитто — известная звезда, но она остается здесь.

Он засмеялся:

— Мельба уже очень богата. К тому же ей тридцать один год… это много для Голливуда.

— Но она заработала все эти деньги здесь.

— Нет. Она получила их от любовников. У нее их было много… Фильмы принесли ей немало денег, но любовники — больше. Понимаешь, для женщины все обстоит иначе. Твой папа уже подарил ей брошь с крупными бриллиантами.

Дженюари встала:

— Пожалуй, мне пора в отель.

— Ты только переступила порог. Еще не выпила вина. Я открыл бутылку.

— Франко, уже поздно, и… Он заставил ее сесть на диван.

— Сначала допей вино.

Итальянец протянул ей бокал. Она принялась потягивать вино. Рука Франко упала со спинки дивана на плечи девушки. Она сделала вид, будто не заметила этого, хотя рука была тяжелой. Пальцы Франко заиграли на шее Дженюари.

Девушка заставила себя сделать глоток и поднялась.

— Франко, я хочу поехать домой. Он встал и протянул к ней руки:

— Давай потанцуем. По-старому.

— Я не хочу…

Но его руки обхватили ее; Франко привлек девушку к себе и начал медленно танцевать. Она ощущала мускулистость его тела… нечто твердое в брюках… он прижимался к ней, двигаясь под музыку. Ее тонкое платье «Пуччи» казалось бумажным. Внезапно он поцеловал Дженюари. Его язык раздвинул ей губы. Она попыталась отстраниться, но одной рукой он держал голову девушки, а другой начал ласкать ее груди. Он засмеялся над попыткой Дженюари освободиться. Одним быстрым движением поднял ее на руки, отнес в спальню и опустил на незастеленную кровать. Не успела она прийти в себя, как он задрал ей платье и принялся стягивать с нее трусики. Почувствовав его руки на своих ягодицах, она закричала.

Он удивленно уставился на нее.

— В чем дело? Что-то не так?

Она вскочила с кровати, одернула платье. Дженюари была слишком рассержена, чтобы заплакать.

— Как ты смеешь! Как ты смеешь! Она бросилась в гостиную, схватила сумочку и побежала к двери. Он преградил ей путь.

— Дженюари, я что-то сделал не так?

— Что-то не так! — гневно повторила она. — Ты пригласил меня выпить, а сам попытался изнасиловать меня.

— Изнасиловать?

Он изумленно посмотрел на девушку.

— Я хочу любить тебя.

— По-твоему, это одно и то же.

— Вовсе нет. Насилие — это преступление. Любовь — это когда тела двух людей жаждут друг друга. Ты же согласилась прийти сюда, верно?

— Чтобы выпить… я боялась, что ты обидишься.

— Может быть, я поспешил, — сказал он. — Но ты ведешь себя, как капризная американка.

— Да, я действительно американка.

— О да. Но еще ты — дочь настоящего мужчины. Это очень важно. Понимаешь, считается, что американские девушки придерживаются определенных правил. Первое свидание… возможно, поцелуй на прощание. Второе — немного ласк. Третье — более смелые ласки. Но никакого секса до четвертой или пятой встречи. И американские мужчины следуют этим правилам. Но Майк Уэйн живет по своим собственным законам. Я подумал, что его дочь похожа на него.

— Ты хочешь сказать… ты думал, что я тотчас лягу с тобой в постель! Он засмеялся:

— Ну… ты пошла ко мне выпить. Танцевала со мной. Все естественно и прекрасно. За этим следует любовь. Франко погладил ее груди.

— Видишь, соски отвердели. Это чувствуется даже через платье. Твои прелестные маленькие груди хотят Франко… даже если ты его не хочешь. Почему бы тебе не позволить мне любить их?

Она оттолкнула его руки.

— Франко, отвези меня домой.

Он наклонился и поцеловал девушку, прижав ее к двери. Она стала отчаянно сопротивляться… ударила его… вцепилась ему в волосы, но он лишь смеялся, словно это было частью игры. Одной рукой он обхватил запястья Дженюари сзади над ее головой. Другой попытался расстегнуть «молнию» на платье. Охваченная страхом, она успела подумать о том, что длина «молнии», слава богу, всего пятнадцать сантиметров. Франко безуспешно дергал «флажок». Внезапно он опустил руку и задрал подол платья, собираясь снять его через голову девушки. Ткань заглушала ее крики и сковывала руки. На Дженюари не было лифчика. Его губы касались сосков. Несмотря на охвативший ее гнев, девушка испытала странное ощущение в паху. Он сунул руку ей под трусы.

