Литературные памятники (№1) - Дневник для Стеллы

Запомните это, юные дамы, и да хранит вас обеих господь всемогущий и ниспошлет нам радость быть снова вместе; а еще сообщите мне, как обстоят наши взаимные денежные расчеты с тем, чтобы вы могли получить деньги задолго до положенного срока и не нуждались в них[332]. Прошу вас, пока я нахожусь здесь, предупреждать меня всякий раз по крайней мере за месяц, чтобы я мог своевременно послать свои распоряжения. Запомните это, слышите, дорогие мои плутовки, и любите Престо так же, как он любит МД.

24. Думаю, что вы проведете сочельник гораздо веселее, нежели мы здесь. Перед тем как пойти в церковь, я побывал при дворе, и в одной из комнат, где было не так многолюдно, ко мне подошел человек в красном мундире без шпаги и после обычных приветствий осведомился, как поживают дамы. Я спросил, каких собственно дам он имеет в виду? Он ответил: «Миссис Дингли и миссис Джонсон». «Судя по тому, что я слышал от них в последний раз, очень недурно», — сказал я. «А вы давно оттуда приехали, сэр? — спросил он. — Сам-то я никогда в Ирландии не бывал…», — но как раз в эту минуту ко мне обратился лорд Уинчелси[333], и этот человек отошел в сторону. Уходя, я опять его увидел и тут только вспомнил, что это рябой Ведо[334], и подойдя к нему, принес свои извинения, сославшись на то, что голова моя была забита одним делом, о котором я должен был переговорить с лордом Уинчелси, после чего я осведомился о здоровье его жены и таким образом все сошло гладко. Он спросил, где я живу, потому что хочет заручиться моей поддержкой в Ирландии, похлопотать, что ли, о ком-то перед кем-то, не знаю точно, что именно. После церкви я опять побывал при дворе, где сэр Эдмунд Бэкон[335] сообщил мне весьма неблагоприятные новости из Испании[336], о которых вы услышите еще до получения этого письма. Как стало известно, мы потерпели там полное поражение, и было странно наблюдать, как за каких-нибудь два часа у всех при дворе изменилось выражение лица. Леди Маунтджой увезла меня к себе обедать, но я не стал там засиживаться и рано возвратился домой, а сейчас я уже в постели, потому что писать своим МД всегда следует в постели, так уж положено. Мистер Уайт и мистер Ред, не будьте толстокожи, пишите маленьким МД, лишь на спинке лежа; а вот Брауну и Блэку я другой совет даю, чтобы они МД писали, лежа только на боку; мистер Оук и мистер Уиллоу, навострите ушки, вы должны МД писать, привалясь к подушке. — Что такое? мне кажется, как будто пахнет горелым; что бы это могло быть? впрочем, ничего удивительного: в этом доме чем только не воняет. Я собираюсь в четверг съехать отсюда и поселиться через дорогу. Пожалуй, мне все же придется встать и проверить камин, потому что запах усиливается; подождите минутку. — Я встал и осмотрел свою комнату, но ничего не обнаружил, кроме мыши, которая забралась погреться за каминную решетку и которую мне не удалось поймать. Никакого запаха гари я там не почувствовал, а вот теперь в спальне слышу его опять. Возможно, я подпалил шерстяную занавеску, только и всего, а я и не сообразил. Нынче вечером Престо какой-то удивительно бестолковый, не правда ли? — Да, в самом деле. — А что, если я проснусь и увижу, что дом горит. Ладно, так и быть, рискну все же заснуть, спокойной ночи.

