Литературные памятники (№1) - Дневник для Стеллы

Так вот, пообедав с сэром Мэтью Дадли, я пошел повидаться с мистером Аддисоном и стал ему, как человеку рассудительному, беспристрастно излагать суть дела, но вскоре убедился, что партийный дух целиком завладел им, он говорил так, словно подозревал меня в чем-то, и не хотел согласиться ни с единым моим словом. Поэтому я в конце концов прервал разговор, и мы расстались весьма холодно. Стилю я ничего говорить не стану, пусть поступают, как им заблагорассудится, хотя при нынешнем положении вещей Стиль наверняка потеряет свое место, если только я его не спасу. Нет, не стану я с ним разговаривать, чтобы не получилось еще хуже. Но разве это не досадно? И разве это не подтверждает старую истину, что не следует соваться со своими услугами, когда тебя не просят. Когда я наконец образумлюсь? Я всегда стараюсь поступать, строго сообразуясь с велениями чести и совести, но даже мои ближайшие друзья никак не хотят этого уразуметь. Чего же тогда ожидать от врагов? Я не сержусь, хотя мог бы рассердиться; а засим желаю вам спокойной ночи.

23. Я прекрасно понимаю, ежедневно сообщать вам, где я обедал, не бог весть как остроумно или занимательно, однако я пишу это не для того, чтобы хоть как-то заполнить свои письма; льщу себя надеждой, что придет время, когда я пожелаю вспомнить, при каких обстоятельствах проходила моя нынешняя жизнь вдали от МД. Так вот, позвольте теперь сообщить вам: обедал нынче у нашего посла во Флоренции Моулсворта, после чего отправился в кофейню, где встретился с мистером Аддисоном и держался с ним довольно холодно, а теперь пришел домой, чтобы заняться бумагомаранием. Мы с ним оба приглашены на обед на завтра и послезавтра, но я не изменю своего обращения с ним, пока он не извинится, в противном случае мы станем обычными знакомыми. Я устал от друзей, кого из них ни возьми — все чудовища, кроме МД, разумеется.

24. Забыл сказать вам, что прошлым вечером я пошел было к мистеру Гарли в надежде… ах, право же, я все перепутал, это было сегодня в шесть часов вечера, и я надеялся услышать от него, что все уже улажено, однако его не было дома, и если только привратник не лжет, он будто бы позже возвратился нездоровым, лег в постель и очень скверно себя чувствует. Обедал я вместе с мистером Аддисоном и прочими у сэра Мэтью Дадли.

25. Мне нужно было повидать герцога Ормонда. Выйдя из дома, я встретил лорда Беркли[197] из Стрэттона, который сообщил, что вдовствующая миссис Темпл[198] в прошлую субботу преставилась; это событие, я полагаю, послужит ее родне поводом для показной скорби и тайной радости. Обедал с Аддисоном и Стилем у сестры мистера Аддисона[199], которая замужем за неким мосье Сартром, французом, пребендарием в Вестминстере; у них там прелестный дом и сад; и все-таки мне подумалось, что их жизнь при обители смахивает на монастырскую; во всяком случае, я предпочитаю Ларакор. Сестра Аддисона претендует на остроумие и очень на него похожа. Я ее не люблю.