— Видишь, моя маленькая Дженюари, ты уже влажная от желания… ты ждешь меня.

Собрав все свои силы, она вырвалась. Опуская платье, выдохнула сквозь слезы:

— Пожалуйста… пожалуйста, отпусти меня.

— Почему ты плачешь? — искренне удивился Франко.

Он попытался обнять девушку, но она закричала.

— Дженюари, в чем дело? Я — хороший любовник. Пожалуйста, сними платье и ложись в постель.

Он расстегнул свой ремень, снял брюки. Его усмешка была мальчишеской, он словно уговаривал упрямого ребенка.

— Посмотри, как сильно я хочу тебя. Пожалуйста, посмотри.

Он стоял перед ней в трусах.

Дженюари старалась не опускать глаз… но она была словно под гипнозом. Он застенчиво улыбнулся.

— Франко — настоящий жеребец. Ты останешься довольна. Идем…

Он протянул руку.

— Давай займемся любовью. Твое тело ждет меня. Почему ты отказываешь в радости нам обоим?

— Нет, — жалобно простонала она. — О господи, нет… не так.

Он, похоже, растерялся. Бросил взгляд на спальню.

— Это из-за кровати? Слушай, я не занимался любовью на этих простынях. Я только спал на них.

— Пожалуйста, отпусти меня.

Слезы застилали ей глаза. Она инстинктивно сжалась, обхватив себя руками и стараясь не смотреть на Франко. Внезапно он пристально поглядел на девушку, протянул руку, коснулся ее щеки, словно не веря в реальность слез. На его лице появилось удивленное выражение.

— Дженюари... ты уже занималась любовью? — тихо спросил он.

Она покачала головой.

Он помолчал несколько мгновений. Потом шагнул к ней, поправил ее платье, стер слезы с лица девушки.

— Извини, — прошептал Франко, — мне это и в голову не приходило. Сколько тебе… двадцать один… двадцать два?

— Семнадцать с половиной.

— Mama mia!

Он ударил себя ладонью по лбу.

— Ты выглядишь так… словно имеешь большой опыт. Дочь Майка Уэйна — девственница! Он снова шлепнул себя по лбу.

— Пожалуйста, отвези меня домой.

— Обязательно.

Франко надел штаны, схватил куртку и открыл дверь. Взяв девушку под руку, провел ее через двор к машине. Они молча поехали по пустынным улицам. Он не раскрывал рта, пока они не добрались до Виа Венето.

— Ты кого-то любишь в Штатах, — произнес итальянец.

— Нет.

Он повернулся к ней.

— Тогда позволь мне… нет, не сегодня… не завтра… когда ты захочешь меня. Я не коснусь тебя, пока ты сама не попросишь меня. Обещаю тебе это. Она ничего не ответила, и он сказал:

— Ты мне не веришь?

— Нет.

Он рассмеялся:

— Слушай, прелестная американская девственница. В Риме полно красивых молодых итальянок. Актрис, фотомоделей, замужних женщин. Все хотят Франко. Они даже убирают мою постель, готовят мне, приносят вино. Знаешь почему? Потому что Франко — превосходный любовник. Так что если Франко приглашает тебя на свидание и обещает, что ничего не произойдет, ты должна ему верить. Ха! Мне не приходится силой добиваться любви. Ее полно вокруг. Но я хочу извиниться. Мы начнем все сначала. Словно ничего не было.

Она молчала, не желая обижать его. Они уже подъезжали к отелю. Дженюари хотелось поскорее выйти из машины и остаться одной.

— Очень печально, что ты не хочешь меня, — тихо произнес он. — Тем более что ты — девственница. Понимаешь, моя маленькая Дженюари, когда девушка отдается впервые, это не всегда доставляет радость… ей и мужчине. Если только он не проявит большое умение и нежность. Я бы овладел тобой очень бережно. Сделал бы тебя счастливой. Даже сам дал бы тебе пилюли.

Он говорил таким серьезным тоном, что ее испуг стал рассеиваться. Он действительно был убежден в том, что не совершил ничего плохого.

— Я сегодня зря проявил настойчивость, — продолжил он. — Я думал, что это часть игры. Одна американка заставила меня гоняться за ней по ее номеру в «Хасслере», а затем заперлась в спальне. Я собрался уходить, а она закричала: «Нет, Франко, ты должен выбить дверь и сорвать с меня одежду».