25. Послушайте, юные дамы, если я буду писать вам так же помногу, как в прошедшие дни, то каким образом уместятся тогда на этом листе записи за две недели, да еще и ответ на ваше письмо? Вы, конечно, не даете себе труда над этим задуматься и преспокойно позволяете простаку Престо продолжать в том же духе. Желаю вам веселого Рождества и еще много-много таких же праздников, но только вместе с бедным Престо и в каком-нибудь славном уголке. Сегодня около восьми утра я был уже в церкви, принял причастие и к десяти возвратился домой, а потом в два явился ко двору, потому что нынче день орденской Цепи, то есть день, когда рыцари ордена Подвязки надевают свои цепи[337]; но королева так долго причащалась, что я, не дождавшись, отправился восвояси и пообедал со своим соседом Фордом, ведь в этот день все обедают дома. Любопытно, что этот праздник отмечают чуть ли не в каждом доме по всей Англии, или, по крайней мере, повсюду, где есть хотя бы немного мяса; очень славный обычай. — Вот вам забавный каламбур: один малый, проживающий неподалеку отсюда и притязающий на то, что он излечивает малярию, написал на своей вывеске «Мулярия»; какой-то джентльмен, глядя на эту вывеску, осведомился: «Любопытно, как же этот мул лечит?»; «Не знаю, — ответил я, — но такой грамотей навряд ли чудодей». Не правда ли, превосходно. К слову сказать, а спросили ли вы у епископа насчет каламбура по поводу брата Стоуэла. Цап! Ну что, вот я вас и поймал, юные дамы? Теперь вы начнете притворяться, будто спрашивали насчет дурацких каламбуров, да еще к тому же латинских? Нет, вы, конечно, раскусили меня и не стали спрашивать у епископа. Впрочем, вы ведь глупышка и, наверно, спросили. — Нынче я опять встретил во дворце Ведо; на этот раз он был при шпаге; быть может, он разорился, продал свою лавку и купил офицерскую должность? я его, однако, не спрашивал. Признаться, я не уверен, что его зовут Ведо, но что слугу Парвисола зовут Ведел, это я знаю точно. Из-за последних неблагоприятных известий банковские акции, без сомнения, упадут, как это уже произошло с селедочными[338], хотя всего лишь два дня тому назад я сумел бы заработать на своей сделке 12 фунтов. Тем не менее я не собираюсь их продавать, потому что со временем они вновь подымутся. Как ни странно, но лорд Питерборо предсказал это поражение как-то вечером у мистера Гарли при мне еще два месяца тому назад. Он утверждал, что мы должны быть готовы к тому, что Стэнхоп потеряет Испанию еще до Рождества, он-де ручается за это головой, и высказал нам свои соображения; и хотя мистер Гарли доказывал противоположное, тот упорно твердил свое. Нынче утром я рассказал об этом при дворе лорду Энглси, и стоявший рядом джентльмен подтвердил, что и он слышал, как лорд Питерборо это говорил. Видно, не зря мудрость гласит, что дурной язык может накликать беду. И еще есть старинная поговорка: однажды угадал я в самый раз, чем заслужил доверие тотчас, с тех пор я трижды подрывал кредит, но это мне нисколько не вредит. Нет, нет, сударыни, это печалит только вас, а не меня.

26. Клянусь сатаной! рождественские подарки слугам вконец меня разорят! В кофейне эти прощелыги вздумали просить теперь больше обычного, и каждый дает им по кроне, так что и я, к стыду своему, дал столько же, не считая множества полукрон, розданных привратникам вельмож. Сегодня я добрался до Сити водою и пообедал не больше и не меньше, как с самим типографом лондонского Сити[339]. Мы с ним довольно близко сошлись, тому есть некоторые причины, о коих вы узнаете только, когда мы увидимся; к несчастью, на обратном пути дождь настиг меня на расстоянии двенадцати пенни от дома. Я наведался также к мистеру Гарли, но не застал его и при этом потерял еще полкроны на рождественских чаевых его привратнику, после чего доехал до кофейни, где и проторчал из-за дождя до девяти. Нынче пришло два письма — от архиепископа Дублинского и от мистера Берниджа[340]; последний прислал мне жалостное описание кончины леди Шелберн и поведал о своих неудачах; он не прочь стать капитаном, и я помогу ему, если сумею.