26. Сегодня я пошел навестить мистера Конгрива[200], который почти ослеп по причине катаракты на обоих глазах; вся беда в том, что он должен ждать два или три года, пока эти катаракты не созреют и он совсем не ослепнет, только тогда ему смогут их удалить. Вдобавок его постоянно мучает подагра, и, тем не менее, он моложав и бодр, и, как всегда, весел. Он моложе меня года на три или чуть побольше, а все же я лет на двадцать моложе его. Стоило ему заговорить о своей подагре, как у меня заболел большой палец на ноге. У меня часто так бывает, но тут же и проходит. Мистер Морган удостоил меня еще одного письма, за что я чрезвычайно вам признателен; вы вполне заслуживаете, чтобы вас хорошенько высекли: ведь я просил вас в одном из предыдущих своих писем передать ему, что я ничего не могу для него сделать, поскольку не пользуюсь никаким влиянием и проч. Так что держитесь-ка лучше от меня подальше, бестолковые вертушки. Я получил также письмо от Парвисола с отчетом о том, каким доходом я теперь располагаю; по сравнению с прошлым годом он уменьшился на шестьдесят фунтов. Нечего сказать, утешительные новости. Судя по письму, он наконец-то уразумел, что вы отнюдь не намерены расстаться со своей лошадью, коль скоро послали за ним и с тем же посыльным передали ему мое письмо, так что я уже и не знаю, следует ли еще что-нибудь предпринять. Это, конечно, очень прискорбно, что Стелле нужна собственная лошадь, независимо от того, хочется этого Парвисолу или нет. А теперь примусь отвечать на ваше письмо, которое получил дня три или четыре тому назад. Я не лежу сейчас в постели и пишу сидя, потому что вернулся домой около восьми и в комнате сейчас тепло. Епископу Киллалайскому я попросту ничего не писал — в этом, как я полагаю, и состоит причина того, что он не получил моего письма. У меня не было времени, мне постоянно его не хватает. — Как ни понравилось декану мое письмо, однако же он не соизволил мне ответить. Я желал бы только знать, уплатил ли ему Болтон двадцать фунтов, а что до остального, то пусть поцелует… Вы вполне можете у него осведомиться на сей счет, поскольку меня это беспокоит, тем более когда дело касается такого прохвоста, как декан Болтон. То, что декан Стерн так добр с вами, чрезвычайно любезно с его стороны. Он прекрасно знает, что это будет мне приятно, и хочет таким образом загладить прошлые грехи[201]. Нет, никакого снега у нас здесь не было, разве только однажды как-то утром и то совсем недолго; впрочем, припоминаю, что шел довольно-таки сильный снег, но не более часа. О смерти Уилла Кроу[202] я уже слыхал, но только не знал о нелепых обстоятельствах, ускоривших ее. Нет, я позаботился о том, чтобы капитан Пратт не пострадал из-за безвременной кончины лорда Энглси. Что касается моего портрета, то я как-нибудь постараюсь заполучить у Джервеса копию. Я уговорю сэра Эндрю Фаунтейна купить ее будто бы для себя, а потом уплачу ему за нее, и таким образом перекуплю, если, конечно, у меня будут деньги, когда я соберусь отсюда уезжать. — Бедняга Джон![203] так он, значит, приказал долго жить? а мадам Парвисол была в городе? Гмм. Что ж, если Тай[204] сюда приедет, мы просто не будем замечать друг друга, да и не до него мне здесь, хотя мы вовсе не ссорились. — Я наведался нынче к Стерну, но не застал его дома, а мистер Ли еще не возвратился в Лондон, однако я непременно выполню поручение Дингли, как только увижу его. Откуда мне знать, подорожает ли фарфор или нет? Просто мне взбрело как-то в голову, что я без ума от фарфора, но теперь это прошло; да я, кажется, уже говорил вам об этом в одном из предыдущих писем. Итак, вам, стало быть, нужно всего лишь несколько салатниц и тарелок и пр. Да, да, все это вы получите. Вы столько перечислили, что это обойдется, как я полагаю, в пять