Он снова хлопнул себя по лбу, уже усмехаясь.

— Ты когда-нибудь пыталась высадить дверь в итальянском отеле? Она словно сделана из железа. Наконец американка открыла дверь, я снова бегал за ней и наконец сорвал с нее одежду. Господи… пуговицы отлетели… кружева… трусики… все было в клочьях… мы занимались любовью всю ночь. Она замужем за известным американским актером, поэтому я не стану называть ее имя. Он тоже так с ней забавлялся. Понимаешь… я джентльмен… я никогда не называю имен женщин, с которыми спал. Это непорядочно. Да?

Дженюари поняла, что улыбается. Взяв себя в руки, посмотрела вперед. Это безумие — парень только что срывал с нее платье, пытался изнасиловать ее, а теперь он ждет, чтобы она одобрила его прежние выходки. Очевидно, Франко прочитал мысли Дженюари, — он улыбнулся и почти снисходительно похлопал ее по руке.

— Ты еще попросишь меня любить тебя. Я знаю. Даже сейчас я вижу, как твердеют твои соски под платьем. Ты очень сексуальна.

Она обхватила свой бюст руками. Ей следовало надеть лифчик. Она не замечала, что платье такое тонкое.

— У тебя не очень большие груди, — сказал он. — Мне это нравится.

— Франко… прекрати! Снова удар ладонью по лбу.

— Господи… как может дочь Майка Уэйна быть такой скромницей?

— Я не скромница.

Наконец она почувствовала себя в безопасности — автомобиль подъехал к «Эксельсиору».

— Завтра я свободен, — сказал он, выскочив из машины, чтобы открыть дверцу.

Франко помог Дженюари выйти из микролитражки.

— Мы увидимся… да?

— Нет.

— Почему? Ты ведь не сердишься?

— Не сержусь? Франко, ты обращаешься со мной, как…

— Как с красивой девушкой, — улыбаясь, произнес он. — Выспись хорошенько. Завтра я позвоню тебе, и мы проведем день вместе.

Он развел руки в стороны.

— Клянусь, я до тебя не дотронусь. Мы покатаемся на моем мотоцикле. Я покажу тебе Рим.

— Нет.

— Я позвоню завтра. Чао.

Повернувшись, она направилась в опустевший вестибюль. Было почти три часа ночи. Майк рассердится… сейчас, вероятно, он ждет ее и волнуется. Она скроет от него правду. Скажет только, что Франко немного приставал к ней и что она не хочет больше с ним встречаться. Дженюари думала об этом, поднимаясь в скрипучем лифте вместе с сонным лифтером.

Она воткнула большой ключ в замок. Майк, похоже, не спал. Она увидела под дверью полоску света. Вошла в номер.

— Майк…

Дженюари осмотрелась. Дверь спальни была закрыта. На столике под лампой лежали купюры и записка.

«Принцесса, я ждал тебя до двух. Надеюсь, ты хорошо провела время. Спи подольше. Помни, что с часу до четырех магазины закрыты. Так что днем займись осмотром достопримечательностей. Посети испанские Ступени. В маленьком домике неподалеку от них человек, которого звали Аксель Мунт, устроил когда-то приют для бездомных животных. Ты можешь увидеть его квартиру. После четырех сходи на Виа Систина. Мельба утверждает, что там есть отличные магазины. Если кончатся наличные, оформи доставку в гостиницу наложенным платежом. Спокойной ночи, ангел. С любовью, папа».

Она уставилась на письмо отца… затем на закрытую дверь. Он спит! Он даже не беспокоился о ней! Но он и не подозревал, что Франко позволит себе такое.

Дженюари прошла в свою спальню. Ее обида немного улеглась. Если Майк ждал до двух… значит, он вернулся в отель около часа… или раньше. Возможно, он правда только выпил с Мельбой перед сном. Ничего больше. Их роман — фантазия Франко. Мельба уже немолода… во всяком случае, для актрисы… ей за тридцать лет… она нуждается в сне. Она не может позволить себе лечь слишком поздно. Карьера для нее важнее всего. Дженюари зашла в ванную и пустила воду. Но чем объяснить брошь с бриллиантами? Хотя Майк всегда делал дорогие подарки исполнительницам главных ролей в его фильмах. Ну конечно… это все домыслы Франко. Весь вечер показался ей сном. Она сняла платье и посмотрела на груди. Нет, этот вечер действительно был. Франко касался ее грудей… целовал их. Его пальцы находились меж ее ног. Она легла в ванную и принялась тщательно мыться.