27. Утро. Я уже договорился было о том, чтобы переехать завтра на другую квартиру, как раз через дорогу, а бесстыжий пес хозяин взял и сдал ее вчера кому-то другому. Я, правда, не вручил ему задатка, так что он, разумеется, волен был так поступить; Патрик уговаривал меня дать задаток, чтобы связать его обязательством, а я отказался. И вот теперь мне предстоит рыскать по городу в поисках какого-нибудь нового жилья. Можете ли вы припомнить такую же мягкую зиму в Англии? У нас не было еще и двух морозных дней; впрочем, она с избытком возмещает это дождями: за шесть недель хоть бы три погожих дня. Поверите ли, прошлой ночью я видел МД во сне, но только сон был до того путанный, что я не сумею его рассказать. Я познакомил Форда с Льюисом, и мы вместе пообедали, а позже я наведался кое к кому из соседей в надежде провести с ними рождественский вечер, но никого не застал дома; все куда-то ушли, чтобы веселиться с другими. Я не раз замечал, что по праздникам обычно никого нет дома: и где их черт носит? Одним словом, мне не оставалось ничего другого, как отправиться в кофейню, где я провел часок с мистером Аддисоном; под конец он вспомнил, что должен передать мне два письма, на которые я не смогу ответить ни сегодня вечером, ни завтра. Да, смею вас уверить, юные дамы, вам не стоит на это рассчитывать. У меня других дел предостаточно, и некогда отвечать непослушным девчонкам; ведь как справедливо говорит старая поговорка: писать ответ МД не смей, пока не минет десять дней; поговорка получилась не ахти какая.

28. Сэр Томас Ханмер прислал мне нынче приглашение отобедать с ним; в числе гостей был также прославленный доктор Смолридж[341]; мы просидели до шести, а теперь я уже возвратился домой в свою новую квартиру на Сент-Олбенс-стрит[342], за которую плачу ровно столько же, сколько и за прежнюю — восемь шиллингов в неделю за комнату на втором этаже, однако могу при этом пользоваться гостиной для приема знатных посетителей, и сейчас я уже лежу на своей новой кровати.

29. Сэр Эндрю Фаунтейн очень тяжело хворал всю эту неделю и нынче рано утром послал за мной, чтобы я прочитал над ним молитвы, к чему, как вам известно, прибегают только в самом крайнем случае. Придя к нему, я увидел, что доктора и все окружающие отчаялись ему помочь. Я прочитал молитвы и выяснил, что он уже отдал все необходимые распоряжения, а когда от него вышел, сиделка спросила меня, верю ли я, что он выживет, ведь доктора уже не надеются. Я сказал, что верю, ибо, сколько я мог заметить, жизненные силы в нем не иссякли, а это впечатление, как я имел случай убедиться, редко бывает ошибочным (я подметил это у драгоценной бедняжки Стеллы, когда она болела много лет тому назад); вечером я опять его навестил, и он уже чувствовал себя несравненно лучше, так что, полагаю, он выздоровеет, и доктора теперь того же мнения; если, однако, он все же умрет, позор на мою голову. Государственный секретарь (мистер Сент-Джон) пригласил меня сегодня на обед; у него были также мистер Гарли и лорд Питерборо, а вечером пришел еще и лорд Риверс. Лорд Питерборо дня через два уезжает в Вену; он объявил, что непременно заставит меня писать ему. Мистер Гарли ушел в шесть, а мы просидели еще около часа. Я отвел в сторонку государственного секретаря и выразил ему недовольство мистером Гарли, который хотя и добился, что королева даровала первины, но кроме того обещал представить меня ей и получить от нее письмо к ирландским епископам; и вот прошло уже шесть недель, а он так и не выполнил обещанного, и моя репутация под угрозой. Мистер Сент-Джон отнесся к моим словам должным образом, попросил прийти к нему в воскресенье утром и взялся закончить это дело в четыре дня; так что в самом непродолжительном времени я узнаю, насколько можно полагаться на их посулы. — Сейчас девять часов, и я должен заняться делом, вот так-то, маленькие мои плутовки, а посему спокойной вам ночи.