фунтов, никак не меньше. — А теперь относительно краткого постскриптума Стеллы. Я был вне себя, прочитав, как вы корите себя за то, что не пишете. Разве вы не можете диктовать Дингли, чтобы не утомлять свои драгоценные глазки? Сердце мое сокрушается, когда я думаю, что вы нездоровы. Прошу вас, не тревожьтесь, и если вздумаете писать, закройте глазки и напишите только одну строчку и больше ничего, вот так: Как вы поживаете, миссис Стелла? Я написал это с закрытыми глазами. Право, сдается мне, что так у меня получается даже лучше, нежели когда они открыты; и, кроме того, ведь Дингли может стоять рядом и подсказывать, когда вы будете залезать слишком высоко или слишком низко. — Деловые письма ко мне и пакеты, ежели в таковых будет еще какая-либо надобность, следует адресовать на имя мистера Аддисона в Сент-Джеймскую кофейню, однако я надеюсь услышать во время моей ближайшей встречи с мистером Гарли, что основные затруднения улажены и все остальное, не более чем пустая формальность. — Возьмите два или три чернильных орешка, возьмите два-три… орешка… Послушайте, оставьте-ка лучше свой рецепт у себя в…, я в нем не нуждаюсь. Раскудахтались сами не знаете из-за чего! Ну, вот как-будто и все, что касается вашего послания, которое я сейчас положу в ящик для писем в моем секретере, как делаю со всеми письмами, как только на них отвечу. Аккуратность полезна во всяком деле. Миром правит порядок, а дьявол сеет смуту. Взять к примеру генерала, министра и, если спуститься несколько ниже, садовника, ткача и пр. и пр. Из этого рассуждения может выйти отличный трактат, если только вы сочтете, что его стоит завершить, я же, увы, не располагаю временем. Ну разве не ужасающе длинный кусок для одного вечера? Обедал нынче с Пэтти Ролт в Сити у моего кузена Лича[205], рябого Лича; он типограф и печатает «Почтальона»; ох-хо, и, бог весть, почему считается моим кузеном, а женат он на миссис Бэби Эйрз[206] из Лестера; с нами был также мой кузен Томсон, и мой кузен Лич все предлагал познакомить меня с автором «Почтальона»[207] и сказал, что тот несомненно будет весьма рад знакомству со мной и что он горазд на всякие выдумки и к тому же человек большой учености и даже побывал за морем, но я был скромен и ответил: «Быть может, джентльмен — человек стеснительный и не ищет новых знакомств», и с помощью таких отговорок отделался от него. Мне очень хотелось бы, чтобы вы могли слышать, как я сейчас произносил вслух все, что я здесь написал, и притом с подобающим случаю выражением — примерно так, как говорят «ох-хоо», или как маленькая девчушка скажет: «У меня есть яблоко, мисс, но только я не дам вам ни кусочка». Последнюю неделю стоит дрянная погода, которой красная цена — двенадцать пенни, при всем том я израсходовал из-за нее десять шиллингов на наемные кареты и портшезы. Если тот, кто вам должен, отдаст деньги, то я с вашего позволения посоветовал бы вам купить на них акций Английского банка[208]; они упали сейчас почти на тридцать процентов и приносят теперь восемь фунтов дохода, и при этом основной капитал вы можете получить, когда вам вздумается; они наверняка вскоре пойдут на повышение. Господь свидетель, я хотел бы, чтобы леди Джиффард вложила в акции те четыреста фунтов, что она вам должна[209], взяла себе обычную долю прибыли — пять процентов, а остаток отдала вам. Я потолкую об этом с вашей матушкой, когда мы с ней увидимся. Я и сам решил приобрести их на сумму в триста фунтов, собрав все, что у меня есть в Ирландии, и у меня даже возник план, который, как я надеюсь, осуществится — я намерен уговорить моего приятеля купить их будто бы для себя, а я расплачусь с ним, как только получу причитающиеся мне деньги. Думаю, что Стрэтфорд окажет мне такую любезность. Завтра или послезавтра я поговорю с ним об этом.

