Литературные памятники (№1) - Дневник для Стеллы

15. Нынче утром я представил лорду Риверсу моего типографа и книгопродавца, коим предстоит стать поставщиками канцелярских принадлежностей для артиллерийского управления; «канцелярских» — вот как следует писать это слово, а то в первый раз я написал его неразборчиво. Думаю, что это сулит им триста фунтов годового дохода на двоих. Это уже третья должность, которую я им выхлопотал. Ривере сказал им, что таково было распоряжение доктора и что он-де не посмел ослушаться. Я опять собирался было пообедать с лордом-казначеем, но лорд Мэнсел настоял на том, чтобы я пошел к нему. С герцогом Ормондом мы встретились нынче в Кокпите, чтобы поговорить наедине, и я был с ним чрезвычайно откровенен; боюсь, однако, что мой злой умысел все же не удастся осуществить. Потом там появился мой приятель Пени, — я имею в виду Уилла Пенна, квакера, — во главе целой депутации своих собратьев, чтобы поблагодарить герцога за его благосклонность к их единоверцам в Ирландии. Было довольно занятно наблюдать, как дюжина негодяев в шляпах и герцог с непокрытой головой обменивались любезностями. Вечер я провел в обществе сэра Уильяма Робинсона[771], который давно зазывал меня распить с ним бутылку вина, и теперь уже за полночь.

16. Поскольку сегодня день поста, мы с доктором Фрейндом пошли обедать в Сити попозже, как подобает примерным постникам. Мой типограф и книготорговец просят меня выхлопотать им еще одну должность — в Тауэре, поскольку она принадлежала прежнему поставщику канцелярских принадлежностей; она, правда, состоит в том, чтобы снабжать артиллерийское управление смазкой, салом и прочим, однако сулит им еще около четырехсот фунтов per annum [В год (лат.).]. Я попытаюсь сделать все, что в моих силах. Они решили выпросить еще несколько таких же должностей при других ведомствах; мне предстоит таким образом умасливать и без того жирных свиней и заодно выяснить, возможно ли их вообще когда-нибудь насытить. И зачем только я не поставщик канцелярских принадлежностей? На завтра назначено заседание парламента, на котором бывшего военного министра Уолпола примерно накажут за взяточничество, и кроме того, королева намерена сообщить обеим палатам нечто чрезвычайно важное, по крайней мере так говорят. Мне, однако, пора уже подумать о том, чтобы в ближайшие два-три дня ответить на ваше письмо.

17. Нынче утром я пошел к герцогу Ормонду по поводу одного дела, и он сказал, что не сможет сегодня присутствовать на обеде нашего Общества, поскольку будет обедать с принцем Евгением. Те из нас, кто является членами палаты общин, допоздна заседали там, разбирая дело Уолпола. Я ушел в девять, а их все еще не было. Мы оставили им кое-что от обеда. Надеюсь, Уолпол будет изгнан из парламента[772] и заключен в Тауэр, хотя нынче днем в суде справедливости кое-кто из депутатов выражали на этот счет сомнение. Это будет главный козырь для того, чтобы окончательно сокрушить герцога Мальборо, повинного в таких же преступлениях, или, по крайней мере, чтобы добиться его осуждения. В своем послании королева только уведомила парламент, что она ведет переговоры касательно заключения мира, а также выразила пожелание, чтобы был принят какой-нибудь закон, препятствующий опубликованию памфлетов, направленных против правительства; так что, прощай теперь Граб-стрит.

18. Я узнал нынче, что коммонеры нашего Общества прозаседали вчера до одиннадцати ночи, после чего присоединились к тем, кто еще оставался в таверне, где они и просидели до трех утра. Уолпол изгнан из парламента и заключен в Тауэр. Утром я виделся с лордом Риверсом и вынудил-таки его назначить моего типографа и книготорговца поставщиками Тауэра; это принесет им немалый доход. Обедал я наедине с моим приятелем Льюисом, чтобы обсудить положение дел. Мы хотим добиться отстранения герцога Сомерсета; Льюис считает, что это вряд ли удастся, но я все же не теряю надежды. Правительство собирается наконец-то сменить всех таможенных комиссаров; при этом будет уволен мой друг сэр Мэтью Дадли и еще трое, а в числе вновь назначенных будет Прайор. Я усадил Форда переписать небольшой памфлет, чтобы не догадались, что это дело моих рук, и отправил его в типографию; он называется «Письмо Октябрьскому клубу»[773]; сообщаю вам об этом на случай, если вы что-нибудь услышите. Прошла уже почти неделя, а я не очень-то продвинулся с этим письмом: мне хочется немного поболтать с МД и узнать, что они в эту самую минуту поделывают. Я по горло сыт политикой. Вот уже три недели, как я ни разу не обедал с лордом-казначеем, и он все корит меня, но мне хоть бы что, право же.