30. Утро. На дворе похолодало, слышите, бесстыдницы. Ко мне только что заходили сказать, что сэр Эндрю Фаунтейн поправляется. А сейчас я встану, потому что когда я пишу в постели, у меня немеют руки. — Ночь. Теперь, когда сэр Эндрю Фаунтейн почувствовал себя лучше, он, видимо, не хочет себя неволить: нынче утром меня опять позвали к нему прочитать молитвы, однако он распорядился, чтобы его не беспокоили. Его выздоровление стоило мне наследства, поскольку он завещал мне картину, несколько книг и прочее. Я навестил моего quondam [бывшего (лат.)] соседа Форда (впрочем, знаете ли вы, что такое quondam?) и он предложил мне пообедать у него, потому что в дни оперных представлений он имеет обыкновение обедать дома. Домой я возвратился в шесть, написал архиепископу, а потом до начала двенадцатого был занят делами, после чего улегся в постель, дабы написать моим МД несколько строк и уведомить их, что я пребываю в эту самую минуту в добром здравии и уповаю на бога, что и МД так же вполне здоровы. Удивляюсь, отчего это я никогда не пишу вам о политике: я мог бы вас сделать самыми глубокомысленными политиками во всем переулке. — Так-с, однако когда же мы примемся отвечать на письмо № 8 от МД? Во всяком случае, не раньше будущего года. — О господи, но… — Но это произойдет уже в следующий понедельник. Вот я вас и надул, не правда ли? Вот так. Видано ли подобное простодушие? На днях я сочинил Бену Портлаку[343] каламбур насчет подштанников. «Чума меня побери, — воскликнул он, — да ведь это точь-в-точь про мои…». Пожалуйста, Дингли, прошу вас, дайте мне, наконец, уснуть, и вы, Стелла, прошу вас, ведь я почти сплю, погасите свечу.

31. Утро. Сейчас семь часов, и я велел затопить камин, но пишу у себя в спальне, в постели. Нынче мне не надо бриться, так что буду готов пораньше, с тем чтобы еще до богослужения успеть повидать мистера Сент-Джона, а на письмо МД отвечу завтра. Если написать МД ты ищешь случай, Дни под новый год всех прочих лучше: Стоит в первый года день МД письмом настичь, С кем бог ни пошлет разлуку, только лишь МД опричь. (В этих поговорках всегда попадаются старые слова: «опричь» — означает — «кроме».) Если ж им не написал, а ходишь в гости, Знай, МД тебе тогда все переломают кости. Однако Патрик говорит, что мне уже давно пора вставать. — Ночь. Сегодня рано утром я был у секретаря Сент-Джона и вручил его памятную записку насчет получения от королевы письма, подтверждающего, что она даровала первины; он обещает уладить все буквально в несколько дней. Он сказал, что виделся с герцогом Мальборо[344], который сокрушался о своих прежних опрометчивых поступках, приведших его к сближению с вигами, и говорил, что изнурен годами, треволнениями и неудачами. Клянусь, мне стало жаль его, я считаю, что с ним и в самом деле поступят нехорошо, если чрезмерно его унизят, хотя он, конечно, сам во всем виноват. Он ненасытен, как сама преисподняя, и честолюбив, как ее повелитель: он был бы не прочь сохранить за собой пост главнокомандующего до конца своих дней и срывал все попытки заключить мир только ради того, чтобы не утратить своего положения и нажить как можно больше денег. Он будто бы уверял королеву, что отнюдь не корыстен и не честолюбив. Она рассказывала потом, что если бы могла в ту минуту отвернуться, то рассмеялась бы, и едва удержалась, чтобы не рассмеяться ему в лицо. Он поддерживал все гнусные действия прошлого кабинета министров, а они его тоже не забывали, поскольку он играл им наруку. И тем не менее, он был удачливый полководец, и я надеюсь, что его все же оставят в должности главнокомандующего. О господи, примечаете, я толкую с МД о политике. Впрочем, если это вам по душе, то я буду время от времени сдабривать свои письма политическими новостями; примите при этом в соображение, что мои новости будут свежие, из первых рук. Так вот, я обедал с мистером Гарли и ушел от него в шесть; там было много гостей, однако мне отнюдь не было весело. Мистер Гарли заставил меня прочесть вслух листок со стихами Прайора. Я читал их просто, без особого выражения, и Прайор поклялся, что никогда больше не допустит меня читать его стихи и в отместку так же скверно прочитает какие-нибудь мои. Я попросил прощения и сказал, что тем и прославился, что читаю стихи хуже всех на свете, и у меня вырывают их из рук, стоит мне лишь предложить их прочесть. Это чрезвычайно всех рассмешило. — Сэр Эндрю Фаунтейн все еще хворает: у него, похоже, разлилась желчь.