27. Мистер Роу, поэт, выразил желание, чтобы я пообедал с ним сегодня. Когдя я пришел к нему в канцелярию (он — помощник государственного секретаря, до него эту должность занимал мистер Аддисон), там находился также и мистер Прайор, и оба они принялись хвалить мой «Дождь», ставя его выше всего, что когда-либо было написано в этом роде, такого, мол, «Дождя» не бывало со времени Данаи и пр. Непременно напишите мне, понравился ли мой «Дождь» в ваших краях. Обедал я с одним Роу, потому что Прайор не мог прийти, а после обеда мы отправились в какую-то ничем не примечательную таверну, где Конгрив, сэр Ричард Темпл[210], Исткорт[211] и Чарлз Мейн беседовали за кружкой скверного пунша. По случаю моего прихода сэр Ричард послал за шестью фьясками своего собственного вина, и мы засиделись до полуночи. Тем не менее голова моя сейчас в полнейшем порядке, потому что пить я не стал, только глотнул вина с водой, не больше ложечки, и все из боязни подагры или еще какого-нибудь отвратительного недомогания; а сейчас уже поздно и посему я…

28. Гарт, Аддисон и я обедали нынче в самой что ни на есть скверной таверне, а оттуда я пошел к мистеру Гарли, но он то ли не мог меня принять, то ли его не было дома; боюсь, я так и не узнаю о моем деле до того, как это письмо будет отправлено. Потом я нанес визит лорду Пемброку[212], только что возвратившемуся в Лондон, и мы весело провели время, вспоминая разные давние истории, и я одним удачным каламбуром сразил его наповал. Потом я отправился навестить обеих леди Батлер, но сукин сын дворецкий не впустил меня, и мне пришлось передать им с другой леди чрезвычайно грозное послание по поводу того, что они не позаботились предупредить дворецкого, чтобы тот всегда делал для меня исключение. Кофейня мне изрядно наскучила; Форд уговаривал меня посидеть с ним у соседей, я, как последний болван, согласился, и проболтал там до двенадцати часов ночи, а сейчас я уже в постели. Боюсь, новый кабинет министров испытывает отчаянные финансовые затруднения[213]: виги говорят, что кое-кого это повергнет в уныние, и я опасаюсь застать мистера Гарлч в прескверном расположении духа. Они считают, что ему никогда не справиться с этими затруднениями. Бог весть, чем это кончится. Я буду чрезвычайно огорчен, если опять установится прежний порядок вещей; это на веки-вечные погубило бы церковь и духовенство, но я все же уповаю на лучшее. Письмо будет отправлено во вторник, независимо от того, услышу ли я какие-нибудь новости о занимающем меня деле или нет.

29. Мы с мистером Аддисоном обедали у лорда Маунтджоя, вот, собственно, и все сегодняшние события. — Вечером я немного поболтал в кофейне, а вернее сказать, проболтал там допоздна и теперь явился домой, чтобы немного пописать.

30. Обедал у миссис Ваномри и отправил письмо бедной миссис Лонг, которая иногда пишет нам, но одному богу известно, где она обретается, потому что она никому не сообщает своего адреса. Домой я возвратился рано и должен теперь приняться за писание.

31. Последний день месяца выдался очень славный; я гулял, навестил Льюиса и уговорился, где и как повидать мистера Гарли. У меня нет для вас никаких новостей. Говорят, что взят Эр[214], хотя утренние сообщения из Уайтхолла утверждают противоположное; было бы совсем неплохо, если бы это оказалось правдой. Обедал с мистером Аддисоном и Диком Стюартом[215], братом лорда Маунтджоя; угощал Аддисон. Они были сильно под хмельком, а я — ничуть, потому что разбавлял вино водой и примерно в половине десятого оставил их вдвоем; мне придется отправить это письмо с ночным сторожем, что весьма меня беспокоит, но откладывать больше не стану. Молю всевышнего, чтобы письмо не затерялось. Я редко прибегаю к услугам ночного сторожа, но никак не могу заставлять томиться в ожидании малюток МД. Пожалуйста, передайте миссис Брент сделанную мною приписку. Прошу не забывать, что я почтенный джентльмен, а вы, сударыня, — картежница и продулись в пух и в прах. Да, миссис Стелла, я все-таки вывел вас на чистую воду.

Я все дожидаюсь, когда можно будет, наконец, сложить это письмо, жду, пока просохнет неуклюжее Д в предпоследней строчке. Видите его? О господи, как я ненавижу эти расставания с вами, право же, — но быть посему до следующего раза. Чума на это безобразное Д; пытаясь просушить его, я, кажется, все размажу.

Письмо VIII

Лондон, 31 октября 1710.

[вторник]

Итак, мои юные дамы, я только что отправил мое седьмое в ответ на ваше четвертое, а сейчас сообщу вам то, о чем не упомянул в предыдущем письме: нынче утром, сидя в постели, я почувствовал головокружение, примерно с минуту все в комнате плыло перед моими глазами, но потом это прошло, осталась только тошнота, не очень, правда, сильная; а день я провел, как уже рассказал вам; я не хотел сообщать вам об этом в конце письма, потому что вы стали бы тревожиться, а я уповаю на всевышнего и надеюсь, что больше такое не повторится. Я повидал нынче доктора Кокберна, и он обещал прислать пилюли, которые помогли мне в прошлом году, кроме того он обещал мне масло для уха: он изготовил его для другого пациента, страдающего тем же недугом.

1 ноября. Желаю МД веселого Нового года. Ведь у нас с вами он начинается именно сегодня[216]. У меня нынче не было головокружения, хотя я пил коньяк, за пинту которого уплатил два шиллинга. В ночь накануне головокружения я засиделся допоздна и очень много писал, чем, возможно, и объясняется мое недомогание. Я никогда не ем фруктов и не пью пива, пью вино только и притом много лучшее, нежели то, которое пьете вы, как, например, сегодня с мистером Аддисоном и лордом Маунтджоем. В пять часов я пошел повидать мистера Гарли, но он не смог меня принять из-за того, что у него собралось множество гостей, а посему послал свои извинения и попросил прийти отобедать с ним в пятницу; надеюсь, тогда я и получу какой-нибудь ответ по поводу моего дела, которое либо должно быть вскоре благополучно завершено, либо начато заново, и уж тогда герцог Ормонд и его приближенные не преминут вмешаться, чтобы поставить себе это в заслугу, и ничего, разумеется, не добьются. Около шести я возвратился домой и провел время у себя в комнате, решив не идти в кофейню, которая мне наскучила[217]. Воспользовавшись досугом, я немного поработал: сделал кое-какие наброски и записал пришедшие на ум мысли — примерно строк сорок[218], но читать не стал: боюсь, как бы малютки МД не рассердились, что Престо не печется о своем здоровье.