19. Обедал сегодня с лордом-казначеем; в этот день у него собирается избранный круг; по временам на эти обеды допускают и меня, хотя для вида и выражают недовольство. Сегодня они собрались по какому-то чрезвычайно важному делу; там были лорд-хранитель печати, лорд-камергер, оба государственных секретаря, лорд Риверс и лорд Энглси. Я ушел от них в семь и, придя домой, уселся за письмо епископу Клогерскому. Совсем забыл у вас спросить, куда ему теперь после кончины сэра Джорджа Сент-Джорджа посылать письмо, а посему указал прежний адрес; получше растолкуйте мне это! Я беспокоюсь, поскольку отослал письмо с ночным сторожем. Но не вздумайте прислать мне еще одно письмо прежде, чем я отправлю это, слышите! Я не желаю отвечать на два письма сразу. Герцог Сомерсет все-таки смещен; он явился сегодня в парламент в сопровождении своих лакеев, выряженных в желтые ливреи. Ведь в бытность его шталмейстером цвет его ливрей был такой же, как и у королевы. Мы рассчитываем на то, что герцогиня последует за ним или что он заставит ее покинуть двор из желания досадить. Теперь, я надеюсь, голова лорда-казначея спасена. Получил ли декан мое письмо? Спросите у него сегодня вечером за картами.

20. Нынче при дворе было сущее столпотворение: все съехались поглазеть на принца Евгения, но он обманул их ожидания, не явившись на прием. Я видел герцогиню Сомерсет, беседовавшую с герцогом Бакингемом; вид у нее был несколько поникший, но держалась она чрезвычайно достойно. У королевы приступ подагры, хотя и не слишком сильный. Написать на этой странице еще одну строку? Ну ладно, так и быть, напишу. Герцог Бофорт[774] жаждет попасть в наше Общество, вот только примем ли мы его? Я советовался на этот счет с герцогом Ормондом, у него есть некоторые сомнения. Говорят, будто друзья герцога Сомерсета советуют ему разрешить жене остаться при королеве; весьма об этом сожалею. Обедал я у государственного секретаря в довольно пестрой компании; я этого не люблю. Наше Общество соберется теперь только в пятницу, потому что в четверг состоится очередное заседание палаты общин, на котором герцог Мальборо, получавший крупные суммы от поставщиков хлеба для армии, будет обвинен во взяточничестве.

21. Я по меньшей мере раз пять встречался с герцогом Ормондом по поводу сущего пустяка, и он все-таки умудрился о нем забыть, поэтому нынче утром я обошелся с ним как с последней скотиной. Несколько человек допытывались у меня в суде справедливости, правда ли, будто бы автор «Экзаминера» арестован[775] в связи с иском на двадцать тысяч фунтов, предъявленным ему герцогом Мальборо? Обедал я в Сити, где мой типограф показал мне уже напечатанный им памфлет, под названием «Совет Октябрьскому клубу», который он, по его словам, получил от неизвестного лица. Я отозвался о памфлете чрезвычайно одобрительно; ему и в голову не пришло хоть сколько-нибудь заподозрить меня; памфлет стоит два пенни. Придя домой, я рано лег спать, однако около одиннадцати явился слуга господина секретаря и сообщил, что лорду-казначею надобно немедленно переговорить со мной по одному очень важному делу и что даже, если я уже в постели, он просит меня встать и прийти к лорду Мэшему. Делать было нечего — и я отправился. Оказалось, что лорд-казначей находится наверху, в покоях королевы; возвратясь от нее, он со смехом объявил, что вовсе за мной не посылал и что дело совсем пустячное — он-де хотел передать мне одну бумагу, — а это можно было с таким же успехом сделать завтра. Я возвратился от них около двух часов и только тут снова лег спать. Будь они неладны со своими шутками. А я-то собирался было ответить на ваше письмо.