1 января. Утро. Желаю моим драгоценнейшим славным Дингли и Стелле счастливого Нового года, здоровья, доброго пищеварения, и разумеется, общества любящего их ГП. Представьте, я запамятовал, как следует писать это прозвище ГП и никак не могу сообразить, в чем дело; ах, да, вспомнил, ведь обычно я пишу БДГП[345]. Патрик как раз пожелал мне счастливого Нового года и говорит, что пора вставать, потому что камин уже затоплен, но, право же, в комнате довольно-таки холодно. Подумать только, каким любителем потолковать о политике я себя выказал, беседуя прошлой ночью с МД; никогда ничего подобного за собой не замечал. Непременно достаньте «Экзаминеры» и прочитайте их; последние девять или десять номеров[346] рассказывают о причинах недавних перемен и злоупотреблениях прошлого кабинета министров, и, как меня уверяли высокопоставленные лица, все это чистейшая правда. Эти номера написаны с их ведома и одобрения. А теперь я встану, потому что должен проведать сэра Эндрю Фаунтейна; однако вечером, мне, возможно, удастся ответить на письмо МД, Итак, с добрым вас утром, мои государыни, с добрым утром! Дингли и Стелле в день светлый Ноэля Желаю пирогов и ростбифа и эля, Чтоб с вами я делил застолье и веселье, Иль вы со мною здесь от радости хмелели, Вот то-то было б славно, девчонки-пустомели. — Ну, в последний раз с добрым утром, дорогие малышки, потому что из-за ваших проказ кое-кто никак не может встать с постели. — Вечером. Я отправился нынче утром с визитом к леди Керри и лорду Шелберну, и они уговорили меня пообедать с ними. Сэр Эндрю Фаунтейн чувствует себя лучше. А теперь позвольте-ка взглянуть, что рассказывает это дерзкое дорогое письмо от МД — Ну-ка, иди сюда, письмо, где ты там затаилось между простынями? — вон куда забралось и никак не хочет вылезать. — Иди сюда, тебе говорят!; послушалось, наконец, вот оно. — Скажи, пожалуйста, Престо, чего ты хочешь? — спрашивает оно. — Иди сюда и дай мне ответить на тебя твоим хозяйкам. Ну-ка, покажи мне свое начало, как подобает воспитанному письму. Вот так. Скажите на милость, как это вам удалось сквитаться с Престо, мадам Стелла? Вы ответили на мое письмо своим восьмым, а я, получив ваше восьмое, пишу сейчас двенадцатое. Вы упускаете из виду те мои письма, которые еще находятся в пути, святая простота? Ну как, уразумели? Итак, вы отпраздновали скромный день рождения Престо; поверьте слову, если бы господу было угодно, я предпочел бы выпить по этому случаю с вами, нежели находиться здесь, где у меня нет никаких радостей, ничего, кроме дел, коими я обременен изо дня в день. Надеюсь, что со временем я поумнею, а пока ни слова больше. Я хочу лишь одного, чтобы мы, покуда бедный Престо жив, никогда больше не разлучались даже на десять дней — желаю этого всей душой и всеми своими потрохами, аминь. — После такого печального разговора я не могу сразу настроиться на веселый лад и потому провел такую длинную черту, а теперь все опять хорошо. Да, вы, конечно, изрядные задаваки с этими своими в-четвертых и в-пятых, и с вашим дневником и всем прочим. Ураган! — никакого урагана у нас здесь и в помине не было, и вообще ничего из ряда вон выходящего за все это время. Впрочем, был как-то однажды, но только не тогда, когда у вас. Но, как справедливо говорится в одной старой поговорке: От