2. Вчера вечером я принял четыре пилюли, и они целый час стояли у меня в горле, то же самое я проделаю нынче вечером. Полагаю, что проглотить четыре оскорбления мне было бы ничуть не труднее. Обедал с доктором Кокберном и в семь уже возвратился домой, а вечер провел в обществе мистера Форда, который только что ушел. Сейчас уже около одиннадцати. Голова сегодня не кружилась. Я имел честь видеть мистера Допинга[219], и он холодно сообщил мне, что мой «Дождь» все весьма одобряют — вот оно ваше ирландское мнение. Написал сегодня епископу Кло-герскому. Нынче ровно две недели, как я получил от вас письмо. Вы должны писать мне раз в две недели, а я, конечно, буду учитывать попутный ветер и погоду. Как обстоят дела с ломбером? По-прежнему ли миссис Уоллс выигрывает? А миссис Стоит?[220] За все это время я ни разу ее не вспоминал; как она поживает? Похоже, что в Лондон вот-вот пожалует изрядная партия ирландцев, о чем я весьма сожалею. Впрочем, я всегда держусь от них подальше. Тай тоже изволил прибыть, а ват миссис Уэсли, говорят, собирается домой к своему благоверному, эдакая дуреха. Ну-с, маленькие мои мартышки, мне пора засесть за работу, а посему спокойной вам ночи.

3. Мне, как видно, необходимо под конец перечитывать свои письма; посмотрев написанное до этого места, я обнаружил две или три грамматические ошибки, а при таком скверном почерке их уж во всяком случае делать не следует. Надеюсь, однако, что мои ошибки не помешают крошке Дингли все разобрать, ведь я, не правда ли, стал писать лучше: хотя, когда я пишу разборчиво, мне, сам уж не знаю почему, начинает казаться, что мы не одни и что все, кому не лень, могут за нами подглядывать. А у небрежных каракулей вид такой укромный, словно ПМД[221] от всех уединились. «Тэтлеры» в последнее время из рук вон плохи, так что, пожалуйста, не думайте, что я к ним хоть сколько-нибудь причастен[222]. У меня, правда, было два-три замысла, которые я намеревался послать Стилю, но тем и кончилось; впрочем, он и этого не заслуживает. Его дражайшая супруга самым постыднейшим образом помыкает им, словно… Я ни разу ее не видал с тех пор, как приехал сюда, и он ни разу меня не пригласил: то ли не осмеливается, то ли он такой же безмозглый, как Тиздал, и ему это просто в голову не приходит. Впрочем, какое мне дело, есть ли у него мозги? Я не знаю общества, докучнее этого господина, пока он не осушит хотя бы одну бутылку. Поскольку я не способен писать ровнее, лежа в постели, довольствуйтесь этим. — Вечером в постели. Погодите, дайте прежде взглянуть, где среди этих бумаг завалялось письмо к МД? Ах, вот оно! Что ж, продолжим его, хотя я очень занят (вы, конечно, заметили, что у меня новое перо?). Обедал с мистером Гарли и снова приглашен к нему на воскресенье. Итак, мне позволено, наконец, написать примасу и архиепископу Дублинскому, что королева даровала первины, но они не должны этого разглашать, пока, согласно ее приказу, государственным секретарем лордом Дартмутом не будет отправлено в Ирландию письмо, подтверждающее решение королевы. Епископам надо будет тогда назначить особый совет для распределения доходов и пр.; завтра я напишу обо всем архиепископу Дублинскому (сегодня головокружений не было). Не знаю, возникнет ли у ториев какая-нибудь надобность в моем дальнейшем пребывании здесь, я не могу об атом судить, пока не увижу, какое именно письмо королева посылает епископам и что они в связи с этим предпримут. Если письмо будет отправлено с курьером, то все может быть окончено в шесть недель, однако как они в данном случае поступят, сказать не могу. Я удостоился получить сегодня из Ирландии новые полномочия, подписанные примасом и архиепископом Дублинским, вместе с обещанием написать находящимся здесь двум архиепископам, но мне теперь на все это… Дело уже решено и притом еще десять дней тому назад, хотя мне позволили сообщить об этом только сегодня. А еще я получил письмо от епископа Клогерского, который жалуется, что я ему не пишу, в то время как вы, насколько ему известно, — это-то меня и разозлило — каждую неделю получаете от меня длинные письма. Зачем вы ему сказали? Право же, это нехорошо; однако я не стану ссориться с МД заочно. Я написал ему с последней почтой, еще до получения его письма, и вскоре опять напишу, поскольку он, как я вижу, ждет этого; я весьма обязан лорду и леди Маунтджой, которые навязали его мне[223], чтобы избавить себя от хлопот. И, наконец, сегодня прибыло еще одно письмецо от неких легкомысленных плутовок, прозывающихся МД, и это было письмо № 5, на которое я нынче вечером отвечать не стану. Благодарю вас за него. Да нет, мне сейчас и впрямь необходимо спешно кое-что состряпать; но завтра или послезавтра у меня будет достаточно времени. Поручения МД я вписал в памятный листок. По-моему, я уже их почти все выполнил, и на сегодняшний день осталось только приобрести увеличительные стекла, очки и футляры для них. От Стеллы у меня не было никаких поручений, кроме двух — насчет шоколада и носовых платков, — а это все уже куплено и, надеюсь, вскоре будет отправлено. Я заходил сам и дважды или трижды посылал справиться о мистере Стерне, но его не заставали дома. Дурная моя голова, на что я трачу время? Ведь мне надобно сейчас написать кое-что поважнее и заниматься делом.