22. Нынче утром меня навестил доктор Гастрел, он видный богослов и один из каноников Крайстчерч; я очень его люблю; так вот он сказал, что рад был убедиться, что я не у Джеймса Броуда[776]. Я поинтересовался, что он имеет в виду? «Как, — ответил он, — разве вы не видали изготовленного на Граб-стрит листка, в котором говорится, что доктор Свифт будто бы арестован как автор „Экзаминера“, что ему предъявлен иск в двадцать тысяч фунтов и что он находится теперь у Джеймса Броуда (это, по-видимому, какой-то судебный пристав)?» Я, разумеется, понятия об этом не имел; правда, вчера в суде справедливости человек двадцать говорили мне, что слыхали, будто бы я арестован. Лорд Лэнсдаун обратил внимание господина секретаря и мое на то, что виги распространили вчера три ложных слуха: один — насчет меня, другой — о том, что Макартни, уволенный прошлым летом из армии, будто бы восстановлен в должности, и третий, — что назначение Джека Хилла на пост лейтенанта Тауэра будто бы отменено и должность остается за Кэдоганом. Лэнсдаун считает, что все это неспроста, однако я не могу понять, чего они этим добиваются. Говорил ли я вам, что Сэчверел жаждал прийти повидаться со мной, однако я уклонился; он прослышал, что я замолвил господину секретарю словечко в пользу его брата, который хлопочет о должности и которого он поддерживает. На днях в суде справедливости доктор Ялден[777] окликнул меня по имени, и стоявший неподалеку Сэчверел тотчас подошел, чтобы изъявить мне свою признательность, и наговорил кучу любезностей. Вчера вечером я попросил лорда-казначея сделать что-нибудь для брата Сэчверела; милорд ответил, что не подозревал о его существовании, однако поблагодарил меня за то, что я ему это сказал, и тотчас внес его имя в свою записную книжку. Я извещу об этом Сэчверела, дабы он со своей стороны мог что-то предпринять, но вовсе не собираюсь поддерживать с ним знакомство. Обедал я нынче вдвоем с господином секретарем и ушел от него в шесть, после чего сделал два визита и возвратился домой.

23. Опять обедал с секретарем; у меня было к нему одно дело, однако мне так и не удалось довести его до конца; при теперешних обстоятельствах секретарь до крайности занят; кроме того, он готовится к чрезвычайно важному заседанию парламента которое назначено на завтра и с которым у всех нас хлопот по горло. Министры хотят, чтобы решение парламента касательно герцога Мальборо было как можно более снисходительным, при условии, конечно, что его друзья не станут его выгораживать, если же они все-таки на это пойдут, то дело может кончиться принятием куда более суровых мер. Один джентльмен, только что видавшийся с ним, сказал мне, что герцог очень пал духом, но при всем том он уверен, что если у него осталось в палате общин хотя бы десять друзей, они будут защищать его до последнего и постараются воспрепятствовать любой попытке осудить его; по-моему, это им вряд ли удастся — ведь получение взяток подтверждено со всей очевидностью: сэр Соломон Медина[778] платил ему за право поставлять для армии хлеб шесть тысяч фунтов ежегодно, и герцог сам признал это в своем письме в комиссию по финансовым отчетам. Вечер я провел у лорда Мэшема; лорд Даплин вынул мой новый памфлет[779] и господин секретарь прочитал большую его часть лорду-казначею; все они превозносили его до небес, я от них не отставал, а потом они провозгласили тост за здоровье автора. Боюсь, однако, что лорд-казначей все же что-то заподозрил, потому что он сказал: «Это напоминает манеру доктора Дэвенанта», обычно он так говорит, когда имеет в виду меня. Я, однако, и ухом не повел. Лорд-казначей положил памфлет в карман, чтобы перечесть его дома. На ваше письмо я отвечу завтра.

24. Господин секретарь настойчиво приглашал меня сегодня пообедать с ним после заседания парламента; я обещал придти, но, заранее предвидя, что по случаю столь важного дела заседание затянется допоздна, пообедал в свое обычное время. Обедал я вместе с мистером Домвилем и еще одним джентльменом в таверне, чего я не делал уже много месяцев. В десять часов вечера я пошел к господину секретарю, но он все еще не приходил; просидев с его женой до полуночи, я отправился домой, а он пришел почти сразу же после моего ухода и тотчас послал за мной, но я уже не стал возвращаться и потому пребываю в полном неведении относительно того, чем все это закончилось; надеюсь, однако, что все сошло благополучно. Завтра я расскажу вам обо всем; сейчас уже поздно и прочее.