ветра жди лишь худа, Отсюда ль он, оттуда, Будь то из уст елейных или из мест филейных. У вас снесло трубу! Храни вас господь. Полагаю, вы хотели сказать, что свалились два-три кирпича, потому что уверять, будто вашу трубу унесло ветром к соседнему дому, это бессовестное вранье. Не морочьте нас своими выдумками: здесь таким россказням никто не поверит: придерживайтесь хоть сколько-нибудь правдоподобия. Лорд Хартфорд[347] и тот устыдился бы такого преувеличения. Думайте все же, кому вы это рассказываете. Ведь стоит человеку усвоить дурную привычку, и ему уже нелегко от нее отделаться. Джемми Ли по-прежнему поговаривает о скором отъезде; но quando [когда (лат.)]? Я, во всяком случае, не могу дать ответа. А теперь вы получили мое девятое и полагаете, что наконец-то сравнялись со мной и, следовательно, я, подумать только, сравнялся с вами. Нет, каково! Об истории леди С. я уже наслышан. Неужели не найдется человека, который бы перерезал глотку этому Д.? Пятьсот фунтов вы считаете недостаточной ценой за три месяца, прожитых по-царски? Говорят, она умерла скорее от горя: ведь ей пришлось выступить свидетельницей в суде по поводу каких-то дрязг между их слугами. — Так, значит, епископ Клогерский показал вам памфлет[348]. Но только вам не следует верить всякого рода досужим разговорам; люди могут наговорить все, что угодно. Здесь считают, что характер обрисован превосходно, а приведенные там факты по большей части довольно незначительны. Он был сперва напечатан тайно, а потом какая-то бойкая шавка осмелилась сделать это открыто и продала за два дня две тысячи экземпляров; имя сочинителя должно остаться в тайне. Бесстыдницы, вы делаете вид, будто оно вам известно? Как вы смеете так думать! Чума на ваши парламенты: архиепископ уже все рассказал мне, но мы здесь не снисходим до того, чтобы проявлять интерес к подобным вещам. Нет, нет, никаких этих ваших головокружений у меня больше не было; благодарю вас, Стелла, за то, что вы спрашиваете об этом, от всей души благодарю и пусть всемогущий господь благословит вас за вашу доброту к бедняге Престо. Дорогая моя, вы удосужились написать леди Джиффард и своей матери относительно того, что я советовал вам сделать, когда было уже слишком поздно. Однако же я полагаю, что из-за последних неблагоприятных известий из Испании акции упадут так низко, что их и сейчас можно будет купить с немалой выгодой. Как-нибудь на днях я все же рискну навестить вашу матушку, когда леди Джиффард не будет дома. Что ж, держитесь тогда за своего Рэтборна и ему подобных. Так вот, мадам Дингли, все, что было куплено для вас, я упаковал и отправил в Бристоль, но с тех пор, как Раймонд уехал, от него не было никаких известий. Да, да, юные дамы, камин у меня всегда жарко натоплен, хотя это обходится мне в двенадцать пенсов в неделю, и боюсь, что даже несколько дороже; а если вы вздумаете меня укорять, я рассержусь и стану топить еще в спальне. Да нет же, ведь я только что сказал вам, что никакого урагана у нас здесь не было, разве вы уже забыли? — Опять вы об этом, глупышка Стелла! Почему это ваша матушка считает, что жечь такие свечи просто срам? Шесть моих свечей весят не более фунта, а она говорит, будто я настолько расточителен, что жгу их даже днем. Разве только я никогда не зажигаю меньше одной свечи