Позже, лежа на кровати в новой обстановке, она почувствовала, что ей совсем не хочется спать. Она поглядела на темные очертания двери. За ней находилась гостиная… а дальше — его дверь. Он лежал в своей спальне. О господи, если бы она могла зайти туда и прильнуть к нему — она всегда поступала так в детстве, когда ей снился страшный сон. Почему она не может устроиться в его объятиях и рассказать ему о гадких вещах, которые случились с ней сегодня? Он бы успокоил ее, сказал, что все будет хорошо. Он по-прежнему был ее отцом. Что здесь плохого? И все же… она чувствовала, что не может это сделать. Не в том ли причина, что она хочет почувствовать тело Майка рядом с собой? Да. Но в самом целомудренном смысле. Она нуждалась в силе его рук, дарующих покой. Хотела поцеловать его в ямочку на щеке. Услышать, как он скажет: «Все в порядке, детка».

В этом нет ничего дурного. Она тихо встала с кровати и открыла дверь. Пересекла большую гостиную и осторожно повернула ручку двери. Она легко открылась. Сначала девушка увидела одну темноту. Потом появились неясные контуры кровати. Она подошла к ней на цыпочках, касаясь рукой стены. Откинула простыню и легла в постель. Простыни на ее половине кровати были прохладными, хрустящими. Дженюари потянулась к отцу. Но ее рука коснулась подушки. Постель была пуста!

Она села и включила ночник. Кровать была нетронутой… простыни — свежими. Его тут не было! Она встала и прошла в гостиную. Посмотрела на деньги и записку.

Все сказанное Франко — правда… он был с Мельбой. Но почему он не сказал ей… почему солгал, написав, что ждал ее? Она приблизилась к столу и перечитала записку. Он не сказал, что ждал ее один. Ну конечно… он ждал ее до двух с Мельбой… затем они ушли. Сейчас, вероятно, они занимаются любовью.

Она вернулась в свою спальню. Он имел полное право быть с Мельбой. Почему она так расстроилась? У него всегда были женщины. Но по-настоящему любил он только ее одну. Их любовь выше секса… люди занимаются сексом без любви. Как животные… не знающие любви. Они просто совокупляются. Когда Дженюари было пять лет, у них жил пудель, девочка. К ней привели кобеля. После акта она даже не посмотрела на партнера. А когда появились щенки… собака заботилась о них… пока им не исполнилось три месяца. Дженюари удивилась, когда мама сказала ей, что она отдала щенка-кобеля, потому что для сучки он теперь был уже не сыном, а обыкновенным кобелем. Точно так же Мельба для отца — всего лишь партнер по сексу.

Дженюари забралась в постель и попробовала уснуть. Она обняла подушку руками, как делала в школе, когда ей было одиноко. Но потом вдруг оттолкнула ее от себя. Подушка всегда символизировала собой Майка, служила источником покоя. А сейчас в его объятиях лежит Мельба… Надо выбросить из головы эти мысли. В конце концов, чем он занимался все эти годы после смерти матери? Но она, Дженюари, находилась далеко. Теперь это происходило рядом. Она должна приучить его к мысли, что она уже взрослая, что она может быть ему отличным товарищем и помощницей. Он так долго был один.

Когда она наконец заснула, ей стали сниться странные, обрывочные сны. Она находилась в комнате смеха на Кони-Айленде, куда отец водил ее в детстве. Только теперь там гремела музыка из дискотеки. Она посмотрела на себя в зеркало и засмеялась… сначала она стала длинной и тонкой… затем короткой и толстой… увидела у себя за спиной Мельбу… однако лицо Мельбы не было искажено… оно было красивым… Мельба смеялась… ее лицо увеличивалось в размерах, пока не заняло все зеркало. Мельба продолжала смеяться… Дженюари услышала смех Франко… его лицо появилось в зеркале рядом с лицом Мельбы, они оба показывали пальцами на гротескное отражение Дженюари и смеялись. Почему она выглядела в зеркале так комично, а они оставались красивыми? Она поискала глазами Майка. Он находился в тире. Мельба подошла к нему и положила руку Майку на бедро. «Папочка, — закричала Дженюари, — уведи меня от зеркала». Но он засмеялся и сказал: «Пусть тебе поможет Франко. Я стреляю по глиняным утятам. Я делаю это ради тебя, детка. Хочу положить все призы к твоим ногам». Он продолжил стрельбу. При каждом попадании раздавался звонок.