25. Господин секретарь послал ко мне утром спросить, не пообедаем ли мы сегодня вместе, я ответил согласием и за обедом узнал от него, что решение о виновности герцога Мальборо было принято большинством в сто голосов; министры довольны этим до чрезвычайности, теперь герцог больше им не опасен. Господин секретарь, я и лорд Мэшем обедали у генерал-лейтенанта Уитерса[780], он отбывает сейчас во Фландрию для наблюдения над нашими войсками; господин секретарь и я ушли в восьмом часу; теперь я уже дома и намерен ответить на ваше письмо и завтра его отправить. Что ж, поглядим, о чем вы там пишете. — Так-с, значит посылка все еще в Честере; ох, чтоб она сгорела, эта посылка, и чтоб этого Стерна повесили! Я просил одного человека, уехавшего в прошлый понедельник в Ирландию, разузнать, что с ней сталось, хотя уже решительно отчаялся чем-нибудь помочь. — Да нет же, это вовсе не от дурного настроения; вы же сами видели, к какому крайнему средству вынужден был прибегнуть двор, чтобы выправить создавшееся положение. А ведь герцогиня все еще не изгнана и может в один прекрасный день натворить немало бед. Сомерсет носится с письмом от королевы, в котором она просит его позволить жене остаться с ней. Чудеса да и только! Дингли, как я вижу, предчувствует что-то недоброе, потому что вигов очень уж «занисло», но если она еще раз так напишет это слово, я ее самое куда-нибудь занесу. Рад, что вы получили свой напильничек в целости и сохранности; а пришелся ли Стелле по вкусу передник? Ваши критики, которых бесит то, что у меня сказано о гарантиях престолонаследия, просто жалкие щенки — вот и весь мой ответ. Здесь выдвигали точно такие же возражения, но все они лишены какого бы то ни было основания. Я, как и вы, считаю, что с герцогом Мальборо обошлись чересчур круто, и нередко вычеркивал целые куски из газет и памфлетов, которые мне присылали перед тем, как напечатать, считая их слишком резкими, хотя он, без сомнения, подлец и никаких иных заслуг, кроме военных, не имеет. «Экзаминеры» немногого теперь стоят; я бы охотно воспрепятствовал излишне суровому тону последних двух-трех номеров, но не имел такой возможности. Ваши бумаги я либо привезу с собой, либо оставлю у Тука, за честность которого могу поручиться. Пожалуй, лучше не рисковать, перевозя их с собой морем. Стелла оказалась пророком, так уверенно предсказав, что все непременно образуется. Герцог Ормонд выступает против заключения мира? Да нет же, глупышка вы этакая, напротив — он один из самых стойких сторонников нынешнего кабинета министров. Не тревожьтесь, ради бога, относительно типографа: его вызвали в первый день судебной сессии, а теперь ему предстоит явиться еще раз во время следующей сессии, но на том все и закончится. После недавних событий лорд главный судья заметно поостыл. Нет уж, я не стану делить свои записи пополам, чтобы отправлять их чаще, а буду по-прежнему делать это раз в две недели, а вы вольны поступать, как вам заблагорассудится: например, в одну неделю читать первую половину, а во вторую — все остальное. Ну вот я и ответил на ваше письмо! (Чума забери эти кляксы!) Что мне остается добавить? Что если погода не воспрепятствует, то я выеду отсюда в марте, разве только министры захотят, чтобы я задержался до конца сессии, и тогда это произойдет месяцем позже. Но они едва ли станут меня задерживать: ведь мирный договор, я полагаю, будет уже подписан, и министрам незачем будет больше обращаться ко мне за помощью. Нынче летом мне непременно надобно расчистить мой канал, и притом как можно лучше. Боюсь, что мои живые изгороди слишком разрослись. А вишневые деревья вдоль тропинки у реки, наверно, очень сейчас хороши. Но больше ни слова об этом.

26. Я забыл закончить это письмо нынче утром, а вернулся домой так поздно, что мне не остается теперь ничего другого, как отослать его с ночным сторожем; но я все же непременно хочу отправить его сегодня вечером, чтобы вы, чего доброго не подумали, будто в этой басне о моем аресте вследствие предъявленного лордом Мальборо иска на двадцать тысяч фунтов есть хоть доля правды. Ее напечатали, как я слыхал, в газетенке Дайера[781] и, следовательно, весть об этом дойдет, я полагаю, и до Ирландии. Прощайте, драгоценнейшие МД, и прочее, и прочее.