4. Обедал в Кенсингтоне с Аддисоном и Стилем и, возвратясь оттуда, написал краткое письмо архиепископу Дублинскому, дабы уведомить его о том, что королева даровала просимое. Писал я в кофейне, поскольку до девяти пробыл в Кенсингтоне и чертовски устал, потому что полковник Прауд[224] несносный собеседник и я никогда больше не соглашусь обедать в его обществе; к тому же я пил пунш и это, не говоря уже о скверной компании, разгорячило меня.

5. От обеда до семи вечера я пробыл у мистера Гарли, а потом пошел в кофейню, где доктор Дэвенант[225] уговорил было меня и доктора Чемберлена[226] зайти к нему домой неподалеку и распить бутылку вина, но щенок до того болтлив, что я убоялся его общества, и, хотя в восемь мы обещали прийти, я отправил к нему посыльного сказать, что Чемберлена будто бы вызвали к пациенту, и посему мы отложим свой визит до другого раза; в конце концов сэр Мэтью Дадли склонил Чемберлена, смотрителя придворных служб[227] и меня пойти к нему, где я и пробыл до двенадцати. Дэвенант все пристает ко мне с просьбой посмотреть его писания, которые он собирается напечатать, но мошенник такого высокого мнения о своих поделках, что, как я слыхал, не поступится ни единой буквой; он обнародовал недавно глупейший памфлет под названием «Одна треть Тома Двуликого», чтобы подольститься к ториям, которым он в свое время изменил.

6. Сегодня я забрел в Сити, чтобы повидать Пэтти Ролт, она собирается в Кингстон, где теперь живет, но, сказать по правде, я это сделал больше ради моциона, да еще поскольку вышло так, что я никуда не был зван, хотя вообще-то меня сейчас приглашают на обеды вдесятеро чаще, нежели обычно, или нежели когда-нибудь в Дублине. На ваше письмо я пока отвечать не стану, потому что очень занят. Надеюсь отправить свое раньше, чем получу еще одно от МД. Ведь было бы очень обидно отвечать на два письма сразу, как нередко приходится малюткам МД, Но коль скоро обе стороны листа исписаны, письмо непременно должно быть отправлено, это уж наверняка, хочешь не хочешь; а произойдет это, должно быть, дня через три, потому что в тот вечер я буду писать вам ответ, а это, как вам известно, самая длинная часть письма.