Она открыла глаза. Кони-Айленд и комната смеха исчезли. Солнечный луч, пройдя сквозь щель в шторах, упал на ковер. Окончательно проснувшись, она услышала знаменитую какофонию римских улиц. Сигналы всевозможных тональностей требовательно пронзали воздух. Сопрано., бас… На их фоне по-прежнему звенел звонок. Он доносился от телефона, стоявшего в гостиной. Дженюари неуверенной походкой отправилась туда. Часы в мраморном корпусе тихо отбивали одиннадцать утра. Она подняла трубку.

— Это Франко, — прозвучал бодрый голос.

Она положила трубку.

Позвонив дежурному, Дженюари заказала кофе. Дверь отцовской спальни была приоткрыта. Зажженный ею ночник по-прежнему горел. Она выключила его и, поддавшись внезапному порыву, смяла постель. Она не захотела, чтобы горничная знала, что отец не ночевал в отеле. Однако это смешно! Вероятно, он часто проводит ночи в других местах. Или Мельба спала здесь.

Телефон зазвонил снова. «Пусть это будет Майк», — подумала Дженюари. Она не должна выдать голосом свое настроение. Он должен звучать радостно, словно ничего не случилось. Или сонно. Да, сонно. Она прекрасно провела вечер. Дженюари сняла трубку.

— Это Франко. Нас разъединили.

— А…

Она даже не попыталась скрыть свое разочарование.

— Бестолковая телефонистка. Она нас разъединила.

— Нет, это я положила трубку.

— Почему?

— Потому что я еще не выпила кофе и… Она замолчала.

— И вообще, почему я должна с тобой говорить?

— Потому что сегодня чудесный день. Я за тобой заеду. Мы отправимся в уютное маленькое кафе…

— Послушай, Франко… вчера ты вел себя отвратительно, — рассерженно произнесла Дженюари, — и я не желаю тебя видеть.

— Но вчера вечером я не знал, что ты еще ребенок. Сегодня я буду обращаться с тобой, как с маленькой девочкой. Согласна?

— Нет.

— Но ты сердишься, когда я обращаюсь с тобой, как с красивой женщиной. Слушай, я уже два часа навожу блеск на мою «хонду». Она великолепна… Вот что… Мы не поедем в уютное маленькое кафе… Отправимся в «Дони». Как туристы. Будем сидеть под открытым небом. Ты выпьешь кофе, и мы поедем кататься. Чао.

Он опустил трубку, прежде чем она успела возразить.

Когда Франко позвонил из вестибюля, ей еще не принесли кофе, и она решила, что вполне может съездить с ним в «Дони». В конце концов, она нуждается в чашке кофе. Дженюари взяла деньги, оставленные Майком. Потом вдруг положила их обратно… возле записки. Позвонила горничной и попросила ее срочно убраться в номере. Пусть Майк, вернувшись в отель, поломает голову над тем, спала ли она здесь ночью.

Долго сердиться на Франко было невозможно. Он заказал для нее кофе и рогалики. Он был предупредителен и забавен. Казалось, каждый второй житель Рима останавливался у их столика, чтобы поговорить с молодым итальянцем. Его неиссякаемое жизнелюбие сломило ее холодность. Она обнаружила, что смеется и получает удовольствие от завтрака. Этот смеющийся, общительный паренек почти заставил ее забыть о вчерашнем Франко. Она поняла, что он пытается заслужить прощение, хочет порадовать ее. Будет любопытно посмотреть с ним Рим. Она была в брюках из дангери — значит, надевая их, она подсознательно решила поехать с Франко на мотоцикле.

«Хонда» была ярко-красной. Франко дал девушке огромные очки и предложил сесть позади него.

— Теперь ты должна обнять меня, — засмеялся он. Франко лавировал в автомобильном потоке, указывая на церкви и интересные здания.

— На следующей неделе мы осмотрим Ватикан, — сказал итальянец. — И я свожу тебя в некоторые церкви. Ты должна увидеть мраморные скульптуры Микеланджело.