Письмо XL

Лондон, 26 января 1711—1712.

[суббота]

У меня больше не осталось листов с золоченым обрезом такого размера, так что вам придется довольствоваться теперь обычными. Сегодня состоялся обед нашего Общества, поскольку, как я уже вам говорил, он был перенесен из-за происходившего в четверг разбирательства дела лорда Мальборо. С нами впервые обедал нынче герцог Ормонд; присутствовало тринадцать человек, а к концу обеда пришел еще и лорд Лэнс-даун, и значит, не хватало только троих. Господин секретарь предложил ввести в состав нашего Общества герцога Бофорта, который изъявил такое желание, но я настоял на том, чтобы дело было отложено, поскольку герцог Ормонд выражал на этот счет некоторые сомнения, а он ушел до того, как господин секретарь это предложил. В семь часов я попрощался с ними и весь вечер просидел у бедной миссис Уэсли, которая была нынче так плоха, что даже теряла сознание; к тому же ее то и дело сводит судорога; она принимает микстуру с асафетидой[782], которой я так нанюхался, что мне теперь повсюду мерещится этот запах. Никогда прежде его не обонял, он отвратителен. Мне сказали, что. из Ирландии должно прибыть восемь пакетов почты.

27. Нынче при дворе была такая толчея, что мне не удалось разглядеть принца Евгения. Виги всячески стараются собрать вокруг него толпу и используют всякий сброд, чтобы приветствовать его, когда он откуда-нибудь выходит. Герцогиня Гамильтон, придя от королевы, с которой она была на богослужении, шепнула мне, что собирается нанести мне визит, и я отправился поэтому к леди Оглторп, у которой мы условились встретиться с ней; ведь дамы всегда встречаются со мной у каких-нибудь общих знакомых. Она продержала меня чуть не до четырех часов; она слишком много говорит и ужасно всех злословит, так что я вряд ли проникнусь к ней особым расположением. Между тем я был приглашен на обед к лорду Мэшему, и они ждали меня, сколько могли, но когда я пришел, обед уже кончился; осердясь, они собирались даже выдернуть гвоздь, на который я обычно вешаю шляпу, но леди Мэшем этому воспротивилась. В восемь я опять пришел к лорду Мэшему, потому что по вечерам там обычно бывает лорд-казначей, и мы засиделись почти до двух часов ночи. Лорд-казначей просил меня придумать какой-нибудь способ помешать лорду Ноттингему переманить на свою сторону архиепископа Йоркского[783]. Завтра я попытаюсь что-нибудь предпринять, насколько это в моих силах. Уже очень поздно, так что пора ложиться спать.

28. Бедняжка миссис Мэнли, сочинительница, тяжко страдает от водянки и болей в ноге; типограф[784] высказал мне опасение, что она долго не протянет. Мне от души ее жаль; для людей ее сорта она вполне порядочна и обладает изрядной толикой здравого смысла и изобретательности; ей, должно быть, около сорока; она очень непритязательная и очень толстая. Миссис Ван уговорила меня пообедать сегодня у нее. Утром я беседовал с герцогом Ормондом и председателем конвокации[785] относительно вчерашней просьбы лорда-казначея, однако за благоприятный исход этого дела все же не поручусь. В палате лордов у нас очень незначительное большинство, и нам необходимо заручиться еще чьей-нибудь поддержкой. Мы крайне огорчены известием о том, что французы захватили у португальцев город в Бразилии[786]. Уже распроданы все три тысячи экземпляров шестого издания «Поведения союзников» и типограф поговаривает о седьмом; а всего их разошлось одиннадцать тысяч — число дотоле совершенно неслыханное. А вот «Совет Октябрьскому клубу» ценой в два пенса почему-то не покупают, и я никак не могут взять в толк, что тому причиной; написан он, смею вас уверить, очень даже недурно, и, как и подобает истинному сочинителю, чувствую, что он нравится мне все больше именно потому, что его не берут. Ведь среди нашего брата, писателей, как вам известно, в обычае пренебрегать суждением публики. Намекни я только, что памфлет написан мной, и все тотчас бросились бы его покупать, однако это должно остаться в тайне.