7. Обедал у сэра Ричарда Темпла с Конгривом, Ванбру[228], генерал-лейтенантом Фарингтоном[229] и др. Я, кажется, уже говорил вам, что у меня с Ванбру была длительная размолвка из-за известных вам стихов о доме, который он себе воздвиг; однако мы оба держались весьма учтиво, хотя и холодно. Вообще-то он малый довольно добродушный, но леди Мальборо[230] имела обыкновение поддразнивать его этими стихами, и это чрезвычайно его сердило. Сегодня день Благодарения[231], и я был при дворе, где королева прошла мимо нас, окруженная одними ториями. Ни одного вига! Бакингем[232], Рочестер[233], Лидс[234], Шрусбери, Беркли из Стрэттона, лорд хранитель печати Харкур, мистер Гарли, лорд Пемброк и пр., а ведь еще совсем недавно я не видел в ее свите ни единого тория. Королева сделала мне реверанс[235] и, не чинясь, осведомилась у Престо: «Как поживают МД?» Но, разумеется, королева заслуживает снисхождения, а посему я извинил такую фамильярность. Впрочем, не могу сказать, что мне так уж недостает при дворе вигов, у меня там теперь и без них знакомых не меньше, чем прежде.

8. Боже правый, сколько у меня хлопот. Я должен сейчас ответить на пятое письмо МД, но сперва позвольте вас уведомить, что я обедал сегодня у нашего посла в Португалии[236] вместе с Аддисоном, Ванбру, адмиралом Уэджером[237], сэром Ричардом Темплом, Мэтьюэном и др. Утомясь их обществом, я в пять часов неприметно удалился и как пай-мальчик возвратился домой, велел затопить камин и трудился до десяти. О-ох! а теперь я уже в постели. В моей спальне нет камина, но когда лежишь под одеялом, погода всегда жаркая. Ваш прелестный ночной колпак, мадам Дингли, маловат для меня и к тому же он слишком теплый; я, пожалуй, спорю с него мех и отдам немного расставить; мой старый бархатный колпак приказал долго жить. Что у вас там под мехом? бархат? я щупал, но что-то никак не мог определить; если это бархат, то достаточно спороть мех, в противном случае ваш колпак придется заново обтянуть и значит предстоит покупать бархат; впрочем, возможно, мне удастся просто выклянчить кусок. Как же мне быть? Ну да ладно, обратимся пока к письму плутовок МД. Хвала всевышнему, что у Стеллы лучше с глазками, и, даст бог, так будет и впредь, но, право же, вы слишком много пишете в один присест: лучше писать поменьше или столько же, но за десять вечеров. Ведь, что ни говори, а длинное письмо от дорогого друга дорогого стоит. Я раскусил ваш комплимент, злонамеренные девчонки, я раскусил его. Но я хотел бы знать, кто такие эти «вигги», которые считают, что я превратился в тория? Быть может, вы имеете в виду вигов? Но какие именно «вигги» и что вы имеете в виду? О Раймонде я ничего не слыхал, имел от него только одно письмо вскоре после моего приезда сюда. (Пожалуйста, не забудьте о Моргане.) Раймонд, судя по всему, намерен оказывать на меня в Лондоне большое влияние и занимать меня разговорами. Что ж, я всенепременно представлю его мистеру Гарли, а также лорду хранителю печати и государственному секретарю[238]. «Тэтлер», посвященный Мильтонову копью[239], написан не мной, мадам. Какой там еще возник разлад между вами и вашим здравым смыслом? Разумеется, кое в чем вы можете не сомневаться: скажем, насчет очерка об упадке слога я вам говорил не раз[240]; вообще же угадывать, кто что написал, это по моей части, и уж тут я готов тягаться с кем угодно, была бы охота. Да что там, во время моего последнего пребывания в Лондоне[241] я сочинил памфлет, который вы и тысячи вам подобных читали, но так и не сумели догадаться, что он принадлежит мне. Смогли бы вы, например, догадаться, что «Дождь в городе» написал я? Как получилось, что вы его не прочитали до того, как отправили свое последнее письмо? Впрочем, возможно, что у вас в Ирландии его считают просто недостойным упоминания. Никто также не подозревает меня и в сочинении стихотворной сатиры; один только Гарли сказал, что заподозрил меня (не знаю, говорил ли я вам об этом раньше?), и еще кое-кто был в это посвящен. Он называется «Жезл Сида Хамита». Кроме того, я сочинил еще несколько вещей, о которых я слышал весьма одобрительные отзывы, и при этом ни одна душа не догадывается, что я к ним причастен.