Вскоре они покинули город и направились к Аппиевой дороге. Франко не увеличивал скорость. Он давал Дженюари освоиться на сиденье, привыкнуть к ветру, развевающему волосы и холодящему лицо. Он обращал ее внимание на роскошные виллы… античные развалины… дома кинозвезд. Затем он свернул на извилистую сельскую дорогу. Они остановились у маленького семейного ресторана. Все, включая залаявшего пса, радостно приветствовали Франко, обращались к нему по имени… восхищенно смотрели на Дженюари. Перед молодыми людьми поставили хлеб, сыр и красное вино.

— Аппиева дорога ведет к Неаполю, — сказал он. — Мы должны как-нибудь туда съездить. И на Капри. Он поцеловал свои пальцы и поднял их к небу.

— Завтра у меня съемки, но в воскресенье я отвезу тебя на Капри. Ты увидишь Лазурный грот… О, здесь столько потрясающих мест.

Позже, возвращаясь к «хонде», он обнял Дженюари за плечи, точно брат. Когда они собирались сесть на мотоцикл, девушка внезапно повернулась к парню.

— Франко, я хочу, чтобы ты знал — это был замечательный день. Просто чудесный. Огромное спасибо.

— Вечером я поведу тебя обедать в отличное место. Ты когда-нибудь пробовала моллюсков Поссилипо?

— Нет… но я не смогу пообедать с тобой.

— Почему? Я обещаю, что не прикоснусь к тебе.

— Дело не в этом. Я… хочу побыть с папой.

— Что?

— Я не видела папу со вчерашнего вечера.

— О'кей, ты встретишься с ним сейчас, когда вернешься в отель. А в девять поедешь обедать со мной.

— Я хочу пообедать с папой.

— Возможно, у твоего отца другие планы. Он забрался на мотоцикл.

— Нет. Я уверена, что он собирается обедать со мной.

— До твоего приезда… он каждый вечер обедал с Мельбой.

— Но теперь я здесь.

— И ты собираешься ежедневно обедать с отцом? Франко перестал улыбаться.

— Возможно.

Он начал заводить мотор.

— Садись. Мне все ясно.

— Что тебе ясно?

— Ни одна девушка не обедает с отцом. У тебя есть другой парень.

— Франко, у меня никого нет. Он сжал ее запястье.

— Тогда пообедай сегодня со мной.

— Нет.

Он отпустил руку Дженюари.

— Едем, — выпалил парень. — Я отвезу тебя домой. Ха! Я еще поверил, что ты девушка. Теперь я знаю: просто тебе не нравится Франко.

Они помчались по загородной дороге. Франко ехал быстро, «хонда» подпрыгивала на ухабах. Несколько раз Дженюари едва не вылетела с сиденья. Франко свернул на Аппиеву дорогу; Дженюари крепче прижалась к нему. Навстречу «хонде» ехал автобус с туристами из Японии. Франко проскочил перед ним, едва не задев его. Водитель разразился бранью… Франко погрозил ему кулаком и прибавил газу. Дженюари закричала, прося итальянца ехать осторожнее. Но рев мотора и свист ветра заглушили ее голос. Девушка испугалась. Его езда была опасной. Она умоляла Франко сбавить скорость, пока не охрипла. В конце концов, ей осталось только прильнуть к нему и начать молиться. Оказавшись перед поворотом, она увидела автомобиль, пытавшийся обогнать другую машину. Франко решил уйти на обочину. «Хонда» поднялась на дыбы, словно конь… Дженюари поняла, что летит по воздуху… и за мгновение до того, как она потеряла сознание, девушка успела удивиться тому, что, врезаясь в каменную стену, она не испытывает боли.

Открыв глаза, Дженюари увидела отца. Двух Майков… трех. Она сомкнула веки — изображение расплывалось. Она попыталась коснуться отца, но рука была свинцовой. Она снова открыла глаза. Сквозь пелену увидела неясные очертания своей подвешенной ноги. Вспомнила аварию. Бешеную гонку… белую каменную стену… она в больнице со сломанной ногой. Лето испорчено, но, слава богу, она осталась жива. Теперь, кажется, научились делать так, что человек может передвигаться с гипсом на ноге. Она попробовала пошевелиться, но ее тело было точно бетонным. Она заставила себя снова открыть глаза, но от яркого света они заслезились. Почему ее тело такое скованное? Почему она не чувствует своей правой руки? О господи, возможно, она не только сломала ногу.