одновременно, вот и все. Что другие давно бы уже получили? Черт бы побрал этого Хокшоу. Он уверял меня, что не получал никакой посылки, а на следующий день Стерн божился, что отправил ее еще две недели тому назад; вчера Патрик никак не мог его разыскать, но завтра непременно разыщет. Бесценная моя, вам неловко досаждать мне своими просьбами? Стелла боится досаждать Престо? Пузырек с лекарством был вложен в посылку, потому что для пакета был слишком велик, и я опасался, что он разобьется. Ли не было тогда в городе, в противном случае я не доверил бы посылку Стерну, хотя у меня с ним все же достаточно дружеские отношения, чтобы я мог попросить его и о большей любезности. Я не буду знать покоя, пока вы не получите это лекарство или, по крайней мере, пока я не узнаю, что оно в самом деле отправлено вам. Бедная моя, дорогая шалунья, до чего же она глупенькая, если могла вообразить, будто мне это досаждает. Разве я мог бы себе простить, если бы пренебрег хоть самой малостью, если она может помочь вашему здоровью? Да я бы после этого был последний негодяй! — Посмотрите, как далеко мне пришлось отодвинуться от Стеллы, и все из боязни, что она считает бедного Престо недостаточно внимательным к ее маленьким поручениям. Поверьте, я тотчас же купил все, что вы велели, и собственноручно упаковал и передал посылку Стерну и шесть раз заходил к нему справляться, отправлена ли она. Меня чрезвычайно радует, что вы довольны своими очками. Я получил еще один ночной колпак из бархата; его купил лорд Герберт[349] и подарил мне, когда я как-то утром завтракал с ним; и он был при этом таким веселым, каким я его, пожалуй, ни разу не видал, хотя за полчаса до того получил вызов, а полчаса спустя дрался на дуэли. Это случилось дней десять тому назад. Нет, вы заблуждаетесь в своих предположениях относительно «Тэтлеров»: я не только не писал очерки о носах и о религии, но даже и никаких тем в последнее время ему не подсказывал. — Признаться, дорогая Стелла, читая ваше письмо, я не видел никаких причин для беспокойства, но когда стал отвечать на всякие частности и обнаружил, что вы все еще не получили мою посылку, это задело меня за живое, тем более, что, как мне показалось по вскользь оброненным вами словам, вы решили, будто я не позаботился об этом должным образом. Но здесь, очевидно, какое-то недоразумение, которое я завтра же выясню и напишу Стерну, потому что боюсь не застать его дома. — Да, пожалуйста, Престо, прошу вас, сделайте это безотлагательно. — Нет, за время своего пребывания здесь Раймонд был у меня едва ли более четырех раз, да и то лишь, когда я одевался. Миссис Фентон опять написала мне относительно ее денег, которые находятся у леди Джиффард и о которых моя матушка просила меня позаботиться; миссис Фентон опасается, как бы они не достались ее муженьку. Свои письма я отправляю вам регулярно каждые две недели; разумеется, вы могли бы получать их чаще, но только они в таком случае будут короче. Еще раз прошу вас, велите Парвисолу продать вашу лошадь. Я, кажется, уже говорил об этом в предыдущем письме, и буду очень рад, когда вы от нее избавитесь, потому что пока вы на ней ездили, я не знал покоя, а если он, или кто-нибудь еще, взялся бы купить вам другую, чтобы вы могли почаще ездить верхом, то отчего бы вам не согласиться?