29. Я выпросил две довольно-таки пустенькие книжки Conts des Fes [«Волшебные сказки»[787](франц.).] и вот уже второй день, как читаю их, хотя у меня тьма разных дел. До часу дня я слонялся по комнате, а потом пошел в канцелярию мистера Льюиса, где вице-камергер сообщил мне, что леди Райлтон, камер-фрейлина королевы, отказалась вчера от своего звания и что на ее место будет назначена леди Джейн Гайд, дочь лорда Рочестера, необычайно хорошенькая девушка; он сказал еще, что леди Сандерленд тоже дня через два-три сложит с себя свои обязанности. Обедал с Льюисом, а потом пошел проведать миссис Уэсли, которой сегодня полегчало. Почитаю своим долгом уведомить вас, что мистер Льюис вручил мне два письма: одно от епископа Клойнского, в которое было вложено другое — от лорда Инчквина[788] к лорду-казначею; епископ просит меня передать это письмо и похлопотать за лорда. Мне, однако, говорили, что этот Инчквин был весьма близок с лордом Уортоном, который, как мне помнится, прочил его на должность одного из лордов-судей, и при всем том епископ рекомендует его, как большого друга церкви и прочее. Я поступлю так, как сочту нужным. А второе письмо было от маленьких шалуний МД № 26. О господи, не верю своим глазам: тоже в конверте и тоже в виде дневника! — Простите, мы больше не будем… — Послушайте, сударыни, как вы посмели так быстро мне написать? Отвечать вам я пока не собираюсь.

30. Нынче утром я был у господина секретаря, который скверно себя чувствовал и был не в духе: несколько дней тому назад ему вздумалось выпить шампанского, просто назло мне, потому что я всячески его против этого предостерегал, и вот теперь он расплачивается за свое упрямство. Стелла, бывало, так же любила поступать назло, он мне этим ее напомнил. Леди Сандерленд тоже сложила с себя свои обязанности. Оказывается, место леди Райлтон заступит леди Кэтрин Гайд, а не леди Джейн: леди Кэтрин — младшая дочь покойного графа Рочестера. Обедал я нынче с господином секретарем, потом проведал его жену, а вечер провел у леди Мэшем, куда пришел и господин секретарь, но лорд-казначей так и не появился: он обедал с хранителем судебного архива[789] и засиделся у него допоздна. Наше Общество соберется теперь не завтра, а только в следующий четверг, потому что на завтрашнем заседании парламента будет рассматриваться положение на театре военных действий, и господин секретарь, чей черед теперь угощать нас в качестве председателя, должен присутствовать в палате общин. Воображаю, до чего вам докучны мои рассказы о здешних делах и людях, ведь вы ничего о них не знаете, а я разглагольствую, как будто они вам прекрасно известны. Вы знаете только Кевин-стрит и Уэрбург-стрит, да еще (как там называется эта улица, на которой живут Уоллсы?).., ну и конечно же, разных там Инголдсби, Хиггинсов и лорда Сэнтри, и вам нет ровно никакого дела до леди Кэтрин Гайд, не правда ли? Отчего это вы, сударыня, ни словечка не говорите о своем здоровье? Надеюсь, оно в порядке?

31. Норвичский епископ Тримнел[790], тот самый, что во время путешествия с нынешним лордом Сандерлендом посетил Мур-Парк, произнес вчера в палате лордов проповедь, и сегодня там предложили выразить ему благодарность, а проповедь напечатать, однако предложение все же отклонено, потому что проповедь была неприкрыто вигистская. Билль об отмене «Акта о натурализации протестантов-иностранцев»[791] прошел нынче в палате лордов большинством в двадцать голосов, хотя шотландские лорды при этом удалились, а если бы и голосовали, то против, чтобы выразить тем свое недовольство в связи с патентом герцога Гамильтона, если вам что-нибудь об этом известно. Здесь появилась сегодня стихотворная поделка[792], которую приписывают мне, но, конечно, шутки ради, потому что она насквозь пропитана духом вигов, да и написана из рук вон. Меня этим изводили в суде справедливости. Обедал я в пять часов вечера с лордом-казначеем; кроме меня был еще только один голландец. Прайор назначен таможенным комиссаром, впрочем, я, кажется, вам уже об этом говорил. Возвратясь вечером домой, я обнаружил письмо от доктора Сэчверела с выражением благодарности за мое ходатайство перед лордом-казначеем и господином секретарем о приискании его брату какой-нибудь должности; ему сообщил об этом лорд-казначей. Видите, какой я ловкий ходатай, хотя едва ли когда-нибудь мог себе представить, что буду хлопотать за Сэчверела.