Майк стоял в дальнем углу палаты, разговаривая с врачами. Возле них находилась медсестра. Люди что-то обсуждали шепотом. Дженюари хотела сообщить отцу, что она жива.

— Папа, — позвала девушка, — папа…

Ей казалось, что она кричит. Но Майк не сдвинулся с места. Никто не шагнул к ней. Она кричала беззвучно. Ее губы оставались неподвижными. Никто не слышал Дженюари. Она попыталась пошевелить левой рукой… пальцами. Все исчезло в мягкой серой пелене.

Когда она снова открыла глаза, в углу палаты светился огонек. Сиделка читала журнал. Была ночь. Дверь отворилась. Ее отец и сиделка зашептались.

Он отпустил женщину и придвинул стул к кровати. Погладил руку дочери.

— Не волнуйся, детка. Все будет хорошо. Она попробовала пошевелить губами. Напрягла мышцы, но из ее рта не вырвалось ни единого звука.

— Мне говорят, что даже с открытыми глазами ты меня не видишь, — продолжил Майк. — Но они ничего не знают. Ты выживешь… сделаешь это ради меня!

«Выживешь!» Что он говорит? Она хотела сказать ему, что обязательно поправится. Сломанная кость срастется. Дженюари сильно переживала — она причинила ему столько хлопот. Он потерял, вероятно, целый рабочий день из-за того, что Франко разозлился. Странно, что Майк так встревожен. Но почему она не говорит? Ей удалось пошевелить пальцами левой руки. Она попробовала поднять ее. Получилось! Она протянула руку и коснулась отцовского плеча. Он едва не свалился со стула.

— Дженюари! Сестра! О, детка… ты двигаешься! Шевелишь рукой! Сестра!

Дженюари попыталась сказать ему, что она чувствует себя неплохо, но внезапно провалилась куда-то вниз… сквозь пространство… ее хотел захватить в плен густой серый сон. Она не хочет спать! Дженюари боролась с забытьем. В палате вдруг стало многолюдно. Девушка увидела двух склонившихся над ней мужчин в белых халатах. Один из них поднял руку Дженюари, потом опустил ее. Другой уколол предплечье Дженюари иглой. Она ничего не почувствовала. Третий человек воткнул иглу в ее левую щиколотку. Ой! Она ощутила боль. И тотчас погрузилась в сон.

Открыв в очередной раз глаза, она увидела висевший над кроватью сосуд с жидкостью. Доктора ушли, но над ней склонился отец.

— Кивни, если ты меня слышишь, детка. Она попыталась кивнуть. О, господи, они что, привязали ее голову к постели? Она была чугунной.

— Моргни, Дженюари, если понимаешь меня. Она моргнула.

— О, детка…

Он уткнулся головой в ее плечо.

— Обещаю тебе, все будет хорошо.

Дженюари почувствовала влагу на своей шее. Слезы. Его слезы. Она никогда еще не видела Майка Уэйна плачущим. Никто не видел его плачущим. А сейчас он плакал из-за нее. Внезапно она испытала небывалое счастье. Забыла о ноге и руке. Он любит ее… очень сильно… она поправится… скоро… они проведут лето вместе… на костылях… с гипсом… это неважно.

Она протянула руку, чтобы дотронуться до отца… погладить его… неверно оценила расстояние и коснулась собственной головы. Она показалась ей каменной. Майк поднялся. Его лицо было спокойным.

Ее голова! Что с ней? Возможно, лицо тоже повреждено. Дженюари охватила паника. К горлу подкатил комок. Но она заставила себя коснуться рукой лица. Майк мгновенно понял ее испуганный жест.

— С лицом все в порядке, детка. Тебе обрили голову, но волосы отрастут. Ей обрили голову! Он увидел ужас в глазах дочери, сжал ее руку.

— Слушай, я скажу тебе все, потому что тебе предстоит борьба. Нам обоим предстоит борьба. Последствия аварии таковы: у тебя трещина в черепе и сотрясение мозга. Они сделали операцию, чтобы выпустить кровь. Боялись, что образуется сгусток. Теперь с этим все в порядке. Операция прошла успешно. Сломан позвоночник. Повреждены два позвонка, но это дело поправимое. Еще — множественный перелом ноги. Ты вся в гипсе… поэтому не можешь двигаться. Правая рука парализована из-за травмы головы. Но это, по словам врачей, временное явление.

Он попытался улыбнуться.

— Все остальное, детка, в полном порядке. Склонившись над Дженюари, он поцеловал ее.