2. Нынче рано утром я отправился к государственному секретарю мистеру Сент-Джону, и он передал мне со слов мистера Гарли, что дарственная грамота насчет первин уже составлена и на ее основании будет выписан патент, но так как бумаги должны пройти через несколько канцелярий, то это займет какое-то время, потому что к распоряжениям королевы относятся с особым тщанием; мистер Гарли просил заверить меня, что все уже решено окончательно и не подлежит дальнейшему обсуждению и он просит меня нисколько на этот счет не беспокоиться. Завтра я опять напишу архиепископу, а вас тоже прошу при случае рассказать ему об этом. От секретаря я пошел к мистеру Стерну, который обещал вечером написать вам и сказал, что посылка по всей вероятности уже в Честере и что один из его приятелей скоро туда поедет и захватит ее с собой в Ирландию. Обедал с господином секретарем Сент-Джоном, а в шесть пошел пить пунш к Дартнефу, у которого были также мистер Аддисон и малыш Гаррисон, молодой поэт, о судьбе которого я хлопочу. Ожидали еще Стиля, но он так и не пришел; впрочем, с тех пор, как я с ним знаком, я не припомню и двух случаев, когда бы он явился, как было условлено. Ушел я оттуда в двенадцатом часу и сейчас уже лежу в постели. Сегодня вышел последний номер «Тэтлера»[350]. Вы его прочтете еще до получения моего письма и увидите, как Стиль попрощался с публикой. Он никого об этом не предупредил, даже мистера Аддисона, который был удивлен не меньше меня; однако, по правде говоря, это уже давно пора было сделать: журнал стал невыносимо однообразен и скучен. Насколько мне известно, у Стиля было еще несколько довольно удачных замыслов, но он слишком ленив и тяготился этим делом, так что едва ли попытается осуществить их. Это письмо, полагаю, будет отправлено послезавтра. Как вы думаете, Дингли, неужели я это сделаю, не исписав лист до конца?

3. Лорд Питерборо зазвал меня вчера к цирюльнику, и мы толковали с ним там о политике. А нынче он уговорил меня отобедать с ним в таверне «Глобус» на Стрэнде и обещал с такой ясностью изложить мне, каким путем можно заполучить Испанию, что у меня не останется на этот счет никаких сомнений. Явившись, как было уговорено, я застал его в окружении полудюжины стряпчих, поверенных и прочих висельников, подписывающим бумаги и отдающим распоряжения, потому что завтра он отбывает в Вену. Я проторчал в обществе этих мошенников до четырех, но относительно Испании так ничего и не услыхал; единственное, что я уразумел из сказанного им ранее, так это то, что во время этой своей поездки он не надеется добиться чего-либо существенного. Мы намерены весьма регулярно поддерживать друг с другом переписку. Попрощавшись с ним, я наведался к сэру Эндрю Фаунтейну, который чувствует себя намного лучше прежнего. Домой, дабы потрафить вам, я возвратился в шесть и до сего времени, то есть до начала двенадцатого, занимался делами.

4. Утро. Доброго вам утра, дорогие малютки. Поверите ли: мне приснилось, будто меня должны упрятать в тюрьму, уж не знаю, за что, и я ужасно страшился мрачной темницы, а потом мне представилось, будто все, что я вчера выслушал относительно болезни сэра Эндрю Фаунтейна, на самом деле случилось с бедной Стеллой. Сны всегда особенно отвратительны тем, что, пробудясь, какое-то время находишься под впечатлением только что привидевшегося. Любопытно, отправлю ли я это письмо сегодня? А почему бы собственно и нет: ведь до двух недель осталось только два дня; и, весьма возможно, что МД не терпится иметь ровно дюжину писем; но вот только, как же вы тогда сравняетесь со мной, юные дамы, отправив только восемь? Впрочем, вам, конечно, следует писать вдвое медленнее, чем мне, потому что вас ведь двое. — Что ж, в таком случае я запечатаю сейчас это письмо утренней свечой и захвачу его с собой в Сити, где собираюсь нынче обедать, с тем, чтобы сдать потом в почтовую контору своими собственными прекрасными ручками. Но прежде дайте-ка припомнить, нет ли у меня для МД каких-нибудь новостей. Министры говорят, что намерены провести в ближайшее время расследование злоупотреблений предшествующего кабинета, им это необходимо, чтобы подтвердить справедливость его отставки. Мы предполагаем, что деканом Крайстчерч-колледжа в Оксфорде будет все-таки назначен, Эттербери[351], хотя колледж скорее предпочел бы доктора Смолриджа.