1 февраля. Неужто ваш декан св. Патрика до сих пор не получил моего письма? Вы об этом даже не упоминаете, хотя уже месяц, как я ему написал. У моего типографа приступ подагры. День сегодня выдался восхитительный. Отчего вы никогда не сообщаете, была ли у вас в те же самые дни хорошая погода? В шесть часов вечера доктор Эттербери, Прайор, я и доктор Фрейнд встретились в доме доктора Роберта Фрейнда в Вестминстере, где он исправляет обязанности ректора школы; мы засиделись до часу ночи и, право же, это была очень славная компания. А теперь я позволю себе потолковать немного с Дингли о политике: упоминаемое ею место из «Поведения союзников» настолько далеко от того, чтобы заслуживать порицания[793], что господин секретарь даже намерен настаивать на этой мысли при обсуждении «Договора о барьере»[794], которое должно вскоре состояться, потому что министры распорядились представить этот договор на рассмотрение палаты общин. «Совет Октябрьскому клубу» стали, наконец-то, покупать, но молва о нем едва ли достигнет Ирландии, хотя, смею вас уверить, написан он весьма недурно. Мне уже не терпится ответить на ваше письмо, но я пока воздержусь, потому что уже довольно поздно.

2. Сегодня последний день рождественских праздников[795], но мне-то, собственно, что до этого? Ведь я в нынешнем году не видал, не слыхал и не почувствовал никакого Рождества. День прошел томительно и праздно. Утром я пошел к лорду-казначею; мне нужно получить от него кое-какие бумаги, но он и думать об этом забыл, а ведь речь идет о деле, в котором он более всех заинтересован. Дождь все грозился, но лишь слегка покрапало, поэтому мы с Прайором часок погуляли в парке, хотя это нарушило все мои планы. Обедал я с приятелем, живущим неподалеку от меня, а потом до полуночи просидел с лордом Мэшемом. Лорд-казначей не пришел; у него в этот день за обедом обычно собирается праздная компания. Нам уже не терпится получить из Голландии какие-нибудь вести насчет переговоров о мире; мы опасаемся, как бы эти негодяи голландцы не сыграли с нами какую-нибудь шутку. У лорда Мэшема был также шотландский граф лорд Марр. Я доказывал ему, что его соотечественники упрямы и глупы; очень уж они разгневаны делом герцога Гамильтона: королева присвоила ему титул английского герцога, а палата лордов, тем не менее, отказывается допустить его на свои заседания. Лорд Марр клянется, что охотно голосовал бы за нас, но не осмеливается, потому что в таком случае вся Шотландия заклеймила бы его презрением, его никогда бы больше не избрали, да и вообще он не смог бы там дольше жить.

3. Отправился нынче ко двору в расчете на обед, но ни одно из приглашений мне не приглянулось, и в конце концов я пообедал с лордом Маунтджоем. Королева не была сегодня на богослужении, у нее приступ подагры в колене. Я слыхал, будто из Голландии получена почта, но никаких новостей пока не знаю, хотя виделся утром с господином секретарем. Он показал мне письмо, полученное им от ганноверского посла в Лондоне мистера Ботмера, который выражает недовольство тем, что «Договор о барьере» представлен на рассмотрение палаты общин, и возражает против каких бы то ни было изменений «Гарантий престолонаследия»; секретарь направил ему довольно-таки едкий ответ. С тех пор как вы прочитали «Поведение союзников», вы, я полагаю, прекрасно разбираетесь во всех этих материях и стали опытными политиками в юбках. Мы готовимся теперь ко дню рождения королевы, который, кажется, придется на следующую среду. Но если у нее усилится приступ подагры, праздник, конечно, будет испорчен. Принц Евгений сшил себе к этому дню два чрезвычайно нарядных туалета, а королева собирается преподнести ему шпагу, усыпанную бриллиантами, стоимостью в четыре тысячи фунтов.

4. Нынче утром я стоял у дверей палаты общин в качестве ходатая за сына архиепископа Тюамского мистера Визи[796]; он хлопочет перед парламентом об утверждении его в правах наследования; мне удалось заручиться более чем пятьюдесятью голосами в его пользу.